Общество и власть: § 3. Общество и власть. Теория государства и права: конспект лекций

§ 3. Общество и власть. Теория государства и права: конспект лекций

§ 3. Общество и власть

Вместе с человеческим обществом возникает социальная власть как его неотъемлемый и необходимый элемент. Она придает обществу целостность, управляемость, служит важнейшим фактором организованности и порядка. Иными словами, это систематизирующий элемент, обеспечивающий обществу жизнеспособность. Под воздействием власти общественные отношения становятся целенаправленными, приобретают характер управляемых и контролируемых связей, а совместная жизнь людей становится организованной. Таким образом, социальная власть есть организованная сила, обеспечивающая способность той или иной социальной общности – рода, группы, класса, народа (властвующего субъекта) – подчинять своей воле людей (подвластных), используя различные методы, в том числе метод принуждения. Она бывает двух видов – неполитическая и политическая (государственная).

Власть – явление надстроечное, ее природа, свойства, функции определяются экономическими отношениями, базисом общества. Однако она не может функционировать помимо воли и сознания людей. Воля есть важнейший элемент любой социальной власти, без учета которого невозможно понять ее природу и суть отношений властвования. Сказанное обусловлено тем, что власть означает, с одной стороны, передачу (навязывание) властвующим своей воли подвластным, а с другой – подчинение подвластных этой воле. Воля прочно соединяет власть с ее субъектом: власть принадлежит той социальной общности, воля которой в ней воплощена. Бессубъектной, т. е. никому не принадлежащей, власти нет и быть не может. Вот почему в учении о власти важное место занимает понятие «властвующий субъект» – первоисточник, первоноситель власти.

Власть невозможна и без объектов своего воздействия – индивидов, их объединений, классов, общества в целом. Иногда субъект и объект власти совпадают, но чаще всего властвующие и подвластные отчетливо различаются и занимают различное положение в обществе.

Подчеркивая значение воли как одного из определяющих элементов власти, не следует умалять и других ее структурных элементов, в частности такого, как сила. Власть может быть слабой, но лишенная силы, она перестает быть реальной властью, так как не способна претворять властную волю в жизнь. Власть бывает сильна поддержкой, доверием народных масс, т. е. опирается на силу авторитета. Властвующий субъект для навязывания своей воли подвластным часто использует силу идеологического воздействия, в том числе и обман, и популистские обещания. Но власть, особенно государственная, имеет предметно-материальные источники силы – органы насилия, принуждения, вооруженные организации людей.

Власть непрерывно воздействует на общественные процессы и сама выражается, проявляется в особом виде отношений – властеотношениях, суть которых заключается, как уже отмечалось, в единстве двух проявлений: передачи (навязывания) воли властвующего субъекта подвластным и подчинения последних этой воле. Влас-теотношения отличаются ярко выраженной целенаправленностью. Определяющая черта власти – способность властвующих навязывать окружающим свою волю, господствовать над подвластными. Отсюда негативная сторона власти, выражающаяся в возможности злоупотребления ею и произвольного ее использования. Она нередко становится предметом острой борьбы и столкновений людей, политических партий, слоев и классов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Власть и общество | Социологический журнал

Вебер М. Избранные произведения / Под ред. Ю.Н. Давыдова. М.: Прогресс, 1990.

Сорокин П. А. Социальная и культурная мобильность // Питирим Сорокин. Человек, цивилизация, общество / Под ред. А. Ю. Согомонова. М.: Политиздат, 1992.

Маркс К., Энгельс Ф. Фейербах. Противоположность материалистического и идеалистического воззрений (глава из «Немецкой идеологии») // Маркс К. и Энгельс Ф. Избранные произведения в трех томах. Т. 1. М.: Политиздат, 1979.

Thernborn G. Ideology of Power and Power of Ideology. L.: Verso Editions and NLB, 1980.

Dahrendorf R. In Praise of Thrasymachus // Dahrendorf R. Essays in the Theory of Society. Stanford: Stanford California Press, 1968.

Бурдье П. Социальное пространство и генезис «классов» / Вопросы социологии. Т. 1. М.: Адапт, 1992.

Здравомыслов А. Г. Возможен ли еще оптимизм? // Лит. обоз. 1990. № 10. С. 71—78.

Гидденс А. Политика, управление и государство // Рубеж. Альманах социальных исследований. Сыктывкар, 1992. № 3. С. 86.

Ахиезер А. С. Россия: критика исторического опыта. М.: Философское общество СССР, 1991. Т. 3. С. 290—291.

Тишков В. А. Межнациональные отношения в Российской Федерации. Доклад на заседании Президиума Российской академии наук 23 февраля 1993 г. Москва, 1993.

Геллнер Э. Пришествие национализма. Мифы нации и класса // Путь. Международный философский журнал. 1992. № 1; Anderson В. Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. L.: Verso, 1983; Tombs R. Some developments in the History and Theory of Nationalism. Paper presented for seminar of Sociological Association in Moscow, 1993.

Foucault M. Surveiller et punir: Naissance de la prison. Paris, 1975.

Линдгрен С.О. Мишель Фуко и история истины // Монсон П. .Современная западная социология. Теории, традиции, перспективы. СПб.: Нотабене, 1992.

Грушин Б.А. Смена цивилизаций? // Свободная мысль. 1991. № 18. С. 29.

Общество и власть: прямой диалог

Рабочая группа «Общество и власть: прямой диалог» создана по итогам «Форума действий» ОНФ в декабре 2013 г. с целью контроля за исполнением указов и поручений президента РФ, касающихся вопросов построения эффективного взаимодействия общества и власти.

В состав рабочей группы входят представители разных сообществ, являющиеся экспертами в сферах работы группы, среди них члены Центрального штаба ОНФ, представители региональных штабов ОНФ, доверенные лица президента, известные эксперты и общественные деятели.

Рабочая группа «Общество и власть: прямой диалог» создана по итогам «Форума действий» ОНФ в декабре 2013 г. с целью контроля за исполнением указов и поручений президента РФ, касающихся вопросов построения эффективного взаимодействия общества и власти.

В состав рабочей группы входят представители разных сообществ, являющиеся экспертами в сферах работы группы, среди них члены Центрального штаба ОНФ, представители региональных штабов ОНФ, доверенные лица президента, известные эксперты и общественные деятели.

Группа работает в интересах решения проблем в области построения эффективного взаимодействия общества и власти по направлениям:

• совершенствование системы государственного управления;
• обеспечение межнационального согласия;
• использование потенциала гражданского общества, отдельных социальных групп, институтов, СМИ в интересах развития страны;
• поиск и внедрение конструктивных решений по актуальным и острым проблемам, возникающим в обществе.

В своей деятельности рабочая группа использует различные формы и методы работы: составление заключений на доклады правительства РФ об исполнении указов и поручений президента РФ, проведение мониторингов, подготовка аналитических справок и отчетов, проведение общественно значимых мероприятий, круглых столов, дискуссий, организация переговорных площадок с представителями органов власти, экспертных встреч и пр.

Подробнее о рабочей группе

Новости: Общество и власть попытаются сблизить — Эксперт

Еще Маршалл Маклюэн в середине XX века высказал идею, что важнейшим фактором исторического процесса является смена информационных технологий, и одним из первых предположил, что тип общества определяется господствующим в нем типом коммуникации, а человеческое восприятие – скоростью передачи информации. А социолог

Мануэль Кастельс, констатируя падение доверия к политической системе и поглощение СМИ государственной бюрократией, путем выхода из кризиса считал широкое использование электронных коммуникаций и переход от иерархической системы управления к сетевой с установлением горизонтальных коммуникаций граждан с органами власти и управления. Практические шаги к построению такой системы таких коммуникаций сделаны лишь спустя почти полвека. Глобальный проект «Сетевая демократия», предполагающий волеизъявление народа через сеть Интернет, появился в середине прошлого десятилетия как ответ на бесконечные попытки фальсифицировать результаты выборов. Еще многие политологи высказали идею, что управленческая машина стала не успевать за ростом скорости информационного обмена в современном обществе и, соответственно, стала восприниматься громоздкой и неповоротливой. Кроме того, все больше слышны голоса антиглобалистов и правозащитников, утверждающих, что существующая в большинстве развитых стран политическая система является псевдодемократической, что на самом деле плебисциты совсем не гарантируют делегирование полномочий от народа к его избранникам и после выборов практически всегда происходит обман избирателя.

Ряд стран, такие как Великобритания, США, Эстония, уже применяли технологию электронного голосования на выборах различных уровней (от местных до парламентских). Для идентификации, аутентификации и авторизации избирателей обычно используют электронную цифровую подпись. Наиболее масштабно технология электронного голосования применялась на представительных выборах Государственного собрания Эстонии в 2011 году, где через интернет голосовало 24,5% избирателей. В России был осуществлен эксперимент по электронному голосованию на выборах 1 марта 2009 года в поселке Петровский Урюпинского района Волгоградской области. То есть правящие элиты во многих демократических странах пошли на «электронную трансформацию» демократических институтов, но, опять же, в рамках представительной демократии, когда гражданин не участвует в принятии решений, а просто отдает свое право на это решение «представителю». А вот таких условий, когда каждый человек оперативно, без проволочек, смог бы высказать свое мнение относительно той или иной законодательной инициативы, на системном общегосударственном уровне нет ни в одной стране.

В России за последние три года появился ряд проектов в этой области, но все они либо созданы как площадки для популяризации конкретных, как правило, маргинальных, политических сил, либо реализованы на локальных уровнях общества – региональном, корпоративном, партийном и т.д. Например, виртуальная республика Alter Russia, проект внесистемной оппозиции «Демократия-2» («Облачная демократия»), активно продвигаемые в Сети, сайт «Демократор», который позволяет гражданам совместно редактировать тексты коллективных обращений в органы государственной власти. Были еще такие общеизвестные голосования, как выборы в Координационный совет оппозиции, Политическая сеть прямой электронной демократии, размещенная на сайте «Путин должен уйти». Это все вообще не что иное, как проявления новых технологий политического маркетинга, в основном ограничивающиеся обслуживанием чьих-то политических или имиджевых интересов. То же самое можно сказать о таких проектах, как «Просто россияне», «Сетевой парламент» («Новая газета»), Пиратская партия, Интернет-партия и т.д. Поэтому и последователей у этих сетевых инициатив совсем немного, в рамках арифметической погрешности от аудитории рунета, – люди ведь не дураки и способны отличить фальшь.

Многие политически активные граждане ждали появления в Сети независимого и общенационального ресурса оперативной демократии – портала, где можно высказать свою точку зрения на важные политические и экономические процессы сегодняшнего дня, участвовать в голосовании по «нулевому чтению» законов перед рассмотрением в Госдуме и видеть, как твое решение учитывается властью, что ты реально участвуешь в управлении страной «здесь и сейчас». Власть тоже, стремясь получать достоверную обратную связь от общества, пошла на внедрение принципов открытого диалога с населением. В соответствии с распоряжением Правительства РФ от 20 октября 2010 года № 1815-р, утвердившим государственную программу «Информационное общество (2011-2020 годы)», реализуется мероприятие «Создание сервисов для обеспечения общественного обсуждения и контроля за деятельностью органов государственной власти, создание инструментов общественного управления на муниципальном уровне» (мероприятие 11 приложения 2 государственной программы). В рамках мероприятия Минкомсвязью России разработана федеральная ГИС «Электронная демократия», одним из элементов которой является Единый портал электронной демократии РФ. Однако государственному информационному ресурсу не доверяет значительная часть самого общества.

5 декабря этого года в Сети все же появился независимый портал для запуска общенационального проекта сетевой демократии – «Общество и власть». Во-первых, создатели сайта политически не ангажированные люди, с незапятнанной репутацией, не замечены в партиях, движениях и корпорациях и не имеют политических амбиций. Во-вторых (как признаются организаторы, в этом есть и плюсы, и минусы), чтобы стать участником портала, нужно зарегистрироваться (можно через соцсети), оставить свои реальные данные, которые проверяются модераторами и автоматизированной системой идентификации по СНИЛС. То есть повышается уровень достоверности и качества информации, аккумулирующейся на сайте. В-третьих, процесс внесения гражданских инициатив и «нулевые чтения» по законопроектам происходят максимально прозрачно – все этапы прохождения можно отследить в режиме реального времени. И, наконец, в-четвертых, информация направляется к представителям органов государственной власти различных уровней, которые, в свою очередь, обязаны отреагировать на нее – дать объяснения, прокомментировать или включить предложения в реальный законотворческий и нормотворческий процесс. Заявлен общенациональный масштаб проекта – у портала будут сетевые представительства в каждом регионе, призванные выполнять задачу оперативного взаимодействия между обществом и властью на региональном и местном уровнях. 

Сейчас в рамках портала «Общество и власть» начат активный процесс обсуждения четырех злободневных проблем, по которым недавно были приняты решения исполнительной власти: по «черному списку» сайтов, обустройству городских парков, отбору неэффективных университетов и назначению нового министра МЧС. А в блогах, заведенных гражданами на портале, затрагиваются темы строительства детских площадок, поправок к закону «О защите чувств верующих», контроля государством редакционной политики федеральных телеканалов и другие острые проблемные темы, касающиеся большинства граждан России. Политолог Кирилл Подъячев поддержал инициаторов: «Государственные служащие по традиции, идущей еще из имперских времен, боятся открытости, диалога с обществом, боятся «выйти к народу». Активные граждане, умеющие подчас многого добиться самостоятельно, встают в тупик, когда возникает необходимость переговоров с представителями государства, поскольку заведомо подозревают всех «бюрократов» в коррупции и прочих грехах и часто не могут оценить масштаба проблем, лежащих за пределами интересов представляемой ими группы. И если нам удастся, хотя бы в рамках одной переговорной площадки, совместно увидеть и понять хоть одну из стоящих перед страной серьезных проблем, уверен, мы сможем найти и эффективный способ ее решения. Верится, что новый формат общения, предлагаемый порталом «Общество и власть», поможет достичь успеха на этом пути».

Учредитель портала Борис Свистков на вопрос о целях проекта заметил: «»Общество и власть» – это коллектив активных людей, каждый из которых своим путем пришел к единой цели защиты интересов гражданского общества и выстраивания конструктивного диалога с представителями всех уровней власти. Первоочередная задача – вынесение на общественное обсуждение законодательных инициатив, комплексное исследование с участием экспертного сообщества наиболее актуальных проблем, волнующих общественное мнение. Равнодоступность этой площадки позволит сделать обсуждение максимально объективным, непредвзятым, что в дальнейшем положительно скажется на принятии тех или иных решений по обсуждаемым вопросам. Наша миссия – стать медиатором гражданского общества, которое, на наш взгляд, нуждается в понимании, помощи и защите». Заместитель председателя Совета федерации Светлана Орлова, которую мы попросили прокомментировать инициативу, отметила: «Подобные площадки работают на цели, заявленные в послании президента Федеральному собранию, помогают строить реальный диалог государства и граждан. В интернет-пространстве подобные порталы нужны как квалифицированные посредники. Для построения эффективной экономики и правового государства прежде всего необходимо восстановить доверие между властью и гражданами. Власти надо внимательнее прислушиваться к обществу, к тем людям, которые искренне болеют за Россию и стремятся внести свой вклад в ее развитие. Но для всего нужны свои технологии, в том числе для вовлечения в законотворческий процесс граждан. Очень важно, чтобы такие проекты организовывались на беспристрастной основе. Очень хочу пожелать инициаторам проекта терпения и стойкости. Они взялись за очень непростое, но очень нужное дело».

опыт и наследие «Долгого Средневековья». Памяти Н.А. Хачатурян»

7-9 октября 2021 года кафедра истории средних веков исторического факультета МГУ проводит научную конференцию на тему «Власть и общество: опыт и наследие «Долгого Средневековья». Памяти Н.А. Хачатурян«. Соорганизатором мероприятия выступит Отдел западноевропейского Средневековья и раннего Нового времени ИВИ РАН.

Конференция посвящена памяти Заслуженного профессора Московского университета Нины Александровны Хачатурян (1931-2020) – доктора исторических наук, крупнейшего отечественного историка-медиевиста, признанного лидера в области средневековой политической истории. Нина Александровна была основателем и руководителем научной группы «Власть и общество», создателем целой школы исследователей по истории Франции в Средние века.

Предлагаемые к обсуждению проблемы отражают широкий круг научных интересов Н.А. Хачатурян:

• история государства и властных институтов; сословно-представительные учреждения; роль права в развитии форм властвования; политическая культура;
• корпоративизм и социальная структура общества; история города;
• феодализм: собственность, власть, право; история крестьянства;
• история общественно-политической мысли; историография;
• история Франции в Средние века и раннее Новое время.

Оргкомитет конференции:

• сопредседатели: академик С.П. Карпов, академик А.О. Чубарьян;
• члены оргкомитета: И.И. Варьяш, М.В. Винокурова, Т.П. Гусарова, О.В. Дмитриева, Е.Н. Кириллова, П.Ю. Уваров, С.Е. Фёдоров, С.К. Цатурова;
• ответственный секретарь конференции – О.В. Савельер.

В рамках конференции запланированы пленарные и секционные заседания. Регламент докладов – 20 минут (пленарный) и 15 минут (секционный). Конференция задумывается в очном формате, но возможны смешанный или онлайн-форматы. Окончательное решение будет принято ближе к срокам проведения мероприятия.

Для участия в конференции необходимо не позднее 15 апреля прислать заявку организаторам по электронной почте [email protected]. В заявке следует указать тему и краткое резюме доклада (не более 600 знаков), ФИО, место работы (учёбы), учёную степень и адрес электронной почты докладчика.

Власть, бизнес, общество в регионах: неправильный треугольник — Московский Центр Карнеги

В новой книге под редакцией Николая Петрова и Алексея Титкова, выпущенной Московским Центром Карнеги совместно с издательством РОССПЭН, представлены результаты первого этапа нового масштабного исследовательского проекта Московского Центра Карнеги по комплексному изучению взаимоотношений общества, власти и бизнеса в регионах России, проводившегося в 2006-2008 гг. в Иркутской, Мурманской, Астраханской и Оренбургской областях.

Новый масштабный международный проект Московского Центра Карнеги ставит своей целью зафиксировать и отразить серьезные изменения, которые наметились в регионах России за последние годы, оценить современное состояние взаимоотношений между властью, бизнесом и обществом, проблемы и перспективы их развития. Результаты последующих исследований, в рамках которых изучалось состояние регионов в кризисе и их выход из кризиса, также предполагается выпустить в виде публикаций. 

Фоном для анализа ситуации и трендов развития в регионах-ключах являются материалы базового регионального мониторинга, осуществляемого Центром Карнеги на протяжении многих лет.

В книге «Власть, бизнес, общество в регионах: неправильный треугольник» рассмотрен большой набор разнообразных сюжетов: общие закономерности и региональные особенности развития бизнеса и политической системы; устройство власти в регионах на региональном и муниципальном уровнях; стратегии развития регионов и корпораций в регионах; состав и воспроизводство политических и бизнес-элит; эволюция «силовых элит», представленных региональным генералитетом, их роль в развитии региона; влияние федерального Центра на процессы регионального развития; социальная ответственность бизнеса, в том числе реализуемая посредством соглашений о социальном партнерстве; состояние общества; положение дел с демократией.

Анализ этих сюжетов показал, что взаимоотношений между властью, бизнесом и обществом в тройственном формате — в рамках треугольника — практически нет; есть попарные отношения между вершинами: властью и бизнесом, властью и обществом, обществом и бизнесом. Во всех этих взаимоотношениях власть играет наиболее активную и инициативную роль, обладая возможностью как устанавливать формат общения, так и контролировать состав участников с обеих сторон. Бизнес занимает более пассивное положение, но имеет возможности для взаимодействия с властью по своей инициативе и каналы для этого. Форматов для диалога власти и общества по инициативе последнего практически нет — за исключением чрезвычайных, вроде акций протеста против тех или иных действий власти, и это главная проблема, в решении которой должны быть заинтересованы все стороны.

Власть, бизнес, общество в регионах: неправильный треугольник

Последние тенденции в региональной политической жизни характеризуются сокращением численности депутатов региональных парламентов, их депрофессионализацией, ориентацией назначенных политиков не на поддержку населения, а на лояльность тем, кто принимает решения о назначении в региональные властные структуры. Об этом говорилось в Московском Центре Карнеги на презентации книги «Власть, бизнес, общество в регионах: неправильный треугольник», выпущенной под редакцией Николая Петрова и Алексея Титкова.

Ведущим мероприятия был председатель программы «Общество и региональная политика» Московского Центра Карнеги Николай Петров. В обсуждении принимали участие Алексей Титков (Государственный университет — Высшая школа экономики),  Леонид Смирнягин (Московский государственный университет), Александр Кынев (Фонд развития информационной политики).  

Характеристика книги

Книга «Власть, бизнес, общество в регионах: неправильный треугольник» подготовлена по итогам первого этапа нового масштабного проекта Московского Центра Карнеги по комплексному изучению взаимоотношений общества, власти и бизнеса в регионах России. В работе затронуто социальное, политическое и экономическое самочувствие регионов (Иркутской, Мурманской, Оренбургской и Астраханской областей) перед кризисом 2008 года.

Л. Смирнягин отметил следующие достоинства книги:

• представлен огромный фактический материал, собранный «полевым путем»;
   
• авторы многих статей — региональные политологи, которые владеют недоступным для московских экспертов материалом;
   
• даны подробные и правдивые портреты регионов;
   
• наличествуют многочисленные яркие выводы.

Однако для большей репрезентативности, по мнению Л. Смирнягина, можно было бы осветить положение дел не только в нефтегазовых регионах, хотя и на основе анализа этих четырех регионов складывается весьма разнообразная картина. Также, как считает Л. Смирнягин, стоило бы лучше прописать коммуникацию между властью, бизнесом и обществом в тройственном формате, а не только попарные отношения между этими вершинами — властью и бизнесом, властью и обществом, обществом и бизнесом.

Изменения роли региональных парламентов

Участники мероприятия отметили, что со времени проведения исследования в региональной политической жизни произошли изменения. Так, в регионах, выбранных для исследования и представленных в книге, традиционно сильны парламенты. Однако в настоящее время, по словам А. Кынева, происходит ослабление законодательной власти.

• Сокращение численности. К концу 2000-х стало наблюдаться уменьшение численности депутатов в региональных парламентах.
   
• Депрофессионализация парламентов. В течение последних двух лет после каждых выборов сокращается число депутатов, работающих на профессиональной основе. В результате депутаты, не имея времени на работу с материалами, вынуждены полагаться на документы, которые готовят чиновники администрации.
   
• Увеличение ротации спикеров. На выборах марта 2010 г. в восьми регионах, в которых проходили выборы в региональные парламенты, поменялись пять спикеров. Чаще всего место спикера парламента занимает либо заместитель губернатора, либо секретарь регионального политического совета «Единой России», назначенный накануне.

Изменения в региональной исполнительной власти

С момента проведения исследования, нашедшего отражение в книге, также произошли изменения в региональной исполнительной власти.

• Замена администраций глав региона на правительства происходит все чаще. Вводится пост главы правительства, отдельный от губернатора. Однако эти правительства не зависят от региональных парламентов и не дают парламентам дополнительного влияния.
   
• Укоренение «новой породы» губернаторов. Как отметил А. Титков, если ранее, до отмены губернаторских выборов, для глав регионов была важна поддержка народа и они стремились угодить населению, то теперь губернаторы ориентируются на тех, кто их назначил. Местные жители получают минимальное количество благ, достаточное для того, чтобы не выходить на улицу, но не более.

Отношения региональной власти с представителями федеральной власти в регионах

Н. Петров рассказал о том, что в последнее время заметна тенденция утрачивания контакта начальников региональных представительств федеральной власти с региональной политической элитой. Если раньше только региональный начальник ФСБ не имел отношения к региону, сейчас также начальники МВД, прокуратуры, главные федеральные инспекторы приходят в регионы «со стороны».

Основные тенденции на уровне муниципального самоуправления

• Отказы от выборов мэра. На уровне муниципалитетов наблюдается все большее число отказов от прямых выборов мэра. В настоящее время более чем в 25 муниципалитетах выборы мэра отменены. Отмена прямых выборов мэра должна укреплять партийную вертикаль «Единой России», но на самом деле в целом по стране этого не происходит, так как в подавляющем числе муниципалитетов основную роль продолжает играть не общероссийская партия-«бренд», а отдельные местные группы влияния, знакомые населению.
   
• Распределение голосов. На выборах в крупных городах результаты «Единой России» традиционно ниже, чем на выборах в небольших городах.
   
• Эффективность оппозиции. А. Кынев подчеркнул, что на муниципальном уровне оппозиция эффективнее, чем на региональном, так как на муниципальном уровне важным фактором является репутация конкретного человека вне зависимости от его партийной принадлежности. Однако и на том, и на другом уровне политические активисты составляют лишь небольшой слой общества.

Власть и власть | Введение в социологию

Цели обучения

К концу этого раздела вы сможете:

• Определять и различать власть и власть
• Определите и опишите три типа полномочий

Белый дом, одно из самых узнаваемых государственных зданий в мире, символизирует власть президента США. (Предоставлено Национальным архивом США / Wikimedia Commons)

Несмотря на различия между государственными системами на Ближнем Востоке и в Соединенных Штатах, их правительства играют одинаковую фундаментальную роль: в некотором роде они осуществляют контроль над людьми, которыми они управляют.Природа этого контроля — то, что мы определим как власть и авторитет, — важная черта общества.

У социологов особый подход к изучению государственной власти и власти, который отличается от точки зрения политологов. По большей части политологи сосредоточены на изучении того, как распределяется власть в различных типах политических систем. Они заметят, например, что политическая система Соединенных Штатов разделена на три отдельные ветви (законодательная, исполнительная и судебная), и будут исследовать, как общественное мнение влияет на политические партии, выборы и политический процесс в целом.Социологов, однако, больше интересует влияние государственной власти на общество и то, как социальные конфликты возникают в результате распределения власти. Социологи также исследуют, как использование власти влияет на местные, государственные, национальные и глобальные программы, которые, в свою очередь, по-разному влияют на людей в зависимости от статуса, класса и социально-экономического положения.

Что такое мощность?

Нацистский лидер Адольф Гитлер был одним из самых могущественных и разрушительных диктаторов в современной истории. Он изображен здесь с фашистом Бенито Муссолини из Италии.(Фото любезно предоставлено Управлением национальных архивов и документации США)

На протяжении веков философы, политики и социологи исследовали и комментировали природу власти. Питтак (ок. 640–568 до н. Э.) Высказал мнение: «Мера человека — это то, что он делает с властью», а лорд Актон, возможно, более знаменито утверждал: «Власть имеет свойство развращать; абсолютная власть развращает абсолютно »(1887). Действительно, понятие власти может иметь явно негативные коннотации, а сам термин трудно определить.

Многие ученые принимают определение, разработанное немецким социологом Максом Вебером, который сказал, что власть — это способность проявлять свою волю над другими (Weber 1922). Власть влияет не только на личные отношения; он формирует более широкую динамику, такую ​​как социальные группы, профессиональные организации и правительства. Точно так же власть правительства не обязательно ограничивается контролем над своими гражданами. Например, доминирующая нация часто использует свое влияние, чтобы повлиять или поддержать другие правительства или захватить контроль над другими национальными государствами.Усилия правительства США по обладанию властью в других странах включали объединение с другими странами для формирования союзных сил во время Второй мировой войны, вступление в Ирак в 2002 году для свержения режима Саддама Хусейна и введение санкций против правительства Северной Кореи в надежде сдерживая развитие ядерного оружия.

Попытки получить власть и влияние не обязательно приводят к насилию, эксплуатации или жестокому обращению. Такие лидеры, как Мартин Лютер Кинг-младший и Мохандас Ганди, например, руководили мощными движениями, которые приводили к положительным изменениям без применения военной силы.Оба мужчины организовали ненасильственные акции протеста для борьбы с коррупцией и несправедливостью и сумели вдохновить на крупные реформы. Они использовали различные ненасильственные стратегии протеста, такие как митинги, сидячие забастовки, марши, петиции и бойкоты.

Современные технологии облегчили осуществление таких форм ненасильственных реформ. Сегодня протестующие могут использовать сотовые телефоны и Интернет для быстрого и эффективного распространения информации и планов среди массы протестующих. Например, во время восстаний арабской весны Twitter и другие социальные сети помогли протестующим координировать свои движения, делиться идеями и укреплять моральный дух, а также заручиться глобальной поддержкой своих идей.Социальные сети также сыграли важную роль в получении точных отчетов о демонстрациях в мире, в отличие от многих более ранних ситуаций, когда правительственный контроль над СМИ подвергал цензуре сообщения новостей. Обратите внимание, что в этих примерах пользователями власти были граждане, а не правительства. Они обнаружили, что у них есть власть, потому что они могли проявлять свою волю над своими собственными лидерами. Таким образом, государственная власть не обязательно означает абсолютную власть.

Молодые люди и студенты были одними из самых горячих сторонников демократических реформ во время недавней арабской весны.Социальные сети также сыграли важную роль в мобилизации поддержки на низовом уровне. (Фото любезно предоставлено cjb22 / flickr)

Социальные сети как инструмент террористов

Британский гуманитарный работник Алан Хеннинг стал четвертой жертвой Исламского государства (известного как ИГИЛ или ИГИЛ), обезглавленного перед видеокамерами в записи под названием «Еще одно послание Америке и ее союзникам», которая была размещена на YouTube и Осенью 2014 года в Твиттере идет происламское государство. Хеннинг был схвачен во время участия в колонне, доставлявшей медикаменты в больницу на раздираемом конфликтом севере Сирии.Его смерть была опубликована в социальных сетях, как и ранее обезглавленные американские журналисты Джим Фоули и Стивен Сотлофф и британский гуманитарный работник Дэвид Хейнс. Террористические группы также использовали социальные сети, чтобы потребовать прекращения интервенции на Ближнем Востоке со стороны сил США, Великобритании, Франции и арабских стран.

Международная коалиция во главе с США была сформирована для борьбы с ИГИЛ в ответ на эту серию обнародованных убийств. Франция и Великобритания, члены Организации Североатлантического договора (НАТО), и Бельгия обращаются за разрешением через свои парламенты к правительству на участие в авиаударах.Однако специфика целевых местоположений является ключевым моментом, и они подчеркивают деликатный и политический характер текущего конфликта в регионе. Из-за предполагаемых национальных интересов и геополитической динамики Великобритания и Франция более охотно участвуют в авиаударах по целям ИГИЛ в Иране и, вероятно, будут избегать нанесения ударов по целям в Сирии. В коалицию входят несколько арабских стран, в том числе Бахрейн, Иордания, Саудовская Аравия, Катар и Объединенные Арабские Эмираты. Турция, еще один член НАТО, не объявила о причастности к авиаударам, предположительно потому, что ИГИЛ держит в заложниках сорок девять граждан Турции.

Вмешательство США в Ливию и Сирию вызывает споры и вызывает споры о роли Соединенных Штатов в мировых делах, а также о практической необходимости и результатах военных действий на Ближнем Востоке. Эксперты и общественность США одинаково взвешивают необходимость борьбы с терроризмом в его нынешней форме Исламского государства и более серьезный вопрос о помощи в восстановлении мира на Ближнем Востоке. Некоторые считают ИГИЛ прямой и растущей угрозой для Соединенных Штатов, если ее не остановить.Другие считают, что вмешательство США излишне ухудшает ситуацию на Ближнем Востоке, и предпочитают, чтобы ресурсы использовались дома, а не увеличивали военное вмешательство в том районе мира, где, по их мнению, Соединенные Штаты вмешались достаточно долго.

Типы полномочий

Протестующие в Тунисе и протестующие за гражданские права во времена Мартина Лютера Кинга-младшего имели влияние помимо своего положения в правительстве. Их влияние отчасти объяснялось их способностью защищать то, что многие люди считали важными ценностями.Правительственные лидеры тоже могут иметь такое влияние, но они также имеют преимущество обладания властью, связанной с их положением в правительстве. Как показывает этот пример, в сообществе существует более одного типа власти.

Авторитет относится к принятой власти, то есть власти, которой люди соглашаются следовать. Люди прислушиваются к авторитетным фигурам, потому что считают, что эти люди достойны уважения. Вообще говоря, люди воспринимают цели и требования авторитетного лица как разумные и полезные или истинные.

Взаимодействие гражданина с полицейским — хороший пример того, как люди реагируют на власть в повседневной жизни. Например, человек, который видит в зеркале заднего вида мигающие красные и синие огни полицейской машины, обычно без колебаний съезжает на обочину дороги. Такой водитель, скорее всего, предполагает, что стоящий за ним полицейский служит законным источником власти и имеет право его остановить. В рамках своих официальных обязанностей офицер полиции имеет право выписать штраф за превышение скорости, если водитель ехал слишком быстро.Однако, если бы тот же офицер приказал водителю следовать за ней до дома и подстригать лужайку, водитель, скорее всего, возразил бы, что офицер не имеет полномочий обращаться с такой просьбой.

