Проблема таланта и гениальности аргументы: Аргументы к сочинению по проблеме природы гениальности человека

Аргументы к сочинению по проблеме природы гениальности человека

1. А.С. Пушкин «Моцарт и Сальери»

Возможно ли, чтобы природой гения было злодейство? Над этим вопросом размышляет Александр Сергеевич Пушкин в своём вечном произведении. Сальери на протяжении долгого времени мучается самым страшным грехом – грехом зависти. По его мнению, Моцарт не достоин своего таланта. Он с лёгкостью сочиняет шедевры и смеётся над уличным музыкантом, чудовищно коверкающим его величайшее творение. Сальери пронизывает злоба, он принимает решение исправить ошибку природы и убить Моцарта. Но тот спокойно провозглашает, что «гений и злодейство — две вещи несовместные». Сальери, уже опустивший яд в стакан Моцарта, задумывается, что если он (Моцарт) прав? Тогда значит, что он, Сальери, не гений! И осознание этого так явственно становится правдой для него, что всё теряет смысл. Своим поступком он исключает себя из числа гениев, к кому ещё минуту назад причислял его Моцарт.

2. М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита»

Герой романа наделён талантом, его гениальность в том, что он написал роман о Понтии Пилате.

Книга оказалась неугодной официальным окололитературным кругам, потому что в ней ставился вопрос о справедливости решения власти. Сомнения, которые мучили Пилата после вынесения приговора Иешуа, свидетельствуют о его человеческой сущности, но он не может сомневаться в справедливости своего решения. Этот факт бросает тень на его образ правителя, вершителя судеб. В тридцатые годы подобные размышления бросали тень на людей, стоящих у власти. Мастер, написавший роман, был чутким, но не умеющим противостоять официальным властям, человеком. Он не способен сопротивляться, и сдаётся. В его природе нет зла, нет зависти. Он добр и честен, понимает, что ему лучше уйти.

3. М.А. Булгаков «Собачье сердце»

Профессор Преображенский – гениальный учёный. Область его изысканий евгеника, наука о наследственном здоровье человека и путях его улучшения, о методах влияния на наследственные качества будущих поколений с целью их совершенствования. Но он ещё озадачен вопросом омоложения. В процессе опытов, он превращает пса в человека, причём человека самого наихудшего, так как материал, используемый в этом опыте, оказался испорченным.

Клим Чугункин – убийца, люмпен, маргинал. Эти качества перенимает и пёс Шарик. Став Шариковым, он пьёт, бранится, ворует из дома, устраивается начальником отдела по борьбе с бродячими животными (то есть, себеподобными). В итоге, он претендует на жилплощадь, доносит на профессора, человека, сделавшего его прямоходящим и говорящим. Профессор понимает, что может всё потерять, но не знает, как всё изменить. Доктор Борменталь помогает своему учителю сделать операцию, которая возвращает на место Шарика. Злодейство недопустимо для профессора – гениального учёного.

Выдающиеся результаты. Талант ни при чем!

Глава вторая
Переоцененный талант

Неожиданные факты о врожденных способностях

В 1992 году небольшая группа английских исследователей принялась за поиски таланта. И не нашла его. Талант они искали в музыке, что логично, так как именно существование музыкального таланта люди уверенно признают. Они знают, что не случайно одни не умеют петь, а другие умеют; знают, почему Моцарт умел писать симфонии, будучи подростком, и почему некоторые дети виртуозно музицируют, тогда как их ровесники гамму изобразить не могут.

Большинство людей убеждены, что отдельные счастливчики рождаются с музыкальным талантом, и это определяющий фактор их профессионального успеха.
В ходе отдельного исследования была опрошена группа, состоящая в основном из профессиональных педагогов. Более 75 процентов респондентов ответили, что для пения, сочинительства и игры на классических инструментах нужен специальный дар или талант. Меньшее число опрошенных сочло, что особый талант нужен в любых областях деятельности. Тогда исследователи выбрали 257 молодых людей, каждый из которых какое-то время занимался музыкой. Их разделили на пять групп по способностям, от учащихся музыкальных школ, принятых туда по результатам экзаменов (высший уровень), до учеников, не меньше полугода занимавшихся на каком-либо инструменте, но в итоге бросивших. Далее исследователи опросили учащихся и их родителей. Как много времени дети занимались? В каком возрасте они впервые смогли напеть знакомую мелодию? И так далее .
В свою очередь британская система образования предоставила исследователям возможность оценить учеников и другим способом.
Национальная система классификации молодых исполнителей строга и единообразна; большинство детей, обучающихся игре на инструментах, сдают экзамены, спланированные и принимаемые национальным советом экзаменаторов; по итогам экзаменов ученика определяют на один из девяти уровней.
Эта схема позволила исследователям получить результаты двумя способами, когда они пытались определить, что влияет на значительные различия в музыкальных способностях и достижениях выбранных 257 человек.
Результаты были очевидны. В наиболее успешных группах предполагаемых признаков ранних музыкальных способностей — которые подтверждали бы наличие таланта, который, как мы все знаем, существует, — обнаружено не было. Напротив, с точки зрения ранних признаков особого таланта все группы были во многом схожи. Высшая группа, ученики музыкальных школ, превосходили других лишь в одном — способности повторять мелодию; они могли это делать в возрасте полутора лет, а все остальные — в двухлетнем возрасте. Но даже это вряд ли можно считать свидетельством особого таланта, так как беседы показали, что родители этих детей гораздо усерднее пели своим детям, чем другие. По нескольким другим параметрам разные группы учащихся особых различий не обнаружили; например, все они начали обучаться игре на своем инструменте в возрасте около восьми лет. Тем не менее учащиеся явно различались в части своих музыкальных достижений, и даже если обширное интервьюирование не выявляло подтверждений особого таланта, разве не свидетельствовали о нем разные уровни достижений сами по себе? Что же это, если не талант? Но, как оказалось, лишь один фактор влиял на музыкальные успехи учеников — интенсивность занятий.
В частности, исследователи изучили результаты государственных многоуровневых экзаменов. Конечно, логично предполагать, что учащиеся, которые занимали призовые места в музыкальной школе (а выпускники этой школы регулярно побеждают на национальных конкурсах и занимаются музыкой профессионально), достигнут любого уровня быстрее и легче своих менее успешных сверстников.

В этом и заключается суть музыкального таланта.
Как бы не так. Исследователи подсчитали среднее количество часов занятий, необходимых самой продвинутой группе для достижения каждого уровня, и среднее количество часов, требуемое всем остальным группам. Статистически значимой разницы не обнаружилось. И ученикам элитной музыкальной школы, и тем, кто лишь иногда поигрывал для развлечения, потребовалось в среднем двенадцать тысяч часов занятий, чтобы, например, дойти до уровня 5. Ученики музыкальной школы достигали определенных уровней в более юном возрасте, чем другие, просто потому, что ежедневно посвящали занятиям большее количество времени.
Изучая двенадцатилетних, исследователи обнаружили, что ученики из элитной группы занимались в среднем два часа в день, а из самой слабой — около пятнадцати минут. Разница в 800 процентов. Так что ученики могли заниматься каждый день понемногу или подолгу, но, как оказалось, без этих занятий ни одна группа не смогла бы достичь определенного уровня. Как сказал один из исследователей, профессор Джон Слобода из Университета Кила: «Нет абсолютно никаких признаков существования “быстрого пути” для успешных учеников».
Иными словами, вот результаты исследования. Взглянув на пять групп учеников, участники одной из которых занимали призовые места в элитной музыкальной школе, а члены другой бросили занятия музыкой, мы все сказали бы, что первая группа определенно гораздо талантливее второй. Но исследование показало, что (если под «талантом» мы понимаем способность быстрее достигать результата) это не так.

Что такое талант?

Наши заблуждения насчет таланта — а у меня есть еще не¬мало доказательств того, что это действительно заблужде¬ния, — создают серьезную проблему. Утверждая, что люди без особого природного дара к какой-либо деятельности никогда не добьются в ней убедительных успехов или по крайней мере никогда не сравнятся с теми, у кого талант есть, мы отвращаем их от этой деятельности. Мы отгова¬риваем детей от различных занятий — рисования, тенниса, экономики или китайского языка, — так как считаем, что у них к этому нет таланта.

В бизнесе мы то и дело видим, как менеджеры меняют направление карьеры работника на основании своих мимолетных впечатлений о том, что ему «дано» и что нет. А главное, что мы сами, попробовав что-то новое и обнаружив, что это дается нам нелегко, решаем, что у нас нет к этому таланта, так что не стоит продолжать.
Наше мнение о таланте, засевшее очень глубоко, крайне важно для нашего будущего, будущего наших детей, наших фирм и их сотрудников. Понимание истинной природы таланта очень ценно. Прежде всего необходимо четко определить, что мы понимаем под этим термином. Люди часто используют его, имея в виду отличную работу или блестящих исполнителей.
«Ред Сокс — настоящие таланты на дальнем поле» означает только, что бейсболисты этой команды особенно хороши на дальней части поля. «Война за таланты», популярная тема в бизнесе и название книги*, означает борьбу за привлечение хороших работников. В телевизионном бизнесе «талантом» называют любого, появившегося на экране. «Таланты, вперед» — означает лишь призыв актерам встать по местам; любой телезритель понимает, что таланты здесь совершенно ни при чем. Ни одно из перечисленных значений слова «талант» не является истинным.
Талантом принято считать прирожденную способность человека делать что-то лучше большинства людей. Этим «что-то» может быть что угодно: гольф, продажи, сочинение музыки, руководство организацией. Такая способность проявляет себя довольно рано, задолго до того, как полностью раскроется. Это врожденное свойство; если с ним не рождаются, то его и не имеют, ибо приобрести его невозможно.
На основании этого определения большинство из нас полагает, что талант существует практически во всех сферах. Проанализируйте свою беседу о музыке, спорте или играх; сложно произнести более двух предложений о каких-либо персонажах, не употребив слово «талант». В разговоре о других областях этот термин тоже всегда на языке у собеседников. Рассел Бейкер, знаменитый бывший колумнист New York Times, полагал, что появился на свет с «геном словесности», буквально прирожденным писателем. В бизнесе мы часто говорим: Боб — прирожденный продавец, Джин — лидер от природы, у Пэт — талант к числам. Уоррен Баффет часто говорил: «Я с рождения был обречен ассигновывать капитал», тем самым имея в виду, что он пришел в этот мир со способностью изыскивать выигрынные инвестиции.

* Майклз Э., Хэнфилд-Джонс Х., Экселрод Э. Война за таланты. М. : Манн, Иванов и Фербер, 2006..

Все мы уверены, что талант существует, но это не значит, что мы действительно об этом думали. Вряд ли это делал хоть кто-то из нас. Это убеждение — лишь часть нашего мировоззрения, и уместно будет спросить, почему.
Ответ приходит из неожиданного источника — сочинений английского аристократа и исследователя девятнадцатого века, не закончившего даже колледжа. В молодости Фрэнсис Гэлтон полагал, что люди рождаются во многом с одинаковыми способностями, которые в течение жизни развиваются в разной степени. Во времена Гэлтона идея равных возможностей возобладала над старинными догматами, основанными на мифологии и религии, гласящими, что любой талант дается свыше. Эта идея основывалась на воззрениях восемнадцатого века о равенстве, форсировавших американскую и французскую революции. В те времена Торо, Эмерсон и другие говорили миру, что в нас заложен гораздо больший потенциал, чем мы способны вообразить. Подтверждением тому стал экономический расцвет девятнадцатого века; в эпоху расцвета торговли и промышленности от Европы до Америки и Азии, когда люди находили богатства и новые возможности в разных концах света, казалось, что каждый может стать тем, кем пожелает.
Гэлтон соглашался с этими взглядами — пока не прочел труды своего двоюродного брата Чарльза Дарвина. Внезапно он изменил свое мнение и с пылом неофита стал пропагандировать новую теорию. В действительности теория Гэл-тона, оказавшая огромное влияние на воззрения той эпохи, не утратила его и по сей день. «Я нетерпим к иногда высказываемой и часто подразумеваемой гипотезе — особенно в сказках, учащих детей быть хорошими, — о том, что младенцы рождаются во многом похожими, и единственное, что создает разницу между мальчиками и мужами, — это постоянный труд и моральные усилия, — писал он в своей основополагающей работе “Наследственный гений” (мысль о том, что девочки и женщины тоже достойны внимания, ему в голову не приходила). — Самым решительным образом я протестую против заявлений о врожденном равенстве».
Идея Гэлтона была проста: точно так же, как рост и другие физические свойства, «превосходство» наследуется. По его словам, верность его теории доказывается тем, «сколь часто более или менее выдающиеся люди имеют одаренное потомство». Проштудировав некрологи, публикуемые в Times, он собрал сотни страниц подтверждений этой тенденции среди судей, поэтов, военачальников, музыкантов, художников, духовных лиц, «борцов северных стран» и прочих. Выдающиеся результаты различных видов деятельности наблюдались в определенных семьях. Способность достичь таких результатов, следовательно, «передается по наследству и является врожденной».
Попытки Гэлтона применить идеи Дарвина к нефизическим человеческим характеристикам способствовали прогрессу науки и развитию технологий статистической корреляции и регрессии, которые в наши дни являются основополагающими в науке в целом. Он понимал, что поднимает важные вопросы о происхождении величия. Именно он ввел в обращение фразу «nature versus nurture» — «наследственность или воспитание» — и сделал то, что он называл «природными дарами», предметом научного исследования, каковым они и остаются по сей день, как явствует из современных научных публикаций («Журнал об обучении одаренных» и «Концепции одаренности»).
Идея одаренности, или таланта в нашем определении, таким образом, имеет многолетнюю историю. Но что если само понятие оказывается под вопросом?

Пересмотр понятия таланта

Ряд исследователей в настоящее время высказывают иную точку зрения: одаренность или талант — совершенно не то, что мы привыкли о них думать, если они вообще существуют. Некоторые заявляют, что само существование таланта не подтверждается фактически.
Их аргумент сильнее, чем может показаться на первый взгляд. Изучая жизненный путь успешных людей, исследователи делали попытки определить ключевые факторы их успешности, отчасти посредством бесед с такими людьми и их родителями — как, например, в исследовании детей-музыкантов, упоминавшемся выше. Объектом таких исследований всегда становились люди, о которых мы сказали бы: они действительно талантливы. Однако вновь и вновь исследователи находили немного признаков успеха, достигнутого до того, как эти люди начали интенсивно работать. В отдельных случаях такие признаки присутствовали, но в абсолютном большинстве случаев их не было. Всем нам известны примеры людей, с детства подававших большие надежды. Но анализ многочисленных примеров одаренных личностей, по крайней мере в некоторых областях, показал, что большинство преуспевших в своей области не демонстрировали ранних признаков одаренности. Аналогичные результаты дало изучение биографий музыкантов, теннисистов, художников, пловцов и математиков. Разумеется, это не доказывает, что таланта не существует. Но порождает привлекательную гипотезу: если талант существует, он не имеет никаких особых предпосылок.
Можно предположить, что с началом практики талант наверняка проявится; после всего лишь трех уроков игры на фортепиано малыш Эшли играет пьесы, которые другие дети разучивают по полгода. Но, опять же, это не обязательно произойдет с человеком, которому предстоит многого добиться. Изучая, например, биографию выдающихся американских пианистов, вы вряд ли смогли бы предсказать их будущий триумф даже по итогам шести лет усердных занятий; на этом этапе большинство из них все еще ничем не выделялось. Теперь-то мы можем с уверенностью сказать, что все они «талантливы», но странный это талант, если он не проявился за шесть лет упорного труда. Даже те немногочисленные случаи, когда родители обнаруживают ранние спонтанные признаки таланта, небесспорны. Так, в случаях с детьми, которые начинают говорить или читать очень рано, оказывается, что их раннему развитию активно способствуют родители. Учитывая очень тесные взаимоотношения между родителями и детьми, сложно сказать, что из чего происходит. Если маленький Кевин размазывает по листу бумаги краску так, что маме с папой это кажется изображением зайчика, они могут решить, что их ребенок гениальный художник, и начать всеми силами пестовать эту идею. Мы все сталкивались с подобными примерами; исследования же показали, что такие занятия действительно развивают детские способности. Мы рассмотрим это подробнее в последней главе.
Возможно, вы предположите, что в век генных технологий вопрос о том, что является врожденным, а что нет, уже не должен возникать. Раз талант по определению явление врожденное, должен быть соответствующий ген (или гены). Сложность здесь в том, что ученые до сих пор не определили, за что отвечает каждый из двух с лишним тысяч генов. Все, что мы можем сказать на данный момент, — конкретные гены, отвечающие за конкретные таланты, до сих пор не обнаружены. Возможно, это еще случится; возможно, ученые еще найдут ген игры на пианино, ген инвестиций, ген бухгалтерии. Но до сих пор этого не случилось, и проведенные исследования дают основания полагать, что такие гены если и будут обнаружены, то нескоро.
Существенное повышение элитарного уровня исполнения во многих областях за последние сто лет произошло слишком быстро, чтобы иметь генетические корни, — для этого нужны были бы тысячи лет. Поэтому не приходится спорить с тем, что именно гены обеспечивают людям успехи в той или иной области. Однако при том, что гены оказывают свое влияние, доля их в общем успехе совсем невелика. Скептики в отношении таланта с осторожностью говорят о том, что установленные факты в совокупности не доказывают, что талант — миф. Они допускают, что, возможно, дальнейшие исследования покажут, что феномен успешных людей объясняют отдельные генетические различия. Но сотни исследований за десятки лет этого не продемонстрировали. Напротив, в большинстве своем они убедительно доказывают, что генетических различий, определяющих выдающиеся профессиональные навыки, не существует.

А как же Моцарт?

И все же… как такое возможно? Аргумент против таланта может звучать разумно на каждом этапе, но в конце концов нам все равно приходится объяснять величие самых искусных профессионалов в истории. Чем же можно объяснить фантастические достижения, как не таинственным даром небес? Вообще говоря, сталкиваясь с логикой «антиталантливой» позиции, многие немедленно приводят два простых контраргумента: Моцарт и Тайгер Вудс.
Моцарт — универсальное подтверждение «небесной» теории происхождения величия. Он сочинял музыку в пять лет, давал клавесинные и скрипичные концерты в восемь, создал впоследствии сотни произведений, многие из которых повсеместно считаются классикой и сокровищами западной культуры, и все это за недолгую тридцатипятилетнюю жизнь — если это не дар, причем колоссальный, тогда таланта не существует вообще.
Исследуем факты более тщательно. Отцом Моцарта был, как известно, Леопольд Моцарт, сам по себе знаменитый композитор и исполнитель. Он также был авторитарным родителем и в три года начал активно учить сына сочинительству и исполнению. Леопольд преуспел как учитель маленького Вольфганга не только благодаря собственной одаренности: его очень интересовало преподавание музыки детям. Хотя музыкантом Леопольд был средним, он был весьма талантлив как педагог. Его книга об обучении игре на скрипке, опубликованная в год рождения Вольфганга^*, десятилетия спустя оставалась авторитетным руководством.
Итак, с ранних лет Вольфганг получал основательное образование от опытного педагога, жившего рядом с ним. Его ранние произведения, безусловно, выглядят впечатляюще, но не стоит игнорировать щекотливые факты. Интересно отметить, что ру кописи Вольфга нга всегда «подправлял» Леопольд, прежде чем кому-либо показать. Также любопытно, что сам Леопольд, начав обучать Вольфганга, писать музыку перестал.
Некоторые сочинения мальчика вовсе не оригинальны. Первые четыре клавесинных концерта Вольфганга, сочиненные в возрасте одиннадцати лет, не содержат его собственной музыки. Он скомпилировал их из работ других композиторов. Следующие три таких произведения, сегодня не относимые к фортепианным концертам, он написал в шестнадцать лет; в них также нет оригинальной музыки, а лишь компиляции из Иоганна Кристиана Баха, с которым Вольфганг учился в Лондоне. Ранние симфонии Моцарта, короткие произведения, написанные в восемь лет, близки по стилю к композициям того же соученика Моцарта, Баха. Ни одно из этих произведений сегодня не считается великим.

^*Mozart L. Versuch einer gründlichen Violinschule. Augsburg, 1756.

