Выбирать себе правительство вправе лишь тот народ эссе аргументы: Выбирать себе правительство вправе лишь тот народ, который постоянно находится в курсе происходящего - Управленческое образование

Содержание

Выбирать себе правительство вправе лишь тот народ, который постоянно находится в курсе происходящего

В своем высказывании автор имел в виду, что участвовать в государственных выборах должны те люди, которые следят за развитием своей страны. Они обязаны знать, чем занимаются кандидаты и что хорошего они сделали для будущего своего народа. Каждый голос на выборах — это сигнал того будущего, какое хотят видеть граждане.

Я согласен с автором в том, что, каждый голос за действующую или будущую власть – это ответ граждан на то, каким они видят развитие своей страны. Все решения принимаются в интересах тех, кто пришел на выборы. Но все граждане активными быть не могут, так как не все следят за политикой в стране. Данная проблема является актуальной в современных условиях, потому что большинство граждан не имеет общих знаний о том, какой должна быть власть и что она должна делать для развития своего государства. Сегодня народ не разбирается в политике и не осознаёт ответственности за своё участие в управлении страной. Кроме того, отличия между предвыборными программами партий в современных демократических странах минимальны.

Рассмотрим высказывание с политической точки зрения. Выборы президента или политической партии проводятся тайным голосованием на основе всеобщего равного избирательного права. Избирательное право гарантировано всем, независимо от пола, расы, состояния здоровья, имущественного и социального положения. Участие в выборах всегда добровольное. Никто не в праве заставлять или вынуждать граждан принять участие в голосовании. Но здесь появляется проблема – основная часть населения обладает недостаточной информацией о тех, из которых необходимо выбирать. Соответственно люди ориентируются либо на обещания, либо на общее впечатление от кандидатов. Но для настоящего правильного выбора этих данных недостаточно. Некоторые политики идут на преступление и нанимают голосующих за деньги. Тому, кто стоит на низкой социальной ступени не сложно отдать свой голос за того, кто просит, получив за это скромное вознаграждение.

Обратимся к примерам из истории. В 1933 году в Германии пришёл к власти Адольф Гитлер. После первой мировой войны страна пришла в упадок. Молодая партия нацистов смогла улучшить жизнь немцев в стране: повысили пенсии, начала развиваться промышленность, люди стали получать достойные зарплаты. В Гитлере люди увидели сильного лидера, который смог вселить надежду на счастливое будущее. Не обращая внимания на нацистские действия правящей партии, немцы единогласно проголосовали за него. Но когда народ увидел, как их избранник уничтожает целые нации, было уже поздно. Переизбрать нациста не было возможности. Гитлер оказался самой страшной ошибкой человечества.

Что говорят нам факты общественной жизни. Уже несколько лет подряд российский народ голосует за партию Единая Россия. Многие недовольны ее деятельностью, но продолжают отдавать свои голоса. Происходит это тремя путями:

По принуждению, когда руководитель запугивает своих подчиненных лишением премии, если не проголосуют за ЕР.

По незнанию, когда бабушки на скамейке голосую за ЕР, говоря при этом: «Сказали, что нужно за них голосовать».
По привычке, когда народ просто не знает, что могут дать другие политические партии и голосуют за ЕР, так как те уже давно у власти и жизнь не меняется.

Люди отчуждены от власти, и в большинстве своем готовы голосовать за действующую политическую партию, боясь дальнейших перемен.

Рассмотрев теоретические доводы и конкретные примеры, мы убеждаемся в том, что народ должен разбираться в политике, чтобы выбрать себе правильного вождя. Поэтому каждое демократическое государство должно заниматься политическим просвещением своих граждан.

«Выбирать себе правительство вправе лишь тот народ, который постоянно находится в курсе происходящего» (Т. Джефферсон)

В своём высказывании известный американский философ, политический деятель, просветитель поднимает немаловажную политически-социальную проблему — нежелания граждан принимать активное, добросовестное участие в политической жизни. Данная проблема является актуальной в современном обществе. Смысл данного высказывания состоит в том, что народ, который не знает событий настоящего, не обладает пониманием происходящего не может осознано сделать выбор, принять решение, он является марионеткой в руках личностей, обладающих знанием и информацией. В случаи осознанного выбора народа, в случаи его понимании ситуации он способен выбрать, избрать правительство, хотя это фактически невозможно, в большинстве случаев народ действительно не понимает происходящего. Я согласен с автором в том, что правом выбора правительства должны обладать лишь те, кто действительно владеет информацией, определенными знаниями. Ведь многие люди сейчас выбирают депутатов «методом тыка», не зная ситуации в стране, а просто по личной симпатии. И это не совсем правильно, я считаю, что каждый должен ответственно и осознанно подходить к каждому событию. Из курса обществознания мне известно, что выборы — это процедура избрания кого-либо путём открытого или тайного голосования, также выборы — одна из наиболее распространенных форм участия граждан в общественно-политической жизни страны, то есть через выборы люди способны оказывать влияние на власть. В выборах может участвовать любой гражданин , который на день голосования достиг 18 лет и признан дееспособным, об этом говорит статья Конституции РФ о всеобщем избирательном праве. Как правило, на выборах люди принимают участие в процессе голосования: это могут быть выборы президента, депутатов, политических партий. Возьмём, к примеру, политические партии — объединенные группы людей, непосредственно ставящие перед собой задачи овладеть политической властью в государстве или принять в ней участие через своих представителей в органах государственной власти. Каждая политическая партия выдвигает свою программу это — официальный документ, в котором содержатся намерения и идейные взгляды партии, ее дальнейшие действия в случае победы на выборах в отношении управления государством в различных отраслях, краткое изложение основных положений, требований и целей деятельности политической партии. Для информирования граждан проводится агитационная работа, всевозможные мероприятия, распространение через СМИ. Обратимся за примером к истории. Ещё в древности люди созывали вече — народные собрания, на которых решались важных вопросы. Позже люди выбирали князя-правителя, и выбирать могли лишь мужчины, достигшие определенного возраста. Это означало, что имели голос только те, кто мог непосредственно принимать решения и быть в курсе ситуации.

Таким образом, я пришёл к выводу, что в выборах стоит участвовать, при этом нужно досконально изучить программы всех кандидатов, сравнить и сделать определенные выводы, только после этого нужно отдать свой голос, который возможно может решить исход борьбы.

Сборник идеальных эссе по обществознанию

«Выбирать себе правительство вправе лишь тот народ, который постоянно находится в курсе происходящего» Т. Джефферсон

Показать текст целиком

В своём высказывании Т.Джефферсон пытается донести до нас мысль о том, насколько важна политическая осведомлённость граждан. Он уверен, что избрать достойную верховную власть способно только то общество, члены которого могут правильно понять и проанализировать сложившую в стране и мире ситуацию.
В поддержку Т. Джефферсона говорит то, что осведомлённость о деятельность власти является одним из главных условий развития гражданского общества. Гражданское общество-это сфера самопроявления граждан и созданных ими организаций, направленная на защиту интересов людей. Гражданское общество ставит перед собой цель не захватить власть, а оказывать на неё значительное влияние. Также политической социализацией граждан активно занимаются различные партии. Политическая партия-это организация, объединяющая представителей одной идеологии и нацеленная на получение власти. Представители таких партий как «Яблоко», «ЛДПР», » Единая Россия» и т.д активно выступаю по радио и телевидению, информируя людей о насущных проблемах общества и о том, как именно их партия собирается эти проблемы решать.

Я согласен с позицией Т. Джефферсона. Безусловно, осведомлённость граждан о деятельном власти оказывает огромное влияние на их последующий выбор

Вы видите только 35% текста. Оплатите один раз,
чтобы читать целиком более 6000 сочинений сразу по всем предметам

Доступ будет предоставлен бессрочно, навсегда.

Критерии

1 из 1К1Раскрытие смысла высказывания
0 из 2К2Характер и уровень теоретической аргументации
1 из 2К3Качество фактической аргументации
ИТОГО: 2 из 5

Готовые сборники сочинений и эссе от экспертов

✅ 46 идеальных эссе по истории

✅ 30 образцовых эссе по обществознанию

✅ 55 сочинений по литературе от эксперта

✅ Подготовка к ЕГЭ по литературе для ленивых

Democracy

Никто не рождается хорошим гражданином, ни одна страна не рождается демократией. Однако оба эти процесса продолжаются на протяжении жизни. И молодежь должна быть вовлечена в них с самого своего рождения.

Кофи Аннан

Что такое демократия?

Слово демократия происходит от греческих слов «demos» («народ») и «kratos» («власть»), таким образом демократию можно понять как «власть народа»: способ правления, который зависит от воли народа.

Существует много разных моделей демократического управления в мире, и иногда легче понять идею демократии с точки зрения того, что ею не является. Демократия, в этом случае, это не автократия или диктатура, когда правит один человек; и не олигархия, когда правит небольшая часть общества. Должным образом понимаемая демократия не должна быть «правлением большинства», если это означает, что будут полностью игнорироваться интересы меньшинства. Демократия, по крайней мере, в теории, это правление от имени всего народа, что соответствует его «воле».

Если в условиях демократии правит народ, то существуют ли в мире подлинные демократии?

Зачем нужна демократия?

Идея демократии черпает свою нравственную силу – и притягательность для народа – из двух основных принципов:
1. Индивидуальная самостоятельность: идея состоит в том, что никто не должен подчинять- ся правилам, навязанным другими людьми. Народ должен иметь возможность контролиро- вать свою собственную судьбу (в разумных рамках).
2. Равенство: суть заключается в том, что у каждого человека должна быть одинаковая возможность влиять на решения, затрагивающие людей в обществе.

Эти принципы сами по себе привлекательны и они помогают понять, почему демократия столь популярна. Разумеется, мы все считаем, что справедливо было бы, что у нас были равные возможности, как и у любого другого человека, выносить решения в отношении общих правил!

Проблемы возникают тогда, когда мы начинаем размышлять над тем, как воплотить эти принципы на практике, поскольку нам нужен механизм для принятия решения о том, как учесть при этом противоречивые взгляды. Демократия в этой связи предлагает простой механизм, как правило, это «правление большинства»; однако правление большинства может означать, что интересы некоторых людей так никогда и не будут представлены. Более приемлемый подход к представительству интересов всех и каждого – это решения, принимаемые на основе консенсуса, когда задача состоит в том, чтобы найти точки соприкосновения интересов.

Каковы преимущества и недостатки принятия решений консенсусом по сравнению с правлением большинства? Как принимаются решения в вашей молодежной группе?

Развитие демократии

Древняя история

Создание самой первой демократии приписывается древним грекам, хотя почти наверняка есть еще более ранние примеры первобытной демократии в других регионах мира. Греческая модель была создана в 5 веке до нашей эры, в Афинах. Среди моря автократий и олигархий – что было нормальной формой правления в ту эпоху – афинская демократия явно выделялась. Однако по сравнению с тем, что мы понимаем под демократией сегодня, афинская модель имеет два важных отличия:

1. Это была форма прямой демократии – иными словами, вместо выборных представителей, правящих от имени народа, сам «народ» встречался, обсуждал вопросы правления и затем осуществлял политику.

2. Такая система была возможной частично потому, что «народ» был весьма ограниченной категорией. Те, кто мог участвовать в демократии напрямую, представляли собой лишь малую часть населения, ибо женщины, рабы, иностранцы – и, разумеется, дети – были из нее исключены. Количество людей, участвовавших в этом процессе, тем не менее, было намного большим, чем современная демократия: вероятно, в политике напрямую участво-вало около 50 000 человек из общего населения примерно в 300 000 человек.

Каковы преимущества и недостатки прямой демократии?

Демократия в современном мире

В наше время существует столько же разных форм демократии, сколько есть демократических государств в мире. Нет двух совершенно одинаковых систем, и ни одна система не может быть взята за «образец». Существуют президентские и парламентские демократии, демократии, являющиеся федеральными или же унитарными, демократии, использующие пропорциональную систему выборов, а также те, где используется система мажоритарная, есть демократии, являющиеся монархиями – и т.д.

То одно, что объединяет современные системы демократии и что также отличает их от древней модели – это использование представителей народа. Вместо того, чтобы напрямую участвовать в законотворчестве, современные демократии используют выборы для отбора представителей, которые направляются народом для того, чтобы править от его имени. Такая система известна как представительная демократия. Она может претендовать на «демократичность», потому что она, по крайней мере в определенной степени, основана на двух принципах, которые приведены выше: это равенство для всех (один человек – один голос) и право каждого человека на определенную степень личной автономии.

Каковы преимущества и недостатки прямой демократии?

Совершенствование демократии

Люди часто говорят о том, что страны «стали» демократиями, после того как они начали проводить относительно свободные и открытые выборы. Однако демократия подразумевает много большее, чем просто справедливые выборы, и поэтому когда мы пытаемся оценить, насколько демократичной является та или иная страна, действительно больше смысла думать о такой идее, как воля народа, чем об институциональных или избирательных структурах. Демократию легче понять как то, чего у нас всегда есть больше – или меньше – чем то, что либо присутствует, либо отсутствует.

Демократические системы почти всегда можно сделать более инклюзивными, больше отражающими пожелания все большего числа людей, и более чувствительно реагирующими на их влияние. Иными словами, существуют возможности улучшить «человеческую» составляющую демократии, включая все большее число людей в процесс принятия решений; есть также пространство и для улучшения такого компонента демократии, как «власть» или «воля», путем предоставления большей власти народу. Борьба за демократию на протяжении всей истории была, как правило, сосредоточена на том или ином из этих аспектов.

В наше время в большинстве стран мира у женщин есть право голоса, однако эта борьба завершилась победой сравнительно недавно. Как говорят, Новая Зеландия стала первой страной в мире, которая ввела у себя всеобщее избирательное право – в 1893 году, хотя и там женщинам было предоставлено право выдвигать свою кандидатуру в парламент лишь в 1919 году. Многие страны сначала предоставили женщинам право голоса, а лишь спустя несколько лет разрешили им выдвигать свои кандидатуры на выборные посты. Саудовская Аравия предоставила женщинам право голоса на выборах лишь в 2011 году.

В наши дни даже в твердо установившихся демократиях существуют другие группы в обществе, которые обычно включают иммигрантов, трудящихся-мигрантов, заключенных и детей, которым не предоставлено право голоса, хотя многие из них могут платить налоги и обязаны подчиняться законам соответствующей страны.

Заключенные и избирательные права

Заключенным разрешено голосовать в 18 европейских странах.
Право голоса заключенных ограничено в 20 странах, в зависимости от таких факторов, как длительность тюремного заключения или же серьезность совершенного преступления или типа выборов.
В 9 европейских странах заключенным вообще не разрешено голосовать на выборах.
Право голоса у заключенных, стандартная справка библиотеки Палаты общин SN/PC/01764, последнее обновление в 2012 году, http://www.parliament.uk/briefing-papers/SN01764
По делу «Херст (Hirst) против Великобритании» в 2005 году Европейский суд постановил, что общий запрет заключенным участвовать в выборах в Соединенном Королевстве нарушает статью 3 Протокола № 1 Европейской конвенции, в которой говорится, что:
«Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются проводить с разумной периодичностью свободные выборы путем тайного голосования в таких условиях, которые обеспечивали бы свободное волеизъявление народа при выборе органов законодательной власти».

Может ли быть обоснованным исключение некоторых групп общества из демократических процессов?

Демократия и участие

Наиболее очевидным способом участия в управлении является голосование или же выдвижение кандидатуры на выборах и получение места представителя народа. Однако демократия это намного большее, чем просто участие в выборах, и есть множество других способов участвовать в политике и в управлении страной. Действительно, эффективное функционирование демократии зависит от обычных людей, которые как можно больше используют эти другие средства. Если же люди лишь голосуют раз в четыре или пять лет – или вообще не голосуют – и если в промежутке они ничего не делают, то нельзя сказать, что правление в стране осуществляется «народом». И трудно назвать такую систему демократией. Более подробно вы можете прочитать о формах участия в разделе «Гражданственность и участие». Вот лишь некоторые идеи – возможно, тот минимум, который необходим для членов парламента для того, чтобы они могли демократическим образом действовать от вашего имени:

Необходимо быть информированным о том, что происходит и что решается «от имени народа», и, в частности, о решениях и действиях вашего собственного представителя.
Добивайтесь того, чтобы ваше мнение узнали – либо ваши представители в парламенте, либо СМИ, или в группах, работающих по конкретным вопросам. Без обратной связи с «народом», руководители могут руководить лишь по собственной воле и в соответствии со своими приоритетами.
Когда решения представляются недемократичными или противоречат правам человека или даже когда вы просто чувствуете возмущение в связи с этими решениями, добейтесь того, чтобы ваш голос был услышан, и чтобы политика могла быть пересмотрена. Наиболее эффективным способом для этого является, вероятно, объединение с другими людьми, для того чтобы ваш голос звучал громче.
Голосуйте, когда возникает такая возможность. Если люди не голосуют, то и выборные лица становятся на деле неподотчетными.

Участвовали ли вы в какой-либо подобной форме (или в иной форме) жизни общества?

Демократия и права человека

Связи между правами человека и демократией глубоки и при этом носят двусторонний характер: одно в определенной степени зависит от другого и является неполным без другого.

Прежде всего, ценности равенства и самостоятельности – это и ценности прав человека, а право принимать участие в управлении является само по себе правом человека. В статье 21 Всеобщей декларации прав человека (ВДПЧ) говорится, что «Воля народа должна быть основой для власти правительства»: таким образом, демократия, в действительности, является единственной формой правления, которая соответствует правам человека.

Однако «демократия» неполна без тщательного соблюдения прав человека. Настоящее участие в управлении практически невозможно без того, чтобы не соблюдались основные права людей. Рассмотрите в качестве примеров следующее:
1. Свобода мысли, совести и религии (статья 18 ВДПЧ). Это одно из первых прав, которые имеют важнейшее значение в демократии: людям необходимо иметь возможность свободно думать, придерживаться любых взглядов, имеющих важное значение для них, при этом не будучи за это наказанными. На протяжении истории правительства стремились ограничить это право, поскольку они боятся, что если люди будут думать о других формах правления, то это поставит под угрозу существующую систему. Таким образом, они бросали людей в тюрьму лишь за то, что у них были «неправильные» мысли. (Такие люди известны как «узники совести».) Однако общество без плюрализма взглядов является не только нетерпимым; оно ограничивает свои собственные возможности развиваться в новых и возможно более совершенных направлениях.

2. Свобода выражения мнения (статья 19 ВДПЧ). Важно не только иметь возможность думать то, что вы хотите, но и во всеуслышание выражать свое мнение, независимо от того, каким оно может быть. Если людям препятствуют в обсуждении своих взглядов с другими людьми или в том, чтобы представлять их в СМИ, как они могут «участвовать» в управлении страной? Их мнение будет просто исключено из возможных рассматриваемых альтернатив.

3. Свобода мирных собраний и ассоциаций (статья 20 ВДПЧ). Это право позволяет вам обсуждать идеи с другими людьми, которые этого пожелают, создавать группы по интересам или группы лоббирования или собираться для того, чтобы протестовать против тех решений, с которыми вы не согласны. Возможно, такая деятельность часто неудобна для правительств; однако чрезвычайно важно, чтобы разные точки зрения становились известны и учитывались. И это часть самой сути демократии.

Это лишь три права человека, которые неразрывно связаны с идеей демократии, но любое нарушение других прав человека также повлияет на то, в какой степени разные люди могут принимать участие в управлении страной. Бедность, плохое здоровье или отсутствие жилья – все это может затруднить для человека то, чтобы его голос был услышан и снизить влияние его выбора, по сравнению с другими людьми. Такие нарушения прав почти наверняка приведут к тому, что соответствующее лицо не сможет занять выборное место.

Насколько эти три вида «демократических» прав (перечисленных выше) соблюдаются в вашей стране?

Проблемы демократии

Апатия избирателей

На протяжении ряда лет существует озабоченность в отношении положения демократии, а какойто мере особенно в более устойчивых демократических странах. Многое связано со снижающимся уровнем участия граждан в выборах, что, по-видимому, свидетельствует об отсутствии интереса и вовлеченности со стороны граждан. Низкий уровень явки на выборах ставит под вопрос легитимность так называемых демократически выборных представителей, которые в некоторых странах фактически избираются меньшинством избирателей.

Выборы и апатия

Явка на выборах в Европейский парламент каждый год после первых выборов, состоявшихся в 1979 году, снижается. В 2009 году лишь 43% избирателей использовали свое право голоса, а в некоторых странах явка составила лишь 34%.
На национальных выборах в Европе явка избирателей чуть превышает 50% в некоторых странах и составляет более 90% в других
Некоторые государства, например Греция и Бельгия в Европе, сделали участие в выборах обязательным. В таких странах, конечно, явка выше, чем в среднем в тех странах, где голосование является добровольным.

Какая доля избирателей голосовала в вашей стране на самых последних выборах?

И хотя то, что люди все меньше голосуют на выборах, представляет собойопределенную проблему, есть некоторые исследования, которые указывают на то, что участие в разных формах действий в наши дни даже повышается, например, в группах давления, гражданских инициативах, консультативных органах и т.д. Эти формы участия столь же важны для эффективного функционирования демократии, как и явка избирателей на выборах, а может даже и больше.

Демократия и гражданское участие

Так называемая «арабская весна», когда массы людей – многие из них молодые – вышли на улицы для того, чтобы выразить свою неудовлетворенность политикой правительства, продемонстрировала новый уровень участия в тех странах, которые традиционно не рассматривались как демократические. И в Европе, даже в более традиционных демократических странах, «власть народа» приобрела новое значение: во многих странах студенты протестовали против попыток правительств установить плату за образование. Профсоюзы выводили людей на улицы для протестов против последствий экономических сокращений. Кроме того, автономные группы активистов изобрели новые, творческие формы проведения демонстраций против изменения климата, власти огромных корпораций, ликвидации основных государственных услуг, а также против репрессивных мер со стороны полиции.

Правление большинства

Существуют две проблемы, которые неразрывно связаны с понятием представительной демократии, и это касается интересов меньшинства. Первая проблема заключается в том, что интересы меньшинства часто не представлены через избирательную систему: это может происходить тогда, когда членов меньшинства слишком мало, чтобы достичь минимума, необходимого для любого представительства. Вторая проблема состоит в том, что даже если меньшинство представлено в законодательном органе, оно будет составлять меньшинство представителей, и поэтому им не удастся собрать необходимые голоса, для того чтобы победить представителей большинства. По этим причинам демократию часто называют «правлением большинства».

Правление большинства, если это не сопровождается гарантией права человека для всех, может привести к таким решениям, которые будут наносить ущерб меньшинствам, и тот факт, что эти решения отражают «волю народа», не может служить в данном случае оправданием. Основополагающие интересы меньшинств, а также большинства должны быть гарантированы в любой демократической системе благодаря соблюдению принципов прав человека, усиленных эффективным юридическим механизмом, независимо от воли большинства.

Если большинство населения выступает за то, чтобы лишить некоторых людей прав человека, считаете ли вы, что «решать должен народ»?

Подъем национализма

Связанная с этим проблема – это тревожные тенденции, наблюдаемые по всей Европе, роста поддержки экстремистских правых партий. Эти партии часто играли на националистических чувствах и делали своей мишенью некоренных членов общества, особенно искателей убежища, беженцев и членов религиозных меньшинств, причем часто прибегая к актам насилия. В свою защиту эти партии часто заявляют о поддержке среди населения и о принципе демократии, ибо они якобы представляют мнения большого количества людей. Однако когда эти партии выступают за насилие в любой форме и когда они не соблюдают права человека каждого члена населения, то у них мало оснований ссылаться на демократические принципы.

В зависимости от масштабов этой проблемы и, в частности, культурного контекста, может возникнуть необходимость в ограничении права на свободу выражения мнения определенных групп, несмотря на важность этого права для демократического процесса. Большинство стран, например, имеют законодательство, направленное против возбуждения расовой ненависти. Это рассматривается Европейским судом как приемлемое ограничение свободы выражения мнения, обоснованное необходимостью защищать права других членов общества или структуру общества в целом.

Отличается ли каким-либо образом национализм от расизма?

Молодежь и демократия

У молодых людей часто нет даже права голоса, поэтому как они могут участвовать в процессе демократии? Многие люди ответят на этот вопрос, заявив, что молодежь не готова быть частью такого процесса и что только, когда молодым людям исполнится 18 лет (или же они достигнут такого возраста, с которого в их стране им предоставляется право голоса), они смогут участвовать в жизни общества.

В действительности многие молодые люди проявляют политическую активность задолго до того, как они могут участвовать в выборах, и в некоторых смыслах результативность такой деятельности может быть даже выше, чем тот один голос, который они получат в дальнейшем – и могут решить его использовать или не использовать – для того чтобы проголосовать раз в четыре или пять лет. Политики очень часто стремятся обратиться за голосами молодежи, и поэтому они, скорее всего, будут больше прислушиваться к проблемам молодых людей.

Многие молодые люди участвуют в деятельности экологических групп или же в других группах протеста, ведущих кампании против войны, против эксплуатации со стороны крупных корпораций или против детского труда. Возможно, один из наиболее важных путей участия молодежи в жизни сообщества и в политической деятельности – это активность на местном уровне: именно там молодежь может глубже осознать конкретные вопросы, которые вызывают у них озабоченность, и те, с которыми она непосредственно сталкивается, и именно там молодежь может достичь прямых результатов.

Демократия касается не только национальных и международных вопросов: она должна начинаться в нашем непосредственном окружении! Молодежные организации – это одна из возможностей, благодаря которым молодые люди приобретают опыт и практикуют демократию, и поэтому эти организации играют в ней важную роль при условии, разумеется, что они независимы и демократичны в своей деятельности!

Если 16-летние считаются достаточно зрелыми для вступления в брак и для того, чтобы работать, то должны ли они иметь возможность голосовать?

Работа Совета Европы

Демократия является одной из основных ценностей Совета Европы, наряду с правами человека и верховенством права. В Совете Европы имеется ряд программ и публикаций, направленных на совершенствование и обеспечение будущего демократии. В 2005 году на третьем Саммите глав государств и правительств Совета Европы был учрежден Форум за будущее демократии. Цель данного Форума состоит в том, чтобы «укреплять демократию, политические свободы и участие граждан через обмены идеями, информацией и примерами наилучшей практики». Встречи Форума происходят каждый год, в них участвуют около 400 участников из 47 государств-членов и государств-наблюдателей Совета Европы.

Поддержка развития и реализация стандартов демократии осуществляется Европейской комиссией за демократию через право – также известной как Венецианская комиссия, которая является консультативным органом Совета Европы по конституционным вопросам. Данная Комиссия ведет особо активную работу по оказанию поддержки при подготовке новых конституций или законов о конституционных судах, избирательных кодексах, правах меньшинств и юридических основах демократических институтов.

Помимо этой нормотворческой работы Совет Европы продвигает демократию и ее ценности через программы, посвященные демократическому участию, воспитанию демократической гражданственности и молодежному участию, ибо демократия – это намного больше, чем просто голосование на выборах!

World Report 2020: Китай как источник глобальной угрозы правам человека

Неважно, где я буду, какой паспорт у меня будет. Меня все равно будут терроризировать [китайские власти], и я ничего не могу с этим поделать.
— Уйгур-мусульманин с гражданством ЕС в Вашингтоне, сентябрь 2019 г.

Китайское правительство видит в правах человека экзистенциальную угрозу для себя, и действия, которые оно в связи с этим предпринимает, чреваты экзистенциальной угрозой для прав человека в глобальном масштабе.

Коммунистическая партия Китая, опасаясь утратить монополию на власть в случае политической либерализации, выстроило в стране суперсовременную оруэлловскую сеть тотальной государственной электронной слежки и изощренную систему интернет-цензуры, чтобы выявлять и пресекать любую несанкционированную критику. За рубежом растущее экономическое влияние используется Пекином как для принуждения критиков к молчанию, так и для развертывания самого мощного наступления на глобальную систему гарантий прав и свобод человека со времени начала ее формирования в середине XX века.

Усилия властей долгое время уделялись были сосредоточены на создании и отладке «Великого китайского файрвола», чтобы до внутренней аудитории не доходила никакая внешняя критика в адрес партии и государства. Теперь власти все больше переходят к нейтрализации уже самих источников критики – вне зависимости от того, идет ли речь о зарубежных правительствах, корпорациях и университетах или об отдельных выразителях реального или виртуального протеста.

Только в сегодняшнем Китае государство одновременно отправляет на принудительное политическое перевоспитание миллион представителей этнического меньшинства и при этом дотягивается до каждого, кто рискнет выступить против репрессий. Разумеется, серьезные нарушения прав человека совершаются и в других странах, но нигде больше правительство настолько энергично и демонстративно не играет политическими мускулами, чтобы подорвать международные стандарты прав человека и институты обеспечения ответственности.

Если не дать этому отпор, то нас ждет антиутопия, в которой никто не избегнет внимания китайских цензоров, а международная система защиты прав человека будет настолько ослаблена, что не сможет больше выполнять роль ограничителя произвола государства.

Конечно, китайские власти и компартия – это не единственный на сегодня источник угроз правам и свободам, и о других угрозах подробно рассказывается в нашем Всемирном докладе – 2020.

Стороны многих вооруженных конфликтов, таких как сирийский и йеменский, открыто попирают международные договоры и обычаи, призванные ограждать гражданское население от опасностей войны, будь то запрет на применение химического оружия или запрет на бомбежки больниц.

Во многих странах популисты автократического толка приходят к власти на волне демонизирования меньшинств, после чего закрепляются, нейтрализуя сдержки и противовесы, включая независимых журналистов, судей и активистов. Некоторые, как президент США Дональд Трамп, премьер-министр Индии Нарендра Моди и президент Бразилии Жаир Болсонару, пытаются накинуть узду на тот же самый свод международных норм о правах человека, который хочет выхолостить и Китай, продавая публике историю о борьбе с «глобалистами», берущимися утверждать, что правительства всех стран должны подчиняться одним и тем же стандартам.

Некоторые государства, на внешнеполитическую поддержку прав человека со стороны которых когда-то можно рассчитывать хотя бы время от времени, во многом охладели к этим вопросам. Другие, поглощенные проблемами у себя дома, на международном уровне действуют вполсилы.

Все это не может не удручать, но даже на таком фоне Китай резко выделяется широтой и напором наступления на права и свободы. В итоге правозащитное движение оказалось в ситуации «идеального шторма»: могучее централизованное государство, компания лидеров-единомышленников, дефицит лидерства со стороны тех стран, которые могли бы вступиться за права человека, и в довершение картины – довольно разочаровывающая компания разнокалиберных демократий, наперебой пытающихся продать веревку для удушения той самой системы прав, работу которой они, в теории, должны были бы обеспечивать.

Мотивы Пекина

В основе нынешней китайской политики лежит хрупкость власти, основанной на репрессиях, по сравнению с той, которая строится на общественном согласии. После десятилетий впечатляющего экономического роста, который обеспечили сотни миллионов китайцев, получивших определенную свободу и своим трудом поднявшиеся из нищеты, Компартия Китая все еще боится собственного народа.

Внешне уверенная в своем праве представлять народ, КПК опасается последствий, разреши она свободную общественную дискуссию и самоорганизацию политических сил, поэтому и не готово ставить себя под контроль общества.

В результате китайскому руководству приходится справляться с огромной и сложной экономикой без привлечения общества и без дискуссий, которые невозможны без политической свободы. Отдавая себе отчет в том, что при отсутствии выборов легитимность власти в глазах народа во многом определяется экономическими успехами, элита опасается, что замедление экономического роста вызовет нарастание запроса на большее участие граждан в делах государства. Такой запрос – глубинная реальность, и ее не изменить ни националистической пропагандой «китайской мечты», ни победными сводками с неоднозначного фронта борьбы с коррупцией.

На выходе при Си Цзиньпине сложился самый жесткий режим за последние десятилетия. Недолгая и небольшая оттепель, во время которой появились некоторые возможности выражения мнений по общественно значимым вопросам, была решительно прекращена, а гражданские группы и независимая журналистика ликвидированы. Онлайновые дискуссии свернулись под давлением цензуры, и на смену им пришло организованное славословие. Этнические и религиозные меньшинства подвергаются массированным преследованиям. Сломив намечавшейся было тренд на верховенство права, укрепилась привычная для компартии система, при которой закон обслуживает интересы власти. Серьезному испытанию подвергается Гонконг с его ограниченным набором свобод, дозволенных в рамках политики «одна страна, две системы».

Председатель Си стал самым могущественным правителем Китая со времен «Великого кормчего». Он выстроил откровенный культ личности и ликвидировал ограничение срока своего пребывания у власти. В стране идет массированная пропаганда «Мысли Си Цзиньпина», людям предлагается образ будущего в виде сильного, но автократического Китая. Чтобы гарантировать свое главенство над реальными нуждами и чаяниями граждан, партия развернула тотальное наступление на политические свободы, которые могли бы поставить под сомнение единодушную поддержку ее «руководящей и направляющей» роли.

Государство тотальной слежки

В Китае больше, чем где бы то ни было еще, репрессии поставлены на высочайший технологический уровень. В Синьцзяне с его 13 миллионами мусульман (уйгуров, казахов и других тюркских меньшинств) уже обкатана доселе невиданная зловещая система тотальной электронной слежки за населением. Компартия Китая давно хотела иметь возможность отслеживать малейшие признаки инакомыслия, и теперь, при наличии ресурсов и технологий, это становится реальностью, в которую трудно поверить.

Все начиналось под предлогом недопущения повторения насильственных инцидентов, которые несколько лет назад совершали якобы сепаратисты, но затем быстро переросло любые разумные рамки безопасности. Миллион чиновников и членов партии был мобилизован на роль незваных «гостей», которые должны регулярно «навещать» определенные мусульманские семьи, причем иногда даже с ночевкой. Им вменяется в обязанность выявлять «проблемы» и сообщать куда следует, если люди, например, совершают намаз или иным образом проявляют себя как соблюдающие мусульмане, контактируют с родственниками за рубежом или не проявляют достаточной, то есть абсолютной, лояльности КПК.

Такая «работа с населением» составляет лишь вершину айсберга и чем-то напоминает аналоговые технологии в сравнении с цифровыми. Как и в технике, китайские власти быстро перешли на цифру: увешали весь Синьцзян камерами, подключив их к системе распознавания лиц, разработали мобильные приложения, интегрированные с результатами наблюдений «гостей» и данными с электронных контрольно-пропускных пунктов, и организовали обработку всего получившегося массива информации так же, как это делается с большими данными.

На основании получившегося электронного досье принимается решение относительно целесообразности «перевоспитания». За последние десятилетия мир не видел сопоставимой по масштабам с Синьцзяном системы лагерей, куда на неопределенный срок отправили на «политическое перевоспитание» не меньшей миллиона мусульман тюркского происхождения. Параллельно возникла система детских домов и школ-интернатов для образующихся при этом «сирот», которых также подвергают идеологической обработке. Впрочем, в обычных школах Синьцзяна зачастую происходит то же самое.

Судя по всему, задача-максимум состоит в том, чтобы полностью лишить мусульман религиозной и этнической идентичности и самостоятельной политической позиции. Чтобы выйти из лагеря, нужно убедить кураторов в том, что ты говоришь по-китайски и думаешь как «правильный» китаец, то есть никакого ислама и безграничная преданность Председателю Си и КПК. Фактически, мы наблюдаем амбициозную попытку тоталитарного режима по воспитанию лояльности методом промывания мозгов.

Аналогичные методы тотальной слежки и формирования поведенческих установок внедряются и в масштабах всей огромной страны. Прежде всего здесь стоит отметить «социальный кредит», с помощью которого государство рассчитывает формировать нужное поведение граждан, снимая баллы, скажем, за такие вещи, как переход улицы в неположенном месте или неуплата штрафа, и начисляя их за «послушание». Итоговый рейтинг благонадежности определяет доступ к желаемым социальным благам, таким как возможность жить в привлекательном городе и отдать детей в привилегированную школу или просто купить билет на самолет или высокоскоростной поезд. Пока политические критерии не включаются в расчет рейтинга, но добавить их не составит большого труда.

Опасность в том, что государство тотальной слежки легко превращается в экспортный товар. Мало найдется стран, которые могли бы позволить себе роскошь, как в Синьцзяне, приставить куратора едва не к каждому потенциальному смутьяну, а вот технологические наработки все больше принимают вид доступных всем желающим готовых решений, и это вызывает интерес у государств, где не слишком принято ценить приватность, — Кыргызстана, Филиппин, Зимбабве. На этом рынке есть предложения не только из Китая, но и из Германии, Израиля и Великобритании, однако Китай берет выгодной ценой, и это привлекает правительства, которые присматриваются к китайскому опыту.