Не все официальные лица являются сотрудниками полиции, выборными должностными лицами или государственными органами. Помимо официальных должностей, авторитет может проистекать из традиций и личных качеств. Экономист и социолог Макс Вебер осознал это, когда исследовал индивидуальные действия в их отношении к власти, а также крупномасштабные структуры власти и их отношение к экономике общества.На основе этой работы Вебер разработал систему классификации авторитетов. Его три типа авторитета — это традиционный авторитет, харизматический авторитет и законно-рациональный авторитет (Weber 1922).

Макс Вебер определил и объяснил три различных типа полномочий:

Три типа полномочий Вебера
	Традиционный	Харизматичный	Юридический-Рациональный
Источник энергии	Узаконено давним обычаем	По личностным качествам руководителя	Власть находится в офисе, а не в человеке
Стиль руководства	Историческая личность	Динамичная личность	Бюрократические чиновники
Пример	Патриархат (традиционные должности)	Наполеон, Иисус Христос, Мать Тереза, Мартин Лютер Кинг-младший.	Президентство США и Конгресс Современный британский парламент

Традиционные органы власти

Согласно Веберу, сила традиционного авторитета принимается, потому что так было традиционно; его легитимность существует потому, что он был принят в течение долгого времени. Британская королева Елизавета, например, занимает положение, унаследованное ею на основе традиционных правил наследования для монархии. Люди придерживаются традиционной власти, потому что они вкладываются в прошлое и чувствуют себя обязанными сохранять его.В этом типе власти правитель обычно не имеет реальной силы для выполнения своей воли или сохранения своего положения, но зависит в первую очередь от уважения группы.

Более современной формой традиционной власти является патримониализм , который представляет собой традиционное господство, которому способствуют администрация и вооруженные силы, которые являются чисто личными инструментами хозяина (Eisenberg 1998). В этой форме власти все должностные лица являются личными фаворитами, назначаемыми правителем. У этих чиновников нет прав, и их привилегии могут быть увеличены или отозваны по прихоти лидера.Политическая организация Древнего Египта олицетворяла такую ​​систему: когда королевский дом постановил построить пирамиду, каждый египтянин был вынужден работать над ее постройкой.

Традиционная власть может быть связана с расой, классом и полом. Например, в большинстве обществ мужчины с большей вероятностью будут иметь привилегии, чем женщины, и, следовательно, с большей вероятностью будут занимать руководящие должности. Точно так же члены доминирующих расовых групп или семей высшего класса также легче завоевывают уважение.Примером этой модели в Соединенных Штатах является семья Кеннеди, которая произвела на свет многих выдающихся политиков.

Харизматический авторитет

Последователи принимают силу харизматического авторитета , потому что их привлекают личные качества лидера. Привлекательность харизматического лидера может быть необычайной и может вдохновить последователей на необычные жертвы или на стойкость посреди великих невзгод и преследований. Харизматические лидеры обычно появляются во время кризиса и предлагают новаторские или радикальные решения.Они могут даже предложить видение нового мирового порядка. Приход Гитлера к власти в послевоенной экономической депрессии Германии является примером.

Харизматические лидеры, как правило, удерживают власть на короткое время, и, по словам Вебера, они столь же склонны к тирании, как и героизму. Разнообразные лидеры-мужчины, такие как Гитлер, Наполеон, Иисус Христос, Сезар Чавес, Малкольм Икс и Уинстон Черчилль, считаются харизматическими лидерами. Поскольку так мало женщин занимали динамичные руководящие должности на протяжении всей истории, список харизматичных женщин-лидеров сравнительно невелик.Многие историки считают таких деятелей, как Жанна д’Арк, Маргарет Тэтчер и Мать Тереза, харизматическими лидерами.

Рационально-правовой орган

Согласно Веберу, власть, узаконенная законами, письменными правилами и постановлениями, называется рационально-правовой властью . В этом типе власти власть наделена определенной логикой, системой или идеологией, а не обязательно лицом, которое реализует особенности этой доктрины. Нация, которая следует конституции, применяет этот тип власти.В меньшем масштабе вы можете столкнуться с рационально-юридическим авторитетом на рабочем месте через стандарты, изложенные в справочнике для сотрудников, который предоставляет другой тип полномочий, чем у вашего начальника.

Конечно, идеалы редко воспроизводятся в реальном мире. Немногие правительства или лидеры можно четко разделить на категории. Некоторые лидеры, такие как, например, Мохандас Ганди, могут считаться харизматичными фигурами и , рационально обоснованными с точки зрения закона. Точно так же лидер или правительство могут начать с демонстрации одного типа власти и постепенно развиваться или превращаться в другой тип.

Сводка

Социологи исследуют правительство и политику с точки зрения их воздействия на людей и более крупные социальные системы. Власть — это способность субъекта или отдельного лица контролировать или направлять других, в то время как власть — это влияние, основанное на предполагаемой легитимности. Макс Вебер изучал власть и власть, проводя различие между этими двумя концепциями и формулируя систему классификации типов власти.

Краткий ответ

1. Объясните, почему такие разные лидеры, как Гитлер и Иисус Христос, считаются харизматическими авторитетами.
2. Почему люди принимают традиционных авторитетных фигур, даже если такие лидеры имеют ограниченные средства усиления своей власти?
3. Харизматические лидеры — одни из самых интересных фигур в истории. Выберите харизматичного лидера, о котором вы хотите узнать больше, и проведите онлайн-исследование, чтобы узнать об этом человеке. Затем напишите абзац, описывающий личные качества, которые привели к влиянию этого человека, с учетом общества, в котором он появился.

Глоссарий

авторитет

власть, которую люди принимают, потому что она исходит из источника, который считается законным

харизматический авторитет

Власть, узаконенная на основе исключительных личных качеств лидера

патримониализм

Тип власти, при которой военные и административные фракции усиливают власть хозяина

мощность

способность проявлять свою волю над другими

Орган рационально-правовой

власть, узаконенная правилами, постановлениями и законами

традиционная власть

власть узаконена на основе давних таможен

Дальнейшие исследования

Хотите узнать больше о социологах, работающих в реальном мире? Прочтите это сообщение в блоге, чтобы узнать больше о роли ученых-социологов в разгар восстания «арабской весны»: http: // openstaxcollege.org / l / sociology_Arab_Spring

Список литературы

Актон, лорд. 2010 [1887]. Очерки свободы и власти. Оберн, Алабама: Институт Людвига фон Мизеса.

Катрер, Челси и Фанц, Эшли. 2014. «Видео ИГИЛ показывает обезглавливание американского журналиста Стивена Сотлофта». CNN, 9 сентября. Получено 5 октября 2014 г. (http://www.cnn.com/2014/09/02/world/meast/isis-american-journalist-sotloff/)

Айзенберг, Эндрю. 1998. «Веберианский патримониализм и история имперского Китая.” Теория и общество 27 (1): 83–102.

Хозенболл, Марк и Уэстолл, Сливия. 2014. «Исламское государство на видео показывает второго обезглавленного британского заложника». Reuters, 4 октября. Получено 5 октября 2014 г. (http://www.reuters.com/article/2014/10/04/us-mideast-crisis-henning-behading-idUSKCN0HS1XX20141004)

NPR. 2014. «Дебаты: военное вмешательство США на Ближнем Востоке помогает или вредно?» 7 октября. Источник по состоянию на 7 октября 2014 г. )

Маллен, Джетро.2014. «Авиаудары США по ИГИЛ в Сирии: что вам нужно знать». CNN, 24 сентября. Получено 5 октября 2014 г. (http://www.cnn.com/2014/09/23/world/meast/syria-isis-airstrikes-explainer/)

Маллен, Джетро (2014). «Авиаудары США по ИГИЛ в Сирии: кто внутри, а кто нет». CNN, 2 октября 2014 г. Источник по состоянию на 5 октября 2014 г. (http://www.cnn.com/2014/09/23/world/meast/syria-airstrikes-countries-involved/)

Поллок, Джон. 2011. «Как египетская и тунисская молодежь захватили« арабскую весну ».” Technology Review , сентябрь / октябрь. Проверено 23 января 2012 г. (http://www.technologyreview.com/web/38379/).

Weber, макс. 1978 [1922]. Экономика и общество: Очерк интерпретирующей социологии . Беркли: Калифорнийский университет Press.

Weber, макс. 1947 [1922]. Теория социальной и экономической организации . Перевод А. М. Хендерсона и Т. Парсонса. Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.

14.3 теории власти и общества — Социология

Цели обучения

1. Объясните, почему в соответствии с теорией плюрализма конкуренция групп с правом вето является функциональной для общества.
2. Изложите теорию властной элиты К. Райта Миллса.
3. Оценивайте теории плюрализма и элиты.

Эти замечания поднимают несколько важных вопросов: Насколько демократичны Соединенные Штаты? Чьим интересам служат наши избранные представители? Политическая власть сосредоточена в руках немногих или широко рассредоточена среди всех слоев населения? Эти и другие связанные с ними вопросы лежат в основе теорий власти и общества.Давайте кратко рассмотрим некоторые из этих теорий.

Теория плюрализма: функциональная перспектива

Напомним (из главы 1 «Социология и социологическая перспектива»), что бесперебойное функционирование общества является центральной задачей теории функционализма. Применительно к вопросу о политической власти функционалистская теория принимает форму плюралистической теории, которая утверждает, что политическая власть в Соединенных Штатах и ​​других демократиях распределена между несколькими «группами вето», которые соревнуются в политическом процессе за ресурсы и влияние.Иногда одна конкретная группа вето может выиграть, а иногда другая группа, но в долгосрочной перспективе они выигрывают и проигрывают одинаково, и ни одна группа не имеет большего влияния, чем другая (Dahl, 1956).

На этой фотографии забастовки рабочих изображен пример соперничества между двумя группами вето, профсоюзов и менеджментом, которое характеризует американскую демократию. Теория плюрализма предполагает, что группы вето выигрывают и проигрывают одинаково в долгосрочной перспективе и что ни одна группа не имеет большего влияния, чем другая группа.

По мере развития этого процесса, согласно теории плюрализма, правительство может быть активным участником, но оно является беспристрастным участником. Подобно тому, как родители действуют как беспристрастные арбитры, когда их дети спорят друг с другом, так и правительство действует как нейтральный арбитр, чтобы гарантировать, что конкуренция между группами вето проводится справедливо, чтобы ни одна группа не приобретала чрезмерное влияние и чтобы потребности и интересы о гражданах помнят.

Согласно теории плюрализма, процесс конкуренции групп с правом вето и надзор за ним со стороны государства функционируют для общества по трем причинам.Во-первых, это гарантирует, что конфликт между группами направляется в политический процесс, а не превращается в прямую враждебность. Во-вторых, конкуренция между группами вето означает, что все эти группы хотя бы в какой-то степени достигают своих целей. В-третьих, надзор со стороны правительства помогает гарантировать, что исход групповой конкуренции принесет пользу обществу в целом.

Элитные теории: точки зрения конфликта

Несколько теорий элиты оспаривают плюралистическую модель. Согласно этим теориям, власть в демократических обществах сосредоточена в руках нескольких богатых людей и организаций — или экономической элиты — которые оказывают чрезмерное влияние на правительство и могут формировать его решения в интересах своих собственных интересов.Говорят, что правительство не только не является нейтральным арбитром в конкуренции между группами вето, но и находится под контролем экономических элит или, по крайней мере, для удовлетворения их потребностей и интересов. Как должно быть ясно, теории элиты полностью подпадают под конфликтную перспективу, изложенную в главе 1 «Социология и социологическая перспектива».

Возможно, самая известная теория элиты — это теория властной элиты К. Райта Миллса (1956). Согласно Миллсу, правящая элита состоит из правительства, крупного бизнеса и вооруженных сил, которые вместе составляют правящий класс , который контролирует общество и работает в собственных интересах, а не в интересах граждан.По словам Миллса, члены правящей элиты видят друг друга в обществе и вместе входят в советы директоров корпораций, благотворительных организаций и других органов. Когда члены кабинета министров, сенаторы, высшие генералы и другие военные чиновники уходят на пенсию, они часто становятся руководителями корпораций. И наоборот, руководители корпораций часто становятся членами кабинета министров и другими ключевыми политическими назначенцами. Эта циркуляция элит помогает обеспечить их господство над американской жизнью.

Модель

Миллса с властной элитой остается популярной, но существуют и другие теории элиты.Они по-разному отличаются от модели Миллса, в том числе своим взглядом на состав правящего класса. Некоторые теории рассматривают правящий класс как состоящий в основном из крупных корпораций и самых богатых людей, и видят, что правительство и вооруженные силы служат потребностям правящего класса, а не являются его частью, как предполагал Миллс. Г. Уильям Домхофф (2010) говорит, что правящий класс состоит из самых богатых от 0,5% до 1% населения, которые контролируют более половины национального богатства, входят в только что упомянутые советы директоров и являются членами тех же самых общественные клубы и другие общественные организации.Их контроль над корпорациями и другими экономическими и политическими органами помогает поддерживать их чрезмерное влияние на американскую жизнь и политику.

Другие теории элиты утверждают, что правительство более автономно — а не контролируется правящим классом — чем думал Миллс. Иногда правительство принимает сторону правящего класса и корпоративных интересов, а иногда выступает против них. Такая относительная автономия , как утверждают эти теории, помогает обеспечить легитимность государства, потому что, если бы оно всегда становилось на сторону богатых, оно выглядело бы слишком предвзято и потеряло бы поддержку населения.Таким образом, в долгосрочной перспективе относительная автономия государства помогает поддерживать контроль правящего класса, заставляя массы чувствовать, что государство беспристрастно, хотя на самом деле это не так (Thompson, 1975).

Оценка теории плюрализма и элиты

В качестве способа понимания власти в Соединенных Штатах и ​​других демократических государствах теории плюрализма и элиты могут многое предложить, но ни одна из этих теорий не дает полной картины. Теория плюрализма ошибается, считая все группы с особыми интересами одинаково могущественными и влиятельными.Безусловно, успех лоббистских групп, таких как Национальная стрелковая ассоциация и Американская медицинская ассоциация, в политической и экономической системах свидетельствует о том, что не все группы с особыми интересами созданы равными. Теория плюрализма также ошибается, считая правительство нейтральным судьей. Иногда правительство действительно принимает сторону корпораций, действуя или бездействуя определенным образом.

Например, законы и постановления США по борьбе с загрязнением окружающей среды заведомо слабы из-за влияния крупных корпораций на политический процесс.Посредством своего вклада в избирательную кампанию, лоббирования и других видов влияния корпорации помогают обеспечить как можно более слабый контроль за загрязнением (Simon, 2008). Эта проблема привлекла внимание всего мира весной 2010 года после того, как в результате взрыва нефтяной вышки, принадлежащей крупной нефтяной и энергетической компании BP, десятки тысяч баррелей нефти разлились в Мексиканском заливе, что стало крупнейшей экологической катастрофой в истории США. По мере того, как нефть протекала, в новостях подчеркивалось, что отдельные лица или комитеты политических действий, связанные с ВР, пожертвовали U.S. кандидатов на выборах 2008 года, что BP потратила 16 миллионов долларов на лоббирование в 2009 году, и что нефтегазовая отрасль потратила десятки миллионов долларов на лоббирование в том году (Montopoli, 2010).

Хотя эти примеры подтверждают взгляды теории элиты, теории также рисуют слишком простую картину. Они ошибаются, подразумевая, что правящий класс действует как единая сила для защиты своих интересов. Корпорации иногда противостоят друг другу ради прибыли, а иногда даже крадут друг у друга секреты, а правительства не всегда поддерживают правящий класс.Например, правительство США пыталось сократить курение табака, несмотря на богатство и влияние табачных компаний. Таким образом, хотя Соединенные Штаты не полностью соответствуют плюралистическому видению власти и общества, они также не полностью соответствуют видению элиты. Тем не менее, имеющиеся свидетельства влияния элиты на американскую политическую и экономическую системы напоминают нам, что правительство не всегда создается «народом, народом для народа», как бы мы этого ни желали.

Ключевые выводы

• Теория плюрализма предполагает, что политическая власть в демократических странах распределена между несколькими группами вето, которые в равной степени конкурируют за ресурсы и влияние.
• Теории элиты предполагают, что власть вместо этого сосредоточена в руках нескольких богатых людей и организаций, которые оказывают чрезмерное влияние на правительство и могут формировать его решения в своих интересах.

Для вашего обзора

1. Какие теории плюрализма или элиты лучше объясняют использование власти в Соединенных Штатах? Поясните свой ответ.

Список литературы

Даль Р. А. (1956). Предисловие к теории демократии .Чикаго, Иллинойс: Издательство Чикагского университета.

Домхофф, Г. В. (2010). Кто правит Америкой: вызовы корпоративному и классовому господству (6-е изд.). Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Макгроу Хилл.

Миллс, К. У. (1956). Элита власти . Нью-Йорк, Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.

Монтополи, Б. (5 мая 2010 г.). BP потратила миллионы на лоббирование и пожертвования на избирательную кампанию. Новости CBS . Получено с http://www.cbsnews.com/8301-503544_503162-20004240-20503544.html.

Саймон Д.Р. (2008). Элитное отклонение (9-е изд.). Бостон, Массачусетс: Аллин и Бэкон.

Томпсон, Э. П. (1975). Виги и охотники: происхождение Черного закона . Лондон, Англия: Аллен Лейн.

Как власть формирует наш мир

В этих эксклюзивных интервью мы говорим с Моисесом Наимом ( Заслуженный научный сотрудник Фонда Карнеги за международный мир, бывший министр торговли и промышленности Венесуэлы и исполнительный директор Всемирного банка ) и адмирал Джеймс Ставридис ( декан школы Флетчера в университете Тафтса и бывший верховный главнокомандующий союзниками НАТО ).Мы обсуждаем фундаментальную природу власти, то, как она формирует наш мир в экономическом, политическом, социальном плане и как влияет на жизнь каждого человека на планете.

Понять историю человечества — значит стать свидетелем истории его величайшего парадокса; власть. Это явление создает ограничения, в которых мы работаем, но при этом отвечает за структуры, связывающие наше общество воедино.

Использование и накопление власти присуще человечеству. Только в 20-м веке это явление стало причиной более 200 миллионов смертей в результате войн и угнетения и сконцентрировало более 50% мирового богатства в руках всего лишь 1% населения мира, что означает, что миллиарды членов нашей глобальной семьи имеют подвергался голоду, жажде и болезням.Власть также дала возможность социальным движениям, которые предоставили права, свободы и возможности еще многим миллиардам.

Неумолимый рост технологий за последнюю четверть века принес с собой концептуально сложные концепции в наши существующие представления о власти. Facebook, насчитывающий более 1,3 миллиарда пользователей, сейчас (, возможно, ) такой же могущественный, как и многие суверенные государства. Распространенные сети связи также позволили сотням миллионов людей объединиться в революциях и акциях протеста; в некоторых случаях демонтаж силовых структур, которые существовали сотни лет.Даже самое абстрактное место власти — знание — подвергается сомнению, поскольку Интернет демократизирует доступ ко всей сумме человеческого понимания.

Технологии также позволили правительствам всего мира проникнуть в нашу жизнь еще глубже; возможность отслеживать, анализировать и потреблять невообразимые объемы информации о повседневной жизни граждан и организаций, а также создавать оружие для их уничтожения более удивительными способами. « У нас есть сила сделать это поколение лучшим поколением человечества в истории мира — или сделать его последним. »- Джон Фицджеральд Кеннеди

Независимо от того, стоим ли мы на противоположных основаниях того, что считается моральным добром или злом, мы должны согласиться с тем, что каждое крупное продвижение и вызов, который испытал наш вид, были результатом отливов и отливов. потоки великих сил, мощи проецируются в наш мир. Как комментирует Мишель Фуко: « Power — это не институт и не структура; и это не определенная сила, которой мы наделены; это название, которое приписывают сложной стратегической ситуации в конкретном обществе.

В этих эксклюзивных интервью мы говорим с Мойсесом Наимом ( заслуженный научный сотрудник Фонда Карнеги за международный мир, бывший министр торговли и промышленности Венесуэлы и исполнительный директор Всемирного банка ) и адмиралом Джеймсом Ставридисом ( Дин из Школы Флетчера в Университете Тафтса и бывшего Верховного главнокомандующего ОВС НАТО ). Мы обсуждаем фундаментальную природу власти, то, как она формирует наш мир в экономическом, политическом, социальном плане и как влияет на жизнь каждого человека на планете.

Просмотреть биографию интервьюируемого

Мойсес Наим — обозреватель, пользующийся международным признанием, и автор бестселлеров, включая недавно опубликованную книгу «Конец власти», потрясающее исследование того, как власть меняется во всех секторах общества, и Незаконное, подробное разоблачение современных криминальных сетей. В 2011 году он запустил Efecto Naím, новаторскую еженедельную телевизионную программу, освещающую удивительные мировые тенденции с помощью ярких видео, графиков и интервью с мировыми лидерами, которые сегодня широко смотрят в Латинской Америке.Доктор Наим получил международное признание благодаря успешному перезапуску известного журнала Foreign Policy и за свои четырнадцать лет ( 1996-2010 ) в качестве редактора превратил журнал в современное, отмеченное наградами издание по глобальной политике и экономике. .

Его работа, отмеченная наградами, имеет большое влияние в мире международной политики, экономики и бизнеса. В 2005 году «Незаконное» было выбрано газетой Washington Post как одна из лучших документальных книг года; он был опубликован на 18 языках и является основой документального фильма National Geographic, удостоенного премии «Эмми».В своей недавней книге «Конец власти» бывший президент США Билл Клинтон сказал, что « изменит то, как вы читаете новости, как вы думаете о политике и как вы смотрите на мир. ”

Колонки и комментарии доктора Наима в СМИ имеют мировую аудиторию. Он является главным международным обозревателем и обозревателем « Global Observer » для El Pais и La Repubblica, крупнейших ежедневных газет Испании и Италии, автором «A-list» The Financial Times и младшим редактором The Atlantic.Его колонки также публикуются всеми ведущими газетами Латинской Америки и публикуются в The New York Times, The Washington Post, Bloomberg Business Week, Newsweek, Time, Le Monde и Berliner Zeitung. В 2011 году ему выпала честь получить премию Ортега-и-Гассет, самую престижную награду в области журналистики на испанском языке. В 2013 году Наим был назван одним из ведущих мыслителей мира британским журналом Prospect, а в 2014 году доктор Наим вошел в число 100 самых влиятельных мировых лидеров мысли по версии GDI Gottlieb Duttweiler Institute за его работу над The ​​End of Power.

Доктор Наим — заслуженный научный сотрудник Международной экономической программы Фонда Карнеги за международный мир в Вашингтоне, округ Колумбия. Он является основателем и председателем совета директоров Группы пятидесяти ( G50 ), объединяющей ведущих прогрессивных латиноамериканских бизнес-лидеров, и членом совета директоров Национального фонда за демократию, Population Action International. , Фонды открытого общества, а также несколько глобальных компаний.

В начале 1990-х гг.Наим был министром торговли и промышленности Венесуэлы, директором Центрального банка Венесуэлы и исполнительным директором Всемирного банка. Ранее он был профессором бизнеса и экономики и деканом IESA, ведущей бизнес-школы Венесуэлы. Доктор Наим имеет степени магистра и доктора Массачусетского технологического института. Он живет в Вашингтоне, округ Колумбия.

Адмирал Джеймс Ставридис является 12-м руководителем Школы Флетчера с момента ее основания в 1933 году. Он занимает должность декана Школы Флетчера, кафедра декана Чарльза Фрэнсиса Адамса / Raytheon

Бывший адмирал США.С.ВМС, он руководил глобальными операциями Североатлантического союза с 2009 по 2013 год в качестве Верховного главнокомандующего ОВС НАТО. Он также был командующим Южным командованием США, отвечая за все военные операции в Латинской Америке с 2006 по 2009 год. Доктор философии Флетчера, он получил премию Гуллиона как выдающийся студент и опубликовал пять книг и более сотни статей. Его внимание сосредоточено на инновациях, стратегическом взаимодействии и планировании, а также на создании безопасности посредством международного, межведомственного и государственно-частного партнерства в этом неспокойном 21 веке.

Адмирал Ставридис служил в качестве Верховного главнокомандующего ОВС НАТО и командующего европейским командующим США ( 2009-2013 ) и в настоящее время является председателем Совета Военно-морского института США ( 2013 — настоящее время ). Он возглавлял Южное командование США в Майами ( 2006-2009 ), занимал должность старшего военного помощника министра обороны и министра флота и был первым командующим стратегическим и тактическим аналитическим центром ВМФ « Deep Blue » после 11 сентября. Атаки Пентагона ( 2001-2002 гг. ).

Адмирал Ставридис является лауреатом многочисленных престижных наград, включая Премию Бесстрашной свободы, Премию Афинагора в области прав человека, Стипендиат Совета по международным отношениям и международным отношениям, Премию Альфреда Тайера Махана, Премию Джона Пола Джонса, Премию Арли Берка, 38 американских и международных военных медалей и Приз Гуллиона ( Топ в классе ), Школа Флетчера, Университет Тафтса

Он имеет докторскую степень и MALD Школы права и дипломатии Флетчера Университета Тафтса и степень бакалавра в США.С. Военно-морская академия. Ставридис также является членом Совета по международным отношениям.

В 2014 году он выпустил книгу со своим рассказом « Случайный адмирал: матрос принимает командование в НАТО »

В: Какая динамика влияет на власть?

[Др. Моисес Наим] Источники власти изменились, и способность действующих лиц — тех, кто уже имеет власть — поддерживать ее, уменьшается. Власть падает, потому что ее стало легче приобретать, труднее использовать и, следовательно, легче потерять.

В: Неизбежна ли концентрация власти?

[Адмирал Ставридис ] Сегодня, говоря социологически, мы наблюдаем широкое распространение власти. Посмотрите, как отдельные идеи, группы и отдельные люди могут оказывать влияние с помощью коммуникационных технологий. Это могут быть агрессивные или экстремистские группы, а также группы, которые делают замечательные вещи для устойчивости, окружающей среды и экологии. Формируются группы, и власть распространяется далеко от наций и все больше смещается в сторону подгрупп.Недавний референдум в Шотландии, потенциальный раскол в Каталонии и распад Украины — все это примеры распределения власти. В противовес этому стоит отметить, что власть концентрируется в Европе; через Европейский Союз. Однако я считаю, что это напряженное состояние; и вообще власть рассеивается.

Самая важная форма власти — это человеческий капитал, люди .. и их образование. В современном мире людям легче получить образование и поделиться своими идеями, чем когда-либо прежде.В огромных частях земного шара по-прежнему отказывают в образовании, но эти люди получат его. Сегодня образование составляет около 10% того, что движет Интернетом. Когда это число увеличится до 20, 30 или даже 40%, больше людей будут образованы и получат доступ к технологиям. Со временем это приведет к еще большему рассеиванию энергии.

Новые корпорации, такие как Google и Facebook, также являются примерами распространения власти из национальных государств и перехода к новым формам организаций. Технологии только ускорят эту тенденцию.

Q: Какие инструменты используются для поддержания мощности?

[Др. Моисес Наим] Инструменты для поддержания власти различаются в зависимости от сектора и вида деятельности. Если вы церковь, сила находится в количестве ваших последователей … Если вы политическая партия, власть зависит от масштаба ваших избирателей и вашей способности собирать средства … Если вы компания, власть — это ваш баланс, ваш бренд , ваши уникальные преимущества и технологии … Если вы армия, сила — это ваши ресурсы; ваши войска, корабли, танки и технологии, а если вы нация, то сила — это сочетание демографии, ресурсов, военного потенциала и так далее.

В: Как власть имущие защищают свои позиции?

[Др. Moisés Naím] Исторически размер был очень важен. Мы пришли к выводу, что мощность равна размеру; чем больше ваш баланс — например, — тем сложнее соперникам и соперникам было вытеснить ваше доминирующее положение на рынке. Если вы были армией и у вас были огромные расходы, бюджеты, оружие и технологии — другим было бы трудно бороться с вами. Теперь все изменилось. В случае с вооруженными силами у нас есть относительно небольшие группы, такие как «Аль-Каида», «Талибан» и «Исламское государство», которые способны бросить вызов самым мощным и передовым вооруженным силам мира.В коммерческом пространстве мы также увидели, как небольшие стартапы могут оспаривать — и даже вытеснять — доминирование многовековых транснациональных корпораций. Мы также видели, как новые церкви привлекают верующих, которые традиционно были верны другим религиям. Размер по-прежнему важен, но уже не является главным фактором, защищающим сильных мира сего от проблем новичков и новоприбывших.

Q: Как можно демонтировать электроэнергию?

[Адмирал Ставридис] Как управлять властью — один из самых фундаментальных вопросов 21 века.Большая часть того, что считается кризисом, на самом деле — это управление и способность некоторого образования (обычно нации ) сдерживать и формировать поведение подгрупп; некоторые очень маленькие воинствующие экстремисты или крупные юридические лица.

Если нации не смогут осуществлять управление, кто это сделает? Ответ на этот вопрос неясен, и остается под вопросом, будет ли это вестфальское государство, возникшее в 1600-х годах, доминирующей структурой управления обществом.В долгосрочной перспективе, как мне кажется, общество будет иметь другие организационные особенности. Подумайте об этом … Кто такой гражданин мира? Сегодня мы думаем о паспортах, и мы дорожим нашими индивидуальными национальными паспортами, которые позволяют нам смело переходить из страны в страну, и все же через столетие может быть более важно понять, что значит быть гражданином мира. Я подозреваю, что Биткойн или какой-то его вариант, возможно, превратился в мировую валюту; и к тому времени технологии позволят нам говорить как обычно, хотя мы можем еще долго держаться за драгоценный национализм наших языков.Все эти тенденции постепенно начнут формировать идею глобального гражданства в отличие от того, о чем мы думаем сегодня, а именно государственного суверенного гражданства.

В: Как меняется власть в нашем мире?

[Др. Моисес Наим] Определение власти не изменилось, но изменилась способность тех, у кого она есть, сохранять ее, и способность тех, кто хочет ее обрести. Расхожее мнение гласит, что эти изменения в основном произошли благодаря Интернету; лично я сомневаюсь в этом.Я не сомневаюсь, что технологии играют важную роль, но я считаю, что эта роль гораздо менее определяющая.

Входные барьеры, которые ранее защищали действующих операторов, становятся значительно менее защитными. Силы, ослабляющие эти барьеры, многочисленны, разнообразны и разнообразны, но я сгруппирую их по трем большим категориям. Революция « больше », революция « мобильность » и революция « менталитет ».

Революция « больше » пытается уловить тот факт, что наша эпоха изобилия.Больше людей, стран, городов, политических партий и армий. Товаров и услуг больше, и больше компаний их продают. Больше студентов и больше террористов, больше проповедников и больше преступников, больше лекарств и больше еды. С 1950 года объем мировой экономики увеличился в пять раз, доход на душу населения в 3,5 раза больше, чем был тогда. Кроме того, сейчас на два миллиарда человек больше, чем всего два десятилетия назад. К 2050 году население мира будет в 4 раза больше, чем столетие назад.Революция « больше » прогрессирует перед лицом терроризма, репрессий, землетрясений, экономического спада, репрессий, гражданских войн и экологических угроз. Гораздо легче передать власть меньшим, менее образованным и менее обеспеченным слоям населения, чем применить ее к более крупным, более образованным и более информированным народам.

Революция « мобильность » основана на том факте, что у нас не только больше всего, но и… мы больше двигаемся. Продукты, товары, услуги, идеи, преступные организации, террористические предприятия, религии, политические партии, университеты, компании… все они двигаются дальше.Границы больше не ограничивают действия, все становится глобальным. Власти нужна пленная аудитория, и, учитывая сокращение расстояний и более низкие затраты на связь, координацию, транспортировку и взаимодействие, революция «мобильности» оказывает влияние на ослабление исторически сильных барьеров. Здесь; Интернет и революция в коммуникациях играют определенную роль, но они являются лишь одним из факторов.

Революция « менталитет » важна. Мы живем в мире, где меняются чаяния, ожидания, предположения и ценности населения.Люди больше не придерживаются религии своих отцов или предков, идеологии больше не стабильны, и традиционные источники силы, такие как утверждение, что « вы делаете это, потому что так всегда делалось… », больше не выдерживают критики. Традиционные психологические силы ослабли, и люди с большей готовностью ставят под сомнение авторитет и менее готовы мириться с поведением и обязательствами, которых от них ожидали в прошлом.

Революция « больше » преодолела барьеры, защищающие сильных мира сего, революция « мобильность » помогла людям обойти эти барьеры, а революция « менталитет » подрывает сами барьеры.Вместе эти силы взаимодействуют, создавая ситуацию, в которой власть легче приобретать, ее труднее поддерживать и легче терять.

В: Как изменится наше представление о лидерстве и дипломатии в будущем?

