Чему должны учить университеты будущего
Стремительный рост технологий кардинально изменил наш мир: трансформируются структуры экономик, способы общения и отношение к информации. Уже очевидно, что классическое образование, еще совсем недавно считавшееся эталонным, не отвечает современным реалиям, и вперед вырвутся только те страны, которые смогут адаптировать свою систему обучения к основным трендам грядущих лет.
«Росбалт» поинтересовался у выпускников Санкт-Петербургского государственного университета, каким они видят образование ближайшего будущего, в чем будет заключаться роль вузов и какие навыки и знания станут наиболее важными в XXI веке.
Эдуард Гуринович, основатель CarPrice:
«Университеты всегда были главными центрами образования и прогресса. И эта роль не должна меняться. Но мне кажется, что настало время, когда классического академического образования уже недостаточно и нужно обязательно усиливать прикладной аспект. Поэтому должна увеличиться роль университетов как площадок для агрегации запросов со стороны экономики, бизнеса и, в том числе, государства. Университетам необходимо быстро реагировать на изменяющиеся потребности рынка труда — причем не только локального, но и международного: собирать все ведущие тренды и внедрять их в образовательную программу.
Если говорить о конкретных навыках, то современный выпускник должен хоть немного разбираться в программировании. Без него скоро будет невозможно обойтись. Даже если ты филолог, то, обладая навыками программиста, сможешь написать скрипты, которые ускорят твою работу и сделают тебя более конкурентоспособным по сравнению с остальными.
Пока Россия, к сожалению, отстает от ведущих мировых тенденций в образовании, но я вижу прогресс во взаимоотношениях университетов с бизнесом. Например, появляются кафедры, которые получают поддержку со стороны крупных корпораций. Это очень позитивный тренд. Так что стакан наполовину полон».
Ольга Бузина, директор по коммуникациям «Лахта Центр»:
«Я очень благодарна альма-матер за философское образование. Оно дает возможность целостно и структурно мыслить, становится главным метанавыком современности. Именно этот элемент позволяет формировать нелинейные связи, создавать свои алгоритмы, а не идти проторенными путями, что дает возможность сменить фокус и в итоге выйти на новый уровень.
Сегодня весь мир развивается на границах, и, на мой взгляд, тенденция узкой специализации идет вразрез с вызовами, которые диктует нам время. Ведь все направления фундаментальной науки, дающие качественные результаты совершенно нового уровня, представляют собой соединение разных областей. Например, биопрограммирование — это не совсем очевидное сочетание. Но будущее как раз за умением разглядеть некую комплексную картину на таких перекрестках. Только широта горизонта дает возможность соединять вещи, которые прежде казались несовместимыми. И здесь требуется иной, непривычный взгляд. Нельзя подходить к чему-то большому только с одним инструментом.
Гуманитарные знания при этом однозначно не уйдут в тень. Они пересекаются с естественными и точными науками. Достаточно посмотреть на развитие наукоемкого искусства. Оказалось, что мы можем заставить технологии быть до определенной степени творческими. К тому же не забывайте: чтобы придумать айфон, нужно было быть в первую очередь креативным человеком — а потом уже технарем».
Андрей Лопатин, тренер сборной чемпионов мира по программированию:
«Скорость изменений растет, и образованию уже сейчас — а не в будущем — необходимо быстро адаптироваться ко всему новому. Для этого, я думаю, университеты должны стать в том числе площадкой для некого нетворкинга. Количество компетенций постоянно увеличивается, каждый развивается в чем-то своем, и этими достижениями и навыками стоит обмениваться. Конечно, сегодня большая часть нетворкинга идет через интернет, но заменить личное общение онлайн-сервисам на 100% все равно не удастся. Например, в том же олимпиадном программировании большую роль играют сборы, на которых у студентов и школьников есть возможность встречаться и делиться своими идеями вживую.
Абсолютно точно знания будут передаваться не только вертикально, но и горизонтально. Это следует учитывать, поэтому вузам нужно организовывать нетворкинг и с представителями бизнеса. Одна только классическая схема „лекция-семинар“ работать не будет, и необходимо привлекать к сотрудничеству состоявшихся бизнесменов, которые смогут передавать студентам свой опыт.
Кроме того, качественное образование должно становиться индивидуально-направленным и стараться развивать навыки, к которым у каждого отдельного человека есть склонность. Также ведущим образовательным центрам мира уже в ближайшее время стоит обращать внимание на такой аспект, как эмоциональный интеллект.
Ряд российских вузов уже начинают подстраиваться под основные тенденции. Сказать же, насколько мы в целом отстаем в этом вопросе от мировых лидеров, довольно трудно. Мне кажется, сегодня все меняется столь стремительно, что до конца за переменами не успевает никто».
Екатерина Подвальная, директор по управлению талантами и развитию персонала ПАО «ВымпелКом»:
«Обучение и образование необходимо менять даже не на уровне университета, а на этапе школы, которая должна давать знания на стыке факта и эмоции. Уже с этого возраста следует подходить максимально индивидуально к каждому ребенку и развивать у него навыки самообучения — без этого в современном мире просто не обойтись.
К сожалению, сегодня дети не учатся в проектных группах и не владеют мета-предметностью. С раннего возраста для них важно уметь находить общий язык с очень разными людьми — а для этого нужна возможность общаться в командах. И самое главное, они должны „трогать“ знание через эмоциональное отношение к нему. Школьникам и студентам самого ближайшего будущего нужно научиться видеть интегральную картинку мира, а не просто зубрить математику отдельно от риторики и биологии. Пока же они, как и раньше, продолжают изучать узкоспециальные предметы.
Я думаю, что и школьное, и высшее, и корпоративное образование сегодня сталкивается с одной и той же проблемой — иерархией и отсутствием права на ошибку. И пока мы это в себе не переборем, у нас не много шансов идти в ногу с мировыми лидерами. Но я верю, что позитивный тренд все-таки в нашей стране все-таки есть».
Ульяна Ким, директор по развитию компании «Аврора»:
«Я думаю, что для достижения успеха в какой-либо сфере общих знаний и эрудиции станет недостаточно — будущее за узкосегментированными специальностями. Неслучайно все больший интерес привлекают профессии в сфере науки, медицины и новых технологий, и все меньше людей стремятся идти учиться на менеджеров и финансистов.
Кроме того, образование будет становиться более интерактивным, выходить за пределы академических лекций и сдвигаться к формату Workshop. В том числе, будет развиваться формат Edutainment — игровое обучение, которое позволяет получать образование весело, интересно, играючи. Такая форма будет востребована в первую очередь для получения второй специальности или повышения квалификации. При наличии базового образования новые знания как правило хочется получать только по тем вопросам, которые действительно интересны, и в каком-то более интересном и увлекательном формате, отличном от привычной системы обучения».
Татьяна Хрулева
Беседа состоялась на Реюнионе 2018 — большой встрече универсантов, организованной Ассоциацией выпускников СПбГУ.
16 марта в 19:00 в петербургском пресс-центре ИА «Росбалт» в рамках проекта «Квартирник» выступит журналист и телеведущий Дмитрий Губин с лекцией о том, что происходит с образованием в России и во всем мире, «чему учить и про что забыть».
www.rosbalt.ru
Ни преподавателей, ни сессий, ни дипломов?
С приходом новых технологий меняется вся наша жизнь. Вот и за дипломом Оксфорда теперь не обязательно ехать в Англию — достаточно открыть онлайн-уроки, где профессора расскажут любому желающему то же самое, что и своим обычным студентам.
Высшее образование меняется не только за рубежом, но и в России. Год назад крупнейшие вузы записали свои самые популярные курсы на видео и выложили в Сеть в открытом доступе на сайте openedu.ru. А сегодня таких курсов уже 107, и количество слушателей перевалило за 150 тысяч. Причем это не только студенты и школьники — лекции слушают и взрослые, и пенсионеры.
И это не единственные перемены. Современные технологии выворачивают наизнанку саму концепцию обучения. Вот раньше человек шел в университет, чтобы получить знания. Но сейчас эта информация открыто лежит в интернете — бери не хочу! Зачем тогда нужны вузы — дипломы выдавать? Не получится ли так, что все корочки и сертификаты, которые старшие поколения получали в поте лица, в будущем обесценятся?
Мы решили с помощью экспертов предположить, как изменится высшее образование в ближайшие 5, 15 и 25 лет.