Китайская модель процветающей диктатуры

Многие автократы с завистью поглядывают на китайский набор из успешного экономического развития, стремительной модернизации и внешне незыблемого политического режима. Мало того, Китай не входит в число стран-изгоев. Наоборот: правительству КНР не приходится жаловаться на дефицит международных партнеров, китайского лидера, которого вообще-то напрямую никто не избирал, везде встречают по высшему разряду, и страна проводит такие престижные мероприятия, как зимняя Олимпиада – 2022. Миру предлагается образ открытого, радушного и сильного Китая – при том, что в своей внутренней политике страна все дальше скатывается в жесткую автократию.

Одно время было принято считать, что рост китайской экономики приведет к появлению среднего класса, который рано или поздно заявит о своих правах. Такая перспектива порождала удобный тезис о ненужности давления на Пекин и осуждения репрессий вместо этого достаточно наращивать торговлю с ним.

Сегодня ряды адептов этой оппортунистической логики сильно поредели, но большинство государств нашли новые оправдания, чтобы сохранить статус кво. Они по-прежнему стараются не упускать экономических возможностей, которые дает сотрудничество с Китаем, но теперь уже не претендуют на то, что у них есть стратегия, как улучшить ситуацию с правами человека в этой стране.

На самом деле, Компартия Китая показала, как экономический рост способен укрепить диктатуру, обеспечивая ее ресурсами, которые позволяют тратить на сохранение власти столько, сколько нужно, не стесняя себя в расходах. Можно содержать легионы сотрудников госбезопасности, поддерживать режим цензуры и строить государство тотальной слежки. Наличие у автократического режима мощной ресурсной базы не оставляет рядовым китайцам шансов на то, чтобы хоть в какой-то степени влиять на управление государством.

Такая ситуация – источник наслаждения для диктаторов всего мира. Они теперь могут кивать на Китай и убеждать нас в том, что тоже способны принести своим народам процветание без оглядки на такие ненужные раздражители, как свободная дискуссия или состязательные выборы. История неподотчетных режимов изобилует примерами сокрушительных провалов в экономике, но на это можно с комфортом закрывать глаза.

На каждый пример выдающегося авторитарного реформатора, каким был, скажем, покойный сингапурский лидер Ли Куан Ю, найдется целый сонм тех, кто привел свою страну к краху. Это и Роберт Мугабе в Зимбабве, и Николас Мадуро в Венесуэле, и Абдель Фаттах ас-Сиси в Египте, и Омар эль-Башир в Судане, и Теодоро Обианг Нгема Мбасого в Экваториальной Гвинее. Неподотчетные народу правительства всегда склонны ставить во главу угла собственные интересы – собственную власть, собственную семью, собственное окружение. Чаще всего это ввергает нацию в разруху, застой и беспросветную бедность (порой еще и с гиперинфляцией), когда разваливается все от здравоохранения до экономики.

Даже в Китае на право голоса могут рассчитывать лишь те, кто встроен в систему экономического роста. Чиновники могут на разные лады превозносить экономические успехи, но при этом они не пропускают информацию о растущей пропасти неравенства, дискриминации в доступе к социальной поддержке, селективных уголовных делах против коррупционеров, а также о том, что в сельских районах каждого пятого ребенка бросают родители, отправляясь на заработки вдалеке от дома. Нам не рассказывают ни о принудительном сносе, выселениях, травмах и смертях, которые порой сопровождают гигантские инфраструктурные проекты, ни об инвалидности, приобретаемой из-за небезопасных и нерегулируемых продуктов и лекарств. Доходит до того, что официальная статистика сознательно занижает число людей с инвалидностью.

Кстати, если уж говорить о Китае, то не нужно углубляться далеко в историю, чтобы найти пример того, как дорого может обойтись людям неподотчетное правительство. При той же КПК, которая сегодня продвигает китайское экономическое чудо, десятки миллионов человек полегли во время «культурной революции» и «большого скачка». По историческим меркам это было едва ли не вчера.

Китай против универсальных норм

Чтобы не стать предметом осуждения на международной арене за попрание прав человека в собственной стране, китайское правительство предпринимает попытки выхолостить международные механизмы защиты прав и свобод. Пекин много лет парировал озабоченности других государств, представляя это как вмешательство во внутренние дела, но такая риторика во многом носила дежурный характер. Сегодня Китай перешел к неприкрытому давлению на зарубежные правительства, требуя от них горячей поддержки на международных форумах и солидарного участия в его нападках на всю систему международных гарантий прав человека.

Складывается впечатление, что Пекин методично выстраивает сеть государств-сателлитов, зависящих от него в том, что касается помощи или бизнес-проектов. Несогласные рискуют столкнуться с последствиями, как это было с угрозами в адрес Швеции, когда независимая шведская организация наградила премией гонконгского издателя со шведским гражданством, который перед этим был подвергнут китайскими властями аресту и насильственному исчезновению за выпуск книг с критикой в адрес правительства Китая.

Фактически, сегодняшний Пекин противопоставляет себя базовым целям международной правозащитной системы. Там, где другие видят преследования людей, чьи права нуждаются в защите, китайское руководство усматривает опасный прецедент для самих себя. Пользуясь своим весом и голосом вплоть до права вето в Совете Безопасности, Пекин пытается блокировать попытки ООН защитить самые преследуемые народы, будь то сирийцы, которых без разбора бомбит авиация Москвы и Дамаска, мусульмане-рохинья, которых гонят на чужбину убийства, изнасилования и поджоги со стороны мьянманских военных, йеменцы, которые из-за бомбежек и блокады со стороны аравийской коалиции оказались в ситуации гуманитарной катастрофы, или венесуэльцы, переживающие жесточайший экономический кризис из-за коррумпированного и бездарного управления Николаса Мадуро. Во всех этих ситуациях Китаю удобнее бросить целые народы на произвол судьбы, чем создавать прецедент защиты прав и свобод, который может бумерангом ударить по нему самому.

Пекин редко действует напролом. Чаще он формально присоединяется к международным договорам о правах человека, но потом пытается по-своему толковать их или подрывать их выполнение. Китайская дипломатия научилась имитировать сотрудничество с договорными органами ООН и одновременно саботировать содержательное обсуждение. Своих оппозиционеров китайские власти не выпускают за рубеж, не дают доступ в страну ключевым международным экспертам, мобилизуют союзников, многие из которых сами печально известны собственными репрессиями, и нередко предъявляют откровенную дезинформацию.

Даже в вопросе экономических Пекин не приветствует независимую оценку, поскольку в таком случае речь будет идти не об излюбленном показателе роста ВВП, а о положении не самых благополучных групп общества, включая преследуемые меньшинства и оставшееся в сельских районах население. И конечно, правительство не спешит сдавать экзамен на соблюдение гражданских и политических прав, поскольку положительная оценка предполагает наличие системы подотчетности власти – той самой подотчетности гражданским активистам, независимым журналистам, политическим партиям, независимым судьям и избирателям на свободных и справедливых выборах, которой это правительство всеми силами стремится избежать.

Попутчики

Будучи бесспорным лидером глобального наступления на права человека, Китай к тому же не испытывает недостатка в союзниках. К числу последних принадлежат разного рода диктаторы, авторитарные правители и монархи, имеющие собственный интерес в том, чтобы ослабить систему защиты прав человека, перед которой в противном случае им самим, возможно, в какой-то момент пришлось бы держать ответ. Сюда же подтягиваются правительства, корпорации и даже научные организации, принципиально не имеющие возражений против прав человека, но в первую очередь заинтересованные в том, чтобы так или иначе пристроиться к китайскому экономическому чуду.

Ситуация осложняется тем, что несколько государств, на помощь которых в деле защиты прав человека можно было бы, как прежде, уверенно рассчитывать, сегодня числятся в «пропавших без вести». Президенту США Дональду Трампу интереснее выстраивать союзы с автократами, чем отстаивать попираемые такими союзниками права и свободы. Евросоюзу выработать единую принципиальную позицию по правам человека мешают Брекзит, националистическая повестка отдельных государств-членов и разногласия по миграционным вопросам. Демократические правительства зачастую отделывались символической и избирательной поддержкой даже на фоне новой волны протестов по всему миру, когда в Алжире, Судане, Ливане, Ираке, Боливии, России и Гонконге люди выходили на улицы под лозунгами прав человека, демократии и законности.

Справедливости ради нужно отметить, что всё же не все и не всегда молчаливо соглашаются с китайской позицией. В июле на Совете ООН по правам человека впервые целых 25 государств выразили обеспокоенность чрезвычайными мерами, практикуемыми Пекином в Синьцзяне. Любопытно при этом, что ни одна из этих делегаций не проявила готовности зачитать совместное заявление, как это принято в Совете. Вместо этого, прикрывшись солидарной ответственностью, они представили его в письменном виде. В октябре на Генассамблее Великобритания уже вслух огласила параллельное заявление аналогичной коалиции, но июльская история показывает, до какой степени даже самые принципиальные страны не готовы один на один выступить против Китая. Именно этим, несмотря на масштабы нарушений, во многом объясняется тот статус «вне критики», которым с недавних пор стал пользоваться Китай в международном сообществе.

Пекину не пришлось прикладывать значительных усилий, чтобы мобилизовать группу поддержки. За двумя упомянутыми коллективными демаршами последовала внушительная демонстрация в защиту «мер по борьбе с терроризмом и радикализацией в Синьцзяне», в результате которых у населения повысилось «ощущение счастья, воплощения своих чаяний и безопасности». В числе целых 54-х подписантов этого документа оказались такие общеизвестные страны – нарушители прав человека, как Россия, Сирия, КНДР, Мьянма, Беларусь, Венесуэла и Саудовская Аравия. Можно по-разному оценивать убедительность такой поддержки, но простая арифметика объясняет, насколько трудно приходится тем немногим государствам, которые готовы бросать вызов Пекину по вопросам прав человека.

Казалось бы, на защиту мусульман Синьцзяна должна была встать объединяющая 57 государств Организация исламского сотрудничества (ОИС), как это было во время этнических чисток рохинья в Мьянме. Вместо этого ОИС стала благодарить Пекин за «заботу», которой он «окружает граждан-мусульман». Первую скрипку в этом хоре играл Пакистан, хотя в силу своего статуса в ОИС Исламабад был просто обязан поставить вопрос о нарушениях прав мусульманского населения.

Нельзя не отметить, однако, что входящие в ОИС Турция и Албания поддержали призыв провести независимую ооновскую оценку ситуации в Синьцзяне, а Катар уклонился от поддержки китайского встречного заявления. Всего около половины стран – членов ОИС не стали подписываться под китайскими попытками обелить происходящее в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР). Это важный первый шаг, но этого далеко не достаточно с учетом масштабов нарушений.

ОИС и другие государства из числа тех, которые не склонны идти на обострение с Пекином, также участвовали в пропагандистских поездках в Синьцзян, которые правительство организовывало в ответ на критику его лагерей «политического перевоспитания». Выстраивая «Великую китайскую стену дезинформации», власти рассказывали, что это всего лишь такое «профессионально-техническое обучение» и устраивали визиты делегаций дипломатов и журналистов для организованного знакомились с некоторыми «обучающимися». Малейшей возможности неподцензурного общения с «контингентом» хватало, чтобы этот нехитрый камуфляж рассыпался как карточный домик. Постановочные визиты зачастую были организованы настолько топорно, что их авторы разоблачали сами себя: например, во время одного из посещений контингенту было велено петь – на английском – детскую песенку «Если вы счастливы и знаете это – хлопаем в ладоши!»

По большому счету, организаторы «ознакомительных туров» изначально не ставили перед собой цель всерьез убедить кого-то: нужно было просто обеспечить другим государством удобный предлог, чтобы избавить их от необходимости критиковать китайские власти. Такой фиговый листок, за которым можно спрятаться, своеобразное алиби для равнодушных.

Немногим иначе обстояло дело с приезжавшими в Китай мировыми лидерами, в том числе теми, которые привыкли позиционировать себя активными защитниками прав человека. Например, президент Франции Эммануэль Макрон во время своего визита в ноябре 2019-го публично ничего не сказал о правах и свободах. Чаще всего такое молчание объясняли тем, что соответствующие вопросы ставились перед китайской стороной при закрытых дверях. В то же время нет никаких или почти никаких признаков того, чтобы непубличное обсуждение прав человека приводило к сколько-нибудь ощутимым результатам.

Непубличная дипломатия сама по себе никак не сказывается на репутации правительства, заинтересованного в признании его легитимности и в том, чтобы в мире его принимали как респектабельного члена международного сообщества. Наоборот, протокольные фотографии с излучающими улыбки официальными лицами при публичном молчании о правах человека сигнализирую миру – и, самое важное, китайскому народу, который больше всех в этом заинтересован, — о том, что очередному высокому гостю безразличны репрессии китайских властей.

Слагаемые китайской влиятельности

Отчасти парировать правозащитную критику китайским властям помогает централизованное использование экономических рычагов. Китайский бизнес не может не прислушаться к «мнению партии», поэтому когда Пекину нужно одернуть ту или иную страну, — например, объявив бойкот ее товарам, — то компаниям волей-неволей приходится соблюдать установленные политическим руководством правила игры. В результате любое работающее с Китаем правительство или любая некитайская компания в случае публичного осуждения репрессий рискует не просто разрывом отношений с конкретными контрагентами, а доступом на весь китайский рынок, который составляет 16% мировой экономики. В качестве примера можно привести историю из мира баскетбола, когда после твита генерального менеджера Houston Rockets в поддержку гонконгских демонстрантов отношения с НБА приостановили все 11 официальных китайских партнеров, в том числе сайт путешествий, производитель молока и сеть быстрого питания.

Администрация Трампа относится к числу тех, кто готов жестко разговаривать с Пекином. Самым ярким примером этого служит введение в октябре 2019 г. санкций за причастность к нарушениям прав человека в отношении Бюро общественной безопасности СУАР и восьми китайских технологических компаний. Однако решительное осуждение нарушений прав человека в Китае со стороны официальных лиц США зачастую нивелируется хвалебными отзывами Трампа в адрес самого Си Цзиньпина и других авторитарных лидеров, которым симпатизирует нынешний американский президент: российского Владимира Путина, турецкого Реджепа Тайипа Эрдогана, египетского Абдель Фатттаха ас-Сиси и саудовского Мухаммеда бен Салмана. Не стоит забывать и проблемной политике самой администрации Трампа внутри США, скажем, в вопросе о разлучении детей с родителями на мексиканской границе.

Такая непоследовательность позволяет Пекину не относиться к критике из Вашингтона слишком серьезно. К этому добавляется опрометчивый выход США из Совета ООН по правам человека из-за ситуации вокруг Израиля, усиливший позиции Китая в этом ключевом международном правозащитном органе.

Важным инструментом продвижения китайского влияния стала инициатива Председателя Си «Один пояс, один путь» — комплекс инфраструктурных и инвестиционных проектов на триллион долларов, призванный обеспечить Китаю доступ к рынкам и ресурсам 70 стран. В ситуации, когда альтернативных инвесторов зачастую нет, «Пояс и путь» вполне благожелательно воспринимается развивающимися странами, пусть даже Пекин и перекладывает на них значительную часть издержек.

Методы работы Китая часто приводят к усилению авторитаризма в странах-«бенефициарах». Проекты «Пояса и пути» известны своим внешне привлекательными условиями финансирования, когда получателю кредита не приходится брать на себя дискомфортные для него обязательства. Первыми жертвами такого подхода становятся права человека и экология. Реализация проектов не предполагает никакого или почти никакого взаимодействия с людьми, которых это может затронуть негативным образом. Иногда договоренности заключаются непублично, создавая предпосылки для коррупции. Порой получается так, что все выгоды достаются правящей элите, в то время как долговое бремя ложится на народ.

Некоторые проекты «Пояса и пути» уже заслужили недобрую славу. На Шри-Ланке Китай за долги по кредиту получил в аренду на 99 лет глубоководный порт Хамбантота, в Кении правительство пытается принудительно перенаправлять грузопоток на дорогой маршрут по железной дороге Момбаса – Найроби, построенной на китайский кредит, который теперь нужно отдавать. Некоторые государства, в том числе Бангладеш, Малайзия, Мьянма, Пакистан и Сьерра-Леоне, стали охладевать к проектам «Пояса и пути», не видя в них экономической целесообразности. В большинстве ситуаций безнадежный должник всеми силами стремится сохранить расположение Пекина.

Таким образом, соблазнительные условия китайских кредитов на деле оборачиваются долговой западней и фактически приводят к возникновению отдельного пакета политических обязательств, в том числе в части поддержки китайской линии на подрыв прав человека. В лучшем случае это обязывает молчать, в худшем – аплодировать, когда речь заходит о репрессиях в самом Китае, а также обеспечивать Пекину поддержку в его усилиях, направленных на выхолащивание международных правозащитных институтов.

Так, пакистанский премьер Имран Хан, чья страна является крупным бенефициаром «Пояса и пути», во время своего визита в Пекин обошел молчанием судьбу единоверцев в Синьцзяне, а его дипломаты не пожалели сил, превознося «заботу», которой Китай «окружает граждан-мусульман». Камерун, вскоре после того как Китай списал ему многомиллионную задолженность, разразился аналогичными славословиями, высоко оценив меры властей в Синьцзяне в интересах «полного обеспечения реализации законных прав представителей этнических меньшинств», включая «привычные религиозные практики и верования».

Ориентированные на глобальные операции китайские банки, такие как China Development Bank и Ex-Im Bank of China, расширяют свою деятельность, но не имеют базовых требований к соблюдению прав человека. Аналогичная ситуация и с основанным Китаем Азиатский банком инфраструктурных инвестиций, в политических документах которого фигурируют принципы прозрачности и подотчетности проектов и социальные и экологические стандарты, но не требования выявлять и устранять риски для прав человека. Среди 74 участников этого банка немало государств, правительства которых позиционирую себя как уважающие права человека: это значительная часть Евросоюза, включая Францию, Германию, Нидерланды. Швецию и Великобританию, а также Канада, Австралия и Новая Зеландия.

Подрыв институтов ООН

Мы думали, что этот орган сможет защитить наши права, когда правительство будет их нарушать. Никакой разницы.
— Китайский правозащитник об ООН в Женеве, июнь 2016 г.

Аллергически чувствительное к внешней критике внутриполитических проблем с правами человека, правительство Китая без колебаний прибегает к выкручиванию рук ради сохранения своего имиджа на международных форумах. Поскольку универсальные права человека – это одна из главных уставных задач ООН, эта организация оказывается и одной из главных мишеней Пекина. Давление ощущается на всех уровнях вплоть до генерального секретаря: Антониу Гутерриш не скупится на восторженные отзывы о китайском экономическом успехе и инициативе «Один пояс, один путь», но не спешит публично требовать прекращения практики массовой отправки в лагеря мусульман тюркского происхождения.

В Совете по правам человека Китай постоянно выступает против практически любых предложений о критике в адрес конкретных государств, если только ее не сделают до такой степени беззубой, что на нее согласится даже само критикуемое правительство. За последние годы китайская делегация голосовала против резолюций с осуждением нарушений прав человека в Мьянме, Сирии, Иране, Бурунди, Венесуэле, Никарагуа, Йемене, Эритрее, Беларуси и на Филиппинах. Пекин также пытается исказить логику международного подхода к правам человека, продвигая идею о том, что уважению прав и свобод должно предшествовать достижение определенного уровня экономического развития, и предлагая «взаимовыгодное сотрудничество», в рамках которого права и свободы рассматривались бы не столько как юридически обязывающая категория, сколько как результат добровольного согласия государства.

Когда ситуации в Китае вставала на повестке Совете по правам человека в 2018 и 2019 гг., китайская сторона запугивала ключевые делегации и собирала союзников. Пекин также забил список выступающих, зарезервированный за гражданскими организациями, провластными группами, задача которых сводится к восхвалению действий правительства. Параллельно МИД Китая представлял на рассмотрение откровенно ложную информацию, угрожал делегациям последствиями, если они примут участие в панельной дискуссии по Синьцзяну, и пытался не допустить выступления на Совете представителя профильной независимой организации. В довершение всего Китай смонтировал перед залом заседаний большую фотовыставку со снимками счастливых уйгуров, преисполненных благодарности к властям.

В нью-йоркской штаб-квартире ООН одним из главных приоритетов Пекина было избежать обсуждения его действий в Синьцзяне. Зачастую действуя совместно с Россией, Китай также занимал все более негативную позицию по любым мерам в области прав человека со стороны Совета Безопасности, где у них есть право вето. Например, Пекин ясно обозначил, что не потерпит давления на Мьянму, несмотря на то что ооновская миссия по установлению фактов рекомендовала привлечь высшее военное руководство этой страны к расследованию и уголовному преследованию за геноцид. Вместе с Россией Китай безуспешно противился даже обсуждению в Совете Безопасности гуманитарного кризиса в Венесуэле. В сентябре, когда над трехмиллионным гражданским населением Идлиба нависла угроза неизбирательных ударов российской и сирийской авиации, Китай поддержал российское вето на резолюцию о прекращении огня.

Глобальная цензура

Мы сами себе полиция… Все [участники студенческого кружка] боятся. Один этот страх, я думаю, создает страх, это реально работает.
— Студент университета, Ванкувер, июнь 2018 г.

В дополнение к уже привычным практикам, таким как ограничение доступа к зарубежным СМИ, ограничение иностранного финансирования национальных гражданских групп и отказ в выдаче виз ученым и другим, Пекин, чтобы распространять свою цензуру на критиков за пределами страны, в полной мере использует стремление бизнеса к прибыли. За последние годы вызывающее тревогу число корпораций шли на мировую с Китаем, каясь в собственных прегрешениях или извиняясь за неполиткорректные высказывания своих сотрудников.

Гонконгская авиакомпания Cathay Pacific угрожала местным служащим увольнением за поддержку протестов или участие в них. Гендиректор концерна Volkswagen Герберт Дисс заявил Би-би-си, что «не в курсе» сообщений о лагерях для мусульман в Синьцзяне, хотя с 2012 г. там работает один из заводов группы. Mariott уволила менеджера по соцсетям за лайк твита, в котором компанию похвалили за то, что она назвала Тибет «страной», после чего руководство пообещало «не допускать повторения подобных ошибок». Гигант аудиторского рыка PwC дезавуировала опубликованное в одной из гонконгских газет заявление в поддержку протестов, которое, как утверждалось, было подготовлено сотрудниками «большой четверки». В Голливуде все щепетильнее относятся к тому, чтобы не задеть Китай в своих фильмах – вплоть до цифровой ретуши тайваньского флага на куртке Тома Круза в недавнем сиквеле фильма Top Gun 1986 г.

Список говорит сам за себя. Во-первых, он показывает, насколько мелким может быть повод, вызывающий гнев Китая. Достаточно надежно отгородившись от внешней критики «Великим китайским файрволом» и не жалея средств на цензуру и контрпропаганду в соцсетях, китайское руководство все равно не может сдержаться, когда сталкивается с критикой извне. Помня о столь острой чувствительности, заинтересованные в Китае корпорации часто сами цензурируют себя и собственный персонал – даже без окрика из Пекина.

Во-вторых, становится очевидно, что китайская цензура превращается в глобальную угрозу. Плохо, когда выбирать слова приходится компаниям, которые работают внутри Китая, но еще хуже, если эта цензура распространяется на сотрудников и клиентов по всему миру. В такой ситуации уже не получается делать вид, что подавление свободы слова заканчивается на китайской границе.

Последнее становится все более актуальным для зарубежных университетов. Заинтересованность в привлечении китайских студентов, которые нередко оплачивают полную стоимость обучения, легко может превратиться для университета в удобный предлог, чтобы избегать неудобных тем. В Австралии, Канаде, Великобритании и США некоторые провластно настроенные студенты из Китая пытаются пресекать обсуждение в студенческой среде нарушений прав человека в Гонконге, Синьцзяне и Тибете. С другой стороны, те студенты, которые хотели бы поучаствовать в дебатах о том, что на родине является табу, дважды, если не трижды, подумают, потому что об этом могут «сообщить куда следует». И университеты мало что делают публично для утверждения права на свободу слова.

Эта тенденция усугубляется целенаправленной политикой Пекина, который стремится задействовать китайскую диаспору за рубежом для пропаганды официальной точки зрения, слежки друг за другом и донесения о любой критике в адрес Си Цзиньпина. Например, сотрудники посольства КНР в Вашингтоне на встрече с группой студентов хвалили их за то, что они одернули однокурсника из Университета Мэриленда, позволившего себе в выступлении по случаю начала занятий критиковать китайское правительство.

В самом Китае власти также постоянно запугивают родственников политэмигрантов, чтобы принудить последних к молчанию. Как заметил технолог-консультант из Ванкувера: «Если я стану публично критиковать [КПК], то моих родителей могут лишить всего – пенсии, медицинской страховки». У работающей в Торонто журналистки газеты на китайском языке оставшиеся дома родители подвергались притеснениям из-за дочери: «Я не чувствую здесь свободы слова. Не могу свободно писать».

Угроза цензуры связана и с распространением китайских технологий по всему миру. Популярная у китайцев в стране и за рубежом социальная сеть WeChat, совмещенная с мессенджером, фильтрует политический контент и блокирует аккаунты, даже если их владельцы находятся за пределами Китая.

Варианты отпора

Экстраординарная угроза требует соразмерного ответа. Действительно, есть еще многое, что можно было бы предпринять, чтобы оградить права человека от лобовой атаки Пекина. Какими бы возможностями ни располагало китайское правительство и как бы враждебно он ни было настроено по отношению к правам человека, его подъем как источника глобальной угрозы правам и свободам не является заранее предопределенной неизбежностью. Чтобы дать этому эффективный отпор, потребуется отказаться от господствующей соглашательской позиции и перестать делать вид, что ничего особенного не происходит. Необходим сопоставимый по беспрецедентности ответ со стороны тех, кто все еще верит в мировой порядок, в котором права человека имеют значения.

Правительства, корпорации, университеты, международные институты и другие акторы должны встать на сторону тех китайцев, которые пытаются отстаивать свои права и в стране, и за ее пределами. Главным принципом здесь должно быть то, что нельзя ставить знак равенства между правительством и народом. В таком случае мы будем обвинять весь народ в нарушениях со стороны правительства, которое он никоим образом не выбирал. Вместо этого другие государства должны поддержать критические голоса Китая и публично напоминать миру о том, что в отсутствие подлинных выборов Пекин не имеет права говорить от имени китайского народа.

Точно так же, как правительства перестали убеждать себя и других в том, что торговля сама по себе рано или поздно приведет к улучшению ситуации с правами человека в Китае, пора перестать успокаивать себя ложным тезисом о достаточности непубличной дипломатии. Посещающим Пекин важным персонам, которые уверяют, что обсуждают права человека за закрытыми дверями, следует задать вопрос, слышат ли их простые граждане этой страны, которые как раз и являются главной движущей силой перемен? Вселяет ли в них тот или иной визит надежду или разочарование? Доносится ли до них голос солидарности, или они видят лишь протокольные кадры подписания очередных коммерческих контрактов? Регулярная и публичная постановка вопроса о репрессивной политике китайских властей будет повышать для Пекина репутационные издержки и одновременно сигнализировать жертвам нарушений о том, что не брошены на произвол судьбы.

Китайский тезис о возможности совмещения репрессий с экономическим ростом не будет выглядеть таким уж бесспорным, если раз за разом напоминать о миллионах людей, оставшихся за бортом в самом Китае или о разрушительных последствиях экономических экспериментов таких деятелей, как Роберт Мугабе или Николас Мадуро. Другим аргументом могут послужить истории о том, как диктаторы во всем мире обеспечивают себе личное благополучие, прикрываясь лицемерной риторикой о служении народу.

Правительства и международные финансовые организации должны предложить конкурентоспособные, но учитывающие права человека альтернативы «беспроблемным» китайским кредитам и проектам развития. Используя свое участие в таких организациях, как Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, они должны требовать проектного учета прав человека по верхней планке, вместо того чтобы попустительствовать глобальной эрозии стандартов.

Приверженные правам человека правительства не должны идти на поводу у двойных стандартов «китайской исключительности», которые способны исподволь изменять их политику и позволять Пекину выходить сухим из воды там, где у других государств возникли бы серьезные проблемы. Если они готовы требовать ответственности Мьянмы за то, что происходит в этой стране с мусульманами, то почему такие меры не предлагаются в отношении китайских властей? Почему Китай обходят молчанием, когда говорят о попытках Саудовской Аравии или России выторговать себе немного легитимности? Почему на обсуждение выносятся права человека в Израиле, Египте, Саудовской Аравии или Венесуэле, но не в Китае? Чудовищная политика трамповской администрации, разлучающей семьи на мексиканской границе, вызывает справедливое возмущение, но почему при этом нужно молчать о рукотворном сиротстве в Синьцзяне?

Нужно целенаправленно выстраивать противодействие китайской стратегии «разделяй и властвуй», направленной на нейтрализацию критики. В ситуации, когда каждому правительству приходится в одиночку выбирать между бонусами от экономического сотрудничества с Пекином и выступлением против китайских репрессий, многие предпочтут первое. Но при коллективном отпоре нарушениям прав человека в Китае соотношение сил будет другим. Например, если бы Организация исламского сотрудничества осудила преследования мусульман тюркского происхождения в Синьцзяне, то Пекину пришлось бы «принимать меры» сразу в отношении 57 государств. Китайская экономика действительно огромна, но и она не в состоянии выдержать противостояние со всем миром.

Следуя той же логике, корпорации и университеты должны разрабатывать и продвигать коллективные кодексы поведения применительно к Китаю. Сильные единые стандарты затруднили бы Пекину гонения на тех, кто готов отстаивать основные права и свободы. Такие стандарты также работали бы на усиление фактора принципиальности в публичном имидже. Потребителям было бы проще требовать, чтобы корпоративное и университетское руководство не капитулировало перед цензурными требованиями ради получения китайских заказов, не извлекало прибыли из нарушений китайскими властями прав человека и не способствовало таким нарушениям. Правительства должны ужесточить регуляторный контроль за оборотом технологий, позволяющих Пекину реализовывать тотальную слежку и репрессии, и усилить гарантии неприкосновенности частной жизни, чтобы не допустить неограниченного распространения готовых технологических решений в этой области.

Сказанное тем более относится к университетам, которые должны быть площадкой, где студенты и ученые из Китая могли бы узнавать свое правительство с неподцензурной стороны и критиковать его, не опасаясь слежки и доноса. Университеты также ни при каких обстоятельствах не должны мириться с попытками Пекина ограничивать академическую свободу их студентов, преподавателей и исследователей.

Помимо публичных заявлений, приверженные правам человека правительства должны существенно активизировать усилия по формированию трансрегиональной коалиции с целью внесения в Совете ООН по правам человека резолюции об учреждении миссии по установлению фактов, чтобы мир мог узнать о происходящем в Синьцзяне. Параллельно нужно добиваться вынесения этого вопроса на рассмотрение Совета Безопасности, дав китайскому руководству понять, что его репрессивная политика не останется без последствий.

В более общем плане государства – члены ООН и руководство этой международной организации должны обеспечить сохранение ее роли как независимого голоса в защиту прав человека. Например, до учреждения миссии по установлению фактов важно не отказываться от таких механизмов, как доклады верховного комиссара по правам человека и специальных процедур Совета по правам человека. Если Китаю удастся лишить ООН этой роли, то в этом случае пострадают все.

Приверженные правам человека правительства должны перестать относиться к Пекину как к респектабельному партнеру. Оказываемое китайскому руководству уважение должно определяться реальным прогрессом в правах человека. Любой официальный визит должен сопровождаться публичным требованием о независимом допуске экспертов ООН в Синьцзян. Нужно, чтобы китайские власти поняли, что они не могут рассчитывать на столь ценимую ими респектабельность до тех пор, пока не прекратят преследования собственных граждан.

Что касается более адресных шагов, то китайские чиновники, которые имеют прямое отношение к массовой отправке уйгуров в лагеря, должны стать персонами нон грата. Их банковские счета должны быть заморожены, а они сами должны осознавать о возможности судебного преследования. Китайским компании, которые строят или обслуживают лагеря в Синьцзяне, а также любые компании, которые извлекают выгоду из труда лагерного «контингента» или занимаются поставками аппаратуры слежки и технологий обработки больших данных, должно быть предъявлено публичное требование свернуть такую деятельность.

Наконец, мир должен осознать, что красивая риторика Си Цзиньпина о «сообществе единой судьбы человечества» на самом деле несет в себе угрозу того, что в будущем глобальное видение прав человека будет определяться из Пекина в зависимости от его представлений о целесообразности и допустимости. Пора отдать себе отчет в том, что китайское руководство поставило перед собой цель отвергнуть и переформатировать международную систему гарантий прав человека, основанную на принципе уважения достоинства каждого, из которого следует, что вне зависимости от государственных интересов есть пределы, за которые государство в отношении отдельного человека заходить не вправе.

Если только мы не хотим вернуться во времена, когда человек был всего лишь пешкой в руках властей предержащих, то нынешнему посягательству Пекина на международную систему прав человека должен быть дан отпор. Время занять принципиальную позицию. На кону – десятилетия прогресса в сфере прав человека.

Преступление и наказание

Ставить диагнозы литературным персонажам — рискованное занятие, но многое о психологическом состоянии Раскольникова можно сказать определённо. Попытки проанализировать «Преступление и наказание» с точки зрения медицины делались: психиатр Андрей Петрушин вообще считает роман Достоевского точной историей болезни, которую можно сверять с академическим «Руководством по . В работе Петрушина можно встретить термины «шизоидная акцентуация», «аутизация», «синдром Кандинского — Клерамбо», «ментизм»; всё это, по мнению врача, складывается в картину шизофрении или, мягче, шизотипического расстройства. Различные попытки определить расстройство героя есть и в самом романе. На суде над Раскольниковым защита прибегает к «новейшей модной теории временного умопомешательства»; до этого родные Раскольникова, друг Разумихин, даже следователь Порфирий Петрович постоянно подозревают у него «горячку», «белую горячку»; эти слова встречаются и в авторских репликах, и в замечаниях критиков романа. Но белая горячка — обиходное название алкогольного делирия, а алкоголизмом Раскольников отнюдь не страдает. Его болезненную раздражительность, сменяющуюся апатией, можно приписать неврастении, которая связана с переутомлением и полуголодным образом жизни (единственный врач в романе, Зосимов, так и говорит — с поправкой на просторечие Разумихина: «Нервный вздор какой-то, паёк был дурной, говорит, пива и хрену мало отпускали, оттого и болезнь»). Но обострённое чувство гордости сюда, пожалуй, уже не вписывается.

Раскольников бросается из крайности в крайность: сначала хочет спасти от приставаний девочку на бульваре, потом бросает: «Пусть его позабавится»; сначала отдаёт Мармеладовым все деньги, потом укоряет себя: «Тут у них Соня есть, а мне самому надо»; перед убийством продумывает такую деталь, как петля для топора под пальто, а затем совершает одну оплошность за другой. Японский исследователь Достоевского Кэнноскэ Накамура пишет, что Раскольников «пребывает в жестокой . В поведении героя легко заметить параноидальные черты, его реакции резки и импульсивны, хотя и проникнуты ощущением моральной правоты: мать Раскольникова явно опасается своего сына, когда просит его не судить поспешно о Лужине и объясняет, почему не рассказала о том, что к Дуне приставал Свидригайлов. В «наполеоновской» теории, конечно, можно углядеть признаки мегаломании; Порфирий Петрович употребляет и термин XIX века «мономания».

Так, верно, те, которых ведут на казнь, прилепливаются мыслями ко всем предметам, которые им встречаются на дороге
Фёдор Достоевский

Достоевский не любил, когда его называли психологом, и «к современной ему психологии — и в научной и в художественной литературе и в судебной практике… относился . Страдания, «нерешённость» души в его прозе — не предмет медицинского анализа; Раскольников в той же мере исключителен, в какой и является человеком вообще. Разумеется, его психика до крайности расшатана, и в этом состоянии болезненная идея преступить закон, нарушить людские установления становится для него важнее, чем какие-либо материалистические мотивы. Его будто несёт к цели, к роковому поступку; жизнь даёт ему возможности подсознательно подыскать себе оправдание. В книге о Достоевском Виктор Шкловский относит к таким возможностям встречу с Мармеладовым: «Пьяненький оказался человеком, затоптанным жизнью; он связан с судьбой Раскольникова не только тем, что Родион видит его и его семью, но и тем, что негодование за участь семьи Мармеладова на время помогает Раскольникову снять с себя бремя .

