Кто был первым римским христианским императором?
После того, как Император Константин переписал все Евангелия на свой лад, не думаю что его принятие веры было искренним….Исторические факты свидетельствуют, что в 325 г н. э. Константин собрал т. н. «Никейсий собор», где по его приказу присустствовали все представители христиансткого духовенства того времени, которыми были собраны все существовавшие в то время рукпописи Евангелий.
После под руководством язычника-Константина из множества существовавших в то время Евангелий были отобраны 4 более менее схожих, и они под диктовку Константина были переписаны так, как ему было удобно для того, чтобы управлять христиансми и держать их под своим контролем…
Разумеется, подобное вмешательство в Божественные Откровения возмутило христиан, но и против этого Константин применил силу: все несогласные были сожжены на кострах вместе с Евангелиями, которые не были одобрены Константином….
Разумеется после подобных событий, сложно себе представить, что на Константина вдруг нашло озарение и он вдруг решил принять истинную веру Иисуса (мир ему). Его принятие веры — это была лишь политика, дабы
еще более усилить свою власть…
И для меня не понятно одно: на основании чего современная церковь продолжает считать существующие 4 канонические Евангелия отредактированные Константином…. истинными Божественными Посланиями…. Они сами не видят свего лицемерия?
И напротив, такие подлинные и неизмененные исторические находки. как евангелие от варнавы отметаются ими даже без рассмотрения…. не лицемерие ли? Хотя, позиция Ватикана на этотсчет вполне понятна, кто ж признает, что столько сотен лет был в заблуждении? Это ведь грозит потерей многомиллионных доходов от своих прихожан…
Вот и продолжают лгать и лицемерить…
Кстати, если вам интересно почетать, что именно сказано в Евангелие от Варнавы, прочтите этот вопрос:
http://otvet.mail.ru/question/7582284/
…
Константин и христианство.
Константин получил право называться «Великим» скорее в силу своих дел, чем того, каким он был; и верно, что его интеллектуальные и моральные качества не были настолько высоки, чтобы обеспечить ему этот титул. Его претензии на величие в основном зиждется на том, что он предвидел будущее, ожидающее христианство, и решился извлечь из него пользу для своей империи, а также на достижениях, завершивших труд, начатый Аврелианом и Диоклетианом, благодаря которым квазиконституционная монархия, или «принципат» Августа, преобразовался в голый абсолютизм, иногда называемый «доминатом». Нет причин сомневаться в искренности перехода Константина в христианство, хотя мы не можем приписывать ему страстную набожность, коей наделяет его Евсевий, а также не можем принять за истинные те истории, что ходят вокруг его имени
h ttp://vivl.ru/constantine/constan.php
…
Идеалом христианского императора явился Феодосий. При нем был совершен окончательный поворот к христианской империи: ортодоксальное христианство признавалось единственной официальной религией, язычество и ереси подвергались гонениям. Сам Феодосий был набожным человеком и стал на путь тесного сотрудничества с церковью.
Достигнутое при нем единство империи и относительная стабильность внутреннего ее положения обеспечили ему популярность среди подданных, особенно христиан. Однако портрет Феодосия был «дорисован» до идеального с помощью церкви. После отмены Феодосием в результате своеобразного шантажа в церкви справедливого решения о Калиннике, где монахи сожгли и разрушили синагогу, в античное понимание справедливого правителя была внесена новая черта: теперь справедливыми должны были считаться лишь те приказы власти, которые угодны богу. Еще более яркий штрих был добавлен к образу Феодосия после бессмысленной резни жителей Фессаалоники в 390 г. Феодосий на время был отлучен от церкви, затем принес публичное покаяние, а церковь отпустила ему этот страшный, грех. К образу императора добавляется новая черта: смирение перед богом и покаяние
otvet.mail.ru
Кто был первым императором-христианином? | Путешествия во времени
Многие ответят сразу: Константин Великий, при котором христианство получило правовой статус, за что он и был прославлен как святой равноапостольный. Да, благодаря его эдикту о веротерпимости (313 г.) остановились страшные гонения на христиан, жестоко преследовавшихся императорами-язычниками. Но все ли предшественники Константина были язычниками? Исследовательница истории раннего христианства Татьяна Козлова отвечает на этот вопрос, и ее статья, которую мы предлагаем вашему вниманию, разрушает привычные стереотипы.
В тени равноапостольного Константина все его предшественники выглядят закоренелыми язычниками: либо — в лучшем случае — равнодушными к христианству, либо его жестокими гонителями. Мученичество за веру на аренах цирков принимали христиане в правление Нерона, Диоклетиана и некоторых других римских кесарей, но в таком негативном свете изображается обычно весь доконстантиновский «языческий» имперский Рим. Однако были ли исключения?
За время от Распятия Христа до легализации новой веры в 313 году менялись династии, менялись лица кесарей на престоле. Сегодня в памяти нашего «среднестатистического» современника, может, и промелькнут «увековеченные» романами, театром, кинематографом оргии Калигулы или дилетантское музицирование Нерона, а имена многих куда более достойных внимания императоров стали достоянием узкого круга специалистов-историков.
Незаслуженно софиты исторической сцены выключены для Александра Севера (222—235 гг.), которого такой авторитетный знаток истории Рима, как Якоб Буркхард, назвал «настоящим Людовиком Святым античности». Идеальный правитель, по мнению древних римлян, должен был обладать сочетанием четырех достоинств — умеренностью (dementia), справедливостью (aequitas), мягкостью (misericordia) и благоразумием (prudentia). Александр Север стремился соответствовать этому образцу — и, быть может, потому в наш век повсеместного господства на книжном рынке криминального чтива, эротики и светских скандалов его вполне достойное правление столь прочно забыто потомками.
На императорский трон четырнадцатилетний Александр Север взошел юной надеждой всех слоев римского общества и всех сословий, при общих рукоплесканиях сената и народа: его предшественник Элагабал был развратным мистиком и, в конце концов, по недоброй римской традиции, погиб от меча солдат-бунтовщиков. Воспитанный в греко-римском духе, руководимый достойными наставниками, Александр свою политическую деятельность начал с исправления нравов: максимально упростил пышный дворцовый этикет, отменив его раболепные, заимствованные из ближневосточных деспотий падения ниц перед императорской особой, разогнал придворный публичный дом предшественника, начал чистку государственного аппарата от запятнавших себя взятками и другими злоупотреблениями чиновников. Особенно жестко Александр подходил к заворовавшимся судьям. Он считал, что на эти должности нужно ставить тех, кто избегает их, а не тех, кто их домогается.
Успешно преодолевая и в отроческие, и в юношеские годы все соблазны деспотической власти, Александр заслужил популярность у сената; народ радовался уменьшению налогов, и только солдаты в первые годы царствования роптали на миролюбивую внешнюю политику молодого кесаря и сокращение расходов на армию, но и их симпатии удалось завоевать повышением воинского жалованья и щедрыми раздачами наград. В повседневной жизни император старался быть и выглядеть примерным семьянином, гостеприимным хозяином дома и хорошим другом.
Высказывания и поступки Александра свидетельствуют о его знакомстве с христианством. Назначая в провинции прокураторов он оглашал их имена, поскольку, как он говорил, «раз христиане и иудеи поступают, таким образом, заранее оглашая имена тех, кто должен быть поставлен в священники, то тем более необходимо делать это в отношении правителей провинции, которым доверяются состояния и жизни людей».
Александр любил повторять «слова, которые он запомнил, услыхав их от каких-то иудеев или христиан»: «Не делай другому того, чего не хочешь самому себе». Он так любил это изречение, что приказал написать его в Палатинском дворце и в других общественных сооружениях». Император, несомненно, покровительствовал христианам «Когда христиане заняли какое-то место, раньше бывшее общественным, а трактирщики возражали против этого, выставляя свои притязания, Александр в своем рескрипте написал: «Лучше пусть так или иначе совершается поклонение Богу, чем отдавать это место трактирщикам».