[Адмирал Ставридис] Я надеюсь, что в будущем мы увидим больше того, что я придумал — «Безопасность с открытым исходным кодом . «Со временем ответ — сотрудничество. На данный момент сотрудничество примитивно; это НАТО, союзы, коалиции, подобные тем, что есть у нас в Афганистане, и свободные партнерства.Со временем эта идея глобального гражданства и сотрудничества приведет нас к совершенно иному типу конструкции управления; тенденции уже указывают в этом направлении.
Утверждение контроля путем отпускания может показаться парадоксальным, но общества, которые пытаются осуществлять огромный контроль, будут создавать тела, которые разнесут их на части. Страны, которые придерживаются идеи дипломатии с открытым исходным кодом, сотрудничества и сублимации национализма для более широких идей и целей, будут нациями, у которых будет больше шансов на достижение и поддержание лояльности своих граждан.

Китай является ярким примером страны, у которой больше шансов на успех, если ослабить рычаг контроля. Сделают ли они это или нет, еще неизвестно!

В: В чем сила незаконной экономики?

[Др. Мойзес Наим] Раньше я был главным редактором журнала Foreign Policy Magazine. Задача этой публикации — понять последствия глобализации и выявить непредвиденные последствия и сюрпризы, связанные с новыми путями, которыми связан мир.Эта роль привела меня к тому, что я обнаружил, что международные торговцы деньгами, людьми, наркотиками, оружием, человеческими органами, подделками и так далее находятся на пороге глобализации. Эти транснациональные сети быстрее и эффективнее, чем кто-либо другой, обнаруживают и используют новые возможности, созданные глобализацией.

Традиционная веберианская бюрократия сталкивается со значительной асимметрией, когда ей приходится противостоять децентрализованным быстроразвивающимся сетям и конкурировать с ними. Поэтому правительства сталкиваются с огромными проблемами (, которые они часто теряют ) при борьбе с этими транснациональными преступными сетями.Интересно, однако, что с теми же вызовами власти, с которыми сталкиваются правительства и другие институты, также сталкиваются транснациональные преступные сети. Если вы посмотрите на традиционные русские мафии, якудзу, колумбийских наркодельцов… нет сомнений, что они все еще обладают властью. Нет сомнений в том, что в Мексике существуют огромные наркокартели, и общеизвестно, что Россия глубоко пронизана организованной преступностью и что криминальные организации Китая и Японии имеют значительное влияние. Если — однако — вы внимательно посмотрите на то, кто они такие, как они работают и их проблемы, — вы обнаружите, что они также являются частью истории … У них больше участников, больше проблем, и препятствия, которые давали им власть, больше не как защищены, как и раньше.

В: Повлияют ли происходящие изменения власти на наши представления о суверенитете и идентичности?

[Др. Мойзес Наим] Вспомните лето 2014 года, и вы увидите, что слабость есть повсюду. Анализ показал, что даже Путин, похожий на нового царя России, способный захватывать территорию через границы и навязывать свои взгляды, испытывает слабость дома. Он использует националистическую тактику захвата земель и экспансию 19 века, чтобы повысить популярность дома.Он преуспевает, но только в краткосрочной перспективе — он ввел санкции против и без того хрупкой экономики. Он ненавидел НАТО — это был один из его самых презираемых институтов, и он (, откровенно говоря, ) постепенно терял актуальность. Благодаря действиям Путина в Крыму и на Украине у НАТО появилась вторая жизнь, и Путин, таким образом, возродил своего смертельного врага. Он создал более сплоченный набор союзов против России. Это наглядный пример того, как власть меняет политический суверенитет; мы также в этом смысле видим влияние, которое Исламское государство оказывает, бросая вызов правительству США с целью возобновления конфликта в Ираке и других частях региона.

Многие утверждали, что технологии создали виртуальные среды, способные бросить вызов понятию государственности, но я не принадлежу к этому лагерю. Я не верю, что национальное государство придет в упадок в ближайшие 100 лет. У нас будут государства, которые должны создать новые способы взаимоотношений со своими гражданами, новые политические институты и изменившееся взаимодействие с реальной и виртуальной экономикой. Впереди много проблем, и действуют многие силы, подрывающие суверенитет, такие как создание Биткойна — первый раз, когда создание денег отделено от центральных банков… и далее до коммуникационных структур и даже криминальных и террористических сетей.Государство тянут во всех направлениях. В этом отношении вполне реальны такие тенденции, как децентрализация и фрагментация; мы говорим сегодня на неделе, когда Шотландия голосует за независимость. Независимо от результата, это показывает, что власть уходит в упадок. Национальные государства также тянутся наднациональными силами, которые могут направлять их во многих других направлениях. К сожалению, однако, большинство государств не в состоянии ответить на эти вызовы, поскольку структуры управления стагнируют с точки зрения идей, организации и способов работы.

Вопрос: Какие возможности открываются в результате изменения мировой власти?

[Др. Moisés Naím] В зависимости от сектора и страны, в которой вы находитесь, смена власти имела разные эффекты. Для многих людей и многих стран он создал фантастические новые возможности для участия, экономического роста и социального творчества, динамизма и многого другого. Однако в политике мы наблюдаем крайнюю поляризацию, раздробленность, паралич и тупик.

Мы живем в мире инноваций.В часы бодрствования и даже когда мы спим, наша жизнь каждый день затрагивается инновациями последних 20 лет. Инновации изменили нашу жизнь почти во всех аспектах, кроме того, как мы управляем. В правительстве, политике и управлении инновации находятся в застое, особенно в политических партиях. Нам необходимо привнести дух новаторства, разрушения и расширения прав и возможностей в правительство и политические партии.

Вопрос: Каким будет наш геополитический ландшафт в следующую четверть века?

[Др.Моисес Наим] 25 лет — очень короткий срок для геополитики. Я, однако, думаю, что Китай обгонит США по ВВП; но Китай также продемонстрирует более глубокие слабости и будет потрясен социальными и политическими потрясениями во многих отношениях, чем мы когда-либо видели раньше. Если вы ранжируете страны с точки зрения того, где больше всего, революции мобильности и менталитета происходят с наибольшим эффектом? Готов поспорить, что Китай находится в верхней части списка. Это будет иметь важные последствия для остального мира.Я чувствую, что Россия также столкнется с экономическими проблемами и, возможно, еще большими политическими трениями.

Две самые мощные силы, которые изменят конфигурацию мира в течение следующей четверти века, — это энергетическая революция, происходящая в США и других странах. Мы смотрим на зарождающийся новый мировой энергетический порядок. Летом 2014 года цены на нефть резко упали в то время, когда исторически цены на нефть должны были расти. Конфликты на Ближнем Востоке, в России, Украине и многие другие факторы должны были поднять цены на нефть и привести к их резкому росту.Вместо этого упали цены на нефть. Это потому, что Соединенные Штаты в настоящее время являются крупнейшим производителем нефти в мире. В июле 2014 года мировая добыча нефти достигла наивысшего показателя с 1987 года. Мы смотрим на зарождающийся новый мировой порядок, в котором ключевые игроки Carbon Energy могут не являться обычными подозреваемыми. Соединенные Штаты сейчас производят больше нефти, чем, например, Саудовская Аравия и Россия. Только представьте себе мир в следующие 25 лет, в котором нефть — вместо 100 долларов за баррель — будет находиться в диапазоне 80-70 долларов.Это коренным образом меняет геополитику и взаимодействие стран. Другой мощной изменяющей силой является изменение климата, которое приводит к климатическим катастрофам, экстремальным погодным условиям и серьезным, часто катастрофическим, изменениям в окружающей человека среде.

————————————————–

Понимание силы требует той же философской строгости, которую мы применяем к вопросу о свободной воле. Автор Сэм Харрис отмечает: « Вопрос свободы воли касается почти всего, что нас волнует. Мораль, закон, политика, религия, государственная политика, интимные отношения, чувство вины и личные достижения — большая часть того, что является чисто человеческим в нашей жизни, похоже, зависит от того, как мы рассматриваем друг друга как автономных личностей, способных к свободному выбору.Если бы научное сообщество объявило свободную волю иллюзией, это спровоцировало бы культурную войну, гораздо более воинственную, чем та, которая велась по вопросу эволюции. без свободы воли грешники и преступники были бы не чем иным, как плохо откалиброванным часовым механизмом, и любая концепция справедливости, которая подчеркивала бы наказание их (а не сдерживание, реабилитацию или просто сдерживание их), была бы совершенно несочетаемой. А те из нас, кто усердно работает и следует правилам, не «заслуживают» нашего успеха ни в каком глубоком смысле.Не случайно большинство людей находят эти выводы отвратительными. Ставки высоки… ”( Сэм Харрис, Свободная воля, 2012 )

Если мы рассмотрим силу через призму свободы воли, мы быстро начнем понимать ее относительную форму и форму. Исходя из ( справедливого ) предположения, что мы ( как люди, ) являемся существами ( относительно ) свободной воли, мы можем рассматривать власть абстрактно как периметр среды, в которой этой воле разрешено проявляться; или, другими словами, власть определяет границы, в которых нам позволено быть свободными.

Тем не менее, для обладателей власти более актуален второй закон Ньютона ( из его работы Philosophiæ Naturalis Principia Mathematica ). Здесь Ньютон утверждает, что F = ma, где F — векторная сумма сил, действующих на объект, m — масса объекта, а a — ускорение объекта. Власть, когда она применяется в социологическом смысле, следует аналогичной структуре, согласно которой количество силы, проявляемой идеей или идеологией ( F ), прямо равно авторитету тех, кто ее поддерживает ( m ), умноженному на скорость, с которой принято ( ).Достаточно взглянуть на арабскую весну как на доказательство этого, когда чрезвычайно влиятельное общественное движение ( м ) невероятно быстро распространило идею свободы среди населения ( a ) и в результате имело силу ( F ) свергать правительства.

В конечном итоге нам нужно перестать относиться к власти как к явлению, существующему вне нас, сродни погоде. Власть — это человеческое явление; это проявление нашей коллективной воли и отражение того, кем мы ( как общество ) хотим быть; и это очень важно.

« Все силы в мире не так сильны, как идея, время которой пришло» — Виктор Гюго

3. Динамика силы играет ключевую роль в проблемах и инновациях

Многие эксперты в этом опросе заявили, что динамика власти играет ключевую роль в развитии технологий, социальных и гражданских инновациях и оказывает существенное влияние на широкие социальные проблемы. Эти эксперты подчеркнули расхождения, которые они видят в отношении того, кто имеет доступ к власти и кто контролирует инструменты власти.Некоторые заявили, что благонамеренные люди, находящиеся у власти, не понимают проблем, с которыми сталкивается широкая публика, полагающаяся на цифровые платформы и системы.

В то время как некоторые респонденты серьезно обеспокоены тем, как капиталистические интересы технологических компаний могут повлиять на социальные и гражданские инновации в следующем десятилетии, другие полагают, что технологическая и социальная эволюция предоставит общественности больше возможностей для поддержки изменений. В эту главу включены комментарии, выбранные из комментариев всех респондентов, независимо от их ответа на главный вопрос о влиянии технологий на инновации к 2030 году.Он включает прогнозы относительно типов инноваций, которые могут появиться для противодействия злоупотреблениям или дисбалансу сил. Комментарии сгруппированы по пяти подтемам: власть имущие стремятся сохранить ее; у власти нет стимула меняться; государственное регулирование могло бы решить эти проблемы; капитализм слежки достигает апогея; а технологии могут стать катализатором пропаганды против злоупотребления властью.

Власть стремится сохранить власть

Некоторые респонденты критиковали сегодняшнюю цифровую форму рыночного капитализма, которая создала среду, которая оказывается проблематичной на многих уровнях.Деньги равны власти. Те, кто контролирует цифровые системы и платформы, очень заинтересованы в устранении или нейтрализации любых угроз своему господству. Рыночный капитализм в сегодняшней цифровой сфере привел к появлению небольшого числа крупных игроков, движущихся за счет увеличения прибыли.

Компании держат все карты. И у правительств нет опыта, необходимого для эффективного или удачного регулирования.
Марк Сурман

Джонатан Морган, старший исследователь дизайна Фонда Викимедиа, сказал: «Меня больше всего беспокоит роль владельцев цифровых платформ и поставщиков технологий как сдерживающих нововведений.Люди в значительной степени привязаны к инструментам, которые они используют для жизни, работы и общения. Все чаще эта деятельность осуществляется при посредничестве небольшого числа экономически и политически влиятельных компаний, которые активно подавляют конкуренцию, подрывают и отвергают открытые стандарты и протоколы и сопротивляются регулированию. Это антиконкурентная практика, подавляющая инновации; они являются антисоциальными практиками, тормозящими развитие новых социальных норм. Наше постоянное использование / зависимость от технологий, которые они предоставляют, поддерживает эти организации, позволяя им продолжать заниматься деятельностью, которая подрывает структуру нашего общества множеством тонких и не очень тонких способов.”

Марк Сурман , исполнительный директор Mozilla Foundation и соучредитель Commons Group, написал: «Прямо сейчас крупные технологические компании США в основном пишут правила поведения. Если правительства и граждане смогут вернуть себе часть этой власти и развить таланты и видение для создания гражданских инноваций, мы увидим те социальные инновации, которые нам нужны. Тем не менее, текущие тенденции не предвещают ничего хорошего. Компании держат все карты. И у правительств нет опыта, необходимого для эффективного или удачного регулирования.”

Хеннинг Шульцринне , член Зала славы Интернета и бывший технический директор Федеральной комиссии по связи, прокомментировал: «В некоторых странах государство будет следить за тем, чтобы не было социальных и гражданских инноваций, по крайней мере тех, которые фундаментально угрожают существующие схемы энергоснабжения. В других странах, где частная промышленность в значительной степени захватила регулирующие и законодательные органы, защита конфиденциальности и, например, от дискриминации на основе ИИ или смягчение социальных проблем будет затруднена, если они не соответствуют интересам отрасли.”

Марк Ротенберг , исполнительный директор Информационного центра электронной конфиденциальности, заметил: «Небольшое количество платформ доминирует в коммуникациях, и они разработали методы, позволяющие минимизировать сопротивление. Рассмотрим, как возникали социальные движения в прошлом. Рабочие могли организовать других рабочих для поиска лучших условий труда. Активисты могут объединиться в своих сообществах, чтобы добиться изменений по вопросам — от финансирования парка до удаления места для захоронения токсичных отходов.Но Facebook запрещает использовать свою платформу для любых организаций против Facebook. Согласно собственным условиям и положениям компании, пользователи не могут создавать группы с такими названиями, как «Пользователи Facebook для защиты конфиденциальности» или «Остановить троллей в Facebook». Как ни странно, компания ссылается на закон об интеллектуальной собственности, чтобы предотвратить использование своих собственных идентичность другими. Вот как технологические компании уменьшают гражданские инновации ».

Исаак Мао , директор Sharism Lab, сказал: «Поначалу технологии могут способствовать развитию некоторых видов социальных и гражданских инноваций, но в конечном итоге эти лидеры рынка технических продуктов становятся препятствием для дальнейших инноваций из-за их ориентированного на прибыль характера.Социальные и общественные приложения, работающие на этих платформах, очень уязвимы. Когда-нибудь это может быть судьба включения / выключения, как, например, китайская платформа WeChat. Технологии, работающие в коммерческих интересах, также вытеснят других более мелких игроков и технологии. Это вредно. Нам нужно больше открытых технологий и открытых платформ, управляемых надежными организациями ».

Новаторский исследователь взаимодействия человека с компьютером прокомментировал: «Я обеспокоен тем, что технология эффективно подорвет сопротивление этому.Всего несколько месяцев назад я верил в обратное. Теперь я ошеломлен количеством технических денег, брошенных на «мораль» искусственного интеллекта, как раз тогда, когда ИИ и слежка становятся синонимами. Так что меня гораздо больше беспокоит ».

Эсте Бек , автор книги «Теория убедительных компьютерных алгоритмов для исследования риторических кодов», прокомментировал: «[Федеральная торговая комиссия] выпустила несколько отчетов с рекомендациями с 1998 по 2012 год по регулированию роста частной индустрии с помощью технологий в отношении слежки. и конфиденциальность.Несмотря на попытки частного сектора к саморегулированию, неудач немало. FTC будет продолжать рассматривать конкретные дела, чтобы применять средства правовой защиты по мере их возникновения. Частный сектор будет продолжать расширять границы этических действий ».

Стюарт Амплби, кибернетик на пенсии, профессор менеджмента и директор по исследованиям в Университете Джорджа Вашингтона, прокомментировал: «В настоящее время в электронных СМИ много инноваций. Можно ожидать определенных успехов в повышении социальной ответственности социальных сетей.Увеличивается участие в политике штата и на местном уровне из-за враждебности на национальном уровне. Искусственный интеллект можно использовать для выявления разжигающих ненависть высказываний и ошибок и получения более точной информации. Однако любые методы, предназначенные для улучшения социальных сетей, также могут быть использованы для грубого обсуждения. Остаток сдачи может зависеть от того, у кого больше денег. Люди становятся более искусными в использовании социальных сетей для групповых обсуждений. Могут быть вовлечены люди из других мест, из любой точки мира.Следовательно, могут быть включены люди с другими взглядами, а идеи можно будет делиться на большем расстоянии. Разрыв между цифровыми грамотными и цифровыми неграмотными будет расти. По-прежнему будет прилагаться много усилий для повышения цифровой грамотности ».

Джефф Джонсон , профессор информатики в Университете Сан-Франциско, ранее работавший в Xerox, HP Labs и Sun Microsystems, ответил: «Хотя в вопросе« социальные и гражданские инновации »рассматриваются как положительная сила, он может также быть отрицательным.Использование системы для корпоративной или личной выгоды — это отрицательная форма социальных и гражданских инноваций. Интернет-черви, вирусы, хакеры и боты, которые собирают информацию о людях, таргетируют рекламу и сообщения или сеют хаос, являются еще одной формой социальных и гражданских инноваций. Не все нововведения положительны. В 1990-х Ричард Склов провел серию общественных панелей по вопросам демократии в (еще молодом) цифровом веке (см. Книгу «Governance.com: Демократия в цифровую эпоху»). Его прогноз был положительным, но в то время основные «социальные» сети состояли из списков адресов электронной почты, электронных досок объявлений и групп новостей Usenet.Рост популярности Facebook, YouTube, Snapchat и других, к сожалению, повернул волну в негативную сторону ».

Барни Далгарно , профессор-эксперт по обучению в трехмерных средах в Университете Чарльза Стерта, Австралия, сказал: «Я думаю, что будет толчок к инновациям и регулированию, чтобы смягчить негативное воздействие на конфиденциальность и беспристрастное распространение информации, однако интересы тех, кто обладает политической и экономической властью, скорее всего, превалируют. В среде, где распространение информации жестко контролируется теми, кто заинтересован в сохранении своего контроля, я не вижу никакого пути к повсеместному восстанию против нерегулируемого Интернета.”

Дж. М. Поруп , журналист, специализирующийся на кибербезопасности, сказал: «Сегодняшняя Америка — это олигархия, насаждаемая тайной полицией. Предотвращение любого значимого социального или политического прогресса необходимо для сохранения этого статус-кво. Информационные технологии наделяют тоталитарную власть токсичным партнерством между Кремниевой долиной, Уолл-стрит и так называемым «разведывательным сообществом». Власть желает — всегда — большей власти и борется изо всех сил, чтобы предотвратить любую потерю власти. Этот технологический сдвиг меняет конституционный закон, но мы продолжаем цитировать закон так, как будто технологиям небезразличны слова на бумаге.”

Майк О’Коннор , на пенсии, бывший член сообщества разработчиков политики ICANN, прокомментировал: «Следуйте деньгам и этике. Силы добра этичны, вдумчивы и бедны ресурсами. Негативные силы непристойны, и у них есть много денег для покупки / использования технологий для продвижения своего дела ».

Кери Джахниг , директор по маркетингу агентства медиа-маркетинга, написала: «Развитие и внедрение искусственного интеллекта и криптовалют изменят наш образ жизни.Это расширит возможности для благополучных и сделает бедных еще беднее. Абсолютно произойдет смещение занятости. Появятся новые отрасли и возможности, но на данный момент трудно оценить, сколько и будет ли их когда-либо достаточно ».

Рик Лейн , стратег и консультант по вопросам будущего работы, сказал: «Мы уже убедились в том, что технологии могут создавать кампании дезинформации, когда компании Кремниевой долины и их сторонники манипулируют данными и ищут информацию для продвижения своей собственной политической программы.Если не бороться с манипуляциями с данными и поиском, социальные и гражданские инновации, на которые мы все надеемся в эту новую цифровую эпоху, будут подавлены ».

Хуан Ортис Фройлер , научный сотрудник Web Foundation, предсказал: «Многие инновации будут иметь место с целью ослабления некоторых социальных напряжений и усиления наблюдения, чтобы нейтрализовать остальные. Становится все труднее проводить большие социальные изменения. Если не будут предприняты действия в течение следующего десятилетия, власть и богатство будут все больше концентрироваться в руках немногих, а граждане утратят способность координировать свои действия в пользу системных изменений.”

Шейн Керр , ведущий инженер по безопасности интернет-доменов NS1, написал: «По мере консолидации богатства и власти традиционные варианты достижения успеха в обществе сокращаются. Исторически это вызвало бы беспорядки и требования реформ. С помощью современных технологий может оказаться возможным, что значительное меньшинство или даже большинство общества смогут «отказаться» от конкуренции за власть и престиж и вместо этого найти альтернативные способы измерения успеха и качества своей жизни.Люди уже могут создавать, публиковать, изменять и иным образом наслаждаться фотографиями, видео, музыкой и т. Д. Способами, которые были недоступны предыдущим поколениям. Вещи в этом ключе, вероятно, будут становиться все более значимыми. В идеальном мире те, кто побеждает в соревновании за власть и контроль, будут убеждены, что их победа в конечном итоге пустая, не будучи частью более широкого человеческого опыта и конкуренции. В менее чем идеальном мире они будут использовать свою силу, чтобы попытаться устранить радость и помешать тому, кто не идет по их пути, быть счастливыми.”

Скорее всего, эти инновации будут продвигаться государствами и корпорациями, а не гражданским обществом.
Локман Цуй

Джон Скрентни , профессор социологии Калифорнийского университета в Сан-Диего, сказал: «Вера в (краткосрочную) акционерную стоимость как причину корпоративного существования и интерпретацию антимонопольного законодательства, которое рассматривает монополии как плохие, только если они причиняют вред потребителям, в сочетании с искажением принципов демократии Верховным судом, разрешающим неограниченные потоки наличных денег и неограниченное мошенничество, — все это является глубокими силами, делающими демократию все более трудной для достижения и поддержания в Соединенном Королевстве.С., независимо от инновационных возможностей людей ».

Дуг Ройер , разработчик / администратор технологий на пенсии, ответил: «Любовь к деньгам — корень зла. (1 Тимофею 6:10 — Христианская Библия — одно толкование). Компании и их акционеры будут и дальше стремиться к прибыли. Людям всегда будут нужны вещи подешевле. Правительство всегда будет пытаться смазать самое громкое колесо, даже если это просто шум, чтобы привлечь внимание или деньги. Однако общество, имеющее доступ к тенденциям по мере их появления и к людям, принимающим решения, удерживает от манипуляции массами больше, чем когда-либо было возможно.”

Локман Цуй , профессор Школы журналистики и коммуникации Китайского университета Гонконга, ранее возглавлявший Google по вопросам свободы слова в Азиатско-Тихоокеанском регионе, прокомментировал: «Я понимаю, что социальные и гражданские инновации — это инновации, движимые гражданскими общество, для гражданского общества. Я верю, что в следующее десятилетие появятся некоторые социальные и гражданские инновации. Но меня также беспокоит, что шансы не в их пользу. Я считаю, что закрытый и централизованный характер новых технологий следующего десятилетия сделает это очень трудным.Скорее всего, эти инновации будут продвигаться государствами и корпорациями, а не гражданским обществом. Я вижу, что происходит то, что все чаще государства и корпорации образуют союзы, так что развитие будущих инноваций приносит пользу друг другу в ущерб гражданскому обществу. Развитие GDPR в Европе примечательно именно потому, что я считаю его исключением из нормы ».

У власти нет стимула менять

Некоторые из экспертов, участвовавших в опросе, выразили озабоченность по поводу того, что у власть имущих мало стимулов к изменениям.

Джеймс С. О’Рурк IV , профессор Университета Нотр-Дам, специализирующийся на управлении репутацией, сказал: «Размышляя о том, будут ли технологические инновации улучшать или сдерживать общество и способствовать общему благу, ответ очевиден: да »на оба вопроса. Западные либеральные цивилизации придерживаются принципа невмешательства в технологии. «Рынок разберется с этим», — говорят нам. Тем временем репутация рушится, жизни разрываются, богатство передается несправедливо или незаконно.Результат — социальная и психологическая травма. Если технологии создадут дилемму, с которой мы сейчас сталкиваемся, технологии, несомненно, предложат нам способы уменьшить вред и улучшить жизнь простых граждан. Проблема, однако, в стимулах. Большинство технологических компаний и их владельцев-предпринимателей гораздо больше движимы накоплением богатства, чем улучшением общества. «Я полностью за улучшение жизни в этой стране, — говорят они, — но только в том случае, если для этого явно есть рынок». Связанная с этим проблема заключается в том, что правительство на уровне штата и страны недостаточно умно, чтобы заниматься такими проблемами.Самые умные, новаторские, самые умные из нас не идут работать на правительство (особенно в регулирующих органах). Лучшие и самые умные не баллотируются на государственные должности. А закон всегда отслеживает влияние технологий. Чиновники выступают в защиту общественных интересов еще долгое время после того, как причинен вред и деньги ушли ».

Джонатан Таплин , автор книги «Двигайся быстро и ломай вещи: как Google, Facebook и Amazon загнали в угол культуру и подорвали демократию», — прокомментировал: «Google и Facebook — две крупнейшие корпорации в мире (измеряемые по рыночной капитализации).Они будут использовать свою финансовую и лоббистскую мощь, чтобы отразить серьезное регулирование. … Мне хотелось бы верить, что по этим вопросам можно добиться реального прогресса, но я боюсь, что финансовая мощь интернет-монополий слишком велика. Я очень сомневаюсь, что реальный прогресс будет достигнут, если не произойдет катастрофа, которая приведет к автократическому государству, которое приведет к подлинному гражданскому восстанию ».

Арт Бродский , индивидуальный консультант, написал: «Я хотел бы думать, что технологии могут помочь в ситуации, но пока мы не наблюдаем никаких признаков этого.Крупные компании могут слишком много выиграть и слишком мало потерять в результате нынешних злоупотреблений. У них нет стимулов что-либо делать. Правительство также бессильно. … Мы не видели никаких доказательств того, что технологические компании искренне заботятся об интересах общества. Из-за слабого соблюдения антимонопольного законодательства и слабой защиты конфиденциальности они сосредотачиваются только на своей прибыли. Как и в случае с другими предприятиями, здесь нет чувства социальной ответственности и нет института, достаточно смелого, чтобы его навязывать ».

Берни Хоган, старший научный сотрудник Оксфордского института Интернета, сказал: «Технологии искажают масштабы в пользу тех, кто может владеть этой технологией.Так было всегда, из пистолета, стремени, телефона, а теперь и из Интернета. Однако на этот раз технологии работают в масштабах, которые мы просто не понимаем и не можем осмысленно делать. Google и Facebook могут делать только предположения о рейтинге своих результатов поиска и лент новостей соответственно; они не могут дать четкого ответа о том, почему именно один элемент появился раньше другого. Алгоритмы высокочастотной торговли столь же абстрактны и непрозрачны. … Представление о том, что мы либо не добьемся «изменений», либо существенного улучшения, на удивление радужно.У нас гораздо больше шансов на усиление неравенства, более эффективную пропаганду и систематизацию и мониторинг инакомыслия. Мы увидим некоторые изменения в безопасности данных. В основном мы увидим достижения в области здравоохранения, особенно в тех областях, где полезна классификация больших данных, таких как обнаружение взаимодействий между лекарственными средствами, классификация генов и т. Д. В областях, где требуется активная координация между людьми, мы, скорее всего, увидим больше попыток контроля и централизации наряду с маршем абсолютного неравенства ».

Эллери Биддл , директор по адвокации Global Voices, специализирующийся на защите речи в Интернете и основных цифровых прав, сказал: «Facebook, Google и Amazon обладают уникальной монополией на типы информации, которую они организуют и предлагают пользователям.Это означает, что они также являются первоисточниками многих наших самых больших проблем. К сожалению, все три компании также заняли значительную часть пространства (и вложили много денег) в академические, политические и общественные обсуждения, которые призваны решить эти проблемы. У нас остается ситуация захвата, в которой компании одной рукой создают проблемы, а другой предлагают решения для них. Возьмите Facebook. Эта компания построила модель дохода на основе идеи, что клики хороши / прибыльны (поскольку они приносят доход от рекламы) и что материал, который получает много кликов, должен быть более заметным.Он также нашел беспрецедентные способы извлечения прибыли из данных людей. Это то, что лежит в основе проблемы фейковых новостей / дезинформации. Фальшивые новости были всегда, просто они не были настолько распространены и не появлялись на наших экранах, пока у нас не появилась компания, которая построила модель дохода на основе кликов / шоковой ценности. Отвечая на этот вопрос, Facebook продемонстрировал отличные результаты, работая с проверяющими фактами и рассказывая о динамике дезинформации. Но компания не изменила свою базовую модель доходов, что является корнем проблемы.Facebook никогда не собирается менять это самостоятельно — он зарабатывает слишком много денег, чтобы это было жизнеспособным вариантом. Итак, решение должно заключаться в каком-то регулировании. На самом деле правила защиты данных могут иметь здесь определенное влияние, поскольку они вынудят компанию отказаться от бесконечного сбора и отслеживания данных, которые тесно связаны с моделью дохода «вовлечение». Нам нужно отойти от этого и искать решения за пределами этих крупных технологических компаний. Могут существовать и другие виды технологий, которые действительно могут изменить правила игры и вернуть нас к более распределенному, децентрализованному Интернету, но это еще не начало.”

Билл Д. Херман , исследователь, работающий на стыке прав человека и технологий, написал: «У частного сектора есть все стимулы для создания более вызывающих привыкание технологий, но мало стимулов для улучшения общества. Инновации в этом направлении не будут происходить в том направлении, которое помогает, по крайней мере, не в целом ».

Могут быть и другие виды технологий, которые действительно могут изменить правила игры и вернуть нас к более распределенному, децентрализованному Интернету, но это еще не начало.
Эллери Биддл

Филипп Бланшар , основатель Futurous, консалтинговой компании по инновациям, базирующейся в Швейцарии, ответил: «Основная трудность в развитии социальных и гражданских инноваций связана с распространением технологий общего назначения и глобализацией. Технологии будут развиваться быстрее в менее регулируемой среде, и критическая масса некоторых видов использования / технологий будет подталкивать к их распространению во всем мире ».

Эмилио Велис , исполнительный директор фонда Appropedia Foundation, прокомментировал: «Интернет и технологии все шире используются в интересах общества в интересах гражданских изменений.Несомненно, в ближайшие несколько лет произойдет большой всплеск этих инноваций. Единственным недостатком этого является отсутствие экономических стимулов к их работе, особенно в слаборазвитых странах. Как инновации могут процветать и быть эффективными для нижней части пирамиды? »

Лейла Бигхаш , доцент кафедры коммуникации в Университете Аризоны, эксперт в области общественной информации в Интернете, новостей и социальных сетей, сказала: «Хотя я верю, что технологии будут использоваться противниками демократии для подрыва институтов и процессов, технологии также будут продолжают использоваться, чтобы попытаться смягчить эти усилия.Есть проблемы с тем, что у крупных технологических компаний нет стимулов для реализации демократических проектов. К сожалению, многие из них, выступая за полную свободу / открытость слова, создали ситуацию, когда все выступления получают платформу, а иногда распространяемые сообщения вредны. Некоммерческие и другие организации не имеют средств, которые есть у этих крупных технологических компаний, поэтому граждане и правительства должны начать оказывать давление или стимулировать крупные компании к участию в деятельности, которая будет укреплять демократию.Если это давление сработает, тогда появятся социальные и гражданские инновации в массовом масштабе. Если давление не сработает, могут быть еще небольшие группы, которые будут заниматься этим нововведением, но это произойдет не так быстро. Мы уже видим некоторые усилия по созданию инструментов, которые помечают источники новостей в социальных сетях индикаторами их достоверности. Могут быть созданы / использованы волонтерские группы, которые очень вовлечены и мотивированы, для выявления дезинформации / дезинформации. Сами компании могут быть побуждены правительствами или группами граждан к удалению сообщений, включая дипфейки и другую дезинформацию.Исследователи коммуникаций изучают, как проверка фактов помогает исправлять неверные взгляды людей, и это исследование может помочь в создании новых систем, инструментов и групп. Правительствам придется начать создавать новые законы, но, конечно, это, вероятно, будет медленнее всего ».

Правительственное постановление может решить эти проблемы

Многие респонденты этого опроса предполагают, что государственное регулирование может быть ключом к стимулированию компаний к изменениям.