Их редко исполняют или записывают, разве что из интереса, вызванного последующей славой Моцарта. Кажется, что они созданы весьма заурядным кандидатом в композиторы — копирующим, подбирающим, имитирующим чужие произведения, — причем результаты труда являются миру (может быть, чуть отполированные) с подачи отца, значительную часть жизни посвятившего обучению сына. Первое произведение Моцарта, признанное шедевром, что подтверждается многочисленными его записями, — клавесинный концерт № 9, сочиненный в двадцать один год. Это, конечно, тоже рано, но следует помнить, что к этому времени за плечами у Моцарта было восемнадцать лет упорного труда. Это важно, ибо божья искра в нем сама собой не извергала мировые шедевры — а именно этого мы часто ожидаем от божьей искры. Моцартовский способ сочинения музыки — не то чудо, каким мы привыкли его считать. В течение двухсот лет люди думали, что у него была волшебная способность создавать в голове целые произведения, а записывать их на бумагу было уже делом техники. Это мнение основывалось на знаменитом письме, где он говорит, ни много ни мало: «произведение, даже длинное, я держу в уме почти законченным… на бумагу я его переношу довольно быстро… и на бумаге оно редко отличается от того, что породило мое воображение».
Это, несомненно, звучит как признание гения. Проблема лишь в том, что письмо это подложное, как впоследствии установили ученые. Моцарт не создавал в мыслях произведения целиком, идеальные и совершенные. Сохранившиеся рукописи свидетельствуют, что он постоянно пересматривал, перерабатывал, вычеркивал и переписывал целые части произведений, набрасывал на бумаге фрагменты и откладывал их на месяцы или годы. Хотя результат от этого не становится менее великолепным — музыку он писал таким же образом, как и обычные музыканты.
Недавнее исследование показало его способности чудесного исполнителя в новом свете. Исследователи составили «указатель гениальности» для пианистов; они определили количество лет учебы, которое потребовалось пианисту, в соответствии с современными учебными программами, чтобы начать публично исполнять музыку, и сравнили его с количеством лет, которое в действительности потребовалось для этого нескольким гениальным исполнителям на всем протяжении истории. Если среднему студенту-музыканту, чтобы публично исполнить пьесу, нужно шесть лет подготовки, а отдельный гениальный студент добился этого за три года, — его индекс составляет 200 процентов. Индекс Моцарта составил около 130 процентов — явно выше показателя средних студентов. Но дарования двадцатого столетия набирали 300–500 процентов. Это еще один пример роста стандартов. Результаты сегодняшних усовершенствованных методов занятий явно превосходят гений Моцарта-исполнителя.
Повторяю: эти факты никак не влияют на наше отношение к музыке Моцарта. Но они срывают магический покров, которым окутан процесс ее создания, и некоторым людям это не нравится. В своей работе под названием «Моцарт-ремесленник» исследователь творчества композитора Нил Заслоу описывает, что произошло, когда на конференции в Вене, посвященной Моцарту, он предположил, что во взрослом возрасте композитор был сосредоточен на «производстве продукта», так как нуждался в деньгах, и очень редко писал бесплатно. «Меня так и окатило волной бешенства, с которым слушатели реагировали на мои слова, — вспоминает он. — Сам председатель собрания велел мне сойти с кафедры». Такое негодование, видимо, было вызвано предположением, что Моцарт был всего лишь человеком с человеческой мотивацией, а не полубогом, движимым исключительно небесными притязаниями.
Этот случай поднимает важный вопрос, касающийся оценки величия творческих людей. Мы можем достаточно точно измерить достижения спортсменов, шахматистов и всех остальных, чью работу можно оценить объективно. В области финансов фондовых менеджеров и других инвесторов оценивают по критериям, которые допускают точность определения до десятых долей. Даже деятельность ученых можно оценить достаточно объективно, если не слишком точно, на основании влияния их работ в последующие за их написанием годы. Но о композиторах, художниках, поэтах и других служителях искусства судят, основываясь на неизбежно изменяющихся стандартах, поэтому выводы об их величии следует делать по меньшей мере осторожно. Некоторые творцы стали знаменитыми при жизни, а впоследствии были забыты; других при жизни не замечали и «открыли» лишь позднее. Произведение И. С. Баха «Страсти по Матфею», в настоящее время признанное одним из величайших музыкальных шедевров всех времен, при жизни композитора исполнялось лишь дважды. Хотя сегодня это покажется невероятным, музыка Баха в целом не особенно ценилась сразу после его смерти, пока десятилетия спустя ее не прославил Феликс Мендельсон. (Музыку самого Мендельсона также оценили лишь после смерти автора.)
Следует иметь в виду, что, изучай мы природу величия в 1810 году, вероятно, немного внимания уделили бы Баху, а в 1910 году — Мендельсону. Что касается Моцарта, недовольный председатель заседания, на котором выступал За-слоу, настаивал на том, что эту музыку нельзя даже сравнивать с произведениями его современников, так как она «принадлежала к высшим сферам творчества». Заслоу ответил на это, что «музыка Моцарта поднялась в небесные пределы только в девятнадцатом веке. При его жизни она была вполне земной, как и музыка других композиторов».
Что до самого творческого процесса, вот как музыкальный критик журнала «Нью-Йоркер» Алекс Росс резюмирует результаты недавнего исследования, посвященного «заль-цбургскому чуду»: «Амбициозные родители, показывающие своим чадам видео “Маленький Моцарт”, будут разочарованы: Моцарт стал Моцартом благодаря усерднейшему труду».

А что же Тайгер?

Те, кто изучает феномен успеха, часто называют Тайгера Вудса Моцартом гольфа, и параллель эта выглядит поистине впечатляющей. Эрл, отец Вудса, был учителем, работал с молодыми людьми и всю жизнь увлекался спортом. Первую половину своей карьеры он провел в армии, где, по его словам, преподавал военную историю, тактику и проводил военные учения у слушателей колледжа Университета Нью-Йорка. Во время учебы в старшей школе и колледже в штате Канзас он был одним из лучших игроков в бейсбол, а в период между колледжем и армией тренировал команды Малой лиги. «Они у меня добирались до первенства штата», — писал он в малоизвестной книге «Training a Tiger» («Воспитание Тигра»), опубликованной вскоре после того, как Тайгер стал профессионалом. «Я люблю обучать», — признавался Эрл. У Вудса-старшего было много времени на обучение сына, и он усердно этим занимался. Тайгер появился на свет, когда старшие дети Эрла от первого брака уже выросли, он был уволен из армии и в сорок четыре года работал на авиастроительную корпорацию «Мак-Доннел Даглас» в Южной Калифорнии. Кроме того, Эрл был страстным поклонником гольфа. С этой игрой он познакомился лишь двумя годами раньше, но занимался гольфом с большим усердием и успел попасть в число 10 процентов лучших игроков. Когда родился Тайгер, Эрл написал: «Я достаточно тренировался и был в великолепной форме. Я вступил в новый этап, начав тренировать Тайгера невероятно рано».
Итак, резюмируем ситуацию: Тайгер родился в семье блестящего гольфиста, к тому же «фанатика гольфа», любящего преподавать и жаждущего приступить к обучению сына как можно раньше. Жена Эрла не работала, других детей у них не было, и они решили, что «главным в нашей семье станет Тайгер». В семь месяцев мальчик получил от Эрла свою первую короткую металлическую клюшку. Отец поставил высокий детский стульчик Тайгера в гараже, где сам забрасывал мячи в сетку, а сын часами за этим наблюдал. «Для него это было что-то вроде фильма, который показывают снова и снова», — писал Эрл. Он разработал способ обучения правильному захвату клюшки и удару ученика, еще не умеющего говорить. Тайгеру не было и двух лет, когда они с отцом уже выходили на поле для гольфа, регулярно тренируясь и упражняясь.
Удивительные успехи Тайгера получили широкую известность; в школу он пошел уже местной знаменитостью, а будучи студентом колледжа, прославился по всей стране. Среди всего, что было написано о нем, особенно примечательны два факта. Во-первых, возраст, в котором он впервые добился грандиозного успеха на уровне регулярных международных соревнований. В девятнадцать лет он стал членом американской команды на Кубке Уокера (хотя матч не выиграл). К этому моменту он чрезвычайно интенсивно занимался гольфом, сначала под руководством отца, а с четырех лет — с профессиональными тренерами, в общей сложности в течение семнадцати лет.
Во-вторых, ни Тайгер, ни его отец не предполагали, что Тайгер явился в мир с талантом к гольфу. Эрл не считал, что его сын — обычный ребенок (но родители вообще с трудом в такое верят). Ему казалось, что Тайгер обладал особой способностью понимать, что ему говорят, и запоминать числа, еще не умея толком считать. Тайгер неоднократно благодарил отца за свой успех. Пытаясь объяснить причины столь раннего интереса к игре, он никогда не упоминал о некоем врожденном даре. Напротив, он писал: «Гольф для меня определенно был попыткой походить на человека, которым я восхищался более всех других: моего отца». Когда отца или сына просили объяснить причины феноменального успеха Тайгера, оба неизменно отвечали: упорный труд.
Один из тренеров, занимавшихся с мальчишкой Тайгером, позднее вспоминал, что, впервые увидев своего воспитанника, «решил, что он как Моцарт». Так оно и было.

В поисках дара к бизнесу

Если сложно говорить о талантах в музыке и спорте, это тем более нелегко в бизнесе. Мы все склонны полагать, что корифеи бизнеса должны обладать каким-то особым даром к тому, чем они занимаются, но факты уклончивы. Собственно говоря, при изучении раннего детства и юности выдающихся бизнесменов создается прямо противоположное впечатление: кажется, что никакого заметного таланта у них не было, и ранних признаков того, кем станут впоследствии, они не демонстрировали.
Рассмотрим несколько самых ярких примеров. Джек Уэлч, названный журналом Fortune менеджером века, не выказывал никакой особой склонности к бизнесу, даже на третьем десятке. Он рос в Сейлеме, штат Массачусетс, и был способным ребенком, хорошо учился, хотя, по его собственному признанию, никто бы не счел его вундеркиндом. В старших классах он стал капитаном школьных команд по хоккею и гольфу — вполне достойный повод отдать юношу в колледж Лиги плюща. Но семья не могла себе этого позволить, и Джек поступил в Университет Массачусетса. По специальности он не бизнесмен и не экономист, а инженер-химик. Потом он получил степень магистра и доктора по той же специальности в Университете Иллинойса. Выходя в реальный мир в двадцать пять лет, он все еще не был уверен в том, какой путь избрать, и проходил собеседования на преподавательские должности в университетах Сиракуз и Западной Вирджинии. В конце концов он решил пойти работать в отдел химических разработок GE. Даже весьма проницательный взгляд не смог бы обнаружить в этой части биографии Уэлча и намека на то, что ему предстояло стать самым влиятельным управленцем своего времени.
Билл Гейтс, самый богатый человек в мире и символ фундаментального переворота в экономике, — более многообещающий пример для желающих объяснить успех талантом. С детства он увлекался компьютерами; по его словам, первую программу он написал в тринадцать лет: это был алгоритм для игры в крестики-нолики. Гейтс и его друг Пол Аллен, будущие основатели компании Microsof , постоянно искали способы совершенствовать возможности громоздких компьютеров того времени. Они открыли фирму под названием Traf-O-Data для создания компьютеров, анализирующих данные с мониторов дорожного движения. По словам Гейтса, аппарат этот работал, но никто его не покупал. Поступив в Гарвард, молодой человек не покинул захватывающий и быстро меняющийся мир компьютеров. Ясно, что увлечения Гейтса с самого начала вели его прямиком к созданию Microsof . Проблема в том, что ничто в его истории не свидетельствует о невероятных способностях. По его собственным словам, множество детей в те дни интересовались возможностями компьютеров. Гарвард был тогда полон компьютерных гениев, хорошо понимавших, что происходит технологическая революция. Что могло предвещать абсолютное превосходство Гейтса? Да ничто. Вероятно, ключом к его успеху стала вовсе не блестящая работа в области программного обеспечения. Скорее дело было в умении «раскрутить» бизнес, а потом — в совсем ином умении; управлять крупной корпорацией. Но на этапе Traf-O-Data вы тщетно искали бы в молодом Гейтсе признаки таких умений в глобальном масштабе, да и вообще в какой-либо мере.
Изучая деятельность титанов мирового бизнеса, истории «Уэлчей» мы встречаем чаще, чем истории «Гейтсов», и в них нет даже намека на талант в той сфере, в которой их герои впоследствии достигнут высот славы и богатства. Один из предшественников Гейтса в статусе богатейшего человека мира, Джон Рокфеллер, тому пример. Рос он бедным набожным мальчиком, работящим, примечательным разве что своей серьезностью и разумностью. Но, как отмечает один из его биографов, Рон Черноу, «во многих отношениях Джон был зауряден и неотличим от многих других мальчишек. Когда впоследствии он потряс мир, многие его бывшие соседи и однокашники тщетно пытались хотя бы смутно его припомнить». Однако те из них, кто помнил Джона, хорошо помнили и его твердое намерение разбогатеть. При этом, отмечает Черноу, «в мальчишеских мечтах Рокфеллера не было ничего особенного, так как сама эпоха вкладывала в головы миллионам впечатлительных школьников алчные фантазии». А няня семьи Рокфеллер впоследствии вспоминала: «Я не замечала, чтобы Джон в чем-либо преуспевал. Помню, что над всем он усердно трудился, мало говорил и очень прилежно учился».
Снова и снова мы встречаем такие истории детства, ничего не говорящие нам о будущем триумфе их героев, но есть и более поразительные случаи. Дэвида Огилви, которого многие считают величайшим специалистом двадцатого века по рекламе, в свое время выгнали из Оксфорда. Он прислуживал на кухне в парижской гостинице, торговал печами в Шотландии, был фермером в Пенсильвании и много чем еще занимался первые семнадцать лет своей карьеры. Предугадать, что он станет легендой рекламного бизнеса, было бы сложно, притом что сложно было бы вообще предположить, что он в чем-либо станет легендой.
А как насчет Уоррена Баффета, одного из богатейших людей в мире, чьи слова о том, что он был рожден размещать капитал, цитировались выше? Он не только продемонстрировал ранние признаки интереса к своей области, как Гейтс, но и рано начал добиваться успеха. В детстве Баффет очень интересовался бизнесом и инвестициями и мечтал делать деньги. Он управлял доставкой газет в несколько районов, а в одиннадцать лет приобрел свою первую ценную бумагу — привилегированную акцию компании Cities Service. В пятнадцать лет вместе с другом он купил подержанный автомат для игры в бильярд и установил его в парикмахерской; через несколько месяцев у них появилось еще два. С полученной прибыли Баффет приобрел сорок акров земли, которую сдал в аренду фермерам. О его способности складывать в уме большие числа знала вся округа; школу он закончил в шестнадцать лет. Позже в аспирантуре Колумбийского университета он занимался под руководством знаменитого эксперта-инвестора Бенджамина Грэхэма. Ему, единственному из всех студентов, Грэхэм поставил высший балл.
Достижения Баффета как инвестора знамениты на весь мир. Его история позволяет понять, почему он и многие другие успешные люди говорят, что они были рождены делать то, что делают. Но это объяснение — врожденное умение размещать капитал — не единственный и даже не самый простой способ обосновать его успех. Ранний всепоглощающий интерес Баффета к деньгам неудивителен для человека, выросшего на Среднем Западе в эпоху Великой депрессии. Неудивительно и его увлечение акциями и инвестициями: его отец был биржевым брокером и инвестором, а юный Уоррен его обожал. В одиннадцать лет Уоррен стал работать в отцовском офисе, таким образом начав постигать основы инвестирования в весьма раннем возрасте. Однако нет никаких подтверждений тому, что, даже разменяв третий десяток, он делал в этом успехи. Некоторое время в отрочестве он был увлеченным «биржевым аналитиком», пытался предсказывать изменение цен на акции, изучая данные прошлых торгов. Исследования показали, что этот метод бесполезен для овладения рынком (хотя, как и у многих бесполезных методов, у него все же есть последователи). Потом Баффет пробовал себя в качестве рыночного тактика, выбирая удачные моменты для покупки и продажи акций. В конце концов он оставил это занятие как бесполезное.
По окончании Колумбийского университета Баффет вызвался бесплатно работать в инвестиционной компании Грэхэма. Но, по его словам, «Бен, как всегда, прикинул выгоду и отказал». Через пару лет Уоррен пробился-таки в компанию Грэхэма и, проработав там два года, вернулся в Омаху, чтобы в двадцать пять лет открыть первую инвестиционную фирму.
Итак, перед нами молодой человек, с ранних лет проявлявший немалый интерес к деньгам и инвестициям и, подобно Рокфеллеру, движимый мощным желанием разбогатеть. Он жадно изучал все, что касалось его мечты. Однако к олимпу своей славы Баффет начал приближаться лишь на четвертом десятке, когда уже более двадцати лет усердно трудился в избранной сфере.
И все же: биржевых брокеров в эпоху Великой депрессии было множество, но Уорреном Баффетом стал лишь один из них. Почему? Это серьезный вопрос, который мы рассмотрим далее. А пока замечу, что врожденный талант к бизнесу вряд ли вполне объясняет феномен Баффета, как и любого другого гениального бизнесмена.
В широком смысле нам, видимо, следует пересмотреть свои взгляды на роль конкретных врожденных талантов. Категоричность здесь ни к чему. Горячие споры о том, существуют ли такие таланты вообще, оставим исследователям. Для нас важен тот факт, что таланты сами по себе гораздо менее значимы, чем мы привыкли думать. Они, по всей видимости, не имеют того превалирующего значения, которым мы их обычно наделяем, а какое значение они имеют — совершенно неясно. В главах 4, 5, 6, 9 и 10 мы поговорим об этом подробнее.
Но даже если придется признать, что позиция центральной роли особого таланта слаба, мы тем не менее можем полагать, что эффективная работа требует выдающихся — и врожденных — общих способностей. Ни в каком деле не достичь высот без зашкаливающего IQ или фантастической памяти. Или мы предпочитаем так думать. Но и это убеждение, как бы глубоко оно ни коренилось, заслуживает более тщательной проверки.

Сочинение 4 — 4ЕГЭ

Готовое сочинение к варианту №4 сборника «Типовые экзаменационные варианты ЕГЭ-2021».

Начало текста

С годами меня всё чаще тянет к пушкинским стихам, к пушкинской прозе.

И к Пушкину как к человеку. Чем больше вникаешь в подробности его жизни, тем радостней становится от удивительного душевного здоровья, цельности его натуры.

Вот, очевидно, почему меня так задел один давний разговор, случайный летний разговор на берегу моря.

Сочинение

Можно ли создать шедевр, не будучи добродетельным человеком? Над этим вопросом размышляет писатель Д.А. Гранин. В его тексте поднимается проблема совместимости гениальности и злодейства.

Рассказчик беседует с приятелем о научных достижениях, которые привели к трагическим последствиям. Например, известный физик Альберт Эйнштейн внёс вклад в создание ядерного оружия, и в годы Отечественной войны японские города Хиросима и Нагасаки подверглись бомбардировке. Но разве это делает учёного злодеем? Можно ли считать его ответственным за произошедшее? По мнению автора, в самих научных открытиях нет ничего ни нравственного, ни безнравственного.

Кроме того, рассказчик обращается к творчеству А. С. Пушкина и особенное внимание уделяет его маленькой трагедии «Моцарт и Сальери». Эти талантливые композиторы были «равноправными сыновьями гармонии», пока Сальери не отравил соперника. Произведения музыканта-завистника не становятся хуже из-за того, что он совершил. Однако его уже нельзя назвать гением, потому что содеянное им зло было умышленным. Настоящий талант всегда тесно связан с нравственностью. Конкретизируя данную мысль, автор подчёркивает, что человек действительно может оступиться и сделать неправильный выбор, но преднамеренное злодейство дискредитирует гениальность.

Итогом размышлений писателя становится такая позиция: гений и злодейство несовместимы, потому что человечество отбирает лишь тех, кто несёт в себе нравственное начало.

Я согласна с мнением Д.А. Гранина, так как у талантливого человека должны быть прекрасны не только творения, но и душа. Тот же, кто не может справиться с завистью и совершает преступление, в глубине души признает слабость своего таланта. Вспомним сказ Н.С. Лескова «Левша», главный герой которого – гениальный мастер. И гениален он не только потому, что подковал блоху, но и потому, что не изменил нравственным принципам и в последнюю минуту жизни думал о благе Родины и народа.

Таким образом, можно создавать замечательные произведения, но при этом быть бездуховным человеком. Сложно не признать талант подобных творцов, но невозможно назвать их гениями.