День императора начинался с молитвы, «он совершал утром священнодействия в своем помещении для даров, где у него стояли изображения обожествленных государей и некоторых особенно праведных людей… Христос, Авраам, Орфей и другие подобные им» (Такой религиозный синкретизм вряд ли понравится современному ортодоксу, но он характерен для римского христианского мировоззрения той эпохи. Римскому религиозному сознанию вообще был свойствен космополитизм. Римляне, заимствовавшие богов с греческого Олимпа, малоазийский культ Кибелы, культы Митры из Ирана, Исиды и Сераписа из Египта, терпимо и даже с любопытством относились и к другим иноземным верованиям, отвергая лишь с их точки зрения деструктивные, связанные с человеческими жертвоприношениями и публичными оргиями, как, например финикийский культ Ваала, который пытался насадить в столице Империи Элагабал.)
По-видимому, Александр Север тайно принял христианство. Его биограф Элий Лампридий прямо утверждает: «Он хотел построить храм Христу и принять Его в число богов. Но этому воспротивились те, которые справившись в священных изречениях, нашли, что если он это сделает, все станут христианами и прочие храмы будут заброшены».
Понятно, что жрецы оказали сопротивление этому намерению Александра, и он не решился на его осуществление. Для публичного исповедания кесарев новой веры, а тем более для ее утверждения в качестве официальной, благоприятные времена и впрямь еще не настали. По подсчетам (весьма приблизительным) историка К. Криста, к середине III века только пять процентов населения Римской империи были христианами, причем проживали они в основном на восточной периферии. В родословной Александра, кстати, имелись сирийские корни, а Антиохия, Дамаск, Эдесса и другие сирийские города являлись тогда наряду с палестинскими городами и Александрией Египетской главными очагами распространения Христовой веры.
Негативному восприятию римлянами христианства способствовали и обособление христиан от языческого мира, и слухами искаженное вероучение, и то, что в первые века христианства оно было религией главным образом маргинальных групп общества, и интеллектуальный скепсис позднеантичной философии.
Как христианин, Александр должен был протестовать против идолослужения, но как правитель и, в силу своего императорского сана, верховный понтифик — главный жрец государственного культа, он был обязан публично посещать храмы и приносить жертвы идолам. Римлянин в частной жизни мог исповедовать любую веру, мог быть даже атеистом, но официальные религиозные ритуалы при этом оставались делом общественным — и потому сакральным, обязательным для всех без исключения. Именно поэтому сокрушительные действия кесаря Элагабала в Пантеоне, воздвигнутом в честь всех богов, и в других римских храмах расценивались как помешательство и глумление над чувствами граждан, и удаление из храмов статуи Юпитера и других богов — покровителей Рима вызвало народное возмущение. В богов уже не верили всерьез — разве что как в доброе предание, часть родной старины, — но в самый Рим, в идею священного и вечного государства, продолжали с гордостью верить.
Слава крестителя Рима ожидала другого кесаря. Названный в честь великого македонца, Александр, тем не менее, не обладал харизматичностью знаменитого тезки. Однако современники могли бы поблагодарить Севера за отдых от великих потрясений, глобальных преобразований и династических смут. Когда императрица-мать однажды упрекнула его в том, что он сделал свое правление слишком мягким и не внушающим уважения к власти, Александр со свойственным ему юмором ответил: «Зато — более спокойным и более продолжительным».
Автор: Татьяна Козлова.
travel-in-time.org
Константин Великий. Принятие христианства.
Константин Великий. Бронза. IV в. Рим.
Около 285 г. н. э. в Наиссусе, у цезаря Флавия Валерия Констанция I Хлора, римского наместника в Галлии, и его жены Елены Флавий родился сын Флавий Валерий Константин. Сам Констанций Хлор был человеком скромным, мягким и учтивым. В религиозном отношении он был монотеистом, поклонялся богу солнца Солу, который во времена Империи отождествлялся с восточными божествами, в особенности с персидским богом света Митрой — богом солнца, богом договора и согласия. Именно этому божеству он и посвятил свою семью. Елена по одним источникам, была христианкой (в окружении Констанция было много христиан, и он относился к ним очень доброжелательно), по другим — язычницей. В 293 г. Констанций и Елена вынуждены были развестись по политическим мотивам, но бывшая жена занимала по-прежнему почётное место при его дворе. Сына Констанций должен был с юных лет отправить ко двору императора Диоклетиана в Никомедию.
К тому времени Христианская Церковь играла уже очень большую роль в жизни Империи и христианами были миллионы людей — от рабов до высших чиновников государства. Много христиан было и при дворе в Никомедии. Однако в 303 г. Диоклетиан под влиянием своего зятя Галерия, грубого и суеверного язычника, решил уничтожить Христианскую Церковь. Начались самые страшные гонения на новую религию общеимперского характера. Тысячи и тысячи людей были зверски замучены за одну принадлежность к Церкви. Именно в этот момент юный Константин оказался в Никомедии и был свидетелем кровавой вакханалии убийств, вызвавшей в нём скорбь и сожаления. Воспитанный в обстановке веротерпимости, Константин не понимал политики Диоклетиана. Сам Константин продолжал чтить Митру-Солнце, и все его помыслы были направлены на то, чтобы укрепить своё положение в той сложной обстановке и найти дорогу к власти.
В 305 г. император Диоклетиан и его соправитель Максимиан Геруклий отказались от власти в пользу преемников. На востоке Империи власть перешла к Галерию, а на западе — к Констанцию Хлору и Максенцию. Констанций Хлор был уже тяжело болен и просил Галерия отпустить его сына Константина из Никомедии, но Галерий оттягивал решение, опасаясь соперника. Только через год Константину, наконец, удалось получить согласие Галерия на отъезд. Смертельно больной отец благословил сына и передал ему командование войсками в Галлии.
В 311 г. страдающий неизвестным недугом Галерий решил прекратить гонения на христиан. Видимо, он подозревал, что его болезнь — «месть бога христиан». Поэтому он позволил христианам «свободно собираться на свои сходки» и «возносить молитвы о безопасности императора». Через несколько недель Галерий умер; при его преемниках гонения на христиан возобновились, правда в меньших размерах.
Максенций и Лициний были двумя Августами, а Константин провозглашён сенатом Главным Августом. На следующий год на западе Империи началась война между Константином и Максенцием, поскольку Максенций претендовал на то, чтобы стать единоличным правителем. Лициний примкнул к Константину. Из 100-тысячного войска, расквартированного в Галлии и находящегося в распоряжении Константина, он смог выделить только четвёртую часть, а у Мак-сенция было 170 тыс. пехоты и 18 тыс. конницы. Поход Константина на Рим начинался, таким образом, в неблагоприятных для него условиях. Языческим богам были принесены жертвы, для того чтобы боги приоткрыли будущее, и их предсказания были плохими. Осенью 312 г. небольшая армия Константина подошла к Риму. Константин как бы бросал вызов вечному городу — всё было против него. Именно в это время религиозному цезарю стали являться видения, укрепившие его дух. Сначала он увидел во сне в восточной части неба огромный огненный крест. А вскоре ему явились ангелы, говорящие: «Константин, сим победишь». Вдохновлённый этим, цезарь приказал начертать на щитах солдат знак имени Христа. Дальнейшие события подтвердили видения императора.