ЧЕРЕЗ 5 ЛЕТ
Университет на диване
Уже сейчас ведущие вузы экспериментируют с так называемым смешанным обучением. То есть студент может получить знания не только напрямую от преподавателя или зарывшись в книжки в библиотеке, но и в онлайн-форме.
Например, видеолекцию по основам физики можно послушать в исполнении известных ученых — как российских, так и зарубежных. Причем в любое удобное время! Вузу тоже польза: нагрузка на преподавателей снизится, а значит, сотрудники смогут больше времени посвятить научной и проектной работе.
— Такая смешанная модель обучения позволяет сделать образование более персонализированным, расширяет возможности учащихся, позволяет учитывать особенности каждого и меняет роль педагога, — уверен создатель крупнейшей системы онлайн-обучения EdX Анант Агарвал. — Нужно сделать так, чтобы учитель стал гидом и помощником в получении знаний. Тогда студенты получают информацию онлайн, а педагог помогает с ней работать.
Такие занятия чем-то напоминают урок литературы в школе: читать книжку надо дома, а в классе уже идет обсуждение. Так и тут: основной массив информации студенты будут усваивать сами, а преподаватель помогает ее упорядочить и дает практические советы. Так что компьютером учителей не заменить:
— Присутствие человека, который направляет тебя, замечает твои ошибки и помогает их исправить, очень важно, — считает основатель Википедии Джимми Уэйлс. — Я не знаю, чем это можно заменить. Технологии помогают нам действовать быстрее, но если вы хотите научиться думать, это уже интерактивный процесс. Он может проходить в онлайн-формате, но и тут необходимо взаимодействовать с педагогом, который присматривает за вами.
ЧЕРЕЗ 15 ЛЕТ
Отменят оценки
Странно получается: физику ты изучал онлайн в Оксфорде, математику — в Бауманке, а диплом получишь Томского политеха? На что ориентироваться работодателям, вообще непонятно. Раньше хоть вузы своим брендом могли более-менее гарантировать качество образования. А теперь, когда студенты одного и того же учреждения учатся кто где, — кому верить?
Впрочем, уже в скором времени реальные навыки и компетенции окончательно перевесят в глазах работодателей дипломы и сертификаты.
— Не важно, что ты знаешь, важно, что ты умеешь делать! — делится мнением экс-директор по обучению Apple Уильям Ранкин, глава компании Unfold Learning. — Можно получить 100 баллов за все тесты, но это не имеет никакого значения, если ты не способен работать! Поэтому в будущем сама инфраструктура учебных заведений будет строиться не на контроле, а на обеспечении возможностей.
Так что экзамены и сессии в привычном нам виде довольно скоро могут совсем исчезнуть из студенческой жизни. Задача преподавателя — не уличить студента в том, что он что-то не выучил, и поставить двойку. А определить дыры в знаниях и помочь их вовремя залатать. То есть вуз будет стараться скорректировать учебные программы под каждого студента, а не штамповать однотипных менеджеров-юристов-экономистов по единому образцу.
ЧЕРЕЗ 25 ЛЕТ
Уметь, а не зубрить
В финских школах уже сегодня отказываются от обучения детей отдельным предметам. Вместо этого учащимся стараются привить умения и навыки, которые пригодятся им в будущем. Та же участь ждет и университеты:
— Если современных детей спросить, зачем нужно образование, они ответят: «Для поиска работы». Проблема лишь в том, что система образования отстает от наших дней лет на триста, — приводит пример Анант Агарвал.
Насчет цифр можно спорить, но что есть, то есть: выученное студентами на первом курсе частенько устаревает уже к третьему! Новые программы для работы и новое оборудование появляются как грибы после дождя. Чему учить молодежь? Понятно, что есть фундаментальные основы наук, но между теорией и практикой — бездна, которая растет с каждым днем.
— 60 процентов современных дошкольников будут заниматься тем, чего сейчас, может быть, еще не существует, — предполагает сотрудник Google Джейми Касап. — Мы не должны придумывать профессии будущего: вместо этого надо развивать навыки, которые могут пригодиться на протяжении всего XXI века. Надо также задавать новые вопросы в сфере образования: спрашивать детей не о том, кем они хотят стать, а о том, какие проблемы они хотят решить. Это приблизит их к созданию собственной образовательной стратегии.
Похоже, что учиться будущим поколениям придется всю свою сознательную жизнь — пусть и не в стенах альма-матер.
Самые полезные навыки будущего.
СКАЗАНО!
Александр СОБОЛЕВ, директор департамента госполитики в сфере высшего образования Минобрнауки:
— Когда говорится о будущем высшего образования, все чаще звучит слово «декомпозиция», или «переразборка». И здесь нужно смотреть, вокруг чего будет выстроен университет будущего, что будет его ядром.
Если центром этой сборки является сам вуз, то возможен ряд проблем. Все чаще сегодня университеты выдают часть своих задач на аутсорсинг. Есть позитивные примеры, когда вузы выстраивают коллаборации на основе сетевых специально построенных программ. Классический пример — это делегирование практики предприятию. Но есть и негативные примеры, когда негосударственные вузы делегируют вообще все свои функции. У них нет ни стадионов, ни медкабинетов, ни профессорско-преподавательского состава. Зато у этих вузов есть право выдавать дипломы. И, к сожалению, такая практика переразборки университетов в нынешних российских реалиях пока является доминирующей.
Но если образовательную программу собирать вокруг студента, то это полностью меняет дело. Студент набирает ряд компетенций, которые он считает необходимым. А университет должен выбрать особую политику и практику признания этих результатов.
www.kp.ru
идеи и возможности — Архив номеров
Реферат книги: Barnett, R. (ed.) The Future University: Ideas and Possibilities. — New York and London: Routledge, 2012. — 233p.
Сборник «Университет будущего» входит в серию «Международные исследования высшего образования» (International Studies in Higher Education), которая насчитывает уже шестнадцать книг. Каждая из них посвящена тем или иным специфическим особенностям высшей школы, но в целом серия остается в рамках одной и той же темы, рассматриваемой под разными углами зрения. Методологической основой для авторов серии являются концепции Зигмунда Баумана, Мануэля Кастельса, Люка Болтански и других известных социологов, идеи креативной экономики, сетевой экономики, экономики знаний.
Основной предмет реферируемого сборника — трансформация университетского образования в условиях глобальных экономических изменений, вызванных информационной революцией. Когда в обществе главным продуктом производства и потребления становится информация, благодаря компьютерным технологиям мгновенно распространяющаяся по всему земному шару, положение университета принципиально меняется: столетиями остававшийся ведущим производителем и транслятором знаний, он начинает играть новую роль. В пятнадцати статьях, вошедших в сборник, анализируются формы существования вузов на различных континентах — от Австралии до Латинской Америки; рассмотрены различные представления об университете — немецкая традиция, восходящая к Гумбольдту, метафора университета как шута и трикстера и т. д., а также предложено несколько вариантов желательного развития системы высшего образования в современном мире.
Сборник издан под редакцией Рональда Барнетта, известного своими работами о высшем образовании и его организации[1]. Идеи составителя служат для авторов статей исходным пунктом: они отчасти переосмысляют и дополняют, а иногда и оспаривают его теоретические построения. Открывается сборник вступлением, написанным самим Барнеттом, а основная его часть содержит четыре раздела: «На пороге будущего», «Глобальные перспективы», «Представления об университете» и «Университет для общества». В первом разделе исследуются общие тенденции, характерные для университета в его теперешнем состоянии. Статьи, собранные во втором разделе, раскрывают своеобразие высшего образования в Австралии, Китае, Латинской Америке и Южной Африке. Третий раздел посвящен роли университета как общественного института. Наконец, в четвертом разделе обсуждается миссия университета в будущем. В целом сборник производит впечатление продуманного и единого проекта; этому не мешает разнообразие индивидуальных подходов и даже полемика между авторами, которая отражается на его страницах.
1. Американский профессор Шелдон Ротблатт, автор статьи «Будущее не ждет»[2], полагает, что дальнейшее развитие университетов можно предугадать на основе трендов, наблюдаемых в настоящем времени. Основной тенденцией, которая сохранится в ХХ! веке, станет распространение массового высшего образования. Еще век назад высшая школа была элитарной, и только после Второй мировой войны университеты открылись для широкой публики. Обучение студентов приобрело сходство с обслуживанием клиентов в ресторане быстрого питания: требовалось обучить как можно больше студентов в установленные сроки и при этом минимизировать издержки, связанные с их обучением. Массовое высшее образование опирается на новые образовательные форматы, в последние годы распространившиеся очень широко. В частности, было внедрено онлайн-обучение, которое сделало ненужным личный контакт студента и профессора. Несмотря на очевидные недостатки, у онлайн-обучения есть и ряд преимуществ, на что указывают его апологеты, — в частности, оно менее подвержено рутине и оттого может быть более занимательным и разнообразным, чем традиционные формы учебного процесса. Однако основная цель онлайн-обучения заключается вовсе не в новых формах образования, а в том, чтобы охватить им максимальное количество учащихся.