В первоначальном замысле Достоевского основным мотивом преступления было желание обеспечить мать и сестру. Но затем, по мере усложнения образа Раскольникова, деньги уходят на второй план (хотя письмо от матери, ещё больше подогревшее взвинченное состояние героя, конечно, сыграло роль в его решении). Главным становится желание переступить через себя, через социальный запрет, полагаемый естественным; слово «преступление» здесь приобретает буквальный смысл, высвобождает свою внутреннюю форму. Нужно вспомнить, что по всему роману разбросана система «триггеров», случайностей, которые обусловливают действие, «двойников», которые словом или делом копируют Раскольникова. Например, вполне возможно, что он не решился бы на убийство, если бы не подслушал в трактире ещё одного студента — говорившего о той же самой старухе-процентщице:

— Позволь, я тебе серьёзный вопрос задать хочу, — загорячился студент. — Я сейчас, конечно, пошутил, но смотри: с одной стороны, глупая, бессмысленная, ничтожная, злая, больная старушонка, никому не нужная и, напротив, всем вредная, которая сама не знает, для чего живёт, и которая завтра же сама собой умрёт. Понимаешь? Понимаешь?
— Ну, понимаю, — отвечал офицер, внимательно уставясь в горячившегося товарища.
— Слушай дальше. С другой стороны, молодые, свежие силы, пропадающие даром без поддержки, и это тысячами, и это всюду! Сто, тысячу добрых дел и начинаний, которые можно устроить и поправить на старухины деньги, обречённые в монастырь! Сотни, тысячи, может быть, существований, направленных на дорогу; десятки семейств, спасённых от нищеты, от разложения, от гибели, от разврата, от венерических больниц, — и всё это на её деньги. Убей её и возьми её деньги, с тем чтобы с их помощию посвятить потом себя на служение всему человечеству и общему делу: как ты думаешь, не загладится ли одно, крошечное преступленьице тысячами добрых дел?

Раскольникова чрезвычайно волнует, что студент высказывает «такие же точно мысли», которые мучат его самого. «Этот ничтожный, трактирный разговор имел чрезвычайное на него влияние при дальнейшем развитии дела» — и, вполне возможно, дело как раз в том, что Раскольников не мог стерпеть конкуренции. Наполеоном, который ценой жизни ничтожной старухи сотворит величайшее добро, достигнет истинного величия и, главное, посмеет презреть людские установления, мог быть только он, а не какой-то другой студент.

ЯЗЫКИ УМИРАЮТ, ВЫЖИВАЮТ, ТРАНСФОРМИРУЮТСЯ | EUSP.org

ПОЛИТ.РУ: 15 марта 2017.

Автор текста: Максим Руссо.
Фото: Наташа Четверикова

Николай Борисович Вахтин: Языки умирают, выживают, трансформируются

14 марта в проекте «Публичные лекции Полит.ру» выступил член-корреспондент РАН, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Николай Вахтин. Тема его лекции “Исчезают ли исчезающие языки? Социолингвистика «языкового сдвига»”.

Исчезновение некоторых языков лингвисты отмечали довольно давно, но долгое время эта проблема не находилась в центре их внимания. В 1948 году Моррис Сводеш опубликовал статью «Социологические заметки о языках, выходящих из употребления», где проанализировал восемь случаев исчезновения языков, тасманийского, корнского и шести языков индейцев США: йахи, могикан, читимака, начиз, катавба и машпи. Но эта работа Сводеша не вызвала особого интереса. Хотя ряд лингвистов описывал языки малочисленных и бесписьменных народов как до Второй мировой войны, так и после, но, осознавая высокую вероятность исчезновения их традиционных культур, исследователь, как правило, не предполагали риска скорого исчезновения их языков. В 1970-е годы о том, что небольшие этнические группы утрачивают свои языки и переходят на более распространенные в их регионе, стали говорить чаще. В 1973 году вышла работа Нэнси Дориан «Грамматические изменения в умирающем диалекте», а в 1977 году была опубликована книга «Смерть языка» (Language Death).

Но коренным образом ситуация изменилась только в начале 1990-х годов. Факт постепенного исчезновения многих языков был широко признан, и документирование исчезающих стало считаться одной из главных задач лингвистов. В связи с происходящими по всему миру процессами исчезновения языков раздавались тревожные предупреждения. Один из ведущих специалистов по этой проблеме Майкл Краусс писал в 1992 году: «Следует серьезно пересмотреть наши приоритеты, иначе лингвистика войдет в историю как единственная наука, проморгавшая исчезновение 90% того объекта, который она призвана изучать».

По прогнозам Краусса, сделанным в начале 1990-х из более шести тысяч языков мира через сто лет должно сохраниться лишь около шестисот. Нынешние оценки более оптимистичны, но все равно примерно 30 – 35% языков считаются находящимися под угрозой.

Процесс смены основного языка коллективом говорящих называют языковым сдвигом.

Для него характерно изменение функций первоначального языка и нового языка с изменением поколений. Если отцы в качестве основного используют старый язык и лишь немного осваивают новый, то их дети на старом языке говорят уже хуже и чаще используют новый язык, а для внуков новый язык уже оказывается основным, они выучивают его с рождения, свободно владеют, а старый язык почти или вовсе не знают.

Хорошо известны факторы, которые могут вызвать языковой сдвиг. Это колониальный или военный захват территории, при котором языком власти оказывается язык другого этноса. Или же, напротив, переселение небольшого языкового коллектива в регион, где говорят на другом языке. Также этому способствуют индустриализация, урбанизация, любые экономические изменения, затрагивающие традиционную культуру, введение школьного образование, распространение телевидения и так далее. Главными условиями языкового сдвига всегда оказываются наличия контакта языков (то есть людей, которые в той или иной степени владеют обоими языками) и неравенство престижа этих двух языков.

Исчезающий язык часто самими его носителями воспринимается как ненужный, непрестижный, а новый, доминирующий язык связывается с более высоким социальным статусом, с возможность получить хорошую работу, с высоким уровнем цивилизации и культуры. Поэтому родители могут считать ненужным учить детей этническому языку и говорят с ними только на доминирующем языке (английском, испанском, русском и т. д.). Добровольный выбор перехода на новый язык часто сочетается с большими или меньшими элементами принуждения со стороны государства.

Принуждение может осуществляться через школу, где детей за разговоры на своем этническом языке дразнят одноклассники или наказывают учителя. Кенийский писатель, носитель языка гикуйю, вспоминал о своем детстве: «Нарушитель [запрета говорить на других языках, кроме английского] подвергался телесному наказанию – от трех до пяти ударов палкой по голым ягодицам – или его заставляли носить на шее металлическую бляху с надписью “Я дурак”».

В конце 1950-х – 1960-х годах удивительным образом в разных частях мира государства вели схожую политику в отношении языковых меньшинств. У этих народов в принудительном порядке изымали из семей детей и отправляли их учиться в интернаты, где обучение шло на доминирующем языке. В результате подросшие дети не только не владели языком своего народа, но и утрачивали связь с его культурой и часто уже не могли вернуться к традиционному образу жизни. Так происходило в СССР на Крайнем Севере, где с помощью военных вертолетов отслеживали детей, которых родители пытались спрятать на дальних стойбищах. В Австралии до 1970-х годов по распоряжению правительства тысячи детей из семей коренных народов насильственно отбирались у родителей и воспитывались в интернатах или приемных семьях белых австралийцев. Они вошли в австралийскую историю как «Украденные поколения» (Stolen generations), кратко об этом мы рассказывали в особом очерке. Подобные события были и на Аляске, и в Бразилии.

Однако следует учесть, что предсказать языковой сдвиг оказывается невозможно. Иногда все факторы, ему способствующие, в наличии, но исчезновения языка не происходит. Люди продолжают говорить дома на своем этническом языке, а в других сферах применять доминирующий язык, и так делает поколение за поколением. Причем есть языки, которые удивительным образом в течение столетий опровергают прогнозы о своем скором исчезновении.

Николай Вахтин привел впечатляющие примеры из истории языков Сибири. Уже первые исследователи, отправлявшиеся туда в XIX веке, считали, что будут изучать языки «вымирающих инородцев». Академик Шангрен в 1845 году инструктировал Матиаса Кастрена перед поездкой в Западную Сибирь, что тот должен «все народы… на пространстве между Енисеем… и Обью… точно исследовать в этнографическом и лингвистическом отношении», потому что «не должно упускать время, чтобы ныне спасти об них сколько можно сведений».

В 1860-е годы Г. Майдель писал о юкагирах, живших в бассейне рек Большой и Малый Анюй: «…Теперь там живет всего несколько семей, которые, впрочем, уже совершенно забыли свою речь и приняли как язык, так и образ жизни русских». Спустя сорок лет этнограф Владимир Иохельсон писал о юкагирах тех же мест: «Через несколько десятков лет юкагирский язык может исчезнуть, а само племя прекратит существование» (1900).

В конце 1980-х исследовавшая юкагиров Е. Маслова пишет о том, что юкагиры старшей возрастной группы владеют юкагирским, а также русским и иногда якутским, а для более молодых русский или якутский языки выходят на первое место. То есть прошло 120 лет после записи Майделя, а ситуация остается примерно одинаковой: на юкагирском языке говорит старшее поколение, молодые знают его плохо, исследователи ожидают скорого исчезновения языка. Но исчезновения не происходит. Подобные наблюдения делались исследователями языков коренных народов и в других местах: Австралии, Африки, Северной и Южной Америке.

Чем же объясняется неожиданное сохранение языков? Во многих случаях пессимистическая оценка языкового будущего оказывается основанной не на реальной ситуации, а на ожиданиях исследователя. Этому способствуют некоторые особенности функционирования языка в традиционном обществе при двуязычии. Старшее поколение обычно выступает как носитель традиционной культуры, в том числе и хранитель этнического языка. Представители среднего поколения могут даже говорить, что они вовсе «забыли свой язык», но проходит несколько лет, они сами достигают определенного возраста и начинают выполнять функцию носителя традиции. И тут оказывается, что они вполне сносно владеют своим этническим языком.

Более того, часто в культуре ожидается, что люди молодого и среднего возраста не будут говорить на этническом языке. Им как бы «положено его не знать». Сами они могут воздерживаться от общения на нем, поскольку владеют языком хуже, чем их родители, и стесняются этого, особенно в присутствии старшего поколения. Но когда старшее поколение уходит, они оказывают лучшими знатоки своего языка.

Поэтому у многих народов исследователи видят одну и ту же картину. Старики говорят на этническом языке (и передают его детям, когда общаются с ними). Молодое поколение на нем не говорит, и принято считать, что знает его плохо или вовсе не знает. А через тридцать лет ситуация все та же, но в роли стариков выступает уже бывшее молодое поколение.

При такой жизни «исчезающего» языка в нем неизбежно возникают изменения под влиянием доминирующего языка. Могут утратиться какие-то фонемы, свойственные только этому языку и «сложные» с точки зрения доминирующего языка. Говорящие начинают выбирать в своем этническом языке преимущественно те конструкции, какие есть и в доминирующем. Например, если в языке один и тот же смысл можно передать тремя выражениями: «У меня есть много детей», «Я имею много детей» и «Я многодетный», а в доминирующем языке для этого используется только конструкция с глаголом «иметь», то и на первом языке люди начнут говорить только «Я имею много детей», а два остальных способа могут забыться.

В результате языки меняются иногда довольно значительно. В 1972 году Роберт Диксон опубликовал описание австралийского языка дьирбал, а в 1980-х его аспирантка Аннет Шмидт исследовала тот же народ и обнаружила, что молодое поколение говорит на языке, которые по многим признака отличается от традиционного языка дьирбал. Она дала ему название Young people’s Dyirbal. В другом австралийском языке – тиви – выделяют целых три подобных варианта, использовавшихся разными поколениями. Но следует помнить, что разными языками дьирбал и «дьирбал молодежи» будут для лингвиста, а для самих носителей традиции это один и тот же язык, «язык наших предков».

Стенограмма выступления:

Мы публикуем стенограмму и видеозапись лекции, с которой выступил член-корреспондент РАН, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Николай Вахтин. Беседа на тему «Исчезают ли исчезающие языки? Социолингвистика «языкового сдвига» состоялась 14 марта в Библиотеке-читальне имени И.С. Тургенева в рамках цикла проекта «Публичные лекции “Полит.ру”», организованного совместно с Европейским университетом в Санкт-Петербурге.

Б. Долгин: Добрый вечер, уважаемые коллеги. В рамках «Публичные лекции «Полит.ру»» мы продолжаем наш большой «подцикл» совместно с Европейским университетом в Санкт-Петербурге. Этот университет славится своими разными направлениями в исследованиях, экспертизе. Сегодня наш гость – Николай Борисович Вахтин, известный социолингвист, член-корреспондент Российской академии наук, профессор Европейского университета, в какие-то моменты он был ректором этого университета.

Мы будем говорить о том, действительно ли исчезают языки, в каком смысле они исчезают, есть ли основания для какой-то паники и какие в действительности идут процессы. Регламент наш традиционный: сначала – лекционная часть, затем – время вопросов. И просьба отключить звук на мобильных устройствах. Пожалуйста, Николай Борисович.

Н. Вахтин: Спасибо большое. Мне очень приятно здесь выступать, особенно после Утехина и, кажется, перед Ломакиным. Получается, что градус междисциплинарности этой программы становится все выше. Мы все трое будем говорить об абсолютно разных вещах. Если Утехин рассказывал про роботов, а Ломакин будет рассказывать про блокаду Ленинграда, то я попробую ответить на тот вопрос, который вы видите на экране: «Исчезают ли исчезающие языки?»

Примерно четверть века назад – в начале 90-х годов – лингвисты обратили внимание на то, что по всему миру идут сходные процессы: речь идет прежде всего о том, что небольшие народы, небольшие группы, которые прежде говорили на своих собственных языках, иногда лучше или хуже описанных, но очень часто бесписьменных, постепенно утрачивают свои языки и переходят на более крупные языки – английский, испанский, русский. Это явление получило название «языковой сдвиг» (language shift). Я в этой лекции буду опираться на старые работы, в основном, свои. Это книга 2001 года и наш с Евгением Анатольевичем Головко учебник по социолингвистике. Но материал, который я буду приводить, взят, конечно, не только из этих книг. Сайт www.sil.org – это сайт летнего лингвистического института, там можно найти литературу о языковом сдвиге.

Работы на эту тему были и до 90-х годов, но это были скорее изолированные публикации. Самой первой, насколько я знаю, была статья в американском лингвистическом журнале 1948 года, где довольно известный американский лингвист Моррис Сводеш опубликовал семь или восемь коротких очерков о языках, которые исчезают. Эта идея была внове, до него никому не приходило в голову, что языки могут исчезнуть. Затем появились социологические заметки о языках, выходящих из употребления – русский перевод был опубликован в 2001 году. Книга «Грамматические изменения в умирающем диалекте» Нэнси Дориан – это 1973 год. В 1977 году вышел сборник «Языковая смерть», в общем, вы видите, что еще до 90-х годов эта проблема была затронута. Уже в этих публикациях мы обнаруживаем довольно эмоциональные высказывания вроде того, которое выделено красным на экране: «Мы наблюдаем драму умирающих языков по всему миру».

Всерьез к этой проблеме стали относиться тогда, когда за дело взялись американцы. Просто мировая наука так устроена, что потенциал американской науки – и финансовый, и человеческий, и всякий иной – превосходит, пожалуй, все остальные страны, вместе взятые. Поэтому, когда за эту проблему взялись американцы, она стала мировой проблемой.

Отправной точкой, с которой все началось при обсуждении этого вопроса, стал симпозиум по этим умирающим языкам, который был проведен в 1991 году американским лингвистическим обществом. На XV Международном конгрессе лингвистов в Квебеке была секция по этой проблеме, и по результатам этих двух форумов был опубликован целый специальный выпуск журнала «Язык» 1992 года и книга под редакцией Уленбека.

Для лингвистики это был серьезный поворот. До этого значительные лингвистические силы были брошены либо на то, что называется формальное исследование языка, то есть попытки создать какую-то формальную модель, формальную теорию, либо на историю языка, либо занимались грамматикой письменных европейских языков: французского, немецкого, английского, испанского, русского и так далее. На описание малых языков, не имеющих письменности, на которых люди говорят по всему миру – по приблизительным подсчетам, их около 6,5 тысяч – обращали очень мало внимания. Сейчас можно сказать, что поворот к изучению неизвестных языков, к изучению уходящих из употребления языков, пропадающих и умирающих, более-менее произошел.

Основные силы лингвистов сейчас брошены на описание языков, которые находятся на грани исчезновения. Но в 90-е годы это было новостью, и лингвистов приходилось убеждать при помощи довольно резких высказываний. Одно из них приведено на экране, американский ученый Майкл Краусс предупреждал сообщество лингвистов в 1992 году: «Следует серьезно пересмотреть наши приоритеты, иначе лингвистика войдет в историю как единственная наука, проморгавшая исчезновение 90% того объекта, который она призвана изучать». Довольно хлесткая цитата.

Понятно, что в ситуации, когда значительная часть языков мира была тем же самым Крауссом объявлена находящимися под угрозой, в этой ситуации заниматься современной системой времен во французском языке было немного странно. Французский язык никуда не денется, мы успеем выяснить его систему времен, он письменный, хорошо зафиксирован и прекрасно описан. А вот эти языки могут и пропасть. После первых двух публикаций 1992-го года пошел шквал публикаций, которые касались этой темы. Я привел здесь только две цитаты – западную и российскую. Одна из книги 1991 года, другая из книги 1994 года. Если бы я хотел, то мог бы в течение полутора часов зачитывать вам одну за другой цитаты о том, как все плохо с языками.

Первая цитата: «Исчезновение языков – процесс, происходящий повсеместно в мире, богатое разнообразие существовавших языков, которое должно было существовать в прошлом, стремительно уменьшается». И российская цитата о языках меньшинств Российской Федерации, которые находятся в зоне этнического бедствия и поэтому должны стать объектом этно-лингвоэкологии как приоритетного и неотложного направления государственной и научной деятельности. То есть, суммируем: в начале 90-х годов лингвисты обратили внимание на то, что с языками происходит что-то странное, чего, по их мнению, раньше не было.

Насколько широко это распространено и каковы прогнозы? По широте распространения – очень широко. Процессы идут по всему миру, со всеми языками, не зависимо от их родственных или типологических характеристик. Прогнозы того же Краусса очень пессимистичны. Он писал в 1992 году, что если темпы исчезновения языков сохранятся, то через 100 лет из примерно 6,5 тысяч языков на Земле останется около 600, то есть, примерно 10%, а 90% языков мира пропадут безвозвратно. С тех пор эти цифры были уточнены, и сейчас общее мнение состоит в том, что такой катастрофы не происходит, не 90%, но процентов 30-35% языков находятся в угрожающем состоянии.

Что такое исчезновение языка? Язык пропадает, когда люди перестают на нем говорить. Если этот язык при этом был еще и бесписьменным, то есть, существовал только в устной форме, от него не остается никаких следов, и тогда мы можем сказать, что язык исчез. Это не значит, что люди замолкают и перестают разговаривать, они просто переходят на какой-то другой язык. Для того, чтобы это произошло, какой-то период эта группа должна говорить на двух языках. Не может такого быть, чтобы люди сначала забыли один язык, а потом выучили другой. Тогда в «паузе» они оказываются немыми, а этого быть не может. Значит, должен быть какой-то более или менее длительный период, когда эта группа будет двуязычной. Об этом и поговорим.

Почему это происходит, что заставляет людей отказаться от одного языка и перейти на другой? Для удобства я буду называть языки известными из биологии терминами – доминантный и рецессивный языки. Это не более, чем метафора, но это удобно: что такое доминантный язык, всем понятно, он доминирующий, а рецессивный язык – это его антипод.

Какие факторы существуют, которые создают ситуацию, в которой может начаться этот сдвиг. Список этих факторов примерно такой: это происходит в результате колониального или военного захвата территории. Картинка – знаменитое «Покорение Сибири» Сурикова. То есть на некоторую территорию, населенную какими-то племенами, приходят более сильные завоеватели и поселяются. Местное население оказывается в ситуации, когда они должны выучить язык этих пришельцев, и в этой ситуации они могут перейти на этот язык окончательно. Либо миграция: небольшая группа переместилась на другую территорию, оказавшись в окружении другого языка, и стала двуязычной, а потом она может отказаться от собственного языка. Демографическое давление: в каком-то месте без всякого захвата начинает расти количество людей, говорящих на другом языке. Так было, например, на севере Сибири в 50-60-е годы, когда началось промышленное развитие Севера, и туда поехало большое количество людей, говорящих по-русски. Соответственно, люди, говорящие на других языках, оказались в иноязычном окружении. Урбанизация, индустриализация и другие экономические изменения, когда вдруг появляются города, появляется промышленность, привлекательные рабочие места, и люди из окрестных сел, где они говорили на непонятно каком языке, переезжают в город и начинают разговаривать на языке новой промышленности. Введение школьного преподавания, введение письменности, появление телевидения – масса ситуаций возникает, когда группа может оказаться в ситуации, когда она теоретически может перейти на чужой язык.

Все эти факторы создают условия для того, чтобы языковой сдвиг стал возможным, но не делают этот сдвиг неизбежным. Чтобы этот сдвиг начался, должно быть выполнено два условия. Первое – языковой контакт, второе – ситуация «престижного неравенства языков». Что это такое? Прежде всего, надеюсь, что все присутствующие понимают, где именно происходит языковой контакт. Где та точка, в которой происходит контакт между языками? Это не точка на карте или плане города. Языковой контакт происходит исключительно в голове человека. Именно там сосуществуют два языка, которые начинают влиять друг на друга, и один из них постепенно может вытеснить другой. А может и не вытеснить, человек может на всю жизнь остаться двуязычным и передать это своим детям и внукам.

Для того, чтобы сдвиг все-таки пошел, эти два языка должны быть не равны по престижности. Один должен быть выгодным, престижным, богатым, с большой литературой, экономически выгодный и нужный. А второй должен быть простой, как говорил один житель деревни, где живут мариупольские греки: «Наш греческий язык – он только до асфальта, а после асфальта – уже русский язык». Вот когда возникает ситуация, что без знания доминантного языка я не могу получить хорошую работу, не могу получить образование, не могу сделать никакую карьеру – в этой ситуации возникает «неравенство престижа». И в этой ситуации может начаться сдвиг.

Контакт двух языков создает некоторый период двуязычия. Он может быть длинным, может быть покороче, может быть совсем коротким, на протяжении одного поколения. И отсюда темпы этого сдвига могут быть медленные – это сотни лет, именно так происходил сдвиг кельтских языков в Англии, в течение столетий уступавших место английскому, и все-таки уступивших. Это могут быть средние темпы – три-четыре поколения, когда прабабушки стали двуязычными, а уже их правнуки переключились на доминантный язык. И это может быть тем, что называется «катастрофические темпы сдвига», когда родители говорят на одном языке, дети говорят на двух языках, а внуки говорят уже только на доминантном, едва понимая язык бабушек. Вот это называется «катастрофический сдвиг».

Приведу примеры таких сдвигов. Вот пример того, как сообщество «само решает», что старый рецессивный язык ему не нужен. Речь идет о Мексике. Языковой сдвиг с языка тектитеко на испанский. Когда исследователи начали наблюдение в этом регионе, они обнаружили такие истории, например: одна из местных женщин рассказывала, как муж ругал ее, если она говорила с детьми на тектитеко. Он считал, что так дети ничего не добьются, и люди будут над ними смеяться, если они не будут говорить по-испански. Школьные учителя в этом сообществе тоже смеялись над этим языком, говоря, что он устарел и никому не нужен, он хуже испанского. Сами носители довольно быстро поверили в то, что их язык не годится для полноценной коммуникации. Пожилые люди, пытавшиеся говорить на этом языке с внуками, сталкивались с насмешками и перестали на нем говорить, молодежь стала говорить по-испански, уходила в город и получала там лучшую работу, благодаря испанскому. Это дополнительно формировало низкий социальный престиж языка тектитеко. Ситуация, когда люди сами реши не говорить на традиционном языке, а говорить по-испански.

Пример Аляски, когда языковая политика государства, реализуемая через школу, подталкивает сообщество к отказу от языка. Это 60-е годы, сдвиг с одного из местных языков на английский. Речь идет о маленьком поселке, где есть только начальная школа. Все дети, которые заканчивают ее, должны переезжать в интернат соседнего, более крупного поселения. Либо они ездят в эту школу каждое утро 50-60 километров на автобусе, либо живут в интернате. Для большинства учеников этот переезд в интернат был очень травматичен. Сверстники и учителя потешались над ними из-за того, что дети говорили на непонятном языке, были какими-то смуглыми, странными, азиатского вида. Повторяю, речь идет об Америке 60-х годов. И вот интервью с одним из тех детей в 90-е годы, эта женщина была уже взрослой: «Над нами постоянно потешались из-за того, что мы говорим на своем языке, или просто из-за того, что мы – местные. Мы были молодыми и не умели за себя постоять, и нам приходилось глотать гнев и обиду. Мне много раз бывало стыдно, что я – местная, я не хотела быть местной. Потом мы выросли, многие из нас женились, появились дети. Мы не хотели, чтобы наши дети пережили то же, что пережили мы, когда нас обижали и наказывали за то, что мы говорим на родном языке. Хватит и того, что наши черты лица и цвет кожи всегда с нами». Вот такая цитата взрослой женщины, которая через 40 лет вспоминает свои чувства школьницы. Вы видите мотив этой женщины не учить своих детей своему родному языку – «Я не хочу, чтобы мои дети пережили то, что я пережила в детстве». Тоже в каком-то смысле добровольно человек отказывается от языка, но это уже немного другая добровольность.

Или еще один пример, совсем из другого региона. Я сознательно привожу примеры из разных регионов, чтобы вы поняли, что эта ситуация повсеместная. Кения – там мы обнаруживаем ровно тот же самый мотив насмешки, тот же самый мотив издевательств за использование родного языка, который оказывается довольно популярен. Цитата из книги кенийского писателя, который вспоминает свои школьные годы: «Английский язык стал языком моего формального образования. В Кении английский стал больше, чем языком. Он стал главным и единственным языком, и все прочие языки должны были почтительно склониться перед ним. Самое унизительное переживание – это быть застигнутым на территории школы, когда говоришь на кикуйю (это его родной язык). Нарушитель подвергался телесному наказанию: от трех до пяти ударов палкой по голым ягодицам или его заставляли носить на шее металлическую бляху с надписью: «Я дурак». Хорошие такие педагогические приемы в цивилизованной Кении! Речь опять идет о 60-х годах 20-го века. Естественно, что дети, прошедшие через этот печальный опыт, становясь взрослыми, стремились оградить своих детей от таких переживаний.

Итак, попав в ситуацию «языкового контакта» люди переходят от одноязычия к двуязычию. Если два языка оказываются не равны с точки зрения престижа (неважно, какого – культурного, социального или экономического), может начаться языковой сдвиг. Но проблема в том, что он может начаться, а может и не начаться. Беда в том, что мы не умеем его предсказывать. Часто бывает так, что вроде бы все факторы налицо: демографическое давление и «престижное неравенство» есть, и развитие промышленности, и экономическая выгода говорить на другом языке, и люди, конечно, выучивают этот другой, доминантный, язык, но почему-то не отказываются от своего собственного. По всем признакам общность должна перейти на другой язык, но не переходит, остается двуязычной.

Эти два разных процесса смешивают те, кто пишет об этом, и смешивают, на мой взгляд, необоснованно. Одно дело – факторы, которые регулируют распространение доминирующего языка. Эти факторы мы знаем. А вот для исчезновения более слабого языка вроде бы те же самые факторы, но почему-то они не всегда работают. Иногда кажется, что языку уже некуда деваться, он должен исчезать, а он не исчезает, люди продолжают на нем разговаривать.

До сих пор мы говорили о ситуации, когда выбор, на каком языке говорить, был более-менее свободным. Но существуют такие ситуации в мире, которые иначе, чем «грубым принуждением» назвать невозможно. Хочу подчеркнуть, что довольно трудно провести границу между свободным выбором и принуждением. Если школа изо дня в день и из года в год создает у людей ощущение, что их язык никому не нужен, он плохой и слабый – это свободный выбор или принуждение? Я не возьмусь однозначно определить. То же самое происходит, когда какой-то поселок решили закрыть, а людей из него перевезти в город. И сначала в этом поселке закрывают школу, потом – медицинский пункт, магазин, потом отключают электричество, и люди переезжают в город и оказываются в ситуации, когда их язык – это язык очень маленькой группы, а вокруг все говорят на доминирующем языке, и они переходят на него. Вот это выбор или принуждение? Довольно сложно провести границу.

Приведу два примера ситуаций, которые я считаю прямым принуждением, без всяких попыток изобразить хоть какую-то свободу выбора. Один пример – это наш Крайний Север, что называли Советским Севером в 50-60-х годах. Наблюдалась одна и та же картина: местные власти в принудительном порядке забирали детей из семей в интернаты, часто вопреки воле родителей. В этих интернатах учились дети из самых разных этнических групп, поэтому единственным общим языком у них был русский. И язык преподавания у них тоже был русским. Кругом них были люди, тоже говорившие по-русски. Когда я изучал на Крайнем Севере эти языки, слушал страшные рассказы о том, как маленького мальчика прятали в стойбище под шкурами, а его все-таки находили и насильно тащили в вертолет, чтобы вести в школу. Или как родители прятали детей в отдаленных стойбищах, а власти вызывали – ни много, ни мало! – военные вертолеты, и солдаты буквально охотились за детьми школьного возраста, которых нужно было увезти в школу. Насильно. Мне приходилось слушать печальные истории о том, как детей наказывали, если они говорили на родном языке в школе или где бы то ни было. Читал и слушал такие истории десятки раз. Очень многие дети уезжали из своего родного стойбища навсегда, во всех смыслах слова. Они уже не могли потом вернуться. Мало того, что они уже не владели языком, на котором говорили их родители, они не владели той культурой, которая нужна, чтобы выживать в этих условиях. Не просто выживать, а жить в свое удовольствие в кочевых условиях. Трудно сказать, что это – добровольный выбор. Это насилие чистой воды. Как любое насилие, оно объясняется наилучшими благими намерениями. Всегда хотели «как лучше».

Чтобы вы не подумали, что эта ситуация чем-то специфична для СССР – ровно те же самые истории приходилось слышать, записывать и читать и на Аляске, и в Австралии, и так далее. Вот вам австралийский пример. Политика была та же самая в отношении аборигенного населения Австралии. Насильно увозили детей в грузовиках, я видел эти фотографии – страшное впечатление, потому что это такие большие открытые грузовики, у которых в кузове стоит сваренная из толстенных прутьев клетка. Сзади – дверца, она запирается на огромный амбарный замок. И в эти клетки набивали детей, запирали и везли их «к светлому будущему». В школе, естественно, их учили английскому языку, а аборигенные языки были категорически запрещены. Единственное отличие этой истории от нашей отечественной в том, что у нас забирали всех детей без разбору, а в Австралии пошли по совсем чудовищному пути, на мой взгляд: они забирали только полукровок. То есть, только детей, у которых один из родителей был белым, а второй – из австралийских аборигенов. Это поколение в австралийской научной публицистической литературе называется «украденным поколением» (stolen generation). Так обозначают тех детей, которые были насильно увезены из своих родных поселков в интернаты. То же самое происходило на Аляске. И что интересно, все эти события происходили примерно в одно и то же время.

Я не могу этого объяснить. Независимо от социальной, политической и экономической системы в США, в СССР, в Бразилии, в Австралии происходили ровно одни и те же события в 60-е годы 20-го века. Почему – не знаю. Вот такое странное время.

Такие ситуации, конечно, редки, они происходят не везде. Обычно ситуации прямого насилия не длятся долго. Больше 10 лет не длятся, примеров таких нет, потом власти все же спохватываются, что они делают что-то не то, или начинаются протесты местного населения.

Но языки умирают и без прямого насилия. В результате добровольного, так сказать, выбора их носителя. Такая небольшая схема: как происходит языковой сдвиг. Для того, чтобы произошел языковой сдвиг, должно произойти расслоение общности на поколения. Для каждого поколения имеется свой языковой выбор. Для старшего поколения прежний, «рецессивный» язык – родной, они говорят на нем в основном, а новым – «доминантным» – языком владеют очень слабо. Для младшего поколения родным языком уже является «доминантный», а своим прежним «рецессивным» языком они уже почти не владеют. И для среднего поколения характерна ситуация «полуязычия», как она называется в лингвистике, когда свой язык они почти забыли, а новый толком еще не выучили. Как видите, в этой ситуации общение между бабушками и внуками практически исключено. У них нет общего языка. Соответственно, прерывается передача любой традиции, не только языковой. Это поколение мы когда-то назвали «переломным поколением», обычно это группа людей 30-50 лет, в зависимости от конкретного поселка. В пределах этой группы нормальная коммуникация между поколениями полностью разрушена. Среднее поколение может кое-как договориться со своими родителями и со своими детьми. Родители смеются над их искаженным родным языком, «рецессивным», а дети смеются над их «кривым» «доминантным» языком. Оказывается, что эта ситуация – издевательства друг над другом – начинает удваиваться. Вот такая картинка, которая показывает, каким именно образом происходит исчезновение языка. На этом первая половина моей лекции заканчивается. Вывод из нее прост, но не окончателен. Во второй половине я буду показывать, что на самом деле все совсем не так.

Есть одна странность. Эти охватившие всю лингвистическую общественность пророчества, что все языки скоро погибнут – эти пророчества загадочным образом не новы. Для простоты я буду говорить сейчас о нашем отечестве, хотя мы знаем, что те же самые проблемы и процессы происходят во всем мире. Изучение языков, изучение этнографии Сибири и Крайнего Севера России началось во второй половине 19-го века. И уже в самых первых публикациях конца 19-го – начала 20-го века, которые посвящены «северным туземцам», мы находим одни и те же пророчества о скором исчезновении всех этих народов и всех этих языков.

1845 год, инструкция академика Шегрена Матиасу Кастрену, великому исследователю финно-угорских народов Западной Сибири. Это был финский швед или шведский финн, не знаю, как правильно сказать – он был шведом по происхождению, гражданином Финляндии. Как видите, прожил он всего 40 лет, и отчасти причиной его ранней смерти было то, что он больше 10 лет провел в Западной Сибири, в очень тяжелых условиях, изучая местные языки и народы, по поручению российской Академии наук. Так вот, инструкция: «Господину Кастрену поручается все народы в пространстве между Енисеем и Обью точно исследовать в этнографическом и лингвистическом отношении, первобытные жители Сибири находятся в таком состоянии, что не должно упускать время, чтобы ныне спасти об них сколько можно сведений». С оговоркой на некоторые стилистические особенности языка того времени, это примерно та же самая цитата, которую я приводил в самом начале – «языки гибнут, надо срочно их спасать и описывать».

Приведу еще два примера «пророчеств». Одно – юкагиры. На карте показан примерный район их расселения. 1860-е годы, исследование Георга Майделя. Он пишет: «теперь там живет всего несколько семей, которые, впрочем, теперь уже совершенно забыли свою речь и приняли как язык, так и образ жизни русских». Он опубликовал свои материалы через 30 лет после возвращения. В 1894 году человек пишет о 1860-м, что «они совершенно забыли свою речь». В 1900-м году Владимир Иохельсон пишет: «У тех же самых юкагиров через несколько десятков лет язык может исчезнуть, а само племя прекратит существование частично вымерев, а частично растворившись в окрестных племенах». Прошло 40 лет, а ничего не меняется, языкам начинают пророчить гибель через несколько десятков лет.

1989 год, московский лингвист Ирина Николаева: «Среднее молодое поколение юкагиров, как правило, считает родным русский язык». Через пять лет после этого Елена Маслова, питерский лингвист: «Большинство юкагиров старшей возрастной группы владеет двумя или тремя языками, причем первым является юкагирский. Среди тундренных юкагиров эта группа составляет 20%, среди колымских – 10%, для следующей возрастной группы на первое место выходит русский или якутский». Смотрим на даты. Прошло 135 лет с пророчества Майделя о том, что юкагирский язык уже практически исчез. 135 лет! И каждый следующий исследователь с удивительным упорством пророчит ту же самую гибель.

Еще один пример – командорские алеуты. 1846 год, великий просветитель алеутов, святитель Иннокентий, он же Иван Евсеевич Вениаминов, священник, который там работал. «Алеуты, наверное, в недолгом времени совсем оставят язык». Проходит почти сто лет, мой покойный шеф Георгий Алексеевич Меновщиков, на тех же Алеутских островах в 1965 году записывает материалы этого языка и пишет: «Алеутский язык все еще используется, но только старшим поколением. Молодые алеуты и алеуты среднего возраста почти полностью перешли на русский язык». Прошло 20 лет, и мы с моим коллегой оказались на тех же Командорских островах, записывали тот же самый алеутский язык и застали ровно ту же самую картину: несколько пожилых женщин все еще каким-то чудом помнят свой родной язык. Молодежь уже на нем не говорит, среднее поколение ничего не понимает, и только знание всех этих предыдущих цитат удержало мою руку от того, чтобы написать ту же самую фразу: «Пройдет 20 лет, и алеутский язык исчезнет».