Повелитель Рима Максенций не покидал города, получив предсказание оракула, что погибнет, если выйдет за ворота Рима. Войсками успешно командовали его полководцы, опираясь на огромный численный перевес. Роковым днём для Максенция стала годовщина получения им власти — 28 октября. Сражение вспыхнуло под стенами города, и солдаты Максенция имели явный перевес и лучшую стратегическую позицию, но события как бы подтверждают пословицу: «Кого Бог хочет наказать, того он лишает разума». Внезапно Максенций решил обратиться за советом к «Сивиллиным книгам» (сборник изречений и предсказаний, служивший для официальных гаданий в Древнем Риме) и прочёл в них, что в этот день погибнет враг римлян. Воодушевлённый этим предсказанием, Максенций покинул город и появился на поле боя. При переходе Мульвинского моста возле Рима мост обрушился за спиной императора; войска Максенция охватила паника, они бросились бежать. Сдавленный толпой, император упал в Тибр и утонул. Даже язычники видели в неожиданной победе Константина чудо. Сам же он, конечно, не сомневался, что обязан своей победой Христу.
Именно с этого момента Константин стал считать себя христианином, однако крещения пока не принимал. Император понимал, что укрепление его власти неизбежно будет связано с поступками, противоречащими христианской нравственности, и поэтому не спешил. Быстрое принятие христианской веры могло не понравиться сторонникам языческой религии, которых было особенно много в армии. Таким образом, сложилась странная ситуация, когда во главе империи стоял христианин, формально не являющийся членом Церкви, потому что пришёл он к вере не через поиски истины, а как император (кесарь), ищущий Бога, защищающего и освящающего его власть. Это двусмысленное положение впоследствии стало источником многих проблем и противоречий, но пока, в начале своего правления, Константин, как и христиане, испытывал воодушевление. Отражением этого является Миланский эдикт о веротерпимости, составленный в 313 г. императором Запада Константином и императором Востока (преемником Галерия) Лицинием. Этот закон существенно отличался от указа Галерия 311 г., к тому же плохо исполнявшегося.
Миланский эдикт провозглашал веротерпимость: «Свободы в религии стеснять не должно, напротив, нужно предоставить право заботиться о Божественных предметах уму и сердцу каждого, по собственному его произволению». Это был очень смелый шаг, имевший огромное значение. Провозглашённая императором Константином религиозная свобода надолго осталась мечтой человечества. Сам же император впоследствии не раз изменял этому принципу. Эдикт предоставлял христианам право распространять своё учение и обращать других людей в свою веру. До сих пор это им было запрещено как «иудейской секте» (обращение в иудаизм по римским законам каралось смертью). Константин приказал вернуть христианам всё имущество, конфискованное во время преследований.
Хотя в период правления Константина провозглашённое им равноправие язычества и христианства соблюдалось (император разрешал родовой культ Флавиев и даже строительство храма «своему божеству»), все симпатии власти были на стороне новой религии, и Рим украсила статуя Константина с поднятой для крестного знамения правой рукой.
Император внимательно следил за тем, чтобы Христианская Церковь обладала всеми привилегиями, которыми пользовались языческие жрецы (например, освобождением от казённых повинностей). Более того, вскоре епископам дали право юрисдикции (ведения суда, судопроизводства) в гражданских делах, право отпускать рабов на свободу; тем самым христиане получили как бы свой собственный суд. Через 10 лет после принятия Миланского эдикта христианам было разрешено не участвовать в языческих празднествах. Таким образом, новое значение Церкви в жизни Империи получило юридическое закрепление почти во всех областях жизни.
Политическая жизнь Римской империи между тем шла своим чередом. В 313 г. Лициний и Константин остались единственными властителями Рима. Уже в 314 г. Константин и Лициний вступили в борьбу между собой; император-христианин победил в двух сражениях и добился присоединения к своим владениям почти всего Балканского полуострова, а ещё через 10 лет между двумя соперничающими владыками произошло решающее сражение. У Константина было 120 тыс. пехоты и конницы и 200 небольших судов, а у Лициния — 150 тыс. пехоты, 15 тыс. конницы и 350 больших трёхвёсельных галер. Тем не менее войско Лициния было разбито в сухопутном бою под Адрианополем, а сын Константина Крисп разгромил флот Лициния в Геллеспонте (Дарданеллах). После ещё одного поражения Лициний сдался в плен. Победитель обещал ему жизнь в обмен на отречение от власти. Однако драма на этом не закончилась. Лициний был выслан в Фессалоники и через год казнён. В 326 г. по приказу Константина был убит и его десятилетний сын, Лициний Младший, несмотря на то что его мать, Констанция, была сводной сестрой Константина.
Одновременно с этим император повелел убить и своего родного сына Криспа. Причины этого неизвестны. Одни современники считали, что сын участвовал в каком-то заговоре против отца, другие — что его оклеветала вторая жена императора, Фауста (Крисп был сыном Константина от первого брака), стремясь расчистить дорогу к власти для своих детей. Через несколько лет погибла и она, заподозренная императором в нарушении супружеской верности.
Несмотря на кровавые события во дворце, римляне любили Константина — он был сильным, красивым, вежливым, общительным, любил юмор и отлично владел собой. В детстве Константин не получил хорошего образования, но образованных людей уважал.
Внутренняя политика Константина заключалась в постепенном содействии превращению рабов в зависимых крестьян — колонов (одновременно с ростом зависимости и свободных крестьян), укреплении государственного аппарата и увеличении налогов, в широком предоставлении сенаторского звания богатым провинциалам — всё это усиливало его власть. Император распустил преторианскую гвардию, справедливо считая её источником внутригосударственных заговоров. К службе в армии широко привлекались варвары — скифы, германцы. При дворе было очень много франков, и Константин первым открыл варварам доступ к высшим должностям. Однако в Риме император чувствовал себя неуютно и в 330 г. основал новую столицу государства — Новый Рим — на месте торгового греческого города Византия, на европейском берегу пролива Босфор. Через некоторое время новая столица стала называться Константинополем. С годами Константин всё больше и больше тяготел к роскоши, и его двор в новой (восточной) столице был очень похож на двор восточного владыки. Император одевался в пёстрые шёлковые, расшитые золотом одежды, носил накладные волосы и ходил в золотых браслетах и ожерельях.
В целом 25-летнее правление Константина I проходило мирно, если не считать начавшейся именно при нём церковной смуты. Причиной этой смуты кроме религиозно-богословских споров было то, что взаимоотношения императорской власти (кесаря) и Церкви оставались невыясненными. Пока императором был язычник, христиане решительно защищали свою внутреннюю свободу от посягательств, но с победой императора-христианина (пусть пока и не принявшего крещения) ситуация принципиально менялась. По традиции, существовавшей в Римской империи, именно глава государства был верховным арбитром во всех, в том числе и религиозных, спорах.
Первым событием был раскол в Христианской Церкви Африки. Часть верующих были недовольны новым епископом, так как считали его связанным с теми, кто отрёкся от веры в период гонений при Диоклетиане. Они выбрали себе другого епископа — Доната (их стали называть до-натистами), отказались подчиняться церковным властям и обратились к суду кесаря. «Какое безумие требовать суда от человека, который сам ожидает суда Христова!» — воскликнул Константин. Действительно, ведь он даже не был крещён. Тем не менее, желая мира для Церкви, император согласился выступить в роли судьи. Выслушав обе стороны, он решил, что донатисты не правы, и тут же проявил свою власть: их вожди были отправлены в изгнание, а имущество Церкви донатистов конфисковано. Это вмешательство власти во внутрицерковный спор противоречило духу Миланского эдикта о веротерпимости, однако было воспринято всеми как совершенно естественное. Ни епископы, ни народ не возражали. Да и сами донатисты, жертвы гонений, не сомневались в том, что Константин имеет право разрешить этот спор, — они лишь требовали, чтобы гонения обрушились на их противников. Раскол породил взаимное озлобление, а гонения - фанатизм, и настоящий мир в Африканскую Церковь пришёл ещё очень не скоро. Ослабленная внутренними смутами, эта провинция через несколько десятилетий стала лёгкой добычей вандалов.