Сочинение на тему Гениальность

В школьном классе часто висят портреты различных известных людей. В кабинете музыки – Моцарта и Бетховена, в кабинете химии – Менделеев, в классе литературы – известные писатели. Существенную часть этих людей называют гениями, то есть обладателями гениальности.

Как они стали обладателями этого свойства и чем вообще является гениальность? Для меня самым интересным вопросом является вопрос, о том понимает ли сам гений свою гениальность.

Мне кажется, способность к гениальности есть у каждого человека, то есть каждый человек рождается, неся в самом себе некую искру, которая может проявиться и стать чем-то невероятным, воплотиться в гениальные изобретения и достижения. Только вот внешние факторы воздействуют на возможность стать гением, и к этим факторам также отношу и характер. Какой-то человек и в трудных условиях продолжит достигать чего-то, а другой отступит и не сможет проявить собственной гениальности.

Тем не менее, на мой взгляд, гением является каждый, только нужно иногда способствовать развитию гениальности. Для кого-то требуется поддержка от других, кому-то нужно просто предоставить оптимальные условия.

Гениальные люди появились просто благодаря сочетанию множества факторов, который сложились таким оптимальным образом, чтобы появился гений. К примеру, Пушкин имел определенную родословную, к которой добавились сказки Арины Родионовны и множество других факторов. В итоге этот человек смог стать великим, поэтому и смог выразить свою гениальность в литературных произведениях.

Конечно, мой посыл совсем не о том чтобы предоставить всем равные возможности или нечто подобное, и тогда каждый станет Пушкиным. На самом деле нужно, чтобы сочеталось множество факторов.

Мой посыл о потенции гениальности в каждом человеке. Почитание гениев распространено, так как остальные люди смотрят на этого человека, как на феномен, в котором удивительным образом, благодаря уникальному сочетанию разных факторов, эта потенция проявилась. Каждый гений красив как уникальный бриллиант, ограненный самим миром.

Сочинение Что такое Гениальность

Гениальность. Что значит это понятие? Я думаю это способность придумать что-то новое, возможность совершить открытие. Все знают великих ученых и деятелей искусства, которые благодаря своему таланту и гениальности смогли перевернуть мир, усовершенствовать, упростить нашу жизнь, в той или иной сфере деятельности. Но откуда взялась их гениальность?

Мы все слышали фразу «талантлив с рождения». Так обычно говорят об ученых, совершивших научные открытия, о великих художниках, чьи картины висят в музеях. Об архитекторах, сумевших придумать и воплотить новые идеи в своих строениях, которыми люди восхищаются и в наше время. Их талант-это упорство, хорошая фантазия, желание придумать что-то новое и упорный труд. Благодаря силе воли и стремлению в достижении цели все эти люди развивали свои способности. Если человек талант свой развивает и реализует, то у него наступает чувство удовлетворенности и счастья. Даже если жизнь у него тяжёлая очень, счастье ему известно.

Гениальность — это умение проявить свой талант с лучших сторон, показать миру свой взгляд на вещи, даже если лишен поддержки, способность воплотить свою фантазию в жизнь.

Гениальным человеком был Леонардо да Винчи. Своими изобретениями как парашют и водолазных костюм, он опередил время. Его смекалка и знания инженерии проявили в нем гениальные таланты, давшие начало для создания новых устройств и предметов, о которых можно было лишь мечтать. Разве это не гениальность?

Можно привести огромное количество примеров проявления гениальности. Но все ли будут полезными, все ли принесут лишь пользу. Гениальность работает для блага, но после во вред. Атомная бомба — это яркий пример гениальности людей. Цель создания была благая — быстрое прекращение войн. Но результат этой идеи был плачевный. Огромное количество человеческих жизней, взятие на вооружение, угроза атомной войны. Моральную ответственность за это несут гении. Быть гением невероятно трудно, ведь он в той или иной мере несет ответственность за свою гениальность, прикладывает огромное количество сил и энергии на воплощение своей фантазии. Многие из них производят впечатление душевнобольных. Многие гении так погружены в свои идеи, что сходят с ума, ведь для них это трудно, видеть границы между фантазией и реальностью. Хорошо если общество примет тебя с твоей гениальностью, а если нет? Талант будет задавлен, а с ним и гениальность. Именно поэтому гении работают больше всех, их труд оценивается в разы больше чем труд даже очень талантливых людей.

Итак, что же все-таки значит гениальность? Это талант, способность увидеть, понять и воплотить в жизнь то, о чем друге лишь могут задумываться. Эту способность можно приобрести с рождения или развить в процессе упорного труда стремлении достижения цели. Каждый по своему гениален, но кто станет гением никому не известно.

Вариант 3

Гениальность – это такое качество человека, когда он отличается от остальных людей совершенно необычными способностями и талантами. Рассмотрим это утверждение на примерах.

В мировой культуре, науке и литературе было несколько людей, которых можно считать гениальными. Это прежде всего, гении эпохи Возрождения, Леонардо да Винчи, Микеланжело и Рафаэль. Из науки нашей страны можно выделить Михаила Васильевича Ломоносова. Он был человеком недюжинного ума и таланта. Закончив Греко-латинскую академию, Ломоносов отправляется на учёбу в университет в Германии. Там он обучается химии, астрономии и другим наукам. Возвращается в Москву уже настоящим признанным учёным. Ломоносов продолжает свои исследования в России, становится передовым исследователем не только в стране, но и в мире. Он понимает значение освоения Сибири, всячески способствует проводимым там поискам полезных ископаемых. Кроме того, знаменитый учёный становиться первым русским профессором и участвует в открытии первого русского университета. По высказыванию А.С.Пушкина, Ломоносов сам был нашим первым университетом. Он работал не только над научными статьями. Прославился Ломоносов и реформой стихосложения. Эта работа была им написана в трактате «О пользе книг церковных».

В результате этого нововведения русский литературный язык стал более понятным, легким и способным к поэзии. Знаменитый учёный писал также и литературные произведения. Любимым жанром его были оды. В них он мог обращаться к людям с важнейшими проблемами, призывая их к служению на благо Родины. Возвеличивая царей и императриц: Петра I и Елизавету, он говорит об их заботе о народе и покровительстве наукам, исследованиям, чтобы прирастало могущество родной страны. Это для него было очень важно, так как позволяло передать патриотическое отношение к России. Писал Ломоносов и басни, и другие поэтические произведения. Всё, чего касался его ум, было очень значительным, великим. В последние годы жизни учёный открывает производство стекла, создаёт не только лабораторию, но и стекольный завод. Это открытие и промышленное производство приносило родной стране огромную прибыль. Собственного стекла в России не было, его закупали очень дорого за границей. Поэтому иметь стекла в окнах могли только богатые люди. Он же создаёт мозаичную картину, посвящённую победе в Полтавской битве царя Петра I. Она была по тому времени очень необычным и огромным произведением искусства.

Таки образом, гениальность определяется способностью человека совершать великие открытия в разных областях науки и искусства.

ЕГЭ 11 класс

Другие сочинения:

Гениальность

Несколько интересных сочинений

какой фактор играет главную роль в становлении личности

Жаксылык Сабитов, историк, специально для Vласти

В качестве иллюстрации использованы кадры из фильма «Гаттака»

Вопрос о том, что влияет больше на становление личности: гены или воспитание, волнует человечество с древнейших времен.

По легенде один из древних правителей Индии попытался ответить, что сильнее скажется на человеке: аристократическое происхождение по крови или аристократические воспитание простолюдина, который не является аристократом по крови. Насильно отобранные дети аристократов выросли изолированно без воспитания и человеческого общения и фактически не смогли освоить человеческие языки и не стали членами общества. А простолюдин, воспитанный как аристократ, достиг успеха при дворе. Стало ясно, что благородство происхождения без должного воспитания не даст положительных результатов.

Данная научная проблема до сих пор не решена. Связано это с тем, что очень трудно разделить влияние генов (природных задатков) и факторов окружающей среды (воспитания и среды, в которой растет человек). Большинство детей живет со своими генетическими родителями и понять, что они унаследовали генетически, а что получили в результате воспитания и факторов окружающей среды, очень трудно. Ответить на вопрос можно было бы, проведя научный эксперимент — специально разлучить однояйцевых близнецов и растить их в разных социальных условиях, при разной среде и разном воспитании. Такое исследование стало бы неэтичным, так как близнецы становились подопытными «крысами», что неприемлемо в эпоху развитой демократии и доминирования прав человека как краеугольного камня в системе ценностей.

Но ученые не были бы учеными, если не постарались бы обойти данное ограничение. В 1979 году Томас Бошард и Давид Ликкен, а также их коллеги из университета штата Миннесота в Миннеаполисе начали исследование, которое пыталось измерить, что влияет больше на индивидуальные психологические особенности человека  — гены или воспитание. Ученые не проводили эксперимент с «разлучением близнецов», разумно предположив, что при должных усилиях вполне можно обнаружить монозиготных близнецов (с одним генетическим багажом), разлученных в детстве и воспитанных в разных семьях и в разных условиях.

В 1983 году Томас Бошард и Давид Ликкен со своей командой начали искать пары разлученных близнецов. В итоге было изучено 56 пар монозиготных разлученных близнецов из восьми стран. Каждая пара потратила примерно неделю на сдачу психологических и физиологических тестов и измерений. Разлученные близнецы сравнивались с монозиготными близнецами, которые никогда не разлучались и жили в одной семье.

Полученные данные сводились к следующим тезисам:

1. Интеллект во многом определяется генетическими факторами, — по измерениям авторов, 70 % различий интеллектуальных способностей определены генетически, а 30 % могут быть увеличены или уменьшены за счет влияния окружающей среды и воспитания (образование, семья, среда и т.д.).

2. Черты характера, такие как экстраверсия-интроверсия (открытость или недоверие к внешнему миру), нервозность (тенденция к беспокойству и сильным эмоциональным проявлениям), добросовестность (степень компетенции и ответственности) на 65 % определяются генетическими факторами, а не факторами окружающей среды или воспитания.

Но здесь стоит отметить, что данная работа не всеми учеными признается как методологически точная. Беквит в 1991 году и Биллингс в 1992 году критиковали ее. После полученной критики Томас Бошард выпустил книгу, в которой скоректировал свою точку зрения, признав, что 40 % различий в чертах характера и 50 % различий в интеллекте генетически обусловлены. Однако до сих пор находятся люди, которые утверждают, что в среднем представители разных рас имеют генетически обусловленные различия в интеллекте (базируясь на установленном факте разности среднего IQ у разных расовых групп в США), не обращая внимание на то, что интеллект может быть обусловлен не столько генетикой, сколько социальными факторами, внутри которых живут разные расы в США. Эти социальные факторы позже и влияют на средний уровень IQ.

Другая группа ученых попыталась выявить сколько процентов детей гениальных родителей будут иметь выдающийся интеллект. 

В 80-х годах прошлого века был создан специальный банк спермы от выдающихся мужчин, которые становились лауреатами Нобелевской премии. Более 200 гражданок США разных этнических групп решились на вынашивание, рождение, а также воспитание детей от гениев. После того как ребенок достигал 25 лет, ученые подводили итоги, замеряя IQ. Только один из 200 детей имел высокий уровень IQ — 180. Другие «дети гениев» продемонстрировали обычные нормальные способности. Данный эксперимент, по мнению авторов, показал, что гениальность практически невозможно унаследовать. Некоторые ученые критиковали данный вывод, выдвигая более обоснованный тезис о том, что интеллект чаще всего наследуется от матери, а не от отца. Другие ученые выдвигали тезис о том, что различные факторы во время беременности матери также могут оказывать сильное влияние на ребенка.

Появление генетики не дало ответа на данный вопрос. Талантливо снятый фильм «Гаттака» показывает нам, что даже имея генетические недостатки в организме, человек может достичь своих целей при условии адского трудолюбия и фанатической концентрации. В данном фильме генетически ущербный старший брат, который по всем прогнозам должен был умереть еще в молодости, побеждает генетически идеального младшего брата, родившегося в пробирке, за счет того, что целенаправленно шел к своей цели невзирая ни на что, в то время как младший брат, не имевший цели не смог достичь ничего, страдая от «синдрома совершенства».

Еще один эксперимент, проведенный уже в 2000-х годах, показал, что важны не сами гены, а что человек думает о них.

В одном из экспериментов ученые поделили студентов на две одинаковые по интеллектуальным показателям группы, дав им одни и те же задания. Но при этом первой группе студентов внушили мысль о том, что их уровень интеллекта генетически определен и прыгнуть выше головы невозможно из-за того, что генетика решает все. Второй группе студентов внушили мысль о том, что умственные тренировки и целенаправленные усилия в сфере решения задач играют большую роль в общем интеллекте человека, чем генетические факторы. В итоге вторая группа, которая изначально не отличалась от первой группы, дала гораздо лучшие результаты, чем первая. Таким образом, не сами гены, а вера людей в то, какую роль они играют, очень сильно влияют на успех человека в той или иной сфере. Если человек верит, что он сможет сделать что-то, он действительно сможет сделать это, если же он не верит в себя и «свои гены», то он действительно не сможет сделать то, что ему задали.

Эми Чуа, профессор права Йельского университета, включенный в 2011 году журналом Time в топ 100 самых влиятельных людей мира (на 13-ом месте), в 2011 году заинтересовалась данным вопросом. В том же году у нее вышла книга-бестселлер «Боевой гимн матери-тигрицы», о том, как азиатские мамы в США, за счет целенаправленной муштры и дисциплины, делают своих детей интеллектуально более умными и более успешными. Книга вызвала не только большой резонанс, но и большие дебаты в обществе по поводу систем воспитания в США. В 2015 году вышла новая книга «Тройной пакет: как три уникальные черты объясняют взлет и падение культурных групп в Америке», где соавтором Эми Чуа выступил ее муж Джед Рубинфельд, также профессор Йельского университета. Авторы этого труда изучили, какие этнические группы в США более успешны по сравнению с общей массой населения. Эми и Джед выделили следующие группы населения: евреи, китайцы, индийцы, кубинцы, ливанцы, иранцы, нигерийцы и мормоны. После чего авторы постарались ответить на вопрос, почему в США преуспевают представители этих этнических меньшинств.  

При этом авторы отмечают, что современная успешность данных групп может вполне измениться. К примеру, в 1960-е годы, крайне успешной этнической группой в США считались греки, которые сейчас мало чем отличаются в плане успешности от большинства американцев. А сами азиаты, живущие в США в третьем поколении, уже мало отличаются от местных по уровню своих достижений. Таким образом, результаты успешности или неуспешности, согласно авторам детерминированы не генетикой или расой, а именно культурой, воспитанием и средой.

Авторы выделили три компонента успеха:

1. Наличие у вышеобозначенных групп чувства собственного превосходства над остальными людьми («простыми смертными»). То есть гордость своим происхождением («генами») является базовым компонентом для успеха. Если человек с детства стопроцентно уверен, что он интеллектуально и в других сферах превосходит своих сверстников, то он, в конце концов, будет стремиться превосходить всех в плане интеллекта и в других сферах. Данный эффект Роберт Мертон назвал «самосбывающимся пророчеством». Оригинальное определение звучит следующим образом: 

«Самоисполняющееся пророчество — ложное определение ситуации, вызывающее новое поведение, которое превращает первоначальное ложное представление в реальность». 

Как сказано в Википедии: «предсказание, которое выглядит истинным, но на самом деле таковым не является, может в значительной мере влиять на поведение людей таким образом, что их последующие действия сами приводят к исполнению предсказания». Таким образом, люди, верящие в то, что они имеют «хорошие гены», делающие их умнее всех остальных людей, в реальности станут более умными людьми за счет самоисполняющегося пророчества.

2. «Неуверенность в себе» и опора только на собственные силы. Данное качество очень важно, так как оно заставляет каждый раз доказывать, что существующее чувство собственного превосходства оправдано. Поэтому люди, обладающие чувством собственного превосходства и одновременно «неуверенные в себе» каждый раз должны доказывать себе, что они достойны той высокой самооценки, которые они имеют. При этом надо сказать, что все вышеобозначенные этнические группы эмигрантов – это социальные аутсайдеры, не имеющие таких конкурентных преимуществ как коренные американцы, обладающие как большим экономическим капиталом, так и большими связями (большой социальный капитал). Поэтому представитель данных групп осознает, что ему нужно в два-три раза больше трудиться, чтобы достичь того, что местные могут получить при гораздо меньших усилиях. Плюс человек с такими качествами обычно понимает, что никто ему не поможет (родители могут относиться к беднейшим слоям населения в большинстве случаев) и он должен рассчитывать только на свои силы.

3. «Холодная реакция», или способность контролировать импульсивные желания, то есть развитая самодисциплина. В американской культуре данное качество ценилось всегда и его даже называли «абсолютным залогом успеха». Также в данной культуре считается, что самодисциплина гораздо важнее мотивации.

Люси Келлавэй, колумнист Financial Times назвала книгу «лучшей универсальной теорией успеха, которую она видела». Споры о данной работе продолжаются до сих пор, но во многом авторы правы, выделяя три вышеуказанных качества, необходимых для жизненного успеха.

Заканчивая свой очерк, хотелось бы привести метафору, объясняющую мое авторское видение того, что важнее: гены или воспитание. Гены можно сравнить с фундаментом, а процесс воспитания — со строительством дома. Без хорошего фундамента невозможно построить хороший дом, но наличие фундамента отнюдь не гарантирует того, что хороший дом будет построен. Только целенаправленные усилия по правильному воспитанию ребенка в соответствующей среде, дадут положительные результаты. Здесь я солидарен с Эми Чуа и ее соавтором-мужем, — гордость своим происхождением, расчет только на собственные силы и развитая самодисциплина (контроль над своими импульсами) позволяет вырастить из ребенка развитую успешную личность.

Что такое синдром гениальности? | Здоровая жизнь | Здоровье

Есть люди, которых можно сравнить с супергероями, потому что у них есть сверхвозможности. Но при этом от героев их отличает тот факт, что, кроме суперспособностей, они больше ничего не могут — ни говорить, ни нормально ходить, ни обслуживать себя. Их иногда называют гениями, а врачи отмечают, что так у них проявляется синдром этой самой гениальности. Что же собой представляет эта патология?

Вообще в медицине такое явление называют синдромом саванта. Образовано слово от французского savant, что в переводе означает «ученый». Состояние, отмечают специалисты, редкое, но интересное. Такой диагноз ставят, когда у человека на фоне тяжелого поражения мозга вдруг проявляются суперспособности — может быть как одна, так и несколько сразу. Чаще всего говорят о развитии сверхпамяти. Кроме того, у больных «гениев» нередко открываются математические или художественные таланты.

Примечательно, что название синдрома предложил в конце 19 века известный врач из Англии, имя которого знакомо человечеству по другому заболеванию — Джон Даун.

Описание синдрома

Такая патология вторична и сопровождает обычно некоторые формы психического развития и умственной отсталости. Так, например, такая проблема встречается нередко у аутистов. Редко, но все же такой синдром может развиваться после тяжелых повреждений некоторых участков мозга.

Чаще всего гениями становятся саванты в таких сферах, как:

• музыка;
• точные науки и математика;
• живопись и рисование;
• выполнение календарных расчетов;
• моделирование, включая современное направление, считающееся сложным, — трехмерное.

Человеку с диагностированным синдромом гения не составляет труда воспроизвести точно до знака несколько страниц едва прочитанного текста, сходу определить, каким днем будет число следующего года. Кроме того, в числе признаков такого синдрома называют обостренное обоняние, хорошее ориентирование на месте. Зарегистрирован случай, когда человек с синдромом саванта, пролетев над Лондоном один раз, смог в деталях нарисовать карту города.

Но при этом в связи с таким синдромом есть и оборотная сторона медали — такие люди, проявляя способности в одной сфере, оказываются практически беспомощными во всех других.

Причины появления

Синдром может быть как врожденным, так и приобретенным, например после какой-нибудь критической ситуации. Чаще патология встречается у мужчин, в связи с чем ученые начали связывать его с тестостероном, влияющим на рост и развитие мозга. Кроме того, именно этот гормон оказывает непосредственное влияние на окситоцин — гормон, отвечающий в том числе и за социальную адаптацию индивида. Результаты узкоспециализированных исследований показали, что у людей с синдромом гениальности более активным является правое полушарие. И оно замещает функции левого.

Спровоцировать развитие приобретенной патологии могут следующие проблемы:

• наличие по родственным связям таких синдромов;
• низкий вес новорожденного, который существенно отличается от нормы;
• недоношенность ребенка;
• слишком зрелый возраст у родителей, когда мать старше 40 лет, а отец — 49 лет;
• наличие врожденных аномалий;
• реанимационные мероприятия после родов;
• неблагополучная экология, вследствие которой образуется недостаток витамина Д.