Поскольку в XX веке важным критерием оценивания университетов стал спрос работодателей на выпускников, лежащий в основе существующих рейтингов, знание приобретает более инструментальный характер, а прикладные специальности ценятся выше теоретических.
Еще одна особенность университета в настоящее время — национальная пестрота аудитории. Пройдя первые ступени вуза, многие выпускники уезжают в другие города и страны, чтобы получить более разностороннее образование вдали от alma mater; в то же время в университет приезжают студенты из других стран или других вузов страны. Профессорско-преподавательский состав также постоянно меняется. Аудиторией высшей школы перестала быть одна нация, и потому университет уже не является инструментом формирования национального сознания и легитимизации власти. Из-за постоянной ротации и возросшей мобильности студентов и преподавателей представление о задачах университета все больше размывается. В настоящее время сосуществуют различные, порой противоположные мнения о назначении высшего образования и его будущем: прогнозы варьируются от беззаботно-оптимистических до мрачно-тревожных. Сам автор настроен на мажорный лад: «Студенты все еще хотят учиться, а образование для взрослых процветает» (с. 25).
Ротблатту вторит Луиза Морли (статья «Образ университета будущего»)[3]. Указывая на радикальные изменения, которые произошли в последние годы в системе высшего образования из-за экономического кризиса и динамичных социальных трансформаций, она приходит к выводу, что сейчас эта система находится на перепутье между гипермодернизмом и архаизацией. С одной стороны, так на зываемая сверхмобильность породила новые формы общественной коммуникации, что повлекло за собой появление и новых форм обучения. Морли приводит характерный вопрос современного студента: «Зачем при таком ускорении темпа жизни читать книги, если можно узнать их краткое содержание из «Википедии?»» (с. 32). С другой стороны, университет, будучи одним из старейших институтов общества, тяготеет к традиционным ценностям и зачастую склоняется не к новым, а к архаичным формам. Несмотря на распространение «Википедии», традиционное образование еще далеко не порвало с книгой. В будущем университету предстоит найти баланс между традицией и современностью.
Морли перечисляет тенденции, которые наблюдаются в последнее время. Во-первых, это постепенное убывание государственной поддержки образования. Образование теперь признается не столько общественным, сколько частным благом, и потому не входит в число приоритетов для власти. Во-вторых, это гендерное неравенство: в студенческой среде наметилось преобладание девушек. По данным ЮНЕСКО, с 1970 по 2007 год их численность в мире выросла с 10,8 до 77,3 млн, тогда как для юношей этот показатель изменился с 17,7 до 75,1 млн (с. 30). Кроме того, несмотря на массовость высшего образования, оно остается социальной привилегией. Лишь считанные представители бедных слоев населения поступают в престижные университеты, которые дают пропуск в элиту и позволяют занять высшие должности в крупных компаниях и органах власти.
Морли также обсуждает противоречивый характер современного университета. Действительно, вузовская наука активно занимается исследованиями изменений климата планеты, но можно было бы упрекнуть студентов и преподавателей в том, что они сами вносят немалый вклад в глобальное потепление, поскольку постоянно перемещаются из страны в страну. Университеты будущего должны найти равновесие между процессом глобализации, стремительно разрушающим всякую локальную замкнутость, и необходимостью поддерживать устойчивость личности и окружающей среды.
Сейчас, по мнению автора, возможны два направления развития: возникновение мегауниверситетов с разбросанными по всему свету многочисленными филиалами и кампусами, где студенты учатся по стандартизованным программам, или, наоборот, появление небольших частных элитарных заведений, которые работают по индивидуальным программам и дистанцируются от образовательных гигантов.
Морли основывает свои выводы на сведениях о системе образования Великобритании, однако распространяет эти заключения на всю планету — так же как и Ротблатт, который анализирует положение американских вузов, но считает свои выводы универсальными, внося в них коррективы лишь для некоторых европейских стран.
2. Второй раздел посвящен вопросу о том, как информационная революция сказывается на университетах за пределами Европы и США. Системы высшего образования в каждом государстве имеют свои особенности, но в большинстве из них наблюдаются схожие сдвиги, переход к тому, что Барнетт называет «производительностью» — понятию, сочетающему в себе эффективность обучения и количество учащихся. Везде высшая школа уделяет повышенное внимание демонстрации собственных успехов, везде наблюдаются переориентация на прикладные науки и отход от широкого общегуманитарного образования.
Лииса Уилахан в статье «Доступ к знанию в университете будущего: уроки Австралии»[4] отмечает, что университеты играют важную роль в обществе, по скольку формируют коллективные представления о мире. Ссылаясь на Мартина Троу, который описывает переход от элитарности к массовости образования, Уилахан анализирует ситуацию в Австралии, в значительной степени компилируя уже существующие работы на эту тему. Поскольку теоретическое знание в ряде австралийских вузов было маргинализовано и акцент перенесен на прикладные специальности и профессиональную подготовку, наметился разрыв между «старыми» и «новыми» университетами: первые все еще заботятся о том, чтобы дать студентам солидную теоретическую базу, которая должна послужить их дальнейшей самореализации, вторые же переориентировались на узкопрофессиональную подготовку, позволяющую немедленно приступить к работе. Автор выступает за скорейшее наращивание объемов теоретического знания: именно оно формирует в студентах полноценные представления о мире и о человеке, открывая путь к продолжению образования.
Чжуан-же Чен и Лесли Н. К. Ло в статье «Прошлое и будущее концепции университета в Китае»[5] также отмечают постепенное сокращение объема теоретических знаний, преподаваемых студентам. В последнее столетие под влиянием государства, рынка и международного научного сообщества высшая школа Китая радикально изменилась. Сосуществуют две традиции понимания высшего образования: китайская, делающая упор прежде всего на воспитании человека, и западная, видящая в университете важнейший социальный институт. Две соответствующие концепции знания ценят за разное: первую — за ее укорененность в отечественной философии, вторую — за инструментальный и прикладной характер (впрочем, она по-прежнему, хотя и вполне прижилась на китайской почве, воспринимается здесь как нечто чужеродное).
Статья содержит ценное описание истории реформирования научных и образовательных учреждений в Китае. Первый современный китайский вуз появился в 1895 году, но уже спустя полвека университеты, не успев толком окрепнуть, были полностью реорганизованы Коммунистической партией Китая. Авторы рассказывают о возникновении массового образования в Китае, о многообразии идеологий, оказывающих воздействие на представления об университете в наше время, о растущей академической свободе. Анализ этих процессов, пожалуй, грешит чрезмерной обобщенностью: большинство выводов можно предвидеть заранее.
Марио Диаз Вилла в статье «Представления об университете в Латинской Америке XXI века»[6] рассказывает об изменениях системы высшего образования на этом континенте. Картина дана «с птичьего полета»: без дифференциации применительно к стране, размерам учебного заведения и т. п. Здесь вузы также вовлечены в процесс технократической модернизации, вынуждены подстраиваться под требования рынка труда и, что еще хуже, не имеют четких представлений о собственной миссии или концептуальных рамках, которые бы ее определяли. Словом, речь идет о вовлеченности Южной и Центральной Америки в глобальные трансформации, не раз описанные теоретиками креативной экономики, общества потребления и высокой мобильности. Основной тезис автора заключается в том, что в XXI веке университет на его континенте должен отражать богатую культурную и социальную жизнь Латинской Америки, избавиться от влияния чисто экономических сил, которые разрушают и искажают это историческое наследие.
Вообще в этом разделе своеобразие вузов различных стран представлено фрагментарно, при этом акцент делается на сходствах, а не на различиях. Между тем именно различия в траекториях развития высшего образования представляются существенными для ответа на вопрос о его будущем. Ведь сейчас системы университетского образования во многих странах отличаются друг от друга, и это прямо влияет на судьбы студентов. Например, выпускник российского или британского вуза уже к 26-летнему возрасту может получить PhD, докторскую степень, в то время как немец в 27 лет успевает лишь обзавестись дипломами, необходимыми для поступления в докторантуру.