Но самый серьёзный раскол произошёл на востоке Империи в связи со спором с арианами. Ещё в 318 г. в Александрии возник спор между епископом Александром и его диаконом Арием о личности Христа. Очень быстро в этот спор оказались втянуты все восточные христиане. Когда в 324 г. Константин присоединил восточную часть Империи, он столкнулся с ситуацией, близкой к расколу, что не могло его не удручать, поскольку и как христианин, и как император он страстно желал церковного единства. «Верните мне мирные дни и спокойные ночи, чтобы я, наконец, нашёл утешение в чистом свете (т. е. — единой Церкви. — Прим. ред,)», — писал он. Для решения этого вопроса он созвал собор епископов, который состоялся в Никее в 325 г. (I Вселенский или Никейский собор 325 г.).
Прибывших 318 епископов Константин принял торжественно и с большим почётом в своём дворце. Многие епископы были жертвами гонений Диоклетиана и Галерия, и Константин со слезами на глазах смотрел на их увечья и шрамы. Протоколы I Вселенского собора не сохранились. Известно лишь, что он осудил Ария как еретика и торжественно провозгласил, что Христос единосущен Богу-Отцу. Собор проходил под председательством императора и решил ещё несколько вопросов, связанных с богослужением. В целом для всей империи это было, конечно, торжеством христианства.
В 326 г. мать Константина Елена совершила паломничество в Иерусалим, где был найден крест Иисуса Христа. По её инициативе крест подняли и медленно поворачивали на четыре стороны света, как бы посвящая Христу весь мир. Христианство победило. Но до мира было ещё очень далеко. Придворные епископы, и прежде всего Евсевий Кесарийский, были друзьями Ария. На соборе в Никее они согласились с его осуждением, видя настроения подавляющего большинства епископов, но потом пытались убедить императора в том, что Арий осуждён ошибочно. Константин (всё ещё не принявший крещения!), конечно, прислушивался к их мнению и поэтому вернул Ария из ссылки и предписал, вновь прибегнув к своей императорской власти, принять его обратно в лоно Церкви (этого не произошло, так как Арий умер по дороге в Египет). Всех непримиримых противников Ария и сторонников Никейского собора, и прежде всего нового александрийского епископа Афанасия, он отправил в ссылку. Это происходило в 330-335 гг.
Вмешательство Константина привело к тому, что арианский раскол растянулся почти на весь IV век и изжит был только в 381 г. на II Вселенском соборе (Константинопольский собор 381 г.), но это случилось уже после смерти императора. В 337 г. Константин почувствовал приближение смерти. Всю жизнь он мечтал креститься в водах Иордана, но политические дела мешали этому. Теперь, на смертном одре, больше откладывать было нельзя, и перед смертью его крестил всё тот же Евсевий Кесарийский. 22 мая 337 г. император Константин I скончался в Аквирионском дворце, близ Никомедии, оставив трёх наследников. Прах его погребён в Апостольской церкви в Константинополе. Церковные историки нарекли Константина Великим и провозгласили его образцом христианина.
Значение Константина I Великого огромно. По сути с него началась новая эпоха и в жизни Христианской Церкви, и в истории человечества, получившая название «эпохи Константина», — период сложный и противоречивый. Константин первым из кесарей осознал всё величие и всю сложность сочетания христианской веры и политической власти, первым попытался осознать свою власть как христианское служение людям, но при этом неизбежно действовал в духе политических традиций и нравов своего времени. Константин дал Христианской Церкви свободу, выпустив её из подполья, и за это был назван равноапостольным, но однако он слишком часто выступал арбитром в церковных спорах, подчиняя тем самым Церковь государству. Именно Константин первым провозгласил высокие принципы веротерпимости и гуманизма, но не смог их претворить в жизнь. Начавшаяся дальше «тысячелетняя эпоха Константина» будет нести в себе все эти противоречия её основателя.
www.examen.ru
Император Константин христианин или тайный язычник?
Император Константин христианин или тайный язычник?
4 (80%) 1 voteИмператор Константин Великий, известен в истории как первый римский император, принявший христианство. Однако легенды и археологические свидетельства говорят об обратном. Похоже, Константин скрывал свои религиозные убеждения и этот секрет был под замком многие века.
Константин построил много христианских церквей, включая собор Святого Петра в Риме, Святой Софии в Константинополе, собора в Иерусалиме, Бетлееме и много других.
Он стал императором в 306 году н.э. и правил 31 год.
Согласно легенде, перед битвой у моста Милван в 312 году он увидел огненный крест в небе с надписью «с ним покоришь».
Он понял это знамение как сигнал от Бога принять христианство. Он верил, что получит небывалую силу, божескую поддержку и величайшее в мире королевство, если последует этому знамению.
Его указом христианство стало официальной религией Рима в 324 году.
Вопрос, действительно ли он был истинным христианином или просто искал поддержки влиятельных отцов церкви для достижения своих политических целей?
Его ближайшими совет нивами были бишопы Хосиус, Лактантиус, Эусебус. Кроме этого он назначил на высокие посты много своих людей, принявших христианство. Эти так сказать христианские министры имели много привилегий. Кроме этого он назначил многие привилегии языческим священникам, принявшим христианство. Так они получали солидное денежное вознаграждение и были освобождены от налогов.
Бишопы и их паства были религиозной армией Константина. Но, кроме создания законов, строительства церквей и поддержки священников не заметно чтобы Константин был истинным христианином.
Он поддержал бишопов, выступавших против волшебства частных богослужений языческим богам. Следить за этими законами он поручил второстепенным священникам и сам не был заинтересован в их выполнении.
Он приказал разрушить многие языческие храмы, например, храм Афродиты в Ливане. В качестве предлога он использовал недовольство населения новой религией, а если такого не было, то храмы оставались нетронуты. Кроме этого, если бишоп чувствовал угрозу его деятельности от языческого храма, то храм разрушался под предлогом запрета жертвоприношений или еще чего.
Помимо политических мотивов поддержки растущего числа священников у него был и скрытый мотив, о котором знал бишоп Рима и поддерживал Константина в его тайне.
Секрет заключался в том, несмотря на принятия христианства, Константин по-прежнему поклонялся Богу Солнца и языческим символам.
Истоки его религиозных верований лежат в его детстве. Он вырос в свите императора Константина Хлоруса, который был сторонником неоплатонизма и последователем культа Непокоренного солнца.
Его мать, императрица Елена была христианкой и много путешествовала по Ближнему востоку, разыскивая артефакты, связанные с жизнью Христа.
Согласно ранним преданиям, она была первой, то опознал наиболее важные места, связанные с библией. Константина не интересовали религиозные увлечения матери, и он поклонялся Солнцу или Митраизму.
После принятия христианства Константин построил триумфальную арку в Риме и что интересно она была посвящена не символам христианства, а Непокоренному Солнцу. Во время своего правления он изменил много символов, связанных с язычеством, но не прекратил следовать старым традициям. Он много переименовал из них, но по-прежнему разрешал им поклоняться.
Так, в 321 году он законодательно закрепил празднование Дня солнца как выходного дня для всех.
В 330 году Константин построил колонну, которая является ключом для понимания его религиозных предпочтений. Это была колонна со статуей Бога солнца. Она была построена в центре форума, сейчас известно это место, как площадь Кимберлита в Стамбуле. Сейчас она высотой 35 метров, а в древние времена она была на 15 метров выше.
На вершине ее статуя императора Константина. Она украшена языческими и христианскими символами. Константин изображен как Аполлон с золотой короной, величайшим символом всех королей времен Александра Македонского.
Говорят, что в руках у него фрагмент истинного Креста, а в ногах корзина с фрагментами Креста, амфора, принадлежавшая Марине Магдалене, деревянная статуя Афины Пал лаской их Трои и другие вещи из библейских сказаний.
Византийский император Мануэль Камненос (1143-1180) посчитал этот монумент слишком языческим и приказал поместить на вершине Крест. Монумент много раз был поврежден, но сохранился до сих пор. Сама статуя Константина находится в музее.
Итак, кто Константин? Язычник, христианин или бог?