При этом такой список полным назвать нельзя. О синдроме известно далеко не все, поэтому он пополняется новыми данными.

Клиническая картина

Люди с таким синдромом не могут одеваться сами, им сложно ходить в магазин, нередко такие задачи непосильны для них.

Также синдрому саванта сопутствуют и такие признаки, как:

• эпилепсия;
• недоразвитость на умственном и физическом уровне;
• наличие участков мозга с аномальной структурой;
• аутистические расстройства;
• проблемы со слухом и речью;
• низкий уровень интеллекта;
• имеющиеся стереотипы в движении.

Как правило, такие «гении» не любят общаться с другими, избегают контактов с людьми, в том числе и в тактильном плане, не могут выражать свои мысли и эмоции.

Лечение и профилактики

Терапией синдрома гениальности занимается психиатрия — основной задачей является социализация таких людей и развитие у них самостоятельности. Применяют в том числе и лекарственное лечение.

Кроме того, в процессе лечения не нужно забывать и об островках гениальности — они требуют особого подхода.

Известные саванты

История знает несколько выдающихся гениев со всемирно известным именем, которые имели такой синдром в анамнезе. Ярким примером является американец Ким Пик — именно он стал прототипом главного героя в фильме «Человек дождя». Его эрудицию характеризовали не иначе как сверхчеловеческую. Он мог за 8 секунд прочитать две страницы любой книги, причем одну левым глазом, другую — правым. Содержание этих страниц он запомнил навсегда. В результате за свою жизнь мужчина прочитал 12 тысяч книг. Причем это была не только художественная литература, но и справочники, сборники таблиц и т. д. Также он умел быстро вычислять дни недели по числам в любых годах и отлично считал.

Еще один интересный гений — Стивен Уилтшер. Он аутист, но при этом художник-архитектор со зрительной суперпамятью. Стивену диагностировали синдром в 3 года. Когда ему было около 5 лет, его зачислили в школу, где его талант к рисованию рассмотрели педагоги и начали его развивать. Мальчик не говорил: первое слово, которое он сказал, было «бумага», и это расценивалось как достижение. Но преимущественно свои мысли он выражает на бумаге, рисуя ручкой. Он может воспроизводить любые предметы и пейзажи с детальной точностью, даже если видит их несколько секунд.

«Гений — это один процент вдохновения и девяносто девять процентов пота» (Спиваков)

В данном высказывании поднимается проблема сущности гениальности. Данная проблема актуальна, ведь общество всегда волнует то, как можно достичь вершины, стать гением в каком-либо деле.

Спиваков говорил: «Гений — это один процент вдохновения и девяносто девять процентов пота». Иными словами, автор говорит, что только практикой и стараниями можно стать гением. Я согласна с мнением автора, ведь без этих факторов ничего не выйдет, и чтобы преуспеть в деле, нужно приложить немалые усилия.

Автор обращается в первую очередь к гениальности, которая является высшей степенью творческих проявлений личности. Гениальность, наряду с талантом и одаренностью, является одним из уровней способностей (наивысшим). Способности — это свойства личности, позволяющие ей успешно выполнять какую — либо деятельность. Возвращаясь к определению гениальности, хочется подчеркнуть, что гений рождается из таланта и многолетнего труда, но не стоит забывать и о задатках – природных свойствах личности, позволяющие ей достигать определенных успехов в какой-либо деятельности.

Аргументом может выступить произведение «Моцарт и Сальери» А. С. Пушкина. Сальери с детских лет влюблен в музыку, он умеет тонко чувствовать ее красоту. Он отказался от многого ради музыки, чтобы познать все ее тайны, ради своего развития. Все его старания не прошли даром, он стал известным, научился создавать гармоничные произведения. Сальери – гений в музыке, и этого он добился благодаря непосильному труду.

Пример упорного труда на пути к гениальности – Иван Андреевич Иванов, русский художник и академик. Он учился в Императорской Академии художеств, получил за успехи в рисовании две серебряные медали, а в 1824 году – малой золотой медалью. Прикладывая немалые усилия в развитие своего таланта, И. А. Иванов стал настоящим гением в живописи.

Таким образом, приведя практические и теоретические выводы, можно сказать, что Спиваков действительно прав. Нельзя достичь высшей ступени в каком-либо виде деятельности без ежедневного труда над собой, целеустремленности и упорства.

Сложность величия: помимо таланта или практики

анализ. Журнал личности и социальной психологии, 34 (4), 630–640.

Саймонтон, Д.К. (1991a). Вехи карьеры в науке: индивидуальные различия и междисциплинарные контрасты. Психология развития, 27, 119–130.

Саймонтон, Д.К. (1991b). Возникновение и реализация гения: жизнь и творчество 120 композиторов-классиков. Журнал личности и социальной психологии, 61, 829–840.Саймонтон, Д.К. (1992). Лидеры американской психологии, 1879–1967 гг. : карьерный рост, творческая деятельность и профессиональные достижения. Журнал личности и социальной психологии, 62, 5–17.

Саймонтон, Д.К. (1994). Величие: кто делает историю и почему. Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Guilford Press.

Саймонтон, Д.К. (1997). Творческая продуктивность: прогнозирующая и объяснительная модель карьерных траекторий и ориентиров. Психологический обзор, 104, 66–89.

Саймонтон, Д.К. (1999). Талант и его развитие: эмерджентная и эпигенетическая модель. Психологический обзор, 106, 435–457.

Саймонтон, Д.К. (2000a). Творческое развитие как приобретенный опыт: теоретические вопросы и эмпирическая проверка. Обзор развития, 20, 283–318.

Саймонтон, Д.К. (2000b). Креативность: познавательные, развивающие, личностные и социальные аспекты. Американский психолог, 55, 151–158.

Саймонтон, Д.К. (2009a). Гений 101.Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Спрингер.

Саймонтон, Д.К. (2009b). Разновидности (научного) творчества: иерархическая модель предметной области, развития и достижений. Перспективы психологической науки, 4, 441–452.

Суботник, Р. Ф., Ольшевски-Кубилиус, П., и Уоррелл, Ф. К. (2011). Переосмысление одаренности и одаренного образования. Психологическая наука в интересах общества, 12, 3–54.

Сайед, М. (2010). Bounce: Моцарт, Федерер, Пикассо, Бекхэм и наука успеха.Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Харпер.

Thrash, TM, & Elliot, AJ (2003). Вдохновение как психологический конструкт. Журнал личности и социальной психологии, 84, 871–889.

Treffert, DA (2011). Острова гения: Изобильный ум аутичного, приобретенного и внезапного ученого. Лондон, Англия: Джессика Кингсли.

Такер-Дроб, Э. М., Ремтулия, М., Харден, К. П., Туркхаймер, Э., и Фаск, Д. (2010). Возникновение взаимодействия гена и социально-экономического статуса на умственных способностях младенцев в возрасте от 10 месяцев до 2 лет.Психологическая наука, 22, 125–133.

Туркхаймер, Э. (2000). Три закона генетики поведения и что они означают. Современные направления психологической науки, 9, 160–164.

Туркхаймер, Э. (2012). Полногеномные ассоциативные исследования поведения являются социальными науками. Философия поведенческой биологии, 282, 43–64.

Валлеран, Р. Дж., Бланшар, К., Маго, Г. А., Кестнер, Р., Ратель, К., Леонард, М., Ганье, М., и Марсоле, Дж.(2003). Les passions de l’â me: О навязчивой и гармоничной страсти. Журнал личности и социальной психологии, 85, 756–767.

Уоллер, Н.Г., Бушар, Т.Дж., младший, Ликкен, Д.Т., Теллеген, А., и Блэкер, Д.М. (1993). Творчество, наследственность, знакомство: какое слово не подходит? Психологическое исследование, 4, 235–237.

Уотсон, Дж. Б. (1930). Бихевиоризм (исправленное издание). Чикаго, Иллинойс: University of Chicago Press. Виннер, Э. (1997). Одаренные дети: мифы и реальность.Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Основные книги.

Что такое талант? — The Atlantic

Спасибо Эдварду Теннеру за то, что он предупредил нас о новой статье WSJ Терри Тичута, которая нападает на так называемое «правило 10 000 часов» Андерса Эрикссона. Тичаут резюмирует правило Эрикссона следующим образом:

Чтобы добиться успеха в чем-либо, вы должны потратить 10 лет, работая над этим по 20 часов в неделю. Однако сделайте это, и успех почти неизбежен.

Великолепный соломенный человечек.Так просто понять, так легко сбить с ног. Но подумайте об этом на мгновение: стал бы кто-нибудь, у кого есть хоть немного мозга, утверждать, что простое *количество* времени практики может *гарантировать* успех? Конечно, нет, и это даже отдаленно не то, чем занимается Андерс Эрикссон.

Настоящий Андерс Эрикссон — один из лидеров увлекательной новой академической области под названием «экспертиза», которая тщательно анализирует давнее представление о врожденном таланте, ища скрытые компоненты, которые действительно могут помочь объяснить успех.

Этим занимается наука. Он стремится понять, как все работает на самом деле, а не довольствоваться загадочными формулировками, такими как «одаренный», «прирожденный» и «гений».

Тичут также пишет, что «проблема с правилом 10 000 часов заключается в том, что многие из его самых ярых сторонников являются политическими идеологами, которые рассматривают существование гения как оскорбление их представления о человеческом равенстве и сделают все, чтобы объяснить это. .»

Честно говоря, я не знаю, о каких сторонниках говорит Тичаут.Писатели, с которыми я лучше всего знаком по теме таланта и успеха, — Малкольм Гладуэлл, Дэниел Койл, Михали Чиксентмихай, Джефф Колвин, Кэрол Дуэк — все на самом деле пытаются понять, что входит в талант и успех.

Возможно, он имеет в виду название моей книги «Гений во всех нас», , которую некоторые нечитатели неверно истолковали как аргумент чистого эгалитаризма. Но, опять же, это соломенный человек. Здесь никто не спорит, что мы все равны или в равной степени способны на одни и те же достижения.У всех нас есть различия, и поэтому мы уверены, что станем другими людьми.

Однако когда дело доходит до вопроса об индивидуальном потенциале, важно избегать того, что нейробиолог и музыковед Дэниел Дж. Левитин называет «круговой логикой таланта». «Когда мы говорим, что кто-то талантлив, — говорит он, — мы думаем, что имеем в виду, что у него есть врожденная предрасположенность к успеху, но, в конце концов, мы применяем этот термин только ретроспективно, после того, как он добился значительных достижений».

Так что же такое «талант»? Это какая-то магия или генетический материал, который дает некоторым из нас трамплин к успеху? Чем ближе мы смотрим на составляющие успеха, тем больше понимаем, что талант — это не вещь ; скорее, это сам процесс .

Часть этого нового понимания требует нового понимания генетики, которое поможет нам преодолеть миф о генетической одаренности. Гены влияют на наши черты, но динамически. Они не определяют напрямую наши черты. На самом деле оказывается, что хотя правильно сказать, что «гены влияют на нас», столь же правильно сказать, что «мы влияем на наши гены».

Все в нашей жизни представляет собой процесс, и мы в долгу перед Андерсом Эрикссоном и другими за то, что они помогли нам лучше понять этот процесс.

Интересно, что Тичаут так сильно бьет по (безымянным) упрямым идеологам, которые отказываются открыть свой разум для доказательств. Слепая идеология — это именно то, что я вижу в его уверенном (и лишенном фактов) утверждении, что успех Вольфганга Моцарта как композитора (в отличие от неудачи его сестры Наннерль) просто обязан этому: «Ему было что сказать и она этого не сделала. Или, говоря еще более прямо, он был гением, а она нет». Двадцать минут чтения об их ранних жизнях и культурном контексте дают гораздо более глубокое понимание.Зачем спешить с созданием мифа, когда у нас есть так много богатых фактов и наблюдений, которые помогут нам приблизиться к истинному пониманию?

Тичут также пишет, что любое предположение о гениальности как о процессе «не может объяснить непостижимую тайну, окутывающую таких райских птиц, как Бобби Фишер, который начал играть в шахматы в возрасте 6 лет. Девять лет спустя он стал шахматистом США. чемпион». Опять же, зачем прыгать в «непостижимую тайну», когда мы действительно можем лучше понять эти вещи? Сейчас есть потрясающие книги, которые помогают нам внимательно изучить талант и успех. Почему Тичут пытается убедить нас, , а не , изучить улики, а , а не , более глубоко задуматься об этих вещах?

В своей книге 1878 года Menschliches, Allzumenschliches ( Human, All-Too-Human ) Фридрих Ницше описал величие как погружение в процесс, а великие художники — неутомимые участники этого процесса:

«Как понять» Гений» как мужество в таланте и характер, проявленный через талант»

Витгенштейн об искусстве и творческом воображении: «Как понимать «гениальность» как смелость в таланте и характер, проявляющийся через талант»

Витгенштейн об искусстве и творческом воображении:
«Как понимать «гениальность» как мужество в таланте
и характер, проявляющийся через талант»

Fulya Özlem, Berlin, Germany

Содержание

В этой статье я намереваюсь представить витгенштейновское описание творческого воображения, а также использование и контекст творческого воображения в соответствии с Аргументом о частном языке Витгенштейна, а также его многочисленными замечания о понятиях гениальности, таланта и искусства, изложенных в «Культуре и ценности». Философская позиция Витгенштейна в отношении искусства и художественного творчества была темой, довольно редко затрагиваемой философами, развивающими его работу, поскольку она предлагает своеобразную точку зрения, согласно которой неспособность деятеля создать и вообразить «мир с нуля», другими словами, «ex nihilo» в частном порядке ставит в его уме вопросы о том, дает ли это достаточно места для творческого воображения и полной уникальности художника, который несет на себе печать гения, что в конечном итоге указывает на разрыв с традицией и вызывает революцию в искусстве. Восприятие искусства на протяжении всей истории искусства.

Существуют определенные понятия и позиции, а именно «языковые игры», занимающие центральное место в философии Витгенштейна относительно «значения» в его более поздний период, особенно в «Исследованиях», которые обеспечивают основу для понимания отношения между гением и искусством, другими словами, пути функции творческого воображения, а также условия его возможности существования, которые составляют основу искусства, которое было революционным, если принимать во внимание его исторические воздействия. Здесь я склонен использовать довольно провокационное слово «революционный» для некоторых произведений искусства прежде всего для того, чтобы привлечь внимание к связи между «гениальностью» и произведениями искусства и художниками, чьи работы ознаменовали поворотные моменты в истории искусства.Это не должно означать, что произведения искусства, которые каким-либо образом не оказали исторического влияния, чтобы вызвать изменение значения в языковых играх, в которые играют с рассматриваемым жанром искусства, имеют меньшую художественную или эстетическую ценность, скорее, мой акцент на революция в художественном дискурсе, совершенная некоторыми художниками, такими как Пикассо, Бах, Дюшан и им подобными, должна побудить нас задуматься о присущей ему корреляции между «гениальностью» и изменением, разрывом, т. е. революцией художественного смысла и уникальности. используется в языковой игре, касающейся искусства и творческого воображения.В этом смысле «гениальность» или воздействие «гениальности» как раз и есть изменение смысла в языковой игре, иными словами, введение «нового правила» в языковую игру и ожидание того момента, когда это правило быть понятым, т. е. быть применимым или доступным для понимания игроками языковой игры, рассматривающими этот жанр искусства в обстановке формы жизни, где значение имеет значение как «имеющее смысл». О гениальности и о том, как произойдет разрыв с традицией или изменение значения слова «гений», высказывание Витгенштейна в «Культуре и ценности»: «Если кто-то просто опережает свое время, оно однажды его нагонит» (MS 110 11). :25.12.1930) — хороший пример того, как он думает о двустороннем эффекте произнесения/создания чего-то совершенно нового и уникального. В момент проявления этой «опередительности» в художественном творчестве, до того времени, когда оно станет прослеживаемым и понятым не одним человеком и не раз в истории, оно будет нести на себе печать приватности и, следовательно, жуткость непостижимости. , но со временем среди возможных форм жизни и «языковых игр», в которые они будут играть, будут познаваться и приобретаться и совершенно новые.

Витгенштейн, посвятивший большую часть своей более поздней работы различным способам демонстрации того, что «понимание является публичным явлением», возникновение которого можно проверить с помощью определенных общедоступных признаков последовательного следования правилу, когда неспособность сделать это было бы совершенно достаточным повод усомниться в существовании Понимания, выдвигает утверждение, что «Смысл есть употребление» в отношении вопроса о значении в искусстве и творческом воображении, а также в других дискурсах. Я утверждаю, что все, что он пишет о «гениальности», «таланте» или художественных произведениях в своих заметках в «Культуре и ценности», следует рассматривать в соответствии с этим основным утверждением, что «Смысл — это использование».

Мы легко можем быть озадачены, пытаясь установить связь, которая, как предполагается, существует между этим, казалось бы, лингвистическим утверждением и замечаниями Витгенштейна о творческом воображении, такими как «Гений — это мужество в таланте» или «Гений — это талант, в котором характер дает о себе знать». ». На самом деле, заявление о том, что «значение есть употребление», равносильно подчеркиванию практических условий феномена значения и, следовательно, коммуникации, поскольку значение следует понимать как практикуемое посредством языковых игр, являющихся разнообразными контекстами формы жизни, разделяемой индивидами, чье «мировоззрение». »(мировоззрение) формируется по одной и той же «концептуальной схеме».Точно так же, когда Витгенштейн делает замечания о гениальности или о различных качествах определенного произведения искусства, его первая забота состоит в том, чтобы познакомить себя и читателя с практическими условиями возможности возникновения гениальности, которые могут быть истолкованы как практическое руководство к творческому воображению и уникальности для самого художника как путь, который нужно найти внутри, и как практическое руководство для аудитории, то есть потребителя искусства, для диагностики и оценки творческого воображения и уникальности произведения искусства или художник.

Сейчас нам будет полезно прояснить и уточнить некоторые замечания Витгенштейна в «Культуре и ценности» об искусстве и гении. Прежде всего обратим внимание на его замечание: «Гений есть мужество в таланте» (.MS 117 152 c: 4.2.1940). Это замечание, обращенное к будущему художнику на пороге творческого процесса. По сути, это замечание, согласующееся с остальными позднейшими размышлениями Витгенштейна, которые не пытаются указать на что-то личное и несообщаемое в индивидууме и на то, что уникально в пределах его ума и воображения в этих пределах. напротив, сомневаясь в самой сообщаемости даже своим собственным этой частной сферы, если бы она существовала, это замечание на самом деле является призывом к художнику/гению/творческому мыслителю открыть путь, который ведет от общей черты таланта, обнаруживаемой в многих, к той редкой черте гениальности, которая встречается у очень немногих.Этим замечанием цель Витгенштейна состоит в том, чтобы показать, что не существует никакой таинственной связи, которая изначально лежит между талантом и гениальностью в случае гениальности, однако это наблюдаемый акт мужества, в основном вера в талант и действие в соответствии с ним и усилие. и сделанные на этом инвестиции, которые превращают талантливого человека в гения. Среди бесчисленных примеров талантливых людей только те, у кого есть мужество в этом таланте, кто достаточно смел, чтобы основывать свою жизнь на этом таланте и делать все, что для этого требуется, например, образование, обучение, веру, безоговорочную преданность, одиночество, отчаяние, приключения, осмысленная жизнь, которая дает им достаточные эмоциональные стимулы для выражения в своем искусстве/изобретении, посвящение большого количества времени и энергии реализации конкретного произведения искусства/изобретения, о котором идет речь, будь то их собственная личная жизнь, превращающаяся в произведение искусства именно в этом процессе — достичь своего очень личного, уникального выражения в определенной форме искусства или научной деятельности.Следовательно, просто заявив, что «Гений — это мужество в таланте», Витгенштейн много говорит о общедоступном образце превращения своего искусства в гениальное произведение.