Статья декана факультета образования в Университете Стелленбос Юсефа Вагида «Упадок университета в Южной Африке: как восстановить пространство здравого смысла»[7] представляет собой крайне занимательный рассказ об изменениях в академической среде, разительно отличающийся от суховатого стиля других авторов сборника. Вагид излагает собственные наблюдения, а не данные реферативных обзоров, но при этом умеет включить свой материал в контекст социальных трансформаций последнего времени. Он не просто фиксирует влияние, которое оказывают на университет социальные перемены, описываемое многими теоретиками образования, но и аргументированно возражает некоторым их выводам и прогнозам. Так, массовое образование и демократизация знания, вопреки распространенному мнению, не приживаются в Африке — по причине нестабильности экономической и общественной ситуации в постколониальную эпоху. В университетах ЮАР наметились две тенденции: многие из них ориентируются на Западную Европу и следуют образовательным методам, внедренным колонизаторами; другие, наоборот, после обретения долгожданной свободы сделали упор на исконные ценности, в связи с чем учебные планы и программы претерпели стремительную африканизацию и не были приведены к единым стандартам. И хотя полностью переход к массовому образованию здесь так и не состоялся, университеты начали точно так же адаптироваться к потребностям государства, как в других странах. В частности, это сказывается на подготовке технических специалистов.
3. В статье «Двигаясь к сетевому университету» Никола Стандар[8] анализирует трансформацию организационной модели вуза. Фактически он применяет к организации высшего образования принцип сетевой экономики. Автор показывает, как постепенно разрушалась иерархическая пирамидальная структура дисциплин средневекового университета. Секуляризация общества, возникновение различных политических, религиозных и общественных течений — все это привело к разветвлению знания и автономии отдельных его отраслей. Сейчас организация науки и образования приобретает сходство с сетевой фирмой, которая отдает значительные объемы работы на аутсорсинг и постоянно взаимодействует с другими компаниями. Как дизайнер, решивший наладить выпуск подушек, украшенных его принтом, отсылает свой эскиз в Китай, где эти подушки изготавливают, а после получения товара организует при помощи специальной службы его доставку покупателям, — примерно так же ученый в настоящее время использует социологические методы для исследования политологической проблемы в определенном историческом контексте. Число исследований в интердисциплинарном поле растет, так что смежные или даже весьма отдаленные дисциплины теперь оказываются взаимосвязанными. Используя терминологию Мануэля Кастельса и его теорию пространства потоков, автор вводит понятие «промежуточного положения» и утверждает, что вся суть университета заключается в обеспечении такого интердисциплинарного взаимодействия.
Доннча Каванаг в статье «Университет в роли шута»[9] создает образ высшего учебного заведения, близкий к художественному. По его мнению, университет играет в государстве ту же роль, какую классический шут играл при дворе средневекового короля: он меняет маски, он хамелеон, трикстер, плут, озорник. В роли Государя, при котором состоит Шут, могут выступать разные властные инстанции: церковь, государство, нация, профессиональные сообщества, деловая корпорация. За ироничной метафорой, предложенной автором, просматривается предложенная в начале XX века Карлом Мангеймом концепция творческой, «свободно парящей» интеллигенции, предназначение которой — транслировать в общество идеалы правящего класса, выступая между массами и властью в качестве своеобразного посредника, не имеющего собственных ценностей.
Статья Глории Далл’Альбы «Переосмысляя университет: от производительности к заботе»[10] также посвящена роли университета как общественной институции. Используя хайдеггеровское понятие «заботы», автор выражает обеспокоенность технизацией и инструментализацией образования и настаивает на том, что университет должен не столько давать знания и навыки, сколько формировать активное отношение к жизни, приучать студентов к ответственному поведению и в свою очередь брать на себя ответственность за судьбу своих воспитанников. Именно в этом и заключается социальная функция университета. Она не исчерпывается тем, чтобы готовить профессиональных работников для какой-либо отрасли экономики; главная задача высшей школы — выпускать из своих стен людей, способных проявлять заботу по отношению к другим людям и миру в целом.
Николас Максвелл в статье «Делая мир лучше: на пути к университету мудрости»[11] противопоставляет знание (knowledge) и мудрость (wisdom). В поиске знания превалирует, как он пишет, «обычный эмпиризм», а в поиске мудрости — «целеориентированный эмпиризм». Исходя из опыта университетов США автор отмечает, что в последние 10—20 лет наблюдается некоторая эволюция в сторону «поиска мудрости», синтезирующего в его представлении традиционный просвещенческий рационализм и наследие романтизма. Академическое сообщество все чаще не хочет удовлетворяться слепым накоплением знаний и служением техническому прогрессу, особенно в тех его формах, которые отвечают интересам лишь небольшой группы толстосумов.
4. Джон Никсон в статье «Университеты и общественное благо»[12] утверждает, что университет будет приносить пользу обществу лишь в том случае, если заново продумает смысл обучения как такового и трансформирует образовательное пространство. Высшая школа все еще следует привычной инерции, давно заданным стандартам, в то время как сегодня главное — это изменчивость, подвижность, гибкость образования. Никсон полагает, что для успешного реформирования университета необходимы четыре условия. Это, во-первых, новая практика обучения, позволяющая студентам работать в малочисленных группах, реализовать собственные интересы и не платить за учебу; во-вторых, академическая идентичность: университет должен не просто давать знания и навыки, но и включать молодых людей в академическое сообщество; в-третьих, разделение ответственности: профессорско-преподавательский состав должен быть вовлечен в принятие административных решений, чтобы видеть в университете не просто место работы, а общее дело, зависящее от его действий; и, наконец, кросс-институциональные отношения: нужно по возможности устранить барьеры, препятствующие межуниверситетской мобильности студентов. Таким образом, предлагается создать такую систему университетского образования, которая гарантирует любому индивиду, стоит ему только переступить ее порог, полноценную личностную самореализацию. Вопрос экономического обеспечения подобной идеальной институции Никсон обходит стороной.
Статья Пола Стэндиша «Преподавание в послезавтрашнем университете»[13] использует как отправную точку роман «Историческая личность» Малкольма Брэдбери, где показано, что строгие рамки сегодняшней конструкции университета фактически лишают любую образовательную инициативу, исходящую от студентов, малейшего шанса на реализацию. Привлекая к анализу ряд других художественных текстов, Стэндиш констатирует, что в литературе сложился определенный образ современной системы образования. Его характерные черты: некорректное поведение преподавателей, неспособность студентов к саморазвитию и отсутствие возможностей для публичной дискуссии. Все это весьма симптоматично и наводит на мысль, что систему нужно решительно перестраивать. Следует поддерживать в студентах свободомыслие, а не подавлять его.
Ян Машеляйн и Маартен Симонс начинают свою статью «Университет: общественная проблема»[14] с отсылки к лозунгу студенческих демонстраций в Германии: «Не считайте нас человеческим капиталом!» Они также придают очень большое значение характеру взаимодействия профессора и студентов. Нельзя возводить между ними нечто вроде «четвертой стены»: лекция так же немыслима без аудитории, как и аудитория без лекции. В процессе обучения участвуют обе стороны, и он нужен не для формального продвижения учащихся к диплому, а для того, чтобы каждая лекция или семинар становились подлинной встречей преподавателя и студента. Сейчас университетское образование во многом профанируется — преподаватели только играют роль преподавателей, на деле не передавая ученикам каких-либо знаний, а студенты, нисколько не интересующиеся учебой, лишь занимают места учащихся. Университет стал формальной институцией и не выполняет своей главной задачи: прививать навык и вкус к размышлению. Вновь актуальным становится известное изречение Гумбольдта о том, что профессор приходит в университет не ради студента, как и студент — не ради профессора, оба они находятся в нем ради истины.
Статья «Будущее университетской науки в Африке»[15] Берте ван Вик и Филипа Хигса возвращает читателя к теме, затронутой Юсефом Вагидом. Здесь подробнее описана африканская традиция образования и ее взаимодействие с западными практиками. Два ключевых понятия этой традиции: убунту, идея, лежащая в основе южноафриканской гуманистической философии и подразумевающая верность и уважение по отношению к другому человеку, а также общинное начало, соединяющее людей. В будущем эти два понятия выдвинутся на первый план в высшем образовании: тогда учебные планы будут полностью африканизированы, хотя сохранят в себе нечто и от индивидуалистических принципов западного образования.