Что происходит, собственно? Это нельзя объяснить просто ошибкой, что исследователи невнимательны, что-то не увидели. Откуда такая систематическая ошибка? Век за веком, десятилетие за десятилетием ситуация описывается одним и тем же способом – пожилые люди помнят, молодежь не говорит. Проходит 20, 40, 100 лет – ситуация не меняется. Что происходит?

Любопытно, что те же самые люди, этнографы и лингвисты, которые эти самые пророческие цитаты публикуют, они же в тот же самый момент, находясь в тех же самых поселках и стойбищах, записывают замечательные языковые материалы, прекрасные этнографические материалы, публикуют подробные словари, подробные грамматики. Записывают сказки, мифы, легенды, рассказы, этнографические материалы… Как у них в голове это уживается? Вроде как материалы я собираю, но при этом я пророчу этому языку и этому народу гибель. Странным образом культуры и языки оказываются гораздо более живучими, чем ожидалось. Им пророчат гибель, а они все не помирают. И мы постоянно вынуждены подправлять пессимистические прогнозы своих предшественников. Мне кажется, что этот парадокс нельзя просто игнорировать, нельзя объяснить простой ошибкой, у него должно быть какое-то другое объяснение.

Любопытный пример: Майкл Краусс опубликовал в 1982 году книгу фольклорных текстов на языке индейцев ияк, есть такой язык на Аляске. Он трогательно посвятил ее памяти последнего носителя этого языка, с портретом на обложке, с биографией, с описанием – что это последний человек, знавший язык, все, больше нет. Прошло несколько лет и выясняется, что еще остаются люди в других поселках, которые помнят язык. Те самые «несколько пожилых женщин». Эта фраза блуждает из одной книжки в другую. Первое объяснение, которое можно привлечь: данные о состоянии языков, которые получают исследователи, отражают не реальность, а некоторый стереотип. Когда я спрашиваю носителей языка в поселке «Кто у вас и как говорит на этом языке?», мне рассказывают не то, что происходит на самом деле, а некоторое стереотипное представление о том, что должно происходить.

Причем, у этого стереотипа есть две стороны. Во-первых, это ожидание самого исследователя. Исследователь 20го столетия, который приезжал «в поле» изучать эти самые исчезающие языки, приезжал туда с определенными представлениями. Он приезжал изучать язык и культуру народов «пока не поздно». Это напутствие Шегрена Матиасу Кастрену «пока еще можно что-то записать, ты должен поехать туда и записать как можно больше». Вот это «пока еще можно записать» есть некая риторическая фигура всей европейской лингвистики, всей европейской диалектологии, этнографии и фольклористики на протяжении всего 20-го столетия. Европейские исследователи, работающие на этих территориях, все время старались найти самую удаленную деревню, самого замшелого дедушку – вот он-то, конечно, будет носителем настоящей традиции! А эти молодые – они были не нужны. Сам этот стереотип поиска самых старых, самых архаичных, подлинных культурных элементов заставляет людей в своем сознании психологически разделять на пожилых, которые все знают, и на всех остальных, которые не знают ничего. Если лучшие знатоки – это старики, значит, дети знают хуже, а значит, мы присутствуем при исчезновении изучаемого явления. Дальше все факты, которые подтверждают это ожидание, тщательно собираются, каталогизируются и документируются. А все факты, которые им противоречат, игнорируются или не замечаются.

Вторая сторона этого вопроса – ожидание самих носителей. Самих людей, говорящих на этом языке. Очень часто бывает, что среднее поколение утверждает, что оно забыло язык, а через несколько лет, когда старшее поколение умирает, и они оказываются старшим поколением, оказывается, что они вполне способны объясняться на этом языке. Этот возврат людей, которые занимают слой старшего поколения, возврат их к традиционной культуре, описан в этнографии очень хорошо и давно. Куда мы идем, когда нам надо что-то узнать про нашу русскую традицию? К бабушкам. Они специалисты, они знают, какую травку надо пить «от живота», какую – «от головы». Они помнят, когда надо праздновать Пасху, знают, как яйца красить, потому что они – носители традиций. То, что они, ваши бабушки – это дети комсомолок 20-х годов, и никакого прямого преемствования этих традиций у них быть не могло, это мы как-то забываем, мы идем к старикам за традициями. Примерно то же самое происходит и с языками. Человек, достигший определенного возраста, занимает освободившуюся поколенческую нишу в данном сообществе. Функция, роль пожилых людей – это роль носителя традиций. Переходя в эту возрастную категорию, хотят они того или нет, они занимают некоторую социальную нишу. От них ждут знаний. «Кто лучше всех знает язык?» – спросите любого жителя поселка. Он вам ответит: «Конечно, старики». Почему старики? Потому что старикам положено знать традиции.

Думаю, что сходный процесс происходит и с языками, хотя и не так очевидно. В какой-то момент отношение человека к своей собственной языковой способности, изменение собственной оценки со стороны окружающих, оказывается важным. Вот вам ситуация: когда один язык быстро, в катастрофических темпах сдвига, уступает место другому, естественно, что всякое следующее поколение говорит на родном языке несколько хуже предыдущего. Причем, этот факт осознается и старшими и младшими. Например, среднее поколение Б и старшее поколение А: поколение Б знает, что говорит хуже, чем это в принципе возможно, потому что у них перед глазами есть образец поколения А. Поэтому они стараются говорить поменьше, особенно при старших, используют максимально доминантный язык. Когда они сравнивают себя с поколением А, они утверждают, что говорят на языке плохо. И то же самое скажет про них любой житель этого поселка, потому что есть в поселке более правильный, более богатый язык поколения А. Если провести в этот момент опрос, то нам скажут, что среднее поколение знает язык «на троечку». Проходит 10-20 лет, поколение Б становится старше. Одновременно они становятся и лучшими знатоками данного языка, просто потому, что других нет, лучше них уже никто не говорит. Их языковая компетенция, вообще-то, всегда была достаточна для того, чтобы на этом языке общаться, но им мешал вот этот комплекс «лингвистической неполноценности»: есть старшие, которые будут над нами смеяться, если мы откроем рот и будем говорить как-то не так. Теперь этот психологический гнет исчезает. Они лучше всех. Они – лучшие носители, они – старики. Конечно, этот механизм не может действовать бесконечно, однако его наличие существенно замедляет процесс языковой «смерти».

Это уже не простая арифметика. Как считали раньше? 20-летние ничего не знают, 40-летние знают средненько, 60-летние знают хорошо. Когда нынешние 40-летние станут 60-летними, язык будет едва живой, а когда 60-летними станут нынешние 20-летние, через 40 лет язык умрет. Простая арифметика. Так вот, эта арифметика не работает, потому что там существуют гораздо более тонкие и сложные механизмы этой постепенной передачи языка из поколения в поколение. Этот язык может быть вытеснен в пассивную зону – на нем могут перестать говорить, но продолжают его понимать. И, если появляется кто-то, кто на этом языке говорить умеет, они будут его понимать.

Лет 12 назад одна моя аспирантка занималась мариупольскими греками. Там, как нам казалось, происходил тот самый процесс. Молодое поколение мариупольских греков совершенно не говорит на греческом языке, все говорят только по-русски. Среднее поколение что-то понимает, но не очень, а пожилые люди, конечно, хорошо говорят по-гречески. И в какой-то момент, опрашивая пожилую женщину, носителя языка, задавая ей строго по нашей методике вопросы: «А как такой-то говорит по-гречески?», «А как такая-то говорит по-гречески?», «Оцените по семибалльной шкале языковые способности такого-то», она вдруг наткнулась на фразу, от которой подпрыгнула. А потом подпрыгнул я, когда она привезла мне эти материалы, и мы обсуждали ее будущую диссертацию. Бабушка сказала ей: «Молод он еще по-гречески говорить!» К чести Ксении, она в этом месте остановилась, поняв, что происходит что-то невероятное, и начала «копать» уже вглубь. И с этой бабушкой и со всеми остальными. И выяснилась совершенно фантастическая картина: молодое поколение, пока они «молодеци», находится в подчинении бабушек и слышит этот греческий язык так, как полагается его слышать «молодецам». Параллельно слышат русский. Маленькими детьми они все понимают по-гречески, потому что бабушки с ними постоянно разговаривают на нем. И они понимают и по-русски. Когда они становятся подростками, в подростковой культуре этих поселков существует большое количество греческих считалок, дразнилок всякого рода, неприличных стишков, которые эти подростки с наслаждением друг другу рассказывают. По-гречески.

Думаю, что все присутствующие понимают, о чем я говорю, если вспомнят свои подростковые годы, какие именно малопристойные частушки и стишки, дразнилки, загадки и поговорки сообщали друг другу, будучи подростками. Оказывается, что этих выученных греческих текстов плюс выученного в детстве естественным путем, немного подзабытого, но тем не менее, греческого языка, вполне достаточно. Молодые пары образуют новые семьи. Обязательным является строительство дома. Они его строят, селятся там – и с этого момента они имеют право говорить по-гречески. А раньше – ни-ни, только по-русски. У них природное знание греческого языка существовало с рождения, оно в пассиве где-то было, в спящем состоянии. Но его достаточно, чтобы начать говорить. А начав говорить, они становятся тем самым старшим поколением, которое единственное помнит греческий язык. Понятная история, да?

Второе обстоятельство, которое нужно учитывать кроме поколенческой психологии, это то, что язык – очень гибкая система, которая постоянно меняется и постоянно адаптируется. Процесс этого языкового сдвига, наверное, можно представить в виде двух параллельных тенденций. С одной стороны, языковое сообщество сдвигается в своей речи по некоторой шкале языковых вариантов: от более традиционного к слегка англизированному, если речь идет об английском языке, как доминантном, или русифицированном, если речь идет о русском языке. Дальше – к сильно русифицированному. Наконец, к почти стандартному русскому, который мало чем отличается от стандартного русского. Какие-то минимальные элементы традиционного языка он сохраняет. Эти языковые варианты представляют собой некий континуум, который распределяется по языковым поколенческим группам. Самая традиционная форма – это та форма, на которой говорит старшее поколение. Самая «англизированная» или «русифицированная» – это та, на которой говорит младшее поколение.

Сами эти варианты тоже меняются. Вот тут это описано для языка тиви, Австралия. Автор работы выделяет несколько форм этого языка. Она называет их «традиционный тиви», «менее традиционный тиви», «современный тиви». Довольно красивые грамматические описания того, чем традиционный отличается от современного, не буду останавливаться. Но любопытно то, что каждый следующий вариант, каким бы англизированным он ни был, в сознании носителей будет оставаться языком тиви. Он может уже воспринять очень много из английского. Он может уже много потерять из традиционного тиви, но, тем не менее, он будет оставаться «нашим языком тиви». Он будет оставаться «языком предков», именно в кавычках. Нашим традиционным языком, не зависимо от того, как далеко он отошел от традиционной нормы.

Вот другой язык из Австралии – язык дирбал. Ему повезло, в 1972 году грамматику этого языка опубликовал замечательный австралийский лингвист Роберт Диксон, а в 1985 году Аннет Шмидт поехала туда и описала дирбал молодых людей, дирбал молодого поколения. Оказалось, что это два очень непохожих друг на друга языка. Но для самой группы это был тот же самый язык. Как бы далеко ни зашли изменения, группа продолжала трактовать это как свой язык.

Что за изменения были? В лингвистике это называется «структурная интерференция» или «выравнивание двух систем». Что имеется в виду? Например, в рецессивном языке есть три способа выражения одного и того же смысла. Можно сказать «У меня – много детей», можно сказать «Я имею много детей» и можно сказать «Я – многодетный». А в доминантном языке есть только одно выражение этого смысла – второе: «Я имею много детей». Что будет происходить, когда эти два языка столкнутся в одном сознании, человек станет двуязычным и будет постоянно говорить то на одном, то на другом языке? Постепенно те формы выражения, которые не подкреплены аналогичными формами в доминантном языке, будут уходить у него в пассив. Он будет забывать, что можно сказать «У меня – много детей» и можно сказать «Я – многодетный». Он будет говорить в полном соответствии с грамматикой своего языка и с правилами своей грамматики «Я имею много детей». Что изменится? Изменится разнообразие. Раньше он мог сказать это тремя способами, а теперь говорит только одним. Так формируется этот «современный тиви», современный язык молодого поколения.

Не то чтобы они совершали какие-то ошибки, но в их языке остаются только те элементы, аналогии которым есть в доминантном языке. Это касается не только грамматики, это касается и фонетики. Очень часто получается так, что молодое поколение забывает какие-то особо трудные редкие звуки, которых нет в доминирующем языке, и начинает заменять их другими. Интонации становятся другими. Очень много слов заимствуются из доминантного языка в рецессивный. И постепенно грамматика рецессивного языка становится не отличимой от грамматики доминантного языка, фонетика у него точно такая же, интонация у него точно такая же. Слова почти все русские, некоторые элементы остаются, но в сознании носителя он по-прежнему остается «нашим традиционным языком».

Это интересная лингвистическая проблема, но перед социолингвистикой она ставит очень сложную задачу. Она ставит задачу ответить на вопрос: тождественен ли язык самому себе в процессе изменений, и если он тождественен, то до какого предела? В какой момент мы уже не можем сказать, что это – язык тиви? Или язык чукчей, чукотский? Это же уже совсем русский язык с какими-то элементами вставки из чукотского. Сколько может пройти? Ведь языки и в обычной жизни меняются. Без всякого языкового сдвига. Старофранцузский не похож на современный французский, древний английский не похож на современный английский, язык «Повести временных лет» или язык «Слова о полку Игореве» без перевода нам сегодня непонятен, однако мы же знаем, что это русский язык. Где ставить границу, в какой момент говорить, что тождество языка уже нарушено?

Под воздействием языкового сдвига изменение языка происходят гораздо быстрее – это не сотни и не тысячи лет, это десятки лет, а то и просто одно поколение. Но дает ли это нам право считать «современный язык тиви» языком тиви или это какой-то другой язык?

Я покажу вам пример из собственного опыта. Я занимался эскимосскими языками на Чукотке много лет, и вот вам история моя, собственная. Сначала – некоторая преамбула. Я работал на этой территории в 70-80-е годы, дети уже по-эскимосски практически не говорили, пользовались, в основном, русским. В разговорах со своими родственниками, плохо говорящими по-русски, были вынуждены волей-неволей понимать отдельные простейшие высказывания на русском языке. Это иногда приводило и к попыткам этих детей говорить на «бабушкином языке». Как правило, это были очень короткие фразы, обычно просто набор этих высказываний. И вот некоторые из них приведены на слайде. «Хайоф» – «Давай пить чай». «Тайе» – «Иди сюда». «Талан» – «хватит» и слово, которое знали все эскимосские дети – «сяяя» – «не знаю». В ряде случаев попытки детей говорить с бабушками на их языке приводили к несколько другому результату. Вот на календаре 1988 год, я сижу в поселке на Чукотке, разговариваю, собираю вполне лингвистические материалы. Сижу с замечательной женщиной лет 50, хотя тогда она мне казалась старше. Вбегает ее внучка в комнату, где мы сидим, с какой-то миской. И произносит замечательную фразу: «Мама, я это куваю?» И, боясь, что мама ее не поймет, говорит: «Мам, мне это нивать?» Эскимосские корни «кув» — выливать, а «нив» — переливать с места на место, у нее сохранились, все остальное – русский язык. И ее мама обращается ко мне и с гордостью говорит: «Вот видите, моя дочка говорит по-эскимосски». Вот до каких пор может дойти это языковое изменение.

Это некоторая обратная сторона той истории, которую я вам только что рассказывал. Языки сохраняются, удерживаются с помощью самых разных механизмов передачи между поколениями. И даже когда языки реально вот так вот исчезают, сообщество твердо уверено, что они сохраняются. Это, конечно, такой австралийский «тивизированный английский», достигший предельной стадии. С точки зрения внешнего наблюдателя девочка явно говорила по-русски, просто заменив два корня. Как мы говорили друг другу в школе «пошли пошпрехать», когда изучали немецкий язык. Или любой школьный язык изучая, почему-то особенно немецкий, видимо, фонетика у него нам близка, мы склонны вставлять какие-то немецкие слова в нашу русскую речь. Но тогда мы на каком языке говорим? По-русски? Вот здесь происходит то же самое – мать девочки уверена, что она говорит по-эскимосски.

На самом деле, в этом месте мы должны были бы констатировать окончательный языковой сдвиг, окончательное исчезновение эскимосского языка. Но что-то мешает мне это сделать. Мнение общины в данном случае прямо противоположно моему, с точки зрения ее матери, девочка говорит по-эскимосски.

Итак, ситуация с малочисленными языками оказывается гораздо сложнее, чем простое «язык либо жив, либо мертв», чем простая арифметика, что «пройдет 20 лет, исчезнет поколение носителей, и язык умрет». Язык – очень гибкая, очень устойчивая система, у которой есть какие-то не понятные нам до конца механизмы самосохранения. По правилам, так сказать, многим языкам уже давно пора умереть. Однако этого почему-то не происходит. Процесс языковой смерти, конечно, не линеен. Там происходят какие-то очень интересные, очень ветвящиеся, очень сложные истории. Это не значит, что я очень оптимистичен, но на самом деле, некоторые основания для оптимизма в этой области, как мне кажется, все-таки есть. Во всяком случае, языковая смерть не идет так быстро и так просто, как об этом писали в 90-е годы. Сейчас мы понимаем, что все достаточно сложно и совсем не всегда понятно. Спасибо большое.

Аплодисменты.

Б. Долгин: Спасибо большое, Николай Борисович. Есть ли у кого-то вопросы или могу начать я, чтобы придать смелости?

Н. Вахтин: Вон поднялась рука.

Вопрос: Добрый вечер. Вопрос по поводу малых народов: фиксируется ли у малых народов с вымирающими, казалось бы, языками, как у тех же эскимосов, где уже практически русский язык используется, отнесение себя к «большому народу»? Что они сами говорят, что «мы уже часть большого народа, просто немного особенная»?

Н. Вахтин: Здесь у вас два вопроса: зафиксирована ли реальная языковая смерть? И если люди потеряли свой язык, то меняется ли их этническая самоидентификация?

Продолжение вопроса: Не то, чтобы меняется, а были ли случаи, когда она поменялась?

Н. Вахтин: Да, были случаи, когда она поменялась. Но это совсем не обязательно так, потому что язык – это далеко не единственная опора и далеко не единственный маркер этой самой самоидентификации. Там может быть много другого: особенности культуры, религии, материальных объектов, которые человека окружают. Место проживания, физический и антропологический тип – да мало ли. Масса вариантов, масса опор, на которых может стоять этническая самоидентификация группы. При этом они могут говорить на одном языке с соседней группой, но различаться этнически.

А что касается окончательного исчезновения языка – один хороший пример. Язык флорида в США. Нетрудно понять, в каком штате он был распространен. Последний носитель этого языка умер в 30-е годы 20-го века. Действительно. Но, слава богу, лингвисты успели что-то записать. Какие-то тексты, какие-то словари, какие-то минимальные грамматические описания. Уже в 60-е годы на основании этих письменных данных один американский лингвист написал подробную грамматику этого языка, она была опубликована. В 90-е годы один из представителей этой группы флорида, получив лингвистическое образование, поднял все эти материалы, в том числе и грамматику своего предшественника, выучил язык по этим учебникам, женился. Начал с женой разговаривать на этом языке, вокруг них образовалось некоторое количество семейных пар, 5-6 семей, и они восстановили язык настолько, что их дети выучили язык флорида так, как его положено учить во младенчестве. Вот вам ответ на вопрос «Исчезают ли языки?» Да бог его знает.

Смех.

Б. Долгин: Я задам вопрос. Мы вполне помним разные истории с попытками записи языков, в том числе и в логике фольклорных материалов, почему в истории лингвистики как знак именно статья Сводеша? Почему именно в лингвистике эта статья стала толчком?

Н. Вахтин: Во-первых, языками бесписьменными лингвисты стали заниматься довольно поздно. Работы по этому поводу были в России в 1910-е – 1920-е годы, работы по этому поводу примерно в это время были в США, но, пожалуй, и все. Да, африканисты работали в Африке, но это были экзотические исследования. Лингвистический мейнстрим был совсем другой. Тогда это грамматика, позже стала формальная грамматика, не важно.

Почему Сводеш? Статью Сводеша никто не заметил. Потом, когда уже в 70-е – 90-е годы об этом стали писать широко, ее выкопали. Сказали: а, вон Сводеш еще в 1948 году про это написал! Это сплошь и рядом бывает в науке – кто-то обращает внимание на какое-то явление, его полностью игнорируют, а оказывается, что он просто опережает свое время. Я бы так ответил.

Б. Долгин: То есть, иными словами, исследования были, но они были несколько «не в мейнстриме», но при этом какая-то комплексная «инфекция» началась Сводешем, когда ее заметили, а всерьез стали изучать когда? В 60-е годы? В 70-е?

Н. Вахтин: В 10-е, 20-е, 40-е, 60-е 20-го века. Никому не приходило в голову, что эти языки могут исчезнуть. Какой-нибудь Эдвард Сепир или Владимир Богораз, или кто-то еще ездили к этим племенам и описывали их культуры. Богораз писал прямым текстом, что культура исчезнет, но им не приходило в голову, что исчезнет язык. Сводеш, пожалуй, первый собрал эти восемь кейсов, как бы мы сейчас сказали, и опубликовал их. Дело не в том, что это стало мейнстримом, дело в том, что эти языки, действительно, стали исчезать. И вот тогда эту проблему заметили, и тогда это стало главным направлением современной лингвистики.

Б. Долгин: Понятно. Осенью прошлого года у нас был небольшой цикл по современной исторической лингвистике, была лекция Павла Кошевого по изучению американских языков, он вдохновенно рассказывал о деятельности по их записи. Теперь и русский опыт понятен. Еще вопросы: место контакта – в голове человека, эта логика понятна. Но в то же время существуют и территориально-функциональные места контактов языковых, где возникает проблема понимания, и возникает необходимость даже смутного понимания другого языка – торговые точки, административные учреждения. То есть мы понимаем, где в 18-19-20 веке происходил этот контакт, происходила необходимость понимания, нахождения какого-то языка общения. То есть, контакт не только в головах?

Н. Вахтин: Если говорить о коммуникации, то, конечно, для того, чтобы началась коммуникация между двумя людьми, не имеющими одного общего языка, нужно, чтобы они встретились, это понятно. Но я говорю о контакте языковых систем. Когда две языковые системы начинают влиять друг на друга, это может происходить только в одной голове. И нигде в другом месте. Нет способа, чтобы английский толковый словарь повлиял на русский толковый словарь, стоя рядом на полке. Слова из одного не перебегут в другой, нет такого механизма. Заимствования могут появиться только в голове у носителя русского языка, когда он слышит английское слово. Если он его принимает, оно появляется, если нет, то оно не появляется.

Б. Долгин: Ну да, но, скорее, по итогам коммуникации с этим носителем другого языка.

Н. Вахтин: Конечно. Потому что, чтобы два языка оказались в одной голове, их надо выучить, а для этого должна происходить коммуникация.

Б. Долгин: И еще вопрос. Все-таки, советская национальная политика – это отдельная, довольно сложная история, но она исходно была такой аффирмативной – утверждающей малые народы, приписывающей к национальным территориальным образованиям. Почему вдруг в 50-60-е годы… Я услышал мысль, что примерно в это время в разных странах такое происходило, но в каждом случае есть какая-то своя внутренняя логика. Я пытаюсь понять, за счет какой логики именно в тот момент, а не в 40-е и не в 70-е это возникло, при том, что у части этих народов были свои национальные территориальные образования, это были легитимные языки, не языки враждебно-буржуазные, за которые могли наказать. Но – почему?

Н. Вахтин: На вопрос «почему?» не отвечу, это сложно. Но одну вещь скажу: советская национальная языковая политика ни в коем случае не была однородной. Советская национальная языковая политика 20-х годов не имеет ничего общего с советской национальной политикой 30-40-х годов. А они обе ничего общего не имеют с политикой 50-60-х годов. Это синусоида. Причем их две, очень любопытных. Одна синусоида: «Мы поддерживаем малые языки» – «Нет, мы всех учим русскому языку». Могу показать по датам, где это происходило. Вторая синусоида в противофазе: «Мы хотим изучать родной язык» – «Нет, мы хотим изучать русский».

Эти две линии почти никогда в истории нашего отечества не совпадают. Пример: 20-е годы, вся политика, направленная на национальное строительство, говорит, что нужно поддерживать малые языки. По всей стране школы, учителя, учебники готовятся, бешеные деньги в это вбухиваются. В 1927-1929 годах выходил журнал, он назывался «Просвещение удмуртов». Весь этот журнал наполнен стонами учителей, что удмурты не хотят учить свой язык, который они отлично знают. По программе им положен удмуртский язык, потому что такова политика, а они хотят учить русский. Проходит 20 лет. Государство отчаивается: в стране 150 языков как минимум, и никак не возможно вести полноценное школьное образование на 150 языках, и государство отказывается от этой идеи. Это примерно 1936-1937-1938 годы, когда сворачивается эта политика. Везде начинается русский язык, конкурсы на лучшее сочинение по-русски и так далее, русский везде. Проходит какое-то время, и носители этих языков начинают замечать, что их дети перестают говорить на родном языке. Они начинают бить в набат – «Верните в школы родной язык!». Наступают 50-е годы, в эти школы возвращается родной язык. Сам не понимаю, почему, но это факт.

Б. Долгин: Если бы это было в 30-40-е, то было бы понятнее.

Н. Вахтин: На самом деле, речь товарища Хрущева на XX съезде всем известна, но известна ее закрытая часть, которую все знают. А открытую часть, которая была опубликована во всех газетах, никто не читал. А там, между прочим, написано, что в течение ближайших 20 лет все советские люди должны говорить по-русски и только по-русски. А все дети должны обучаться в интернатах, независимо от их национальности. Это была политика партии 1956 года. Программная речь Хрущева. Понятно, что это тоже быстро кончилось, потому что это был перегиб, «волюнтаризьм», как его потом назвали.

Вопрос: Спасибо за очень интересную лекцию. Вы сказали, что среднее поколение не разговаривает на языке, а почему? Какие причины?

Н. Вахтин: Они не разговаривают на языке, как мне кажется, по двум причинам. Если мы имеем дело с этой ситуацией, которую я вам рисовал, то причина в том, что на одном языке они уже не разговаривают толком, а на другом – еще. Это такое «полуязычное поколение». Каждый индивидуальный человек, конечно, на каком-то из двух языков говорит полноценно. Но как у поколения – у них нет одного общего языка. Кто-то лучше говорит по-русски, а кто-то – по-чукотски. Поэтому коммуникация между ними нарушается. Это первое. С кем они могут говорить? С ровесниками. С ровесниками у них нет полноценного языка. С детьми – посмотрите по схеме. Дети полноценно говорят на доминантном языке, а они так не могут. И дети над ними смеются.

Очень часто бывает, когда совсем маленьких детей вывозят в другую страну, они осваивают там язык как родной и потом начинается мучение. Видел картинку в Германии: мама и девочка лет 11 идут по улице, кто-то на немецком обращается к маме с просьбой показать дорогу, и ребенок говорит: «Мам, молчи, я сама скажу». Ребенок стесняется маминого «кривого» немецкого, и мама, естественно, тоже. И вот эта ситуация здесь. Со своими родителями ровно та же ситуация, только с другим языком. Родители-то хорошо помнят родной язык, а среднее поколение – не очень, они стесняются говорить на нем с родителями. Я думаю, что в этом дело.

Продолжение вопроса: У меня была такая ситуация: у моей подруги мать – хранительница мальтийского языка, она заслуженный ремесленник или как-то так это называется. Когда моя подруга Тамара стала работать с текстами по определенным категориям, мать ей сказала, что не нужно с этими текстами работать, пока она находится в фертильном возрасте. Как только она перейдет в старшее поколение, тогда она может этим заниматься.

Н. Вахтин: А какая была мотивация? Почему?

Продолжение вопроса: Мотивация не объяснена. Просто мать так сказала.

Н. Вахтин: Тогда это очень похоже на мариупольских греков, да. «Мал еще по-гречески говорить», вот вырастешь – будешь мальтийские тексты читать.

Вопрос: Скажите, что сейчас с русским языком? Что ему грозит?

Н. Вахтин: Коротко: с ним все хорошо, ему ничего не грозит.

Б. Долгин: Каковы ваши прогнозы относительно возможности формирования фактически разных русских языков – «украинского русского», «молдавского русского», с разными нормами и так далее.

Н. Вахтин: Почему «прогнозы»? это происходило за последние 100 лет и продолжает происходить. Из моего собственного опыта история: в течение многих лет я жил в украинской деревне летом, у нас там дом. И первую пару лет я радовался – как я хорошо понимаю по-украински! Пока я не сообразил, что это они со мной по-русски говорят. Конечно, есть местные всякие варианты, этот ужасный «суржик», на котором говорят. Но если серьезно отвечать…

Б. Долгин: Я не про «суржик». Я про то, что уже фактически становится языковой нормой в рамках СМИ.

Н. Вахтин: Есть интересные работы по «эстонскому русскому». Там имеются вполне определенные грамматические, интонационные, лексические отличия. Но он пока не очень далеко ушел. Почему мы в этом смысле отстаем от английского – исследователи насчитывают в мире 53 английских языка, 53 разных нормы английского. Уж про британский английский, канадский английский я уже и не говорю. Мы до этого пока не дошли просто потому, что наша империя была устроена по-другому. У них империя заморская, и эти территории, очень быстро отвалившись, образовали самостоятельные страны. А у нас территория непрерывная, процесс ее распада происходит очень медленно и болезненно, потому что не понятно, где заканчивается Россия и начинается колония. В Англии понятно – она заканчивается тут, а Египет – это другая страна. А у нас Тува – это другая страна или все-таки Россия? А Якутия – это другая страна, или Россия? Этот процесс идет у нас гораздо медленнее по чисто географическим причинам, но он идет.

Б. Долгин: Еще вопрос. Вы описывали ситуацию вполне сознательной языковой политики, исходящей от государства или каких-то сознательных сил общества. Но язык смещать можно и другим образом, наоборот, с вытеснением близких синонимов к как бы доминирующему языку или наоборот, выделением тех, которые отличаются, в общем, с растождествлением языков. Я даже не только про сербский и хорватский.

Н. Вахтин: Да, я понимаю. Это возможно на уровне лексики, потому что только на этом уровне это осознается. А грамматические конструкции не осознаются носителями, если у носителей нет специального образования. Я не знаю, какую грамматическую конструкцию я использую, говоря на родном языке. У меня нет языка для описания, какую грамматическую конструкцию я использую, если я не получил специального образования. Поэтому осознаваться это может только на уровне лексики. Да, сербохорватский пример – классический. Когда сербско-хорватско-боснийский отличается только одной интонацией, одним словом, которое тут принято говорить, а тут – не принято, с точки зрения внешнего наблюдателя, это абсолютно один язык. А с точки зрения самих этих групп, это разные языки. Но это возможно только на уровне лексики, повторю. Слова – да, а вот грамматические конструкции – нет. Чтобы сознательно «расподобить» грамматику – это надо быть лингвистом.

Б. Долгин: Или в школьные учебники нужно внести «нежелательные» формы, я говорю про украинский сейчас…

Н. Вахтин: Но это не процесс расподобления одного языка, это процесс расподобления отдаления украинской нормы литературной от литературной русской нормы. Похожая ситуация была в Белоруссии, где было две разные системы письменности: одна называлась «тарашкевица», а другая называлась «наркомовка». Одна изо всех сил приближала белорусский к польскому, а другая изо всех сил приближала белорусский к русскому. Они конфликтовали там все 20-е годы, пока не победила «наркомовка». Письменность, не произношение, только система письма, буквы. Эти писали «скорее» как по-польски, а эти – как по-русски. Это бывает, конечно. Через школы это возможно сделать. Это возможно на орфографии, на словах, на системе письма, но это невозможно на грамматических конструкциях, если над этим не поработали лингвисты.

Б. Долгин: А ситуация, когда язык скорее знает молодежь, нежели старшее поколение – она ведь тоже бывает? И к молодежи обращаются как к авторитету?

Н. Вахтин: Я был бы признателен вам за какие-нибудь примеры. Мне ничего в голову не приходит.

Б. Долгин: Во-первых, с тем же украинским языком: некоторая часть старшего поколения знает язык хуже, чем часть культурной молодежи.

Н. Вахтин: Погодите. Тут имеет место некоторая подмена. Вы недаром употребили слово «культурная молодежь». Пожилые и молодые одного культурного уровня, если при этом пожилых учили в школе русскому языку, а молодых – уже нет, тогда я понимаю. Но это не естественный процесс. Это через школу. А то, что молодые образованные ребята с высшим образованием в Минске или Киеве говорят по-белорусски или по-украински лучше своих родителей – это естественно. Потому что они образованные, и это единственная причина.

Б. Долгин: То есть должны быть такие граничные условия?

Н. Вахтин: Да, должны быть.

Б. Долгин:Если больше нет вопросов, то большое всем спасибо!

Почему правление народа лучше, чем правление экспертов

В начале 2017 года журнал Scientific American опубликовал симпозиум, посвященный угрозе, которую представляет для демократии «большое подталкивание». Большие данные — это явления, с помощью которых правительства и корпорации собирают и анализируют информацию, предоставляемую измерительными датчиками и поиском в Интернете. Подталкивает мнение, что правительства должны создавать архитектуры выбора, которые облегчат людям выбор, скажем, более экономичного автомобиля или более разумного пенсионного плана.Большое подталкивание — это комбинация того и другого, которая позволяет государственным или частным инженерам тонко влиять на выбор, который делают люди, например, путем автоматического заполнения поисковых запросов в Интернете желаемыми способами. Большой толчок — это «цифровой скипетр, который позволяет эффективно управлять массами, не вовлекая граждан в демократические процессы». Авторы симпозиума считают само собой разумеющимся, что демократия — политический режим, при котором люди коллективно определяют свой общий образ жизни — лучше эпистократии или правления экспертов.

Примечательно, что сегодня многие социологи не разделяют убеждения, что демократия лучше эпистократии. Напротив. В последние годы многочисленные политические теоретики и философы утверждали, что эксперты должны отвечать за государственную политику и должны манипулировать или сдерживать политические предпочтения невежественных масс. Эта точка зрения берет свое начало в «Республике » Платона , где философы, которые видят солнце истины, должны управлять массами, живущими в пещере невежества, и в «Общественном мнении » Вальтера Липпманна (1922), где за кулисами правят опытные социологи. и контролировать население с помощью пропаганды.Хотя есть различия во взглядах Кристофера Эйчена и Ларри Бартелса в книге Democracy for Realists (2016), Джейсона Бреннана в книге Against Democracy (2017), Александра Герреро здесь, в Aeon, и Тома Николса в книге The Death of Expertise (2017), этих социологов объединяет элитарная антипатия к партисипативной демократической политике.

В «Демократия для реалистов », например, авторы критикуют то, что они называют «народной теорией» демократии.При этом утверждается, что избранные представители должны претворять предпочтения своих избирателей в государственную политику. По мнению этих политологов, проблема в том, что большинству избирателей не хватает времени, энергии или способности погрузиться в технические детали государственной политики. Вместо этого люди склонны голосовать на основе групповой идентификации или побуждения присоединиться к одной политической фракции, а не к другой.

В памятной главе своей книги Эйкен и Бартельс показывают, что политики часто терпят поражение на выборах из-за событий, находящихся вне их контроля.Летом 1916 года, например, отдыхающие на пляжах в Нью-Джерси пережили серию нападений акул. На ноябрьских выборах пляжные городки дали президенту Вудро Вильсону меньше голосов, чем непляжные города Нью-Джерси. Избиратели, похоже, наказывали Вильсона за нападение акул. По словам Эйкена и Бартелса, способность избирателей «выносить разумные суждения о кредитоспособности и вине очень ограничена». Это вежливый способ сказать, что большинство избирателей недостаточно умны, чтобы понять, что президенты не несут ответственности за нападения акул.

Эйкен и Бартельс якобы защищают концепцию демократии. Но сила их аргументов и дух их книги высмеивают «романтическое» или «донкихотское» представление о том, что народ должен править. Они сравнивают «идеал народного суверенитета» — краеугольный камень современной демократической политической теории — со средневековым понятием «божественное право королей». Более реалистичная точка зрения состоит в том, что «разработка политики — это работа специалистов».

Многие политические деятели во всем мире также считают, что эпистократы должны править, и пытаются заручиться эмоциональной поддержкой населения.Рассмотрим лозунг Демократической партии на выборах в США в 2016 году: «Я с ней». Демократы рассказывали свою версию спасительного мифа Платона или простую историю, призванную побудить людей отождествить себя с политическим делом.