Однако он еще яснее поясняет, что для того, чтобы быть гениальным, недостаточно иметь талант, равно как и мужество в этом самом таланте, поскольку «характер» есть «в конечном счете необходимая черта творческого воображения и творческого воображения». гения, который является значительно замечательным носителем рассматриваемого творческого воображения и, так сказать, «подстрекающего к революции» искусства.В «Культуре и ценности» он утверждает: «Гений — это талант, в котором проявляется характер. По этой причине я хотел бы сказать, что у Крауса есть талант, необычайный талант, но не гениальность (…) Любопытно, что это, напр. намного больше, чем все, что Краус когда-либо писал. Здесь вы видите не просто интеллектуальный скелет, а цельного человека. Это также причина того, почему величие того, что кто-то пишет, зависит от всего остального, что он пишет и делает» (Рукопись 136 59а: 4.1.1948). Величие произведения искусства состоит в том, что только в той мере, в какой оно несет на себе отпечаток того, что оно является результатом определенного жизненного опыта, пережитого определенным художником в форме обычной истории, рассказанной в личной манере, оно можно назвать гениальным произведением в том смысле, что это совершенно уникальный и революционный способ описания обычного жизненного опыта, который может произойти с каждым в тех же условиях. Другими словами, только тогда, когда произведение искусства раскрывает личную интерпретацию художником того, что может быть пережито многими, и, более того, это становится повторяемой практикой со стороны художника, так что его аудитория начинает угадывать его привычки, эмоциональные и эмоциональные переживания. познавательные установки, глядя на его искусство и, таким образом, ощущая его характер через его произведения, только тогда мы можем, согласно Витгенштейну, сказать, что перед нами гений, скажем, гениальный художник, т. воображение.Конечно, не только характер и повторяемость образов и отражений этого персонажа, но и то, что он формируется превосходными техническими и художественными способностями художника, обладающего достаточной смелостью в своем таланте, чтобы зайти так далеко, вкладывая в него средства, являются одними из необходимых условий гениальность, т. е. творческая работа, вызывающая своего рода революцию в каком-либо аспекте жанра». Мерой гениальности является характер, даже если характер сам по себе не составляет гениальности. Гений — это не «талант и характер», а характер, проявляющийся в виде особого таланта.(…)» (MS 162b 22r c: 1939–1940)

Для того, чтобы выдвинуть тройственный характер витгенштейновской концепции творческого воображения и, следовательно, пути к гениальности, как исторически значимого произведения с хорошей оригинальностью, — в другом месте C&V он утверждает : «это уже семя доброй оригинальности не хотеть быть тем, чем ты не являешься» — следует рассмотреть на примере художника, творческого ума, который можно мыслить как конкретное воплощение проявления этих трех необходимых условий на его пути пробудить в нем гениальность.Когда я смотрю не дальше, чем на свое собственное окружение, как философ, приехавший из Стамбула, у меня возникает соблазн рассмотреть пример Орхана Памука, лауреата Нобелевской премии по литературе 2006 года, и фактически его Нобелевскую речь, которая позже была опубликована как книга под названием: «Чемодан моего отца». Там он рассказывает о своем собственном процессе становления писателем, помещая его в контекст своей семьи, города, окружения и привычек, которые мы можем более или менее классифицировать как формирующие ингредиенты, основы его характера. Этот сборник речей является особенно хорошим подручным примером для наблюдения за всеми тремя элементами дискурса Витгенштейна о гениальности и, следовательно, о творческом мышлении. Во-первых, его пример — это пример человека, который набрался смелости, чтобы писать, несмотря ни на что. Его отец, любивший путешествовать, жить на полную катушку, собираться в обществе, другими словами, выбравший жизнь с большим удовольствием и меньшей глубиной, часы одиночества, превращающиеся в годы, проведенные в закрытой темной комнате с тысячами книг, приходит однажды в свою комнату, чтобы оставить ему чемодан, полный его тетрадей и дневников.Памук искренне рассказывает историю о том, как он почти боится открывать и читать тетради своего отца, больше, чем опасаясь встретить плохого писателя, он боится на самом деле встретить хорошего писателя. Потому что, если его отец окажется хорошим писателем, т. е. глубоким и толковым, хотя он никогда не основывал на этом свою жизнь и не прилагал к этому особых усилий, это будет просто свидетельством того, что все-таки мужество, мужество верить в и проливать кровь, так сказать, в собственный талант и прилагать усилия только как отражение этого мужества, не нужны для формирования гения. Однако он не встречает никаких гениев в трудах своего отца и говорит о своем облегчении от того, что не наткнулся на них. Что касается характера, то Памук в этом же эссе несколько раз пишет о том, как можно стать успешным писателем, когда он может рассказать свою личную историю, как если бы это была жизнь других, и при этом оставаться самим собой, когда пишет все это. Он работает таким образом, что читатель отождествляет себя с каждой строкой своих произведений, как если бы он говорил об их истории, хотя на самом деле именно он говорит в этих самых строках.Для Памука путь к тому, чтобы стать хорошим писателем, заключается в том, чтобы заставить свою личную жизнь звучать так, как если бы это была жизнь каждого, разбивая ее на тысячи историй с тысячами разных персонажей, каждый из которых безошибочно отражает сторону собственного характера и личной истории писателя. Это все, что есть в его гениальности, поскольку его характер ощущается, проявляется в его произведениях.

До сих пор я стремился выдвинуть витгенштейновское объяснение творческого воображения в зависимости от его работ о гении. Неслучайно почти каждый раз, когда Витгенштейн делает замечание о гениальности, он делает это в контексте и экземплифицирует конкретного творческого мыслителя или художника и его своеобразие, т. е. его разрыв с традицией в смысле введения нового, сугубо личного. как отражение его характера в жанре искусства или науки, который он пытается создать. Гениальность, т. е. революционное творческое мышление, вводящее новое правило в языковую игру, новый контекст, постановку к ранее существовавшим формам жизни, есть поступок того, кто имеет мужество поверить в свой талант и, следовательно, принимает меры в отношении того, что является отражением его мужества, и через каждый такой акт мужества проявляет свою личную интерпретацию того, что доступно и живо для всех, и обволакивает эту новую форму выражения общего своей личной печатью, посланной остальным мир от его адреса, а именно его личное происхождение как основу его оригинальности.И эта печать, имеющая отпечаток его характера, независимо от того, сколько раз она посылалась по разным целям, всегда несет на себе печать одного и того же знака, отпечатанную на бесчисленном количестве различных конвертов. Это печать гениальности, именно мужество в таланте, через которое слышен и чувствуется характер художника.

Литература

1. Памук, Орхан 2006, Бабамин Бавулу (Чемодан моего отца), речь Нобелевской премии по литературе 2006 года.Э. М. Анскомб, Оксфорд: Публикации Блэквелла.

2. ––– 1980 Культура и ценность, под редакцией Г. Х. фон Райта и Хейкки Наймана, перевод Питера Винча, Оксфорд. Блэквелл.

Рефбеки

• В настоящее время рефбеков нет.

Парижское обозрение. Миф о художественном гении

О двух забытых портретистах и ​​о том, как на самом деле изменить художественный исторический канон.

Sofonisba Anguissola, Автопортрет у мольберта , ок.1556−57

Эрнст Гомбрих, вероятно, самый влиятельный искусствовед двадцатого века, созрел для повторного посещения. Его взгляды на важное искусство были белыми, элитными, мужскими и европоцентричными. В своем основополагающем труде «История искусства » (1950), целью которого было проследить всю историю искусства, от древних времен до современности, он не включил ни одной художницы-женщины. В одном из своих последних интервью, перед смертью в 2001 году, он защищал свои оценки, подразумевая, что, к лучшему или к худшему, белые, состоятельные европейцы, от Ватто до Пикассо, были художественными гениями на протяжении всей истории.«Не каждый может сделать то, что может гений, — сказал Гомбрих в интервью Independent, , — и не каждый может создать шедевр даже после долгого обучения».

В извращенном смысле Гомбрих был прав, потому что проблема всегда заключалась в том, как мы определяем гениальность. Художественный гений уверен в своих талантах; он уверен в своем проекте. Эти люди были эмоционально брутальными, уверенными в своем видении, часто вспыльчивыми и быстро впадающими в ярость. Когда Гоген покидает свою семью и отправляется на Таити, он делает это с уверенностью, что его жена и дети поймут, что их жизни имеют минимальное значение по сравнению с огромным количеством жизней, которых коснется он и его искусство.

Поскольку понимание художественного гения было так тесно связано с привилегиями и чертами, связанными с мужественностью, женщины навсегда были исключены из разговора. «Почему не было великих женщин-художниц?» — спросила Линда Ночлин в своем эссе 1971 года. «Но, как и многие другие так называемые вопросы, связанные с феминистской «спорой», он искажает природу проблемы, в то же время коварно давая свой собственный ответ: «Не было великих женщин-художниц, потому что женщины не способны величие.’ » Само понятие гениальности имеет гендерную принадлежность, и, таким образом, его определение становится тавтологией: художественный гений — мужчина, потому что мужчины больше всего подходят для того, чтобы быть художественными гениями. Ворота величия гиперспецифичны, подвержены социальному манипулированию и, в конечном счете, менее заинтересованы в эстетике производимой работы. И их редко проверяют.

Sofonisba Anguissola, Дама в меховой накидке , ок. 1577-79

Когда я впервые увидел работы Софонисбы Ангвиссолы, придворной художницы короля Испании Филиппа II, и Лавинии Фонтаны, возможно, первой в истории профессиональной художницы на Западе, ряд их работ им не приписывался. Картина Ангвиссолы « Хуана Австрийская и девушка » (1561–62) долгое время приписывалась Тициану (по материалам музея она до сих пор висит в Тициановой комнате музея Изабеллы Стюарт Гарднер). Еще несколько лет назад ее Дама в меховой накидке приписывалась — и во многих кругах до сих пор — приписывается Эль Греко (искусствовед Мария Куше продолжает оспаривать этот вопрос). У Фонтаны был ряд работ, приписываемых Карраччи. Детективные усилия Нохлина, Куше, Энн Сазерленд Харрис и нескольких других историков искусства с тех пор в основном исправили ситуацию.Теперь Ангвиссола и Фонтана находятся в центре выставки под названием «Повесть о двух женщинах-художницах» в Прадо в Мадриде. Но эти неверные атрибуции показывают, в какой степени легитимность произведения искусства связана как с культом личности, так и с особым пониманием гендерного величия. Фонтана, например, «поднялась над обычным положением людей ее пола, для которых шерсть и лен являются единственным материалом, подходящим для их пальцев и рук», — сказал священник и историк Андрес Хименес в 1764 году. Но она не поднялась так высоко, чтобы достичь величия, — только женского величия, а это совсем другое качество.

Однако их произведения, ошибочно приписываемые мужчинам, вдруг стали гениальными, каноническими. Такая путаница говорит об общем желании рассматривать качества произведения искусства через призму качеств художника. В недавнем исследовании группе людей показали серию компьютерных картин и сказали, что работы были созданы либо мужчиной, либо женщиной.Участники — но особенно мужчины из более высокого социально-экономического положения, которые, что не случайно, также являются наиболее частыми покупателями дорогого искусства и, следовательно, помогают устанавливать цены и воспринимаемую ценность этих произведений, — оценивали случайно сгенерированное искусство, которое, как утверждается, было создано мужчинами. художников как более «привлекательных» и «ценных», чем искусство, которое, как говорят, создано женщинами-художниками. «Участники не могут угадать пол художника, просто взглянув на картину», — заключают авторы исследования. «Женское искусство продается дешевле, потому что оно создано женщинами.

Но когда дело доходит до определения художественного величия, основная проблема заключается в том, что история искусства долгое время была сосредоточена на мифах о художнике, а не на самих произведениях искусства, что почти всегда работает против женщин. Когда мы начинаем подвергать сомнению личные качества таких художников, как Пикассо или Чак Клоуз, создается впечатление, что мы ставим под сомнение наши представления об искусстве как таковом, а не о конкретных художниках, настолько тесно связаны произведение искусства и культ художника.

Нохлин увидел эту одержимость художником такой, какой она была. Это «наивная идея, что искусство — это прямое личное выражение индивидуального эмоционального опыта, перевод личной жизни в визуальные термины», — писала она. «Искусство почти никогда не бывает таким, великое искусство никогда не бывает… Язык искусства более материально воплощается в красках и линиях на холсте или бумаге, в камне, глине, пластике или металле — это не слезливая история и не доверительный шепот. ».

Чтобы преодолеть предубеждение в отношении белых мужчин-художников, требуются сейсмические социальные сдвиги, но также требуется переосмысление того, как мы рассматриваем историю искусства — как историю искусства, а не художников.

 

Лавиния Фонтана, Портрет дворянки , ок. 1580

 

Портретная живопись представляет собой крайний пример центральной роли художника. Хотя во всем искусстве есть субъективность, наиболее яркой является портретная живопись, особенно автопортрет или портрет своей семьи. Любое отклонение от реальности в изображении художника имеет значение. Оскар Уайльд пишет: «Натурщик — это просто случайность, случай. Не он раскрывается художником; скорее художник раскрывает себя на цветном холсте.«Если большая часть живописи сродни художественной литературе, то портретная живопись — это что-то вроде автопрозы, почти мемуары.

Для женщин-портретистов гендерные социальные ожидания часто напрямую связаны с тем, чем искусство «может» и «не может» быть. Фотограф Салли Манн, например, подверглась резкой критике после публикации в 1992 году серии « Ближайшие родственники », в которой она фотографировала своих маленьких детей, Джесси, Вирджинию и Эммета, в обнаженном виде или в ином уязвимом положении в их семье. ферма в Лексингтоне, штат Вирджиния.Когда позже в том же году было опубликовано эссе в The New York Times Magazine под названием «Тревожная фотография Салли Манн», полемика взорвалась, и Манна обвинили в создании детской порнографии и пропаганде инцеста. Ответ был в значительной степени вызван ожиданиями от нее как женщины и матери: она существует не для того, чтобы документировать или изобретать, а для того, чтобы защищать.

Защищаясь от этих обвинений, Манн попыталась отмежеваться от себя как создателя произведений искусства, написав: «Дело в том, что это не мои дети; это фигуры на серебристой бумаге, вырезанной из времени.Это вовсе не мои дети; это дети на фотографии». Она добавила, что Уайльд «настаивал на бессмысленности разговоров о морали при обсуждении искусства, утверждая, что лицемерная, чопорная и обывательская английская публика, когда не могла найти искусство в произведении искусства, вместо этого искала в нем человека. Но сколько бы я ни спорил по этому поводу, другие голоса по-прежнему настаивали на том, что правила для матери другие». В своих мемуарах Hold Still (2015) , Манн цитирует Гогена, (антисемита) Эзру Паунда и (женоненавистника) Хемингуэя: этим людям было позволено создавать великое искусство, утверждала она; почему ее роль матери должна так сильно влиять на ее работу? В самом деле, почему ее личность и личность вообще должны иметь какое-то отношение к ее произведениям искусства?

 

Лавиния Фонтана, Марс и Венера , ок.1600–1610

 

Фонтана, достигшая совершеннолетия в середине шестнадцатого века, изначально не выделялась как женщина, раздвигающая границы. Она оправдала гендерные ожидания своего времени как художника, поскольку умела изображать украшения и тонкости кружева. Но причина, по которой она больше всего заслуживает того, чтобы ее запомнили, заключалась в ее мастерских портретах, особенно обнаженных женских образах. Женщинам, как правило, запрещалось рисовать обнаженную натуру, но Фонтана обошел эти правила, нарисовав такие работы, как Марс и Венера , в которых бог ощупывает обнаженный зад богини, превращая его в мифологическую сцену, для которой женская нагота была запрещена. более допустимым, а не историческим или библейским.После того, как она зарекомендовала себя в тематически мужских рамках, художественные заказы Фонтаны взлетели. За свою жизнь она создала более двадцати алтарных картин, еще один жанр, который, учитывая его религиозную важность, также был запрещен женщинам. Хотя незадолго до Фонтаны были успешные женщины-художники, такие как Плаутилла Нелли, Фонтана была первой западной профессиональной женщиной-портретистом, работавшей в обычном обществе, а не в монастыре или другом религиозном контексте.Она также оказалась исключением в своей образовательной и домашней жизни, получив докторскую степень в Болонском университете и финансово поддерживая свою семью, в то время как ее муж в основном воспитывал детей.

Однако заманчиво попасть в ловушку восхваления Фонтаны за то, что он проложил путь, выходящий за рамки ожиданий общества. В контексте шестнадцатого века ее жизнь была исключительной и примечательной, да. Но причина, по которой ее следует считать важной с точки зрения истории искусства нового типа, заключается не в том, кем она была, а в том, что она сделала на холсте.

Ангвиссола, с другой стороны, была итальянской аристократкой и никогда не зарабатывала деньги на своем искусстве — оплачиваемая работа считалась неподобающей женщине ее социального положения. У нее была, пожалуй, самая строгая художественная подготовка среди женщин шестнадцатого века: она училась у двух художников и к двадцати годам привлекла внимание Джорджо Вазари и Микеланджело. Она стала де-факто придворным портретистом Филиппа II, хотя король, не желая, чтобы его мнение подвергалось сомнению, официально назначил ее не своей художницей, а фрейлиной своей третьей жены, Елизаветы Валуа.Как и Фонтане, из-за своего пола Ангвиссоле пришлось подняться на невероятно высокую планку, чтобы стать успешной художницей — стать королевским портретистом. Современники описывали ее как добродетельную, исключительную собеседницу, музыкант и танцовщицу; и она была любима как испанской, так и итальянской знатью. Когда Ангвиссоле было девяносто два года, молодой Антонис ван Дейк подробно разговаривал с ней, рисуя ее портрет, позже заявив, что она была самым блестящим художником, которого он когда-либо встречал.

 

Sofonisba Anguissola, Портрет сестер художника, играющих в шахматы , 1555

 

Но опять же, больше всего внимания заслуживает то, что нарисовала Ангвиссола: в «Портрет сестер художника, играющих в шахматы» она изображает трех молодых девушек, играющих вместе в шахматы. Люсия Ангвиссола смотрит на зрителя, только что победив Минерву, а младшая сестра Европа улыбается. Ангвиссола подробно описывает аристократическую одежду девушек — их кружевные воротнички с рюшами, косы вокруг головы — а также то, как они склоняются над столом и шахматной доской.Если бы искусство Ангвиссолы было помещено в художественный исторический канон, эта картина, вероятно, рассматривалась бы как вводная часть для большей части работ Караваджо — конечности девушек и углы стола выдвигаются из кадра, почти вторгаясь в зрительное пространство. Картина прежде всего об интеллектуальном потенциале этих девушек.

Через призму современной критики наиболее заметным в Фонтане и Ангвиссоле кажется то, что они преодолели сексистские нравы своего времени и стали двумя самыми значительными портретистами в истории.Но еще более впечатляющим — и это аргумент как против современных способов критики, так и против истории искусства — является то, как они четко вписываются в исторический канон искусства как жизненно важные предшественники таких людей, как Караваджо, Якоб ван Лоо, даже Рембрандта (как Фонтана подсвечивает и обрамляет руку на тыле, как Ангвиссола коллапсирует психологическое пространство и время за шахматной доской).

 

Лавиния Фонтана, Автопортрет на спинете , 1577

Женщины или нет, их упущение из истории искусства вопиющее.И все же недостаточно просто подключить их к канону и продолжать. История искусства обычно представляется как прямая линия (Джотто ведет к Матиссу, ведет к Ротко). Следовательно, чтобы сохранить линию, необходимо сохранить основные предположения о том, что достойно канона. Вовлекаться в любой вид исторического ревизионизма — например, выделять новых, не одобренных Гомбрихом художников — значит ненадолго прерывать поток, но линия в конечном итоге возвращается к своей первоначальной формулировке, потому что популярное понимание того, что представляет собой величие, не изменилось. измененный.

Даже респектабельные попытки включить больше женщин в галереи и музеи не принесут долговременного результата, если само понятие гениальности также не изменилось. Несмотря на то, что количество выставок в музеях и галереях, посвященных женщинам, резко увеличилось — например, в Лос-Анджелесе в 2018 году было больше персональных выставок женщин-художников, чем мужчин — рынок по-прежнему смещен в сторону мужчин. В 2018 году художники-мужчины создали 95 процентов от общей стоимости произведений искусства, проданных на крупных аукционных домах по всему миру. А с 2008 по 2018 год только 11 процентов произведений искусства, фактически купленных крупными американскими музеями, принадлежали женщинам. Мир искусства может позиционировать себя, но там, где это важно, меняется меньше, чем может показаться, потому что основная идея художественного гения сохраняет свою власть.