После смерти Константин стал языческим богом. Археологические свидетельства доказывают, что, как и прежние римские правители Константин считал себя сыном древних богов.
<
p style=»text-align: justify;»> Трудно поверить, что его вера в Христа была такой же сильной как у его матери Елены. Он более похож на умного политика, чем на человека, хотевшего обратить мир в христианство.
Самые интересные статьи:
Похожее
ezoterik-page.com
Христианство – официальная религия Рима
Ну, и мы знаем, что лучший способ погубить любое начинание – это его возглавить. В итоге к этому придёт римская империя. Единой империи нужна единая религия, единый бог, освящающий власть. У Диоклетиана не получилось с его реформой. Стоицизм, как единая философия империи, обанкротился, не состоялся. Значит нужно что-то другое.
И само христианство начинает постепенно приспосабливаться к империи. Уже Павел скажет: «Всякая власть от Бога». Христос учил противоположному. Христос говорил, что власть от дьявола, поэтому отдайте кесарю кесарево, не нужны нам его монеты, которые он чеканит. А мы помним, что дьявол предлагал власть именно Христу, и он – источник власти. А Павел скажет: «Всякая власть от Бога». Христос говорил о равенстве женщин, а Павел скажет, что женщины – сосуд греха, например. То есть начнётся отход, и вся дальнейшая история христианства – это отход от идеалов раннего христианства, от идей самого Христа. Появится множество толкователей. Ересь – слово, первоначально означавшее разномыслие. Павел говорил: «Пусть будут среди вас ереси» (разномыслия, чтобы выявились мудрые). «Ересь» станет словом ругательным, за ересь будут преследовать.
Начнёт выстраиваться иерархия пресвитеров, епископов. На смену коммунизму первых общин, отрицанию собственности придёт милостыня — надо помогать бедным. Но бедность в принципе не отменяется. То есть происходит постепенное приспособление. Христианство обрастает догматами, культами, которых вначале не было; таинствами, которых вначале не было и т.д. Возникают люди, которые начинают толковать и монополизировать право на толкование христианства. Раньше любой мог объявить себя харизматиком (человеком в состоянии благодати), теперь это только церковный чиновник, епископ, пресвитер.
И постепенно христианство идёт на сближение с империей, а империя – на сближение с христианством. То, что изначально было революционной силой, взрывающей античный мир, теперь становится постепенно официальной религией, официальной верой. И в итоге империя принимает религию. Мировая империя нуждалась в мировой религии. А мировая религия принимает империю. Хотя от этого они, конечно, меняются, особенно религия. Но религия в итоге переживёт империю и станет основательницей нового мира, мира средневекового.
Константин первым прекращает гонения на христианство. В 313 году он издаёт знаменитый Медиоланский эдикт (или Миланский эдикт), в котором христианство провозглашается одной из терпимых вер. Христианам разрешается иметь собственность, иметь свои храмы, свои кладбища. До этого у них всё это отнималось. Под эгидой императора Константина в 325 году происходит Первый Вселенский Собор христиан в городе Никея. Император там присутствует, надзирает за всем этим. Принимается символ веры, то есть то, во что следует верить христианам.
Забавно, что Константин сам до конца своей жизни не был христианином. Он крестился только перед смертью и сохранял титул божественного, то есть сам считался богом, и сохранял титул понтифика, то есть главы языческих культов. Получается интересная вещь: церковью руководит язычник. И вмешивается в её дела, и провозглашает, как скажет его наследник, «моя воля – закон для церкви». Происходит такая своего рода сделка. Церковь легализуется, ей разрешается иметь большую собственность, она находится под покровительством империи.
Кстати, система веротерпимости, провозглашённая Медиоланским эдиктом Константина, просуществует недолго. Уже через 50-60 лет начнутся гонения — только уже не на христиан, а на язычников. Церковь гонимая станет церковью-гонительницей. Христиане начнут громить языческие храмы, будет убита женщина-философ, неоплатоник, язычница Ипатия по наущению христианских епископов в Александрии и т.д. Недолго продлится эта стабильность — равновесие между язычеством и христианством.
Итак, происходит сделка. Христианство легализуется, получает собственность, а за счёт этого оно должно поддерживать империю. Император решает вопросы догматики, вмешивается в вопросы, решаемые на соборах. Более того, священники становятся практически чиновниками. Они теперь получают содержание и не должны платить налоги, как все чиновники в империи. Создается такой вот тандем христианства и империи. Это будет иметь огромные последствия. Вот так происходит «приручение» христианства и его дальнейшее распространение. Но моя лекция посвящена не истории христианства, не истории религии, просто это важно для понимания истории Рима.
Далее — Римская империя перед крахом
www.culturhistory.ru
Константин Великий сделал христианство государственной религией
В 313 году от Рождества Христова император Западной Римской империи Константин Великий издал Миланский эдикт, по которому христианство, доселе жестоко преследуемое его предшественниками, объявлялось «дозволенной религией». Через 11 лет, после победы над симпатизировавшими язычеству соперниками, государь стал править всей империей — а христианство стало фактически государственной религией. Именно Константин был, пожалуй, первым и последним в истории императором, правильно понимавшим должные отношения веры и государства.
Сам он, хотя и называл себя «епископом внешних дел Церкви», председательствовал на ее Соборах, крестился лишь на смертном одре. Что, впрочем, ничуть не умаляет его заслуг, за которые он и был причислен к лику святых.
Однако в религиозной сфере святой Константин последовательно проводил политику толерантности. В житии святого Сильвестра, Папы Римского, отмечающегося 2 января по старому стилю, есть любопытный отрывок. После победы константинова войска над армией императора-язычника римские христиане, натерпевшиеся гонений за время правления последнего, хотели полностью изгнать язычников из города — или же заставить принять их христианство. Однако победитель тактично напомнил своим сторонникам, что «Христос желает, чтобы в Него верили свободно, а не по принуждению» — с чем Папа Сильвестр с паствой якобы «радостно согласились».
Но уже после смерти первого Константина его последователи не отличались столь похвальным образом мышления, а потому пришедших к власти христиан уже некому было учить истинно христианской модели поведения. В итоге вера в древних богов стала искореняться усиленными темпами — и не столько из-за осознания язычниками нравственной высоты учения Христа, сколько из-за усиливающихся преследований государственной власти. Вплоть до смертной казни за проведение жертвоприношений по указам императора Феодосия Великого, начиная с 381 года нашей эры.
После этого роль язычества практически сошла на нет — оставшись лишь в виде эпизодических проявлений и просто «пережитков прошлого» даже в христианской среде. Империя приняла единую веру — и казалось, ее мощь от этого только увеличится. Однако, на деле получилось по-другому. И виной тому стали ереси. Точнее отношение к ним государственной власти.
Читайте также: Китайская конфета в христианской обертке
Вообще, само по себе слово «ересь» означает всего лишь «разномыслие», «свободомыслие». И апостол Павел в своем послании к Коринфянам пишет об этом достаточно спокойно: «Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные» (1Кор.11:19) В греческом оригинале Священного Писания, кстати, как раз и употреблено окаянное слово «ереси» — которое явно для спокойствия верующих в Синодальную эпоху было заменено при переводе на более благозвучное «разномыслия». Хотя святые Кирилл и Мефодий отчего-то не боялись сохранять Слово Божье в неприкосновенности, извращая Его даже из самых лучших побуждений — в церковно-славянском варианте цитированная выше фраза звучит как «Подобает бо и ересем в вас быти, да искуснии явлени бывают в вас».
На самом деле, конечно, «ереси» бывают разные. Любой христианин имеет право на свое «богословское мнение» — и, если оно не объявляется им непреложной и общеобязательной для других истиной в последней инстанции, а также не прямо противоречит фундаментальным основам вероучения, имеет право на существование. В первые века христианства число настоящих еретиков можно пересчитать по пальцам. И это действительно люди, с христианством ничего общего не имеющие, такие, как, например «дуалисты», признающие «злое вещество» и «благой дух» — с самостоятельными «злым» и «добрым» Богом.