Демократия, напротив, требует отношения к людям как к гражданам, то есть как к взрослым, способным к осознанным решениям и моральным поступкам, а не как к детям, которыми нужно манипулировать. Один из способов относиться к людям как к гражданам — это доверить им реальные возможности участвовать в политическом процессе, а не просто как существ, которые могут приходить голосовать за лидеров каждые несколько лет.

Демократы признают, что одни люди знают больше, чем другие. Однако демократы считают, что люди, наделенные значимой властью принимать решения, могут ответственно обращаться с властью. Более того, люди испытывают удовлетворение, когда принимают участие в построении общего будущего. Демократы, от Томаса Джефферсона и Алексиса де Токвилля до политического теоретика Кэрол Пейтман из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, выступают за как можно более широкое рассредоточение власти среди людей. Демократическая вера заключается в том, что участие в политике просвещает и облагораживает людей.Для демократов актуальной задачей сегодня является защита и расширение возможностей для политических действий, а не их ограничение или закрытие во имя экспертного правления.

Каждый день люди демонстрируют, что они способны учиться. Люди осваивают новые языки, получают ученые степени, переезжают в новые города, готовятся к работе и преодолевают сложности современной жизни. Это правда, что люди склонны игнорировать то, что не касается их жизни. Подумайте, насколько хорошо вы знаете географию того, где живете и работаете; А теперь подумайте, сколько вы знаете о географии места на другой стороне земного шара, которое вы никогда не посещали.Люди изучают то, что им небезразлично и где знания помогают им в достижении целей.

Люди также каждый день показывают, что могут интересоваться жизнями других людей. Прошлым летом я работал в большом жюри в округе Вестчестер в штате Нью-Йорк. Округ произвольно вызвал 23 взрослых, соответствующих критериям отбора, для заслушивания доказательств, чтобы определить, может ли окружной прокурор выдвинуть уголовные обвинения. Все члены жюри серьезно относились к своим обязанностям, следуя указаниям окружного прокурора, задавая вопросы свидетелям, участвуя в обсуждениях и голосовании.До службы в большом жюри многие из нас мало знали уголовное право или стандарты юридических доказательств; впоследствии большинство из нас это сделали. Мы учились на практике.

«Лучшие и самые умные» привели США к войне в Ираке: послужной список эпистократии в лучшем случае неоднозначен.

Патман приводит другие примеры способов вовлечения большего числа людей в процесс разработки политики, включая собрания граждан для пересмотра избирательной системы в провинциях Канады или составление бюджета на основе участия в городе Порту-Алегри в Бразилии.В этих случаях граждане собирались в мини-сообществах и, имея время для обсуждения и исследования, становились осведомленными в общественных вопросах. Не менее важно то, что «эмпирические данные, полученные от миниатюрных обществ, показывают, что граждане приветствуют и пользуются возможностью принять участие и совещаться, и что они серьезно относятся к своим обязанностям».

Было бы ошибкой утверждать, что большинство людей слишком невежественны или апатичны, чтобы участвовать в политических делах. В определенных обстоятельствах многие люди хорошо выполняют гражданские функции.Граждане должны консультироваться с экспертами и подвержены когнитивным предубеждениям, но это верно для всех, кто занимает лидирующие позиции в современном мире. Реалисты критикуют понимание большинства людей политической жизни, но демократическая реакция такова, что у людей, не обладающих реальной властью, нет причин изучать государственную политику.

В книге The Death of Expertise Николс утверждает, что это «невежественный нарциссизм для мирян, полагая, что они могут поддерживать большую и развитую нацию, не прислушиваясь к голосам более образованных и опытных, чем они сами».Конечно, «лучшие и самые умные» привели США к войне в Ираке, кризису субстандартного ипотечного кредитования и кучу плохой политики в области образования; послужной список эпистократии в последние годы в лучшем случае неоднозначен. Более того, элитарная позиция противоречит тому факту, что многие люди требуют высказывать свое мнение о том, как мы ведем нашу личную и коллективную жизнь. Многие люди сегодня ценят автономию или самоуправление и страдают, когда им отказывают.

Одна из причин этого — определенный прогресс в истории идей.В книге «Изобретение автономии » (1997) Джером Б. Шнеуинд показывает, как идея автономии развивалась из намека в Послании Павла к римлянам до концепции свободы Жана Жака Руссо как следования закону, который каждый дает себе как члену общества. общая воля, практическая философия Иммануила Канта, которая делает свободу своим краеугольным камнем. Другие историки продолжают эту работу до настоящего времени, показывая, как идеал автономии влияет на современное мышление об экономике, расе, поле и так далее.Многие люди разделяют мнение международного движения инвалидов: «Ничего о нас без нас».

Развитие технологий также приучило людей к определенному контролю над своей индивидуальной и коллективной жизнью. Например, автомобили позволяют людям выбирать, куда они хотят поехать; автомобили воспитывают чувство индивидуальной автономии. В то же время естественного порядка машин не существует, и люди могут вместе решать такие вопросы, как создание полос для транспортных средств с высокой посещаемостью на автомагистралях или запрет на отправку текстовых сообщений на телефон во время вождения.В средневековом мире люди могли чувствовать себя запертыми в определенном месте в своем обществе, но в современном мире они требуют права голоса в порядке вещей. Вот почему либерализм — политическая доктрина, превозносящая индивидуальную свободу, — и демократия — политическая доктрина, повышающая ценность коллективной свободы — так часто переплетаются в современной политической мысли.

Современные люди ненавидят, когда им говорят: «Делайте это, потому что я так говорю». Отчуждение от политического процесса часто заставляет людей отождествлять себя с сильными лидерами, которые утверждают, что представляют молчаливое большинство.По всему миру мы видим политические баталии между технократами и популистами, экспертами, претендующими на власть благодаря своим знаниям, против лидеров, которые борются против элит от имени «реальных людей». Третий вариант — это демократия или представление о том, что люди из плоти и крови могут и должны обладать значимой властью в управлении общими делами.

Некоторые ученые испытывают своего рода макиавеллистское ликование, разоблачая демократический идеализм; другие превозносят «мудрость толпы». Но сторонники мудрости толпы на самом деле часто не призывают к наделению большей политической властью большинства граждан, как в предложении Герреро о лотократии.

Демократия означает, что люди осуществляют власть, а не выбирают из меню, составленного элитами и их агентами

Герреро, философ из Пенсильванского университета, считает, что прямая демократия не может работать, потому что большинству людей не хватает времени и возможностей для понимания сложностей современной государственной политики. Демократы отреагировали на эту ситуацию, создав систему представительной демократии, в которой люди голосуют за политиков, которые действуют как наши агенты в залах власти. Проблема в том, что большинство людей не могут уделять достаточно внимания, чтобы привлечь к ответственности своих представителей.Граждане «не осведомлены о том, что делают наши представители, не осведомлены о деталях сложных политических вопросов и не знают, хорошо ли то, что делает наш представитель, для нас или для всего мира». Что еще хуже, влиятельные экономические круги обладают знаниями и ресурсами, чтобы захватить представителей и заставить их служить богатым.

Время избирательной представительной демократии прошло, утверждает Герреро. Вместо того чтобы тратить впустую голоса людей на выборах, политические системы должны создавать лотократию, которая случайным образом выбирает взрослых, которые могут выполнять модифицированные версии работы, которую в настоящее время выполняют избранные политики.Прямо сейчас конгрессмены США — это преимущественно белые, мужчины, миллионеры; лотократия может мгновенно увеличить число женщин, представителей меньшинств и лиц с низкими доходами в законодательном органе и воспользоваться эпистемическим вкладом каждой группы в политические дебаты.

Герреро предполагает создание законодательных органов с одним вопросом, члены которых выбираются лотереей и избираются на трехлетний срок в шахматном порядке. В начале законодательной сессии эксперты устанавливают повестку дня и знакомят законодателей с этой темой, затем законодатели разрабатывают, пересматривают и голосуют по закону.Герреро отвергает возможность того, что эксперты «убедят нас купить ту же политику, спонсируемую корпорациями, которую мы сейчас получаем».

Напротив, богатые и влиятельные могли легко манипулировать лотократией. Аналитические центры и лоббисты, финансируемые экономической элитой, приветствовали бы возможность обучать избранных лотереями законодателей. Те, кто устанавливает повестку дня, принимают самые важные решения. Это демократическая критика планов, которые жестко регулируют способы участия людей в политике.Демократия означает, что люди осуществляют власть, а не выбирают из меню, составленного элитами и их агентами.

Лекарство от дефицита нашей демократии — передать как можно больше власти на местный уровень. Многие проблемы могут быть решены только на уровне штата, федеральном и международном уровнях, но идея состоит в том, что участие в местной политике учит граждан говорить публично, вести переговоры с другими, исследовать вопросы политики и узнавать о своем сообществе и более широких кругах в нем. который он встроен.Как и любой другой навык, способ стать лучшим гражданином — это практиковать гражданство.

Джефферсон сформулировал демократическую веру в замечательной серии писем в начале 19 века. Он сначала осуждает идею, разделяемую американским отцом-основателем Александром Гамильтоном и французским философом , что элиты должны править из столицы. Подобная концентрация власти расстраивает граждан и открывает двери аристократии или автократии. Джефферсон представляет систему приходских республик, которая дает людям возможность решать местные дела, включая заботу о бедных, дорогах, полиции, выборах, судах, школах и милиции.Джефферсон видит роль округов, штатов и федерального правительства, но он хочет, чтобы значительная политическая власть была распределена по всем уголкам страны. Джефферсон объясняет, что когда люди участвуют «в управлении делами не только на выборах один день в году, но и каждый день», они будут защищать свои права и бороться за власть Цезаря или Бонапарта.

Несколько десятилетий спустя французский политолог Токвиль в своей книге Демократия в Америке (1835-40) утверждал, что американцы показали, как может выглядеть демократия в современном мире.Во Франции, когда люди хотят что-то сделать, они обращаются к централизованному правительству. В США, напротив, люди создают демократические ассоциации для достижения своих общих целей:

Американцы всех возрастов, всех условий и всех склонностей постоянно образуют ассоциации … Американцы создают ассоциации, чтобы устраивать развлечения, основывать семинарии, строить гостиницы, строить церкви, распространять книги, посылать миссионеров на антиподы; таким образом они находили больницы, тюрьмы и школы.

Для Токвиля великолепие демократии в США состоит в том, что она находится в гражданском обществе, а также в официальных правительственных структурах.

Несколько лет назад я увидел пример демократии в действии, когда в моем местном школьном округе разгорелись жаркие споры о зарплате суперинтенданта. Группа людей в округе разослала электронное письмо, в котором протестовала против одобрения школьным советом повышения надзирателя, который уже был одним из самых высокооплачиваемых чиновников в штате. На следующем собрании школьного совета помещение для собраний округа было заполнено до отказа, и люди сидели на полу, в дверях и за пределами комнаты.Когда пришло время обсудить этот вопрос, один человек встал и сказал, почему она думает, что суперинтендант получает чрезмерную компенсацию и что ресурсы можно было бы лучше потратить в другом месте. Затем член школьного совета объяснил, что для того, чтобы округ оставался успешным, ему необходимо вознаграждать своего руководителя наравне с другими успешными руководителями. Дебаты касались заработной платы одного человека, но это также был разговор о том, какое образование мы предполагаем для наших детей. Многие люди поделились своими мыслями и узнали, что говорят другие.

В эпистократии немногие принимают все решающие решения; все остальные могут остаться дома и посмотреть телевизор

Дискуссия о зарплате суперинтенданта накалилась. Люди повышали голос, оскорбляли других и угрожали судебным разбирательством. Токвиль советует своим читателям понять ценность демократического участия, выходящего за рамки спокойного дискурса: «Такое зло, несомненно, велико, но оно преходяще; тогда как преимущества, которые им сопутствуют, остаются.«Поскольку наши голоса имели значение, многие родители пришли на собрание, высказали свои опасения и услышали мнение других. В большой централизованной школьной системе каждый родитель имеет незначительную долю власти; но в небольшом школьном округе каждый родитель может испытать волнующее чувство, когда встает на ноги публично по поводу общего дела. Соседи встречаются друг с другом и подтверждают свою приверженность делу улучшения своей коллективной жизни.

В эпистократии несколько человек принимают все решающие решения, и все остальные могут также оставаться дома и смотреть телевизор.В условиях партисипативной демократии люди тренируют свои гражданские мускулы, становятся более вдумчивыми, вовлеченными в дела общества и стремятся сделать мир лучше. В книге Against Democracy Бреннан утверждает, что демократия — это место обитания «хоббитов», «хулиганов» и «вулканов»: эта схема искажает представление о гражданах, которых я встречал на большом жюри, собрании школьного совета или политических демонстрациях, действующих вместе. для решения общей проблемы.

В современные демократии власть экспертов вернулась в форме «большого подталкивания».Возможно, не все эпистократы одобряют эту конкретную технологию, но они открывают ей дверь своей критикой интеллектуальных способностей масс и своей защитой правления элиты.

Scientific American отмечает, что сильное подталкивание может привести к новой форме диктатуры, основанной на «технократическом поведенческом и социальном контроле». Однако большинство рекомендаций по борьбе с этой угрозой основаны на изменении использования компьютеров, включая включение управляемых пользователем информационных фильтров, улучшение взаимодействия компьютерных систем и содействие цифровой грамотности.Все эти меры упускают из виду важный момент: демократия требует расширения прав и возможностей людей для участия в политическом процессе. Нет алгоритма, который мог бы заменить поручение людям выполнять тяжелую работу по ведению общественных дел.

Способ научиться ходить — это ходить; способ стать гражданином — это проявить какую-то власть в правительстве или гражданском обществе. Не существует быстрого технологического решения, которое сделало бы наше общество более демократичным. Чтобы научиться тому, что Токвиль называл «искусством быть свободным», люди должны приложить руку к управлению общими делами.

Эссе Евы Койманс — Новый гуманитарный колледж

Мы рады опубликовать серию эссе студентов, принявших участие в нашем конкурсе сочинений 2017 года. Это отмеченное наградами эссе написано Евой Коойманс, которая выиграла 500 фунтов стерлингов, заняв второе место в конкурсе.

Вопрос о том, является ли демократия лучшей формой правления, охватывает как философию, так и политику в своем исследовании. Философия занимается тем, какая форма правления теоретически оправдана, тогда как политический подход рассматривает, жизнеспособна ли демократия на практике.Хотя эти подходы частично совпадают, обе области исследования, кажется, приходят к разным выводам. Исследование того, является ли демократия лучшей формой правления с философской точки зрения, показывает, что демократия теоретически превосходит другие формы правления, поскольку соответствует человеческому достоинству. В действительности, однако, демократия несколько более проблематична, потому что лидерам может быть сложно удовлетворить все население, что, например, не ставит перед собой цель тоталитарное правительство.В целом, демократия — лучшая форма правления, потому что она наиболее оправдана с моральной точки зрения, хотя сегодня демократические правительства можно улучшить.

В этом эссе будет рассматриваться только репрезентативная демократия (представительный орган избирается гражданами), а не прямая демократия (граждане непосредственно участвуют во всех политических делах), потому что прямая демократия вряд ли актуальна для современного общества и, следовательно, менее важный вопрос обсуждать.

Теоретически демократия — это система, которая передает власть в руки граждан, чтобы обеспечить управление в пользу народа.Гражданам предоставляется возможность выбирать, кто ими правит, и часто каждый голос учитывается одинаково. Это дает людям свободу и равенство, которые являются высоко оцененными ценностями. Никакая другая форма правления не предлагает обе эти ценности (диктатура (доброжелательная или недоброжелательная) устраняет личную свободу, а олигархические формы правления игнорируют равенство), что является одной из причин, почему демократия является лучшей формой правления.

Представительская демократия также верит в человечество, поскольку предполагает, что мы знаем, что для нас лучше.Философ Платон поставил под сомнение то, что мы лучше всех оцениваем наши интересы и «высшее благо» общества. Платон считал, что простые люди недостаточно рациональны, чтобы нести ответственность за избрание правительства. Однако, если предположить, что у нас действительно нет причин, как наше поведение при голосовании может быть вредным для политики, если мы считаем, что избранное правительство действует в наших собственных интересах? Несомненно, нет разницы между тем, что, по нашему мнению, отвечает нашим интересам, и тем, что на самом деле отвечает нашим интересам, и почему какое-либо правительство может знать наши интересы лучше нас? Вот почему общественность должна нести ответственность за избрание правительства, поскольку мы имеем право выбирать, как будет выглядеть правящий орган, и имеем право принимать это решение за себя.

Затем есть утилитарный аргумент в пользу демократии: даже если мы не способны выбрать наиболее выгодное правительство, мы должны продолжать принимать эти решения, чтобы учиться на своих ошибках, чтобы общество в целом могло развиваться. Если мы сможем продолжать анализировать ошибки в нашем поведении при голосовании, правительство сможет продолжать улучшаться, что приведет к тому, что правительства будут становиться все более успешными (особенно с учетом того, что демократические правительства сменяются каждые несколько лет). Человек тоже может прогрессировать: власть, которой мы обладаем при избрании правительства, побуждает нас критически относиться к своим действиям.Критическое мышление имеет решающее значение для личного развития, и в целом человек может стать более умным и, возможно, более полноценным, если ему будет предоставлено право голоса. Поскольку общество состоит из индивидуумов, индивидуальный прогресс также ведет к социальному прогрессу.

Значительная сила демократии как формы правления состоит в том, что она снижает вероятность политического инакомыслия. Избранное правительство придет к власти большинством голосов, а это означает, что большинство должно быть удовлетворено. Это не может сравниться ни с одной другой формой правления: единственный способ обеспечить одобрение большинства — это услышать мнение общественности и сформировать правительство на основе их выраженных потребностей.Даже если бы диктатура была бы в интересах большинства, это было бы только предположением, поскольку выборы — лучший способ оценить, чего хочет / в чем нуждается публика. С другой стороны, демократическое правительство не учитывает потребности меньшинств, что может оставить их без внимания, что приведет к неудовлетворенности. Однако не существует такой формы правления, которая могла бы удовлетворить всех людей, и только при наличии демократии можно гарантировать удовлетворение большинства.

В целом, философский аргумент в пользу демократии очень силен, предполагая, что демократия теоретически является лучшей формой правления.

На практике демократия не так прямолинейна и мирна, как предполагают философские идеалы демократии. Вера в человечество (как обсуждалось выше) может иметь неприятные последствия для общества, поскольку люди могут не обладать достаточными политическими знаниями и опытом, чтобы принимать решения, которые принесли бы пользу им самим и обществу в целом. К тому времени, когда молодым людям будет предоставлено избирательное право (часто в возрасте 18 лет), многие из них не будут иметь никакого политического образования в школе, и получить такое образование после окончания учебы становится еще сложнее.Как тогда можно ожидать, что мы узнаем, какое поведение при голосовании будет в наших интересах (при условии, что мы знаем, что в наших интересах)? Эта проблема может быть решена путем предоставления эффективного политического образования в школах и за их пределами. Однако, даже когда мы понимаем, какая партия / политик будет действовать в наших интересах, мы все равно восприимчивы к политикам, апеллирующим к нашим эмоциям. Например, экстремистские националистические партии склонны предлагать весьма упрощенные решения спорных проблем, не предоставляя четких указаний относительно того, какие действия они будут предпринимать.Тем не менее, такие партии получили широкую поддержку за последние несколько лет, до такой степени, что многие европейские страны вплотную подошли к избранию националистических правительств на выборах в этом году. Даже если бы у нас было достаточное политическое образование, наше поведение при голосовании все равно зависело бы от обещаний политиков, но в целом по-прежнему важно иметь качественное политическое образование для того, чтобы демократия функционировала хорошо.

Еще одна проблема с демократией на практике заключается в том, что выборный орган почти никогда не выполняет обещания, данные в ходе своей кампании.Обещания, благодаря которым они избираются, конечно же, направлены на получение поддержки, и часто лидеры не уверены в том, что возможно осуществить до вступления в должность. Однако разве не справедливо со стороны правящего органа не выполнять обещания, ради которых они были избраны? Это повторяющийся недостаток демократической формы правления, и одно из часто предлагаемых решений — проведение референдумов, когда граждане голосуют по политическим вопросам. С одной стороны, референдумы позволяют общественности высказать свое мнение после правительственных выборов и будут гарантировать, что правительство продолжит действовать в соответствии с желаниями народа.Однако на практике это только увековечивает проблему недостаточных политических знаний для того, чтобы люди могли полноценно участвовать в политике. Например, вопрос о Брексите, возможно, был слишком сложным для населения Великобритании, чтобы полностью осознать его последствия, и когда общественность спросили об их поведении при голосовании, многие признали, что не понимают, за что выступает ЕС, но все же проголосовали за выход. Независимо от того, окажется ли Брексит успехом или неудачей, больно осознавать, что у британской общественности не было политических знаний для решения такой проблемы.Разве недостаточно выбрать руководящий орган и довериться ему для принятия решений, которые примет большинство, если бы у них был опыт? Теоретически мы действительно могли бы доверять политикам, которые будут действовать от нашего имени так, как мы ожидали от них, когда мы их избрали, но, опять же, мы не можем быть уверены, что они останутся последовательными в своих идеалах и действиях после вступления в должность.

Однако следует сказать, что референдумы могут быть очень ценными, когда речь идет о решениях, которые не являются слишком политически сложными, но все же сильно влияют на большинство населения.Например, Нидерланды собираются провести референдум о конфиденциальности в Интернете. Это проблема, которую нетрудно понять, но она сильно повлияет на пользователей Интернета. В таких случаях все, что выбирает население, отвечает его интересам, что возвращает нас к философскому аргументу в пользу демократии.

В целом, практическая демократия более проблематична, чем демократия в теории, но все же достаточно прочна для того, чтобы демократия была лучшей формой правления.

В заключение, демократия — лучшая форма правления, главным образом из-за ее сильной философской основы.Демократия обеспечивает правильный уровень веры в человечество, дает нам автономию выбирать, кто нами правит, и уважает наши права на свободу и равенство. Политический аргумент в пользу демократии также является самым убедительным: хотя демократию сегодня можно улучшить (например, с помощью политического образования), и она все еще сталкивается с множеством недостатков, она более функциональна, чем диктаторские формы правления. Демократия важна для индивидуального, социального и политического благосостояния и, следовательно, является лучшей формой правления.

статей федералиста No.10 (1787)

Жителям штата Нью-Йорк:

СРЕДИ многочисленных преимуществ, обещанных хорошо построенным Союзом, ни одно не заслуживает более точного развития, чем его тенденция к разрушению и контролю над насилием фракции. Друг народных правительств никогда так не тревожится за их характер и судьбу, как когда он размышляет об их склонности к этому опасному пороку. Поэтому он непременно оценит любой план, который, не нарушая принципов, к которым он привязан, дает правильное лекарство от него.Нестабильность, несправедливость и замешательство, внесенные в общественные советы, на самом деле были смертельными болезнями, от которых повсюду гибли народные правительства; поскольку они продолжают оставаться любимыми и плодотворными темами, из которых противники свободы черпают свои самые благовидные заявления. Несомненно, нельзя слишком восхищаться ценными улучшениями, внесенными в американские конституции в популярные модели, как древние, так и современные; но было бы недопустимым пристрастием утверждать, что они настолько эффективно устранили опасность с этой стороны, как того желали и ожидали.Повсюду слышны жалобы от наших наиболее внимательных и добродетельных граждан, в равной степени сторонников общественной и частной веры, а также общественной и личной свободы, на то, что наши правительства слишком нестабильны, что общественное благо не принимается во внимание в конфликтах соперничающих сторон и что меры слишком часто принимаются не в соответствии с правилами справедливости и правами второстепенной стороны, а в силу превосходящей силы заинтересованного и властного большинства. Как ни тревожно мы можем пожелать, чтобы эти жалобы не имели основания, свидетельства известных фактов, не позволят нам отрицать, что они в какой-то степени верны.Действительно, при откровенном обзоре нашей ситуации будет обнаружено, что некоторые из бедствий, в которых мы работаем, были ошибочно приписаны действиям наших правительств; но в то же время будет обнаружено, что не одни только другие причины являются причиной многих из наших самых тяжелых несчастий; и, в частности, из-за преобладающего и растущего недоверия к государственным обязательствам и тревоги за частные права, которые эхом разносятся от одного конца континента к другому. Это должно быть главным образом, если не целиком, следствием неустойчивости и несправедливости, которыми фракционный дух запятнал нашу государственную администрацию.

Под фракцией я понимаю ряд граждан, составляющих большинство или меньшинство в целом, которые объединены и движимы каким-то общим порывом страсти или интереса, ущемляющего права других граждан или постоянные и совокупные интересы сообщества.

Есть два метода излечения вреда фракции: первый, устраняя его причины; другой — контролируя его эффекты.

Снова есть два метода устранения причин фракции: первый — уничтожение свободы, которая необходима для ее существования; другой — давая каждому гражданину одинаковые мнения, одинаковые увлечения и одинаковые интересы.

Нельзя сказать вернее, чем о первом лекарстве, что оно хуже самой болезни. Свобода для фракции — это то же самое, что воздух для огня, пища, без которой она мгновенно исчезает. Но отменить свободу, которая необходима для политической жизни, потому что она питает фракцию, не может быть менее глупо, чем желать уничтожения воздуха, который необходим для жизни животных, потому что он дает огонь своей разрушительной силой.

Второй прием столь же невыполним, как и первый неразумный.До тех пор, пока разум человека продолжает ошибаться и он волен применять его, будут формироваться разные мнения. Пока существует связь между его разумом и его любовью к себе, его мнения и его страсти будут иметь взаимное влияние друг на друга; а первые будут объектами, к которым присоединятся вторые. Разнообразие человеческих способностей, из которых проистекают права собственности, является не менее непреодолимым препятствием для единообразия интересов. Защита этих способностей — первая цель правительства.Из защиты различных и неравных способностей приобретения собственности немедленно возникает владение различными степенями и видами собственности; и из-за их влияния на настроения и взгляды соответствующих владельцев следует разделение общества на различные интересы и стороны.

Таким образом, скрытые причины фракции посеяны в природе человека; и мы видим, что они повсюду приводятся в разную степень активности, в зависимости от различных обстоятельств гражданского общества.Рвение к различным мнениям относительно религии, правительства и многих других вопросов, а также к спекуляциям и практике; привязанность к разным лидерам, амбициозно борющимся за превосходство и власть; или людям иного толка, чьи судьбы интересовали человеческие страсти, которые, в свою очередь, разделили человечество на партии, воспламенили их взаимной враждой и сделали их гораздо более склонными досаждать и угнетать друг друга, чем сотрудничать ради их общее благо.Склонность человечества к взаимной вражде настолько сильна, что там, где не было существенного повода, самых легкомысленных и причудливых различий было достаточно, чтобы разжечь их враждебные страсти и разжечь самые жестокие конфликты. Но наиболее распространенным и устойчивым источником фракций было различное и неравное распределение собственности. У тех, кто владеет, и у тех, у кого нет собственности, когда-либо формировались различные интересы в обществе. Как кредиторы, так и должники подпадают под подобную дискриминацию.Земельный интерес, производственный интерес, коммерческий интерес, денежный интерес с множеством меньших интересов вырастают по необходимости в цивилизованных странах и делят их на разные классы, движимые разными чувствами и взглядами. Регулирование этих разнообразных и мешающих интересов составляет основную задачу современного законодательства и вовлекает дух партии и фракции в необходимые и обычные операции правительства.

Никому не позволено быть судьей в его собственном деле, потому что его интересы, безусловно, исказят его суждение и, что не исключено, повредят его честности.С равным, даже с большим основанием, группа людей не может быть одновременно судьями и сторонами; и все же каковы многие из наиболее важных законодательных актов, как не так много судебных определений, действительно не касающихся прав отдельных лиц, а прав больших групп граждан? И что представляют собой различные классы законодателей, кроме как сторонников и сторонников тех причин, которые они определяют? Предлагается ли закон о частных долгах? Это вопрос, в котором кредиторы являются сторонами с одной стороны, а должники — с другой.Справедливость должна поддерживать баланс между ними. Тем не менее стороны сами являются и должны быть судьями; и следует ожидать, что победит самая многочисленная партия или, другими словами, самая могущественная фракция. Будет ли стимулироваться отечественное производство и в какой степени ограничения на иностранное производство? это вопросы, которые решались бы по-разному земельным и производственным классами, и, вероятно, ни один из них не имел бы единственной точки зрения на справедливость и общественное благо. Распределение налогов на различные характеристики собственности — это акт, который, по-видимому, требует максимальной беспристрастности; тем не менее, возможно, нет законодательного акта, в котором преобладающей стороне предоставляется большая возможность и соблазн попирать правила справедливости.Каждый шиллинг, которым они нагружают меньшее число, — это шиллинг, сброшенный в их собственные карманы.

Напрасно говорить, что просвещенные государственные деятели смогут уладить эти противоречивые интересы и сделать их всех подчиненными общественному благу. Просвещенные государственные деятели не всегда будут у руля. Во многих случаях такая корректировка вообще не может быть произведена без учета косвенных и отдаленных соображений, которые редко преобладают над непосредственным интересом, который одна сторона может найти в игнорировании прав другой или блага в целом.

Вывод, к которому мы пришли, состоит в том, что ПРИЧИН фракции не могут быть устранены, и это облегчение следует искать только в средствах контроля ее ДЕЙСТВИЙ .

Если фракция состоит менее чем из большинства, помощь предоставляется по республиканскому принципу, который позволяет большинству опровергнуть свои зловещие взгляды путем регулярного голосования. Это может засорить администрацию, это может вызвать потрясение в обществе; но он не сможет казнить и замаскировать свое насилие формами Конституции.Когда во фракцию входит большинство, форма народного правительства, с другой стороны, позволяет ей приносить в жертву своим правящим страстям или интересам как общественное благо, так и права других граждан. Обеспечение общественного блага и частных прав от опасности такой фракции и в то же время сохранение духа и формы народного правительства, таким образом, является главной целью, на которую направлены наши исследования. Позвольте мне добавить, что это великое желание, с помощью которого эта форма правления может быть спасена от позора, под которым она так долго находилась, и рекомендована к уважению и принятию человечеством.

Какими средствами достижима эта цель? Очевидно, только одним из двух. Либо наличие одной и той же страсти или интереса у большинства в одно и то же время должно быть предотвращено, либо большинство, имеющее такую сопутствующую страсть или интерес, должно быть лишено своей численности и местного положения неспособным согласовывать и претворять в жизнь планы. угнетения. Мы хорошо знаем, что если импульс и возможность совпадают, ни на моральные, ни на религиозные мотивы нельзя полагаться как на адекватный контроль.Они не оказываются таковыми в отношении несправедливости и насилия отдельных лиц и теряют свою эффективность пропорционально их количеству, вместе взятому, то есть по мере того, как их эффективность становится необходимой.

Исходя из этого взгляда на предмет, можно сделать вывод, что чистая демократия, под которой я подразумеваю общество, состоящее из небольшого числа граждан, которые собирают и управляют правительством лично, не может допустить лекарства от вреда фракции. Общая страсть или интерес почти в каждом случае будут ощущаться большинством в целом; общение и согласие являются результатом самой формы правления; и нет ничего, что могло бы сдержать побуждения принести в жертву более слабую сторону или неприятного человека.Следовательно, такие демократии всегда были зрелищем беспорядков и раздоров; когда-либо были признаны несовместимыми с личной безопасностью или правами собственности; и в целом их жизнь была столь же короткой, сколь и жестокой в своей смерти. Политики-теоретики, покровительствовавшие этому виду правления, ошибочно полагали, что, сведя человечество к полному равенству в своих политических правах, они в то же время будут полностью уравновешены и ассимилированы в своих владениях, своих мнениях и своих страстях. .

Республика, под которой я подразумеваю правительство, в котором осуществляется схема представительства, открывает иную перспективу и обещает лекарство, от которого мы ищем. Давайте исследуем моменты, в которых оно отличается от чистой демократии, и мы поймем как природу лекарства, так и эффективность, которую он должен получить от Союза.

Две большие разницы между демократией и республикой заключаются в следующем: во-первых, делегирование власти, в последнем случае, небольшому количеству граждан, избранных остальными; во-вторых, большее количество граждан и большая сфера страны, на которую последняя может распространяться.

Эффект первого различия состоит, с одной стороны, в уточнении и расширении общественных взглядов путем передачи их через избранную группу граждан, чья мудрость может лучше всего различить истинные интересы своей страны и чей патриотизм и любовь к справедливости вряд ли принесет ее в жертву временным или частичным соображениям. При таком регулировании вполне может случиться так, что публичный голос, произнесенный представителями народа, будет более созвучен общественному благу, чем если бы он был произнесен самими людьми, созванными для этой цели.С другой стороны, эффект может быть обратным. Люди фракционного характера, местных предрассудков или зловещих умыслов могут с помощью интриг, коррупции или других средств сначала получить избирательные права, а затем предать интересы народа. Возникает вопрос, какие республики более благоприятны для избрания надежных хранителей общественного блага: маленькие или обширные республики; и ясно, что в пользу последнего принято решение по двум очевидным соображениям:

Прежде всего, следует отметить, что, какой бы маленькой ни была республика, количество представителей должно быть увеличено до определенного числа, чтобы защититься от клики нескольких; и что, каким бы большим они ни были, они должны быть ограничены определенным числом, чтобы не допустить замешательства множества.Следовательно, количество представителей в двух случаях не пропорционально количеству двух составляющих и пропорционально больше в малой республике, из этого следует, что если доля подходящих персонажей будет не меньше в большой, чем в малой республике. республике, первое представит больший выбор и, следовательно, большую вероятность правильного выбора.

Далее, поскольку каждый представитель будет избираться большим числом граждан в большой, чем в маленькой республике, недостойным кандидатам будет труднее успешно практиковать порочное искусство, с помощью которого слишком часто проводятся выборы; а избирательные права более свободных людей с большей вероятностью будут сосредоточены в людях, обладающих наиболее привлекательными достоинствами и наиболее разветвленными и устоявшимися характерами.

Следует признать, что в этом, как и в большинстве других случаев, есть средство, по обе стороны от которого будут лежать неудобства. Слишком увеличивая число избирателей, вы слишком мало знакомите представителей со всеми местными обстоятельствами и меньшими интересами; поскольку, слишком его уменьшая, вы делаете его чрезмерно привязанным к ним и слишком мало пригодным для понимания и преследования великих и национальных целей. Федеральная конституция представляет собой удачное сочетание в этом отношении; большие и совокупные интересы передаются национальным, местным и частным законодательным органам штатов.

Другое отличие состоит в том, что большее количество граждан и размер территории могут быть включены в рамки республиканского, чем демократического правления; и именно это обстоятельство делает в первом случае меньше опасений в отношении фракционных комбинаций, чем во втором. Чем меньше общество, тем меньше, вероятно, будет отдельных партий и интересов, составляющих его; чем меньше различных партий и интересов, тем чаще будет обнаруживаться большинство у одной и той же партии; и чем меньшее количество людей составляет большинство, и чем меньше компас, в который они помещены, тем легче они будут согласовывать и выполнять свои планы угнетения.Расширьте сферу, и вы охватите большее разнообразие сторон и интересов; вы уменьшаете вероятность того, что у большинства будет общий мотив посягать на права других граждан; или если такой общий мотив существует, всем, кто его чувствует, будет труднее обнаружить свою собственную силу и действовать в унисон друг с другом. Помимо других препятствий, можно отметить, что там, где есть сознание несправедливых или бесчестных целей, общение всегда сдерживается недоверием пропорционально количеству людей, согласие которых необходимо.

Отсюда ясно следует, что тем же преимуществом, которое республика имеет над демократией в контроле влияния фракции, пользуется большая республика над малой республикой, — союз пользуется этим преимуществом перед государствами, составляющими его. Состоит ли преимущество в замене представителей, чьи просвещенные взгляды и добродетельные чувства ставят их выше местных предрассудков и схем несправедливости? Нельзя отрицать, что представительство Союза, скорее всего, будет обладать этими необходимыми качествами.Состоит ли оно в большей безопасности, обеспечиваемой большим разнообразием партий, против случая, когда какая-либо одна партия сможет превзойти численностью и подавить остальные? В равной степени возросшее разнообразие партий, входящих в Союз, увеличивает эту безопасность. В общем, состоит ли оно в более серьезных препятствиях, мешающих сговору и осуществлению тайных желаний несправедливого и заинтересованного большинства? Здесь, опять же, размах Союза дает ему наиболее ощутимое преимущество.