Tracey Follows , футуролог и основатель Futuremade, фьючерсной консалтинговой компании, базирующейся в Великобритании, написала: «Я чувствую, что правительство достаточно заинтересовано в использовании технологий для смягчения некоторых рисков, неравенства и вреда, возникающих из-за цифровых технологий. Мир.Большинство правительств не хотят расстраивать монополистические глобальные платформы, которые стимулируют рост и создают рабочие места, и до настоящего времени не заставляли их платить налоги и подпадать под политику регулирования. Это изменится в течение следующих пяти лет. В Великобритании правительство рассматривает новые регулирующие структуры для предотвращения «вреда в сети», а также призывает к более жестким ограничениям на тип контента, который появляется в социальных сетях и в Интернете в целом. Трудно сказать, насколько успешным будет это решение правительства страны или региона, играющее в кошки-мышки с глобальными игроками.Однако я думаю, что все изменится и быстро изменится, как только общественность включит распознавание лиц и голосовую поддержку в качестве слежки. Уже сейчас задаются вопросы и слушаются судебные дела о нарушении конфиденциальности из-за систем распознавания лиц, используемых, например, полицией. Вкупе с дальнейшим осознанием китайской системы социального кредитования, обычные люди вот-вот проснутся и увидят гораздо больше, чем Алекса, которая кладет кофе по утрам. Правительства будут вынуждены отреагировать, иначе западные граждане начнут находить способы протестовать против отсутствия личной жизни и начнут судиться с компаниями за ухудшение их психического здоровья из-за наблюдения.”

Я думаю, что будут созданы новые инструменты для усиления голоса рабочих и обездоленных.
Иоана Маринеску

Энн Адамс , технолог на пенсии, прокомментировала: «После изменения модели прибыли последуют меры по смягчению последствий. К сожалению, правительствам приходится вмешиваться, поскольку в настоящее время у бизнеса нет стимула меняться ».

Иоана Маринеску , доцент экономики Школы социальной политики и практики Пенсильванского университета, эксперт по трудовой политике, ответила: «Я думаю, что, вероятно, будут созданы новые инструменты для усиления голоса рабочих и обездоленных.Появление этих инструментов будет подкреплено правилами, расширяющими права и возможности людей ».

Сьюзан Прайс , основатель и генеральный директор Firecat Studio, эксперт по ориентированному на пользователя дизайну и коммуникационным технологиям, сказала: «По мере того, как технологии и общественные лидеры начинают понимать проблемы вместе, мы увидим, что боль со временем уменьшится по мере того, как больше введены соответствующие правила ».

Мелисса Михельсон , профессор политологии в колледже Менло и автор книги «Мобилизация инклюзии: новое определение гражданства через кампании по выбору голосов», написала: «Несмотря на многие недостатки и негативные последствия цифровой эпохи, я сохраняем оптимизм в отношении того, что новаторы и лидеры найдут способы преодолеть эти недостатки, чтобы использовать цифровые инструменты, чтобы обеспечить общее положительное влияние на нашу социальную и гражданскую жизнь.Каждому поколению угрожают предполагаемые недостатки новых коммуникационных технологий, включая телевидение и телефоны. Изменения пугают, и легче увидеть угрозы, чем обещания, но я считаю, что гражданские люди найдут способы контролировать эти негативы и позволят использовать преимущества цифрового мира для улучшения и укрепления нашей демократии, будь то осуществляется посредством регулирования, рыночной конкуренции или других новых технологий, которые мы еще не можем себе представить ».

Роджер Э.А. Фармер , директор по исследованиям в Национальном институте экономических и социальных исследований в Лондоне и профессор экономики Университета Уорика, автор книги «Процветание для всех», написал: «На этот вопрос нет ответа« да »или« нет ». этот вопрос. Технологии уже влияют на политический процесс. Многое зависит от того, как регулируются гиганты технологических медиа. Twitter, Instagram и Facebook являются монополистами в передаче культуры точно так же, как AT&T была монополистом в телекоммуникационной отрасли в предыдущие десятилетия.Они должны быть разбиты или регулироваться и рассматриваться судами как СМИ ».

В то время как некоторые эксперты видели потенциал в государственном регулировании, другие обсуждали, смогут ли правительства устранить этот дисбаланс сил и сможет ли потенциальное регулирование решить какие-либо из текущих проблем. Они предполагают, что среди потенциальных препятствий на пути к значимым изменениям в законодательстве является тот факт, что многие законодатели плохо подготовлены для создания такого законодательства. Они также ставят под сомнение потенциальную эффективность регулирования.

Док Сирлс , пионер Интернета и главный редактор Linux Journal, сказал: «Для большинства людей первая реакция на тревожные сбои — нормативные:« Дайте нам новые законы о конфиденциальности! »« Разбейте Big Tech ». Превратите Кремниевую долину обратно в фруктовые сады! »Но это ставит регулирующую тележку впереди лошади развития. Прежде всего нам нужно развитие. А нам после этого нужны нормы. Это лошади и упряжь. Регулирующая тележка должна следовать примеру обоих.С GDPR (General Data Protection Regulation) в Европе мы получаем полезный урок о том, как создание правил в отсутствие технологий — это гигантский провал. GDPR рассматривает правонарушения со стороны преступников, которые сильно мотивированы финансово, чтобы продолжать делать все неправильные вещи, которые они делали с тех пор, как они обнаружили, что могут отслеживать людей, таких как помеченные животные, с целью сбора данных о личной деятельности и использования этих данных. направлять «релевантную», «ориентированную на интересы» и «интерактивную» рекламу в глаза этим людям, куда бы они ни пошли в цифровом мире.Эти объявления не работают… но они платят за преступников; и злоумышленникам чертовски легко выставлять неискренние и вводящие в заблуждение «уведомления о файлах cookie», которые получают столь же неискреннее «согласие», и, таким образом, требовать соблюдения. Успешно! По крайней мере, пока. Между тем, все, что нам нужно как частным лицам, — это цифровой эквивалент технологий обеспечения конфиденциальности, которые у нас были в течение всего времени существования в естественном мире: одежда и кров. Получить их в виртуальном мире — задача первая. К счастью, некоторые из нас уже занимаются этим делом. Будьте на связи.”

Брюс Бимбер , профессор политологии Калифорнийского университета в Санта-Барбаре, прокомментировал: «Масштаб социальных инноваций, необходимых для успешного развития общества в будущем, огромен. Возникают как минимум две проблемы. Во-первых, мы не можем достичь этого постепенно, просто накапливая отдельные элементы адаптации и инноваций; тем не менее, необходимость в такого рода больших изменениях подорвала бы слишком много влиятельных интересов, вложенных в медленно меняющийся статус-кво, на котором можно заработать так много денег.Во-вторых, политические институты во многих местах были слишком раздроблены, поляризованы и захвачены, чтобы обеспечить лидерство для смелых изменений ».

Аннемари Бриди , профессор права, специализирующаяся на влиянии новых технологий на существующую правовую базу, написала: «В ходе недавних публичных слушаний политики неоднократно демонстрировали, что им не хватает базового понимания того, как сегодня работают наиболее значимые для общества технологии. Без более информированных политиков у нас мало надежды на эффективное регулирование развивающихся технологий, которые серьезно влияют на человеческое поведение и социальное благополучие, в том числе те, которые связаны с автоматическим принятием решений и повсеместным биометрическим наблюдением.”

Нил Горенфло , соучредитель, главный редактор и исполнительный директор Shareable, некоммерческого новостного агентства, освещающего последние инновации в экономике совместного использования, ответил: «Если история — это какой-то ориентир, Соединенные Штаты должны увидеть гражданскую и возможно даже религиозное возрождение. Однако обстоятельства разные, дисбаланс сил может достигнуть или вскоре перерасти в точку невозврата. Постоянно растущая мощь и повсеместность технологий, скорость их развертывания, неспособность правительства и общественности даже понять их, не говоря уже о том, чтобы контролировать их, снижение нашего индивидуального и коллективного поведения и принятия решений — все это ставит под сомнение, если граждане могут сплотиться, как мы это делали раньше.Я надеюсь, что мы сможем стать частью этого, но у меня тоже есть сомнения. Возможно, мы слишком долго спали за рулем, чтобы предотвратить катастрофу ».

Некоторые эксперты считают, что изменения лучше всего можно найти в дизайне инновационных компаний и инструментов, созданных с учетом общественных улучшений.

Итан Цукерман , директор Центра гражданских медиа Массачусетского технологического института и соучредитель Global Voices, сказал: «Развитие технологий социальных сетей за последние 20 лет пострадало от ложного предположения о том, что технологии являются и могут быть нейтральными.Предполагалось, что такие платформы, как Facebook, можно использовать во благо или во вред, и что разработчики платформ должны работать над тем, чтобы их инструменты были максимально открытыми для как можно большего числа применений. Теперь мы понимаем, что нет нейтральных технологий. Создайте технологию на основе идеи повышения вовлеченности, и вы, вероятно, создадите стимулы для использования приманки для кликов и дезинформации. В течение следующих 10 лет я надеюсь увидеть волну новых платформ, сознательно разработанных для того, чтобы вызывать различное гражданское поведение. Нам нужны массовые инновации в разработке социальных инструментов, которые помогут нам преодолеть фрагментацию и поляризацию, внести разнообразие в наши медиа-ландшафты и помочь найти точки соприкосновения между разрозненными группами.С такими осознанными целями дизайна технологии могут стать мощным положительным фактором общественных изменений. Если мы не отнесемся к этой проблеме серьезно и предположим, что мы застряли на инструментах массового рынка, мы не увидим положительных гражданских результатов от технологических инструментов ».

Развитие технологий социальных сетей за последние 20 лет страдает от ложного предположения о том, что технологии являются и могут быть нейтральными.
Итан Цукерман

Алекс Халаваис , адъюнкт-профессор исследований критических данных в Университете штата Аризона, писал: «Уже давно существует напряженность между гражданским использованием сетевых технологий и их совместным использованием как промышленными, так и государственными субъектами.От проектов с открытым исходным кодом, включая такие вещи, как Википедия, до блогосферы, ранние социальные сети в значительной степени уступили место платформам на основе рекламы. На протяжении всего этого процесса предпринимались попытки освободить место для большего количества гражданских и общественных онлайн-пространств, но они имели относительно скромный успех. Растет негативная реакция на корпоративную сеть, которая создает возможности для новых проектов в рамках совместной сети. Конечно, это вряд ли можно с уверенностью сказать, но, похоже, растет интерес к подходам, которые «обходят» корпоративные эксцессы с помощью платформ, которые кажутся обязанными рекламодателям и в гораздо меньшей степени государственным регулированием.Мы уже знаем, как создавать совместные онлайн-пространства, и открытия последних двух лет предоставляют возможность тем, кто взаимодействует в Интернете, все чаще искать альтернативы ».

Марк Андреевич , доцент кафедры коммуникаций Университета Айовы, прокомментировал: «Возможно, мы увидим значительные социальные и гражданские инновации в других регионах, кроме США, но я не оптимистичен в отношении нашей текущей траектории, потому что инструменты, на которые мы полагаемся в гражданской жизни, являются частью проблемы.Мы доверили так много нашей информационной экосферы огромным коммерческим платформам, которые эволюционировали так, чтобы точно соответствовать средствам и моделям современного потребления информации способами, которые не способствуют формированию функциональных гражданских диспозиций. Это проблема, с которой мы сталкиваемся: чтобы внедрять инновации на гражданском уровне, нам нужны системы и методы коммуникации, которые позволяют нам добросовестно размышлять, признавать утверждения других, которых мы не знаем, формировать « воображаемые сообщества », которые связывают нас чувство общих, общих или пересекающихся общественных интересов.Здесь задействована уловка-22: нам нужно создавать новые инструменты, но для создания новых инструментов нам нужны гражданские функциональные режимы и средства коммуникации для начала. Это не означает, что выхода нет или что история как-то остановилась. Это означает, что мы достигли точки, согласно которой успешные социальные и гражданские инновации будут результатом только глубокого кризиса или социального распада. Мы будем строить на руинах. Мы продемонстрировали, что даже когда мы видим надвигающийся кризис, мы теряем способность предотвратить его.Этот странный паралич преследует наш текущий момент в экономическом, политическом и экологическом плане ».

Наблюдательный капитализм приближается к пику

Капитализм слежки — это термин, используемый для описания рыночной деловой практики поставщиков цифровых платформ и других лиц, предлагающих «бесплатные» или льготные услуги при сборе данных о пользователях для продажи третьим сторонам, часто в маркетинговых целях. Многие эксперты, участвовавшие в этом опросе, видят в этом серьезный недостаток в конструкции сегодняшних цифровых информационных платформ — главную причину многих цифровых угроз демократии.Некоторые эксперты считают, что общественный резонанс по поводу использования их данных может стать катализатором изменений в законе о конфиденциальности.

Кристиан Хуитема , президент Private Octopus, давний разработчик и администратор Интернета, сказал: «Наблюдение — это бизнес-модель. Просить компании, занимающиеся наблюдением, более уважительно относиться к конфиденциальности, — значит просить их получать меньшую прибыль. Этого не произойдет без какого-либо принуждения. Это может исходить из законов и постановлений, но компании — довольно эффективные лоббисты.Законы и постановления появятся только в том случае, если народное движение их подтолкнет. На самом деле, если такое популярное движение разовьется, оно может начать противодействовать разграблению личных данных. Это был бы первый шаг к обузданию капиталистов-наблюдателей ».

Сет Финкельштейн , программист, консультант и обладатель премии Electronic Frontier Foundation Pioneer of the Electronic Frontier, написал: «Я не надеюсь на то, что уменьшит количество ненавистников в социальных сетях. Движущие силы там слишком глубоко связаны со стимулами разжигания негодования.Я должен отметить, что есть кустарный промысел в советах о подводных камнях социальных сетей и хорошем поведении. Но это вряд ли лучше, чем упрощенное выражение: «Если это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, то, вероятно, так оно и есть». Это неплохой совет сам по себе, но он не может заменить что-то, сравнимое с законами и постановлениями о борьбе с мошенничеством. Корпорации, которые полностью сосредоточены на продаже рекламы, направленной против возмущения и слежки, не являются распорядителями новостей, демократических институтов, выгодного самовыражения и так далее.Они никогда не станут такими распорядителями, потому что это не то, чем они занимаются. Однако, как правило, для кого-то не является хорошей карьерной стратегией пропагандировать такие программы, как широкое государственное финансирование новостей и образования, сильная защита работников, законы, поощряющие профсоюзы, общая поддержка общественных благ (которые, вероятно, не принесут гонорара за выступления или аналитического центра. гранты от этих корпораций). Я подозреваю, что недавний интерес к эффектам «алгоритмов» — это отчасти способ говорить об этих проблемах в более политически приемлемой манере, без прямого обращения к капитализму.Все это связано с проблемами неравенства, плутократии и разрушения гражданских пространств. Монополистический крупный бизнес вам не друг, если вы не плутократ. Либо такие компании сдерживаются, либо общество сильно искажается их императивами прибыли. Мы можем внести здесь незначительные изменения по краям, с более строгими законами о защите данных или требуя маргинализации некоторых конкретных злоумышленников, которые привлекли внимание кучки экспертов. Но это все просто устранение наихудших симптомов, а не причины.Конкретный технологический фон различен в разные эпохи. Но мы не должны позволять этому закрывать глаза на исторический фундамент фундаментального политического конфликта ».

Цифровые технологии будут и дальше обеспечивать механизмы нарушения конфиденциальности и доверия, которые превосходят механизмы их защиты.
Скотт Берли

Дэвид П. Рид , новаторский архитектор Интернета, эксперт в области сетей, спектра и интернет-политики, писал: «Социальным и гражданским инновациям будет очень эффективно противодействовать технологическое наблюдение и технологии изменения поведения, разрабатываемые для максимизации корпоративной прибыльности.Эта высокоэффективная технология используется в самих инструментах будущих социальных и гражданских инноваций, позволяя эффективно направлять деньги на управление каждой инновацией в направлении, которое служит интересам, отличным от интересов самих граждан ».

Скотт Берли , главный инженер крупного агентства США, прокомментировал: «Негативы цифровой эпохи коренятся в растущей неуловимости конфиденциальности и доверия. Цифровые технологии будут продолжать предоставлять механизмы для нарушения конфиденциальности и доверять этим механизмам для их защиты.Люди, которым небезразличны эти вещи, будут проводить как можно меньше времени в сети. Я думаю, что есть технологии, которые действительно могут помочь, и мне хотелось бы верить, что они помогут, что я ошибаюсь в этом. Но я так не думаю.

Винс Кардуччи , исследователь новых способов использования коммуникации для мобилизации гражданского общества и декан Колледжа творческих исследований, предсказал: «То, что по-разному называют« платформенным »или« наблюдательным »капитализмом, не помешает социальным инновациям как таковым. как направить его определенным образом.Такие институты двадцатого века, как профсоюзы, государственная бюрократия и системы социального обеспечения, будут по-прежнему подвергаться разрушению из-за технологий, которые концентрируют власть в руках меньшего числа людей ».

Мэтт Мур , менеджер по инновациям Disruptor’s Handbook, Сидней, Австралия, сказал: «Технологии помогут и будут препятствовать социальным и гражданским инновациям. Они будут разъединять людей. Они объединят людей. Судя по нашему опыту, эти результаты неизбежны. Их масштабы и масштабы до сих пор в значительной степени неизвестны.Первые 20 лет существования всемирной паутины (скажем, с 1990 по 2010 год) дали много намеков на новые сообщества, новые социальные возможности. Мне кажется, что они потеряны — или, по крайней мере, не видны. Интернет кажется гораздо более корпоративным пространством, контролируемым небольшим количеством крупных компаний (Facebook, Google, Amazon), основной бизнес-моделью которых является капитализм слежки. Наши города будут все больше заполняться датчиками, производящими данные, которые будут использоваться в системах искусственного интеллекта. Теоретически это сделает города более эффективными.На практике это может сделать их более хаотичными, поскольку большие объемы неполных, необъективных данных создают иллюзию всеведения. Если данные действительно являются «новой нефтью», то это, вероятно, означает, что мы будем вести войны из-за нее, и ее побочные эффекты будут токсичными и дорогостоящими. С другой стороны, по мере изменения демографии технологии могут помочь нам сформировать новые сообщества (возраста, идентичности, взаимозависимости), которые нам понадобятся в следующем десятилетии ».

Скотт Б. Макдональд , опытный главный экономист и советник по международным экономическим вопросам, писал: «Мы должны быть очень глубоко обеспокоены тем, что технологии будут использоваться для лучшего контроля и влияния на людей, а не обязательно для их улучшения.Чем больше информации, которую мы знаем о людях, тем больше можно адаптировать к их образу жизни, но это дает знания о том, что они читают и думают. Социальные сети и тому подобное также будут формироваться влиятельными лицами, которые будут стремиться определить, что является морально правильным — либо архиконсервативные идеи, либо рамки воина социальной справедливости, оба из которых поддаются ландшафту «Дивного нового мира», в котором вы этого не делаете. я должен думать; вы можете обсуждать, но только до тех пор, пока ваши взгляды соответствуют взглядам, переданным с помощью технологий с господствующих высот.”

Дэвид Торт , активный лидер группы некоммерческих пользователей ICANN, прокомментировал: «Конфиденциальность и наблюдение становятся одной из самых больших и сложных проблем, которые необходимо решать в свете технологических изменений. Отношение к конфиденциальности становится одним из главных разделителей в ответах на социальные и гражданские инновации. Ясно, что проблемы конфиденциальности и наблюдения будут только частично смягчены, поскольку наблюдение становится все более практичным.Но отношение к использованию методов слежки станет основным социальным разделителем между нациями и обществами. Мы видим огромные разногласия, возникающие вокруг этой проблемы (например, в отношении к GDPR), и, безусловно, есть страны, которые продвигаются вперед с агрессивными механизмами наблюдения и социального контроля. Но существование GDPR и повсеместное признание необходимости в нем являются обнадеживающим признаком того, что растет признание необходимости регулировать практику вторжения в частную жизнь ».

Некоторые респонденты надеялись, что эти вопросы будут решены, если будут разработаны и внедрены новые экономические системы, отвечающие потребностям цифровой эпохи.Один из них — Генри Либерман , научный сотрудник Лаборатории компьютерных наук и искусственного интеллекта Массачусетского технологического института (CSAIL). Он написал: «Непрерывный прогресс науки приведет к прогрессу во всех областях, таких как физическое и психическое здоровье и т. Д. Предполагаемые« опасности »цифровых технологий — потеря конфиденциальности, потеря работы, фальшивые новости и язык вражды,« дегуманизация ». общества и т. д. — это в основном патологии капитализма, а не патологии технологий. В следующих экономических системах не будет извращенных стимулов капитализма, которые приводят к большинству этих проблем.См. Http://www.whycantwe.org/ ».

Пара экспертов сказала, что государственная слежка становится все более серьезной проблемой, которая будет иметь серьезные последствия в ближайшее десятилетие.

Джон Сниадовски , системный архитектор из Великобритании, писал: «Многие суверенные государства активно используют цифровые платформы для распространения дезинформации, известной как пропаганда. За десятилетия до появления Интернета государства регулировали вещательные СМИ. Теперь они принимают меры, чтобы установить контроль над цифровой жизнью, используя технологии для более широкого отслеживания людей в невиданных ранее масштабах.Кроме того, с принятием законов, обеспечивающих использование «цифрового наблюдения» с помощью правил об установлении рта и других правоприменительных законов, людям становится все труднее подавать законные протесты. Кроме того, технический прогресс позволяет создать так называемый «великий брандмауэр Китая», где все, кроме самых искушенных цифровых граждан, не имеют доступа к информационным каналам, которые государство считает запрещенным и незаконным контентом ».

Роб Фриден , профессор телекоммуникаций и права в Penn State, который ранее работал с Motorola и занимал руководящие должности в Федеральной комиссии по связи и Национальном управлении по телекоммуникациям и информации, сказал: «К сожалению, я не вижу индивидуальные или даже коллективные усилия по самопомощи как имеющие достаточную эффективность по сравнению с инструментами, доступными в обществе наблюдения.Похоже, что у правительств почти неограниченный бюджет для приобретения новейших и лучших технологий наблюдения. Как может стандартный вариант шифрования, обеспечивающий «довольно хорошую конфиденциальность», соответствовать мощности, диапазону и ресурсам, доступным правительствам? »

Технологии могут стать катализатором пропаганды против злоупотребления властью

Многие из этих экспертов говорят, что дисбаланс сил и соображения конфиденциальности могут мобилизовать граждан, чтобы они настаивали на изменениях. Технологии облегчают общение с единомышленниками, чтобы информировать их о вреде и выступать за возмещение ущерба.Подобно тому, как предыдущие цифровые движения использовали технологии для сплочения людей для достижения определенных целей в последнее десятилетие (например, Арабская весна, Black Lives Matter, движение #MeToo, Женский марш), ряд этих экспертов ожидают, что будущие движения будут продолжать использовать технологические инструменты в ближайшее десятилетие.

Александр Б. Ховард , независимый писатель, эксперт по цифровому управлению и сторонник открытого правительства, сказал: «Гражданские инновации в США исходили из множества источников в прошлом и будут продолжать распространяться в будущем.Города, штаты, Конгресс, федеральные агентства и даже суды — все будут создавать более качественные услуги, интерфейсы и структуры управления для общественного доступа к информации, участия, разработки политики и регистрации избирателей. То же самое будет и с существующими технологическими компаниями, которые работают с ними, а также с теми, которые еще предстоит основать, которые будут первопроходцами в моделях интерактивных СМИ, не зависящих от капитализма слежки. Медиа-компании, особенно некоммерческие, будут ключевой силой для инноваций в подключении широких масс общественности и конкретных сообществ к достоверной информации и друг к другу путем принятия и развития как открытых, так и закрытых сетей.Библиотеки и школы будут выполнять аналогичные функции во многих сообществах, поскольку учителя продолжают экспериментировать с улучшением образования. Исследователи и ученые из университетов будут сотрудничать со сторожевыми псами, технологами и правительством, чтобы создать более совершенные инструменты и подходы ».

Технологические изменения в корне разрушительны — другими словами: чем больше меняются технологии, тем больше безумия остается.
Мика Альтман

Чарли Файерстоун , исполнительный директор программы «Коммуникации и общество» и вице-президент Aspen Institute, написал: «Я с оптимизмом смотрю на использование технологий в интересах нашего демократического общества.Я думаю, что это будет реакцией на злоупотребления, которые привели к возникновению «техлаша». По мере роста злоупотреблений, что, вероятно, произойдет в ближайшие несколько лет, реакция приведет к реформам, которые укрепят демократические элементы, такие как 1) гражданский участие и диалог; 2) более широкая регистрация, финансовые взносы и голосование; и 3) связь с соседями ».

Мика Альтман , директор Центра исследований справедливых и открытых стипендий Массачусетского технологического института, прокомментировал: «Французский критик 19-го века, как известно, пошутил:« Чем больше вещи меняются, тем больше они остаются прежними.«И есть много закономерностей в человеческих предпочтениях; ограничения индивидуальных физических, эмоциональных и когнитивных способностей человека; и укоренившиеся общественные интересы, которые создают существенную инерцию человеческих социальных и гражданских институтов. Однако за последние полтора десятилетия мы стали свидетелями революций с участием социальных сетей, краудсорсингового надзора и контрнаблюдения, самостоятельного перераспределения округов и даже проекта национальной конституции с участием общественности. В этом десятилетии будет гораздо больше экспериментов, некоторые из них окажут влияние, некоторые останутся.Технологические изменения в корне разрушительны — иными словами: чем больше меняются технологии, тем больше безумия остается ».

Кристофер Сэвидж , политический предприниматель, ответил: «Технологии всегда начинаются с богатых / привилегированных, а затем распространяются на всех остальных. Электрическое освещение. Машины. Стационарные телефоны. Телевизоры. Компьютеры. Мобильные телефоны. И т. Д. То же самое произойдет и со средствами влияния на идеологию и мнение, а значит, и с политической властью. За последнее десятилетие профессиональные политики и политики начали учиться использовать технологические инструменты (от кабельных новостей до списков адресов электронной почты и таргетированной рекламы до флешмобов с поддержкой Twitter), чтобы делать то, что они всегда делали: оказывать давление на выборных должностных лиц и бюрократов. делать то, что хотят профессионалы.Но демократизирующие эффекты широко разбросанных инструментов для достижения потенциальных политических союзников на низовом уровне в сочетании с растущим недоверием популистов / населения к традиционным институтам и группам интересов начнут подрывать контроль над сообщениями этих групп. Интернет лишил посредников бесчисленное количество учреждений, которые долгое время контролировали узкие места в своих сферах — от газет до компаний такси, отелей и туристических агентств. Традиционные влиятельные лица, придерживающиеся мнения и идеологии (группы интересов и политические партии), также созрели для отказа от посредничества.”

Дуглас Рушкофф , теоретик СМИ, автор и профессор СМИ в Городском университете Нью-Йорка, сказал: «Интересно, что у вас не было ответа, который был бы больше похож на« Технологии будут препятствовать, но не мешать нашей способности действовать. социальные и гражданские инновации ». Технологии усложнят задачу, но не помешают нам сделать это. По мере роста неравенства людям в конечном итоге придется обращаться друг к другу за взаимной помощью. Сообщества должны будут сформироваться для элементарного выживания. Богатые могут перейти в дополненную реальность, чтобы оградить себя от реалий 99%, но большинство других начнут находить взаимопонимание, а затем и солидарность, вместо этого отрываясь от технологий друг на друга.”

Ямайс Кашио , выдающийся научный сотрудник Института будущего, включенный журналом Foreign Policy в его «100 лучших мыслителей мира», предсказал: «К 2030 году преимущества этих социальных, гражданских и технологических инноваций не будут полностью заметны. На мой взгляд, основным фактором, способствующим успешному внедрению полезных инноваций, являются поколения, а не только технологии. Миллениалы и (в других регионах) аналогичные группы, выросшие в окружении сетевых коммуникаций, получат больший политический, экономический и социальный авторитет.Это люди, для которых фактически все средства массовой информации были разнообразными, гиперболическими и созданы для постоянного взаимодействия (а не только для одноразового просмотра). Они, вероятно, будут лучше распознавать манипуляции и видеть сети влияния (а не линии) ».

Чарльз Эсс , профессор цифровой этики в Университете Осло, сказал: «Несмотря на надвигающиеся, если не все, а подавляющие, угрозы капитализма слежки в сравнении с китайской системой социального кредита, есть некоторые обнадеживающие признаки того, что люди могут развиваться. и использовать более позитивные возможности текущих и новых технологий.Прежде всего, однако, кажется очевидным, что надеяться только на технологии просто ошибочно, если не контрпродуктивно. Как убедительно продемонстрировала Мерлина Лим (2018) в своем обширном анализе глобальных протестов с 2010 года, успешные активистские движения и обеспечение социальных и политических преобразований зависят от « гибридных сетей связи между людьми, которые включают социальные сети », но в которых « человеческие тело всегда будет самым важным и центральным инструментом »(« Корни, маршруты и маршрутизаторы: коммуникации и средства массовой информации современных социальных движений.Монографии по журналистике и коммуникации. Май 2018.) Растущий интерес к хакерским пространствам, DIY и так далее показывает некоторые признаки того, что, по крайней мере, некоторое количество людей все больше заинтересованы в лучшем понимании и использовании этих технологий во имя благополучной жизни, процветания и демократии, а не простого потребления. . Если эти движения можно будет поощрять, такие смешения людей, общества и технологий будут продолжать вызывать всплески активности и движения в правильных направлениях — по крайней мере, в качестве контрпримеров и противовесов гораздо более мрачным и устрашающим событиям.”

Джина Нефф , старший научный сотрудник Оксфордского института Интернета, изучающая инновации и цифровую трансформацию, написала: «Без более широкого участия в сегодняшних обсуждениях, которые приведут к инструментам завтрашнего дня, гражданское общество останется позади. Слишком много людей остаются позади в принятии решений о сегодняшних технологиях и экосистемах данных ».

Рей Джунко , директор по исследованиям CIRCLE в Tisch College of Civic Life при Университете Тафтса, заметил: «Мы видели, как социальные технологии используются во благо и способствуют социальным и гражданским изменениям.CIRCLE провела опрос молодежи в возрасте от 18 до 24 лет в преддверии промежуточных выборов 2018 года. Соответствующий вывод этого опроса заключался в том, что молодежь гораздо больше была вовлечена в активную деятельность вне сети (например, посещала марш, сидела или занимала место в качестве акта гражданского неповиновения, выходила из школы или колледжа, чтобы сделать заявление, или участвовала в акции). профсоюзная забастовка) в 2018 году, чем в 2016 году, и что этот рост участия в значительной степени коррелирует с онлайн-активизмом (или тем, что традиционно называлось « слабостью »).Другими словами, есть явные доказательства того, что использование технологий может стимулировать гражданские инновации и вести к распространению и внедрению молодежных движений. Типичным примером такого движения является движение за предотвращение насилия с применением огнестрельного оружия. В течение нескольких месяцев, предшествовавших избирательному циклу 2018 года, молодые люди подчеркивали проблему насилия с применением огнестрельного оружия и безопасности школ во многих сообществах и сделали ее частью общенационального разговора, что оказало заметное влияние на политику и средства массовой информации. Студенты из Паркленда основали Never Again MSD, которая призвала к протестам и демонстрациям лоббировать закон о борьбе с насилием с применением огнестрельного оружия и стала соорганизатором Марша за наши жизни в Вашингтоне, округ Колумбия.C., наряду с многочисленными кампаниями по регистрации избирателей и попытками добиться участия в голосовании. Они использовали социальные сети, такие как Facebook, Twitter и Instagram, для распространения своего сообщения и, в свою очередь, привлекли внимание других молодых людей по всей стране. Действительно, это движение сделало обсуждение предотвращения насилия с применением огнестрельного оружия центральной темой среднесрочных результатов 2018 года. Таким образом, мы можем ожидать, что в какой-то момент технологии будут использоваться не только для продвижения и стимулирования социальных и гражданских инноваций, но и для решения некоторых проблем, созданных указанной технологией, таких как распространение дезинформации и вклад в политическая поляризация.”

Аксель Брунс , профессор Центра исследований цифровых медиа Технологического университета Квинсленда, сказал: «Неблагоприятные обстоятельства порождают инновации, и настоящий момент является одним из самых тяжелых как для общества в целом, так и для ряда отдельных социальных групп в специфический. В то же время, когда технологии используются для наблюдения, контроля и нападения на них, такие группы также инновационно перепрофилируют технологии, чтобы отвечать, сопротивляться и сопротивляться. Хотя это приведет к значительным изменениям, они не будут иметь просто одинаково положительных или отрицательных результатов — те же инструменты, которые конструктивно используются меньшинствами для утверждения и защиты своей идентичности и интересов, также деструктивно используются другими маргинальными группами, чтобы подорвать и вмешаться такие процессы.Технология не является нейтральной ни в одном из этих аспектов, но она также не является по своей сути силой добра или зла ».

Паола Рикаурте , научный сотрудник Гарвардского центра Интернета и общества им. Беркмана Кляйна, написала: «По мере развития технологий с новыми функциональными возможностями осознание их рисков и вреда будет расти. Люди будут требовать улучшения качества своей жизни, уважения прав человека и окружающей среды. Однако тем, кто исключен из цифровой экономики, возникнут большие трудности с тем, чтобы активно участвовать в генерировании новых знаний и противостоять мощи крупных технологий.”