В нашем обветшавшем мире мало утешительных повествований, и приятно думать, что есть почти божества творческой мудрости, немногие избранные из этих художественных гениев, которые имеют доступ к высшим царствам искусства, своего рода высшей человечности— души в светское время.То, что этот миф был возложен на самых сварливых, человеконенавистнических мужчин, имеет смысл: они пренебрегают правилами, они ставят себя выше всех остальных. Мы позволяем им оставаться там — мы позволяем мифу о творческом гении восторжествовать, — потому что их место в коллективном воображении дает всем остальным надежду на то, что по крайней мере у кого-то есть ответы, по крайней мере кто-то живет более утонченным человеческим опытом.

Но пока мы продолжаем подыгрывать этому мифу, курс истории искусства не изменится; изменения, которые мы делаем, не будут придерживаться.Даже Гомбрих мог понять это по-своему. «Вопрос о том, был ли Микеланджело мужчиной или женщиной, меня на самом деле не интересует, — сказал Гомбрхейх в 1991 году. — Историки должны принимать вещи такими, какие они есть и какими они были». Исторический акцент должен быть возвращен искусству, а не художнику. Боги искусства слепы к рукам, которыми они движутся, и паре портретистов не нужно было быть буйными, жестокими или мужчинами, чтобы создать работу, изменившую ход истории.

Коди Делистрати — писатель и критик из Парижа и Нью-Йорка.

Ральф Уолдо Эмерсон – Образ жизни (глава 5)

Образ жизни (глава 5) Тексты песен

Поведение

Грация, красота и каприз
Построй этот золотой портал;
Изящные женщины, избранные мужчины
Ослепить каждого смертного:
Их сладкий и возвышенный лик
Его чарующая пища;
Ему не нужно идти к ним, их формам
Окружает его одиночество.
Он редко смотрит им в лицо,
Его глаза исследуют землю,
Зеленая трава — это зеркало,
В котором можно найти их черты.
Мало говорит он им,
Так сердце его танцует в груди,
Их спокойный вид лишает его
Остроумия, слов, покоя.
Слишком слаб, чтобы победить, слишком любит избегать
Тираны его судьбы,
Сильно обманутый Эндимион
Проскальзывает за гробницу.

Поведение

Душа, оживляющая Природу, выражается в образах, движениях и жестах одушевленных тел не менее значительно, чем в своем последнем проводнике членораздельной речи.Этот безмолвный и тонкий язык — Манеры; не что, а как. Жизнь выражает. У статуи нет языка, и он ему не нужен. Хорошие картины не нуждаются в декламации. Природа раскрывает каждую тайну один раз. Да, но в человеке она все время говорит об этом формой, позицией, жестами, мимикой, лицом и частями лица и всем действием машины. Видимое поведение или действие индивида, являющееся результатом его организации и его воли, мы называем манерами. Что они, как не мысль, проникающая в руки и ноги, управляющая движениями тела, речью и поведением?

Всегда есть лучший способ сделать все, например, сварить яйцо.Манеры — это счастливые способы ведения дел; каждый раз был гениальным или любовным ходом, — теперь повторяется и затвердевает в употреблении. Они образуют, наконец, богатый лак, которым омывается рутина жизни и украшаются ее детали. Если они поверхностны, то капли росы, которые придают такую ​​глубину утренним лугам. Манеры очень общительны: мужчины перенимают их друг у друга. Консуэло в романе хвастается уроками манер, которые она преподала дворянам на сцене; а в реальной жизни Тальма научил Наполеона искусству поведения.Гений изобретает прекрасные манеры, которые барон и баронесса очень быстро копируют и, пользуясь дворцом, улучшают обучение. Они превращают усвоенный урок в моду.

Сила нравов непрестанна, стихия несокрытая, как огонь. Дворянство не может быть замаскировано ни в одной стране, и не более в республике или демократии, чем в королевстве. Ни один человек не может противостоять их влиянию. Есть определенные манеры, которым учатся в хорошем обществе, той силы, что, если человек их имеет, с ним нужно считаться, и его везде приветствуют, хотя он и лишен красоты, богатства или гениальности.Дайте мальчику адрес и достижения, и вы дадите ему власть над дворцами и состоянием, куда бы он ни пошел. У него нет проблем с их приобретением или владением; они просят его войти и овладеть. Мы отправляем робких, замкнутых девушек в школу-интернат, в школу верховой езды, в бальный зал или куда угодно, где они могут завести знакомство и близость с ведущими особами своего пола; где они могли бы узнать адрес, и увидеть его под рукой. Способность модницы вести за собой, а также устрашать и отталкивать проистекает из их веры в то, что она знает ресурсы и способы поведения, неизвестные им; но когда они узнают ее секрет, они учатся противостоять ей и восстанавливают самообладание.

Каждый день свидетельствует об их мягком правлении. Люди, которые бы навязывались, теперь не навязываются. Посредственный круг учится требовать того, что принадлежит высокому состоянию природы или культуры. Ваши манеры всегда находятся под пристальным вниманием со стороны комитетов, которых мало подозревают, — полиции в одежде граждан, — но они присуждают или отказывают вам в очень высоких наградах, когда вы меньше всего об этом думаете.

Мы много говорим о коммунальных услугах, но нас связывают наши манеры. В рабочие часы мы идем к тому, кто знает, или имеет, или делает то или иное, чего мы хотим, и не позволяем своему вкусу или чувству стоять на пути.Но по окончании этой деятельности мы возвращаемся в ленивое состояние и желаем тех, с кем нам будет легко: тех, кто пойдет туда же, куда и мы, чьи манеры нас не оскорбляют, чей социальный тон совпадает с нашим. Когда мы размышляем об их убедительной и ободряющей силе; как они рекомендуют, готовят и сближают людей; как во всех клубах манеры формируют членов; как манеры делают состояние честолюбивой молодежи; что по большей части его манеры женятся на нем, а он по большей части женится на манерах; когда мы думаем, какие это ключи и к каким секретам; какие высокие уроки и вдохновляющие признаки характера они несут; и какая проницательность требуется от нас, чтобы читать этот прекрасный телеграф, мы видим, какой диапазон имеет предмет и какое отношение он имеет к удобству, силе и красоте.

Их первая услуга очень низка, — когда они являются низшей моралью: но это начало вежливости, — чтобы сделать нас, я имею в виду, терпимыми друг к другу. Мы ценим их за грубо-пластическую, влажную силу; вывести людей из четвероногого состояния; чтобы их вымыли, одели и поставили дыбом; сбрасывать с себя животную шелуху и привычки; заставлять их быть чистыми; превозмогайте их злобу и подлость, учите их подавлять подлость и выбирать великодушное выражение, и дайте им понять, насколько великодушное поведение делает их счастливее.

Плохое поведение, которого не могут коснуться законы. Общество кишит грубыми, циничными, беспокойными и легкомысленными людьми, которые охотятся на остальных и до которых может дойти общественное мнение, сосредоточенное на хороших манерах, формах, принимаемых всеми чувствами: столы, похожие на терьеров, которые считают долгом чести собаки рычать на любого прохожего и оказывать честь дому, облаивая его с глаз долой: я видел людей, которые ржали, как лошадь, когда вы противоречите им или говорите что-то, чего они не понимают; настойчивый болтун, который дает вам свое общество в больших, насыщающих дозах; жалеющие самих себя — опасный класс; легкомысленный Асмодей, который надеется, что вы найдете его в веревках из песка, чтобы скрутить; монотоны; короче говоря, нелепость всех мастей; это социальные бедствия, от которых магистрат не может излечить или защитить вас и которые должны быть доверены сдерживающей силе обычаев, пословиц и привычных правил поведения, внушаемых молодым людям в их школе. -дней.
В отелях на берегах Миссисипи печатают или печатали среди правил дома, что «ни одному джентльмену не разрешается подходить к общественному столу без пальто»; и в той же стране на церковных скамьях маленькие плакаты умоляют прихожан против ярости отхаркивания. Чарльз Диккенс самоотверженно занялся реформированием наших американских манер в невыразимых деталях. Я думаю, что урок не совсем потерян; что это сдерживало дурные манеры, так что дураки могли видеть уродство.К сожалению, у книги были свои уродства. Не следует печатать в читальном зале предостережение незнакомым людям не говорить громко; ни тем, кто просматривает прекрасные гравюры, чтобы с ними обращались, как с паутиной и крыльями бабочки; ни тем, кто смотрит на мраморные статуи, чтобы они не били их тростью. Но даже при совершенной цивилизации этого города такие предостережения не лишены необходимости в Атенеуме и городской библиотеке.

Манеры искусственны и вырастают как из обстоятельств, так и из характера.Если вы посмотрите на изображения патрициев и крестьян разных эпох и стран, вы увидите, как хорошо они соответствуют одним и тем же классам в наших городах. Современный аристократ хорошо изображен не только в венецианских дожах Тициана, римских монетах и ​​статуях, но и в картинах, которые коммодор Перри привозил домой высокопоставленным лицам Японии. Широкие земли и большие интересы не только приходят к тем руководителям, которые могут управлять ими, но и формируют образ власти. Острый глаз также увидит приятную градацию рангов или увидит в манерах ту степень почтения, которую обычно получает партия.Государь, привыкший каждый день к тому, чтобы высшие вельможи обхаживали его и оказывали ему почтение, обретает соответствующее ожидание и подобающий способ получения и ответа на это почтение.

Всегда есть исключительные люди и моды. Английские вельможи изображают из себя фермеров. Клеверхауз — пижон, и под отделкой одежды и легкомыслием поведения скрывается ужас его войны. Но Природа и Судьба честны и всегда оставляют свой след, вывешивая знак для каждого качества.Завоевать свое лицо — это очень сложно, и, возможно, честолюбивый юноша думает, что ему открылся весь секрет, когда он узнает, что непринуждённые манеры господствуют. Не обманывайтесь поверхностным внешним видом. Нежные мужчины иногда обладают сильной волей. У нас был в Массачусетсе старый государственный деятель, который всю свою жизнь просидел в судах и на государственных стульях, так и не преодолев крайней раздражительности лица, голоса и манер: когда он говорил, его голос не служил ему; он трещал, он ломался, он хрипел, он фыркал — ему было все равно; он знал, что это должно было сдуть, или хрипеть, или визжать его аргумент и его негодование.Когда он сел после разговора, он, казалось, был в каком-то припадке и держался за стул обеими руками; но под всей этой раздражительностью была могучая воля, твердая и наступающая, и память, и метод, как геологические слои каждый факт его истории, и под контролем его воли.

Манеры отчасти искусственны, но, главное, способность к культуре должна быть в крови. Иначе вся культура напрасна. Упрямый предрассудок в пользу крови, лежащий в основе феодальных и монархических структур старого мира, имеет некоторые основания в обычном опыте.Всякий человек — математик, художник, солдат или купец — с уверенностью ищет в своем ребенке какие-то черты и таланты, которых он не осмелился бы предположить в ребенке чужого. Востоковеды в этом вопросе очень ортодоксальны. «Возьмите терновый куст, — сказал эмир Абдель-Кадер, — и целый год окропляйте его водой: он не даст ничего, кроме шипов. Возьмите финиковое дерево, оставьте его без культуры, и оно всегда будет Знать — это финиковое дерево, а арабское население — терновый куст.»

Главным фактом в истории нравов является чудесная выразительность человеческого тела. Если бы оно было сделано из стекла или воздуха, а мысли записывались бы на стальных табличках внутри, то оно не могло бы более правдиво изложить свой смысл, чем теперь. Мудрецы очень четко читают всю вашу частную историю по вашему взгляду, походке и поведению. Вся экономия природы направлена ​​на выражение. Предательское тело сплошь языки. Мужчины подобны женевским часам с хрустальными циферблатами, которые обнажают все движение.Они несут жидкость жизни, текущую вверх и вниз в этих прекрасных бутылках и сообщающую любопытствующим, что с ними. Лицо и глаза показывают, что делает дух, сколько ему лет, какие у него цели. Глаза указывают на древность души или на то, через сколько форм она уже прошла. Это почти нарушение приличий, если сказать здесь над дыханием то, что исповедующие глаза не стесняются произносить каждому уличному прохожему.

Человек не может направить взгляд на солнце и пока что кажется несовершенным.В Сибири покойный путешественник нашел людей, которые могли видеть спутники Юпитера невооружённым глазом. В некоторых отношениях животные превосходят нас. У птиц более длинное зрение, кроме преимущества их крыльев более высокой обсерватории. Корова может тайным сигналом, вероятно, глазами, приказать своему теленку убежать или лечь и спрятаться. Жокеи говорят о некоторых лошадях, что «они осматривают всю землю». Жизнь на открытом воздухе, охота и труд дают человеческому глазу равную силу. Фермер смотрит на вас так же сильно, как лошадь; луч его глаз подобен удару посоха.Глаз может угрожать, как заряженное и направленное ружье, или оскорблять, как шипение или пинок; или, в своем измененном настроении, лучами доброты, оно может заставить сердце танцевать от радости.

Глаз точно подчиняется действию разума. Когда нас посещает мысль, глаза фиксируются и продолжают смотреть вдаль; при перечислении имен людей или стран, таких как Франция, Германия, Испания, Турция, глаза подмигивают при каждом новом имени. Нет никакой тонкости обучения, которое ищет ум, в приобретении которого не соперничают глаза.«Художник, — сказал Микель Анджело, — должен держать свои измерительные инструменты не в руке, а в глазах». и нет конца каталогу его действий, будь то в ленивом видении (здоровья и красоты) или в напряженном видении (искусстве и труде). , прыгая туда и сюда, далеко и близко. Они говорят на всех языках. Они не ждут представления; они не англичане; не просить отпуска по возрасту или званию; они не уважают ни бедности, ни богатства, ни учености, ни власти, ни добродетели, ни секса, но вторгаются, и приходят снова, и проходят через вас и через вас в момент времени.Какой поток жизни и мысли изливается из одной души в другую через них! Взгляд — это естественная магия. Таинственная связь, установленная через дом между двумя совершенно незнакомыми людьми, приводит в движение все пружины удивления. Сообщение взглядом в большей части неподвластно воле. Это телесный символ идентичности природы. Мы смотрим в глаза, чтобы узнать, является ли эта другая форма другим я, и глаза не будут лгать, а честно признаются, кто там обитает.Откровения иногда потрясающие. Там делается признание низкого, узурпирующего дьявола, и наблюдатель, кажется, чувствует движение сов, летучих мышей и рогатых копыт там, где он искал невинности и простоты. Замечательно также и то, что дух, появляющийся в окнах дома, тотчас же облекается в новую собственную форму в сознании смотрящего.

Глаза людей разговаривают так же, как и их языки, с тем преимуществом, что зрительный диалект не нуждается в словаре, а понимается во всем мире.Когда глаза говорят одно, а язык другое, опытный человек полагается на язык первых. Если человек не в своем центре, глаза показывают это. Вы можете прочитать в глазах вашего собеседника, задевает ли его ваш аргумент, хотя его язык не признается в этом. Есть взгляд, которым человек показывает, что он собирается сказать что-то хорошее, и взгляд, когда он это сказал. Напрасны и забыты все прекрасные предложения и услуги гостеприимства, если в глазах нет праздника. Сколько скрытых наклонностей открыто признается глазом, хотя и скрывается устами! Выходишь из общества, в котором, вполне может случиться, он ничего не сказал и ему не было адресовано ни одного важного замечания, и тем не менее, если он сочувствует обществу, он не должен чувствовать этого факта, такой поток жизни вливался в него и вытекал из него через глаза.Конечно, есть глаза, которые впускают в человека не больше, чем черника. Другие текучи и глубоки – колодцы, в которые может упасть человек; их. Я встречаю военный взгляд, то мрачно сверкающий под канцелярскими, то под деревенскими бровями. Это город Лакедемон; это стопка штыков. Есть вопрошающие глаза, утверждающие глаза, блуждающие глаза; и глаза, полные судьбы, — некоторые из добрых, а некоторые из зловещих предзнаменований.Предполагаемая способность очаровать безумие или свирепость зверей — это сила, скрытая за глазом. Это должна быть победа, достигнутая волей, прежде чем ее можно будет увидеть в глазах. Совершенно очевидно, что каждый человек носит в глазах точное указание своего ранга в огромной шкале людей, и мы всегда учимся читать его. Целостный человек не должен нуждаться в помощниках для своего личного присутствия. Всякий, кто взглянет на него, согласится с его волей, будучи уверенным, что его цели щедры и универсальны.Причина, по которой люди не слушаются нас, в том, что они видят грязь на дне нашего глаза.

Если орган зрения является таким средством силы, то другие особенности имеют свои особенности. Человек находит место на нескольких квадратных дюймах лица для черт всех своих предков; для выражения всей его истории и его желаний. Скульптор, и Винкельман, и Лафатер скажут вам, какое значение имеет нос; как его формы выражают силу или слабость воли, хороший или плохой характер. Нос Юлия Цезаря, Данте и Питта предполагает «ужасы клюва».«Какую утонченность и какую ограниченность выдают зубы!» «Смотрите, не смейтесь, — сказала мудрая мать, — ибо тогда вы покажете все свои недостатки».

Бальзак оставил в рукописи главу, которую назвал «Теори de la démarche», в котором он говорит: «Взгляд, голос, дыхание и поза или походка идентичны. Но, как не дано человеку, власти стоять на страже сразу над этими четырьмя различными одновременными выражениями его мысли, следить за тем, которое говорит правду, и ты узнаешь всего человека.

Дворцы интересуют нас главным образом выставкой нравов, которые в обитающем в них праздном и дорогом обществе возводятся в высокое искусство. Принцип дворов таков, что манера есть сила. Спокойная и решительная осанка, изысканная речь, приукрашивание пустяков и искусство скрывать неприятные чувства необходимы придворному; эти могущественные секреты.Таким образом, это предмет гордости королей, чтобы помнить лица и имена. Рассказывают об одном князе, что его голова как бы наклонилась вниз, чтобы не смирять толпу. Есть люди, которые приходят, как дети, с хорошими новостями. О покойном лорде Холланде говорили, что он всегда спускался к завтраку с видом человека, которому только что выпала знаменательная удача. В «Нотр-Даме» вельможа занял свое место на помосте с видом того, кто думает о чем-то другом.Но мы не должны подглядывать и подслушивать у дверей дворца.

Хорошие манеры нуждаются в поддержке хороших манер других. Ученый может быть воспитанным человеком, а может и нет. Энтузиаста знакомят с образованными учеными в обществе, и он охлаждается и замолкает, обнаружив, что он не в их стихии. У них у всех есть что-то, чего нет у него и, кажется, должно быть. Но если он находит ученого отдельно от своих товарищей, то наступает очередь энтузиаста, и у ученого нет защиты, и он должен действовать на своих условиях.Теперь они должны бороться за свои личные силы. Что за талант этого персонажа, успешного светского человека, так распространен на всех рынках, в сенатах и ​​в гостиных? Манеры: манеры власти; смысл, чтобы увидеть его преимущество, и манеры до него. Смотрите, как он приближается к своему мужчине. Он знает, что сначала войска ведут себя так, как с ними обращаются, — это его дешевый секрет; именно то, что случается с каждыми двумя людьми, которые встречаются по какому-либо делу, — один тотчас же понимает, что у него есть ключ к делу, что его воля постигает волю другого, как кошка мышь; и ему нужно только проявлять вежливость и давать добродушные причины своей жертве, чтобы она прикрыла цепь, иначе она будет пристыжена и заставит сопротивляться.

Театр, в котором эта наука о манерах имеет формальное значение, является у нас не двором, а бельэтажем, где после окончания рабочего дня мужчины и женщины встречаются на досуге, для взаимного развлечения, в орнаментальном рисовании -номера. Конечно, он обладает всевозможными достоинствами и достоинствами; но по отношению к серьезным людям, к юношам или девушкам, у которых в сердце большие цели, мы не можем превозносить его высоко. Красиво одетая, болтливая компания, где каждая склонна забавлять другую, — между тем пришедшему сюда знатному турку казалось, что каждая женщина, кажется, страдает из-за стула; что все болтуны были вымотаны и истощены дезоксигенированным воздухом: он портил лучших людей: он ставил всех на ходули.Тем не менее, вот тайные биографии, написанные и прочитанные. Вид этого человека отвратителен: я не желаю иметь с ним дела. Другой раздражителен, застенчив и настороже. Юноша выглядит скромным и мужественным: я выбираю его. Посмотрите на эту женщину. Нет ни красоты, ни блестящих речей, ни выдающейся силы, чтобы служить вам; но все видят ее с радостью; весь ее воздух и впечатление целебны. Сюда идут сентименталисты и инвалиды. Вот Элиза, которая простудилась, появившись на свет, и с тех пор всегда усиливала ее.Вот манеры ползучих мышей; и воровские манеры. «Посмотрите на Норткот,» сказал Fuseli; «Он похож на крысу, увидевшую кошку». В мелкой компании, легко возбуждаемой, легко утомляемой, вот колонновидный Бернар: Alleghanies не выражает больше покоя, чем его поведение. Вот милые следящие глаза Сесиль: всегда казалось, что она требует сердца. Ничто не может быть превосходнее коринфской грации манер Гертруды, и все же у Бланш, у которой нет манер, манеры лучше, чем у нее; ибо движения Бланш — это вылазки духа, которого достаточно в данный момент, и она может позволить себе выразить каждую мысль мгновенным действием.