Влияние фракционных лидеров может разжечь пламя внутри их отдельных штатов, но не сможет распространить общий пожар по другим штатам.Религиозная секта может переродиться в политическую фракцию в составе Конфедерации; но разнообразие сект, рассредоточенных по всему его лицу, должно защитить национальные советы от любой опасности, исходящей из этого источника. Ярость к бумажным деньгам, к отмене долгов, к равному разделу собственности или к любому другому неподходящему или нечестивому проекту будет менее склонна распространяться на все тело Союза, чем на его конкретного члена; в той же пропорции, что и такая болезнь, с большей вероятностью заразит конкретный округ или район, чем весь штат.

Таким образом, благодаря размеру и надлежащей структуре Союза мы видим республиканское средство от болезней, наиболее характерных для республиканского правительства. И в зависимости от степени удовольствия и гордости, которые мы испытываем, будучи республиканцами, должно быть наше рвение в лелеять дух и поддерживать характер федералистов.

PUBLIUS.

цитат о демократии — civiced.org

«Опасность не в том, что какой-то конкретный класс непригоден для управления. Каждый класс непригоден для управления.”
— Лорд Актон

«Дух, преобладающий среди людей всех степеней, всех возрастов и полов, есть Дух свободы».
— Эбигейл Адамс, 1775 г.

«Власть законов, а не человеков».
— Джон Адамс

«Свобода не может быть сохранена без общего знания среди людей, которые имеют право… и желание знать».
— Джон Адамс, 1765 г.

«Помните, демократия никогда не длится долго. Вскоре он истощается, истощается и убивает себя. Еще никогда не было демократии, которая бы не покончила жизнь самоубийством.
— Джон Адамс

«Я должен изучать политику и войну, чтобы мои сыновья могли свободно изучать математику и философию. Мои сыновья должны изучать математику и философию, географию, естественную историю, военно-морскую архитектуру, мореплавание, торговлю и сельское хозяйство, чтобы дать своим детям право изучать живопись, поэзию, музыку, архитектуру, скульптуру, гобелены и фарфор ».
— Джон Адамс

«В тот момент, когда общество принимает идею о том, что собственность не так священна, как законы Бога, и что нет силы закона и общественного правосудия, которые защищали бы ее, начинаются анархия и тирания.
— Джон Адамс, Защита американских конституций, 1787 г.

«Не только право каждого присяжного заседателя, но и его обязанность… вынести приговор в соответствии с его собственным лучшим пониманием, суждением и совестью, хотя и прямо противоречащим постановлению суда».
— Джон Адамс

«Если были те, кто сомневался в том, что конфедеративная представительная демократия является правительством, компетентным для мудрого и упорядоченного управления общими заботами могущественной нации, то эти сомнения были развеяны.
— Джон Куинси Адамс

«Если самый подлый человек в республике лишен своих прав, то каждый человек в республике лишен своих прав».
— Джейн Аддамс, 1903 г.

«Никакое угнетение не может быть более сильным и продолжительным, чем угнетение, вызванное извращением и превышением законной власти».
— Джозеф Аддисон

«Всегда легче бороться за свои принципы, чем жить по ним».
— Альфред Адлер

«Демократия — это медленный процесс спотыкания до правильного решения вместо того, чтобы идти прямо к неправильному.
— Аноним

«Избирательное право — главное право».
— Сьюзен Б. Энтони

«Где свобода, там моя страна».
— Латинская фраза неизвестного авторства; девиз Алджернона Сиднея и Джеймса Отиса

«Тоталитаризм никогда не довольствуется управлением внешними средствами, а именно через государство и механизм насилия; Благодаря своей своеобразной идеологии и роли, отведенной ему в этом аппарате принуждения, тоталитаризм открыл средства доминирования и терроризирования людей изнутри.
— Ханна Арендт

«Демократия возникает из представления о том, что равные во всех отношениях равны во всех отношениях; поскольку мужчины одинаково свободны, они заявляют, что они абсолютно равны ».
— Аристотель

«Тот, кто не может жить в обществе или кто не нуждается, потому что он достаточен для себя, должен быть либо зверем, либо богом».
— Аристотель

«Ибо, если свобода и равенство, как полагают некоторые люди, главным образом можно найти в демократии, они будут достигнуты, когда все люди в равной степени будут участвовать в управлении в максимальной степени.
— Аристотель

«Ибо, если свобода и равенство, как полагают некоторые люди, главным образом можно найти в демократии, это должно быть так, чтобы каждый правительственный департамент был одинаково открыт для всех; но поскольку люди составляют большинство, и то, что они голосуют, является законом, отсюда следует, что такое государство является демократией ».
— Аристотель

«Благо человека должно быть концом политической науки».
— Аристотель

«Они должны править, кто умеет править лучше всех».
— Аристотель

После каждой войны демократии остается немного меньше.
— Брукс Аткинсон

«Судьи должны помнить, что их должность — jus dicere, а не jus dare; толковать закон, а не создавать или давать закон ».
— Фрэнсис Бэкон

«Способность сочетать приверженность со скептицизмом необходима для демократии».
— Мэри Кэтрин Бейтсон

«Один из ключей к выживанию свободных институтов — это отношения между частной и общественной жизнью, то, как граждане участвуют или не участвуют в общественной сфере».
— Роберт Н.Белла

«Два основных компонента хорошей жизни — это успех в работе и радость, которую приносит служение своему сообществу. И… эти два понятия так тесно переплетены, что у человека обычно не может быть одного, не имея другого ».
— Роберт Н. Белла

«Каждый человек, который считается за одного, и никто не может считаться более, чем за одного… кажется, больше, чем любая другая формула, составляет несводимый минимум идеала равенства».
— Исайя Берлин

«Союз правительства и религии имеет тенденцию разрушать правительство и унижать религию.История государственной религии, установленной как в Англии, так и в этой стране, показала, что всякий раз, когда правительство присоединялось к одной конкретной форме религии, неизбежным результатом было то, что оно навлекало на себя ненависть, неуважение и даже презрение к тем, кто придерживался противоположных взглядов. верования. Та же самая история показала, что многие люди утратили уважение к любой религии, которая полагалась на поддержку правительства для распространения своей веры ».
— Хьюго Л. Блэк

«Я считаю, что в нашем Билле о правах есть« абсолюты », и что они были помещены туда намеренно людьми, которые знали, что означают слова, и считали свои запреты« абсолютными ».’»
— Хьюго Л. Блэк

«Лояльность должна возникать спонтанно из сердец людей, которые любят свою страну и уважают свое правительство».
— Хьюго Л. Блэк

«Общественное благосостояние требует, чтобы конституционные дела разрешались в соответствии с положениями самой Конституции, а не в соответствии с мнениями судей о справедливости, разумности или справедливости. Я не опасаюсь, что конституционные поправки будут приняты должным образом, но я опасаюсь переписывания Конституции судьями под видом толкования.
— Хьюго Л. Блэк

«Без каких-либо отклонений, без исключения, без каких-либо« если »,« но »или« где-то », свобода слова означает, что вы не должны делать что-либо с людьми из-за их взглядов, выражать, говорить или писать».
— Хьюго Л. Блэк

«Если бы люди были мудрыми, самые деспотичные князья не могли причинить им вреда. Если они не будут мудры, самое свободное правительство будет вынуждено быть тиранией ».
— Уильям Блейк

«Что бы вы сделали, проложили большую дорогу через закон, чтобы преследовать дьявола? … И когда закон был нарушен и Дьявол обернулся против вас, где бы вы спрятались… все законы плоские? В этой стране множество законов от побережья до побережья.Человеческие законы, а не Божьи. И если вы их срубите … вы действительно думаете, что сможете стоять прямо на ветру, который тогда дует? Да, ради собственной безопасности я отдаю дьяволу преимущество закона ».
— Роберт Болт, Человек на все времена »

«Свобода поставляется в индивидуальной упаковке».
— Ширли Бун

«Демократия должна оставаться дома во всех вопросах, которые влияют на характер ее институтов».
— Уильям Бора

«Преступление заразно. Если правительство становится нарушителем закона, это порождает неуважение к закону; он приглашает каждого стать законом для самого себя; это приглашает анархию.
— Луи Брандейс

«Единственный титул в нашей демократии, превосходящий титул президента [это] титул гражданина».
— Луи Брандейс, 1937 г.

«В американском правительстве есть… недостаток единства. … Моряки, рулевой, инженер, похоже, не преследуют одну цель и не подчиняются какой-то одной воле, поэтому вместо того, чтобы двигаться устойчивым курсом, судно могло следовать окольным или зигзагообразным курсом, а иногда просто кружиться в воде. ”
— Джеймс Брайс, Американское Содружество, 1888 г.

«Среди людей, в целом коррумпированных, свобода не может существовать долго.
— Эдмунд Берк

«Никто не совершает большей ошибки, чем тот, кто ничего не делает, потому что он может сделать лишь немного».
— Эдмунд Берк

«Люди имеют право на гражданскую свободу в точном соответствии с их склонностью налагать моральные цепи на свои собственные аппетиты… Общество не может существовать, если где-то не будет помещена контролирующая сила над волей и аппетитом, и чем меньше ее внутри, тем больше должно быть вовне. В вечном устройстве вещей предопределено, что люди с несдержанным умом не могут быть свободными.Их страсти сковывают оковы «.
— Эдмунд Берк

«Если у вас есть план, мы хотим его услышать. Расскажите об этом лидерам вашего сообщества, местным чиновникам, губернатору и вашей команде в Вашингтоне. Поверьте, ваши идеи важны. Человек может иметь значение ».
— Джордж Х.В. куст

«Вежливость — это не тактика или сантименты. Это решительный выбор доверия вместо цинизма, сообщества вместо хаоса ».
— Джордж У. Буш, инаугурационная речь 2001 г.

«Мы связаны идеалами, которые учат нас тому, что значит быть гражданами.Этим идеалам необходимо научить каждого ребенка. Каждый гражданин должен их поддерживать. … Прошу вас быть гражданами. Граждане, а не зрители. Граждане, а не подданные. Ответственные граждане, создающие сообщества служащих и нацию с характером ».
— Джордж У. Буш, инаугурационная речь 2001 г.

«Лучший способ укрепить свободу в других странах — это продемонстрировать здесь, что наша демократическая система достойна подражания».
— Джимми Картер

«Опыт демократии подобен опыту самой жизни — всегда меняющейся, бесконечной в своем разнообразии, иногда бурной и тем более ценной из-за того, что она прошла испытания в невзгодах.
— Джимми Картер

«Мы превратились не в плавильный котел, а в красивую мозаику. Разные люди, разные верования, разные стремления, разные мечты ».
— Джимми Картер

«Тот факт, что мужчина должен голосовать, заставляет его думать. Вы можете проповедовать собранию по годам и не влиять на его мысли, потому что они не требуют определенных действий. Но бросьте свой объект в кампанию, и это станет проблемой ».
— Джон Джей Чепмен

«Демократия — непростая форма правления, потому что она никогда не бывает окончательной; это живой, изменяющийся организм с непрерывным изменением и регулированием баланса между индивидуальной свободой и общим порядком.
— Илка Чейз

«Демократия — это как сморкаться. Возможно, ты не справишься с этим, но ты должен делать это сам ».
—Г.К. Честертон

«Средний человек голосует ниже себя; он голосует с половиной ума или сотой долей единицы. Мужчина должен голосовать всем, как он поклоняется или женится. Человек должен голосовать головой и сердцем, душой и желудком, глазом за лица и своим слухом за музыку; также (при достаточном раздражении) руками и ногами.… Вопрос не столько в том, голосует ли меньшинство электората. Дело в том, что голосует лишь меньшинство избирателей ».
—G. К. Честертон

«Традиция означает отдавать голоса за самый непонятный из всех классов, наших предков. Это демократия мертвых ».
—Г.К. Честертон

«[Нет] более благородного мотива для вступления в общественную жизнь, чем решение не подчиняться нечестивым людям».
— Цицерон

«Из трех форм правления, монархии, аристократии и народа, лучшей является смесь всех трех, поскольку каждая из них, взятая сама по себе, может привести к катастрофе.Короли могут быть капризными, аристократическими, своекорыстными, а необузданная толпа может пользоваться нежелательной властью, более ужасающей, чем пожар или бушующее море ».
— Цицерон

«Многие формы правления были испытаны и будут испытаны в этом мире греха и горя. Никто не делает вид, что демократия совершенна или всесторонне развита. Действительно, было сказано, что демократия — наихудшая форма правления, за исключением всех тех других форм, которые время от времени применялись ».
— Уинстон Черчилль

«Империи будущего — это империи разума.
— Уинстон Черчилль

«Salus populi suprema lex esto [благополучие народа является высшим законом]».
— впервые приписывается Цицерону

«Право — это не то, что вам кто-то дает; это то, что никто не может отнять у вас «.
— Рэмси Кларк

«Правительство — это траст, а должностные лица правительства являются попечителями, и как траст, так и попечители создаются на благо народа».
— Генри Клей

«Я думаю, что иногда наши молодые люди верят, что участие в правительстве — не лучшее дело… или что, если бы они действительно участвовали, то то, что они делали, не имело бы значения.Нет ничего более далекого от правды. Мы здесь как нация спустя более 224 лет, потому что более чем в половине случаев более половины людей оказывались правы по действительно важным вопросам. Нет места в мире, которое было бы лучшим примером того, что могут делать свободные люди, когда они работают вместе … Я откровенно думаю, что этот модный цинизм по большей части является своего рода потаканием своим самолюбием, которому нет места в Америке ».
— Билл Клинтон, 2000 г.

«В Америке нет ничего плохого, что нельзя исправить тем, что правильно в Америке.
— Билл Клинтон

«Демократия — это небольшое твердое ядро общего согласия, окруженное множеством индивидуальных различий».
— Джеймс Б. Конант

«Люди говорят о естественных правах, но я призываю любого показать, где в природе какие-либо права существовали или были признаны до тех пор, пока не будет создан для их объявления и защиты должным образом обнародованный свод соответствующих законов».
— Кэлвин Кулидж

«Чем больше я изучаю ее [Конституцию], тем больше я восхищаюсь ею, понимая, что ни один другой документ, созданный рукой человека, никогда не приносил человечеству столько прогресса и счастья.
— Кэлвин Кулидж, 1929 г.

«Перспективы стабильной демократии в стране улучшаются, если ее граждане и лидеры решительно поддерживают демократические идеи, ценности и практики. Самая надежная поддержка приходит тогда, когда эти убеждения и предрасположенности укоренились в культуре страны и в значительной степени передаются из поколения в поколение. Другими словами, страна обладает демократической политической культурой ».
— Роберт Даль, 1998 г.

«В демократическом видении свобода, достигаемая демократическим порядком, — это прежде всего свобода самоопределения в принятии коллективных и обязательных решений: самоопределение граждан, имеющих право участвовать в качестве политических равных в установлении правил и законы, по которым они будут жить вместе как граждане.
— Роберт Даль, Демократия и ее критики, 1989 г.

«Считать Верховный суд Соединенных Штатов строго юридическим институтом — значит недооценивать его значение в американской политической системе. Ведь это еще и политический институт, то есть институт для принятия решений по спорным вопросам национальной политики. Как политический институт суд весьма необычен, не в последнюю очередь потому, что американцы не совсем готовы признать тот факт, что это политический институт, и не вполне способны его отрицать; так что часто мы занимаем обе позиции сразу.Это сбивает с толку иностранцев, забавляет логиков и вознаграждает простых американцев, которым, таким образом, удается сохранить лучшее из обоих миров ».
— Роберт Даль

«По сравнению с политическими системами других развитых демократических стран, наша система является одной из самых непрозрачных, сложных, запутанных и трудных для понимания».
—Роберт Даль, Насколько демократична американская конституция ?, 2003 г.

«Существенным элементом в значении общего блага среди членов группы является то, что члены группы выбрали бы, если бы они обладали наиболее полным достижимым пониманием опыта, который был бы результатом их выбора, и его наиболее подходящих альтернатив.Поскольку требуется просвещенное понимание, я предлагаю включить возможности для обретения просвещенного понимания, которые также важны для значения общего блага. Более того, права и возможности демократического процесса являются элементами общего блага. Даже в более широком смысле, поскольку институты полиархии необходимы для использования демократического процесса в больших масштабах, в такой большой единице, как страна, все институты полиархии также должны считаться элементами общего блага.
— Роберт Даль, 1989 г.

«Вы можете защитить свои свободы в этом мире, только защищая свободу другого человека. Ты можешь быть свободным, только если свободен я ».
— Кларенс Дэрроу

«Конституция, сделанная для всех народов, не создана ни для кого».
— Жозеф де Местр

«Агитация и изменчивость присущи природе демократических республик, так же как застой и сонливость являются законом абсолютных монархий».
— Алексис де Токвиль

«Американцы всех возрастов, любого жизненного положения и всех типов предрасположенностей навсегда образуют ассоциации … во главе любого нового начинания.Где во Франции вы найдете правительство или в Англии какого-нибудь территориального магната, в Соединенных Штатах вы обязательно найдете ассоциацию ».
— Алексис де Токвиль, 1835 г.

«Объединения были использованы лучше, и этот мощный инструмент действия применялся в Америке для достижения более различных целей, чем где-либо еще в мире».
— Алексис де Токвиль, 1835 г.

«Демократия не дает народу наиболее умелого правительства, но она производит то, что самые способные правительства часто не могут создать: а именно, всепроникающую и беспокойную деятельность, чрезмерную силу и энергию, которая неотделима от нее и которые, какими бы неблагоприятными ни были обстоятельства, могут творить чудеса.
— Алексис де Токвиль

«Демократические страны мало заботятся о том, что было, но их преследуют видения того, что будет; в этом направлении их безграничное воображение растет и расширяется сверх всякой меры. Демократия, закрывающая перед поэтом прошлое, открывает перед ним будущее ».
— Алексис де Токвиль

«Я думаю, что можно признать общим и постоянным правилом, что среди цивилизованных наций воинственные страсти станут более редкими и менее интенсивными по мере того, как социальные условия станут более равными.
— Алексис де Токвиль

«Ваша цель — усовершенствовать привычки, приукрасить манеры и развивать искусство, чтобы способствовать любви к поэзии, красоте и славе? Станете ли вы народом, способным оказать мощное воздействие на все другие страны и подготовленным к тем высоким начинаниям, которые, какими бы ни были их результаты, оставят имя навсегда известным в истории? Если вы считаете это главной целью общества, избегайте правления демократии ».
— Алексис де Токвиль

«Если, вкратце, вы считаете, что главная цель правительства состоит не в том, чтобы воздать величайшую славу нации, а в том, чтобы обеспечить наибольшее удовольствие и избежать самых страданий для каждого из людей. люди, которые его составляют, — если вы того пожелаете, тогда уравняйте условия жизни людей и создайте демократические институты.
— Алексис де Токвиль, Демократия в Америке, Vol. 1 января 1945 г.

«Нельзя слишком часто повторять, что нет ничего более плодородного для чудес, чем искусство быть свободным; но нет ничего труднее, чем ученичество свободы ».
— Алексис де Токвиль

«В демократические времена чрезвычайно трудно втянуть народы в военные действия; но … почти невозможно, чтобы двое из них пошли на войну, не поссорив остальных. Интересы всех настолько переплетены, их мнения и их желания так похожи, что никто не может оставаться спокойным, когда другие встревожены.Таким образом, войны становятся более редкими, но когда они вспыхивают, они распространяются на большее поле ».
— Алексис де Токвиль

«Ни одна затяжная война не может не поставить под угрозу свободу демократической страны… она должна неизменно и неизмеримо увеличивать власть гражданского правительства; он должен почти принудительно сосредоточить руководство всеми людьми и управление всем в руках администрации. … Все те, кто стремится уничтожить свободы демократической нации, должны знать, что война является самым надежным и кратчайшим средством ее достижения.
— Алексис де Токвиль

«Нет ничего более неотразимого, чем тираническая сила, правящая от имени народа, потому что, обладая моральной силой, которая принадлежит воле большего числа людей, она действует в то же время с быстротой и настойчивостью одного человека. . »
— Алексис де Токвиль

«Право, предоставленное американским судам по признанию закона неконституционным, образует один из самых мощных барьеров, которые когда-либо создавались против тирании политических собраний.
— Алексис де Токвиль, 1835 г.

«Таким образом, демократия не только заставляет каждого человека забыть своих предков, но и скрывает его потомков и отделяет от него современников; это навечно отбрасывает его на себя одного и грозит, в конце концов, полностью заключить его в одиночестве его собственного сердца ».
— Алексис де Токвиль

«Есть одна гарантия, известная, как правило, мудрым, которая является преимуществом и безопасностью для всех, но особенно для демократий по сравнению с деспотами.Что это такое? Недоверие.»
— Демосфен.

«Демократия — это больше, чем форма правления; это прежде всего способ совместной жизни, совместного переданного опыта ».
— Джон Дьюи

«Индивидуальности могут образовывать сообщества, но только институты могут создать нацию».
— Бенджамин Дизраэли

«Ни одно правительство не может долго оставаться в безопасности без сильной оппозиции».
— Бенджамин Дизраэли

«Права человека лежат на общей основе; и по всей причине, что их поддерживают, поддерживают и защищают для всей человеческой семьи.Основные характеристики человечества везде одинаковы ».
—Фредерик Дуглас, 1854 г.

«Если от народа ничего не ожидается, этим людям будет трудно опровергнуть это ожидание».
— Фредерик Дуглас

«Это процедура, которая во многом определяет разницу между верховенством закона и властью по прихоти или капризу».
— Уильям О. Дуглас

«Тем не менее, когда я читал Конституцию, одной из основных ее целей было избавить людей от власти и не допустить ее.
— Уильям О. Дуглас

«Лучшее дело требует хорошего защитника».
— Голландская пословица.

«Демократия не правит миром, Тебе лучше вбить это в голову; Этим миром правит насилие, Но я думаю, об этом лучше не говорить.
— Боб Дилан

«Консенсус — это то, что многие люди говорят хором, но не верят индивидуально».
— Абба Эбан

«Только законы не могут обеспечить свободу выражения мнения; Для того, чтобы каждый человек мог безнаказанно излагать свои взгляды, все население должно обладать духом терпимости.
— Альберт Эйнштейн

«Каждая сделанная пушка, каждый спущенный на воду боевой корабль, каждая выпущенная ракета, в конечном счете, [является] кражей тех, кто голоден и не накормлен, тех, кто замерз и не одет».
— Дуайт Д. Эйзенхауэр, 1953 г.

«Здесь, в Америке, мы произошли от революционеров и повстанцев — мужчин и женщин, которые осмеливаются не соглашаться с принятой доктриной. Как их наследники, мы никогда не можем путать честное несогласие с нелояльной подрывной деятельностью ».
— Дуайт Д. Эйзенхауэр, 1954 г.

«История недолго доверяет заботу о свободе слабым или робким.
— Дуайт Д. Эйзенхауэр

«Политика должна быть частичной профессией каждого гражданина, который будет защищать права и привилегии свободных людей».
— Дуайт Д. Эйзенхауэр

«Будущее этой республики в руках американского избирателя».
— Дуайт Д. Эйзенхауэр, 1949 г.

«Америка соткана из многих нитей; Я бы узнал их и позволил бы им остаться. … Наша судьба — стать одним и при этом многими ».
— Ральф Эллисон, 1952 г.

«Два ура за демократию: одно за то, что она допускает разнообразие, а второе за то, что допускает критику.
—E.M. Форстер

«Каждая демократическая система развивает свои собственные правила. Не только вода, но и берега составляют реку ».
— Индира Ганди

«Права, которые не вытекают из хорошо выполненных обязанностей, не имеют смысла».
— Мохандас К. Ганди

«Демократия измеряется не тем, что ее лидеры делают необычные вещи, а тем, что ее граждане делают свои дела исключительно хорошо».
— Джон Гарднер

«Я часто думаю, что это смешно.
Как природа всегда изобретает.
—W.С. Гилберт

«Демократия! Ба! Когда я слышу это слово, я беру боа из перьев! »
— Аллен Гинзберг

«Теперь всему миру нужна перестройка, то есть поступательное развитие, коренное изменение».
—Михаил Горбачев

«Образование … как и демократия, всегда находится в процессе становления, всегда неполно и основано на возможностях».
— Максин Грин

«Безопасность нашей страны — это не только крепостные стены. Безопасность также заключается в ценности наших бесплатных институтов.Сварливая пресса, упрямая пресса, повсеместная пресса должны пострадать от тех, кто находится у власти, чтобы сохранить еще более высокие ценности свободы выражения мнений и права людей знать ».
— Мюррей И. Гурфейн

«Полная независимость судов особенно важна в ограниченной конституции».
— Александр Гамильтон

«Предоставление представительства на основе равного представительства, а не населения противоречит фундаментальной максиме республиканского правительства, которая требует преобладания чувства большинства.
— Александр Гамильтон, «Федералист 22»

«Самодостаточность и пренебрежение наукой и опытом других — слишком распространенные черты характера в этой стране».
— Александр Гамильтон, 1798 г.

«Я считаю, что Америка, самая сильная демократия в мире, не должна бояться демократии, но мы боимся».
— Ли Гамильтон

«Соединенные Штаты, конечно, должны оставаться сильными в военном отношении, но они должны меньше полагаться на свою военную мощь и больше на привлекательность свободной, открытой и процветающей страны, которая достаточно сильна и достаточно уверена, чтобы не навязывать свою волю другим. и допустить разнообразие мировых политических и экономических систем.
— Ли Гамильтон

«Хотя работа конгрессмена включает в себя несколько разных ролей, основные из них — представитель и законодатель. В качестве представителя член выступает в качестве агента для своих избирателей, обеспечивая, чтобы их взгляды были услышаны в Конгрессе и чтобы федеральные бюрократы и другие государственные должностные лица относились к ним справедливо. В качестве законодателя член участвует в процессе законотворчества, составляя законопроекты и поправки, участвуя в дебатах и пытаясь достичь консенсуса, необходимого для решения проблем нашей страны.Выполнение этих ролей может показаться легким, но может быть чрезвычайно трудным ».
— Ли Гамильтон

«Если мы хотим сохранить нашу демократию, должна быть одна заповедь: не ограничивай справедливость».
—Заученная рука

«Дух свободы — это дух, который не слишком уверен в своей правоте».
—Заученная рука

«Что мы имеем в виду, когда говорим, что прежде всего ищем свободы? Я часто задаюсь вопросом, не возлагаем ли мы слишком много надежд на конституции, законы и суды.Это ложные надежды; поверьте, это ложные надежды. Свобода находится в сердцах мужчин и женщин; когда он там умирает, ни конституция, ни закон, ни суд не могут его спасти; ни конституция, ни закон, ни суд не могут даже многое сделать, чтобы помочь. Пока он там лежит, ему не нужна ни конституция, ни закон, ни суд, чтобы спасти его. И что это за свобода, которая должна находиться в сердцах мужчин и женщин? Это не безжалостная, необузданная воля; это не свобода поступать так, как хочется. Это отрицание свободы, которое ведет прямо к ее ниспровержению.Общество, в котором люди не признают ограничения своей свободы, вскоре становится обществом, в котором свобода принадлежит лишь немногим дикарям — как мы, к сожалению, научились.

Что же такое дух свободы? Я не могу это определить; Я могу сказать вам только свою веру. Дух свободы — это дух, который не слишком уверен в своей правоте; дух свободы — это дух, который стремится понять умы других мужчин и женщин; дух свободы — это дух, который беспристрастно взвешивает их интересы наряду со своими собственными; дух свободы помнит, что даже воробей не упадет на землю незамеченным; дух свободы — это дух того, кто около двух тысяч лет назад преподал человечеству урок, которого оно так и не усвоило, но никогда полностью не забыло — дабы могло быть царство, где малейшее будет услышано и рассмотрено бок о бок. встать на сторону величайшего.«
— Выработанная рука»

«Нет ничего важнее для Америки, чем гражданство; в индивидуальном характере наших граждан больше уверенности в нашем будущем, чем в любом предложении, которое я и все мудрые советники, которых я могу собрать, могут когда-либо претворяться в жизнь в Вашингтоне ».
— Уоррен Г. Хардинг, 1920 г.

«В соответствии с Конституцией, с точки зрения закона, в этой стране нет высшего, доминирующего, правящего класса граждан. Здесь нет касты. Наша Конституция дальтоник, не знает и не терпит классов среди граждан.В отношении гражданских прав все граждане равны перед законом. Самый скромный — ровесник самого могущественного ».
— Джон Маршалл Харлан, 1896 г.

«Государство, которое отказывает своим гражданам в их основных правах, становится опасностью и для своих соседей: внутренний произвол будет отражен в произвольных внешних отношениях. Подавление общественного мнения, отмена публичной конкуренции за власть и ее публичное проявление открывают для государственной власти возможность вооружиться любым способом, который она сочтет нужным.… Государство, которое не стесняется лгать своему народу, без колебаний солгает другим государствам ».
— Вацлав Гавел

«Чем больше государство« планирует », тем труднее становится планирование для человека».
— Фридрих Хайек

«Только очень медленно и поздно люди пришли к пониманию того, что, если свобода не является всеобщей, это всего лишь расширенная привилегия».
— Кристофер Хилл

«Мы, американцы, не уполномочены Богом управлять миром».
— Бенджамин Харрисон

«Только очень медленно и поздно люди пришли к осознанию того, что, если свобода не универсальна, это всего лишь расширенная привилегия.
— Кристофер Хилл

«Недовольные монархией называют это тиранией; и те, кто недоволен аристократией, называют ее олигархией; так же и те, кто огорчены демократией, называют ее анархией, что означает отсутствие правительства; и все же я думаю, что никто не верит, что отсутствие правительства — это какой-то новый вид правительства ».
— Томас Гоббс

«Свободный человек, отливка с некупленной рукой. Голосование, сотрясающее башенки страны.
— Оливер Венделл Холмс-старший.

«В отличие от тоталитаризма, демократия может смотреть правде в глаза и жить с правдой о себе».
—Сидни Хук

«Никакие действия правительства, никакая экономическая доктрина, никакой экономический план или проект не могут заменить наложенную Богом ответственность отдельных мужчин и женщин перед своими соседями».
— Герберт Гувер, 1931 г.

«В то время как демократия должна иметь свою организацию и контроль, ее жизненно важным дыханием является свобода личности».
— Чарльз Эванс Хьюз

«Недостаточно просто защищать демократию.Чтобы защитить его, можно потерять его; расширить его — значит усилить. Демократия — это не собственность; это идея ».
— Хьюберт Х. Хамфри

«Несомненно, любой, кто когда-либо был избран на государственную должность, понимает, что один товар превыше всех остальных, а именно доверие и уверенность людей, имеет основополагающее значение для поддержания свободной и открытой политической системы».
— Хьюберт Х. Хамфри

«Равенство и справедливость, две великие отличительные черты демократии, неизбежно вытекают из концепции людей, всех людей, как разумных и духовных существ.
— Роберт М. Хатчинс

«Смерть демократии вряд ли будет убийством из засады. Это будет медленное исчезновение от апатии, безразличия и недоедания ». —Роберт М. Хатчинс

«Пока люди поклоняются Цезарям и Наполеонам, Цезари и Наполеоны восстанут, чтобы сделать их несчастными».
— Олдос Хаксли

«Демократия — это всего лишь эксперимент в правительстве, и у нее есть очевидный недостаток — просто подсчет голосов вместо их взвешивания.
— Уильям Р. Инге

«Все, что делает политика скромным, полезно для демократии».
—Ирландское благословение

«Жизнь республики, безусловно, зависит от энергии, добродетели и интеллекта ее граждан».
— Эндрю Джексон, 1865 г.

«Это не функция нашего правительства, чтобы не допустить ошибки гражданина; функция гражданина состоит в том, чтобы не допустить ошибки правительства ».
— Роберт Х. Джексон

«Мужчин чаще подкупают их преданность и амбиции, чем деньги.
— Роберт Х. Джексон

«Военнослужащие представляют собой специализированное сообщество, подчиняющееся дисциплине, отличной от дисциплины гражданского лица».
— Роберт Х. Джексон

«Те, кто начинает принудительное устранение инакомыслия, вскоре обнаруживают, что сами уничтожают инакомыслящих. Обязательное объединение мнений приводит только к единодушию кладбища ».
— Роберт Х. Джексон

«Контроль над мыслями — это авторское право тоталитаризма, и у нас нет к нему цепи».
— Роберт Х.Джексон

«Самые смертоносные враги народов — не их иностранные враги; они всегда живут в пределах своих границ. … Нация благословенна больше всех наций — та, в которой гражданский гений народа день за днем спасает своими поступками, не имеющими внешней живописности; устно, письменно, разумно голосуя; быстро сокрушив порчу; хорошим настроением в отношениях между сторонами; тем, что люди знают настоящих людей, когда видят их, и предпочитают их как лидеров бешеным партизанам или пустым шарлатанам.
— Уильям Джеймс

«Нация благословенна превыше всех наций та, в которой гражданский гений народа день за днем спасает … говоря, письменно, разумно голосуя; быстро сокрушив порчу; хорошим настроением в отношениях между сторонами; тем, что люди знают настоящих людей, когда видят их, и предпочитают их как лидеров бешеным партизанам или пустым шарлатанам ».
— Уильям Джеймс

«Христианство не является и никогда не было частью общего права».
— Томас Джефферсон, 1814 г.

«Равные права для всех, особые привилегии для всех.
— Томас Джефферсон, 1780 г.

«Тот, кто позволяет себе солгать один раз, обнаруживает, что гораздо легче сделать это второй и третий раз, пока в конце концов это не станет привычным; он говорит ложь, не обращая на это внимания, и правду, когда мир ему не верит. Эта ложь языка ведет к лживости сердца и со временем развращает все его добрые намерения ».
— Томас Джефферсон, 1785 г.

«В конце концов, я считаю, что воля большинства всегда должна преобладать. Если они одобрят предложенную конвенцию во всех ее частях, я с радостью соглашусь с ней в надежде, что они внесут в нее поправки всякий раз, когда сочтут, что она работает неправильно.… Прежде всего, я надеюсь, что просвещение простых людей будет учтено; убежденные в том, что на их здравый смысл мы можем рассчитывать с максимальной уверенностью в сохранении должной степени свободы ».
— Джефферсон Мэдисону, 1787 г.

«Когда люди хорошо информированы, им можно доверять их собственное правительство; что всякий раз, когда дела идут настолько плохо, что привлекают их внимание, на них можно положиться, чтобы исправить их».
— Томас Джефферсон, 1788 г.

«Я не знаю ни одного надежного хранилища высших сил общества, кроме самих людей; и если мы думаем, что они недостаточно просвещены, чтобы осуществлять свой контроль с полной осмотрительностью, выходом будет не забирать его у них, а сообщить их усмотрению.
— Томас Джефферсон, 1820 г.

«Это правительство — сильнейшее, частью которого каждый человек себя чувствует».
— Томас Джефферсон

«Каждый человек должен обслуживать свою страну в долг, пропорциональный щедрости, которую ему назначили природа и удача».
— Томас Джефферсон

«Республиканская форма правления — единственная форма правления, которая не ведет вечную открытую или тайную войну с правами человечества».
— Томас Джефферсон, 1790 г.

«Поддержка правительств штатов во всех их правах как наиболее компетентного органа для решения наших внутренних проблем — это самый надежный бастион против антиреспубликанских тенденций.
— Томас Джефферсон, 1801 г.

«Среди мужчин есть прирожденная аристократия. Основанием для этого являются добродетель и таланты ».
— Томас Джефферсон

«Хотя во всех случаях преобладает воля большинства, эта воля должна быть законной, должна быть разумной, чтобы меньшинство обладало своими равными правами, которые должны защищаться равными законами, а нарушение которых было бы угнетением».
— Томас Джефферсон

«Хотя писаные конституции могут нарушаться в моменты страсти или заблуждений, тем не менее они представляют собой текст, к которому те, кто бдительны, могут сплотиться и вспомнить людей; они также закрепляют за людьми принципы своей политической веры.
— Томас Джефферсон, 1802 г.

«Там, где каждый человек … участник управления делами, не только на выборах один день в году, но каждый день … он позволит вырвать сердце из своего тела раньше, чем его власть будет отнята у него Цезарем. или Бонапарт ».
— Томас Джефферсон, 1816 г.

«При создании наших конституций судебные органы должны были быть самыми беспомощными и безобидными членами правительства. Однако опыт вскоре показал, каким образом они стали наиболее опасными; что нехватка средств, предусмотренных для их удаления, давала им право собственности и безответственность при исполнении служебных обязанностей; что их решения, которые, казалось бы, касаются только отдельных истцов, остаются безмолвными и не принимаются во внимание широкой общественностью; что эти решения, тем не менее, становятся законом за прецедентом, постепенно подрывая основы конституции и приводя к ее изменению за счет строительства, прежде чем кто-либо поймет, что этот невидимый и беспомощный червяк усердно потреблял ее субстанцию. .По правде говоря, человека не заставляют доверять всю жизнь, если он застрахован от любой ответственности ».
— Томас Джефферсон, письмо господину А. Кораю, 1823 г.