В то время как технологии используются для наблюдения, контроля и нападения на них, такие группы также новаторски перепрофилируют технологии, чтобы отвечать, сопротивляться и отбиваться.
Аксель Брунс

Пратик Радж , доцент кафедры стратегии и экономики Индийского института менеджмента, Бангалор, прокомментировал: «Технологии уже формируют социальные и гражданские институты в развивающихся странах, таких как Индия. Мы живем в цифровом мире, и он обязательно определяет нашу физическую реальность.Пока местный активизм силен, мы можем ожидать, что появятся и положительные инновации, основанные на технологиях. Однако ключевой вопрос заключается в том, чтобы убедиться, что ни одна организация не обладает слишком большой властью в цифровом мире, чтобы она могла помешать гражданским инновациям получить значимость. Одной из таких угроз является кризис местной журналистики из-за истощения доходов от рекламы (которые сегодня достаются цифровым гигантам) и приоритезации внутреннего контента в онлайн-каналах социальных сетей ».

Хайме МакКоли , адъюнкт-профессор социологии Университета Прибрежной Каролины, эксперт по социальным движениям и социальным изменениям, заметил: «Несмотря на свои недостатки, социальные сети и технологии доказали свою полезность в гражданском участии, от арабской весны до организации в районах. по местным вопросам.История человечества — это история инноваций. Мы продолжим использовать любые доступные нам инструменты во благо И во зло. Надеюсь, добро победит ».

Баннинг Гаррет , независимый консультант и футуролог, сказал: «Большая часть проблем с технологиями возникла в результате их демократизации. В то время как в настоящее время основное внимание уделяется исключительной мощи и богатству крупных технологических компаний и их способности собирать огромные объемы наших данных для коммерческих целей, также случается, что технологии были демократизированы и переданы в руки пользователей невероятно мощных инструментов расширение прав и возможностей.Эти технологии — как аппаратное обеспечение, такое как iPhone, так и платформы, такие как Facebook, — являются мощными инструментами, позволяющими людям не только «публиковать» свои взгляды, но и организовывать других для политических действий. Мы, конечно, уже наблюдали это в течение последнего десятилетия, но в будущем это может принять новые и мощные формы, поскольку виртуальные сообщества станут более организованными и более влиятельными в политическом плане, минуя существующие политические партии и напрямую влияя на институты и политические результаты. Как все это будет развиваться, будет зависеть не от технологий, а от развития экономики и политического руководства.Эпоха после Трампа может быть скорее похожей на вызывающую разногласие, партийную политику, или она может двигаться в сторону отказа от текущих тенденций. Социальные и гражданские инновации будут влиять на то, в каком направлении пойдет страна, а также будут зависеть от тенденций ».

Уильям Л. Шрейдер , основатель PSINet и пионер Интернета, теперь работающий с Logixedge, предсказал: «Я вижу, что угнетенным людям во всем мире приходит больше свободы. Будь то ЛГБТ, цветные, касты, люди с деньгами или без, религиозные люди — я вижу, что технологии, поддерживающие социальные сети, активно уравнивают правила игры для всех.И НЕТ, он не будет завершен к 2030 году, но кто бы мог подумать, что мы так далеко продвинулись в положительном прогрессе к 2019 году после беспорядков в Стоунволле в 1969 году? Образованное население победит необразованных, беспристрастное победит предвзятое, и вера в то, что люди в основном ХОРОШИЕ, возобладает. Но на это потребуется время. У всех нас есть выбор — быть позитивным или негативным, и я верю в то, что Интернет в целом будет во всех смыслах помогать обществу ».

Майк Годро , предприниматель и бизнес-лидер на пенсии, написал: «Поляризация политики будет продолжаться, и позиции в U.С. Двухпартийная система. Левые станут слишком утопическими, а правые повернутся к национал-социализму, который подходит тем, кто считает, что иммигранты являются причиной их проблем. Боюсь, что в ближайшие 10–20 лет в США может разразиться еще одна гражданская война или, по крайней мере, период потрясений, как это было в 1960-е годы ».

Коммуникация, власть и противодействие в сетевом обществе

Как изменились отношения между властью, СМИ и политикой в ​​контексте глобализации, кризиса политической легитимности и появления новых медиа-технологий? Какие возможности эти технологии предоставляют нетрадиционным игрокам для определения политической повестки дня? В этой статье утверждается, что политика и отношения власти исторически включали борьбу за ценности и идеи, разыгрываемые в СМИ.Возникновение новых массовых коммуникаций с самими собой с помощью новых технологий дает возможность неинституциональным формам социальных движений получить влияние. Корпоративные СМИ и основная политика признают силу этого влияния, ведущего к конвергенции традиционного и массового самосознания. Битва за власть в будущем будет вестись в нетрадиционных и динамичных формах.

Политика полагается на способность влиять на образ мышления людей, их ценности и нормы; немногие институциональные формы могут существовать только на основе принуждения и страха.Политика основывается на простых сообщениях, передаваемых избирателям средствами массовой информации, особенно телевидением. Телевидение диктует, что сообщения должны быть простыми и основанными на изображениях, что ведет к политике личности, когда люди изображают ценности доверия и авторитета, чтобы завоевать популярность. Таким образом, встречные кампании типичны для обвинений в коррупции или правонарушениях. Обвинения наносят ущерб конкретному политическому деятелю, но частые обвинения подрывают саму политику и приводят к нынешнему широко распространенному безразличию избирателей.Однако опросы показывают, что люди сохраняют веру в то, что они могут повлиять на результаты, действуя сообща вне формальной политической системы.

Новый набор инструментов цифровых медиа привел к изобилию горизонтальных интерактивных коммуникаций, поскольку люди создали свои собственные каналы коммуникации, такие как блоги, подкасты и вики. Эти новые сети все чаще используются для распространения контента и добавления взаимодействия с аудиторией к традиционным средствам массовой информации, например через Интернет-СМИ или кабельное телевидение, использующие пользовательский контент.Это вертикально-горизонтальное взаимодействие создает новый набор властных отношений, поскольку владельцы сетей стремятся контролировать трафик в пользу деловых партнеров и клиентов. Растущий корпоративный интерес к Интернет-коммуникациям называется массовым самостоятельным общением.

В последние годы наблюдается рост социальных движений. Все стремятся изменить традиционные политические и корпоративные властные отношения. Массовое общение с самими собой предлагает огромный потенциал для продолжения местных кампаний, в то же время связываясь с другими людьми, которые преследуют аналогичные проблемы, но не находятся географически близко друг к другу.Примеры включают следующее:

• Использование физического символического прямого действия (координируемого новыми медиа-коммуникациями) движением против глобального капитализма
• Создание автономных сетей связи, чтобы бросить вызов монополии государственных и контролируемых бизнесом СМИ в Италии
• Участие в традиционном голосовании избирателей, мобилизованных интернет-методами
• Распространение мгновенной политической мобилизации через мобильный телефон.

Массовое самосвязь породило новую публичную сферу, в которой можно было оспаривать власть, что привело к новым битвам за контроль и влияние. Например:

• Профессиональные журналисты больше не являются мощными хранителями политических посланий: новые СМИ обеспечивают новый баланс сил. Это дает новым участникам возможность определять повестку дня, устраняя роль редакторов.
• Обычные люди могут стать политическими комментаторами с помощью автоматизированных средств публикации и редактирования. Появляются новые политические уловки, такие как подделка веб-сайтов или бомбардировка Google, которые связывают имена кандидатов с отрицательными терминами в поисковых системах.

Осмысление силы для изучения социально-экологических взаимодействий

Copyright © 2016 Автор (ы). Публикуется здесь по лицензии The Resilience Alliance.
Перейти к версии этой статьи в формате pdf

Ниже приводится установленный формат ссылки на эту статью:
Boonstra, W. J. 2016. Концептуализация силы для изучения социально-экологических взаимодействий. Экология и общество 21 (1): 21.
http://dx.doi.org/10.5751/ES-07966-210121

Синтез, часть специальной статьи об исследовании социально-экологической устойчивости через призму социальных наук: вклад, критические размышления и конструктивные дебаты

¹ Стокгольмский центр устойчивости, Стокгольмский университет

РЕФЕРАТ

Моя цель — концептуализировать власть с помощью теории социальных наук и продемонстрировать, почему и как концепция власти может дополнять исследования устойчивости и другие виды анализа социально-экологического взаимодействия.Социальная власть как научное понятие относится к способности влиять как на поведение, так и на контекст. Эти два измерения власти (поведение и контекст) можно наблюдать, проводя различие между различными источниками власти, включая, например, технологию или умственную силу. Актуальность представленной здесь концептуализации власти проиллюстрирована на примере огня как источника социально-экологической силы. В заключение я хочу обсудить, как внимание к власти может помочь в решении вопросов социальной справедливости и ответственности в социально-экологическом взаимодействии.

Ключевые слова: одомашнивание огня; власть; устойчивость; социальная ответственность; социально-экологические взаимодействия; социология

ВВЕДЕНИЕ

Социологи из разных дисциплин утверждали, что подходы к устойчивости должны лучше учитывать то, как властные отношения формируют социально-экологические взаимодействия, и наоборот, если целью является понимание социальной динамики (Nadasdy 2007, Hornborg 2009, 2013, Meadowcroft 2009, Davidson 2010 г., Смит и Стирлинг 2010 г., Браун и Уэстэуэй 2011 г., Пеллинг и Мануэль-Наваррете 2011 г., Уоттс 2011 г., Бене и др.2012, Кот и Соловей 2012, Hatt 2013). Например, в этом журнале Восс и Борнеманн (2011: 15, 20 соответственно) обнаружили, что исследования устойчивости «деполитизированы» и игнорируют «грязную политику», а Смит и Стерлинг (2010) призывают ученых, занимающихся устойчивостью, подробно анализировать власть.

В ответ на эти опасения моя цель в этой статье — рассмотреть и синтезировать теорию социальных наук, чтобы облегчить полезное взаимодействие между исследованиями устойчивости и концепцией власти. Статья состоит из трех частей.Во-первых, я кратко рассмотрю критику и то, как исследователи устойчивости до сих пор концептуально и эмпирически рассматривали власть. Во-вторых, я делаю обзор того, как власть использовалась как центральное понятие в теории социальных наук, и предлагаю концептуальную концепцию власти для изучения социально-экологических взаимодействий. Наконец, я показываю, как можно использовать власть для изучения социально-экологических взаимодействий, на примере одомашнивания огня, и обсуждаю последствия для дальнейших исследований.

ПРОБЛЕМА С ПИТАНИЕМ

Более пристальный взгляд на исследования устойчивости показывает, что некоторые из ее основных концепций перекликаются с идеей власти как способности (человека) действовать в социальных и экологических условиях.Исследования устойчивости сосредоточены на социально-экологических системах и пытаются объяснить их эволюцию (смены режимов или трансформации) и инволюцию (социально-экологические ловушки) путем анализа причинно-следственных связей из социально-экологического взаимодействия. С этой целью они часто, но не исключительно, полагаются на три концепции: устойчивость, адаптивность и трансформируемость. Устойчивость является свойством социально-экологических систем и относится к «способности поглощать нарушения и реорганизовываться, претерпевая изменения, чтобы по-прежнему сохранять в основном те же функции, структуру и обратную связь» (Folke et al.2010: 3). Адаптивность относится к способности учиться и использовать знания для корректировки поведения в соответствии с изменениями внутри или вне социально-экологической системы. Благодаря адаптации организмам удается оставаться в режиме альтернативных условий социально-экологической системы (Folke et al. 2010). Трансформируемость также относится к способности, а именно к способности производить переключение между режимами. Он включает в себя «способность трансформировать сам ландшафт стабильности для создания принципиально новой системы» (Folke et al.2010: 3).

Выбор слова «способность» в приведенных выше определениях указывает на то, что устойчивость, адаптируемость и трансформируемость резонируют с силой, понимаемой как способность. В соответствии с этими определениями, в нескольких исследованиях устойчивости измерялась способность людей или групп влиять на социально-экологические изменения (Pinkerton 2009, Crona and Bodin 2010, Westley et al. 2013). Эти и другие исследования (Peterson 2000, Kofinas 2009, Duit et al. 2010, Olsson et al. 2014) показывают, что взаимодействие с концепцией власти может помочь раскрыть различные аспекты и источники устойчивости, адаптируемости и трансформируемости.Однако, несмотря на эти достижения, ссылки на социологическую литературу о силе в исследованиях устойчивости остаются ограниченными. Исследователи устойчивости признают, что они «относительно молчали», когда дело доходит до решения проблемы властных отношений (Berkes and Ross 2013: 17), хотя, как следует из вышеизложенного, концепция власти не является несовместимой с концепциями устойчивости. Проблема, скорее, заключается в том, как задействовать концепцию власти в исследованиях социально-экологического взаимодействия.

Социально-научная литература о власти далеко не прямолинейна, что я продемонстрирую более подробно в следующем разделе ( Источники и измерения власти ). Более того, использование власти в качестве концепции вовлекает ученых, занимающихся устойчивостью, в онтологические дебаты, которые до сих пор не оказывали явного влияния на их исследования. Одна из таких дискуссий вращается вокруг вопроса о том, следует ли считать власть свойством систем, структур и событий или свойством отдельных субъектов.Действительно, исследования устойчивости редко проясняют, как центральные концепции устойчивости, адаптивности и трансформируемости могут относиться к свойствам социально-экологических систем, а также к организмам и людям, которые их населяют. Тем не менее, это различие важно, поскольку оно требуется для распределения ответственности за результаты (Morriss 2002, Young 2006).

Дифференциация между свойствами системы и свойствами акторов важна для «сохранения решающего вопроса моральной и политической ответственности сильных мира сего за то, что они делают и что они не делают в прошлом и будущем» (Hayward and Lukes 2008 : 14; см. Также Schaap 2000).Тем не менее, установление прямых причинно-следственных связей между коллективными результатами и отдельными действующими лицами для социально-экологических систем затруднительно. Исследования устойчивости рассматривают социально-экологические взаимодействия как динамические отношения между частями и целым, что перенаправляет внимание на то, как действия частей взаимосвязаны, вызывая структурные результаты, такие как смены режима или ловушки (Левин и др., 2013, Вест и др., 2014). Поскольку изучаемые социально-экологические взаимодействия имеют место в глобальном и локальном масштабах, часто становится трудно четко продемонстрировать причинно-следственные связи, т.е.е., чтобы отследить, какие конкретные действия каких конкретных субъектов причинили какой конкретный вред или пользу. Следовательно, часто бывает проблематично возложить ответственность за эволюцию и инволюцию социально-экологических взаимодействий. Ряд исследователей устойчивости обратились к этой проблеме путем введения концепций, позволяющих определить, как отдельные люди, сети, организации и институты (Österblom and Folke, 2013) влияют на устойчивость социально-экологических систем, например, институциональные предприниматели (Olsson et al.2004 г., Westley et al. 2013) или краеугольных камней (Остерблом и др., 2015). Я вернусь к этим вопросам и усилиям в разделе обсуждения. В следующих разделах я сначала рассмотрю дискуссию о власти как концепции социальной науки, а затем воспользуюсь этой дискуссией, чтобы концептуализировать власть как инструмент для анализа социально-экологических взаимодействий.

ИСТОЧНИКИ И РАЗМЕРЫ МОЩНОСТИ

Согласно хорошо известному утверждению, концепция власти должна считаться столь же фундаментальной для социальных наук, как и концепция энергии для физики (Russell 1938 [1939]: 10).Власть считается фундаментальной, во-первых, потому что она может объяснить социальную причинность (Hobbes 1839 [1655]; см. Также Sayer 2012, Reed 2013). Изучение власти может выявить, как наши собственные способности и способности других людей влияют на результаты. Эта цель, несомненно, также актуальна для исследований устойчивости. Как отмечалось ранее, различные источники и параметры власти могут помочь прояснить и измерить различные аспекты адаптируемости, трансформируемости и устойчивости (Peterson 2000, Kofinas 2009, Pinkerton 2009, Crona and Bodin 2010, Duit et al.2010, Westley et al. 2013 г., Olsson et al. 2014). Однако это не единственная причина, по которой власть является важным понятием для социологов; есть еще две причины для изучения власти (Morriss 2002). Вторая причина — возложить на людей ответственность за достижение определенных желаемых или нежелательных результатов. Третья причина — оценить эффективность социальных систем и институтов, то есть степень, в которой системы и институты помогают людям в обществе удовлетворять свои потребности и желания, свободные от власти других (Hayward and Lukes 2008).Эти две последние причины относятся к целям, которые в исследованиях устойчивости могут явно не рассматриваться, но которые, тем не менее, будут актуальными: определение ответственности за результаты социально-экологических взаимодействий имеет решающее значение по политическим и юридическим причинам, а также оценка устойчивости социальных механизмов в отношении к социальной справедливости и равенству важно по моральным и этическим причинам.

Если эти причины использования власти как концепции для изучения социально-экологических взаимодействий кажутся правдоподобными, следующим шагом будет рассмотрение конфетти ярлыков и теорий, связанных с этим термином.В самом деле, как давно заметили некоторые известные ученые, власть — это непростое понятие. В 1922 году Макс Вебер пришел к выводу, что власть «социологически аморфна» (Weber 1978 [1922]: 53), а Талкотт Парсонс в 1963 году отметил «отсутствие согласия […] относительно ее конкретного определения» (Parsons 1963: 232) . Сегодня, кажется, мало что изменилось. Социологи отмечают, что власть — это «постоянно оспариваемое понятие в социальной теории» (Wright 2010: 111) и «перегруженный термин» (Sayer 2012: 179). Трудности определения того, что такое сила и как ее можно изучать, скорее всего, связаны с ее «полиморфной природой» (Elias 2012 [1970]: 88).Власть меняет облик; это то, что делает его среда, и поэтому он существует во многих формах, например, в экономической мощи, военной мощи или символической мощи, которые могут трансформироваться друг в друга (Russell 1938 [1939], Poggi 2001).

Как было сказано ранее, обычный способ определения власти — это ссылка на способности или способности (Morriss, 2002). В этом понимании под властью понимаются способности и склонности людей влиять на результаты. Источники силы, такие как богатство, сила мышц, репутация, социальные связи, доступ к природным ресурсам или технологиям, часто используются для обозначения этих способностей.Верно, что способность людей осуществлять власть зависит от таких источников, но важно понимать, что эти источники сами по себе не составляют власть. Одно из самых влиятельных определений власти в социальных науках объясняет, что власть, определяемая как способность («власть над»), обязательно всегда связана с властью над другими («властью над»). Соответственно, Макс Вебер определил власть как «вероятность того, что один из участников социальных отношений будет в состоянии выполнять свою волю, несмотря на сопротивление, независимо от того, на каком основании эта вероятность зиждется» (Weber 1978 [1922]: 53). .В определении Вебера подчеркивается, что власть существует только через социальные отношения между людьми: она используется кем-то и влияет на других (см. Также Elias 2012 [1970], Foucault 1979, 1980). Как я объясню позже, это не исключает использования источников в качестве индикаторов власти (см., Например, Giddens 1984, Mann 2002 [1986], Avelino and Rotmans 2011).

Используя определение власти Вебера, социологи сместили акцент с источников власти на измерения власти, то есть способы, которыми один человек влияет на возможности другого человека (Reed 2013).Эти измерения силы варьируются от видимых действий, таких как принуждение, запугивание или влияние в условиях прямой конфронтации (Dahl, 1957), до менее заметных действий, таких как формирование условий и условий, на которых люди противостоят друг другу (Bachrach and Baratz 1962) и к скрытым формам власти, таким как формирование предпочтений путем «воздействия на желания, убеждения и суждения людей таким образом, чтобы это работало против их интересов» (Hayward and Lukes 2008: 6).

Выделяя очень разные аспекты власти, все эти ученые говорят о способности людей формировать или влиять на поведение других людей.Власть в этих подходах всегда имеет лицо, т. Е. Параметры власти всегда привязаны к социальным акторам. Вдохновленные работами Мишеля Фуко, социологи также начали рассматривать формы власти, которые «испорчены» (Hayward 1998), то есть способы, которыми социальные структуры дисциплинируют (позволяют и ограничивают) человеческое поведение. Важнейший вывод из этих исследований состоит в том, что способность социальных субъектов влиять на результаты (власть) может существовать только в условиях, которые были социально структурированы (Pansardi 2012).Это означает, что власть относится не только к прямой зависимости между двумя данными людьми (как во многих традиционных определениях власти; например, Lukes 1974). Это также включает косвенную зависимость между отдельными участниками и множеством других людей, которые формируют условия, позволяющие двум данным людям взаимодействовать (Elias 2012 [1970]). Эти условия включают социальные структуры (Мертон, 1938), а также социальные события, которые относятся к конкретным ситуативным действиям и взаимодействиям во времени и месте (Рид, 2013).Социальные структуры влияют на человеческие способности и формируются в результате взаимодействия бесчисленного количества других людей, которые часто не видны сразу, потому что они далеки в историческом времени и географическом пространстве. Социальное событие, с другой стороны, относится к непредвиденному, непредвиденному результату социального взаимодействия, которое, в свою очередь, влияет на будущие действия вовлеченных лиц (см. Elias 2012 [1970]). Власть, исходящая от социальных структур или событий, бывает иного рода. Власть со стороны социальных структур относится к тому, как способности акторов формируются структурами социальных отношений, в которые они встроены, тогда как сила социальных событий относится к тому, как зависящие от времени и места процессы действия и взаимодействия позволяют или ограничивают такие способности ( Портес 2000, Рид 2013).

В социальных науках ведутся серьезные споры о том, могут ли социальные структуры и события считаться формами власти (Digeser 1992, Hayward and Lukes 2008). Если их рассматривать как формы власти, существует опасность овеществления властных отношений. В этом случае считается, что абстрактная система или последовательность событий несут ответственность за определенный результат (например, «капитализм» или «поворот событий»), что усложняет моральную цель анализа власти. Однако, если социальные структуры и события не рассматриваются как измерения власти, существует риск создания «теории заговора общества», «ошибочной теории о том, что что бы ни происходило в обществе […] является результатом прямого замысла некоторых влиятельных людей и групп »(Popper 1962 [1945]: 95), хотя существуют ситуации, в которых способности людей не ограничиваются сознательными действиями других (см. вставку 1). Игнорирование этих ситуаций препятствует аналитическим и оценочным целям энергетического анализа.

Вставка 1: стрелять не в кого

Теоретики власти Хейворд и Льюкс (2008) вводят сцену из книги Джона Стейнбека Гроздья гнева , чтобы подчеркнуть трудности, которые возникают, когда люди сталкиваются с социально структурированным неравенством в результате власти.Сцена показывает, что люди могут быть бессильными, но не подчиненными, что люди могут обладать властью, которой они никогда не пользуются, и что люди могут проявлять власть без намерения или осознания (см. Также Parsons 1963, Hayward 1998, Foucault 2000 [1982]). Сцена показывает фермера по имени Мули и его семью. Они сталкиваются с трактористом, который собирается снести бульдозером их хижину и вспахать их землю. В ответ на неудачный сбор урожая хлопка во время «пыльной чаши» в Оклахоме, США, банки решили удалить арендаторов с земли и рационализировать сбор урожая, чтобы получить последнюю прибыль, прежде чем «земля погибнет».”Когда Мулей приближается к трактору и угрожает застрелить водителя, водитель отвечает:

«Это не я. Я ничего не могу поделать. Я потеряю работу, если не буду ее делать. И послушайте — что, если вы меня убьете? Они просто повесят тебя, но задолго до того, как тебя повесят, на тракторе окажется еще один парень, и он врежет дом. Ты убиваешь не того парня ». «Вот так, — сказал жилец. «Кто вам отдавал приказы? Я пойду за ним. «Ты не прав. Он получил заказы из банка. В банке ему сказали: «Уберите этих людей, или это ваша работа.«Ну, вот президент банка. Есть совет директоров. Я залью магазин винтовки и пойду в банк ». Водитель сказал: «Товарищ сказал мне, что банк получает заказы с Востока. Приказы были такими: «Сделайте выставку прибыли прибыльной, или мы закроем вас». «Но на чем это остановится?» Стейнбек просит своего фермера спросить у водителя трактора. «Кого мы можем стрелять? Я не собираюсь умереть с голоду, пока не убью человека, который меня голодом. «Не знаю», — отвечает водитель. «Может быть, стрелять не в кого» (Steinbeck 1992 [1939]: 40–41, цит. По: Hayward and Lukes 2008: 17–18).

Этот диалог ясно показывает ситуацию, в которой над человеком доминируют, но не обязательно в результате действий конкретных могущественных личностей. Другими словами, это ситуация, когда «стрелять не в кого». Водитель объясняет, что если его застрелят, придут другие водители. Он также указывает, что большая сеть людей несет ответственность за то, что он сбежал из дома фермера и вспахал его землю. Для Мули это объяснение трудно принять, потому что он действительно хочет возложить ответственность за свои страдания на кого-то.В нескольких других местах книги Стейнбек также фиксирует, как структурные измерения власти (то, что он называет «монстром») формируют поведение людей, например тракториста:

«Водитель не мог его контролировать — он проехал прямо через всю страну, проехав с десяток ферм и прямиком обратно. Подергивание рычага управления могло повернуть кошку », но руки водителя не могли дергаться, потому что монстр, построивший тракторы, монстр, который выпустил тракторы, каким-то образом попал в руки водителя, в его мозг и мышцы, вытащил глаза. и заткнул ему намордник — заткнул ему рот, заглушил его речь, заглушил его восприятие, заткнул намордник его протест.[…]. Он не мог подбадривать, бить, ругать или поощрять расширение своей власти, и из-за этого он не мог подбадривать, бить, ругать или подбадривать себя »(Steinbeck 1992 [1939]: 38).

Эти примеры из Гроздья гнева показывают, что из-за сложной причинно-следственной связи часто невозможно точно отследить, какие (прошлые) действия людей вызывают текущие проступки. И Мулей, и тракторист бессильны не потому, что находятся во власти кого-то другого, а из-за социальных институтов и сетей, в которых они живут.Возможно, у них было бы больше власти, если бы эти институты и сети были организованы по-другому. Такое наблюдение представляет собой оценку общества или части общества, а не обязательно распределение похвалы или порицания конкретным отдельным людям (Morriss 2006: 129).

Эти дилеммы имеют прямое отношение к исследованиям социально-экологических взаимодействий, включая исследования устойчивости. Чтобы понять и изменить причинное взаимодействие между земными процессами и человеческими обществами, необходимо включить человеческую силу, а также понять, как эта сила формируется в социальных и экологических условиях.Во вставке 1 представлен результат социально-экологического взаимодействия, пыльной чаши и реакции американского общества на эту экологическую угрозу, что наглядно иллюстрирует противоречие, которое может возникнуть между аналитической или оценочной и моральной целью анализа власти.

В результате своей полиморфной природы определения власти в социальных науках исчисляются тысячами (Wrong 2009 [1979]). Чтобы избежать, возможно, невозможного поиска квинтэссенции определения власти (Connolly, 1983), ученые теперь предпочитают использовать идею Витгенштейна о «семейном сходстве» (Wittgenstein 2006 [1953], Haugaard 2012), чтобы защитить множественное число, признающее власть как кластер. нескольких связанных, но различных аспектов (Allen 1999, Morriss 2002, Dowding 2012, Haugaard 2012).Таким образом, измерения и источники власти понимаются как совокупность характеристик: семья, члены которой имеют одни общие черты, но ни одна черта не идентифицирует семью как отличную от других (Pigliucci 2003). Черты характера не исключают друг друга, а скорее предполагают друг друга. Представление власти как концепции семейного сходства позволяет избежать приравнивания власти исключительно к одному из ее измерений или источников (Reed 2013). Однако понимание и применение концепций власти в социальных науках для изучения социально-экологических взаимодействий продолжает оставаться сложным.Одна из важных причин состоит в том, что социологи часто не могут указать, как измерения или источники власти соотносятся друг с другом (например, Haugaard 2003, Gaventa 2007), или они постоянно отдают приоритет одному единственному измерению или источнику (например, Morriss 2002). Эта неудача поощряет интерпретацию того, что один или несколько источников или измерений важны для того, чтобы какой-то человек или деятельность считались могущественными, и противоречит идее власти как концепции семейного сходства. Далее я пытаюсь исправить эту неудачу, представив концептуальную концепцию власти, которую можно использовать для изучения социально-экологических взаимодействий.

КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ СИЛЫ

Представленная здесь концептуализация власти основана на рекомендациях Герца (2006) по построению концепций в социальных науках. Эти руководящие принципы используются для выяснения онтологических атрибутов власти («что это такое»), которые играют ключевую роль в ее причинных последствиях («что она делает»). Хотя представленная здесь концептуализация власти находится под сильным влиянием только что обсужденных социологических теорий, она будет отличаться от этой традиции своей явной попыткой включить социально-экологические взаимодействия.

Герц (2006) предлагает концептуализировать социальные явления на трех уровнях. Я объясню эти уровни, используя концепцию устойчивости, чтобы проиллюстрировать их взаимосвязь. Базовый уровень относится к понятию, используемому и известному в теории. Гертц отмечает, что чаще всего в исследованиях пытаются объяснить утверждение концепции базового уровня, не указывая на ее отрицание. Действительно, отрицание устойчивости часто не определяется явно (но см. Miller et al. 2010 об уязвимости как возможном отрицании).Вторичный уровень включает в себя основные атрибуты концепции базового уровня. В случае устойчивости это будет включать адаптивность и трансформируемость, которые «необходимы для поддержания устойчивости» (Folke et al. 2010: 1) и которые также можно разделить на атрибуты (Walker et al. 2004). Уровень индикатора включает в себя введение в действие элементов среднего уровня. Это относится к уровню, на котором могут быть собраны эмпирические данные или информация. Маршалл и Маршалл (2007), например, операционализируют социальную устойчивость с помощью следующих показателей: (1) восприятие риска, связанного с изменениями; (2) восприятие способности планировать, учиться и реорганизовывать; (3) восприятие способности справляться; и (4) уровень заинтересованности в изменениях.

Важнейшей целью концептуализации является объяснение того, как элементы на уровне индикатора и вторичного уровня сочетаются, чтобы сформировать концепцию базового уровня. Герц (2006) выделяет две основные структуры: эссенциалистские структуры, выделяющие необходимые и достаточные условия; и структуры семейного сходства, в которых условия имеют общие черты. Эти две структуры противоположны, потому что «[структура семейного сходства] не содержит необходимых условий. Все, что нужно, — это достаточное сходство в измерениях среднего уровня, чтобы быть частью семьи »(Goertz 2006: 7).Большая часть споров и недоразумений в социальных науках по поводу определения власти происходит из-за нечеткого разграничения этих двух принципов.

На базовом уровне социологи едины в определении власти как социального отношения. Эту базовую концепцию можно обозначить как социальную власть, в которой прилагательное (несколько избыточное) относится к ее реляционному характеру и, таким образом, исключает все случаи, когда на способности людей не влияют взаимодействия с другими. Споры и путаница начинаются на вторичном уровне с введением агентно-центрированных и структурных взглядов на власть (см. Hayward and Lukes 2008, Raik et al.2008 г., Nayak et al. 2016). Некоторые ученые объяснили отношения между этими двумя различными формами власти. В самом деле, как уже упоминалось, то, что люди могут делать (их власть), всегда ограничено и возможно через отношения зависимости, которые связывают их с социальными структурами и событиями (Haugaard 2003, Elias 2012 [1970]), в то время как социальные структуры а события порождаются способностью людей действовать (Giddens 1984). Следовательно, можно сделать вывод, что деятельность вместе со структурами и событиями составляет социальную власть: «Силовые структуры [и события] позволяют и ограничивают человеческую свободу действий, точно так же, как осуществление власти агентами порождает и воспроизводит властные структуры [и события]» (Райк и другие.2008: 736). Создание логически эквивалентных структур, событий и агентств подтверждает эмпирическое наблюдение, что в социальной реальности две формы власти (власть над и власть над) тесно взаимосвязаны (Pansardi 2012). Основываясь на этом аргументе, следует, что и агент-центрированные, и структурные измерения власти вместе необходимы для существования социальной власти. Ошибочно думать, что один из двух более важен (как в эссенциалистской структуре), и в равной степени неверно думать, что любой из них составляет социальную власть (как в структуре семейного сходства).

Чтобы избежать дуализма агент-структура (и связанных с этим рисков персонификации и овеществления, соответственно), важно еще раз подчеркнуть, что социальная власть относится к способности акторов влиять на результаты. Исходя из вышесказанного, эта способность заключается в непосредственном формировании поведения (индивидуального и чужого), а также в формировании социальных и экологических контекстов, которые структурируют диапазон возможностей и способностей других (Hay 1997). Таким образом, власть как «формирование поведения» относится к прямым эффектам, которые можно наблюдать и проверять эмпирически.Напротив, власть как «формирование контекста» является косвенным, латентным и часто непреднамеренным последствием человеческого поведения и включает эффекты, которые (воссоздают) структуры и события, которые «изменяют параметры последующих действий» (Hay 1997: 51) .