Разумеется, любая серьезная ересь, извращая веру, сильно мешает спасению. Но насколько оправданно объявление еретиков «отявленными грешниками» и злодеями на основании исключительно содержания доминирующей среди них идеологии? Православие духовно обладает всеми доступными для верующих средствами обретению вечной жизни — но можно ли сказать, что реально существующие церкви сплошь состоят из одних святых? Увы, различие между словами и делами существует повсеместно. Так и самый враждебный учению Христа доктринальный подход не означает повального злодейства всех исповедающих его на словах. Во всяком случае, никто не запрещает христианам сотрудничать с неверующими в чисто мирских делах — что тоже есть выполнение Божьего замысла. Апостол Павел не зря именовал современных ему представителей абсолютно нехристианской римской власти «Божьими слугами» (Рим. 13:4) — поскольку те по мере своих сил старались предотвращать явное зло и беззаконие.
Читайте также: Офиты: поклонники Змея и почитатели Каина
Но после массового притока бывших язычников в Церковь, туда же были перенесены и их любовь к философским спорам. С другой же стороны, та же Церковь как институт с единым вероучением давала большой соблазн выдать свое мнение за единственно правильное — объявив противников «еретиками». Как иронически заметил в этой связи протестантский теолог Гарнак: «Произошла острая эллинизация христианского сознания».
Ситуация усугублялась еще и тем, что теперь христианство стало не только нравственной, но и идеологической опорой государства. Последнее же не могло оставаться в стороне от ожесточенных споров о вере. Созыв Собора, особенно Вселенского, — как раз и есть то, чего добился император, пытаясь получить ответ от собравшихся на него иерархов — что есть правильная вера, а что преступная ересь. Хотя решения на Соборах порой принимались большинством в один голос — меньшинство должно было немедленно признать свою неправоту, под угрозой отлучения от Церкви.
Первым мощным потрясением для Империи стали «арианские споры», которые велись о том, кем является Христос — истинным, единородным и единосущным Сыном Божьим, или же всего лишь «подобносущным», сотворенным, хотя и совершенным существом, по Благодати избранным Богом в спасители человечества. После того, как ожесточенные стычки между православными и арианами, нередко заканчивающиеся кровопролитием, преследования императорами-арианами несогласных (и наоборот) изрядно нарушили мир в Византии IV века — ситуация там несколько стабилизировалась.
Однако арианство укоренилось в Западной Римской империи — особенно среди фактически захвативших ее воинственных германских племен, к тому времени принявших христианство. Что, собственно, в конце концов, и привело к формальному прекращению существования древнего государства в 473 году, когда вождь одной из германских шаек Одоакр, низложивший последнего императора Запада Ромула Августула, отослал знаки его императорского достоинства в Константинополь. А вместо гордого Рима на громадной территории от Италии до Северной Африки остались лишь так называемые «варварские королевства». Правда, слишком долго арианство в них не продержалось — исчезнув, максимум, к VII веку, но о былом единстве когда-то обширной империи можно было позабыть навсегда.
Следующей известной ересью, осужденной на 3-м Вселенском Соборе, стало несторианство, которое утверждало, что в Христе было две личности и две природы — человеческая и божественная. Впрочем, с учетом того, что сторонниками этого мнения были, в основном, византийские интеллектуалы — опасных последствий для государства от начавшегося искоренения этой ереси не произошло.
Но уже через два десятилетия бывшие главные борцы с несторианством, египетские христиане, в массе своей впали в противоположную ересь — монофизитскую. Утверждающую, что в Христе, кроме одной божественной личности (что соответствует Православию), наличествует всего одна, божественная природа — а человечество в Спасителе «поглощено Божеством, как горсть земли океаном». Причиной этому, как нетрудно догадаться, стало излишнее следование египтян монашеским практикам.
Действительно, все подвижники без исключения де-факто относятся к своему телу, как к «ослу, пригодному лишь для того, чтобы довезти до Небесного Иерусалима». Но все же, Священное Писание говорит о том, что после Второго Пришествия Христова все мертвые воскреснут в своих телах, пусть даже и обновленных, нетленных. То есть, забота о плоти, которая, по словам апостола Павла, «есть храм Духа Святого» — не менее важна для верующего, если, конечно, она не мешает примату заботы о духе. А монофизитство, фактически, санкционировало, называло единственно желательным для верующего, лишь голый «спиритуализм» — с чем верующие большей части Византии, гораздо более цивилизованные, чем египтяне, согласиться не могли. Да, византийцы очень уважали монашеские подвиги — но понимали, что у «мирян» свой путь ко спасению.
В итоге, после осуждения монофизитсва на 4-м вселенском соборе в 451 году, в государстве возник опасный раскол — причем больше по географическому принципу. Ведь, хотя в Египте и был назначен православный патриарх — большинство рядовых христиан предпочли верность прежней иерархии. Ситуация то обострялась, доходя до вооруженных мятежей и захвата патриаршего престола, то затихала. Императоры то усиливали репрессии, топытались найти богословские компромиссы, например, в виде «монофелитства», утверждавшего, что хотя в Христе и существует и Божественная, и человеческая природа, но реально проявляется лишь первая.
Читайте также: Крест Господень: от Иерусалима до Рима
Впрочем, такие «полумеры» не удовлетворили ни коптов-монофизитов, ни православных Византии и (тогда еще) Запада. А монофелитство было осуждено на 6-м Вселенском соборе в 680 году. Однако за 40 лет до этого мусульманская конница пророка Мухаммеда без особого труда завоевала и Египет, и всю Северную Африку — поскольку местное население, по большей части ненавидящее византийцев за их религиозные притеснения, не оказало завоевателям почти никакого сопротивления.
Пагубная роль следующей заметной византийской ереси, иконоборчества, не столь очевидна, как в приведенных выше примерах. С одной стороны, императоры-иконоборцы Исаврийской династии стали первыми, кто оказал исламской экспансии эффективное сопротивление. С другой стороны, на уже завоеванных мусульманами и прежде христианских территориях Ближнего Востока проживали иконопочитатели-православные. Рассчитывать создать среди которых «пятую колонну» против иноверцев византийские государи-иконоборцы явно не могли.
В этой связи характерен эпизод из жизни прп. Иоанна Дамаскина, видного богослова и гимнографа VIII века. Он занимал пост министра при дамасском халифе, но жестко полемизировал с иконоборцами. В ответ те оклеветали его перед халифом в том, что Иоанн якобы готов открыть ворота Дамаска византийским войскам — за что мусульмане отсекли святому руку, впрочем, сразу же исцеленную Богородицей, после чего подвижник и удалился в монастырь. Но пример весьма показателен — утверждение в сотрудничестве восточных христиан с вроде бы христианской, но еретической Византией в те времена могло быть только клеветой.
Но, пожалуй, самой губительной (хотя на самом деле, ничтожной) «ересью» для Византии стали споры вокруг знаменитого «Филиокве». Что по латыни означает исхождение Духа Святого не только от Отца (как и принято в Православном Символе Веры), но и от Сына. Прибавка впервые появилась в Испании в VII веке, ей местные православные епископы пытались подчеркнуть в среде ариан высокий статус Сына Божьего. Постепенно он вошел в употребление и во всей Римской церкви. Однако в IX веке византийский патриарх Фотий (кстати, современник и друг святых Кирилла и Мефодия, просветителей славянства) поругавшись с современным ему Папой Римским за контроль над одним из районов Балкан, внезапно изыскал в употреблении «Филиокве» целых четыре группы страшнейших ересей.