Манеры были несколько цинично определены как изобретение мудрецов, чтобы держать дураков на расстоянии. Мода проницательна, чтобы обнаружить тех, кто не принадлежит к ее поезду, и редко тратит ее внимание впустую. Общество очень быстро в своих инстинктах и, если вы ему не принадлежите, сопротивляется и насмехается над вами; или тихо роняет тебя. Первое оружие приводит в ярость атакуемую сторону; второй еще более эффективен, но против него нельзя устоять, так как дату транзакции установить нелегко.Люди вырастают и стареют под этим воздействием и никогда не подозревают об истине, приписывая одиночество, которое действует на них очень вредно, любой причине, кроме правильной.

В основе хороших манер лежит уверенность в себе. Необходимость есть закон всех, кто не владеет собой. Те, кто не владеет собой, навязываются и причиняют нам боль. Некоторые мужчины, похоже, считают себя принадлежащими к касте париев. Они боятся обидеть, прогибаются и извиняются, и идут по жизни робкой походкой. Как нам иногда снится, что мы находимся в хорошо одетой компании без пальто, так и Годфри всегда ведет себя так, как будто он пострадал от какого-то унизительного обстоятельства.Герой должен найти себя дома, где бы он ни был; должен утешать своей безопасностью и добродушием всех наблюдателей. Герой терпит быть самим собой. Человек с сильным умом приходит к пониманию, что ему обеспечена неприкосновенность, пока он оказывает обществу ту услугу, которая ему свойственна и свойственна, — неприкосновенность от всех обрядов и даже обязанностей, которые общество так тиранически навязывает. о рядовом составе его членов. «У Еврипида, — говорит Аспасия, — нет прекрасных манер Софокла, но, — добродушно добавляет она, — движущие силы и владыки наших душ, несомненно, имеют право сколь угодно небрежно выбрасывать свои члены на произвол судьбы. мир, который принадлежит им, и перед существами, которых они оживили.

Ландор: Перикл и Аспазия.

Манеры требуют времени, так как нет ничего более вульгарного, чем поспешность. Дружба должна быть окружена церемониями и уважением, а не загнана в угол. Дружба требует больше времени, чем обычно могут располагать бедные занятые люди. Вот идет ко мне Роланд, с тонкостью чувств, влекомых и окутывающих его, как божественное облако или святой призрак, Это великая нищета для обоих, что это не должно быть развлечено большим досугом, но, напротив, должно препятствовать назойливым делам.

Но сквозь этот блестящий лак всегда сияет реальность. «Трудно удержать «что» от прорыва сквозь эту красивую картину «как». Ядро выйдет на поверхность. Сильная воля и острое восприятие побеждают старые манеры и создают новые; и мысль о настоящем моменте имеет большую ценность, чем все прошлое. У людей с характером мы не замечаем манер из-за их мгновенности. Мы удивлены тем, что сделано, не в силах следить за ходом этого.И все же нет ничего более очаровательного, чем признать великий стиль, который пронизывает их действия. Люди маскируются перед нами своим состоянием, титулами, должностями и связями, как академические или гражданские президенты, или сенаторы, или профессора, или великие юристы, и навязывают эту славу легкомысленным и во многом друг другу. По крайней мере, благоразумно относиться к этой репутации с нежностью, как если бы она была заслуженной. Но грустный реалист узнает этих парней с первого взгляда, и они узнают его; например, когда в Париже начальник полиции входит в бальный зал, множество бриллиантовых самозванцев съеживаются и стараются быть как можно незаметнее или бросают на него умоляющие взгляды, проходя мимо.«Я получила, — сказала одна прорицательница, — я получила при рождении роковой дар проникновения» — а эти Кассандры всегда рождаются.

Манеры впечатляют, поскольку указывают на реальную власть. Человек, уверенный в своей точке зрения, имеет широкое и довольное выражение лица, которое все читают. И вы не можете правильно приучить человека к виду и манерам, кроме как сделав его таким человеком, для которого эта манера является естественным выражением. Природа всегда делает ставку на реальность. Что делается для эффекта, то и делается для эффекта; то, что делается для любви, чувствуется, что делается для любви.Мужчина внушает ласку и почет, потому что он не затаился в засаде. Дела человека, ради которых мы его посещаем, делались в темноте и на холоде. Немного честности лучше любой карьеры. Настолько глубоки источники этого поверхностного действия, что кажется, что даже размер вашего спутника меняется в зависимости от свободы его мысли. Мало того, что он больше, когда непринужденно, и его мысли щедры, но все вокруг него становится изменчивым с выражением. Ни плотницкая линейка, ни стержень, ни цепь не измерят размеров ни одного дома или придомового участка: войдите в дом: если хозяин стеснен и медлителен, то все равно, как велик его дом, как прекрасен его участок,— вы быстро приходите к концу всего: но если человек хладнокровен, счастлив и дома, то его дом глубок, неопределенно велик и интересен, крыша и купол плавучи, как небо.Под самой скромной крышей сидит самый простой человек в штатском, массивный, веселый, но грозный, как египетские колоссы.

Ни Аристотель, ни Лейбниц, ни Юний, ни Шампольон не установили грамматических правил этого диалекта, более древнего, чем санскрит; но те, кто еще не умеет читать по-английски, могут прочитать это. Люди меряют друг друга, когда встречаются в первый раз, — и каждый раз, когда встречаются. Как они получают это быстрое знание, еще до того, как говорят, о силе и наклонностях друг друга? Можно было бы сказать, что убедительность их речи заключается не в том, что они говорят, или что люди убеждают не своими аргументами, а в их личности, в том, кто они есть, и в том, что они говорили и делали до сих пор.К уже сильному мужчине прислушиваются, и всему, что он говорит, аплодируют. Другой противопоставляет ему веские доводы, но эти доводы исследуются до тех пор, пока мало-помалу не проникнут в ум какого-нибудь авторитетного человека; затем это начинает сказываться на сообществе.

Уверенность в своих силах является основой поведения, так как является гарантией того, что силы не будут растрачены на слишком много демонстраций. В этой стране, где школьное образование является всеобщим, мы имеем поверхностную культуру и изобилие чтения, письма и самовыражения.Мы выставляем напоказ наше благородство в стихах и речах, вместо того, чтобы превращать его в счастье. Тому, кто может это понять, шепчут веками: «Все, что известно тебе одному, всегда имеет очень большую ценность». Есть некоторые основания полагать, что, когда человек не пишет свою поэзию, она уходит через него через другие отверстия, а не через одно отверстие письма; цепляется за его форму и манеры, в то время как поэты часто не имеют в себе ничего поэтического, кроме своих стихов. Якоби говорил, что «когда человек полностью выразил свою мысль, он несколько меньше владеет ею.«Можно сказать, правило таково, что то, что человек непреодолимо побуждает сказать, помогает ему и нам. Объясняя свою мысль другим, он объясняет ее себе: но когда он раскрывает ее напоказ, она развращает его». Общество — это сцена, на которой демонстрируются нравы, романы — это их литература, романы — это журнал или запись нравов, и новое значение этих книг проистекает из того факта, что романист начинает проникать сквозь поверхность и трактовать эту часть общества. жить достойнее… Раньше все романы были похожи и имели весьма вульгарный тон.Романы приводили нас к глупому интересу к судьбе мальчика и девочки, которых они описывали. Мальчику предстояло подняться из скромного в высокое положение. Он нуждался в жене и замке, и цель рассказа состояла в том, чтобы обеспечить его одним или обоими. Мы сочувственно, шаг за шагом, следили за его восхождением, пока, наконец, очко не было достигнуто, день свадьбы был назначен, и мы последовали за торжественным шествием домой в замок, когда двери захлопнулись перед нашим носом, и бедные читатель остается снаружи на морозе, не обогащенный даже идеей или добродетельным порывом.

Но победы характера мгновенны, и победы для всех. Его величие расширяет все. Нас укрепляет каждый героический анекдот. Романы так же полезны, как Библии, если они учат вас секрету, что лучшее в жизни — это разговор, а величайший успех — это доверие или полное взаимопонимание между искренними людьми. Это французское определение дружбы, rien que s’entendre, хорошего взаимопонимания. Наивысший договор, который мы можем заключить с нашим ближним, звучит так: «Да будет истина между нами двумя навеки».В этом прелесть всех хороших романов, как и прелесть всех хороших историй, в том, что герои с самого начала взаимно понимают друг друга и ведут себя лояльно и с глубоким доверием друг к другу. Это возвышенно чувствовать и говорить о другом, мне никогда не нужно ни встречаться, ни говорить, ни писать ему: нам не нужно подкреплять себя или посылать знаки памяти: я полагаюсь на него, как на самого себя: если бы он сделал то или это, Я знаю, что это было правильно.

Во всех высокопоставленных людях, которых я встречал, я замечаю прямоту, истину, сказанную более правдиво, как будто все препятствия, уродства были устранены.Что им скрывать? Что им показать? Между простыми и знатными людьми всегда бывает сообразительность: они узнают с первого взгляда и сходятся на лучшей почве, чем таланты и умения, которыми они могут обладать, а именно на искренности и честности. Ибо не то, какими талантами или гением обладает человек, а то, как он относится к своим талантам, составляет дружбу и характер. Человек, стоящий сам по себе, поддерживает и вселенная. Рассказывают о монахе Базеле, что, будучи отлучен от церкви папой, он после смерти был послан во главе ангела, чтобы найти подходящее место для страданий в аду; но таковы были красноречие и добродушие монаха, что, куда бы он ни шел, его радушно принимали и вежливо обращались даже самые неучтивые ангелы; его, они приняли его сторону и переняли его манеры; и даже добрые ангелы пришли издалека, чтобы увидеть его и поселиться с ним.Ангел, посланный найти для него место мучения, пытался перенести его в яму похуже, но не с большим успехом; ибо таков был довольный дух монаха, что он находил что-то похвальное в любом месте и обществе, даже в аду, и делал из этого что-то вроде рая. Наконец ангел сопровождения вернулся со своим узником к пославшим его, сказав, что не нашлось флегетона, который мог бы сжечь его; поэтому Базель в любом состоянии оставался неисправимым Базелем. Легенда гласит, что его приговор был смягчен, и он был допущен на небеса, и был канонизирован как святой.

В переписке Бонапарта со своим братом Жозефом, когда последний был королем Испании, проскальзывает великодушие, и он жаловался, что ему не хватает в письмах Наполеона нежного тона, которым была отмечена их детская переписка. «Мне очень жаль, — отвечает Наполеон, — вы думаете, что найдете своего брата снова только на Елисейских полях. Естественно, что в сорок лет он не будет чувствовать к вам то, что он чувствовал в двенадцать. большей правды и силы.Его дружба имеет черты его ума».

Как много мы прощаем тем, кто дает нам редкое зрелище героических манер! Мы простим им отсутствие книг, искусства и даже более мягких добродетелей. Как упорно мы Помните их! Вот урок, который я вынес из латинской школы в детстве и который стоит в одном ряду с лучшими римскими анекдотами. Квинт Варий Испанский обвинил Марка Скавра в том, что он побудил союзников поднять оружие против Республика.Но он, исполненный твердости и серьезности, защищался так: «Квинт Варий Испанский утверждает, что Марк Скавр, председатель сената, подстрекал союзников к оружию: Марк Скавр, председатель сената, отрицает это. Свидетелей нет. Во что вы верите, римляне? «Utri Creditis, Quirites?» Когда он сказал эти слова, он был оправдан собранием народа.

Я видел манеры, производящие такое же впечатление, как и личная красота; которые так же воодушевляют и так очищают нас; а в памятных случаях они вдруг оказываются лучше красоты и делают ее излишней и уродливой.Но они должны быть отмечены тонким восприятием, знакомством с настоящей красотой. Они всегда должны проявлять самообладание: вы не должны быть легкомысленными, извиняющимися или неряшливыми, но царствовать над своим словом; и каждый жест и действие должны указывать на силу в состоянии покоя. Тогда они должны быть вдохновлены добрым сердцем. Нет такого красителя лица, или формы, или поведения, как желание рассыпать вокруг себя радость, а не боль.

‘Хорошо дать незнакомцу еду или ночлег. «Лучше быть гостеприимным к его добрым намерениям и мыслям и придать храбрости товарищу.Мы должны быть так же учтивы с человеком, как и с картиной, которую мы хотим выставить в лучшем свете. Об особых заповедях не следует думать: все их заключает в себе талант благодеяния. Каждый час покажет долг столь же первостепенный, как моя прихоть сейчас; и все же я напишу, что есть одна тема, категорически запрещенная для всех благовоспитанных, для всех разумных смертных, а именно их болезни. Если ты не спал, или если ты спал, или если у тебя головная боль, или радикулит, или проказа, или удар грома, то я умоляю тебя всеми ангелами молчать и не осквернять утро, к которому все домочадцы приносят мысли безмятежные и приятные, тлением и стонами.Выходи из лазури. Люблю день. Не упускайте небо из своего пейзажа. Самый старый и самый достойный человек должен очень скромно входить в любую компанию только что пробужденных, соблюдая божественные связи, из которых все должны считаться вновь возникшими. Один пожилой человек, который добавил возвышенную культуру к большому жизненному опыту, сказал мне: «Когда ты войдешь в комнату, я думаю, я буду учиться тому, как сделать человечество красивым для тебя».

Что касается деликатного вопроса культуры, я не думаю, что можно установить какие-либо другие правила, кроме отрицательных.Для положительных правил, для внушения его вдохновляет только Природа. Кто осмелится научить юношу, девушку совершенным манерам? — золотая середина так деликатна, трудна, — прямо скажем, недостижима. Какие лучшие руки не будут неуклюжими, чтобы набросать гениальные правила поведения молодой девушки? Шансы на успех кажутся безграничными; и все же успех постоянно достигается. Не должно быть вторичности, и тысяча к одному, что ее вид и манеры сразу же выдадут, что она не первична, а что есть какой-то другой или многие из ее класса, которым она обычно отдает себя.Но Природа легко и сама того не ведая поднимает ее над этими невозможностями, и мы постоянно удивляемся грациям и блаженствам, не только необучаемым, но и неописуемым.

Эпизод 6: Дэвид Шенк из The Atlantic о Genius | ПриродаEdCast

В сегодняшнем подкасте Илона разговаривает с Дэвидом Шенк из theAtlantic.com. Дэвид — писатель и автор множества книг о стыке науки и культуры. Его недавняя книга «Гений во всех нас: почему все, что вы знаете о генетике, таланте и IQ неверно», дебютирует в марте 2010 года.В нем он приводит доводы в пользу нового способа мышления о генах и понятиях унаследованного интеллекта. Дэвид консультировал Президентский совет по биоэтике и внимательно следит за тем, как освещается наука. Послушайте этот подкаст, чтобы узнать, как аргументы Дэвида могут повлиять на то, как мы оцениваем способности, и как интеллект сильно зависит от контекста. [16:59]

Полная транскрипта

Ilona Miko: Добро пожаловать в последний выпуск журнала Nature Edcast от Nature Education.Меня зовут Илона Мико, и сегодня мы говорим с Дэвидом Шенк из theAtlantic.com о генетической основе интеллекта. Дэвид — писатель и автор множества книг о стыке науки и культуры. Его недавняя книга « Гений во всех нас: почему все, что вы знаете о генетике, таланте и IQ — неверно» , дебютирует в марте 2010 года, и в ней он приводит доводы в пользу нового взгляда на гены. Дэвид консультировал Президентский совет по биоэтике, внимательно следит за тем, как освещается наука, и ему нравится думать о том, как мы ее потребляем.Добро пожаловать, Дэвид.

ДЭВИД ШЕНК: Спасибо. Большое спасибо, что пригласили меня.

МИКО: Спасибо, что присоединились к нам. Один из основных посылов вашей книги заключается в том, что интеллект или талант — это не вещь, а скорее процесс. Не могли бы вы объяснить это, скажите нам, что это значит?

ШЕНК: В нашей культуре мы склонны говорить о людях, обладающих определенным уровнем интеллекта или определенным типом таланта. О каждом из нас говорят, что он одаренный музыкант или спортсмен, или нам не повезло, что мы были одарены этими талантами.Или люди говорят, что мы рождаемся с определенным типом интеллекта — мы умны от рождения или нет. И у нас есть все эти мифы и фразы, которые подкрепляют эту идею — что талант и интеллект — это то, чем мы обладаем и с чем мы в основном рождаемся. Один из них, всего лишь один из многих, — это дырявый троп тестов на IQ и этот показатель IQ, этот показатель IQ, который предположительно есть у каждого из нас, который представляет уровень интеллекта, с которым мы родились. Проблема в том, что когда вы берете, к счастью, я должен сказать, когда вы внимательно смотрите на то, что делает людей действительно хорошими в вещах или действительно умными в вещах, и вы смотрите на науку, стоящую за этим, а наука становится такой захватывающей в последнее, скажем, десятилетие или около того оказывается, что все дело в приобретении навыков, в изменениях, которые происходят в мозгу и теле по мере того, как мы приобретаем навыки, когда мы приобретаем перспективу, когда мы приобретаем интеллект.Итак, если вы посмотрите на людей, которые действительно изучали это, вы увидите таких людей, как Роберт Штернберг из Tufts, который, возможно, сейчас является нашим выдающимся экспертом по интеллекту, который говорит об интеллекте как о наборе компетенций в развитии. Все дело в развитии; это не о чем-то, что вы просто родили в каком-то гене в вашем геноме. Причина того, что это не было четко сформулировано, заключается в том, что до недавнего времени этот процесс развития было практически невозможно увидеть.В конце концов, я имею в виду, что если интеллект состоит из ряда навыков — способностей и таланта (или музыкального, или спортивного, или другого рода таланта) — состоит из всех этих различных навыков, то они на самом деле представляют собой крошечные, крошечные, крошечные приращения улучшения в течение многих, многих, многих лет. И как вы видите эти крошечные маленькие приращения? Как сделать так, чтобы это было видно? И наука об этом была очень, очень сложной. Но, к счастью, теперь у нас есть, благодаря таким людям, как Андерс Эрикссон и многим, многим другим людям, устанавливающим науку об экспертизе (или люди называют это по-разному), теперь у нас есть вся эта новая наука, которая показывает нам — она начинает показывать нам этот процесс.Поэтому я пытаюсь помочь людям понять и думать об интеллекте и таланте совершенно по-новому. Я говорю, давайте откажемся от старой парадигмы нехватки талантов, когда мы привыкли думать, что мир состоит из нескольких людей, которым посчастливилось родиться с определенными талантами, а затем некоторым из этих людей посчастливилось иметь их талант, их жемчужины таланта полировались и превращались в великих деятелей. И давайте вместо этого представим, куда указывает нам наука, а именно в мир, обладающий действительно экстраординарным потенциалом — где вместо нехватки талантов это просто невероятный потенциал таланта, возможно, в каждом из нас.Очевидно, что мы все разные существа, и поэтому потенциал будет разным. Но на самом деле это идея, что мы действительно не использовали так много нашего таланта. И давайте подумаем, что это совершенно новая парадигма. Это основной аргумент моей книги.

МИКО: Один из способов, которым вы говорите об этом, заключается в том, что интеллект не передается по наследству, как можно было бы думать о понятии генома как о наборе унаследованных генов, которые вы получаете от своих предков. Что не так с аналогией генома как генетической схемы? Какую другую аналогию можно было бы использовать, чтобы помочь понять гибкость, как вы говорите, того, что мы наследуем?