Определив основные и второстепенные элементы власти и характер их взаимосвязи, теперь можно указать уровень показателей, то есть элементы, которые можно использовать для реализации. Невозможно предложить определенный и исчерпывающий список показателей для реализации концепций среднего уровня из-за полиморфизма власти и бесчисленных определений.Тем не менее в литературе почти всегда есть ссылки на источники власти, которыми люди располагают (например, Russell 1938 [1939], Mann 2002 [1986], Morriss 2002, Avelino and Rotmans 2009). Отношения между источниками как индикаторами и концепциями вторичного уровня используют структуру семейного сходства, что означает, что она допускает заменяемость или эквифинальность (Goertz 2006). Отношения взаимозаменяемости — это непричинные отношения, указывающие на то, что наличие любого типа источника власти достаточно для формирования социальной власти.Применение принципа взаимозаменяемости предотвращает сокращение социальной власти до источников, которые используют могущественные (Elias 2012 [1970]). Источники власти не вызывают проявление власти, а являются атрибутами власти. Еще одна причина использования взаимозаменяемости, а не причинности на уровне индикатора заключается в том, чтобы учесть различия в социальных и экологических условиях, которые обеспечивают источники энергии. Это позволяет идентифицировать различные связки источников, чтобы охарактеризовать влиятельных субъектов и способы, которыми они осуществляют власть.

Определив все три уровня власти, теперь можно обрисовать общую концепцию социальной власти. То, что считается социальной властью, всегда зависит как от власти, формирующей поведение, так и от власти, формирующей контекст, но состав этих двух измерений власти зависит от различных способов, которыми источники доступны, распределяются и мобилизуются (рис. 1). Эта общая модель социальной власти имеет структуру с необходимыми и достаточными условиями на уровне средней школы и взаимозаменяемостью на уровне показателей или данных (Goertz 2006).Обычно есть два подхода к этой модели: снизу вверх или сверху вниз (Tilly 1999). В обоих случаях начинается анализ различных типов источников, указывающих на наличие власти, таких как формирование поведения и формирование контекста. Нисходящий анализ подчеркивает, как социальные и экологические структуры и события обуславливают распределение, мобилизацию и осуществление власти (см. Также Elias 1970 [2012], Goudsblom 2001, Cox and Chicksand 2007). Для восходящего анализа отправной точкой является то, как субъекты используют эти источники власти.Другой возможный способ различить эти два подхода — это матрешка, или матрешка; подход «сверху вниз» начинается снаружи и перемещается внутрь, тогда как подход «снизу вверх» начинается изнутри и перемещается наружу (см. Jentoft 2007).

ВЛАСТЬ В СОЦИАЛЬНО-ЭКОЛОГИЧЕСКИХ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯХ

Необходимо несколько дополнительных уточнений, чтобы сделать эту общую концепцию социальной власти пригодной для анализа социально-экологических взаимодействий. Прежде всего, базовая концепция социальной власти должна быть расширена за пределы ее акцента на взаимозависимости между людьми, чтобы включить взаимозависимости между природой и людьми (Elias 1970 [2012], Goudsblom 2001).Социологи традиционно связывают использование власти с человеческим или социальным взаимодействием, а не с взаимодействиями между людьми и их биотической и абиотической средой (Latour 1993, Goudsblom 2001, Stone-Jovicich 2015). Природная среда обычно анализируется только как один из источников силы, который используется во взаимодействии людей: «[…] то, что мы называем природной силой человека, оказывается властью, осуществляемой одними людьми над другими людьми с природой в качестве своего инструмента. »(Lewis 2001 [1944]: 55; см. Также Avelino and Rotmans 2011).Эти неявные допущения в традиционных применениях и определениях препятствуют применению власти для анализа социально-экологических взаимодействий. Напротив, если понятие власти расширить, чтобы учесть социально-экологические взаимозависимости, его можно использовать в качестве общеприменимой концепции в науке об устойчивости.

Работа социолога Йохана Гоудсблома демонстрирует, как власть используется в качестве общей концепции для анализа моделей социально-экологического взаимодействия. В серии книг и статей Гоудсблом демонстрирует, как в истории человечества приобретение новых источников энергии, основанных на огневой мощи, изменило способы взаимодействия людей и природы (Goudsblom 2001, 2015, de Vries and Goudsblom 2002).В своем magnum opus Fire and Civilization, Goudsblom (2015) рассказывает о первом, большом, произведенном человеком сдвиге социально-экологического режима: приручении огня. Он утверждает, что приручение огня произошло в результате перехода от неиспользования к пассивному и, наконец, активного использования огня. Получив огонь в качестве нового источника силы, древние люди резко изменили то, как они могли осуществлять власть над поведением других человеческих групп, самих себя и других видов, а также над социальным и экологическим контекстом, в котором они жили (см. Вставку 2).

Основываясь на своем анализе и других исследованиях, Гоудсблом (2001) утверждает, что существует два типа устойчивого поведения человека: изменения в поведении, которые генерируют и консолидируют власть (см. Также Giddens 1984), и поведение, которое адаптируется к этому поколению. и консолидация власти (см. также Скотт 1985, 1990, 2009). Он даже предлагает рассматривать изменения в балансе сил как центральный механизм совместной эволюции природы и общества, дополняющий традиционные эволюционные механизмы вариации, отбора и наследования (Дж.Гоудсблом, Амстердамский университет, , 2011, личное сообщение ). Приобретение новых источников энергии вместе с соответствующими сдвигами в социально-экологических взаимодействиях лежит в основе основных социально-экологических преобразований и режимов: одомашнивание огня, одомашнивание растений и животных и индустриализация (Goudsblom 2015; см. Также Fisher-Kowalski and Haberl 2007).

Вставка 2: Огневая мощь

Обучение управлению огнем кардинально изменило взаимосвязь людей друг с другом и природной средой.Это также показывает, как сложное взаимодействие между экологическими, социальными и психологическими аспектами может быть проанализировано с помощью концепции власти (Таблица 1). Огненное одомашнивание было хорошо развито среди групп гоминидов не ранее среднего плейстоцена, 300–500 тысяч лет назад. Независимо от точных начальных и конечных точек одомашнивания огня, которое, по мнению некоторых, произошло 1,5–2 миллиона лет назад (обсуждение см. В Clark and Harris 1985, Wrangham 2009, Wrangham and Carmody 2010, Sandgathe et al.2011, Speth 2015), Гоудсблом (2015) утверждает, что мобилизация огня как источника энергии происходила в три этапа: ни у одной группы гоминидов не было огня, у некоторых групп был огонь, и, наконец, у всех групп гоминидов был огонь.

Во время перехода от первой фазы ко второй, некоторые группы гоминидов должны были начать наблюдать и испытывать лесные пожары и их последствия. В местах, где произошли пожары, гоминиды могли найти сгоревшие семена, орехи, фрукты и животных и ощутить различный вкус и прочность этих предметов.Они также испытали тепло и свет костров. Наблюдая за природными пожарами и переживая их, гоминиды, кажется, пришли к пониманию опасности и пользы огня. На этой первой стадии гоминиды, вероятно, пассивно пользовались некоторыми преимуществами огня, но не имели возможности активно управлять им (Goudsblom 2015). Возможность более активного управления огнем появилась, когда гоминиды могли ходить прямо. Освободив руки, они имели возможность использовать палки, чтобы ткнуть огонь, держась на безопасном расстоянии, а также переносить огонь в другое место и заправлять его топливом.Однако, как отмечает Гоудсблом (2015), физиологические возможности ранних гоминидов должны были соответствовать социальным и психологическим приспособлениям, прежде чем пассивное использование могло превратиться в активное управление огнем. В случаях, когда гоминиды успешно получали огонь от естественных ожогов, они должны были убедиться, что огонь не погас из-за дождя, влаги или недостатка топлива или кислорода. Им приходилось постоянно охранять свои костры. Важно отметить, что обращение с огнем и его поддержание требовали откладывания, наблюдения, терпения и социальных переговоров.Оценивая эти социальные и психологические изменения, Гоудсблом (2015) заключает, что одомашнивание огня было также процессом самодомашнивания (см. Также Twomey 2013, Pyne 2014). Активное использование огня как источника энергии потребовало изменений в человеческом поведении. Прежде чем гоминиды смогли постоянно и активно управлять огнем, навыки и знания, необходимые для этой цели, должны были стать привычными, то есть они должны были стать частью усвоенного репертуара общих способов мышления и действий, потому что они не были частью генетического состава гоминидов. .С ростом самодомашнивания или привыкания контроль над огнем гоминидов стал более устойчивым и устойчивым (Roebroeks and Villa 2011).

Использование огневой мощи также необратимо изменило отношение гоминидов к их естественной среде обитания. Полезно проводить различие между сжиганием на месте и за его пределами (Scherjon et al. 2015). Эти два типа сжигания различаются по своему проявлению и месту, а также по своим социальным и экологическим последствиям. Первый содержится в очаге; второй выпускается в пейзаж.Первый относится к использованию огня в местах обитания гоминидов; второй относится к использованию огня гоминидами в более широком ландшафте. Для приготовления пищи использовалось сжигание на месте. Кулинария значительно расширила диапазон продуктов, которые могут есть гоминиды, а также помогла сохранить продукты (Wrangham 2009). Огонь на месте также использовался для отражения крупных животных, охотившихся на гоминидов (например, саблезубых кошек; Brain 1981), для закаливания и сгибания инструментов, а также в качестве источника тепла и света. Дым от пожаров может отгонять комаров или использоваться для сигнализации.Согласно археологическим данным, очень трудно отличить природные пожары от пожаров, созданных руками человека. Тем не менее, на основе этнографических и антропологических исследований предполагается, что сжигание за пределами территории, иногда называемое «огневым земледелием» (Jones 1969), помогло гоминидам улучшить их доступ к пище и сделало хищников более заметными. Scherjon et al. (2015) дают впечатляющий обзор причин пожаров за пределами площадки, включая: расчистку растительности; военное дело; вождение и привлечение животных; сигнализация; ритуальная деятельность; утверждение прав на землю; расчистка дорожек, водоемов и кемпингов; и эстетическое удовольствие и развлечение.

Из-за того, что гоминиды активно использовали огонь, экологические системы мира стали подвергаться более частым и интенсивным сжиганиям (Bowman et al. 2011). Действительно, разжигание, тушение и перемещение огня составляет уникальное «экологическое агентство» человека (Pyne 2014: 110). Это выражается в растущем глобальном изобилии пастбищ после одомашнивания пожарами (Pyne 2012), состоящих из мозаичных ландшафтов из свежей травы, усеянных лесами или группами деревьев (Laris 2002, Stewart 2002). Более того, Гоудсблом (2015) утверждает, что использование огня необратимо изменило баланс сил между гоминидами и видами, с которыми они конкурировали за пищу (включая другие группы гоминидов), или крупными плотоядными животными, которые охотились на людей.У последних двоих не было другого выбора, кроме как приспособить свое поведение к этому новому источнику силы. Использование огня радикально и необратимо изменило то, как (ранние) люди жили и создавали свою социально-экологическую нишу (Odling-Smee et al. 2003).

Экологические, социальные и психологические изменения, связанные с переходом от пассивного к активному использованию огня, усиливали друг друга. Использование огня улучшило продовольственную безопасность и диету, что способствовало физиологическому развитию, в том числе развитию мозга.Физиологические разработки также были поддержаны социальными и психологическими требованиями, связанными с использованием огня (Twomey 2013). Необходимо было научиться обращаться с огнем, что требовало терпения, наблюдения, концентрации и общения. Практика использования огня, вероятно, привела к (гендерному) разделению труда, при котором одни люди в основном охотились, а другие охраняли костры. Эти социальные и психологические изменения помогли гоминидам улучшить и стабилизировать свой контроль над огнем и, следовательно, сформировать свою социально-экологическую нишу.Изменения, связанные с одомашниванием огня, стимулировали другие социальные процессы, такие как создание языка, развитие инструментов, рост населения, инкультурация (изучение социально усвоенных привычек, распорядков и норм) и социальное различие посредством разработки пищевых практик (Harris 1998). . В течение периода примерно 490 000 лет, который некоторые называют ранним антропоценом (Glikson 2013), эти изменения усиливали друг друга до такой степени, что некоторые человеческие группы смогли зачать и практиковать сельское хозяйство.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ И ОБСУЖДЕНИЕ: СОЦИАЛЬНАЯ ВЛАСТЬ И ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

Моя общая цель здесь состояла в том, чтобы исследовать, как теории власти в социальных науках могут способствовать исследованиям социально-экологических взаимодействий и устойчивости. Эта повестка дня влечет за собой поиск концепции, которая могла бы приспособить практические, моральные и оценочные цели, которые достигаются с анализом власти в социально-экологическом взаимодействии. Обзор, синтез и применение теории социальных наук о власти — непростая задача.Власть — это полиморфное понятие, уходящее корнями во многие традиции социальных наук. В последнее время социологи стали рассматривать власть как концепцию семейного сходства, отражающую ее различные источники и измерения. Используя эти идеи, я концептуализировал социальную власть (первый уровень) как состоящий из двух необходимых измерений формирования поведения и формирования контекста (второй уровень), которые, в свою очередь, операционализируются как смесь источников силы (третий уровень). Пример огня как источника социально-экологической силы, который формирует как поведение, так и контекст обществ и экологических систем, был использован для иллюстрации работы этой структуры (таблица 1 и вставка 2).

В заключение я возвращаюсь к дискуссии, которая была начата ранее и проиллюстрирована во вставке 1: можно и нужно ли включать социальные структуры и события в качестве измерений социальной власти. Эта дискуссия имеет прямое отношение к подходам, которые анализируют социально-экологические взаимодействия с точки зрения сложных адаптивных систем. Исследования с этой точки зрения обычно сосредоточены на объектах, которые выходят за рамки отдельного человека или организма, то есть на системах, структурах и сетях, и их причинном влиянии на социально-экологические взаимодействия.Уязвимость концепции сложных адаптивных систем или любого типа системного мышления заключается в том, что они объясняют неравенство, справедливость или неустойчивость как системные свойства и механизмы, например, как эффекты, возникающие в результате обратной связи и несоответствия между свойствами в социальных и экологических системах. Это не только может вызвать овеществление, но и усложняет распределение ответственности за результаты сложных процессов социально-экологического взаимодействия. Возьмем, к примеру, идею антропоцена, в которой человечество в целом определяется как причина изменения биосферы.В недавней статье Баскин (2015: 16) утверждает, что такое построение имеет тенденцию ослаблять вопросы об ответственности: «Называя эпоху« антропоценом »и движущую силу — причину массивных воздействий на биосферу — человечеством, в частности вызывается динамический. Воздействие, которое было вызвано (и в значительной степени на благо) меньшинства, приписывается всему человечеству. […]. Индийский фермер, занимающийся натуральным хозяйством, африканский пастух и перуанский обитатель трущоб становятся частью одного и того же «человечества» вместе с жителями богатого мира, несмотря на то, что они явно сыграли разную роль в экологическом опустошении и планетарном выбросе.Короче говоря, термин «антропоцен» раскрывает силу людей, но скрывает, кто и что является могущественным, и как эта сила проявляется ». Проблема с этим анализом состоит в том, что производство власти в сложных и функциональных взаимозависимостях остается неясным (Фуко, цитируется по Dreyfus and Rabinow 1982: 182) и, следовательно, не может адекватно рассмотреть ответственность за результаты в сложных социально-экологических системах.

По общему признанию, это, возможно, непреодолимая задача — выявить, кто за что отвечает в сложных причинных цепочках социально-экологического взаимодействия, исходя из общепринятого подхода к ответственности.Ответственность обычно назначается в терминах вины или вины за изолированное, дискретное действие или событие, другими словами, когда может быть установлена ​​достаточно четкая причинная связь между действующим лицом и результатом. В этих случаях субъекты могут быть привлечены к ответственности и несут ответственность за компенсацию причиненного вреда. Исходя из «субъективного восприятия ответственности» (Young 2006), часто бывает трудно возложить ответственность на конкретных людей в сложных социально-экологических процессах. Действительно, часто оказывается невозможным выявить причинно-следственные связи между индивидуальными действиями и нежелательными коллективными результатами, что затрудняет возмездие и компенсацию на индивидуальной основе.Тем не менее, действующие лица, которые относительно далеки во времени и месте от исследуемого результата, не являются полностью безупречными, поскольку существует косвенная причинная связь между их поведением и социальными и экологическими последствиями (Milgram 1974, Lachs 1981).

Представленная здесь концепция социальной власти может помочь решить проблему ответственности за результаты социально-экологических взаимодействий. Используя трехуровневую структуру с необходимыми и достаточными условиями на вторичном уровне и взаимозаменяемостью на уровне показателей или данных, концепция показывает, как мобилизация людей источников власти влияет как на социально-экологическое поведение, так и на контекст.Отсюда следует, что эта структура расширяется и включает в себя структуры и события как измерения власти. Таким образом, он дополняет системные перспективы. Однако использование социальной власти для распределения ответственности требует перехода от определения «ответственности» к признанию «социальных связей» (Young 2006).

Как уже говорилось, проследить причинно-следственные связи между действиями отдельных субъектов и нежелательными результатами часто невозможно в сложных социально-экологических процессах. Следовательно, возмездие и компенсация не могут быть достижимыми целями в таком контексте.Тем не менее, по-прежнему остается необходимость иметь дело с ответственностью, потому что, хотя прямое влияние далеких людей на результат невозможно отследить, эти люди, тем не менее, несут ответственность. Их действия способствуют социально-экологическому взаимодействию, которое создает вредные или нежелательные ситуации. Чтобы оценить степень ответственности за ситуации, в которых не может быть установлена ​​достаточно прямая связь между действиями человека или группы и причиненным вредом, Янг (2006) разработал «перспективу социальной связи» в отношении ответственности.С этой точки зрения она предлагает сосредоточиться на отношениях взаимозависимости между акторами и степени, в которой эти акторы могут формировать эти отношения, то есть свою социальную власть. «Социальная связь [перспектива] гласит, что люди несут ответственность за структурную несправедливость, потому что своими действиями они способствуют процессам, приводящим к несправедливым результатам. Наша ответственность проистекает из принадлежности к другим в системе взаимозависимых процессов сотрудничества и конкуренции, посредством которых мы ищем выгоды и стремимся реализовать проекты »(Young 2006: 119).Янг (2006) также утверждает, что с большей властью по формированию этих взаимозависимых отношений приходит больше ответственности (см. Также Ли 1962). Перспектива социальных связей смещает акцент на совместной ответственности за результаты с упора на обвинение или наказание отдельных лиц или групп; он направлен на то, чтобы люди не уклонялись от ответственности, но отмечает, что эта ответственность является частичной, потому что отдельные люди сами по себе не могут произвести или изменить результаты структурной и функциональной взаимозависимости.Отсюда следует, что изменение результатов требует, чтобы коллективные действия вступили в силу (см. Также разделение власти, обсужденное Кофинасом 2009 и Пинкертоном 2009). Перспектива социальных связей расходится с перспективой ответственности, но не предназначена для замены или отказа от последней. Скорее, эти две точки зрения следует использовать совместно, и важная задача будет заключаться в том, чтобы оценить, какая точка зрения применима к той или иной ситуации, т. Е. Провести различие между разными видами и степенями ответственности на основе анализа социальной власти (см. Elias 2012 [1970] ).Концепция социальной власти, разработанная здесь, может быть использована в качестве инструмента для этой цели, поскольку она включает и объединяет аспекты власти, связанные с индивидуальными действиями (поведением), а также социально-экологическими структурами и событиями (контекстом).

БЛАГОДАРНОСТИ

Я благодарен Софи Джоосс, Саймону Уэсту, а также рецензентам и редакторам журнала Ecology and Society за полезные комментарии и предложения. Этот документ является результатом проекта «Зеленый рост на основе морских ресурсов: экологические и социально-экономические ограничения» (GreenMAR), который финансируется Nordforsk.Исследование для этой статьи было дополнительно поддержано грантом проекта FORMAS (2009-631 252) «Смена режима в экосистеме Балтийского моря» и грантом проекта FORMAS (2013-632 1293) «Практические знания в шведском прибрежном рыболовстве — сделать культурный капитал видимым для устойчивое использование прибрежных морей и ландшафтов ». Mistra поддержала исследование для этой статьи, выделив основной грант Стокгольмскому центру устойчивости. Представленные здесь исследования являются вкладом в Северный центр исследований морских экосистем и ресурсов в условиях изменения климата (NorMER), финансируемый Nordforsk.

ЦИТИРОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

Аллен, А. 1999. Сила феминистской теории: господство, сопротивление, солидарность. Westview Press, Боулдер, Колорадо, США.

Авелино, Ф., и Дж. Ротманс. 2009. Власть в переходный период: междисциплинарная основа для изучения власти в связи со структурными изменениями. Европейский журнал социальной теории 12 (4): 543-569. http://dx.doi.org/10.1177/1368431009349830

Авелино, Ф., и Дж. Ротманс. 2011. Динамическая концептуализация власти для исследований в области устойчивого развития. Журнал чистого производства 19 (8): 796-804. http://dx.doi.org/10.1016/j.jclepro.2010.11.012

Bachrach, P., and M. S. Baratz. 1962. Два лица власти. Обзор американской политической науки 56 (4): 947-952. http://dx.doi.org/10.2307/1952796

Баскин, Дж. 2015. Парадигма, одетая как эпоха: идеология антропоцена. Экологические значения 24 (1): 9-29. http://dx.doi.org/10.3197/096327115×14183182353746

Бенэ, К., Р.Г. Вуд, А. Ньюшем и М. Дэвис. 2012. Стойкость: новая утопия или новая тирания? Размышление о потенциалах и ограничениях концепции устойчивости в отношении программ снижения уязвимости. Рабочие документы IDS 405: 1-61. http://dx.doi.org/10.1111/j.2040-0209.2012.00405.x

Беркес, Ф., и Х. Росс. 2013. Устойчивость сообщества: к комплексному подходу. Общество и природные ресурсы 26 (1): 5-20. http://dx.doi.org/10.1080/08941920.2012.736605

Боуман, Д.MJS, J. Balch, P. Artaxo, WJ Bond, MA Cochrane, CM D’Antonio, R. DeFries, FH Johnston, JE Keeley, MA Krawchuk, CA Kull, M. Mack, MA Moritz, S. Pyne, CI Roos , А. С. Скотт, Н. С. Соди и Т. В. Светнам. 2011. Человеческое измерение пожарных режимов на Земле. Биогеографический журнал 38 (12): 2223-2236. http://dx.doi.org/10.1111/j.1365-2699.2011.02595.x

Мозг, К. К. 1981. Охотники или преследуемые? Введение в тафономию африканских пещер. University of Chicago Press, Чикаго, Иллинойс, США.

К. Браун и Э. Вестэуэй. 2011. Агентство, потенциал и устойчивость к изменению окружающей среды: уроки человеческого развития, благополучия и бедствий. Ежегодный обзор окружающей среды и ресурсов 36: 321-342. http://dx.doi.org/10.1146/annurev-environ-052610-092905

Кларк, Дж. Д. и Дж. У. К. Харрис. 1985. Огонь и его роль в раннем образе жизни гоминидов. African Archaeological Review 3 (1): 3-27.http://dx.doi.org/10.1007/bf01117453

Коннолли, У. Э. 1983. Термины политического дискурса. Блэквелл, Лондон, Великобритания.

Кот, М., и А. Дж. Найтингейл. 2012. Мышление устойчивости встречается с социальной теорией: определение положения социальных изменений в исследованиях социально-экологических систем (СЭС). Прогресс в области географии человека 36 (4): 475-489. http://dx.doi.org/10.1177/030

11425708

Cox, A., and D. Chicksand. 2007. Возможны ли беспроигрышные варианты? Взаимоотношения сил в цепочках поставок и на рынках агропродовольственных товаров.Страницы 74-99 в Д. Берч и Г. Лоуренс, редакторы. Супермаркеты и агропродовольственные цепочки поставок: преобразования в производстве и потреблении продуктов питания. Эдвард Элгар, Челтенхэм, Великобритания.

Crona, B., and Ö. Боден. 2010. Асимметрия власти в маломасштабном рыболовстве: препятствие на пути к трансформируемости управления? Экология и общество 15 (4): 32. [онлайн] URL: http://www.ecologyandsociety.org/vol15/iss4/art32/

Даль Р. А. 1957. Понятие власти. Поведенческая наука 2 (3): 201-215. http://dx.doi.org/10.1002/bs.3830020303

Дэвидсон, Д. Дж. 2010. Применимость концепции устойчивости к социальным системам: некоторые источники оптимизма и навязчивых сомнений. Общество и природные ресурсы 23 (12): 1135-1149. http://dx.doi.org/10.1080/08941921003652940

de Vries, B., and J. Goudsblom. 2002. Mappae Mundi: люди и их среда обитания в долгосрочной социально-экологической перспективе: мифы, карты и модели. Издательство Амстердамского университета, Амстердам, Нидерланды.

Digeser, P. 1992. Четвертое лицо власти. Политический журнал 54 (4): 977-1007. http://dx.doi.org/10.2307/2132105

Даудинг, К. 2012. Почему нам следует заботиться об определении власти? Журнал политической власти 5 (1): 119-135. http://dx.doi.org/10.1080/2158379X.2012.661917

Дрейфус, Х. Л. и П. Рабинов. 1982. Мишель Фуко: за пределами структурализма и герменевтики. University of Chicago Press, Чикаго, Иллинойс, США.

Дуит, А., В. Галаз, К. Экерберг, Дж. Эббессон. 2010. Управление, сложность и устойчивость. Глобальное изменение окружающей среды 20 (3): 363-368. http://dx.doi.org/10.1016/j.gloenvcha.2010.04.006

Элиас, Н. 2012 [1970]. Что такое социология? Собрание сочинений Норберта Элиаса. Том 5. University College Dublin Press, Дублин, Ирландия.

Фишер-Ковальский, М. и Х. Хаберль, редакторы.2007. Социально-экологические переходы и глобальные изменения: траектории социального метаболизма и землепользования. Эдвард Элгар, Челтенхэм, Великобритания. http://dx.doi.org/10.4337/9781847209436

Фолке, К., С. Р. Карпентер, Б. Уокер, М. Шеффер, Т. Чапин и Дж. Рокстрём. 2010. Мышление устойчивости: интеграция устойчивости, адаптируемости и трансформируемости. Экология и общество 15 (4): 20. [онлайн] URL: http://www.ecologyandsociety.org/vol15/iss4/art20/

Фуко, М.1979. Дисциплина и наказание: рождение тюрьмы. Vintage Books, Нью-Йорк, Нью-Йорк, США.

Фуко, М. 1980. История сексуальности. Том 1: введение. Vintage Books, Нью-Йорк, Нью-Йорк, США.

Foucault, M. 2000 [1982]. Тема и власть. Страницы 326-348 в J. D. Faubion, редактор. Power: основные работы Фуко 1954–1984. Том 3. New Press, Нью-Йорк, Нью-Йорк, США.

Гавента, Дж. 2007.Уровни, пространства и формы власти: анализ возможностей изменений. Страницы 204-254 в Редакторы Ф. Беренскёттер и М. Дж. Уильямс. Власть в мировой политике. Routledge, Абингдон, Великобритания.

Гидденс, А. 1984. Конституция общества: наброски теории структурации. Калифорнийский университет Press, Беркли, Калифорния, США.

Гликсон, А. 2013. Огонь и эволюция человека: глубоководные планы антропоцена. Антропоцен 3: 89-92.http://dx.doi.org/10.1016/j.ancene.2014.02.002

Goertz, G. 2006. Концепции социальных наук: руководство пользователя. Princeton University Press, Принстон, Нью-Джерси, США.

Goudsblom, J. 2001. Stof waar honger uit ontstond: over evolutie en socialecesses. Meulenhoff, Амстердам, Нидерланды.

Goudsblom, J. 2015. Vuur en beschaving. Издание пятое. Ван Оршот, Амстердам, Нидерланды.

Харрис, М.1998. Хорошо поесть: загадки еды и культуры. Waveland Press, Лонг-Гроув, Иллинойс, США.

Хатт, К. 2013. Социальные аттракторы: предложение по повышению «устойчивости мышления» о социальном. Общество и природные ресурсы 26 (1): 30-43. http://dx.doi.org/10.1080/08941920.2012.695859

Haugaard, M. 2003. Размышления о семи способах создания власти. Европейский журнал социальной теории 6 (1): 87-113. http://dx.doi.org/10.1177/1368431003006001562

Haugaard, М.2012. Переосмысление четырех измерений власти: господство и расширение прав и возможностей. Журнал политической власти 5 (1): 33-54. http://dx.doi.org/10.1080/2158379X.2012.660810

Hay, C. 2002. Политический анализ: критическое введение. Palgrave, Бейзингсток, Великобритания.

Хейворд, С. Р. 1998. Устранение силы. Политика 31 (1): 1-22.

Hayward, C., and S. Lukes. 2008. Некого стрелять? Власть, структура и действие: диалог. Журнал политической власти 1 (1): 5-20.http://dx.doi.org/10.1080/175402943364

Hobbes, T. 1839 [1655]. Английские произведения Томаса Гоббса из Мальмсбери. Дж. Бон, Лондон, Великобритания.

Хорнборг, А. 2009. Мир с нулевой суммой: проблемы в концептуализации смещения нагрузки на окружающую среду и экологически неравного обмена в мир-системе. Международный журнал сравнительной социологии 50 (3-4): 237-262. http://dx.doi.org/10.1177/002071520

41

Хорнборг, А. 2013. Откровения устойчивости: от идеологического разоружения катастрофы до революционных последствий (р) анархии. Устойчивость 1 (2): 116-129. http://dx.doi.org/10.1080/21693293.2013.797661

Jentoft, S. 2007. Во власти власти: недооцененный аспект рыболовства и управления прибрежными районами. Организация человека 66 (4): 426-437. http://dx.doi.org/10.17730/humo.66.4.a836621h3k5x46m2

Джонс, Р. 1969. Разведение огневых палочек. Австралийская естественная история 16 (7): 224-228.

Кофинас, Г. П. 2009. Адаптивное совместное управление в социально-экологическом управлении.Страницы 77-102 в Ф. С. Чапин III, Г. П. Кофинас и К. Фолке, редакторы. Принципы рационального использования экосистем: управление природными ресурсами на основе устойчивости в меняющемся мире. Springer, Нью-Йорк, Нью-Йорк, США. http://dx.doi.org/10.1007/978-0-387-73033-2_4

Lachs, J. 1981. Ответственность и личность в современном обществе. Harvester Press, Брайтон, Великобритания.

Ларис, П. 2002. Сжигание сезонной мозаики: стратегии превентивного сжигания в лесной саванне на юге Мали. Экология человека 30 (2): 155-186. http://dx.doi.org/10.1023/A:1015685529180

Latour, B. 1993. Мы никогда не были современными. Издательство Гарвардского университета, Кембридж, Массачусетс, США.

Lee, S. 1962. Человек-паук! Amazing Fantasy 15. Marvel Comics, Нью-Йорк, Нью-Йорк, США.

Левин, С., Ксепападеас Т., А.-С. Крепен, Дж. Норберг, А. де Зеув, К. Фолке, Т. Хьюз, К. Эрроу, С. Барретт, Г. Дейли, П. Эрлих, Н. Каутский, К.-Г. Мелер, С.Поласки, М. Трэлл, Дж. Р. Винсент и Б. Уокер. 2013. Социально-экологические системы как сложные адаптивные системы: моделирование и последствия для политики? Окружающая среда и экономика развития 18 (2): 111-132. http://dx.doi.org/10.1017/S1355770X12000460

Льюис, С. С. 2001 [1944]. Упразднение человека. Харпер Коллинз, Сан-Франциско, Калифорния, США.

Lukes, S. 1974. Power: радикальный взгляд. Macmillan, Лондон, Великобритания. http://dx.doi.org/10.1007/978-1-349-02248-9

Манн, М.2002 [1986]. Источники социальной власти. Том 1: история власти с начала до 1760 года нашей эры. Издательство Кембриджского университета, Кембридж, Великобритания.

Marshall, N.A., and P.A. Marshall. 2007. Концептуализация и реализация социальной устойчивости в рамках коммерческого рыболовства в северной Австралии. Экология и общество 12 (1): 1. [онлайн] URL: http://www.ecologyandsociety.org/vol12/iss1/art1/

Meadowcroft, J. 2009. А как насчет политики? Устойчивое развитие, управление переходом и долгосрочный переход к энергетике. Науки о политике 42 (4): 323-340. http://dx.doi.org/10.1007/s11077-009-9097-z

Мертон, Р. К. 1938. Социальная структура и аномия. Американский социологический обзор 3 (5): 672-682. http://dx.doi.org/10.2307/2084686

Milgram, S. 1974. Подчинение авторитету: экспериментальный взгляд. Тависток, Лондон, Великобритания.