И хотя Фотий вскоре был смещен со своего поста (и заменен патриархом Игнатием, которого император сместил, чтобы дать место Фотию), а отношения с Римом у Константинополя наладились — злосчастная «прибавка» к Символу Веры стала своего рода «миной замедленного действия». Которая взорвалась два века спустя — когда Рим и Константинополь взаимно предали друг друга анафеме в 1054 году. Хотя главную роль в этом сыграли, конечно, не лишнее слово — а взаимоисключающие амбиции Папы и патриарха Михаила Керуллария, явно желающего стать таким же «папой», только Константинопольским. Указанный патриарх лично сверг нескольких императоров, а поставленному им Исааку Комнину даже заявил после размолвки: «Печка, я тебя создал — я тебя и разрушу». Но император не стерпел такой наглости, резонно вспомнив, что «помазанник Божий» все-таки он, а не патриарх — и отправил обнаглевшего сверх меры архиклирика в изгнание. К сожалению, ликвидировать уже возникший Великий Раскол это уже не смогло…
Ну, а итогом этого раскола, если говорить коротко, стала гибель государственности и Византии — да, впрочем, и остальных православных государств тоже, в течение XIV-XV веков оказавшихся под турецким игом. Граница которого аккурат совпала с католическим миром, который в случае нужды мог мобилизовать мощные военные ресурсы, которые были не по зубам даже хваленым османским янычарам. Собственно, целых 27 лет — от падения Константинополя в 1453 до полной ликвидации зависимости Руси от Орды в 1480 на карте мира не было ни одной полностью независимой православной державы.
Как видим, попытка смешения церкви и государства в Византии в конце концов оказала последнему «медвежью услугу». Конечно, можно сказать, что в те времена с религиозной терпимостью везде было плохо. Однако это далеко не так…
Читайте самое интересное в рубрике «Религия»
faith.pravda.ru
Император Константин и христианство
Постановка проблемы
Римская империя изначально была империей языческой, со времен Константина она становится империей христианской. Это одно из наиважнейших исторических событий, но в то же время одна из сложнейших проблем. Сам по себе факт неопровержим, и христианская традиция не ошиблась, причислив Константина, как и его мать Елену, к лику святых. Но та же христианская традиция сразу же включила в рассказ об этих удивительных событиях больше чудес, чем было необходимо. Кроме того, история царствования Константина поднимает проблему источников, которая лишь в последние годы получила удовлетворительное решение. Самым важным документом, по крайней мере в том, что касается отношений Константина с христианством, считается «Жизнеописание Константина», приписываемое христианскому писателю Евсевию Кесарийскому. Благодаря недавним исследованиям, в частности крупного бельгийского византиниста А. Грегуара, установлено, что дошедшая до нас книга, возможно, и содержит принадлежащий перу Евсевия текст, но значительная ее часть имеет, безусловно, более позднее происхождение.
Руководствуясь научным методом, следует крайне осторожно относиться к изложенному в тексте, поскольку не исключено, что он написан не современником, лично знавшим Константина, — я имею в виду Евсевия, — а составлен компилятором в конце IV — начале V века. Приведем единственный пример: знамение, которое якобы предшествовало битве с Максенцием у Мильвийского моста. Традиционный рассказ известен: появление в небе светящегося креста и слов «сим победиши», приказ Константина солдатам воспроизвести этот знак на щитах, обращение в христианство, победа. Все это присутствует в «Жизнеописании…», но не упоминается ни в одном другом современном Константину тексте, и, что еще важнее, об этом ничего не знают отцы церкви вплоть до св. Августина включительно. Насколько же правдоподобен этот рассказ и можно ли предположить, что все, касающееся видения, — апокриф?
Доверия заслуживают только два текста, кроме, конечно, официальных панегириков: «Церковная история» Евсевия (в которой, к слову, нет ничего о видении) и трактат Лактанция «О смертях преследователей». Вместе с археологическими, эпиграфическими и нумизматическими источниками они позволяют воссоздать схему, безусловно, далеко не окончательную, но уже значительно от- личающуюся от традиционного рассказа, которая выглядит приблизительно следующим образом. Культ Солнца и христианство. Сначала Константин был язычником, приверженцем культа Солнца. И первое, а возможно и единственное, видение, которое ему когда-либо являлось, было языческим. Мы знаем о нем из панегирика в честь Константина, произнесенного в Трире в 310 г.: в галльском святилище перед ним предстал в сопровождении богини Победы Аполлон с лавровыми венками в руках, внутри венков был знак, который Константин истолковал как обещание долгого царствования. Это видение сыграло важную роль в его жизни: если до этого он не был ревностным сторонником культа Солнца, то теперь стал таковым, и надолго. Свидетельством тому служат монеты, особенно те, на которых изображение Константина соседствует с изображением бога Солнца.
Однако положение христиан в империи менялось, хотя Константин не имел к этому отношения. Настоящий эдикт о веротерпимости издал Галерий в 311 г. В нем провозглашалось признание христианской религии и право христиан на собрания при условии, что они не нарушат общественного порядка; в свою очередь, христианам вменялось молить своего Бога о благоденствии императора и государства. Объяснение появлению этого указа — неожиданного, если вспомнить о жестоких гонениях христиан в то время, — видимо, стоит искать в смятении, охватившем Га-лерия, страдавшего от тяжкой болезни, вскоре приведшей к его смерти. Но также вполне возможно, что власти просто устали, растратив слишком много сил на преследования, бессмысленность которых стала очевидной. Как бы то ни было, именно этот указ о веротерпимости — настоящий, тогда как стойкая традиция ошибочно стремится присвоить заслугу указу, называемому весьма неточно, и мы в этом скоро убедимся, Миланским эдиктом.
В следующем, 312г. произошло знаменитое сражение у Мильвийского моста. Мы уже знаем, что не следует доверять рассказу Псевдо-Евсевия, приведенному в «Жизнеописании Константина». Нам остаются два свидетельства: «Церковная история» и трактат Лактанция. «Церковная история» не упоминает ни о знамении, ни о чем-либо подобном. Лактанций также ничего не говорит о знамении и о светящемся кресте, но рассказывает о сновидении Константина накануне сражения. Константин был якобы предупрежден, что на щитах его солдат должен быть изображен знак, описанный следующим образом: «Буква X, пересеченная сверху изогнутой чертой». Некоторые критики, например А. Грегуар, отвергают это свидетельство, в котором они видят пересказ языческого видения 310 г. Другие полагают, что ему можно верить, и даже находят в нем объяснение монограммы Константина, которую стали интерпретировать как две первые греческие буквы имени Христа. Мы отметим лишь, что никаких фактов, позволяющих утверждать, что в 312 году Константин был христианином, нет.
Не меньшее значение христианская традиция придает 313 г., когда был издан Миланский эдикт — якобы блестящее подтверждение обращения Константина в христианство. Что же произошло в действительности? В 313 г. в Милане прошли переговоры между Константином, победившим Максенция, и Лицинием, собиравшимся устранить Максимина Дазу. Обсуждали ли они политические планы в отношении христиан? Возможно, но точно об этом не известно. Не вызывает сомнений лишь то, что от той эпохи до нас дошли два документа.
Первый документ — латинский текст рескрипта от июня 313 г., направленного Лицинием губернатору Вифинии и вывешенного в Никомидии. В «Церковной истории» Евсевий поместил этот текст на греческом языке. Вовсе не ставя христианство над другими религиями, рескрипт провозглашал свободу совести и в духе умиротворения и справедливости повелевал возвратить христианам конфискованное имущество. Вот что представляет собой документ, называемый Миланским эдиктом и принесший славу Константину. Справедливее было бы назвать его Никомидийским рескриптом, ведь на самом деле речь идет об одном из распоряжений Лициния, предназначавшемся Востоку.
Второй документ — молитва, которую Лактанций (она была сочинена Лицинием или же, по словам Лактанция, дана Лици-нию в откровении) повелел своим солдатам выучить наизусть и прочесть перед решающим сражением против Максимина Да-зы. Молитва эта не чисто христианская, но она ни единым словом не оскорбляет христиан. Это обращение к высшему божеству, отождествляемому приверженцами Митры, или Солнца, со своим богом, а христианами — со своим.