Последняя статья сборника, написанная Михаэлом А. Питерсом, Гареттом Гиетзеном и Давидом Дж. Ондерсином — «Социализм знания: общедоступность интеллектуальных благ и принцип открытости в университете»[16]. Благодаря новейшим технологиям, предоставляющим открытый доступ к курсам и учебным программам, вскоре, как считают авторы, можно будет создать уникальный проект: Открытый Университет 3.0. Он продолжит традиции Открытого Университета, учрежденного в 1969 году королевой Великобритании и предлагающего дистанционное образование. Кроме того, новый проект станет следующим этапом развития Открытого Университета 2.0. — под этим названием авторы объединяют многочисленные онлайн-курсы, которые в последние годы предоставляются широкой аудитории ведущими мировыми университетами. Информация о ряде порталов, дающих возможность веб-обучения у известных профессоров, может оказаться ценной для читателей, хотя некоторые крупные образовательные инициативы, в частности Coursera, в статье не упомянуты.
В кратком послесловии Рональд Барнетт, обобщая материалы сборника, замечает, что «возможности, открывающиеся перед университетом XXI века, требуют ответственного анархизма». Это сочетание свободы и взыскательности в поиске адекватных форм высшего образования он уподобляет работе поэта. «Сейчас нужна, ни больше ни меньше, новая поэзия университета. Такое творчество не из легких: оно предъявляет к нам высочайшие требования, поскольку поэзия имеет свои правила и условности. На определенном уровне поэзия обязана быть понятной. Даже поэты должны жить в реальном мире» (с. 204).
Мария Рикитянская
[1] Воля к учению: студент в эпоху нестабильности (A Will to Learn: Being a Student in an Age of Uncertainty. McGraw-Hill / Open University Press, 2007) и др.
[2] Rothblatt, Sh. The Future isn’t Waiting. Pp. 15—25.
[3] Morley, L. Imagining the University of the Future. Pp. 26—36.
[4] Wheelahan, L. Accessing Knowledge in the University of the Future: Lessons from Australia. Pp. 39—50.
[5] Chen, Sh.-Ye, Lo, L. N. K. The Trajectory and Future of the Idea of the University in China. Pp. 50—58.
[6] Villa, M. D. The Idea of the University in Latin America in the Twenty-First Century. Pp. 59—70.
[7] Waghid, Y. The Decline of the University in South Africa: Reconstituting the Place of Reason. Pp. 71—84.
[8] Standaert, N. Towards a Networked University. Pp. 87—100.
[9] Kavanagh, D. The University as Fool. Pp. 101—112.
[10] Dall’Alba, G. Re-imagining the University: Developing a Capacity to Care. Pp. 112—122.
[11] Maxwell, N. Creating a Better World: Towards the University of Wisdom. Pp. 123—138.
[12] Nixon, J. Universities and the Common Good. Pp. 141 — 152.
[13] Standish, P. Teaching in the University the Day After Tomorrow. Pp. 152—164.
[14] Masschelein, J., Simons, M. The University: A Public Issue. Pp. 165—177.
[15] Van Wyk, B, Higgs, Ph. The Future of University Research in Africa. Pp. 178—186.
[16] Peters, M. A., Gietzen, G., Ondercin, D. J. Knowledge Socialism: Intellectual Commons and Openness in the University. Pp. 187—201.
www.strana-oz.ru
«Мало готовить чистых «ремесленников»»: каким должен быть университет будущего. Математика и Computer Science
Во-вторых, понятно, что ни один университет не может быть «всеядным», одинаково компетентным во всех сферах: гуманитарной, творческой, технической, естественнонаучной. Вуз должен выбрать конкретную фокусировку, на которой он сосредоточит все свое внимание и ресурсы: кадровый потенциал, учебно-лабораторную базу и так далее. Для того чтобы это сделать, нужна программа университета, общее видение, которое создает коллектив вуза. Чтобы создать такую программу, важно иметь видение 10-летнего и даже 20-летнего образа вуза. А для этого нужно четко осознавать миссию университета, стратегию, цели и задачи, которые перед ним стоят.
Этим современный университет и должен отличаться — умением предсказывать будущее, реагировать на те изменения, которые происходят, определять свое место в данных процессах, то, какие он решает задачи, работает на глобальном рынке или же решает задачи какой-то отрасли, сегмента рынка, локального социума. Это все относится к миссии университета, стратегическим целям и программе. И если все это определено, тогда становится понятно, какими ресурсами нужно его обеспечивать для выполнения данных задач: кадровыми, финансовыми, временными, материальной базой, или же нужно корректировать миссию, стратегическую цель, программу. Вот что такое современный университет, он должен быть гибким, мобильным, но не терять из виду свое предназначение.
Также, безусловно, крайне важна интердисциплинарность, не мульти-, не меж-, а именно интер-. Это мы разложили мир на физику, химию, а природа, сама жизнь не раскладывается по отдельным составляющим, одно влияет на другое. Поэтому современный университет не должен давать «нарезку» по дисциплинам, он должен попытаться их объединить, основываясь на тех компетенциях, которыми он обладает. Примером интердисциплинарности могут служить трансляционные IT в различных предметных областях: в медицине, биологии и социологии. Это одна из дисциплин, в которой присутствует органичное взаимопроникновение компетенций, а не просто ситуация, когда встретились, например, социолог и врач. Это глубоко интегрированная работа специалистов разных областей.
Наконец, вуз не должен терять самоценность высшего образования. Мало готовить чистых «ремесленников», университет оставляет и должен оставлять за собой, в качестве своей миссии, развитие интеллектуального, творческого потенциала, который заложен в человеке.
— Команда Университета ИТМО в этом году в седьмой раз выиграла всемирный чемпионат по программированию АСМ ICPC. Какие победы или достижения ваших студентов вы считаете ключевыми?
indicator.ru
Образ университета будущего | Politiko
Система высшего образования России переживает непростые времена: происходит сокращение государственного финансирования региональных вузов, уменьшается число студентов, обостряется конкурентная борьба на рынке образовательных услуг. При этом эксперты утверждают, что качество российского высшего образования заставляет желать лучшего. Выходом из положения представляется создание Федеральных университетов. В России с 2007 года создано 7 таких вузов. На очереди – Тюмень. Юрий Громыко, член Общественного совета фонда «Стратегия 2020» директор Института опережающих исследований, академик РАЕН
В настоящее время процесс объединения тюменских университетов не публичен и протекает где-то в недрах Минобрнауки. Так ли важно реформировать высшее образование, каким должен быть новый университет будущего – с этими вопросами журналист NBRussia обратился к члену Общественного совета фонда «Стратегия 2020» директору Института опережающих исследований, академику РАЕН.
Юрий Вячеславович, в Тюмени актуален проект создания Западно-Сибирского федерального университета на базе слияния ТГУ и ТГНГУ. Вы профессионально занимаетесь образовательной политикой: в чем здесь главные проблемы?
Опыт создания федеральных университетов обозначил главную проблему: мы формально и механически подходим к объединению очень непохожих образовательных систем, без ясного понимания конечного результата. Или еще проще: у нас нет реального проекта нового типа университета. А зачем реформировать старое, когда неясно, как должно быть устроено новое? Новое вино нужно лить в мехи новые…
У Вас есть представление о новом образе университета?
Прежде чем я изложу его, давайте поймем почему этот новый образ нужно создавать, или, по-другому, почему «старые» университеты нужно реформировать. Вообще, за не очень большое в историческом измерении время существования университетов, были созданы три их базовые формы: классический («немецкий») университет, политехнический («французский») университет и предпринимательский («американский») университет. Все эти образовательные парадигмы сегодня находятся в кризисе и требуют серьезного изменения. Попытки укрупнения университетов путем формального слияния, скажем, классического и политехнического университетов к хорошему не приведут…
Неужели они так друг от друга отличаются?