Миллер, Ф., Х. Осбар, Э. Бойд, Ф. Томалла, С. Бхарвани, Г. Зирфогель, Б. Уокер, Дж. Биркманн, С. ван дер Леу, Дж. Рокстрём, Дж.Хинкель, Т. Даунинг, К. Фолке и Д. Нельсон. 2010. Устойчивость и уязвимость: взаимодополняющие или противоречивые концепции? Экология и общество 15 (3): 11. [онлайн] URL: http://www.ecologyandsociety.org/vol15/iss3/art11/

Моррис, П. 2002. Власть: философский анализ. Издание второе. Издательство Манчестерского университета, Манчестер, Великобритания.

Моррис, П. 2006. Стивен Лукс о концепции власти. Обзор политических исследований 4 (2): 124-135. http: // dx.doi.org/10.1111/j.1478-9299.2006.000104.x

Надасди, П. 2007. Адаптивное совместное управление и евангелие устойчивости. Страницы 208-227 в Д. Армитидж, Ф. Беркс и Н. Даблдей, редакторы. Адаптивное совместное управление: сотрудничество, обучение и многоуровневое управление. Университет Британской Колумбии, Ванкувер, Канада.

Наяк, П. К., Д. Армитаж и М. Андрачук. 2016. Сила и политика сдвигов социально-экологического режима в лагуне Чилика, Индия, и лагуне Тамджанг, Вьетнам. Региональные изменения окружающей среды, в печати. http://dx.doi.org/10.1007/s10113-015-0775-4

Odling-Smee, F. J., K. N. Laland и M. W. Feldman. 2003. Конструирование ниши: забытый процесс эволюции. Princeton University Press, Принстон, Нью-Джерси, США. http://dx.doi.org/10.1515/9781400847266

Олссон, П., К. Фолке и Ф. Беркес. 2004. Адаптивное управление для повышения устойчивости социально-экологических систем. Экологический менеджмент 34 (1): 75-90.http://dx.doi.org/10.1007/s00267-003-0101-7

Олссон П., В. Галаз и В. Дж. Бунстра. 2014. Устойчивые преобразования: перспектива устойчивости. Экология и общество 19 (4): 1. http://dx.doi.org/10.5751/ES-06799-1

Österblom, H., and C. Folke. 2013. Появление глобального адаптивного управления для управления региональными морскими ресурсами. Экология и общество 18 (2): 4. http://dx.doi.org/10.5751/ES-05373-180204

Österblom, H., Ж.-Б. Jouffray, C. Folke, B. Crona, M. Troell, A. Merrie и J. Rockström. 2015. Транснациональные корпорации как «ключевые игроки» в морских экосистемах. PloS One 10 (5): e0127533. http://dx.doi.org/10.1371/journal.pone.0127533

Pansardi, P. 2012. Власть и власть над: два различных понятия власти? Журнал политической власти 5 (1): 73-89. http://dx.doi.org/10.1080/2158379X.2012.658278

Парсонс Т. 1963. О концепции политической власти. Труды Американского философского общества 107 (3): 232-262.

Пеллинг М. и Д. Мануэль-Наваррете. 2011. От устойчивости к трансформации: адаптивный цикл в двух мексиканских городских центрах. Экология и общество 16 (2): 11. [онлайн] URL: http://www.ecologyandsociety.org/vol16/iss2/art11/

Петерсон, Г. 2000. Политическая экология и экологическая устойчивость: интеграция человеческой и экологической динамики. Экологическая экономика 35 (3): 323-336.http://dx.doi.org/10.1016/s0921-8009(00)00217-2

Пильуччи, М. 2003. Виды как концепции семейного сходства: (не) решение проблемы видов? BioEssays 25 (6): 596-602. http://dx.doi.org/10.1002/bies.10284

Пинкертон, Э. 2009. Прибрежные морские системы: сохранение рыбы и поддержание средств к существованию сообществ при совместном управлении. Страницы 241-257 в Ф. С. Чапин III, Г. П. Кофинас и К. Фолке, редакторы. Принципы рационального использования экосистем: управление природными ресурсами на основе устойчивости в меняющемся мире. Springer, Нью-Йорк, Нью-Йорк, США. http://dx.doi.org/10.1007/978-0-387-73033-2_11

Poggi, G. 2001. Формы власти. Калифорнийский университет Press, Беркли, Калифорния, США.

Поппер, К. Р. 1962 [1945]. Открытое общество и его враги. Том 2: прилив пророчеств: Гегель, Маркс и последствия. Harper Torch Books, Нью-Йорк, Нью-Йорк, США.

Портес, А. 2000. Скрытая обитель: социология как анализ неожиданного. Американский социологический обзор 65: 1-18.

Пайн, С. Дж. 2012. Огонь: природа и культура. Reaktion Books, Лондон, Великобритания.

Пайн, С. Дж. 2014. Огневая мощь. Междисциплинарные исследования в области литературы и окружающей среды 21 (1): 109-114. http://dx.doi.org/10.1093/isle/isu016

Райк Д. Б., А. Л. Уилсон и Д. Дж. Декер. 2008. Власть в управлении природными ресурсами: применение теории. Общество и природные ресурсы 21 (8): 729-739.http://dx.doi.org/10.1080/089419208015

Рид, И. А. 2013. Власть: реляционные, дискурсивные и перформативные измерения. Социологическая теория 31 (3): 193-218. http://dx.doi.org/10.1177/0735275113501792

Roebroeks, W., and P.Villa. 2011. О самых ранних свидетельствах привычного использования огня в Европе. Proceedings of the National Academy of Sciences 108 (13): 5209-5214. http://dx.doi.org/10.1073/pnas.1018116108

Russell, B. 1938 [1939]. Власть: новый социальный анализ. Аллен и Анвин, Лондон, Великобритания.

Сандгат, Д. М., Х. Л. Диббл, П. Голдберг, С. П. Макферрон, А. Терк, Л. Нивен и Дж. Ходжкинс. 2011. Сроки появления привычного использования огня. Труды Национальной академии наук 108 (29): E298. http://dx.doi.org/10.1073/pnas.1106759108

Sayer, A. 2012. Власть, причинность и нормативность: критический реалистический критический анализ Фуко. Журнал политической власти 5 (2): 179-194.http://dx.doi.org/10.1080/2158379x.2012.698898

Шаап, А. 2000. Власть и ответственность: должны ли мы пощадить голову короля? Политика 20 (3): 129-135. http://dx.doi.org/10.1111/1467-9256.00122

Шерджон, Ф., К. Бейклс, К. Макдональд и У. Робрукс. 2015. Сжигание земли: этнографическое исследование использования огня за пределами территории нынешними и исторически задокументированными собирателями и его значение для интерпретации прошлых практик ведения огня в ландшафте. Текущая антропология 56 (3): 299-326.http://dx.doi.org/10.1086/681561

Скотт, Дж. С. 1985. Оружие слабых: повседневные формы крестьянского сопротивления. Yale University Press, Нью-Хейвен, Коннектикут, США.

Скотт, Дж. С. 1990. Доминирование и искусство сопротивления: скрытые записи. Yale University Press, Нью-Хейвен, Коннектикут, США.

Скотт, Дж. К. 2009. Искусство не подчиняться: анархическая история возвышенности Юго-Восточной Азии. Yale University Press, Нью-Хейвен, Коннектикут, США.

Смит, А. и А. Стирлинг. 2010. Политика социально-экологической устойчивости и устойчивых социотехнических преобразований. Экология и общество 15 (1): 11. [онлайн] URL: http://www.ecologyandsociety.org/vol15/iss1/art11/

Спет, Дж. Д. 2015. Когда люди научились варить? Палеоантропология 2015: 54-67. URL-адрес в Интернете: http://paleoanthro.org/media/journal/content/PA20150054.pdf

Steinbeck, J. 1992 [1939]. Гроздья гнева. Пингвин, Нью-Йорк, Нью-Йорк, США.

Стюарт, О. С. 2002. Забытые пожары: коренные американцы и временная дикая местность. University of Oklahoma Press, Норман, Оклахома, США.

Stone-Jovicich, S. 2015. Исследование взаимосвязей между социальными науками и социально-экологической устойчивостью: идеи с интегративной и гибридной точек зрения в социальных науках. Экология и общество 20 (2): 25. http://dx.doi.org/10.5751/ES-07347-200225

Тилли, К.1999. Власть — сверху вниз и снизу вверх. Журнал политической философии 7 (3): 330-352. http://dx.doi.org/10.1111/1467-9760.00080

Туми, Т. 2013. Познавательные последствия использования контролируемого огня первыми людьми. Кембриджский археологический журнал 23 (1): 113-128. http://dx.doi.org/10.1017/s0959774313000085

Voß, J.-P., and B. Bornemann. 2011. Политика рефлексивного управления: проблемы разработки адаптивного управления и управления переходом. Экология и общество 16 (2): 9. [онлайн] URL: http://www.ecologyandsociety.org/vol16/iss2/art9/

Уокер, Б., К. С. Холлинг, С. Р. Карпентер и А. Кинциг. 2004. Устойчивость, адаптивность и трансформируемость в социально-экологических системах. Экология и общество 9 (2): 5. [онлайн] URL: http://www.ecologyandsociety.org/vol9/iss2/art5

Ватт, М. 2011. О слияниях и расхождениях. Диалоги в человеческой географии 1 (1): 84-89. http: //dx.doi.org / 10.1177 / 2043820610386340

Вебер М. 1978 [1922]. Экономика и общество: очерк интерпретирующей социологии. Калифорнийский университет Press, Беркли, Калифорния, США.

West, S., J. Haider, H. Sinare, and T. Karpouzoglou. 2014. Beyond Divides: перспективы синергии между устойчивостью и подходами к обеспечению устойчивости. Рабочий документ STEPS 65. Центр STEPS, Университет Сассекса, Брайтон, Великобритания. [онлайн] URL: http://steps-centre.org/wp-content/uploads/Resilience-and-Pathways.pdf

Уэстли, Ф. Р., О. Тьорнбо, Л. Шульц, П. Олссон, К. Фолке, Б. Крона и О. Боден. 2013. Теория трансформирующего действия в связанных социально-экологических системах. Экология и общество 18 (3): 27. http://dx.doi.org/10.5751/es-05072-180327

Витгенштейн Л. 2006 [1953]. Filosofische onderzoekingen. Serie grote klassieken. Boom Uitgeverij, Амстердам, Нидерланды.

Wrangham, R. 2009. И вспыхнет пламя: как приготовление пищи сделало нас людьми. Basic Books, Нью-Йорк, Нью-Йорк, США.

Wrangham, R., and R. Carmody. 2010. Адаптация человека к управлению огнем. Эволюционная антропология 19 (5): 187-199. http://dx.doi.org/10.1002/evan.20275

Райт, Э. О. 2010. Представление реальных утопий. Verso, Лондон, Великобритания.

Wrong, D. H. 2009 [1979]. Власть: ее формы, основы и использование. Transaction Publishers, Нью-Брансуик, Нью-Джерси, США.

Янг, И.М.2006. Ответственность и глобальная справедливость: модель социальной связи. Социальная философия и политика 23 (1): 102-130. http://dx.doi.org/10.1017/S0265052506060043

Адрес корреспондента:
Вибрен Дж. Бунстра
Стокгольмский центр реабилитации
Стокгольмский университет
Крфтрикет 2б
Стокгольм, Швеция SE-114
[email protected]

Теория власти с классовым господством

Классовая теория власти

Г.Уильям Домхофф

ПРИМЕЧАНИЕ. WhoRulesAmerica.net в значительной степени основан на моей книге Кто правит Америкой? , впервые опубликовано в 1967 году и сейчас в своем седьмом издании. Этот он-лайн документ представляет собой краткое изложение некоторых основных идей этой книги.

У кого преобладает власть в Соединенных Штатах? Краткий ответ, с 1776 года по настоящее время, таков: власть имеет те, у кого есть деньги — или, более конкретно, кто владеет приносящей доход землей и бизнесом.Джордж Вашингтон был одним из крупнейших землевладельцев своего времени; президенты конца 19 века были близки к интересам железной дороги; для семьи Бушей это были нефть и другие природные ресурсы, агробизнес и финансы. В наши дни это означает, что банки, корпорации, агробизнес и крупные застройщики, работающие отдельно над большинством вопросов политики, но в сочетании над важными общими вопросами, такими как налоги, противодействие профсоюзам и торговые соглашения с другие страны — устанавливают правила, в рамках которых ведутся политические баталии.

Хотя этот вывод на первый взгляд может показаться слишком простым или прямым, оставляя мало места для выборных должностных лиц или избирателей, его причины сложны. Они включают понимание социальных классов, роли экспертов, двухпартийной системы и истории страны, особенно южного рабства. С точки зрения исторической картины большого мира — и теории власти четырех сетей, отстаиваемой на этом сайте, в Америке правят крупные экономические интересы, потому что нет конкурирующих сетей, которые выросли за долгую и сложную историю:

• Нет одной большой церкви, как во многих странах Европы
• Нет большого правительства, необходимого для выживания в качестве национального государства в Европе
• Никаких крупных вооруженных сил до 1940 года (что не так давно), которые угрожали бы захватом правительства

Итак, единственной властной сетью, имеющей какое-либо значение в истории Соединенных Штатов, была экономическая, которая при капитализме порождает класс, владеющий бизнесом, и рабочий класс, а также малые предприятия и квалифицированных рабочих, которые самостоятельно работают. работают и относительно небольшое количество высококвалифицированных специалистов, таких как архитекторы, юристы, врачи и ученые.В этом контексте основная причина, по которой деньги могут править, то есть почему владельцы бизнеса, нанимающие рабочих, могут править, заключается в том, что люди, которые работают на фабриках и полях, с самого начала были разделены на свободных и рабов, белых и черных. , а затем и в многочисленные этнические группы иммигрантов, что затрудняет политическое объединение рабочих в целом для борьбы за более высокую заработную плату и социальные льготы. Этот важный момент подробно рассматривается в конце этого документа в разделе, озаглавленном «Слабые стороны рабочего класса».«

Более того, простой ответ, что денежные правила должны быть несколько уточнены. Доминирование немногих означает не полный контроль, а скорее способность устанавливать условия, на которых должны действовать другие группы и классы. Высококвалифицированные профессионалы, интересующиеся проблемами окружающей среды и потребителей, смогли объединить свою техническую информацию и свое понимание законодательного процесса со своевременной рекламой, чтобы победить правительственные ограничения на некоторые корпоративные практики.Наемные работники, когда они организованы или нарушают правила, иногда могут добиться уступок в отношении заработной платы, рабочего времени и условий труда.

Прежде всего, это свобода слова и право голоса. Хотя голосование не обязательно заставляет правительство подчиняться воле большинства, при определенных обстоятельствах электорат был в состоянии ограничить действия богатых элит или решить, какие элиты будут иметь наибольшее влияние на политику. Это особенно возможно, когда есть разногласия в высших кругах богатства и влияния.

Тем не менее, идея о том, что относительно фиксированная группа привилегированных людей доминирует в экономике и правительстве, противоречит американскому зерну и основополагающим принципам страны. Термины «класс» и «власть» вызывают у американцев некоторое беспокойство, а такие понятия, как «высший класс» и «правящая элита», сразу же настораживают людей. Американцы могут различаться по своему социальному уровню и уровню доходов, и некоторые из них могут иметь большее влияние, чем другие, но считается, что не может быть фиксированной группы власти, когда власть по конституции принадлежит всем людям, когда есть демократическое участие через выборы и лоббирование. , и когда доказательства социальной мобильности видны повсюду.Таким образом, большинство аналитиков обычно приходят к выводу, что избранные должностные лица вместе с «группами интересов», такими как «организованная рабочая сила» и «потребители», обладают достаточной «уравновешивающей» властью, чтобы сказать, что существует более открытое, «плюралистическое» распределение власть, а не власть с богатыми людьми и корпорациями наверху.

Вопреки этой плюралистической точке зрения, я попытаюсь продемонстрировать, как возможно правление немногих богатых, несмотря на свободу слова, регулярные выборы и организованную оппозицию:

• «Богатые» сливаются в социальный высший класс, который разработал институты, с помощью которых дети его членов социализируются в мировоззрение высшего класса, а недавно богатые люди ассимилируются.
• Члены этого высшего класса контролируют корпорации, которые были основными механизмами создания и удержания богатства в Соединенных Штатах уже более 150 лет.
• Существует сеть некоммерческих организаций, через которые члены высшего класса и нанятые корпоративные лидеры, еще не участвующие в высшем классе, формируют политические дебаты в Соединенных Штатах.
• Представители высшего класса с помощью своих высокопоставленных сотрудников в коммерческих и некоммерческих организациях могут доминировать в федеральном правительстве в Вашингтоне.
• Богатые и корпоративные лидеры, тем не менее, утверждают, что они относительно бессильны.
• У трудящихся меньше власти, чем во многих других демократических странах.

Перед тем, как просмотреть этот список, сначала необходимо определить термин «мощность» и объяснить «индикаторы» мощности, которые используются для определения того, у кого она есть. Позже по мере необходимости будут представлены другие концепции. Они включают «социальный класс», «высший класс», «корпоративное сообщество», «взаимосвязанные управления», «сеть планирования политики», «правящую элиту», «процесс особых интересов», «процесс отбора кандидатов». , «и некоторые другие.Все эти концепции необходимы для понимания природы и действия «структуры власти» в Соединенных Штатах.

Питание и индикаторы питания

Power — одно из тех слов, которые легко понять, но трудно дать точное определение. Мы знаем, что это означает «влияние», «сок», «мускулы», или «способность делать вещи». Мы знаем, что это происходит из слов, подразумевающих способность действовать решительно, убедительно и прямо, но мы также знаем, что сила может проецироваться очень тихо и косвенно.

Под «властью» я подразумеваю «способность одних людей производить намеченные и предполагаемые эффекты на других» (Wrong, 1995). Это очень общее определение, которое допускает множество форм власти, которые можно менять с одной на другую, например экономическую власть, политическую власть, военную мощь, идеологическую мощь и интеллектуальную власть (т.е. знания, опыт). Это оставляет открытым вопрос о том, всегда ли «сила» или «принуждение» скрывается где-то на заднем плане при осуществлении власти, как это подразумевается во многих определениях.Однако утверждение, что власть — это способность производить намеченные и предполагаемые эффекты на других, не означает, что это простой вопрос для изучения власти группы или социального класса. Формальное определение не объясняет, как следует оценивать концепцию. В случае власти редко можно наблюдать взаимодействия, которые раскрывают ее действие даже в небольшой группе, не говоря уже о том, чтобы увидеть, как один «социальный класс» оказывает «воздействие» на другой. Поэтому необходимо разработать так называемые «индикаторы» власти.

В исследовательских целях власть может рассматриваться как основная «черта» или «свойство» социальной группы или социального класса. Он измеряется рядом знаков или индикаторов, которые имеют с ним вероятностную связь. Это означает, что все индикаторы не обязательно появляются каждый раз, когда проявляется сила. Исследование проводится с помощью серии утверждений типа «если — то»: «если« группа или класс сильны », то« следует ожидать, что будут присутствовать определенные индикаторы этой силы.Особенно важно иметь более одного индикатора. В идеале индикаторы должны быть очень разных типов, чтобы любые нерелевантные компоненты в них нейтрализовали друг друга. В лучшем из возможных миров эти множественные индикаторы будут указывать на одну и ту же группу или класс, увеличивая вероятность того, что лежащая в основе концепция была измерена правильно.

Есть три основных показателя власти, которые можно резюмировать следующим образом: (1) кому это выгодно? (2) кто правит? и (3) кто победит? В каждом обществе есть опыт и материальные объекты, которые высоко ценятся.Если предположить, что каждый в обществе хотел бы иметь как можно большую долю этого опыта и объектов, тогда распределение ценностей в этом обществе можно использовать как индикатор власти. Те, кто извлекают наибольшую пользу, по логике вещей, сильны. В американском обществе высоко ценятся богатство и благополучие. Люди стремятся владеть собственностью, зарабатывать высокие доходы, иметь интересную и безопасную работу и жить долгой и здоровой жизнью. Все эти «значения» распределены неравномерно, и все они могут использоваться в качестве индикаторов мощности.

Власть также может быть выведена из исследований того, кто занимает важные институциональные должности и принимает участие в важных группах, принимающих решения. Если группа или класс сильно перепредставлены по отношению к своей доле в населении, можно сделать вывод, что группа сильна. Если, например, группа составляет 10% населения, но имеет 50% мест в основных руководящих учреждениях, то у нее в пять раз больше людей на руководящих должностях, чем можно было бы ожидать случайно, и, таким образом, есть причина для считаю, что группа сильная.

Есть много вопросов политики, по которым группы или классы расходятся во мнениях. В Соединенных Штатах противоборствующие группы предлагают различную политику в таких «проблемных областях», как внешняя политика, налогообложение, благосостояние и окружающая среда. Власть может быть выведена из этих конфликтов проблем путем определения того, кто успешно инициирует, изменяет или налагает вето на альтернативные варианты политики. Этот индикатор, сфокусированный на действиях в процессе принятия решений, ближе всего приближается к процессу власти, содержащемуся в формальном определении, но следует подчеркнуть, что это не менее логичный вывод о том, что тот, кто побеждает в вопросах, тот. показатель «власти», чем с двумя другими типами эмпирических наблюдений — распределением ценностей и позиционным избыточным представлением — которые используются в качестве показателей власти.

Индикатор принятия решения (кто выигрывает) также труднее всего использовать с точностью. Во-первых, часто бывает трудно получить доступ к лицам, принимающим решения, чтобы побеседовать с ними, не говоря уже о том, чтобы понаблюдать за ними в действии. Во-вторых, аспекты процесса принятия решения могут оставаться скрытыми. В-третьих, некоторые информаторы могут преувеличивать или преуменьшать свои роли. В-четвертых, что немаловажно, воспоминания людей о том, кто что сделал, часто затуманиваются вскоре после события. Это некоторые из причин, по которым социологи часто в конечном итоге полагаются на письменные записи о ключевых решениях, но они часто становятся доступными только спустя годы.Таким образом, мы оказываемся историками, равно как и социологами, или зависимыми от историков в получении большей части базовой информации.

Таким образом, у всех трех показателей мощности есть сильные и слабые стороны. Однако эти недостатки не представляют серьезной проблемы. Это связано с тем, что каждый из этих индикаторов включает в себя разные виды информации, полученной из самых разных исследований. Доводы в пользу власти группы или класса следует рассматривать как убедительные только в том случае, если все три типа показателей «триангулируют» по одной конкретной группе или социальному классу.

Социальный высший класс

Хорошей отправной точкой для изучения власти в Соединенных Штатах, которую я предпочел как социолог (особенно в 1960-х и 1970-х годах, когда было гораздо менее доступной информации, чем сейчас), является тщательное рассмотрение небольшой социальный высший класс на вершине лестницы богатства, дохода и статуса. Это потому, что социальный высший класс является наиболее видимым и доступным аспектом уравнения власти. Это не обязательно суть дела, но, тем не менее, это лучшее место, чтобы разобраться в общей структуре власти.

Под «социальным классом» я подразумеваю совокупность смешанных и взаимодействующих семей, которые видят друг друга как равных, разделяют общий стиль жизни и имеют общую точку зрения на мир. Это общее определение принимается большинством социологов независимо от их взглядов на распределение власти. Под «социальным высшим классом», в дальнейшем называемым просто «высшим классом», я подразумеваю тот социальный класс, который по общему мнению большинства членов общества является «высшим», или «элитным», или «эксклюзивным» классом.В разное время и в разных местах американцы называли таких людей «высокими шляпами», «загородным клубом», «снобами» и «богатыми». В свою очередь, представители этого класса признают себя самобытными. Они называют себя такими именами, как «старые семьи», «состоявшиеся семьи» и «лидеры общин».

Высший класс, вероятно, составляет лишь несколько десятых процента населения. В исследовательских целях я использую консервативную оценку, согласно которой он включает от 0,5% до 1% населения, чтобы определить чрезмерную представленность его членов в корпорациях, некоммерческих организациях и правительстве.Представители высшего класса живут в эксклюзивных пригородах, дорогих кооперативах в центре города и в больших загородных поместьях. У них часто есть далекие летние и зимние дома. Они посещают систему частных школ, которая простирается от дошкольных до университетских; Самыми известными из этих школ являются «дневные» и «интернаты» подготовительные школы, которые заменяют государственные средние школы в образовании большинства подростков из высших слоев общества. Взрослые представители высшего класса общаются в дорогих загородных клубах, клубах для завтраков в центре города, охотничьих клубах и клубах для садоводов.Молодые женщины из высшего класса ежегодно «знакомятся» с высшим обществом посредством тщательно продуманной серии чаев дебютанток, вечеринок и балов. Женщины из высшего класса получают опыт работы в качестве «волонтеров» через общенациональную организацию, известную как Молодежная лига, а затем продолжают работать директорами культурных организаций, ассоциаций семейного обслуживания и больниц (см. Kendall, 2002, подробный отчет о женщины высшего класса социологом, который также был участником организаций высшего класса).

Эти различные социальные институты важны для создания «социальной сплоченности» и ощущения «собственной принадлежности» внутри группы. Это чувство сплоченности усиливается тем фактом, что людей можно исключить из этих организаций. Через эти институты молодые представители высшего класса и те, кто плохо знаком с богатством, развивают общее понимание того, как стать богатым. Поскольку эти социальные условия дороги и эксклюзивны, представители высшего класса обычно начинают думать о себе как о «особенных» или «высших».»Они думают, что они лучше, чем другие люди, и, безусловно, лучше способны руководить и управлять. Их уверенность в себе и социальная безупречность полезны при общении с людьми из других социальных слоев, которые часто восхищаются ими и склонны подчиняться их суждениям.

В исследовательских целях эти социальные институты важны тем, что они служат отправной точкой для систематических исследований власти. Например, эти классовые «индикаторы» позволяют нам определить, какие экономические и политические лидеры являются, а какие нет, членами высшего класса.Другими словами, классовые индикаторы позволяют нам проследить представителей высшего класса в экономических, политических и идеологических системах власти общества.

Исходя из этих показателей класса, мы можем показать, что высший класс является общенациональным по своему охвату. Это связано с тем, что среди многих социальных клубов по всей стране существует «частично совпадающее» членство. Например, человек из Чикаго может принадлежать к клубам Нью-Йорка, Бостона и Сан-Франциско, что подразумевает, что он или она взаимодействует с представителями высшего класса в этих городах.Сравнивая десятки списков членов клубов, мы смогли установить «плотность» этой клубной сети. (Посетите страницы Богемской рощи, чтобы узнать о социальной сплоченности и фоторепортаже; а для чудесно подробного и красочного портрета того, на что похож один из этих клубов, посмотрите эти воспоминания о посещении клуба Links в Нью-Йорке, который является одним из центральных клубов социальной сети / корпоративной сети руководителей.)

Точно так же списки выпускников эксклюзивных частных школ показывают, что их ученики приезжают со всех концов страны.Летние адреса тех представителей высшего класса, которые указаны в групповых телефонных справочниках, называемых синими книгами и социальными регистрами , показывают, что люди со всех концов страны собираются вместе на уединенных летних курортах, которые раньше считались высшим классом. водопой на протяжении многих поколений.

Но здесь мы должны ввести наше первое предупреждение. Показатели класса не идеальны. Некоторые представители высшего класса не вступают в клубы, не регистрируются в социальных сетях и не раскрывают свою школьную принадлежность в таких источниках, как Who’s Who in America , на которые нам приходится полагаться в большей части нашей информации.Мы не можем отследить таких людей через энергосистему. Они не считаются высшим классом, хотя на самом деле таковыми являются. С другой стороны, в некоторых подготовительных школах есть местные или стипендиатские дети (часто цветные), которые не относятся к высшему классу, а некоторые почетные члены социальных клубов не относятся к высшему классу. Они считаются высшим классом, хотя на самом деле таковыми не являются. В крупномасштабных исследованиях эти два вида ошибок имеют тенденцию нейтрализовать друг друга, поэтому в целом мы получаем точную картину.Но верно, что индикаторы класса могут быть неправильными для конкретных людей. Они полезны для групповых исследований, а не для идентификации людей.

Помимо предостережений, нет никаких сомнений в том, что в Соединенных Штатах существует общенациональный высший класс со своими собственными отличительными социальными институтами, образом жизни и мировоззрением. Также нет сомнений в том, что большинство из этих людей активны в бизнесе или в своей профессии, и что все они очень богаты. Их огромное богатство, конечно, очевидно из больших сумм, которые требуются на содержание их домов и их стиля жизни, но систематические исследования также показывают, что самые богатые семьи являются частью социальных институтов высшего класса.Объединив наши исследования с выводами экономистов о распределении богатства и доходов, можно сказать, что высший класс, составляющий от 0,5% до 1% населения, владеет 35-40% всего частного богатства в Соединенных Штатах и ​​получает 12-15% от общего годового дохода. Короче говоря, высший класс имеет очень высокие баллы по показателю власти «кому выгодно».

Богатство и доход представителей высшего класса, безусловно, подразумевают, что высший класс могущественен, но они не демонстрируют, как действует власть.Поэтому необходимо обратиться к исследованиям экономики, чтобы лучше понять структуру власти США.

Корпоративное сообщество

Основная экономическая власть в Соединенных Штатах сосредоточена в организационно-правовой форме, известной как корпорации, и существовала с последних нескольких десятилетий XIX века. Никто не сомневается, что отдельные корпорации обладают огромной властью в обществе в целом. Например, они могут нанимать и увольнять работников, решать, куда вкладывать свои ресурсы, и использовать свой доход различными способами, не облагаемыми налогом, чтобы влиять на школы, благотворительные организации и правительства.Спор начинается с вопроса о том, достаточно ли объединены крупные корпорации, чтобы проявлять общую социальную власть, а затем переходит к вопросу о том, контролируются ли они по-прежнему представителями высшего класса.

Единство корпораций можно продемонстрировать разными способами. Их объединяет общая заинтересованность в получении прибыли. Часто они принадлежат одним и тем же семьям или финансовым учреждениям. Их руководители имеют очень похожий образовательный и рабочий опыт. Для их чувства единства также важно, чтобы корпоративные лидеры считали себя общими противниками — профсоюзы, защитники окружающей среды, защитники прав потребителей и правительственные чиновники.Чувство единства создается также за счет использования одних и тех же юридических, бухгалтерских и консалтинговых фирм.

Однако лучший способ продемонстрировать единство между корпорациями — это изучить так называемые «взаимосвязанные директора», то есть тех лиц, которые входят в два или более советов директоров, которые отвечают за общее руководство корпорацией. . В состав советов директоров обычно входят крупные владельцы, высшее руководство аналогичных корпораций или корпораций, расположенных в одном районе, финансовые и юридические консультанты, а также три или четыре должностных лица, которые ежедневно управляют корпорацией.Несколько исследований показывают, что те 15-20% корпоративных директоров, которые входят в два или более советов, которых называют «внутренним кругом» корпоративной дирекции, объединяют 80-90% крупнейших корпораций в Соединенных Штатах в одну общую группу. подключено «корпоративное сообщество».

Большинство социологов согласны с тем, что корпорации имеют прочную основу для сплоченности. Однако существуют разногласия по поводу их отношения к высшему классу. Некоторые теоретики, плюралисты, говорят, что представители высшего класса раньше доминировали в корпорациях, но уже не из-за их увеличения в размерах, потребности в высококвалифицированных и специализированных руководящих должностях и уменьшения семейной собственности.Таким образом, есть высший класс богатых семей с одним набором интересов и группа профессиональных руководителей бизнеса, у которых есть свои интересы и власть. Члены высшего класса обладают властью, основанной на их богатстве, а руководители корпораций обладают организационной властью.

Вопреки этому утверждению о разделении на владельцев и менеджеров, я думаю, что есть веские доказательства идеи большого совпадения членства и интересов между высшим классом и корпоративным сообществом.Самые богатые и наиболее сплоченные семьи высшего класса часто имеют «семейные офисы», через которые они могут использовать концентрированную власть своей коллективной собственности на акции, иногда помещая сотрудников офиса в советы директоров. Кроме того, представители высшего класса часто контролируют корпорации с помощью финансовых инструментов, известных как «холдинговые компании», которые покупают контрольный пакет акций операционных компаний. В целом, представители высшего класса владеют примерно половиной всех акций компании.Кроме того, контроль над корпорациями со стороны высшего класса можно увидеть в его чрезмерном представительстве в советах директоров. Несколько прошлых исследований показывают, что представители высшего класса сидят на досках гораздо чаще, чем можно было бы ожидать случайно. Они особенно склонны входить в «внутренний круг», состоящий из двух или более директоров. Согласно индикатору власти «кто управляет», высший класс по-прежнему контролирует корпоративное сообщество. Таким образом, мы можем сделать вывод, что высший класс основан на собственности и контроле над корпорациями, составляющими корпоративное сообщество.Мы можем сказать, что представители высшего класса по большей части являются «корпоративными богатыми», которые продолжают участвовать в деловом мире в качестве инвесторов, венчурных капиталистов, банкиров, корпоративных юристов и руководителей высшего звена.

Действительно, есть много топ-менеджеров корпораций, которые выросли не в высшем классе. Большинство генеральных директоров крупных корпораций не принадлежат к высшему классу. Однако по мере продвижения по служебной лестнице они постепенно социализируются в высший класс и его ценности; действительно, они продвигаются на основе своей способности выполнять высшие цели корпоративной экспансии и прибыльности.Взамен этим восходящим менеджерам предоставляется возможность покупать корпоративные акции по ценам ниже рыночных, получать очень высокие зарплаты и другие «льготы», которые позволяют им влиться в высший класс как в экономическом, так и в социальном плане. Конечным результатом является усиление власти высшего класса, а не ее ослабление.