Таковы два текста, благодаря которым мы можем представить себе умонастроения императоров около 313 года. Показательно, впрочем, что оба текста исходят от Лициния и касаются Востока. Не объясняется ли это тем, что Лициний, целиком захваченный в то время борьбой с Максимином Дазой, пытался таким образом привлечь на свою сторону крупные христианские общины Востока? Что касается Константина, то вполне вероятно, что он знал эти тексты и одобрил их, так как сам несколькими месяцами раньше, накануне решающего сражения против Максенция, в том же духе противопоставил многочисленным языческим обрядам противника заявления о веротерпимости и обращения к богу, в котором христиане вполне могли признать своего Бога. Но об этом нам ничего не известно. На сохранившемся золотом медальоне, отчеканенном в императорской мастерской Таррагоны в 313 г., мы видим двойное изображение Константина и солнечного божества. Можно ли считать, что Константин в это время действительно и в полном смысле слова обратился в христианство?
Обращение Константина
Последние исследования, основывающиеся главным образом на нумизматических памятниках, заставляют предположить, что Константин определенно склонился к христианству лишь в 320 г. Произошло ли это по внутреннему убеждению или же повлиял надвигающийся конфликт с Лицинием? «Жизнеописание…» Псевдо-Евсевия объясняет причину войны преследованием христиан Востока со стороны Лициния, что явно неточно. Но, возможно, конфликт, порожденный честолюбивыми притязаниями Константина, постепенно приобрел наряду с прочими формами и религиозный аспект. Поражение Лициния при Адрианополе в 324 г. могло быть воспринято как поражение язычества, а победа Константина — как торжество христианства. Следует отметить, что, победив, Константин вовсе не намеревался провозгласить христианство официальной религией. Если верить в этом Псевдо-Евсевию, а его можно подозревать лишь в том, что он преувеличил приверженность Константина христианству, то после победы император обратился к жителям Востока с посланием, в котором он провозглашал право любого исповедовать свою веру.
Итак, ясно, что говорить об «обращении» Константина следует крайне осторожно. При этом необходимо избегать двух крайностей: во-первых, не стоит забывать, что Константин не скоро пришел к христианской вере и, вероятно, в большей степени под воздействием многих обстоятельств и политических соображений, чем в силу внутреннего озарения, и во-вторых, христианство еще долго представлялось ему религией, превосходившей другие современные ему верования, но не слишком от них отличавшейся. Впрочем, на протяжении всего своего царствования он оставался pontifex maximus (верховным жрецом), и если и хотел очистить язычество от изъянов и самых грубых суеверий, то вовсе не стремился его унизить.
С другой стороны, нельзя отрицать, что Константин всегда интересовался христианским учением, что с самого начала он выказывал по отношению к христианам большую веротерпимость, а затем и большую благожелательность, и что, наконец, в один прекрасный день он непременно должен был обратиться в христианство, поскольку принял крещение. Правда, он откладывал эту процедуру буквально до смерти и был крещен уже на смертном одре. Однако скорее всего это не свидетельствует о равнодушии, в те времена подобное происходило довольно часто: люди таким образом надеялись смыть грехи всей жизни. Более странным выглядит то, что Константин принял крещение из рук епископа-ари-анина. Это побуждает нас сказать несколько слов о взаимоотношениях Константина с церковью.
Константин и церковь
Религия, которая живет и развивается в силу своей внутренней энергии, а такой и было в ту эпоху христианство, не нуждается ни в чем, кроме свободы и безопасности. И Константин, прекрасно осознавая, что он делает, предоставил ей и то и другое. Поэтому «римский мир» покрылся церквами, а внутри растущего христианского сообщества развернулась напряженная богословская деятельность. К сожалению, соответственно росло и количество ересей. Я оставлю в стороне наименее важные, и даже донатизм (хотя именно эта ересь впервые дала Константину повод вмешаться во внутренние дела церкви), чтобы сосредоточить внимание на арианстве. Так называют учение, зародившееся, возможно, уже в III в. в Сирии, но развитое александрийским пресвитером Арием. Арий не признавал равенства трех лиц Святой Троицы. Он утверждал, что если Бог-Отец вечен и не сотворен, то Сын — создание, творение Отца. Иными словами он отрицал единосущность, а косвенно и божественность Христа. Епископ Александрийский отлучил Ария от церкви. Его решение подтвердил один собор, затем отменил другой. В этом споре участвовал весь христианский Восток, и Константину пришлось вмешаться, главным образом во имя сохранения мира.
Не сумев примирить противников, он созвал в 325 г. в Никее первый вселенский собор. После нескольких месяцев споров был принят текст, который подписали все епископы, за исключением двух. Это «Никейский символ веры», признавший, в частности, единосущность Сына Отцу (по гречески — «омоусиос»). Значение Никейского собора не только в том, что, впервые дав четкое определение догмату Троицы, он заложил доктринальные основы христианской религии, но и в том, что на этом съезде, опять же впервые, императорская власть вмешалась в догматические споры. Из этого вытекает вся последующая история отношений между духовной и светской властями.
Я говорю «светской», ибо Константин вмешивается именно как светская власть, можно даже сказать: как власть полицейская. Не похоже, что у императора была какая-либо иная цель кроме сохранения мира и порядка в христианской церкви, превратившейся в одну из важных деталей государственного механизма. Это подтверждают и действия Константина после собора: он становится исполнителем его решений, ссылает в Иллирию Ария и его самых активных сторонников. Судя по дальнейшему отношению императора к арианскому вопросу, им руководили скорее интересы политики, нежели внутренние убеждения. Ничто не подтверждает лучше, что Константин, обычно действовавший энергично и решительно, твердо придерживавшийся бость во время гонений Диоклетиана и отдали властям в соответствии с указом императора священные книги.
Донатисты назвали себя «церковью мучеников» и учили, что церковные таинства не может совершать священнослужитель, запятнавший себя каким-либо видом отступничества или греха. В связи с этим они порвали с церковью Северной Африки и основали свою общину норм морали в повседневной жизни (он сурово наказывал прелюбодеяние, оговоры и т. д.), на деле — не исключено, что из соображений справедливости, — был нерешительный, конформным, склонным «бесконечно подвергать сомнениям уже решенный вопрос» (А. Пиганьоль). Спустя несколько лет после Никейского собора арианство вновь оживилось. Арий был возвращен из ссылки, а его основной противник Афанасий Александрийский — сослан. Какие чувства двигали Константином? Понял ли он, что арианство, по крайней мере на Западе, оказалось сильнее православия? Вызывали ли у него сомнения решения, принятые в Ни-кее? Неизвестно. Полагали, что император находился под влиянием своей сестры Констанции, дружившей с арианским епископом Евсевием Никомидийским. Действительно, именно из рук Евсе-вия Никомидийского Константин принял крещение на смертном одре. Но в то же время — и это его последний противоречивый поступок — он якобы повелел возвратить из ссылки Афанасия, врага Ария.
Таковы последние штрихи, завершающие чрезвычайно сложный портрет Константина-христианина. Безусловно, он ни в коей мере не был «цельным» христианином, как хотела бы нам представить традиция. Если подводить итог его царствованию с этой точки зрения, то можно сказать следующее: христиане не подвергались гонениям, а находились под покровительством. Их религия не была запрещена, но, напротив, дозволена законом. Христианство не имело больше прав, чем язычество, но в действительности его положение было таково, что оно могло окончательно вытеснить последнее. Христианство еще не было государственной религией, но уже стало религией привилегированной. Впервые император принял крещение, а государство занялось внутренними делами церкви. Этого, несомненно, достаточно для доказательства того, что христианская традиция справедливо отводит Константину выдающееся место.
histerl.ru