Классический «немецкий» университет вырос на основе немецкой культуры 19 века и требовал от своих студентов максимального отрыва от бренного бытия и полного погружения в сферу чистой мысли. Он давал фундаментальные знания основных предметных областей, которые мало кто умел применить к реальной жизни. Но этих умений никто и не ждал от студентов классического университета, который был храмом чистой науки, а не мастерской. Этот храм устроен по предметно-кафедральному принципу и держится на научных авторитетах руководителей кафедр, которые в силу этого авторитета возглавляют их, как правило, пожизненно. С развитием экономики такая оторванность от жизни «классики» заставила французов создать нечто более прагматичное — политехническую форму университета. Общая мысль такая: есть какая-то практическая сфера жизни, например, нефтехимия. Ее развитие требует участия множества профессионалов-предметников, каждый из которых живет в своем храме науки. Нужно их знания правильно объединить для развития нефтяной или другой отрасли. И объединенное — «политехническое» — знание передавалось студентам в рамках отраслевого подхода. Наконец, третья — «американская» — форма университета. Она стала расцветать во времена, когда отраслевая структура экономики «поплыла»: нужно было учить не столько на металлурга или химика, сколько умению гибко объединять различные компетенции для решения какой-либо проблемы, которые в отличие от стабильных отраслей постоянно менялись. Главным здесь стало умение осуществить коммуникацию между профессионалами для осуществления более или менее масштабного проекта. Это базовая предпринимательская компетенция, которая зачастую развивалась в американских университетах в ущерб фундаментальности классического университета.
Вы утверждаете, что все эти формы университетов устарели?
Я утверждаю, что на базе этих форм должен быть создан университет нового типа, но не путем механического смешения, а творческого осмысления главных достоинств и недостатков классической, политехнической и предпринимательской модели и, самое важное, понимания той роли, которую будет играть университет в ближайшие десятилетия.
Эта роль сильно изменится?
Университет, как общественный институт, если и не вытеснит с первых мест, то, как минимум, не будет уступать бизнес-институтам и гос.учреждениям. На наших глазах происходит фундаментальное смещение из области «производства вещей» в область «производства людей». Главными институтами 21 века станут организации, работающие над улучшением той или иной части человеческой природы и все это называется «антропологическим поворотом». Университет даже по формальному определению занимается именно «образованием»: созданием и «лепкой» того образа, по которому образуются люди. Поэтому создание нового университета — это немыслимо важная задача. И просто преступление подходить к этому с формальных, или тем более, карьеристских позиций. И тот, кто создаст новый университет, как базовый институт будущего общества, без сомнения, войдет в историю человечества.
В чем же тогда суть новой модели университета?
К счастью, мы можем наблюдать элементы этой модели не только зарубежом, но и в нашей стране. Это, так называемая, «модель Физтеха». Она как раз гармонично объединяет фундаментальность знаний классического университета, практичность политехнической модели и проектно-ориентированность предпринимательской. Физтех был создан выдающимися советскими физиками для решения масштабных задач, которые ставило руководство страны в рамках своих стратегических замыслов. Проблема в том, что для реализации этих замыслов не хватало знаний, специалистов, а главное — времени. Нужно было одновременно вести исследования, готовить специалистов и делать дела, то есть объединить науку, образование и промышленность.
Гармоничное развитие социума в будущем может быть обеспечено только на пересечении стихийного бурления индивидуальной предпринимательской энергии и плановых стратегических инициатив.
Система Физтеха с блеском доказала: если правильно организовать заинтересованных в конечном результате людей для воплощения, на первый взгляд, не подъемного проекта, то они в самом процессе работы извлекают новые знания, обучаются и профессионально растут семимильными темпами, одновременно выполняя нужную работу…
Чем «система Физтеха» отличается от американского университета, который так же является проектно-оринтированным?
Это принципиальный вопрос. Вся разница — в сути проектов. Типичный «американский проект» — это проект «индивидуальной капитализации»: выпускник университета должен уметь запускать личные или корпоративные проекты, успех которых меряется финансовыми показателями. До сих пор это работало: в развитых странах были созданы целые платформы для коммерциализации научных открытий, запуска коммерческих проектов, капитализации успешных компаний и т.д. Это стихийное «бурление» как-то двигало развитие западного общества последние 50 лет, но в конце концов оно зашло в тупик. Для подтверждения этого не нужно много слов: достаточно примеров последних финансовых, техногенных и природных катастроф. Более или менее гармоничное развитие социума в будущем может быть обеспечено только на пересечении того самого стихийного бурления индивидуальной предпринимательской энергии и плановых стратегических инициатив, выдвигаемых государством или союзами корпораций, которые задают индивидуальным проектам общее направление.
Возвращение к принципам советского планирования? Физтеховские проекты, как и все советские крупные проекты, запускались в рамках государственных программ развития страны. В СССР не хватало «низовой» энергии предпринимательства, но для чего мы, развивая его последние 20 лет, уничтожили стратегическое целеполагание? Для иллюстрации этого можно привести следующую модель: три круга, вложенных друг в друга. Самый большой — это поле стратегических инициатив, которые реализуются с помощью индивидуальных или корпоративных проектов (второй круг), а те, в свою очередь, через решение проектных проблем (третий круг). Политехнический университет учит на базе знаний, передаваемых в классическом университете решению различных отраслевых проблем (маленький круг). Предпринимательский университет учит, как на основе отраслевых знаний запустить с максимально возможной капитализацией. индивидуальный проект (средний круг). Миссия нового университета — стать базовой инфраструктурной платформой, с которой «стартуют» образованные люди, объединенные в сплоченные проектные команды и умеющие запустить корпоративный проект для целей развития города, региона, страны или мира (объединение трех кругов)…
Модель Физтеха уникальна?
По этой модели позже строился Новосибирский университет. Массачусетский технологический институт, Белифельдский университет, ряд исследовательских университетов в большей или меньше мере идут по тому же пути. То есть опыт есть. Одновременно развивались научные школы, разрабатывающие методологию нового образования. В нашей стране, в частности, этим занимались Георгий Щедровицкий, Василий Давыдов и другие ученые, к числу учеников, соратников и продолжателей дела ваш покорный слуга имеет счастье себя причислить… Но важно еще вот что. Вся эта практика была у нас воплощена в институте «генеральных конструкторов» — тех немногих гениальных людей, которые могли в своей работе объединить стратегический замысел, эффективно реализуемые проекты и разрешение конкретных научно-технических, хозяйственных и житейских проблем. Самая большая потеря последних 20 лет — это прерывание опыта «генеральных конструкторов», почти все они уже ушли из жизни…
Задача в том, чтобы «размножить» «модель Физтеха» и реанимировать институт генеральных конструкторов?
Прежде операций реанимации и размножения давайте более системно изложим основные принципы организации нового университета. Первый из них — гармоничное объединение трех базовых видов деятельности: научных исследований (получение знаний), образования (передача знаний и умений) и инновационной промышленности (применение знаний). То есть весь цикл получения, передачи и применения знаний должен быть не просто встроен в «тело» одной институции, а «сшит», если не «смешан» в рамках реализации комплексного проекта. Ведь сегодня знания возникают не только в лаборатории, но и в промышленном цеху, его передача — не только в учебных аудиториях, но и на рабочих местах… Поэтому второй принцип организации университета — его проектно-ориентированность. Наконец, сама проектность должна осуществляться не как хаотичный процесс реализации личных планов, а как солидарная работа по решению задач общественного развития. Именно совмещение этих принципов позволит создать новый ведущий институт 21 века…
Какой из этих трех принципов самый важный и трудный для реализации?
Все непросты, но у нас есть конкретные содержательные и организационные решения по каждому из них. В части интеграции науки, образования и промышленности мы разработали и опробовали ряд моделей, например, Школу генеральных конструкторов им. П.Г. Кузнецова (ШГК). ШГК – сетевая площадка, в рамках которой учащиеся при активном участии представителей науки и промышленности разрабатывают проекты развития стратегически важных отраслей и инфраструктур российской экономики: энергетики, фармацевтики, космического и транспортного машиностроения, авиации, систем водоочистки. Модель ШГК с 2006 года успешно апробируется в Москве.
И эти проекты действительно реальны?
Они настолько же реальны, насколько реальны те, кто участвует в их создании. А это, среди прочих, ученые, конструкторы и управленцы «РусГидро», Курчатовского института, ОАО «Сухой», ОАО «РСК МиГ», Институт космических исследований РАН, РКК «Энергия», которые являются экспертами или научными руководителями разрабатываемых проектов…
Видимо, главная проблема не в том, как объединить цикл «получение — передача — применение знаний», а в том, что этот цикл может эффективно работать только при ясности стратегических целей. А с ними у нас большая проблема…
Все это верно. Главная загвоздка — размытость, фрагментарность или даже полное отсутствие в стране стратегических ориентиров. Самое печальное, что мы живем во времена, когда стратегическое мышление жизненно важно: во всем мире на глазах меняются базовые технологические платформы и общественные институты. В такие времена те, кто умеет прозревать будущее и формулировать проекты развития может выйти вперед даже из низкого старта…
Какие проекты развития могли бы стать основой для развития Западно-Сибирского университета?