«Я давно придерживался мнения, и я никогда не уклонялся от его выражения… что росток роспуска нашего федерального правительства находится в конституции федеральной судебной системы; … Работая как сила тяжести ночью и днем, приобретая немного сегодня и немного завтра, и шагая бесшумным шагом, как вор, над полем юрисдикции, пока все не будет узурпировано.
— Томас Джефферсон, письмо Чарльзу Хаммонду, 18 августа 1821 г.

«Конституция … всего лишь восковая вещь в руках судебных органов, которую они могут скручивать и придавать любой форме, какой захотят».
— Томас Джефферсон, письмо судье Спенсеру Роуну, 6 сентября 1819 г.

«Росток роспуска нашего федерального правительства лежит в конституции федеральной судебной системы; безответственное тело (ибо импичмент вряд ли можно назвать пугающим), действующий как сила тяжести днем и ночью, приобретающий немного сегодня и немного завтра и шагающий бесшумным шагом, как вор, по полю юрисдикции, пока все не будут будут узурпированы у государств, и все правительство будет объединено в одно.
— Томас Джефферсон, письмо Чарльзу Хаммонду, 18 августа 1821 г.

«Больше всего я опасаюсь федеральной судебной системы. Это тело, как сила тяжести, постоянно действующее, бесшумно и не вызывая беспокойства, шаг за шагом набирающее силу и удерживая то, что приобретает, коварно поглощает особые правительства в пасти того, что их кормит ».
— Томас Джефферсон, письмо судье Спенсеру Роуну, 9 марта 1821 г.

«Судебная власть Соединенных Штатов — это тонкий корпус саперов и шахтеров, постоянно работающих под землей, чтобы подорвать основы нашей конфедеративной системы.Они строят нашу конституцию от координации общего и особого правительства до единого общего и верховного правительства ».
— Томас Джефферсон, письмо Томасу Ричи, 25 декабря 1820 г.

«Это было предметом Декларации независимости. Не открывать новые принципы или новые аргументы, о которых раньше не приходило в голову, а не просто говорить то, о чем никогда раньше не говорили; но представить человечеству здравый смысл предмета в терминах, столь простых и твердых, чтобы требовать их согласия, и оправдать себя в независимой позиции, которую мы вынуждены занять.Он не нацелен на оригинальность принципа или настроения и не был скопирован с каких-либо конкретных и предыдущих писем, он должен был быть выражением американского ума и придать этому выражению надлежащий тон и дух, требуемые случаем ».
— Томас Джефферсон, письмо Генри Ли, 8 мая 1825 г.

«Ко всему этому добавляется выбор из начальных школ предметов наиболее многообещающего гения, родители которых слишком бедны, чтобы дать им дальнейшее образование, которое можно проводить за государственный счет через колледж и университет.Цель состоит в том, чтобы привести в действие ту массу талантов, которая похоронена в нищете в каждой стране из-за отсутствия средств развития, и, таким образом, активизировать умственную массу, которая, по сравнению с нашим населением, будет удвоена или в три раза больше, чем в большинстве стран ».
— Томас Джефферсон, письмо Хосе Корреа де Серра, 25 ноября 1817 г.

«Заключение, которое дает судьям право решать, какие законы являются конституционными, а что не только для них самих, в их собственной сфере деятельности, но и для законодательной и исполнительной власти также в их сферах, сделало бы судебную систему деспотическая ветвь.
— Томас Джефферсон, письмо Эбигейл Адамс, 11 сентября 1804 г.

«Мудрое и бережливое правительство, которое предоставит людям свободу регулировать свои собственные стремления к трудолюбию и совершенствованию и не будет отбирать из уст труда хлеб, который они заработали, — вот сумма хорошего правительства».
— Томас Джефферсон, первая инаугурационная речь, 1801 г.

«Цель, к которой нужно стремиться, — бедное правительство, но богатые люди».
— Эндрю Джонсон

«Жизнь республики, безусловно, зависит от энергии, добродетели и интеллекта ее граждан.
— Эндрю Джонсон, 1865 г.

«Злые дела прошлого никогда не исправляются злыми деяниями настоящего».
— Линдон Б. Джонсон, 21 июля 1964 г.

«Я компромисс и маневр. Я пытаюсь что-то получить. Так работает наша система ».
— Линдон Б. Джонсон

«Ставки … слишком высоки для правительства, чтобы быть зрелищным видом спорта».
— Барбара Джордан

«Самый смертоносный враг демократии — не автократия, а безумная свобода».
— Отто Кан

«Я только один; но все же я один.Я не могу все сделать, но все же могу что-то сделать; Я не откажусь сделать то, что могу ».
— Хелен Келлер, 1950

«Демократия никогда не бывает окончательным достижением. Это призыв к неустанным усилиям ».
— Джон Ф. Кеннеди

«Если свободное общество не может помочь многим бедным, оно не может спасти немногих богатых».
— Джон Ф. Кеннеди

«Лидерство и обучение незаменимы друг для друга».
— Джон Ф. Кеннеди, 1962 г.

«Высокий пост президента был использован для разжигания заговора с целью уничтожить свободу американцев, и перед тем, как покинуть пост, я должен сообщить гражданину о его тяжелом положении.
— Джон Ф. Кеннеди, Колумбийский университет, 12 ноября 1963 г.

«Все матери хотят, чтобы их сыновья выросли и стали президентами, но они не хотят, чтобы они в процессе стали политиками».
— Джон Ф. Кеннеди

«Незнание одного избирателя в условиях демократии подрывает безопасность всех».
— Джон Ф. Кеннеди

«Когда мы вошли в офис, меня больше всего удивило то, что все было так же плохо, как мы и говорили».
— Джон Ф. Кеннеди

«Сила… не самоцель, но инструмент, который нужно использовать для достижения цели.
— Джейн Дж. Киркпатрик

«Секрет демагога в том, чтобы казаться таким же тупым, как его аудитория, чтобы эти люди могли поверить в себя такими же умными, как он».
—Карл Краус

«История не дает нам примеров общества, которое подавляло экономические свободы человека, заботясь о других его свободах».
— Ирвинг Кристол

«Как я не был бы рабом, так и не был бы хозяином. Это выражает мое представление о демократии. Все, что от этого отличается, в той степени, в которой это различие, не является демократией.
— Авраам Линкольн, 1858 г.

«Америка никогда не будет уничтожена извне. Если мы споткнемся и потеряем свою свободу, это произойдет потому, что мы уничтожили себя ».
— Авраам Линкольн

«Мне не стыдно признаться, что двадцать пять лет назад я был наемным рабочим; буксировка рельсов, работа на плоской лодке — то, что может случиться с сыном любого бедняка. Я хочу, чтобы у каждого мужчины был шанс ».
— Авраам Линкольн, 1860 г.

«Я считаю, что каждый человек, естественно, имеет право поступать так, как ему заблагорассудится, с собой и с плодами своего труда, поскольку это никоим образом не нарушает прав других людей.
— Авраам Линкольн, 1858 г.

«Я вижу, что в ближайшем будущем надвигается кризис, который меня нервирует и заставляет трепетать за безопасность моей страны. В результате войны корпорации заняли трон, и последует эра коррупции в высших эшелонах власти, и денежная мощь страны будет стремиться продлить свое правление, работая над предрассудками людей, пока все богатства не будут собраны в единое целое. несколько рук, и республика будет уничтожена ».
— Авраам Линкольн в письме к полковнику.Уильям Ф. Элкинс, 21 ноября 1864 г.

«Давайте всегда помнить, что все американские граждане — братья одной страны и должны жить вместе в узах братских чувств».
— Авраам Линкольн, 1860 г.

«Бюллетень сильнее пули».
— Авраам Линкольн

«Я хочу сделать то, что хотят делать люди, и вопрос для меня — как это точно выяснить».
— Авраам Линкольн

«Если вся власть находится в народе, если нет закона более высокого, чем их воля, и если путем подсчета голосов их воля может быть выяснена — тогда народ может доверить всю свою власть кому угодно, а власть тогда притворщик и узурпатор законны.Его не следует оспаривать, поскольку он исходил от суверенного народа ».
—Уолтер Липпманн

«Правильный закон должен быть понятным, интеллектуально доступным для людей, которым этот закон должен служить, чей это закон, потребителей закона и гражданина».
— Карл Н. Ллевеллин

«Процветание или эгалитаризм — вам нужно выбирать. Я за свободу — в любом случае вы никогда не достигнете настоящего равенства: вы просто жертвуете процветанием ради иллюзии ».
— Марио Варгас Льоса

«Где заканчивается Закон, начинается Тирания.
— Джон Локк, 1690 г.

«Состояние также равенства, в котором вся власть и юрисдикция взаимны, никто не имеет большего, чем другой: нет ничего более очевидного, чем то, что существа одного вида и ранга, рожденные беспорядочно для всех одних и тех же преимуществ природы, и использование одних и тех же средств также должно быть равным между собой, без подчинения и подчинения, если только Господь и властелин их всех не должен каким-либо явным заявлением своей воли ставить одно выше другого и предоставлять ему очевидным и очевидным образом. четкое назначение — несомненное право на владычество и суверенитет.
— Джон Локк

«Законодательный орган не может передавать право принятия законов в другие руки: поскольку это всего лишь делегированная власть народа, те, у кого она есть, не могут передавать ее другим».
— Джон Локк, Второй трактат о правительстве

«Без всеобщих выборов, без неограниченной свободы печати и собраний, без свободной борьбы мнений жизнь умирает в каждом государственном учреждении, становится лишь подобием жизни, в которой только бюрократия остается активным элементом.Общественная жизнь постепенно засыпает ».
—Роза Люксембург

«Мы так же велики, как наша вера в человеческую свободу, но не больше. И наша вера в человеческую свободу принадлежит нам только тогда, когда она больше, чем мы сами ».
— Арчибальд Маклиш

«Задача закона — разобраться в путанице в том, что мы называем человеческой жизнью — привести ее в порядок, но в то же время дать ей возможность, масштаб и даже достоинство».
— Арчибальд Маклиш

«Народное правительство без общедоступной информации или средств ее получения — всего лишь пролог к фарсу или трагедии, а возможно и к тому и другому.Знание всегда будет управлять невежеством, и люди, которые хотят быть собственными правителями, должны вооружиться силой, которую дает знание ».
— Джеймс Мэдисон, 1788 г.

«Я считаю, что существует больше случаев ограничения свободы народа постепенными и тихими посягательствами власть имущих, чем насильственными и внезапными узурпациями».
— Джеймс Мэдисон

«Под фракцией понимается ряд граждан, составляющих большинство или меньшинство в целом, которые объединены и движимы каким-то общим порывом страсти или интереса, противоречащим правам других граждан или нарушающим права других граждан. постоянные и совокупные интересы сообщества.
— Джеймс Мэдисон

«Я считаю, что существует больше случаев ограничения свободы народа постепенными и тихими посягательствами тех, кто находится у власти, чем насильственными и внезапными узурпациями».
— Джеймс Мэдисон

«Чистые демократии всегда были зрелищем беспорядков и раздоров; когда-либо были признаны несовместимыми с личной безопасностью или правами собственности; и в целом прожили столь же короткую жизнь, сколь и жестокие в своей смерти ».
— Джеймс Мэдисон, «Федералист 10»

«Сосредоточение всех властей, законодательной, исполнительной и судебной в одних руках, будь то одна, несколько или множество, наследственных, самозваных или выборных, можно справедливо назвать самим определением тирании.
— Джеймс Мэдисон

«Эффект [представительной демократии] состоит в том, чтобы уточнить и расширить общественные взгляды, передав их через избранную группу граждан, мудрость которых может лучше всего различить истинные интересы нации». —Джеймс Мэдисон

«В республике очень важно не только охранять общество от угнетения его правителей, но и охранять одну часть общества от несправедливости другой».
— Джеймс Мэдисон

«[Правительство Соединенных Штатов] является правительством, ограниченным… властью высшей Конституции.
— Джеймс Мэдисон, 1788 г.

«В республиканском правительстве обязательно преобладает законодательная власть. Справедливость — это конец правительства. Это конец гражданского общества. Его всегда преследовали и будут преследовать до тех пор, пока оно не будет достигнуто или пока в погоне не будет потеряна свобода. Коалиция большинства всего общества редко может иметь место на каких-либо иных принципах, кроме принципов справедливости и всеобщего блага ».
— Джеймс Мэдисон из заметок о Конституционном съезде.

«Он перечислил возражения против равенства голосов во второй ветви, несмотря на пропорциональное представительство в первой.Меньшинство может отрицать волю большинства людей. Они могли добиваться принятия мер, сделав их условием своего согласия на другие необходимые меры. Они могли навязывать меры большинству в силу особых полномочий, которыми наделил Сенат. Зло вместо того, чтобы быть излеченным временем, будет увеличиваться с каждым новым государством, которое должно быть допущено, поскольку все они должны быть признаны на основе принципа равенства. Постоянство, которое это дало бы перевесу северной шкалы над южной, было серьезным соображением.
— Джеймс Мэдисон

«Мы учим мир великой истине о том, что правительства лучше обходятся без королей и знати, чем с ними. Заслуга будет удвоена другим уроком, что религия процветает в большей чистоте без помощи правительства ».
— Джеймс Мэдисон, 1822 г.

«Общий вопрос должен быть между республиканским правительством, в котором большинство управляет меньшинством, и правительством, в котором меньшее число или наименьшее число правят… никакое правительство… не может быть совершенным.… Злоупотребления со стороны всех других правительств привели к тому, что республиканское правительство было отдано предпочтению лучшему из всех правительств, потому что наименее несовершенным из жизненно важных принципов республиканского правления является lex majoris partis, воля большинства ».
— Джеймс Мэдисон. 1833 г.

«Религия. Неэффективность этого ограничения для отдельных лиц хорошо известна. Поведение каждого народного собрания, действующего под присягой, с самыми прочными религиозными связями, показывает, что люди без сожаления присоединяются к действиям, против которых их совесть восстала бы, если бы они были предложены им отдельно в их туалете.Когда религия действительно разжигается энтузиазмом, ее сила, как и сила других страстей, увеличивается за счет сочувствия множества. Но энтузиазм — это лишь временное состояние религии, и пока оно длится, вряд ли можно будет увидеть удовольствие у руля. Даже в самом крутом состоянии он гораздо чаще был мотивом угнетения, чем сдерживанием от него ».
— Джеймс Мэдисон, 1787 г.

«Правительство создано для защиты собственности любого рода; а также то, что лежит в различных правах индивидов, как то, что конкретно выражает этот термин.Это конец правительства, только это справедливое правительство, которое беспристрастно обеспечивает каждому человеку то, что принадлежит ему «.
— Джеймс Мэдисон, «Очерк о собственности», 1792 г.

«Ни один свободный человек не может быть взят, или заключен в тюрьму, или объявлен вне закона, или изгнан, или каким-либо образом причинен вред… кроме как на основании судебного решения его коллег или по закону страны».
— Великая хартия вольностей, 1215 г.

«Современная демократия — это тирания, границы которой не определены; человек обнаруживает, как далеко можно зайти, только путешествуя по прямой, пока его не остановят.
— Норман Мейлер

«Первое требование политики — не интеллект или выносливость, а терпение. Политика — это очень долгая игра, и черепаха обычно побеждает зайца ».
— Джон Мейджор

«Никогда не следует начинать войну, пока не потерпят поражение все силы мира».
— Уильям МакКинли, 4 марта 1897 г.

«Я боролся против господства белых и против господства черных. Я лелеял идеал демократического и свободного общества, в котором все люди живут вместе в гармонии и с равными возможностями.Это идеал, ради которого я надеюсь жить и достичь. Но в случае необходимости это идеал, за который я готов умереть ».
— Нельсон Мандела

«Это странный факт, что свобода и равенство, две основные идеи демократии, в некоторой степени противоречат друг другу. С логической точки зрения свобода и равенство исключают друг друга, так же как общество и личность исключают друг друга ».
— Томас Манн

«Человек — это в самом буквальном смысле политическое животное, не просто стадное животное, но животное, которое может индивидуализировать себя только в среде общества.
— Карл Маркс

«Таким образом, правительство Союза, безусловно, является правительством народа. По форме и по существу он исходит от них. Его полномочия предоставлены ими и должны применяться непосредственно к ним в их интересах ».
— Джон Маршалл, 1819 г.

«Народ создал Конституцию, и народ может ее разрушить. Это создание по их собственной воле, и живет только по своей воле ».
— Джон Маршалл, 1821 г.

«Ни свободное правительство, ни блага свободы не могут быть сохранены для любого народа, кроме как… частым повторением фундаментальных принципов.
— Джордж Мейсон, Вирджинская декларация прав, 1776 г.

«Государство — не что иное, как отражение своих граждан; чем порядочнее граждане, тем порядочнее государство ».
— Джордж Мейсон

«Свобода прессы — один из величайших бастионов свободы, и ее можно ограничить только деспотическим правительством».
— Джордж Мейсон

«О братья мои, любите свою страну! Наша страна — это наш дом, дом, который дал нам Бог, поместив в него многочисленную семью, которую мы любим и любимы … семьей, которая сосредоточена на данном месте и благодаря однородной природе ее элементов предназначена для особый вид деятельности.
— Джузеппе Мадзини

«Никогда не сомневайтесь, что небольшая группа вдумчивых, преданных своему делу граждан может изменить мир. В самом деле, это единственное, что когда-либо было ».
— Маргарет Мид

«Демократия — это искусство и наука управлять цирком из клетки для обезьян».
—H.L. Mencken

«Лекарство от зла демократии — больше демократии».
—H.L. Менкен (также приписываемый Альфреду Смиту)

«Прискорбно думать, как большая часть всех усилий и талантов в мире направлена на просто нейтрализацию друг друга…. Правильная цель правительства — уменьшить эту жалкую трату до минимально возможного количества, приняв такие меры, которые заставят энергию, которая сейчас тратится человечеством на причинение вреда друг другу или на защиту себя от травм, будут обращены на законные использование человеческих способностей ».
— Джон Стюарт Милль, 1848 г.

«Ни один человек в этой стране не стоит так высоко, чтобы быть выше закона. Ни один служащий закона не может безнаказанно нарушать этот закон. Ему обязаны подчиняться все правительственные чиновники от высшего до низшего.
— Сэмюэл Ф. Миллер

«Вежливость ничего не стоит, все покупается».
— Леди Мэри Уортли Монтегю, 1756 г.

«Тирания князя не так опасна для общественного благосостояния, как апатия гражданина в условиях демократии».
— Монтескье, 1748 г.

«Плохие чиновники избираются хорошими гражданами, которые не голосуют».
— Джордж Жан Натан

«Способность человека к справедливости делает возможной демократию, но склонность человека к несправедливости делает демократию необходимой.
— Райнхольд Нибур

«В Германии нацисты сначала пришли за коммунистами, и я не высказался, потому что я не был коммунистом. Затем они пришли за евреями, и я не стал говорить, потому что я не был евреем. Потом они пришли за профсоюзными активистами, и я не выступил, потому что я не был профсоюзным деятелем. Потом они пришли за католиками, и я молчал, потому что не был католиком. Потом они пришли за мной … и к тому времени уже было некому выступить за кого-то ».
—Мартин Нимёллер

«Демократические хитрости — это карантинные меры против этой древней чумы, жажды власти: как таковые, они очень необходимы и очень скучны.
— Фридрих Ницше

«Ни рост благосостояния, ни смягчение нравов, ни реформа, ни революция не приблизили человеческое равенство ни на миллиметр».
— Джордж Оруэлл

«Демократия означает не« Я так же хорош, как ты », а« Ты так же хорош, как и я »».
— Теодор Паркер

«Пусть люди думают, что они правят, и ими будут править».
— Уильям Пенн

«Самая большая похвала, которую может заслужить правительство, — это то, что его граждане знают свои права и осмеливаются их защищать.
— Венделл Филлипс

«Всякий раз, когда объявляется война, правда — первая жертва».
— Артур Понсонби, Ложь во время войны: Пропагандистская ложь Первой мировой войны, 1928 г.

«Среди членов Конгресса больше эгоизма и меньше принципов… чем я мог себе представить, прежде чем стал президентом Соединенных Штатов».
— Джеймс К. Полк, 16 декабря 1846 г.

«За формы правления пусть состязаются дураки; Чем лучше управлять, тем лучше ».
— Александр Поуп

«Существует только одна мотивация для возложения бремени на голосование, которая якобы призвана препятствовать мошенничеству с выдачей себя за другое лицо, если нет реальной опасности такого мошенничества, а именно препятствовать голосованию лиц, которые могут голосовать против партии, ответственной за возлагая бремя.»
— судья Ричард Познер, 7-й окружной апелляционный суд

«Мы — демократия, и есть только один способ поставить демократию на ноги в вопросах, касающихся ее личности, общества, муниципалитета, государства, поведения на национальном уровне, и это путем информирования общественности о что происходит.»
— Джозеф Пулитцер

«Общая цель заключалась в том, чтобы излечить зло, над которым работали Соединенные Штаты; что, проследив происхождение этого зла до его истоков, каждый нашел его в беспорядках и глупостях демократии.
— Эдмунд Рэндольф

«Демократия — не хрупкий цветок; все же его нужно культивировать ».
— Рональд Рейган

«Мир — это больше, чем просто отсутствие войны. Истинный мир — это справедливость, истинный мир — это свобода. А истинный мир требует признания прав человека ».
— Рональд Рейган, 1986 г.

«Политика считается второй по возрасту профессией. Я пришел к выводу, что он очень похож на первый ».
— Рональд Рейган, 1977 г.

«Демократия всегда дразнит нас контрастом между ее идеалами и реальностью, между ее героическими возможностями и ее печальными достижениями.
— Agnes Repplier

«Демократическая форма правления, демократический образ жизни предполагает бесплатное государственное образование в течение длительного периода; это также предполагает воспитание личной ответственности, которой слишком часто пренебрегают ».
— Элеонора Рузвельт

«Наши дети должны изучить общую структуру своего правительства, а затем они должны знать, где они вступают в контакт с правительством, где это касается их повседневной жизни и где их влияние оказывается на правительство.Это не должно быть чем-то далеким, чужим делом, но они должны видеть, насколько важна каждая шестеренка в колесе демократии и несет свою долю ответственности за бесперебойную работу всей машины ».
— Элеонора Рузвельт

«В течение двенадцати лет эта Нация страдала от правительства, которое ничего не слышит, ничего не видит, ничего не делает. Народ посмотрел на правительство, но правительство отвернулось. Девять насмешливых лет с золотым тельцом и три долгих года бичей! Девять сумасшедших лет в бегах и три долгих года в очереди за хлебом! Девять безумных лет миража и три долгих года отчаяния! Сильные влияния сегодня стремятся восстановить такое правительство с его доктриной, что лучше всего то правительство, которое наиболее безразлично.Уже почти четыре года у вас есть администрация, которая вместо того, чтобы вертеть пальцами, засучила рукава. Мы будем держать рукава закатанными. Нам пришлось бороться со старыми врагами мира — бизнесом и финансовой монополией, спекуляциями, безрассудным банковским делом, классовым антагонизмом, секционализмом, спекуляциями на войне. Они начали рассматривать правительство Соединенных Штатов как простой придаток к своим делам. Теперь мы знаем, что правительство с помощью организованных денег так же опасно, как и правительство с помощью организованной мафии.
— Франклин Д. Рузвельт

«Никогда прежде за всю нашу историю эти силы не были так объединены против одного кандидата, как сегодня. Они единодушны в своей ненависти ко мне — и я приветствую их ненависть. Я хотел бы, чтобы о моей первой администрации было сказано, что в ней силы эгоизма и жажды власти встретили свое соперничество. Я хотел бы, чтобы о моей второй администрации было сказано, что в ней эти силы встретили своего хозяина ».
— Франклин Д. Рузвельт

«В области мировой политики; Я бы посвятил этот народ политике доброго соседа.
— Франклин Д. Рузвельт, 4 марта 1933 г.

«Внутри кабины для голосования все американские мужчины и женщины равны с другими американскими мужчинами и женщинами. Там у них нет начальства. Там у них нет хозяев, кроме их собственного разума и совести ».
— Франклин Д. Рузвельт, 1936 г.

«Единственное, чего нам нужно бояться, — это самого страха — безымянного, безрассудного, неоправданного террора».
— Франклин Д. Рузвельт, 4 марта 1933 г.

«Президент просто самый важный среди большого числа государственных служащих.Его следует поддерживать или противодействовать ровно настолько, насколько это оправдано его хорошим или плохим поведением, его эффективностью или неэффективностью в оказании лояльного, способного и бескорыстного служения нации в целом. Поэтому абсолютно необходимо, чтобы у него была полная свобода говорить правду о его действиях, а это означает, что совершенно необходимо обвинять его, когда он поступает неправильно, и хвалить его, когда он поступает правильно. Любое иное отношение американского гражданина низко и рабски.Заявление о том, что не должно быть никакой критики в адрес президента или что мы должны поддержать президента, правильные или неправильные, не только непатриотично и рабски, но и является моральной изменой американскому обществу. Ничего, кроме правды, нельзя говорить ни о нем, ни о ком-либо еще. Но даже важнее сказать правду, приятную или неприятную, о нем, чем о ком-либо еще ».
— Тедди Рузвельт, звезда Канзас-Сити, 7 мая 1918 г.

«Принцип, на основе которого была основана эта страна и которым она всегда управлялась, заключается в том, что американизм — это вопрос разума и сердца; Американизм не является и никогда не был вопросом расы и происхождения.Хороший американец — это тот, кто верен этой стране и нашему кредо свободы и демократии ».
— Франклин Д. Рузвельт, 1943 г.

«Расточать, уничтожать наши природные ресурсы, очищать и истощать землю вместо того, чтобы использовать ее для увеличения ее полезности, это приведет к подрыву в дни наших детей того самого процветания, которое мы должны по праву передать. к ним усилились и развились ».
— Тедди Рузвельт, 1907 г.

«Американское время растянулось по всему миру.Он стал доминирующим темпом современной истории, особенно истории Европы ».
— Гарольд Розенберг

«То, что школы выпускают достойных граждан, — самая важная ответственность, возложенная на них».
— Франклин Д. Рузвельт

«Если мы спросим, в чем именно заключается величайшее благо из всех, которое должно быть благом каждой системы права, мы обнаружим, что оно сводится к двум основным целям: свободе и равенству».
— Жан Жак Руссо

«Политическое тело, как и человеческое, начинает умирать с момента своего рождения и несет в себе причины своего разрушения.
— Жан Жак Руссо

«Я уверен, что не было человека, рожденного отмеченным Богом выше другого, потому что никто не приходит в мир в седле на спине, ни один в сапогах и не побужден ездить на нем».
—Ричард Рамбольд

«Существует только один метод обеспечения устойчивости республиканской формы правления, а именно распространение семян добродетели и знаний во всех частях государства посредством соответствующих мест и способов обучения, и это может быть сделано эффективно только с помощью законодательного органа.
— Бенджамин Раш, подписавший Декларацию независимости.

«Я уверен, что не было человека, рожденного отмеченным Богом выше другого; ибо никто не приходит в этот мир с седлом на спине, никто не в сапогах и не подстрекает ездить на нем ».
— Ганнибал Рамбольд

«На протяжении всей истории человечества апостолы чистоты, те, кто заявлял, что обладают исчерпывающим объяснением, сеют хаос среди простых заблудших людей».
— Салман Рушди

«Если один человек предлагает вам демократию, а другой — мешок с зерном, при каком состоянии голода вы предпочтете зерно голосованию?»
— Бертран Рассел

«Привычка основывать убеждения на доказательствах и придавать им только ту степень или уверенность, которые подтверждают доказательства, если бы она стала всеобщей, излечила бы большинство болезней, от которых страдает мир.
— Бертран Рассел

«Демократия — это политический метод, то есть определенный тип институционального устройства для принятия политических — законодательных и административных — решений и, следовательно, не может быть самоцелью».
— Джозеф А. Шумпетер

«Демократия заменяет выборы некомпетентным большинством назначением коррумпированным меньшинством».
— Джордж Бернард Шоу

«Хороший гражданин — зарабатывающий, потому что независимость — это неизменно необходимое качество подлинного демократического гражданства.
— Джудит Н. Шклар

«Активные граждане… являются участниками общественных собраний и участниками добровольных организаций, которые обсуждают и обсуждают с другими политику, которая повлияет на них всех, и которые служат своей стране не только в качестве налогоплательщиков и случайных солдат, но и имея осознанное мнение. общественного блага, которое они искренне принимают близко к сердцу. Хороший гражданин — патриот ».
— Джудит Н. Шклар, 1991 г.

«Простой акт голосования — это основа, на которой в конечном итоге зиждется здание выборного правительства.
— Джудит Н. Шклар

«Быть лицом без гражданства — одна из самых ужасных политических судеб, которая может выпасть на долю любого человека в современном мире».
— Джудит Н. Шклар

«В частном порядке или на публике хороший гражданин делает что-то для поддержки демократических привычек и конституционного строя».
— Джудит Н. Шклар, 1991 г.

«Гражданская власть, поскольку она установлена для обеспечения сохранности собственности, в действительности установлена для защиты богатых от бедных или тех, у кого есть какая-то собственность, от тех, у кого ее вообще нет.
— Адам Смит, «Богатство народов», 1776 г.

«Справедливость — это совесть, не личная совесть, а совесть всего человечества. Те, кто ясно распознают голос своей совести, обычно узнают также и голос справедливости ».
— Александр Солженицын

«Цель правительства не в том, чтобы превратить людей из разумных существ в марионеток, а в том, чтобы дать им возможность развить свой разум и тело в безопасности и использовать свой разум без оков. … Истинная цель правительства — свобода.
— Барух Спиноза

«Без способности разумно участвовать в политике нельзя использовать свои голоса для достижения своих целей, и нельзя сказать, что он участвует в процессе аргументированного обсуждения среди равных».
— Том Кристиано, Стэнфордская энциклопедия философии

«Какой бы приукрашенной и двусмысленной ни была, каждая форма авторитаризма должна начинаться с веры в большее право какой-либо группы на власть, независимо от того, оправдано ли это право полом, расой, классом, религией или всеми четырьмя.
— Глория Стейнем

«Как граждане этой демократии вы — правители и управляемые, законодатели и законопослушные, начало и конец».
— Адлай Стивенсон, 1956 г.

«Я очень верю в людей; что касается их мудрости — ну, кока-кола по-прежнему продает больше шампанского ».
— Адлай Стивенсон

«Заключить мир труднее, чем вести войну».
— Адлай Стивенсон

«Под« политикой »мы подразумеваем дело людей — самое важное из всех существующих.
— Адлай Стивенсон

«Демократия не в голосовании, а в подсчете голосов».
— Том Стоппард

«Давайте никогда не забывать, что наши конституции правительства — это торжественные инструменты, адресованные здравому смыслу людей и призванные закрепить и увековечить их права и свободы».
— История Джозефа

«Людям, которые хотят понять демократию, следует проводить меньше времени в библиотеке с Аристотелем и больше времени в автобусах и в метро.
— Симеон Струнский

«Конституция — это проверка поспешных действий большинства. Они являются самоограничениями целого народа для большинства из них, чтобы обеспечить трезвые действия и уважение прав меньшинства ».
— Уильям Ховард Тафт, 1900 г.

«Есть предел применению демократических методов. Вы можете спросить всех пассажиров, в каком типе автомобиля они любят ездить, но невозможно спросить их, нужно ли тормозить, когда поезд движется на полной скорости и существует угроза аварии.
— Леон Троцкий

«Как только правительство привержено принципу заглушить голос оппозиции, у него есть только один путь, и он будет идти по пути все более репрессивных мер, пока оно не станет источником террора для всех своих граждан и не создаст страна, где все живут в страхе ».
— Гарри С. Трумэн

«Я демократ только по принципу, а не по инстинкту — это никто. Несомненно, некоторые люди так говорят, но этот мир тяжело склонен лгать.
— Марк Твен

«Правительство Соединенных Штатов ни в каком смысле не основано на христианской религии».
— Джордж Вашингтон, Триполиский договор 1796 г.

«Равенство — это общественное признание, эффективно выраженное в институтах и манерах, принципа, согласно которому равная степень внимания обусловлена потребностями всех людей».
— Симона Вейль

«Казалось бы, человек родился рабом, и что рабство — его естественное состояние. В то же время ничто на земле не может помешать человеку почувствовать себя рожденным для свободы.Никогда, что бы ни случилось, он не может принять рабство; потому что он мыслящее существо ».
— Симона Вейль

«Церемония демократии, ее праздник, ее великая функция — это выборы».
—H.G. Уэллс

«История человечества все больше становится гонкой между образованием и катастрофой».
—H.G. Уэллс

«В течение тридцати лет правления Борджиа в Италии были войны, террор, убийства и кровопролитие, но они создали Микеланджело, Леонардо да Винчи и эпоху Возрождения.В Швейцарии у них была братская любовь; у них было пятьсот лет демократии и мира, и что это дало? Часы с кукушкой.
— Орсон Уэллс

«Действуйте так, как если бы все выборы зависели от вашего единственного голоса, и как если бы весь Парламент (а в нем и вся нация) зависел от единственного человека, которого вы теперь выбрали в качестве его члена».
— Джон Уэсли

«В каждую человеческую грудь Бог вложил принцип, который мы называем любовью к свободе; он нетерпелив к угнетению и жаждет избавления.
— Филлис Уитли

«Демократия — это дыра в набивной рубашке, через которую медленно просачиваются опилки».
—E.B. белый

«Демократия — это повторяющееся подозрение, что более половины людей правы более чем в половине случаев».
—E.B. белый

«Я не могу слишком часто повторять, что [демократия] — это слово, истинная суть которого все еще спит, совершенно не пробуждаемая, несмотря на резонанс и многие гневные бури, из которых вышли его слоги.… Это великое слово, история которого, я полагаю, остается ненаписанной, потому что эту историю еще предстоит разыграть ».
— Уолт Уитмен

«Политическая демократия … со всем ее опасным злом, обеспечивает школу для подготовки первоклассных людей. Это спортзал жизни, не только хорошего, но и общего ».
— Уолт Уитмен

«Есть три вида деспотов. Есть деспот, который тиранит тело. Есть деспот, который тиранит душу. Есть деспот, который тиранит и душу, и тело.Первого зовут Принц. Второй называется Папа Римский. Третий называется Народ ».
— Оскар Уайльд

«Свобода — неделимое слово. Если мы хотим наслаждаться этим, мы должны быть готовы распространить его на всех, независимо от того, богаты они или бедны, согласны они с нами или нет, независимо от их расы или цвета их кожи ».
— Венделл Уилки

«Знание — Zzzzzp! Деньги — Zzzzzp! — Власть! Это цикл, на котором построена демократия! »
— Теннесси Уильямс

«Для общества нездорово, если люди ненавидят собственное правительство.
— Гарри Уиллс

«Срок полномочий означает, что вы не доверяете избирателям. «Остановите меня, прежде чем я снова проголосую» ».
— Гарри Уиллс

«Все эти финансисты, все маленькие гномы Цюриха».
— Гарольд Уилсон

«Демократия — это не столько форма правления, сколько набор принципов».
— Вудроу Вильсон

«Свобода никогда не исходила от правительства. Свобода всегда исходила от подданных правительства. История свободы — это история сопротивления.История свободы — это история ограничения государственной власти, а не ее увеличения ».
— Вудроу Вильсон

«Эта жертва личных интересов ради общего блага сформировала сущность республиканизма и постигла для американцев идеалистическую цель их революции. … Эта республиканская идеология предполагала и помогла сформировать представление американцев о том, как их общество и политика должны быть структурированы и управляться ».
— Гордон Вуд, 1969 г.