Как формируется государственная политика извне правительства

Высший класс и тесно связанное с ним корпоративное сообщество не стоят в одиночку на вершине властной структуры.Их дополняет широкий круг некоммерческих организаций, которые играют важную роль в обсуждении государственной политики и в формировании общественного мнения. Эти организации часто называют «беспартийными» или «двухпартийными», потому что они не отождествляются с политикой или какой-либо из двух основных политических партий. Но они — настоящая «политическая партия» высшего класса с точки зрения обеспечения стабильности общества и согласия правительства.

Высший класс и корпоративное доминирование в крупных некоммерческих организациях можно увидеть в том, что они основаны богатыми членами высшего класса и в том, что они полагаются на крупные корпорации в плане финансирования.Однако доминирование еще раз легче всего продемонстрировать через исследования советов директоров, которые имеют полный контроль над организациями, включая возможность нанимать и увольнять руководителей высшего звена. Эти исследования показывают, что (1) представители высшего класса сильно представлены в советах этих организаций и (2) что некоммерческие организации имеют большое количество общих директоров с корпоративным сообществом, особенно директоров, которые являются частью «внутренний круг». Фактически, большинство крупных некоммерческих организаций являются частью корпоративного сообщества.

Все организации в некоммерческом секторе так или иначе участвуют в создании структуры общества и, следовательно, в формировании политического климата. Культурные и общественные организации устанавливают стандарты красивого, важного и «стильного». Элитные университеты играют большую роль в определении того, что важно преподавать, изучать и исследовать, и они готовят большинство профессионалов и экспертов в стране. Однако наиболее прямое и важное влияние оказывают фонды, аналитические центры и организации, занимающиеся обсуждением политики.Их идеи, критика и предложения по политике доходят до широкой публики через широкий спектр каналов, включая брошюры, книги, местные дискуссионные группы, средства массовой информации и, не в последнюю очередь, отделы по связям с общественностью крупных корпораций. Их материалы также доходят до правительства различными способами, которые будут описаны в ближайшее время.

Стоит более внимательно присмотреться к фондам, аналитическим центрам и организациям, занимающимся обсуждением политики, чтобы показать, как они функционируют как «сеть планирования политики».«

Фонды, не облагаемые налогом, получают свои деньги от богатых семей и корпораций. Их основная цель — предоставить деньги на образование, исследования и обсуждение политики. Таким образом, они имеют право поощрять те идеи и исследователей, которые они считают совместимыми со своими ценностями и целями, и удерживать средства у других. Поддержка со стороны крупных фондов часто оказывала значительное влияние на направление исследований в области сельского хозяйства, социальных наук и наук о здоровье. Однако фонды также сами создают проекты политики.Фонд Форда, например, помог создать сложную сеть групп защиты интересов и источников финансирования для корпораций общественного развития (CDC), которые предоставляют жилье и социальные услуги в центральной части города.

Роль аналитических центров состоит в том, чтобы предлагать новую политику для решения проблем, стоящих перед экономикой и правительством. Используя деньги богатых доноров, корпораций и фондов, аналитические центры нанимают экспертов, подготовленных выпускниками факультетов элитных университетов.Идеи и предложения, разработанные экспертами, распространяются через брошюры, книги, статьи в крупных журналах и газетах и, что наиболее важно, посредством участия самих экспертов в различных форумах, проводимых организациями, занимающимися обсуждением политики.

Организации, обсуждающие политику, являются центром сети планирования политики. Они собирают вместе богатых людей, руководителей корпораций, экспертов и государственных чиновников на лекции, форумы, встречи и групповые обсуждения вопросов, которые варьируются от местных до международных, от экономических до политических и культурных.Новые идеи апробируются в еженедельных или ежемесячных дискуссионных группах, и разногласия высказываются и устраняются. Эти структурированные дискуссионные группы обычно начинаются с презентации приглашенных экспертов, за которой следуют вопросы и обсуждения с участием всех участников. Такие дискуссионные группы могут иметь размер от 10 до 50 человек, при этом обычная группа состоит из 15-25 человек.

Множество дискуссионных групп, которые происходят в рамках нескольких организаций, занимающихся обсуждением политики, выполняют несколько функций, которые не сразу бросаются в глаза.Их часто не замечают теоретики — в первую очередь плюралисты и теоретики государственной автономии — которые не верят, что высший класс и корпоративное сообщество обладают способностью развивать общую политическую изощренность и тем самым иметь возможность влиять на правительство. Во-первых, эти организации помогают знакомить занятых руководителей корпораций с вариантами политики, выходящими за рамки их повседневных деловых проблем. Это дает этим руководителям возможность влиять на общественное мнение через средства массовой информации и другие средства массовой информации, спорить с экспертами и влиять на них, а также соглашаться на назначения на государственную службу.Во-вторых, организации, занимающиеся обсуждением политики, дают представителям высшего класса и корпоративного сообщества возможность увидеть, кто из их коллег кажутся лучшими прирожденными лидерами, наблюдая за ними в дискуссионных группах. Они могут видеть, кто из их коллег быстро понимает проблемы, предлагает свои идеи, способствует обсуждению и хорошо относится к экспертам. Таким образом, организации служат механизмами сортировки и отбора для появления нового руководства для корпоративных богатых в целом.

В-третьих, эти организации признают своих участников в средствах массовой информации и заинтересованной общественности знающими лидерами, которые заслуживают того, чтобы их использовали для государственной службы, потому что они использовали свое свободное время для ознакомления с проблемами на беспартийных форумах. Таким образом, организации помогают сделать из богатых людей и руководителей корпораций «национальных лидеров» и «государственных деятелей». Наконец, эти организации обеспечивают форум, на котором представители высшего класса и корпоративного сообщества могут познакомиться с экспертами в области политики.Это дает им группу людей, из которых они могут привлекать советников, если их попросят работать в правительстве. Это также дает им основание рекомендовать политикам экспертов для государственной службы.

Организации также выполняют очевидные функции для экспертов. Во-первых, представление своих идей и политики этим организациям дает им возможность оказывать влияние. Во-вторых, это дает им шанс продвинуться по карьерной лестнице, если они смогут произвести впечатление на представителей высшего класса и корпоративных участников.

Сеть планирования политики не является полностью однородной. Отражая различия внутри корпоративного сообщества, в нем есть умеренно-консервативные и ультраконсервативные крылья. Умеренные консерваторы отдают предпочтение иностранной помощи, низким тарифам и усилению экономической экспансии за рубежом, тогда как ультраконсерваторы склонны рассматривать иностранную помощь как подарок. Умеренные консерваторы склонны принимать идею о том, что государственная политика в области налогообложения и расходования средств может использоваться для стимулирования и стабилизации экономики, но ультраконсерваторы настаивают на том, чтобы налоги были сокращены до самого минимума и что государственные расходы — это следующее зло.Умеренные консерваторы принимают некоторые меры государства всеобщего благосостояния или, по крайней мере, поддерживают такие меры перед лицом серьезных социальных потрясений. Ультраконсерваторы последовательно выступают против любых расходов на социальное обеспечение, утверждая, что они разрушают моральные устои и подрывают индивидуальную инициативу, поэтому они предпочитают использовать арест и задержание, когда сталкиваются с социальными беспорядками.

Причины этих различий не совсем понятны. Существует тенденция к тому, что умеренно-консервативные организации возглавляются руководителями самых крупных и наиболее международно ориентированных корпораций, но есть многочисленные исключения из этого обобщения.Более того, есть корпорации, которые поддерживают политические организации в обоих лагерях. Однако, несмотря на все различия, лидеры двух групп политических организаций имеют тенденцию искать компромисс из-за их общего членства в высшем классе и корпоративном сообществе. Когда компромисс невозможен, окончательное разрешение политических конфликтов часто происходит в законодательной борьбе в Конгрессе.

Существование сети планирования политики свидетельствует о другой форме власти, которой обладают немногие богатые: экспертные знания по социальным и политическим вопросам.Это важное дополнение к голой экономической мощи корпораций.

The Power Elite

Теперь, когда были определены и описаны высший класс, корпоративное сообщество и сеть планирования политики, можно обсудить группу лидеров, которую я называю «властной элитой». Я определяю правящую элиту как группу лидеров высшего класса. Он состоит из активных членов высшего класса и высокопоставленных сотрудников коммерческих и некоммерческих организаций, контролируемых представителями высшего класса посредством владения акциями, финансовой поддержки или участия в совете директоров.Это не означает, что все представители высшего класса участвуют в управлении. Некоторые из них всего лишь плейбои и светские львицы; их общественные собрания могут создавать обстановку, в которой представители правящей элиты общаются со знаменитостями, а иногда они дают деньги политическим кандидатам, но это примерно так же близко, как они приходят к политической власти.

И наоборот, не все участники правящей элиты являются членами высшего класса. Это сыновья и дочери среднего класса, а иногда и рабочего класса, которые хорошо учатся в одном из нескольких сотен частных или государственных университетов, а затем поступают в аспирантуру, школу MBA или юридическую школу в одном из университетов. горстка элитных университетов — e.г., Гарвард, Йель, Принстон, Колумбия, Массачусетский технологический институт, Джона Хопкинса, Чикагский университет и Стэнфорд. Оттуда они идут работать в крупную корпорацию, юридическую фирму, фонд, аналитический центр или университет и медленно продвигаются к вершине.

Идея правящей элиты переплетается с теорией классов и организационной теорией, двумя теориями, которые часто рассматриваются как отличительные друг от друга или даже как конкурирующие. Основание для переплетения двух теорий следует искать в роли и составе советов директоров, которые управляют каждой крупной коммерческой и некоммерческой организацией в Соединенных Штатах.Именно в советах директоров ценности и цели высшего класса интегрируются с целями организационной иерархии. Директора высшего класса гарантируют, что их интересы проникают в организации, которые они контролируют, но повседневные организационные лидеры в совете директоров способны согласовать интересы класса с организационными принципами.

Важно подчеркнуть, что я не говорю, что все эксперты являются членами властной элиты. Чтобы считаться частью правящей элиты, люди должны быть высокопоставленными сотрудниками в учреждениях, контролируемых представителями высшего класса.Получение стипендии от фонда, прохождение года в аналитическом центре или консультирование организации, занимающейся обсуждением политики, не делает человека членом правящей элиты. Также может быть полезно отметить, что есть много экспертов, которые никогда не подходят к сети планирования политики. Они сосредотачиваются на своем обучении и исследованиях или работают в группах, которые противостоят политике правящей элиты. Короче говоря, эксперты и советники — это отдельная группа, которая находится чуть ниже правящей элиты в иерархии иерархии.

Теперь, когда состав правящей элиты четко обозначен, можно показать, как она доминирует в федеральном правительстве в интересах высшего класса и корпоративного сообщества.

Элита власти и правительство

Члены правящей элиты напрямую вовлекаются в федеральное правительство через три основных процесса, каждый из которых играет немного разную роль в обеспечении «доступа» к Белому дому, Конгрессу и конкретным агентствам, департаментам и комитетам исполнительной власти. . Хотя во всех трех процессах задействованы одни и те же люди, большинство руководителей специализируются на одном или двух из трех процессов. Эти три процесса:

1. Процесс специальных интересов, посредством которого определенные семьи, корпорации и промышленные секторы могут реализовать свои узкие и краткосрочные интересы в отношении налогов, субсидий и регулирования в своих отношениях с комитетами Конгресса, регулирующими органами и исполнительными департаментами;
2. Процесс разработки политики, посредством которого политика, разработанная в сети планирования политики, описанной ранее, доводится до Белого дома и Конгресса;
3. Процесс отбора кандидатов, посредством которого члены правящей элиты влияют на избирательные кампании посредством пожертвований на избирательные кампании политическим кандидатам.

Доминирование властной элиты в федеральном правительстве наиболее непосредственно проявляется в работе корпоративных лоббистов, закулисных супер-юристов и отраслевых торговых ассоциаций, которые представляют интересы конкретных корпораций или секторов бизнеса. Этот процесс особого интереса основан на различных комбинациях информации, подарков, инсайдерских сделок, дружбы и, не в последнюю очередь, на обещаниях прибыльной частной работы в будущем для послушных государственных чиновников. Это аспект взаимоотношений бизнеса и власти, описанный журналистами и социологами в своих тематических исследованиях.Хотя эти исследования показывают, что особые интересы обычно добиваются своего, конфликт, который иногда вспыхивает в рамках этого процесса, иногда противопоставляя один корпоративный сектор другому, укрепляет имидж широко разделяемой и раздробленной власти в Америке, включая образ разделенного корпоративного сообщества. . Более того, есть некоторые поражения, которые терпят корпоративные богатые в процессе специальных интересов. Например, законы, улучшающие стандарты безопасности автомобилей, были приняты вопреки возражениям автомобильной промышленности в 1970-х годах, как и стандарты чистоты воды, против которых выступали бумажная и химическая промышленность.

Политика, касающаяся корпоративного сообщества в целом, не является прерогативой процесса особых интересов. Вместо этого такие политики исходят от сети фондов, аналитических центров и организаций, занимающихся обсуждением политики, которые обсуждались в предыдущем разделе. Планы, разработанные организациями сети политического планирования, доходят до федерального правительства различными путями. На самом общем уровне их отчеты, пресс-релизы и интервью читаются выборными должностными лицами и их сотрудниками либо в форме брошюр, либо в сводных статьях в газетах Washington Post , New York Times и Wall Street Journal . .Члены сети политического планирования также дают показания перед комитетами и подкомитетами Конгресса, которые пишут закон или готовят предложения по бюджету. Говоря более конкретно, лидеры этих организаций являются постоянными членами десятков малоизвестных комитетов, которые консультируют определенные отделы исполнительной власти по вопросам общей политики, делая их фактически неоплачиваемыми временными членами правительства. Они также занимают видное место в чрезвычайно важных президентских комиссиях, которые назначаются для выработки рекомендаций по широкому кругу вопросов — от внешней политики до строительства автомагистралей.Они также входят в малоизвестные федеральные консультативные комитеты, которые входят практически в каждый департамент исполнительной власти.

Наконец, что очень важно, они назначаются на государственные должности с частотой, намного превышающей ту, которую можно было бы ожидать случайно. Несколько различных исследований показывают, что высшие должности в кабинете министров как в республиканской, так и в демократической администрации занимают представители высшего класса и руководители корпораций, которые являются лидерами организаций, занимающихся обсуждением политики.

Общая картина, которая вырисовывается из выводов о чрезмерной представленности членов правящей элиты на назначаемых государственных должностях, заключается в том, что высшие уровни исполнительной власти постоянно связаны с высшим классом и корпоративным сообществом посредством передвижения руководителей и юристов в вне правительства. Хотя одно и то же лицо не находится на правительственных и корпоративных должностях одновременно, существует достаточная преемственность для того, чтобы отношения можно было охарактеризовать как одно из «вращающихся блокировок».»Корпоративные лидеры отказываются от своих многочисленных руководящих должностей в коммерческих и некоммерческих организациях, чтобы служить в правительстве в течение двух или трех лет, а затем возвращаются в корпоративное сообщество или сеть планирования политики. Эта система дает им временную независимость от узких интересов их собственных организаций и позволяет им для выполнения более общих ролей, которым они научились в группах по обсуждению политики. Затем они возвращаются в частный сектор с полезными личными контактами и информацией.

Какими бы важными ни были процессы особого интереса и планирования политики для правящей элиты, они не смогли бы успешно работать, если бы в правительстве не было сочувствующих, ориентированных на бизнес выборных должностных лиц.Это подводит нас к третьему процессу, посредством которого члены правящей элиты доминируют в федеральном правительстве, — процессу отбора кандидатов. Он действует через две основные политические партии. По причинам, которые мы обсудим ниже, обе стороны играют очень небольшую роль в политическом образовании или формировании политики; они сводятся к функции наполнения офисов. Вот почему американскую политическую систему можно охарактеризовать как «процесс отбора кандидатов».

Основная причина, по которой политическая система сосредоточена на отборе кандидатов, при относительном исключении политического образования и разработки политики, заключается в том, что могут быть только две основные партии из-за структуры правительства и характера правил проведения выборов.Тот факт, что американцы выбирают президента вместо парламента и избирают законодателей из «одномандатных» географических регионов (штаты в Сенат, округа в Палату представителей), ведет к двухпартийной системе, поскольку в этих «победитель получает все» «выборы. Голосование за третью партию — это голосование за наименее желаемый выбор человека. Голосование за очень либеральную партию вместо демократов, например, действительно помогает республиканцам. В соответствии с этими правилами наиболее разумная стратегия как для демократов, так и для республиканцев состоит в том, чтобы размыть свои политические различия, чтобы побороться за избирателей, придерживающихся промежуточных политических взглядов или вообще не придерживающихся политических взглядов.

Вопреки тому, что многие считают, американские политические партии не очень чутко реагируют на предпочтения избирателей. Их кандидаты вольны сказать одно, чтобы быть избранным, и сделать другое, заняв свой пост. Это способствует растерянности и апатии у электората. Это приводит к кампаниям, в которых нет никаких «проблем», кроме «изображений» и «личностей», даже когда опросы показывают, что избиратели чрезвычайно обеспокоены определенными политическими проблемами. «Вы не поднимаете ненужных вопросов во время кампании», — сказал однажды один успешный кандидат в президенты.

Именно потому, что процесс отбора кандидатов настолько персонализирован и, следовательно, зависит от узнавания имени, образов и эмоциональной символики, в нем могут в значительной степени доминировать члены правящей элиты с помощью относительно простых и прямых средств крупных пожертвования на кампанию. Играя роль доноров и собирателей денег, те же люди, которые руководят корпорациями и принимают участие в сети планирования политики, занимают решающее место в карьере большинства политиков, которые продвигаются дальше местного уровня или законодательных собраний штатов в штатах с большим населением.Их поддержка особенно важна на партийных праймериз, где деньги являются даже более важным фактором, чем на всеобщих выборах.

Таким образом, двухпартийная система приводит к тому, что выборные должностные лица относительно беспрепятственны и готовы следовать политике, отстаиваемой теми членами правящей элиты, которые работают в процессах особых интересов и планирования политики. Их гораздо больше мотивируют личные амбиции, чем политические убеждения. Тем не менее, есть несколько крайне консервативных выборных республиканцев, которые часто выступают против предложений правящей элиты, утверждая, что такая политика — дело рук тайных коммунистов или остроумных интеллектуалов, стремящихся разрушить систему «свободного предпринимательства».Также есть много демократов из рабочих и университетских округов, которые последовательно выступают против политики правящей элиты как члены либерально-рабочей коалиции. Однако как ультраконсерваторов, так и либералов меньше «умеренных» обеих партий, особенно на ключевых руководящих постах в Конгрессе. После многих лет в Конгрессе избранные либералы решают «пойти вместе, чтобы поладить». «У этого места есть способ измучить вас», — объяснил один либеральный конгрессмен начала 1970-х годов в классическом обобщении того, что происходит.

Хотя члены правящей элиты, несомненно, являются наиболее важными финансовыми спонсорами для обеих сторон, это не означает, что между двумя партиями нет разногласий. Уровни лидерства имеют внутриклассовые различия, а сторонники, как правило, имеют межклассовые различия. Республиканская партия контролируется самыми богатыми семьями высшего класса и корпоративным сообществом, которые в большинстве своем протестантского происхождения. Демократическая партия, с другой стороны, является партией «маргиналов» высшего класса и правящей элиты.Хотя ее часто называют «партией простых людей», на самом деле до недавнего времени она была партией южного сегмента высшего класса. Власть южных демократов в партии и в Конгрессе обеспечивалась множеством способов, наиболее важным из которых была система старшинства при выборе председателей комитетов в Конгрессе. (По традиции, человек, проработавший в комитете дольше всех, практически автоматически становится его председателем; это позволяет избежать конфликта между членами партии.) Однако суть в том, что однопартийная система на Юге и исключение африканских — Американцы от кабины для голосования до середины 1960-х давали южным плантаторам и торговцам власть на национальном уровне через Демократическую партию, несоразмерную их богатству и численности.Таким образом, правят не обязательно самые богатые люди. Природа политической системы также входит в уравнение. Но южные элиты не бедны; они только менее богаты, чем многие из их северных собратьев.

Южане доминировали в Демократической партии в союзе с «этническими богатыми» на Севере, имея в виду богатых евреев и католиков, которых избегали или плохо обращались со стороны богатых протестантов. Бизнесы, которыми они владели, часто были местными или меньшими, чем у сторонников-республиканцев, и обычно они были исключены из социальных институтов высшего класса.Эти богатые этнические группы были основными финансовыми сторонниками печально известной «политической машины», которая доминировала в демократической политике в большинстве крупных северных городов.

Альянс между южным сегментом высшего класса и северными этническими богатыми обычно мог заморозить политические инициативы партии либерально-трудовой коалиции через ее контроль над комитетами Конгресса, хотя было время (1940-1975), когда профсоюзы оказали значительное влияние на демократов.Когда этот альянс распался по определенным вопросам из-за того, что демократы-машины встали на сторону либералов и рабочих, тогда южные демократы присоединились к северным республиканцам, чтобы создать «консервативную коалицию», также известную как «консервативный избирательный блок», в которой большинство южных демократов и большинство северных республиканцев вместе проголосовали против северных демократов. Эта консервативная коалиция чаще всего формируется вокруг вопросов, отражающих классовый конфликт на законодательной арене, — гражданских прав, прав профсоюзов, социального обеспечения и регулирования бизнеса.Законодательство по любому из этих вопросов ослабляет работодателей в глазах рабочих и их профсоюзов, поэтому неудивительно, что консервативная коалиция основана на общих интересах работодателей Севера и Юга. Этот альянс выигрывал гораздо чаще, чем проигрывал, в период между 1937 годом, когда он был сформирован, и 1990-ми годами, когда он исчез по той простой причине, что многие южане стали республиканцами.

После вступления в силу Закона об избирательных правах 1965 года Демократическая партия постепенно менялась, потому что афроамериканцы на Юге могли голосовать против худших расистов на партийных праймериз.Постепенная индустриализация также вызвала изменения. В результате этих двух сил белые южане начали переходить в Республиканскую партию, которая, таким образом, стала партией богатых работодателей как на Севере, так и на Юге. В этом контексте Демократическая партия постепенно становится тем, чем ее всегда считали многие: партией либералов, меньшинств, рабочих и бедняков.

Таким образом, процесс особого интереса, процесс планирования политики и финансирование избирательных кампаний позволяют правящей элите гораздо чаще выигрывать, чем проигрывать, по политическим вопросам, стоящим перед федеральным правительством.Правящая элита также значительно перепредставлена ​​на назначаемых должностях, президентских комиссиях с голубой лентой и консультативных комитетах в правительстве. С точки зрения как «кто побеждает», так и «кто управляет» показателями власти, правящая элита доминирует над федеральным правительством.

Однако это господство не означает контроль над всеми без исключения вопросами или отсутствие оппозиции, и оно не основывается только на вмешательстве правительства. Участие в правительстве — это только последний и наиболее заметный аспект господства правящей элиты, корни которого лежат в классовой структуре, природе экономики и функционировании сети планирования политики.Если правительственным чиновникам не приходилось ждать, пока корпоративные лидеры решат, куда и когда они будут инвестировать, и если правительственные чиновники не будут далее ограничены принятием текущих экономических договоренностей подавляющим большинством населения, тогда участие властной элиты в выборах и правительство будет рассчитывать на гораздо меньшее, чем в нынешних условиях.

Почему руководители бизнеса чувствуют себя бессильными

Несмотря на эти разного рода объективные доказательства того, что правящая элита обладает огромной властью по отношению к федеральному правительству, многие корпоративные лидеры чувствуют себя относительно бессильными перед правительством.Чтобы услышать, как они это говорят, Конгресс более отзывчив к профсоюзу, защитникам окружающей среды и потребителям. Они также утверждают, что их преследуют своенравные и высокомерные бюрократы. Эти негативные чувства к правительству — явление не новое, в отличие от тех, кто винит «Новый курс» и социальные программы 1960-х годов. Изучение взглядов бизнесменов XIX века показало, что они считали политических лидеров «глупыми» и «пустыми» людьми, которые пошли в политику только для того, чтобы заработать на жизнь, а также изучение взглядов бизнесменов в период, который считается их самым влиятельным человеком. десятилетие, 1920-е годы, обнаружило такое же недоверие к правительству.

Эмоциональные выражения бизнес-лидеров об отсутствии у них власти нельзя воспринимать всерьез как показатель власти, поскольку это путает психологическое беспокойство с властью. Чувства — это одно, а следствия действий — другое. Но, тем не менее, интересно попытаться понять, почему бизнесмены жалуются на правительство, в котором они доминируют. Во-первых, жаловаться на правительство — это полезная политическая стратегия. Это заставляет государственных чиновников защищаться и заставляет их продолжать доказывать, что они дружелюбны по отношению к бизнесу.Во-вторых, бизнесмены жалуются на правительство, потому что на самом деле очень мало государственных служащих относятся к высшему классу и корпоративному сообществу. Антиправительственная идеология Соединенных Штатов имеет тенденцию удерживать представителей высшего класса от государственной карьеры, за исключением работы в Государственном департаменте, а это означает, что основные контакты для членов правящей элиты в правительстве находятся на самом верху. Таким образом, возникает неуверенность в том, как средние уровни отреагируют на новые ситуации, и, следовательно, возникает ощущение, что существует необходимость «оседлать стадо» или «господствовать» над потенциально проблемными бюрократами.«

Также, похоже, существует идеологический уровень отношения бизнес-лидеров к правительству. Существует страх перед популистской демократической идеологией, лежащей в основе американского правительства. Поскольку власть теоретически находится в руках всех людей, всегда существует вероятность того, что когда-нибудь «народ» в смысле большинства превратит правительство в отражение плюралистической демократии, каким оно должно быть. Таким образом, в определенном, очень реальном смысле, великая власть высшего класса и корпоративного сообщества культурно незаконна, и поэтому ее существование решительно отрицается.Быть богатым и даже немного хвастаться богатством — это нормально, но не быть сильным или, что еще хуже, выставлять напоказ эту власть.

Наконец, выражение беспокойства отдельных корпоративных лидеров по поводу своего бессилия также предлагает объяснение с точки зрения пересечения социальной психологии и социологии. Власть имеют высший класс и корпоративное сообщество, а не отдельные лица вне их институционального контекста. Как индивидуумов, к ним не всегда прислушиваются, и они должны убедить своих сверстников в разумности своих аргументов, прежде чем что-либо произойдет.Более того, любая принятая политика — это групповое решение, и людям иногда трудно отождествить себя с групповыми действиями до такой степени, что они почувствуют личную мощь. Поэтому неудивительно, что отдельные люди могут чувствовать себя бессильными.

Слабые стороны рабочего класса

Есть много демократических стран, где рабочий класс — определяемый как все белые воротнички и рабочие, получающие зарплату или заработную плату — имеет больше власти, чем в Соединенных Штатах.Эта власть достигается в первую очередь за счет профсоюзов и политических партий. Это находит свое отражение в более эгалитарном распределении богатства и доходов, более справедливой налоговой структуре, улучшенных услугах общественного здравоохранения, субсидировании жилья и более высоких пособиях по старости и безработице.

Как это возможно, что американский рабочий класс может быть относительно бессильным в стране, которая гордится своей давней историей плюрализма и выборов? Есть несколько взаимосвязанных исторических факторов.Во-первых, «первичные производители» в Соединенных Штатах, те, кто работает своими руками на фабриках и полях, до 1930-х годов были разделены между собой более серьезно, чем в большинстве других стран. Самое глубокое и самое важное из этих разделений было между белыми и афроамериканцами. Вначале, конечно, афроамериканцы не обладали социальной властью из-за своего порабощения, а это означало, что не было никакого способа организовать рабочих на Юге. Но даже после того, как афроамериканцы обрели свободу, предрассудки в белом рабочем классе разделяли эти две группы.

Этот черно-белый раскол в рабочем классе был усилен более поздними конфликтами между рабочими-ремесленниками, которых также называли «квалифицированными» рабочими, и промышленными рабочими, которых также называли рабочими массового производства или «неквалифицированными» рабочими. Ремесленники обычно старались поддерживать высокую заработную плату, исключая промышленных рабочих. Их чувство превосходства как квалифицированных рабочих усиливалось тем фактом, что они были выходцами из Северной Европы, протестантскими корнями, а промышленные рабочие, как правило, были католиками и евреями из Восточной и Южной Европы.Некоторые афроамериканцы были также найдены в рядах промышленных рабочих, наряду с другими расовыми меньшинствами.

Было бы достаточно сложно преодолеть эти разногласия, даже если бы рабочие смогли создать свою собственную политическую партию, но они не смогли создать такую ​​партию, потому что избирательная система ставит в невыгодное положение третьи стороны. Рабочие застряли. Им некуда было идти, кроме республиканцев или демократов. В конце 19-го и начале 20-го веков ремесленники часто поддерживали демократов, в то время как недавние промышленные рабочие-иммигранты, как правило, поддерживали республиканцев.Даже когда ремесленники и промышленники массово вступили в Демократическую партию в 1930-х годах, они не могли контролировать партию из-за власти богатых южных плантаторов и торговцев.

И рабочим не очень повезло с самоорганизацией через профсоюзы. Работодатели смогли призвать правительство подавить организованные акции и забастовки как судебными постановлениями, так и полицейскими арестами. Это произошло не только потому, что тогда работодатели имели большое влияние на политиков, как и сейчас, но и потому, что американская правовая традиция, основанная на либерализме laissez faire (свободный рынок), яростно выступала против любого «ограничения торговли» или вмешательство «в частную собственность.Лишь в 1930-х годах либерально-трудовая коалиция смогла принять закон, гарантирующий рабочим право вступать в профсоюзы и участвовать в коллективных переговорах. Даже этот прогресс был возможен только путем исключения южной рабочей силы, то есть сельскохозяйственных и сезонных рабочих, из сферы действия законодательства. Кроме того, принятие закона имело лишь ограниченное влияние, потому что промышленные профсоюзы потерпели почти полное поражение на Юге и Юго-Западе. В годы после Второй мировой войны профсоюзы процветали в нескольких крупных отраслях на Севере, но затем их влияние ослабло, начиная с 1970-х годов, когда крупные корпорации перенесли свои заводы в другие страны или уступили долю рынка европейским и японским компаниям.

Учитывая эту историю внутреннего раскола, политического разочарования и поражения профсоюзов, неудивительно, что американские рабочие продолжают принимать в высшей степени индивидуалистическую идеологию, которая характеризовала Соединенные Штаты с момента их основания. Это принятие, в свою очередь, еще больше затрудняет организацию рабочих вокруг «хлебных проблем». Вместо этого они часто голосуют на основании социальных вопросов или религиозных убеждений, а те, кто глубоко религиозен, противятся позитивным действиям или против контроля над оружием, голосуют за открыто антипрофсоюзную Республиканскую партию.

Таким образом, важно не путать свободу с социальной властью. Между 1962 и 1990-ми годами произошло большое расширение индивидуальных прав благодаря гражданским правам, феминистским движениям и движениям лесбиянок-геев, но за это время соотношение заработной платы высшего руководства предприятия к заработной плате фабричного рабочего увеличилось с 41 до 1. примерно 300 к 1. Американские рабочие могут говорить, что хотят, и делать то, что хотят, в очень широких пределах, а их дети могут усердно учиться в школе, чтобы они могли поступить в аспирантуру и присоединиться к состоятельному профессиональному классу в качестве врачей, юристов и т. д. архитекторов или инженеров, но когда дело доходит до социальной власти, у большинства американцев ее очень мало, если они не являются частью правящей элиты.

Сила сообщества

Не вся власть осуществляется на национальном уровне. Чтобы узнать больше о местной власти, щелкните здесь.

Заключение

Споры о структуре и распределении власти в Соединенных Штатах ведутся в академических кругах с 1950-х годов. Он породил большое количество эмпирических исследований, многие из которых были использованы здесь. Однако в конечном итоге выводы ученых об американской структуре власти зависят от их убеждений в отношении показателей силы, которые являются продуктом их «философии науки».«Я понимаю, что это звучит странно, но если« кто выигрывает? »И« кто сидит? »Рассматриваются как достоверные индикаторы власти, исходя из предположения, что« власть »является основной социальной чертой, которую можно проиндексировать с помощью множества несовершенных индикаторов , то кратко изложенные здесь доказательства будут рассматриваться как очень веские аргументы в пользу доминирующей роли правящей элиты в федеральном правительстве.

Если «кто победит?» по широкому кругу правительственных решений рассматривается как единственный достоверный индикатор власти, и если ожидается, что правящая элита должна каждый раз побеждать, что является позицией, занятой теоретиками плюрализма на основе «строго позитивистского» взгляда на как измерить власть, тогда представленный здесь аргумент, основанный на «мягком позитивизме», будет казаться менее впечатляющим.