Прежде всего, я бы назвал основной смысл его существования. Его уникальная миссия — быть инфраструктурной платформой, создающей условия для нового освоения территорий Сибири и Дальнего Востока через организацию новых отраслей и кластеров производства, строительства перспективных поселений новых типов. Формулировка такой миссии очень важна. Если устремления студентов университета не будут направлены на реализацию общего глобального замысла, то университет станет всего лишь социальным лифтом, который готовит хороших специалистов для тех, кто более стратегичен и проектен в своем мышлении…
А конкретные направления?
Что требуется для нового освоения пока еще мало тронутого цивилизацией континента Сибирь? Нужно уметь строить новые города, уметь создать в них новую социальную среду, уметь соединить города сверхбыстрым и экономичным транспортом, уметь обогреть их с помощью суперэффективных энергетических установок… Можно предположить, что новый университет будет специализироваться на каких-то комплексных сферах, например, энергетике и градостроении и, одновременно, станет мощный центром трансферта самых передовых мировых технологий для их адаптации к условиям Сибири…
Вы считаете, что у нас дойдут руки до освоения Сибири?
Если до этого не дойдут руки у нас, то дойдут у других, причем в самое ближайшее время. Сибирь — это единственный запасник ресурсов всех типов, который в условиях жесточайшего ресурсного кризиса находится в шаговой доступности от основных экономических центров. Выбор здесь простой: либо нас загонят в пределы Золотого кольца и позволят зарабатывать на русской старине и матрешках, либо даже если и позволят колонизовать Сибирь, но только в рамках чужих стратегий ее освоения. Либо мы сами рискнем встроить чужие технологии и силы для реализации собственных проектных стратегий. Сегодня Тюмень видит себя, как самый восточный город Европы, качающий с востока на запад сибирские нефть и газ. Но создание нового университета может задать совершенно новую позицию вашего региона: форпоста для рывка на восток, модератора глобального проекта строительства на землях Сибири новой городской и промышленной культуры, ворот, через которые лучшие технологии и лучшие люди будут входить в еще непознанную землю… И это совсем не «нью-васюки»: у региона есть уникальный опыт «движения в Сибирь» по всему меридиану «от льдов Арктики до степей Казахстана». Здесь построены города и накоплен колоссальный опыт. Нужно только повернуть головы с запада на восток. Мне в этом видится настоящий «драйв», который на годы может «завести» не только почти уже окончательно приунывших «россиян», но и оживить европейцев и всех тех, кому от жизни хочется чего-то больше, чем пиво с футболом…
Коментарі
politiko.ua
Высшая ступень. Почему невозможно предсказать будущее образования. Фото | Карьера и свой бизнес
Первые версии
Возьмем условное понятие «университет 0.0». Как ни странно, но образование существует с момента появления человека разумного как вида. Испокон веков старшие обучали младших навыкам выживания: охота, собирательство, разведение огня. Высшее образование по сути то же ремесло. Шаман передает знания своему наставнику, древнегреческий философ обучает своего ученика и т. д. Это и есть не что иное, как прототип высшего образования, суть которого — развитие в человеке навыков абстрактного мышления, направленного на постижение мира, генерацию нового знания и смыслов.
Институционально университет был оформлен только в начале второго тысячелетия нашей эры. Этой «версии» учловно можно присвоить номер 1.0. Хотя первые университеты появились в арабском мире (Университет аз-Зайтуна в 737 году и аль-Азхар в 988 году), фактически получила развитие модель европейского христианского университета. Первым полноценным университетом в Европе считается Болонский, основанный в 1088 году.
Цель существования средневекового вуза — воспроизводство сословия богословов и мыслителей. В изначальном виде университет ничего общего не имел с «подготовкой кадров» для нужд экономики и т. д. Университет был нацелен исключительно на исследование мира и создание нового знания. Вопрос прикладного применения полученного знания не ставился.
Отчасти современные университеты до сих пор сохраняют черты университета 1.0. Все ходили на лекции, семинары? Эти формы занятия пришли к нам как раз оттуда — из недр средневековых богословских школ. Данный пример как нельзя ярче иллюстрирует, насколько консервативно образование по своей природе. Казалось бы, зачем в век интернета лекции?
Долой философов!
Развитие промышленности и переход к индустриальному обществу потребовали радикальной трансформации университета. Созерцающие вечность богословы и философы вдруг с ужасом заметили по соседству естествоиспытателей и инженеров. Задуманный как место синергии науки и образования, уже к началу XX века исследовательский вуз — университет 2.0 — стал местом массовой подготовки специалистов для нужд стремительно растущей промышленности. Апогей развития индустриального университета пришелся на 1950-1980 годы. Сегодня, несмотря на разговоры о переходе на некий новый этап, большая часть университетов мира все еще остается на уровне университета 2.0.
Кузница предпринимателей
Следующее поколение — университет постиндустриального общества, версии 3.0. Такой университет характеризуется понятием «тройной спирали»: синергия образования, науки, инноваций (предпринимательства). Важно отметить, что данная модель стала прямым следствием победы капитализма и рыночной экономики в мире.
«Идеальным» сейчас мыслится университет, где одновременно учат (образование), создают новое знание (наука) и немедленно воплощают результат в практическую плоскость (предпринимательство). Это попытка совместить в одном месте чистое знание (1.0) и конвейер по производству кадров (2.0). Но, разумеется, не все так прямолинейно: образование предполагается не конвейерным, но персонализированным, проходящим через всю жизнь, сочетающим онлайн- и офлайн-подходы. Увы, по большей мере это как раз попытка скрестить ужа с ежом.
Следует отметить, что массово университетов 3.0 в мире нет. Впрочем, как и четких критериев оценки такого университета. В общем смысле — чем больше из университета вышло предпринимателей, создавших бизнес на основе разработок внутри университета, тем более такой университет отвечает концепции 3.0. Но фактически кроме нескольких университетов США в мире нет примеров массового «производства» предпринимателей. И главная проблема при оценки университета 3.0 — неясно, как определить, в какой мере университет повлиял на становление той или иной компании. Может, все дело в том, что брендовые вузы изначально привлекают наиболее амбициозных студентов? А не в качестве самих по себе занятий на кампусах вузов.
Почти как истребитель
Концепцию университета 4.0 можно сравнить с истребителем шестого, седьмого и последующих поколений — есть общие соображения, но ни одного прототипа. Такой университет уже за гранью ближайшего горизонта и, в лучшем случае, является перспективой середины XXI века. Поэтому университет будущего максимально гибок — каким мы его задумаем и создадим, таким он и станет. Это проектный университет, образ желаемого нами будущего. И для создания такого университета нужно ответить на базовые вопросы: какой будет экономика, политическая система, какие ценности будут определяющими?
Для формирования и реализации такой картины будущего необходимы совместные усилия ключевых стейкхолдеров: государства, бизнеса, системы высшего образования. Что можно сделать прямо сейчас, так это определить условия, в которых будет зарождаться образование 4.0.
Будущее не известно
Технологическая неопределенность. Единственное, что можно сказать о будущем с точки зрения развития технологий: мы ничего не знаем. Кто мог в 1900 году предсказать появления атомной бомбы к 1945 году, а в 1980 году точно объяснить, чем для населения мира станет интернет к 2010-му? Сейчас скорость изменений кратно выше.
Появление одной-двух технологий может в течение нескольких лет радикально изменить образование или даже сделать его отжившим анахронизмом. Например, если будет создана и внедрена технология прямого подключения к всемирной сети, что будут делать миллионы лекторов по всему миру?
Автоматизация и роботизация. Об этом достаточно много сказано. Так, основатель SuperJob Алексей Захаров считает, что большинству современных выпускников попросту не будет места в новой экономике ближайшего будущего. Значительная часть профессий, которые существуют сейчас, попросту изживут себя к середине века. И это данность, к которой нужно быть готовыми, в первую очередь самим вузам.
Гибкость. В силу технологической неопределенности задавать жесткие стандарты чему-либо становится бессмысленным. Стандарты в образовании, деление на уровни (бакалавриат, магистратура, аспирантура) — все это достаточно скоро потеряет смысл. Классическое академическое образование останется, но для небольшого процента тех, кто действительно планирует заниматься наукой профессионально. Бессчетное число модульных программ, тренингов, разовых занятий — все это существует уже сейчас и создает давление на университеты.