«Судья… — государственный служащий, который должен следовать своей совести, независимо от того, противоречит ли он явным желаниям тех, кому он служит; кажется ли его решение подчинением преобладающим требованиям.
— Хиллер Б. Зобель

«Политическая система США со временем пришла в упадок, потому что ее традиционная система сдержек и противовесов углубилась и стала все более жесткой. В условиях резкой политической поляризации эта децентрализованная система все менее и менее способна представлять интересы большинства и чрезмерно отражает взгляды групп интересов и организаций активистов, которые в совокупности не составляют суверенного американского народа. … Удручающий итог заключается в том, что, учитывая, насколько самоуверенно политическое недомогание страны и насколько маловероятны перспективы конструктивных поэтапных реформ, распад американской политики, вероятно, будет продолжаться до тех пор, пока не произойдет некоторый внешний шок, который станет катализатором подлинной коалиции реформ и побудить его к действию.
— Фрэнсис Фукуяма

«В Соединенных Штатах правительство задумано как правительство людей. Корпорация не является гражданином с правом голоса или иным образом участвовать в политике. Это искусственное создание, созданное по инициативе государства исключительно для выполнения функций, разрешенных его уставом. Его вмешательство в дела государства и его попытки реализовать права граждан по сути своей являются извращением его власти. Его акционеры, какими бы мудрыми и богатыми они ни были, должны быть вынуждены использовать свое политическое влияние как личности наравне с другими людьми.Это основной принцип демократии ».
— The Tribune, 1904

«Каждый друг республиканского правительства должен возвысить свой голос против всеобщего осуждения правительств большинства как самого тиранического и нетерпимого из всех правительств. … Общий вопрос должен быть между республиканским правительством, в котором большинство управляет меньшинством, и правительством, в котором меньшее или меньшее число правят большинством. … Те, кто полностью осуждают правительство большинства… осуждают в то время все республиканское правительство и должны утверждать, что правительства меньшинства будут меньше ощущать предвзятость интересов или соблазн властей.
— Джеймс Мэдисон

«Если правительства большинства … будут худшими из правительств, то те, кто так думают и говорят, не могут находиться в рамках республиканской веры. Они должны либо присоединиться к общепризнанным последователям аристократии, олигархии или монархии, либо искать утопию, демонстрирующую совершенную однородность интересов, мнений и чувств, нигде не встречающуюся в цивилизованных сообществах ».
— Джеймс Мэдисон

«Ни одна из конституций [штата] не предусматривает достаточных средств защиты от демократии».
— Эдмунд Рэндольф

«Зло, которое мы испытываем, проистекает из избытка демократии».
— Элбридж Джерри

«Чтобы защитить доктрину естественных прав сегодня, требуется либо невнимание к мировому прогрессу, либо значительное мужество перед ним. Независимо от того, умерли ли все доктрины естественных прав человека во время Французской революции или были уничтожены историческими знаниями девятнадцатого века, каждый, кто наслаждается сознанием просвещенности, знает, что они мертвы и по праву должны быть мертвы.Попытку защитить доктрину естественных прав перед историками и политологами можно было бы рассматривать как попытку защитить веру в колдовство. Это будет считаться исходящим только из интеллектуального преисподней ».
— Моррис Р. Коэн, «Разум и природа», 1932 г.

Брут XV — Преподавание американской истории

Источник: Herbert J. Storing, ed.,

The Complete Anti-Federalist , (Chicago: University of Chicago Press, 1981) 2: 437-442.

В своем последнем номере я сказал, что Верховный суд в соответствии с этой конституцией будет возвышен над всеми остальными властями в правительстве и не подлежит контролю.Цель данной статьи — проиллюстрировать это и показать опасность, которая может возникнуть в результате этого. Я сомневаюсь, видел ли мир когда-либо, в какой-либо период, суд, наделенный такими огромными полномочиями, но при этом находившийся в ситуации, в которой так мало ответственности. Несомненно, что в Англии и в нескольких штатах, где нас учили верить, суды ставятся на самое благоразумное учреждение, они находятся на совершенно иной основе.

Судьи в Англии, правда, занимают свои должности во время своего хорошего поведения, но затем их решения подлежат исправлению палатой лордов; и их власть ни в коем случае не столь обширна, как у предлагаемого верховного суда союза.- Я считаю, что они ни в коем случае не берут на себя полномочия отменять парламентский акт, считая его несовместимым с их конституцией. ^[1] Они считают себя обязанными принимать решения в соответствии с существующими законами страны и никогда не берутся контролировать их, считая их несовместимыми с конституцией — не говоря уже о том, что они наделены властью обеспечивать справедливое строительство. ^[2] к конституции.

Судьи в Англии находятся под контролем законодательного органа, поскольку они обязаны определять в соответствии с принятыми ими законами.Но судьи в соответствии с этой конституцией будут контролировать законодательный орган, поскольку верховный суд уполномочен в крайнем случае определять объем полномочий Конгресса; они должны дать объяснение конституции, и нет никакой власти над ними, чтобы отменить их суждение. Создатели этой конституции, по-видимому, последовали примеру британцев, сделав судей независимыми, предоставив им должности при хорошем поведении, не следуя конституции Англии, и учредили трибунал, в котором их ошибки могут быть исправлены; и, не говоря уже об этом, что судебные органы в рамках этой системы обладают властью, которая выше законодательной, и которая действительно превосходит любую власть, которая прежде была дана судебной властью любым свободным правительством под небесами.

Я не возражаю против того, чтобы судьи выполняли свои поручения за хорошее поведение. Я полагаю, что это надлежащее положение при условии, что они несут должную ответственность. Но я говорю, что эта система последовала за английским правительством в этом, в то время как она отошла почти от всех других принципов их юриспруденции, в соответствии с идеей предоставления судей независимыми, что в британской конституции означает не более, чем то, что они занимают свои места при хорошем поведении и имеют фиксированную зарплату — они сделали судей независимыми в полном смысле этого слова.Над ними нет власти, чтобы контролировать любое их решение. Нет власти, которая могла бы их удалить, и они не могут контролироваться законами законодательного органа. Короче говоря, они независимы от народа, законодательной власти и всякой власти под небесами. Люди, попавшие в такую ситуацию, обычно вскоре почувствуют себя независимыми от самих небес. Прежде чем я продолжу проиллюстрировать истинность этих утверждений, я прошу вас сделать одно замечание: хотя, по моему мнению, судьи должны занимать свои должности во время хорошего поведения, но я думаю, что ясно, что причины в пользу этого установления судьи в Англии никоим образом не касаются этой страны.

Основная причина, по которой судьи в Британии должны быть назначены при хорошем поведении, состоит в том, что они могут оказаться в ситуации, не подверженной влиянию короны, принимать такие решения, которые имеют тенденцию к усилению ее власти. полномочия и прерогативы. Хотя судьи занимали свои места по воле и желанию царя, от которого они зависели не только в своих должностях, но и в заработной плате, они подвергались всякому неправомерному влиянию. Если корона желала нести излюбленную точку, для достижения которой была необходима помощь судов, судьям было выражено согласие короля.И судьям требовался дух мученика, чтобы принимать решения вопреки воле царя. — Они полностью зависели от него как в своих офисах, так и в жизни. Царь, занимающий свою должность при жизни и передавая ее своим потомкам в качестве наследства, имеет гораздо более сильные побуждения к увеличению прерогатив своей должности, чем те, кто занимают свои должности в течение определенных периодов времени или даже на всю жизнь. Таким образом, английская нация добилась большого преимущества в пользу свободы. Когда они добились назначения судей, при хорошем поведении, они получили от короны уступку, которая лишила ее одной из самых мощных машин, с помощью которых она могла бы расширить границы королевской прерогативы и посягнуть на свободы народа. .Но эти причины не относятся к этой стране, у нас нет потомственного монарха; те, кто назначает судей, не занимают своих постов на всю жизнь и не переходят к своим детям. Следовательно, те же аргументы, которые будут заключаться в пользу статуса должности судьи за хорошее поведение, теряют значительную часть своего веса в применении к государству и положению в Америке. Но в гораздо меньшей степени можно показать, что природа нашего правительства требует, чтобы суды были вне всякого сомнения более независимыми, настолько, чтобы быть выше контроля.

Я сказал, что судьи в рамках этой системы будут независимыми в строгом смысле этого слова: Чтобы доказать это, я покажу — что над ними нет власти, которая могла бы контролировать их решения или исправлять их ошибки. Нет власти, которая могла бы отстранить их от должности за любые ошибки или недостаток дееспособности или снизить их заработную плату, и во многих случаях их власть превосходит власть законодательного органа.

1-й. Выше них нет власти, которая могла бы исправить их ошибки или контролировать их решения. Постановления этого суда окончательны и необратимы, поскольку над ними нет суда, в который можно было бы подавать апелляции либо по ошибке, либо по существу.- В этом отношении он отличается от судов в Англии, поскольку там палата лордов является высшим судом, в который апелляции по ошибке подаются из высших судов общей юрисдикции.

2д. Их нельзя отстранить от должности или понизить заработную плату за любую ошибку в суждениях или недостаток дееспособности.

Конституция прямо провозглашает: «Они должны в установленное время получать вознаграждение за свои услуги, которое не должно уменьшаться во время их пребывания в должности.”

Единственным положением конституции, которое предусматривает отстранение судей от должности, является положение, в котором говорится, что «президент, вице-президент и все гражданские должностные лица Соединенных Штатов должны быть отстранены от должности после импичмента за и осуждение за государственную измену, взяточничество или другие тяжкие преступления и проступки ». Согласно этому пункту, гражданские служащие, в состав которых входят судьи, могут быть отстранены только за преступления. Называются измена и взяточничество, а остальные включены в общие термины тяжких преступлений и проступков.- Ошибки в суждениях или неспособность выполнять служебные обязанности никогда не могут быть включены в эти слова, тяжкие преступления и проступки. Человек может ошибиться в деле при вынесении приговора или продемонстрировать свою некомпетентность при исполнении обязанностей судьи, но при этом не предъявить никаких доказательств коррупции или недостатка честности. В подтверждение обвинения необходимо будет привести доказательства некоторых фактов, которые покажут, что судьи совершили ошибку из злых и коррумпированных побуждений.

3д. Власть этого суда во многих случаях превосходит законодательную. В предыдущей статье я показал, что этот суд будет уполномочен принимать решение о значении конституции, и что не только в соответствии с естественным и очевидным значением слов, но также в соответствии с духом и намерением этих слов. . При осуществлении этой власти они будут не подчиняться законодательной власти, а находиться над ней. Ведь все отделы этого правительства получат свои полномочия, насколько они выражены в конституции, немедленно от народа, который является источником власти.Законодательные органы могут осуществлять только те полномочия, которые им предоставлены конституцией, они не могут принимать на себя какие-либо права, закрепленные за судебными органами, по той простой причине, что тот же орган, который наделил законодательный орган их полномочиями, возложил на судебные органы их — оба происходят из одного и того же источника, поэтому оба имеют одинаковую силу, и судебные органы обладают своими полномочиями независимо от законодательной власти, как законодательная власть над судебной. — В таком случае верховный суд имеет право, независимо от законодательной власти, давать толкование конституции и каждой ее части, и в этой системе нет полномочий, позволяющих исправить их конструкцию или отменить ее.Следовательно, если законодательный орган примет какие-либо законы, несовместимые с тем смыслом, который судьи придавали конституции, они объявят ее недействительной; и поэтому в этом отношении их власть превосходит законодательную. В Англии решения судей не только могут быть отменены палатой лордов за ошибку, но и в тех случаях, когда они дают разъяснения к законам или конституции страны вопреки мнению парламента, хотя Парламент не отменяет решение суда, но, тем не менее, он имеет право, согласно новому закону, объяснять предыдущее и, таким образом, предотвращать принятие таких решений.Но в законодательном органе такой власти нет. Судьи верховные, и никакой закон, разъясняющий конституцию, не будет для них обязательным.

Из предыдущих замечаний, которые были сделаны о судебных полномочиях, предлагаемых в этой системе, ее политика может быть полностью развита.

В ходе своих наблюдений над этой конституцией я подтвердил и попытался показать, что она была рассчитана на полное упразднение правительства штатов и объединение штатов в одно целое правительство для всех целей, как внутренних, так и местных. , как внешние, так и национальные.С этим мнением противники системы в целом согласны — и это категорически отрицалось ее сторонниками публично. Некоторые индивиды, действительно, среди них, признаются, что у него есть такая тенденция, и не постесняются сказать, что это то, чего они хотят; и я осмелюсь предсказать, без духа пророчества, что, если он будет принят без поправок или некоторых таких мер предосторожности, которые обеспечат поправки сразу после его принятия, то те же самые джентльмены, которые с таким успехом применили свои таланты и способности, чтобы повлиять на общественное сознание, принявшее этот план, будет использовать то же самое, чтобы убедить людей, что им пойдет на пользу отмена правительства штатов как бесполезного и обременительного.

Возможно, ничто не могло быть лучше задумано для облегчения упразднения правительств штатов, чем конституция судебной системы. Они смогут постепенно и незаметно расширять границы государственного управления и приспосабливаться к настроениям людей. Их решения о значении конституции обычно будут приниматься в делах, которые возникают между отдельными лицами, с которыми общественность не знакома; одно судебное решение будет прецедентом для следующего, а это для следующего.Эти случаи сразу затронут только людей; так что, вероятно, будет проведена серия определений до того, как о них будут проинформированы даже люди. Тем временем все искусство и адрес тех, кто желает перемен, будут использованы, чтобы обратить их мнение. Людям скажут, что их должностные лица штата и законодательные собрания штатов являются обузой и расходами без каких-либо серьезных преимуществ, поскольку все законы, принятые ими, могут быть одинаково хорошо приняты общим законодательным собранием.Если к тем, кто будет заинтересован в изменении, добавить тех, кто будет под их влиянием, и тех, кто подчинится почти любой смене правительства, которая, как их можно убедить, облегчит им налоги, это легко видеть, партия, которая будет выступать за отмену правительств штатов, будет далеко не незначительной. — В этой ситуации общий законодательный орган может принимать один закон за другим, расширяя общую и сокращая юрисдикцию штата, и для санкционирования их судебных разбирательств потребуется курс судебных решений, которому конституция предоставила право объяснять конституция.- Если штаты возражают, конституционный способ решения вопроса о действительности закона принадлежит верховному суду, и ни люди, ни законодательные собрания штатов, ни общий законодательный орган не могут отменить их или отменить их постановления.

Если бы создание конституции было оставлено на усмотрение законодательного органа, они бы объяснили это на свой страх и риск; если они превышают свои полномочия или стремятся найти в духе конституции больше, чем было выражено в письме, люди, от которых они получили свою власть, могли удалить их и поступить правильно; и действительно, я не вижу другого средства, которое люди могли бы иметь против своих правителей от посягательств такого рода.Конституция — это договор народа со своими правителями; если правители нарушают договор, люди имеют право и должны отстранить их и отдать себе должное; но для того, чтобы дать им возможность делать это с большей легкостью, те, кого народ выбирает в определенные периоды, должны иметь власть, в конечном счете, определять смысл договора; если они решат, что противоречит пониманию народа, ^[3] народ будет обращен к народу в период, когда должны быть избраны правители, и в их силах будет исправить зло; но когда эта власть находится в руках людей, независимых от народа и их представителей и которые по конституции не несут ответственности за свое мнение, не остается никакого другого способа контролировать их, кроме как с помощью высокой руки и протянутой руки.^[4]

Брут

Дело против демократии | The New Yorker

Примерно треть американских избирателей считает, что марксистский лозунг «От каждого по способностям, каждому по потребностям» фигурирует в Конституции. Примерно столько же не в состоянии назвать даже одну из трех ветвей правительства Соединенных Штатов. Менее четверти знают своих сенаторов, и только половина знает, что в их штате их двое.

Незнание избирателей беспокоило политических философов со времен Платона.Иллюстрация Ярека Васзула

Демократия — это другие люди, и невежество многих уже давно раздражает немногих, особенно тех, кто считает себя интеллектуалами. Платон, один из первых, кто считал демократию проблемой, считал ее типичного гражданина легкомысленным и непостоянным:

Иногда он много пил, слушая флейту; в остальное время он пьет только воду и сидит на диете; иногда занимается физическими упражнениями; в других случаях он празден и все пренебрегает; а иногда он даже занимается тем, что считает философией.

Платон считал, что гораздо безопаснее доверить власть тщательно образованным стражам. Чтобы сохранить их разум чистым от отвлекающих факторов, таких как семья, деньги и врожденные удовольствия от непослушания, он предложил разместить их в доме свободной любви под евгеническим надзором, где их можно было бы научить бояться прикосновения к золоту и запретить читать какую-либо литературу. в котором у персонажей есть говорящие части, которые могут заставить их забыть о себе. План был настолько византийским и нелепым, что многие подозревали, что Платон не мог быть серьезным; Гоббс, например, назвал эту идею «бесполезной.

Более практичное предложение пришло от Дж. С. Милля в девятнадцатом веке: дать дополнительные голоса гражданам с университетским дипломом или интеллектуально требовательной работой. (Фактически, во времена Милля у избранных университетов были свои избирательные округа на протяжении веков, что позволяло кому-то со степенью, скажем, из Оксфорда, голосовать как в своем университетском округе, так и везде, где он жил. Система не отменялась до 1950 года.) Более крупный проект Милля — в то время, когда могли голосовать не более девяти процентов взрослых британцев, — заключался в расширении франшизы и включении женщин.Но он беспокоился, что новым избирателям не хватит знаний и суждений, и остановился на дополнительных голосах в качестве защиты от невежества.

В Соединенных Штатах элиты, опасавшиеся незнания бедных иммигрантов, пытались ограничить избирательные бюллетени. В 1855 году в Коннектикуте был проведен первый тест на грамотность для американских избирателей. Хотя в 1868 году нью-йоркский демократ заявил, что «если человек невежественен, он тем более нуждается в избирательном бюллетене для своей защиты», в следующие полвека испытания распространились почти на все части страны.Они помогали расистам на Юге обойти Пятнадцатую поправку и лишить избирательных прав чернокожих, и даже в Нью-Йорке, богатом иммигрантами, закон 1921 года требовал, чтобы новые избиратели проходили тест, если они не могли доказать, что у них есть восьмиклассное образование. Около пятнадцати процентов завалили. Проверки грамотности избирателей не были окончательно запрещены Конгрессом до 1975 года, спустя годы после того, как движение за гражданские права дискредитировало их.

Однако беспокойство по поводу интеллекта избирателей сохраняется. По словам Дэвида Эстлунда, политического философа из Брауна, предложение Милля, в частности, остается «на самом деле довольно серьезным».В своей книге 2008 года «Демократическая власть» он попытался построить философское оправдание демократии, подвиг, который, по его мнению, мог быть достигнут только путем уравновешивания двух положений: демократические процедуры имеют тенденцию принимать правильные политические решения, а демократические процедуры справедливы в глазах разумные наблюдатели. Одной справедливости было недостаточно. Если бы это было так, писал Эстлунд, «почему бы не подбросить монетку?» Должно быть, мы ценим демократию за то, что она чаще стремится все делать правильно, чем нет, что демократия, похоже, и делает, используя информацию, полученную при голосовании.В самом деле, хотя в этом году мы, кажется, переживаем тяжелый период, демократия имеет довольно хорошую репутацию. Экономист и философ Амартия Сен доказал, что в демократиях никогда не бывает голода, а другие ученые считают, что они почти никогда не воюют друг с другом, редко убивают свое собственное население, почти всегда имеют мирную смену правительства и больше уважают права человека. последовательно, чем это делают другие режимы.

Тем не менее, демократия далека от совершенства — «худшая форма правления, за исключением всех тех других форм, которые время от времени применялись», как классно сказал Черчилль.Итак, если мы ценим его способность принимать правильные решения, почему бы не попробовать систему, которая немного менее справедлива, но еще чаще принимает правильные решения? Вставив заглушку греческого слова «знание» в греческое слово «правило», Эстлунд придумал слово «эпистократия», означающее «правительство знающих». Это идея, что «сторонники демократии и другие враги деспотизма захотят сопротивляться», — писал он и причислял себя к сопротивляющимся. Однако с чисто философской точки зрения он увидел только три обоснованных возражения.

Во-первых, можно отрицать, что истина была подходящим стандартом для измерения политического суждения. Это звучит экстремально, но это довольно распространенный ход в политической философии. В конце концов, в дебатах по спорным вопросам, например, когда начинается человеческая жизнь или нагревает ли человеческая деятельность планету, апелляции к истине имеют тенденцию быть зажигательными. Истина «безапелляционно требует признания и исключает дебаты», — отметила Ханна Арендт в этом журнале в 1967 году, — «а дебаты составляют самую суть политической жизни.Однако Эстлунд не был релятивистом; он согласился с тем, что политикам следует воздерживаться от апелляции к абсолютной истине, но он не думал, что политический теоретик сможет этого избежать.

Второй аргумент против эпистократии — отрицание того, что одни граждане знают о хорошем правительстве больше, чем другие. Эстлунд просто не считал это правдоподобным (возможно, политический философ профессионально не склонен к этому). Третий и последний вариант: отрицать, что знание большего придает политический авторитет. Как сказал Эстлунд: «Возможно, ты прав, но кто сделал тебя начальником?»

Это очень хороший вопрос, и Эстлунд основывал на нем свою защиту демократии, но он чувствовал себя обязанным искать бреши в своих аргументах.У него было скрытое подозрение, что государство, управляемое образованными избирателями, вероятно, будет работать лучше, чем демократия, и он думал, что некоторые из возникающих неравенств можно исправить. Если исторически неблагополучные группы, такие как афроамериканцы или женщины, оказывались недопредставленными в эпистократической системе, те, кто попал в категорию, могли получить дополнительные голоса в качестве компенсации.

К концу анализа Эстлунда осталось только два практических аргумента против эпистократии.Во-первых, это была возможность того, что метод эпистократии для отбора избирателей может быть предвзятым, так что его нелегко выявить и, следовательно, нельзя будет исправить. Во-вторых, всеобщее избирательное право настолько укоренилось в нашем сознании как стандартное явление, что предоставление знающим власть над невежественными всегда будет более несправедливым, чем предоставление власти тем, кто находится в большинстве, над теми, кто находится в меньшинстве. Что касается защиты демократии, то они даже менее воодушевляют, чем пожатие плечами Черчилля.

«У вас был синий Prius с двумя камнями в спине, верно?»

В новой книге «Против демократии» (Принстон) Джейсон Бреннан, политический философ из Джорджтауна, вывернул хеджирование Эстлунда наизнанку, чтобы создать непринужденный аргумент в пользу эпистократии .Против утверждения Эстлунда о том, что всеобщее избирательное право является дефолтом, Бреннан утверждает, что ограничение политической власти, которую иррациональные, невежественные и некомпетентные имеют над другими, вполне оправдано. Чтобы противостоять заботе Эстлунда о справедливости, Бреннан утверждает, что благополучие общества важнее чьих-либо обид; в конце концов, пишет он, мало кто сочтет несправедливым дисквалифицировать присяжных, которые морально или когнитивно некомпетентны. Что касается беспокойства Эстлунда по поводу демографической предвзятости, Бреннан отмахивается.Эмпирические исследования показывают, что люди редко голосуют за свои узкие интересы; пожилые люди отдают предпочтение социальному обеспечению не сильнее, чем молодежь. Бреннан предполагает, что, поскольку избиратели в эпистократии будут более осведомлены о преступности и полицейской деятельности, «исключение из голосования нижних 80 процентов белых избирателей может быть именно тем, что нужно бедным черным».

Бреннан обладает ярким кулачным стилем, и он получает удовольствие спортсмена, нарушая пирожные и разрушая слабую логику. Он пишет, что право голоса может означать для нас человеческое достоинство, но когда-то поедание трупов означало уважение к мертвым в племени фор в Папуа-Новой Гвинее.Для него наша вера в облагораживающую силу политических дебатов не более обоснована, чем предположение о том, что студенческие братства формируют характер.

Бреннан черпает убедительные доказательства невежества среднего американского избирателя из книги правоведа Ильи Сомина «Демократия и политическое невежество» (2013), которая показывает, что американские избиратели оставались невежественными, несмотря на десятилетия повышения уровня образования. Некоторые экономисты утверждали, что плохо информированные избиратели не должны быть ленивыми или самоуверенными, а должны рассматриваться как рациональные субъекты.Если шансы на то, что ваш голос будет решающим, ничтожны — Бреннан пишет, что «у вас больше шансов выиграть Powerball несколько раз подряд», — тогда изучение политики не стоит даже нескольких минут вашего времени. В «Мифе о рациональном избирателе» (2007) экономист Брайан Каплан предположил, что незнание может даже приносить удовольствие избирателям. «Некоторые убеждения более эмоционально привлекательны», — заметил Каплан, поэтому, если ваш голос вряд ли поможет, почему бы не побаловать себя тем, во что вы хотите верить, независимо от того, правда это или нет? Каплан утверждает, что только из-за бесполезности отдельного голосования многие избиратели выходят за рамки своих узких эгоистических интересов: в кабинке для голосования теплое, нечеткое чувство альтруизма может быть дешево.

Федералистов № 51-60 — Записки федералистов: основные документы в американской истории

Продолжение той же темы: Относительно полномочий Конгресса по регулированию выборов членов

Из номера New York Packet
Вторник, 26 февраля 1788 г.

Автор: Александр Гамильтон

Жителям штата Нью-Йорк:

МЫ УВИДИЛИ, что неконтролируемая власть над выборами в федеральное правительство не может без риска быть передана законодательным органам штата.Давайте теперь посмотрим, в чем будет опасность на другой стороне; то есть от передачи окончательного права регулирования своих собственных выборов самому Союзу. Не предполагается, что это право когда-либо будет использовано для исключения какого-либо государства из его доли в представительстве. Интерес всех, по крайней мере в этом отношении, был бы всеобщей безопасностью. Но утверждается, что это могло быть использовано таким образом, чтобы способствовать избранию одного любимого класса людей в исключение других, ограничивая места выборов определенными округами и делая невыполнимым для граждан в целом примите участие в выборе.Из всех химерических предположений это кажется самым химеричным. С одной стороны, никакой рациональный расчет вероятностей не заставил бы нас вообразить, что предрасположенность, которую вызовет такое жестокое и экстраординарное поведение, когда-либо сможет найти свое отражение в национальных советах; а с другой стороны, можно с уверенностью заключить, что если такой неподходящий дух когда-либо получит доступ к ним, он проявит себя в совершенно иной и гораздо более решительной форме.

Маловероятность попытки может быть удовлетворительно заключена из этого единственного размышления, что она никогда не могла быть предпринята, не вызвав немедленного восстания огромной массы народа, возглавляемой и управляемой правительствами штатов.Нетрудно представить себе, что это характерное право на свободу в определенные неспокойные и противоречивые сезоны может быть нарушено в отношении определенного класса граждан победоносным и властным большинством; но то, что столь фундаментальная привилегия в столь расположенной и просвещенной стране должна быть нарушена в ущерб огромной массе народа сознательной политикой правительства, не вызывая народной революции, совершенно немыслимо и невероятно.

В дополнение к этому общему размышлению, есть соображения более точного характера, которые запрещают любые опасения по этому поводу.Различие в составных частях национального правительства и в еще большей степени в том, как они будут приводиться в действие в его различных ветвях, должно стать мощным препятствием для согласования взглядов в любой частичной схеме выборов. Существует достаточное разнообразие в состоянии собственности, в гениальности, манерах и привычках людей из разных частей Союза, чтобы вызвать материальное разнообразие предрасположенностей их представителей к разным рангам и условиям в обществе.И хотя интимное общение под одним и тем же правительством будет способствовать постепенной ассимиляции в некоторых из этих аспектов, тем не менее есть причины, как физические, так и моральные, которые могут в большей или меньшей степени постоянно подпитывать различные склонности и наклонности в этом отношении. . Но обстоятельством, которое, вероятно, будет иметь наибольшее влияние в этом вопросе, будут различные способы формирования нескольких составных частей правительства. Поскольку Палата представителей должна быть избрана немедленно народом, Сенат — законодательными собраниями штата, Президент — избирателями, выбранными для этой цели народом, маловероятно, что общие интересы скрепят эти разные ветви склонностью к любой конкретный класс избирателей.

Что касается Сената, то невозможно, чтобы какое-либо регулирование «времени и порядка», а это все, что предлагается представить национальному правительству в отношении этого органа, могло повлиять на дух, который будет определять выбор его членов. . На коллективное сознание законодательных органов штата никогда не могут повлиять внешние обстоятельства такого рода; соображение, которое само по себе должно убедить нас в том, что предполагаемая дискриминация никогда не будет предпринята. Для каких побуждений Сенат мог согласиться с предпочтением, в которое он сам не входил? Или с какой целью он будет установлен в отношении одной ветви законодательной власти, если его нельзя распространить на другую? Состав одного в этом случае противодействует составу другого.И мы никогда не можем предположить, что он будет включать назначения в Сенат, если в то же время мы не можем предположить добровольное сотрудничество законодательных собраний штата. Если мы сделаем последнее предположение, тогда станет несущественным, где находится рассматриваемая власть, будь то в их руках или в руках Союза.

Но что должно быть объектом этой капризной пристрастности в национальных советах? Должен ли он быть проявлен в различении между различными отраслями промышленности, или между разными видами собственности, или между разными степенями собственности? Будет ли он склоняться в пользу земельного интереса, или денежного процента, или коммерческого интереса, или производственного интереса? Или, говоря модным языком противников Конституции, будет ли она способствовать возвышению «богатых и знатных», исключая и унижая все остальное общество?

Если это пристрастие будет проявлено в пользу тех, кто заинтересован в каком-либо конкретном описании промышленности или собственности, я предполагаю, что будет легко допущено, что конкуренция за нее будет вестись между землевладельцами и купцами.И я не стесняюсь утверждать, что вероятность того, что кто-либо из них получит верх в национальных советах, бесконечно менее вероятна, чем то, что тот или другой из них будет преобладать во всех местных советах. Будет сделан вывод, что поведение, имеющее тенденцию отдавать необоснованное предпочтение какому-либо из них, гораздо менее опасно для первого, чем для второго.

Несколько штатов в разной степени увлечены сельским хозяйством и торговлей. В большинстве, если не во всех, преобладает сельское хозяйство.Однако в некоторых из них торговля почти разделяет свою империю, и в большинстве из них она имеет значительную долю влияния. Пропорционально тому, что преобладает, он будет передан в национальное представительство; и по той самой причине, что это будет порождением большего разнообразия интересов и в гораздо более разнообразных пропорциях, чем можно найти в каком-либо отдельном государстве, будет гораздо менее склонно поддерживать кого-либо из них с решительной пристрастие, чем представительство какого-либо отдельного государства.

В стране, состоящей в основном из земледельцев, где соблюдаются правила равного представительства, земельный интерес в целом должен преобладать в правительстве. Пока этот интерес преобладает в большинстве законодательных собраний штатов, до тех пор он должен поддерживать соответствующее превосходство в национальном Сенате, который, как правило, будет точной копией большинства этих собраний. Следовательно, нельзя предполагать, что принесение в жертву землевладельцев торговому классу когда-либо будет излюбленной целью этой ветви федерального законодательного органа.Применяя таким образом, в частности, к Сенату общее замечание, вытекающее из ситуации в стране, я руководствуюсь соображением, что доверчивые сторонники государственной власти не могут, исходя из своих собственных принципов, подозревать, что законодательные органы штатов будут отклонены от своей обязанность любым внешним воздействием. Но на самом деле та же ситуация должна иметь тот же эффект, по крайней мере, в примитивном составе федеральной Палаты представителей: от этого квартала так же мало ожидать неправильного предубеждения в отношении меркантильного класса, как и от другого.

Чтобы, возможно, поддержать возражение, в любом случае, можно спросить, нет ли опасности противоположной предвзятости в национальном правительстве, которое может склонить его к попыткам обеспечить монополию федеральной администрации в пользу государства. приземлился класс? Поскольку маловероятно, что предположение о такой предвзятости вызовет ужас у тех, кто будет немедленно от нее травмирован, над этим вопросом придется отказаться. Во-первых, будет достаточно отметить, что по причинам, изложенным в другом месте, менее вероятно, что какая-либо явная пристрастность будет преобладать в советах Союза, чем в советах любого из его членов.Во-вторых, не возникнет соблазна нарушить конституцию в пользу класса землевладельцев, потому что этот класс при естественном ходе вещей будет обладать таким большим перевесом, которого он сам может желать. И, в-третьих, люди, привыкшие исследовать источники общественного благосостояния в больших масштабах, должны быть слишком хорошо убеждены в полезности коммерции, чтобы быть склонными нанести ей столь глубокую рану, которая могла бы возникнуть в результате полного исключения тех, кто лучше всего понять его интересы, если будет участвовать в управлении ими.Важность торговли только с точки зрения доходов должна эффективно защищать ее от враждебности со стороны общества, которое будет постоянно преследовать ее в пользу насущных требований общественной необходимости.

Я предпочитаю краткость при обсуждении вероятности предпочтения, основанного на различении между различными видами промышленности и собственности, потому что, насколько я понимаю значение возражающих, они предполагают дискриминацию другого рода. Похоже, они имеют в виду в качестве объектов предпочтения, которым они пытаются нас встревожить, тех, кого они обозначают описанием «богатых и знатных».»Они, по-видимому, должны быть вознесены до одиозного превосходства над остальными их согражданами. Однако в одно время их возвышение должно быть необходимым следствием небольшого размера представительного органа; в другое время это должно быть достигнуто путем лишения людей в целом возможности реализовать свое избирательное право по выбору этого органа.

Но по какому принципу должно производиться различение мест избрания, чтобы соответствовать цели медитированного предпочтения? Ограничены ли «богатые и знатные», как их называют, определенными местами в нескольких штатах? Неужели они каким-то чудодейственным инстинктом или предусмотрительностью выделили в каждом из них общее место жительства? Их можно встретить только в городах? Или же они, напротив, рассеяны по всей стране, потому что жадность или случайность, возможно, решила их собственную судьбу или судьбу их предшественников? В последнем случае (как это знает каждый разумный человек [1]) разве не очевидно, что политика ограничения мест выборов определенными округами будет столь же подрывной для ее собственной цели, сколь и исключительной. на любой другой счет? Истина состоит в том, что не существует способа обеспечить богатым предполагаемое предпочтение, кроме как путем предписания имущественных ценностей для тех, кто может избирать или быть избранным.Но это не является частью власти, которая должна быть передана национальному правительству. Его полномочия были бы прямо ограничены регулированием ВРЕМЕНИ, МЕСТА, МАНЕРА выборов. Квалификация лиц, которые могут выбирать или быть избранными, как уже отмечалось в других случаях, определены и закреплены в Конституции и не подлежат изменению законодательным органом.

Пусть, однако, для аргументации будет допущено, что предложенный прием может оказаться успешным; и пусть в то же время считается само собой разумеющимся, что все сомнения, которые могло внушать чувство долга или опасение опасности эксперимента, были преодолены в груди национальных правителей, тем не менее я полагаю, что это вряд ли будет делали вид, что могут когда-либо надеяться осуществить такое предприятие без помощи военной силы, достаточной для подавления сопротивления огромной массы народа.Невероятность существования силы, равной этому объекту, обсуждалась и демонстрировалась в разных частях этих статей; но чтобы тщетность рассматриваемого возражения могла проявиться в самом ярком свете, следует на мгновение допустить, что такая сила может существовать, и предполагается, что национальное правительство фактически владеет ею. Какой будет вывод? Имея склонность к посягательству на основные права сообщества и средства удовлетворения этой склонности, можно ли предположить, что люди, которых это побудило, развлекались бы нелепой задачей сфабриковать законы о выборах для обеспечения предпочтения фавориту? класс мужчин? Неужели они не предпочтут поведение, лучше приспособленное к их собственному немедленному возвышению? Не лучше ли они решительно примут решение увековечить свое пребывание в должности одним решительным актом узурпации, чем довериться ненадежным уловкам, которые, несмотря на все меры предосторожности, которые могут сопровождать их, могут закончиться смещением, позором и крахом их авторов.

Выбирать себе правительство вправе лишь тот народ, который постоянно находится в курсе происходящего

«Выбирать себе правительство вправе лишь тот народ, который постоянно находится в курсе происходящего» (Т. Джефферсон)

Сборник идеальных эссе по обществознанию

Democracy

Что такое демократия?

Зачем нужна демократия?

Развитие демократии

Древняя история

Демократия в современном мире

Совершенствование демократии

Демократия и участие

Демократия и права человека

Проблемы демократии

Апатия избирателей

Правление большинства

Подъем национализма

Молодежь и демократия

Работа Совета Европы

World Report 2020: Китай как источник глобальной угрозы правам человека

Мотивы Пекина

Государство тотальной слежки

Китайская модель процветающей диктатуры

Китай против универсальных норм

Попутчики

Слагаемые китайской влиятельности

Подрыв институтов ООН

Глобальная цензура

Варианты отпора

Преступление и наказание

ЯЗЫКИ УМИРАЮТ, ВЫЖИВАЮТ, ТРАНСФОРМИРУЮТСЯ | EUSP.org

Почему правление народа лучше, чем правление экспертов

Эссе Евы Койманс — Новый гуманитарный колледж

статей федералиста No.10 (1787)

Жителям штата Нью-Йорк:

цитат о демократии — civiced.org

Брут XV — Преподавание американской истории

Источник: Herbert J. Storing, ed.,

Дело против демократии | The New Yorker

Федералистов № 51-60 — Записки федералистов: основные документы в американской истории

Author: alexxlab

Добавить комментарий Отменить ответ

Рубрики