Децентрализация. По мере дальнейшего слияния онлайн- и офлайн-среды, развития технологий дополненной и виртуальной реальности, физическое нахождение человека на кампусе станет необязательным. Более того, уже сейчас есть предпосылки появления глобальных компаний в области образования — своего рода университет создал Google, который объединяет сотни кампусов и онлайн-платформ.
Какой вывод следует для российской высшей школы из вышеизложенного? Пока достаточно пессимистичный. Лишь несколько десятков университетов в крупнейших городах готовы к изменениям и трансформируют самих себя, чтобы ответить вызовам времени. Косвенно факт неготовности российской высшей школы к университету 3.0, 4.0 подтверждает само государство: за период 2014-2018 годов количество вузов и их филиалов сократилось почти вдвое, с 2268 по 1171.
www.forbes.ru
Какими будут университеты будущего
Глава Университета Ла Троба в Австралии профессор Джон Дьюар характеризует университет будущего как «экологический». Под этим термином понимается интеграция учебного заведения во все структуры социума до такой степени, что вуз перестает быть отдельным местом, где просто учат чему-либо. Университ сопровождает человека на протяжении всей жизни через гибкую систему модулей, курсов, программ «по требованию» клиента.
Ректор московского НИУ ВШЭ выделяет семь факторов, определяющих развитие университета: увеличение доли творческих профессий на рынке труда, продление активной жизни человека, перманентная смена технологий и занятий, рост спроса на услуги образования, глобализация образования (английский — как рабочий язык), развитие онлайн-технологий в образовании, оценка качества образования не только посредством дипломов.
Но сколько экспертов, столько и мнений. Каким же будет университет будущего? В чем разница между так называемыми «университетом 3.0» и «университетом 4.0»? Ответы на эти вопросы кроются в нашем прошлом.
Первые версии
Возьмем условное понятие университет 0.0. Как ни странно, но образование существует с момента появления человека разумного как вида. Испокон веков старшие обучали младших навыкам выживания: охота, собирательство, разведение огня. Высшее образование — суть то же ремесло. Шаман передает знания своему наставнику, древнегреческий философ обучает своего ученика и т.д. Это и есть не что иное, как прототип высшего образования, суть которого — развитие в человеке навыков абстрактного мышления, направленного на постижение мира, генерацию нового знания и смыслов.
Институционально университет был оформлен только в начале второго тысячелетия нашей эры. Этой «версии» учловно можно присвоить номер 1.0. Хотя первые университеты появились в арабском мире (Университет аз-Зайтуна в 737 году и аль-Азхар в 988 году), фактически получила развитие модель европейского христианского университета. Первым полноценным университетом в Европе считается Болонский, основанный в 1088 году.
Цель существования средневекового вуза — воспроизводство сословия богословов и мыслителей. В изначальном виде университет ничего общего не имел с «подготовкой кадров» для нужд экономики и т.д. Университет был нацелен исключительно на исследование мира и создание нового знания. Вопрос прикладного применения полученного знания не ставился.
Отчасти, современные университеты до сих пор сохраняют черты университета 1.0. Все ходили на лекции, семинары? Эти формы занятия пришли к нам как раз оттуда — из недр средневековых богословских школ. Данный пример как нельзя ярче иллюстрирует, насколько консервативно образование по своей природе. Казалось бы, зачем в век интернета лекции?
Долой философов!
Развитие промышленности и переход к индустриальному обществу потребовали радикальной трансформации университета. Созерцающие вечность богословы и философы вдруг с ужасом заметили по соседству естествоиспытателей и инженеров. Задуманный как место синергии науки и образования, уже к началу XX века исследовательский вуз — университет 2.0 — стал местом массовой подготовки специалистов для нужд стремительно растущей промышленности. Апогей развития индустриального университета пришелся на 1950-80 гг. Сегодня, несмотря на разговоры о переходе на некий новый этап, большая часть университетов мира все еще остается на уровне университета 2.0.
Кузница предпринимателей
Следующее поколение — университет постиндустриального общества, версии 3.0. Такой университет характеризуется понятием «тройной спирали»: синергия образования, науки, инноваций (предпринимательства). Важно отметить, что данная модель стала прямым следствием победы капитализма и рыночной экономики в мире.
«Идеальным» сейчас мыслится университет, где одновременно учат (образование), создают новое знание (наука) и немедленно воплощают результат в практическую плоскость (предпринимательство). Это попытка совместить в одном месте чистое знание (1.0) и конвейер по производству кадров (2.0). Но, разумеется, не все так прямолинейно: образование предполагается не конвейерным, но персонализированным, проходящим через всю жизнь, сочетающим онлайн и офлайн-подходы. Увы, по большей мере — это как раз попытка скрестить ужа с ежом.
Следует отметить, что массово университетов 3.0 в мире нет. Впрочем, как и четких критериев оценки такого университета. В общем смысле — чем больше из университета вышло предпринимателей, создавших бизнес на основе разработок внутри университета, тем более такой университет отвечает концепции 3.0. Но фактически кроме нескольких университетов США в мире нет примеров массового «производства» предпринимателей. И главная проблема при оценки университета 3.0 — неясно, как определить, в какой мере университет повлиял на становление той или иной компании. Может, все дело в том, что брендовые вузы изначально привлекают наиболее амбициозных студентов? А не в качестве самих по себе занятий на кампусах вузов.
Почти как истребитель
Концепцию университета 4.0 можно сравнить с истребителем шестого, седьмого и последующих поколений — есть общие соображения, но ни одного прототипа. Такой университет уже за гранью ближайшего горизонта и, в лучшем случае, является перспективой середины XXI века. Поэтому университет будущего максимально гибок — каким мы его задумаем и создадим, таким он и станет. Это проектный университет, образ желаемого нами будущего. И для создания такого университета нужно ответить на базовые вопросы: какой будет экономика, политическая система, какие ценности будут определяющими?
Для формирования и реализации такой картины будущего необходимы совместные усилия ключевых стейкхолдеров: государства, бизнеса, системы высшего образования. Что можно сделать прямо сейчас — так это определить условия, в которых будет зарождаться образование 4.0.
Будущее не известно
Технологическая неопределенность. Единственное, что можно сказать о будущем с точки зрения развития технологий: мы ничего не знаем. Кто мог в 1900 году предсказать появления атомной бомбы к 1945 году, а в 1980 году точно объяснить, чем для населения мира станет интернет к 2010-му? Сейчас скорость изменений кратно выше.
Появление одной-двух технологий может в течение нескольких лет радикально изменить образование или даже сделать его отжившим анахронизмом. Например, если будет создана и внедрена технология прямого подключения к всемирной сети, что будут делать миллионы лекторов по всему миру?
Автоматизация и роботизация. Об этом достаточно много сказано. Так основатель SuperJob Алексей Захаров считает, что большинству современных выпускников попросту не будет места в новой экономике ближайшего будущего. Значительная часть профессий, которые существуют сейчас, попросту изживут себя к середине века. И это данность, к которой нужно быть готовыми, в первую очередь, самим вузам.
Гибкость. В силу технологической неопределенности, задавать жесткие стандарты чему-либо становится бессмысленным. Стандарты в образовании, деление на уровни (бакалавриат, магистратура, аспирантура) — все это достаточно скоро потеряет смысл. Классическое академическое образование останется, но для небольшого процента тех, кто действительно планирует заниматься наукой профессионально. Бессчетное число модульных программ, тренингов, разовых занятий — все это существует уже сейчас и создает давление на университеты.
Децентрализация. По мере дальнейшего слияния онлайн и офлайн-среды, развития технологий дополненной и виртуальной реальности, физическое нахождение человека на кампусе станет необязательным. Более того, уже сейчас есть предпосылки появления глобальных компаний в области образования — своего рода университет создал Google, который объединяет сотни кампусов и онлайн-платформ.
Какой вывод следует для российской высшей школы из вышеизложенного? Пока достаточно пессимистичный. Лишь несколько десятков университетов в крупнейших городах готовы к изменениям и трансформируют самих себя, чтобы ответить вызовам времени. Косвенно факт неготовности российской высшей школы к университету 3.0, 4.0 подтверждает само государство: за период 2014-2018 годов количество вузов и их филиалов сократилось почти вдвое: с 2268 по 1171.
obzor.press