ШЕНК: Да, ну, придумать правильную метафору непросто, и я думаю, это одна из причин, по которой мы так долго застряли с этой старой отвлекающей и, возможно, опасной метафорой.Что я делаю в книге о генах, так это — и люди узнают, что я не ученый, или они слышат это сейчас, поэтому я не притворяюсь ученым — я следую примеру просто целая куча действительно великих ученых, которые находятся на переднем крае, не только разбираются в материале, но и пытаются сформулировать других людей, таких как Ева Яблонка и Марион Лэмб, Майкл Мини и Патрик Бейтсон, все эти люди, которые пытаются чтобы помочь нам понять гены совершенно по-новому.И, например, Майкл Мини указывает, что не существует генетических факторов, которые можно было бы изучать независимо от окружающей среды. Все, что касается генов, касается того, как гены взаимодействуют с окружающей средой. И мы привыкли думать о генах как о носителях такого рода информации, которая затем становится определенным признаком или набором признаков. И это правда, что гены владеют информацией, и гены оказывают огромное влияние на все наши черты — в этом нет никаких сомнений, и генетические различия действительно имеют значение. Но переход из точки А в точку Z, переход от гена к фактическому рассматриваемому признаку всегда будет включать в себя очень, очень интересное динамическое взаимодействие между генами и окружающей средой.Это гены становятся, вместо того, чтобы гены были этими роботами-актерами, которые все время говорят одни и те же реплики — один и тот же ген, который всегда будет в одном и том же, независимо от того, кто им владеет — это действительно что-то совсем другое. Это гены включаются и выключаются все время, постоянно; гены проявляют себя и не проявляют себя, в зависимости от конкретной среды, в которой они находятся. как-то из твоего рода? Откуда взялась вся эта идея о генетике интеллекта?

ШЕНК: Да ну, история этого просто захватывающая.И мы могли бы говорить об этом целый час. Я постараюсь дать вам краткое резюме. На самом деле история начинается с парня по имени Фрэнсис Гальтон, который был дальним родственником Чарльза Дарвина — и который на самом деле жил недалеко, довольно близко к Дарвину — и переписывался с ним, и действительно отслеживал работу Дарвина, когда он писал « О происхождении». вида . И как только он вышел, Гальтон сразу же был одним из первых, кто воспользовался (и действительно, я думаю, можно сказать, воспользовался, не подлым образом), но действительно попытался использовать силу аргумента Дарвина.И у Гальтона были очень специфические взгляды на то, что делает людей великими, что делает их умными и талантливыми. И его взгляды заключались в том, что они унаследованы биологически. Он был очень, очень уверен в этом, откровенно говоря, не имея никаких доказательств, подтверждающих это, но на самом деле он был в этом убежден. И он в основном присвоил взгляды Дарвина в своих аргументах, и вскоре, через десять лет после того, как книга Дарвина была написана, он опубликовал книгу под названием «Наследственный гений », в которой утверждалось, что гениальность и интеллект были результатом этой наследственной передачи физических даров.И с этого мы, по сути, начали столетие этих довольно выдающихся или очень выдающихся ученых, которые как бы передавали свои идеи друг другу, а затем включали их в науку того времени. Итак, после Гальтона идет Чарльз Спирмен, который придумал эту концепцию общего интеллекта, которая является чем-то вроде статистического изобретения, в котором он действительно был убежден, как и Гальтон со своей наследственной вещью. И он как бы переходит к Льюису Терману, который присвоил себе тест IQ, который тогда был очень, очень известен в начале 20-го века, и снова говорит, что это должно быть частью изначального дара — этого IQ, этот интеллект.

МИКО: Так что мне кажется, что Гальтон имеет непосредственное отношение к зарождению идей евгеники и генетического детерминизма. Итак, в наши дни, конечно, мы не учим этому на наших занятиях, но мы как бы берем то, что делает их из ранних взглядов Гальтона, это своего рода искусственная дихотомия природы против воспитания: это что-то эндемичное для организма, или чему-то научился организм благодаря его взаимодействию с окружающей средой? Итак, не могли бы вы немного рассказать о том, как это эволюционировало, и как, независимо от того, можем ли мы все еще использовать это в том, как мы обучаем наших друзей и наших студентов о происхождении поведения и определенных чертах? И как мы можем использовать новое современное понимание генетики, чтобы сообщить некоторые способы, которыми мы говорим о ней сейчас, в более развитом состоянии?

ШЕНК: Да, абсолютно.На самом деле Гальтон был тем, кто ввел в эту фразу природу и воспитание, и он взял это из Шекспира и еще из одного источника. И его цель использования этой фразы на самом деле заключалась в том, чтобы превратить ее в природу, а не в воспитание, и, откровенно говоря, в основном использовать ее как инструмент продажи для продвижения природы. Итак, это очень сильная фраза. Он не слетает с языка (и я не думаю, что мне когда-либо приходилось от него избавляться), поэтому я считаю, что вместо того, чтобы спорить о том, что нам нужно от него избавиться, давайте включим ему голову и заткнем его. в то, что мы теперь знаем.И хотя мы привыкли думать о природе и воспитании как о совершенно разных вещах — природа представляет нашу генетическую наследственность, воспитание — наших родителей, нашу культуру, наши школы и так далее — реальность такова, что эти вещи постоянно взаимодействуют, и это действительно так. нет, это не моя идея (на самом деле, Мэтт Ридли был тем, кто действительно красиво выразил это не так давно), но идея в том, что теперь это природа через воспитание, или природа просто постоянно взаимодействует с воспитанием.В моей книге, в черновиках моей книги, я на самом деле играл с чем-то вроде вкрапления двух слов и придумывал это природное воспитание нур-нур-нур. Это не совсем дошло до редактирования, но все же я думаю, что это так, идея в том, что природа взаимодействует с воспитанием, и если люди понимают, что они не противостоят друг другу, и это не реальный способ разделить два. Мы не можем сказать: «О, здесь есть такая штука природы, которая дает вам часть вашего интеллекта или часть вашего таланта.На самом деле происходит этот динамичный процесс.

МИКО: Так как же мы можем использовать эту точку зрения на интеллект, которая становится все более популярной? Как мы можем использовать в классе, например, когда преподаватели преподают науку о генетике? Как мы можем использовать это, чтобы думать о потенциале студентов?

ШЕНК: Ну, я думаю, ключ в том, чтобы вернуться к этой идее процесса и помочь людям осознать, что хотя никто из нас не имеет полного контроля над тем, кто мы есть, откуда мы пришли или куда идем, и есть много, много влияний (не только генетических), которые мы не можем контролировать: мы не можем контролировать наших родителей; мы не можем контролировать так много вещей в нашей культуре или наших СМИ.Есть вещи, которые мы можем контролировать, и мы действительно можем, вместе с нашими родителями и нашими учителями и всеми вещами, которые влияют на нас и выбор, который мы делаем, мы действительно можем оказать удивительное влияние на нашу жизнь, на наши способности, если мы иметь правильное отношение, если мы увлечены тем, чтобы стать лучше в определенной области или в определенном наборе вещей. Потенциал пластичности, то, как мы на самом деле меняем форму нашего мозга — это хорошо известная пластичность, которой мы все сейчас обладаем.

MIKO: Считаете ли вы, что это должно изменить наши представления о тестировании и его результатах?

ШЕНК: Ну, что нам нужно сделать с тестированием, так это просто, мы должны действительно отказаться от этой идеи о том, что тесты раскрывают что-то о нашей сути, что не меняется. Тесты всегда раскрывают наши способности такими, какие они есть в данный момент. Они полезны. Они полезны для сравнения того, что мы узнали, и того, чего мы не знаем, и того, что учителя могут затем попытаться восполнить, и какая стратегия и какие стратегии обучения и преподавания работают или не работают.Но они раскрывают только этот момент времени. Они не раскрывают ни ядра, ни предела, ни потолка того, что мы есть или кем мы можем быть.

МИКО: Скорее, они показывают слабость или то, над чем ребенку нужно поработать.

ШЕНК: Точно.

МИКО: Продолжаем. Хорошо. Что ж, спасибо, Дэвид, что присоединился к нам сегодня. Это было действительно интересно.

ШЕНК: С удовольствием.

MIKO: Спасибо, что прослушали этот выпуск Nature Edcast.Вы можете найти этот и другие подкасты на сайте nature.com/scitable. Это nature.com/s-c-i-t-a-b-l-e. Пожалуйста, присоединяйтесь к нам снова в следующий раз.

Коллективный гений

Удивительный успех Google в первое десятилетие своего существования теперь кажется почти неизбежным. Но загляните внутрь его группы по системной инфраструктуре, и вы быстро убедитесь в обратном. Стремительный рост компании во многом зависел от ее способности внедрять инновации и масштабировать свою инфраструктуру беспрецедентными темпами.Билл Кафран, старший вице-президент по проектированию, руководил группой с 2003 по 2011 год. Его организация, состоящая из 1000 человек, построила «машинный зал» Google, системы и оборудование, которые позволяют всем нам использовать Google и его многочисленные сервисы круглосуточно и без выходных. «Мы делали работу, которую не делал никто в мире», — говорит он. «Поэтому, когда возникала проблема, мы не могли просто пойти и купить решение. Мы должны были его создать».

Кафран пришел в Google в 2003 году, всего через пять лет после ее основания. К тому времени компания уже несколько раз заново изобретала способы веб-поиска и хранения данных.Его группа использовала файловую систему Google (GFS) для хранения огромного количества данных, необходимых для поддержки поиска Google. Учитывая яростный аппетит Google к росту, Кафран знал, что GFS — когда-то революционная инновация — придется заменить в течение пары лет. Количество поисковых запросов резко росло, и Google добавлял Gmail и другие приложения, которым требовалось не только больше места для хранения, но и место для хранения, отличное от того, для чего была оптимизирована GFS.

Создание системы следующего поколения — и следующего, и еще одного — было задачей группы системной инфраструктуры.Он должен был создать новое машинное отделение внутри компании, одновременно улучшая существующее. Поскольку это было главным приоритетом Кофрана — и учитывая, что он руководил легендарной лабораторией Bell Labs и имел докторскую степень в области компьютерных наук в Стэнфорде и степень по математике в Калифорнийском технологическом институте, — можно было бы ожидать, что он сначала сосредоточится на разработке технического решения для проблем хранения данных Google. а затем проведите свою группу через его реализацию.

Но Кофран поступил иначе. Для него это была более серьезная проблема, извечный вызов, над которым неизбежно задумываются многие лидеры: как построить организацию, способную к постоянным инновациям с течением времени? Кафран знал, что роль лидера инноваций заключается не в том, чтобы установить видение и мотивировать других следовать ему.Это создание сообщества, которое желает и способно генерировать новые идеи.

Связь между лидерством и инновациями

Немногие компании имеют в своем распоряжении ресурсы Google, но большинство из них могут понять фундаментальную задачу Кофрана. В 2005 году мы объединились, чтобы изучить выдающихся лидеров инноваций — как они думают, что они делают и кто они. Мы нашли их по всему миру — в Силиконовой долине, Европе, Объединенных Арабских Эмиратах, Индии и Корее. И мы исследовали такие разные сферы бизнеса, как кинопроизводство, электронная коммерция, производство автомобилей, профессиональные услуги и предметы роскоши.Мы не думали, что миру нужны дополнительные исследования лидеров или инноваций. Скорее, мы хотели изучить гораздо менее понятную тему: роль лидера в создании более инновационной организации.

Руководители, которых мы изучали, очень разные, но все они думают о лидерстве одинаково. Они отошли от общепринятого взгляда. Лидерство, задающее направление, может хорошо работать, когда решение проблемы известно и прямолинейно. Но если проблема требует действительно оригинального ответа, никто не может заранее решить, каким должен быть этот ответ.Таким образом, по определению, ведущая инновация не может заключаться в создании и продаже видения людям, а затем каким-то образом вдохновлять их на его реализацию. Представление о лидере как о дальновидном настолько распространено, что многие из людей, которых мы изучали, были вынуждены переосмыслить и переформулировать свои роли, прежде чем их организации смогли стать по-настоящему и последовательно инновационными.

Риторика инноваций часто говорит о веселье и творчестве, но реальность такова, что инновации могут быть очень обременительными и неудобными.

По тому, как они ведут себя и структурируют организации, в которых работают талантливые люди, лидеры могут выявлять частички гениальности в каждом человеке и объединять их в инновации, представляющие коллективную гениальность. Вопрос не в том, «Как мне реализовать инновации?» а, скорее, «Как мне подготовить почву для того, чтобы это произошло?»

Почему инновации требуют другого типа лидерства

Риторика инноваций часто связана с весельем и творчеством, но реальность такова, что инновации — это тяжелая работа и может быть очень утомительным, неудобным процессом как в эмоциональном, так и в интеллектуальном плане.На самом деле, инновационное решение проблем может показаться неестественным и даже опасным во многих организациях, если их лидеры не обладают достаточными навыками.

Инновации обычно возникают, когда разные люди сотрудничают для создания обширного портфолио идей, которые они затем уточняют и даже превращают в новые идеи посредством компромиссов и часто жарких дебатов. Таким образом, сотрудничество должно включать страстное несогласие. Тем не менее, столкновение идей может оказаться трудным. Это может создать напряжение и стресс, особенно в группах талантливых, энергичных людей, которым может казаться, что «на кухне слишком много поваров».«Часто организации пытаются препятствовать или сводить к минимуму различия, но это только душит свободный поток идей и активное обсуждение, которое необходимо инновациям. Лидеры должны справиться с этим напряжением, чтобы создать среду, достаточно благоприятную, чтобы люди были готовы поделиться своим гением, но достаточно конфронтационную, чтобы улучшать идеи и стимулировать новое мышление.

Инновации также требуют проб и ошибок. Инновационные группы действуют, а не планируют свой путь вперед, и появляются решения, которые обычно отличаются от всего, что кто-либо ожидал.Большинство организаций и людей в них предпочитают систематически двигаться к желаемому результату. Они ставят цель, составляют план, распределяют обязанности, прорабатывают шаги и отслеживают прогресс, пока цель не будет достигнута. Разве такой подход не просто хороший менеджмент? Не когда речь идет об инновациях. Лидеры инноваций создают среду, которая обеспечивает правильный баланс между потребностью в импровизации и реалиями производительности.

Наконец, создание чего-то нового и полезного предполагает переход от мышления «или-или» к мышлению «и то, и другое».Но это также может быть сложной задачей. Слишком часто лидеры и их группы решают проблемы путем доминирования или компромисса, что приводит к далеко не изобретательным решениям. Инновации требуют интеграции идей — сочетания варианта А и варианта Б, даже если они когда-то казались взаимоисключающими, — для создания нового и лучшего варианта. Это также требует, чтобы лидеры были достаточно терпеливы, чтобы позволить развиваться великим идеям людей во всех частях организации. В то же время они должны гарантировать, что чувство безотлагательности и четкие параметры позволят действительно принять комплексное решение.

Воспитание готовности к инновациям

Чтобы создать готовность, лидеры должны создавать сообщества, которые разделяют чувство цели, ценности и правила взаимодействия.

В 2009 году, когда Лука де Мео присоединился к Volkswagen AG в качестве руководителя отдела маркетинговых коммуникаций (к концу 2010 года он стал директором по маркетингу VW Group), перед ним стояла задача превратить фрагментированный отдел маркетинга в инновационный центр. Де Мео был вдохновлен амбициозной целью, которую генеральный директор VW Мартин Винтеркорн поставил всего годом ранее: превзойти Toyota и General Motors и стать лидером отрасли в течение десяти лет.Эта цель заключалась в чем-то более глубоком, чем просто быть номером один: речь шла об использовании почти вековой истории VW для создания автомобилей, которые делали мир лучше — радуя клиентов, ограничивая воздействие на окружающую среду и открывая то, что значит быть лидером 21-го века. автопроизводитель.

Задача Де Мео состояла в том, чтобы создать отдел маркетинга, способный поддержать эти смелые амбиции. Хотя бренд Volkswagen был силен на многих рынках, де Мео знал, что он может быть сильнее. Более того, бренд не был единым.Во всем мире это воспринималось по-разному, особенно на развивающихся рынках, где VW стремился к резкому росту. Бывший председатель совета директоров Fiat и генеральный директор Alfa Romeo де Мео знал, как он выразился, что «вы строите бренд изнутри». Элементы бренда VW — инновации, ответственность и ценность — должны были быть чем-то большим, чем риторика. Компания и ее люди должны были жить ими изо дня в день.

VW работал на 154 рынках, и его маркетинг был сильно децентрализован. Большинство маркетологов компании работали только в своих странах и имели ограниченные возможности или стимулы для взаимодействия со своими коллегами в других странах или в штаб-квартире компании в Вольфсбурге.Разобщенность и «строго линейные процессы», которым следовали маркетологи в своей работе, не позволяли им говорить «в один голос», как сказал нам де Мео.

Возможно, еще более тревожным является то, что де Мео обнаружил, что в VW инновации считались прерогативой исключительно инженеров по разработке продуктов, а не специалистов по маркетингу — обычная проблема, которую мы наблюдаем в фирмах, ориентированных на проектирование и производство. Де Мео считал, что каждый в компании мирового класса должен быть новатором, стратегом, глобальным мыслителем.Если его команде предстояло создать мощный глобальный бренд, маркетологи должны были чувствовать себя гражданами сплоченного, сотрудничающего сообщества. Столкнувшись с острой потребностью в новых возможностях и тикающими часами, де Мео, тем не менее, в первую очередь сосредоточился на создании чувства общности. Без этого, его опыт научил его, люди не захотят вводить новшества.

Цель.

Одним из его первых шагов было создание Marketing Worx!, серии двухдневных «лабораторий по кодированию», которые собирали людей, многие из которых раньше редко взаимодействовали друг с другом, для работы над маркетинговыми проблемами.Де Мео считал, что взаимное доверие и уважение, необходимые для создания сообщества, могут исходить только от взаимодействия и диалога. Он хотел, чтобы его маркетологи познакомились друг с другом и с инновационным процессом, от сотрудничества до экспериментов и интеграции идей. Но более того, он хотел поставить своих людей в новые ситуации, которые заставили бы их отказаться от старого поведения и стимулировали бы новые модели взаимодействия. Не будет презентаций PowerPoint и мало сидячих занятий. Скорее, лаборатории будут местом для прототипирования, тестирования и споров, пока лучшие решения не воплотятся в жизнь.Некоторые участники были в восторге, но многие были настроены скептически. Де Мео пришлось подтолкнуть их к участию.

Цель не что делает группа, а кто в ней или почему она существует. Речь идет о коллективной идентичности. Цель побуждает людей идти на риск и выполнять тяжелую работу, присущую инновациям. В Marketing Worx! де Мео призвал членов своей команды задуматься о том, что для них значит быть частью VW. Они не сдержались: они сказали, что гордятся историей компании как производителя «народного автомобиля», обеспечением свободы передвижения, ролью VW в технологическом и экономическом прогрессе, его заботой об окружающей среде (в 1970-х, задолго до того, как «устойчивое развитие» стало модным словом, в компании был создан отдел по защите окружающей среды).Они были рады принять участие в создании ведущего бренда в отрасли.

Он также призвал команду задуматься о цели существования отдела. — Почему мы все здесь? — спрашивал де Мео. Вскоре возникла общая цель: работа отдела маркетинга заключалась в том, чтобы отразить мощное наследие VW и создать бренд, который говорил бы единым голосом по всему миру. Эта цель подняла его работу с «необходимой, но не решающей» на «стратегическую». Как сказал де Мео группе: «Бренд — это не чепуха. Существуют очень конкретные доказательства того, что делают великие бренды.Это настоящий бизнес, а не просто магия». В VW, пытавшемся произвести революцию в своей отрасли, команде де Мео предстояло сыграть центральную роль.

Общие значения.

Чтобы создать сообщество, участники должны договориться о том, что важно. Формируя групповые приоритеты и выбор, ценности влияют на индивидуальные и коллективные мысли и действия. Они варьируются от сообщества к сообществу, но мы нашли четыре, которые охватывают все по-настоящему инновационные организации: смелые амбиции, ответственность перед сообществом, сотрудничество и обучение.

В VW де Мео призвал маркетологов использовать три компонента бренда VW — инновации, ответственность и ценность — в своей работе. В одном Marketing Worx! На сессии он призвал команду конкретизировать инициативу в области устойчивого развития, в конечном итоге названную Think Blue, концепцию, которая объединила предыдущие усилия VW и сфокусировала его будущие. Выражение «ответственности» Think Blue основывалось как на богатом наследии, о котором глубоко заботилась команда де Мео, так и на смелом стремлении VW к социальному, экономическому и технологическому прогрессу.В конце Marketing Worx! все участники подписали «манифест», декларирующий личную приверженность Think Blue.

Правила ведения боя.

Наряду с целями и ценностями правила взаимодействия помогают участникам сосредоточиться на том, что императивно, препятствуют непродуктивному поведению и поощряют деятельность, способствующую инновациям. После успеха Marketing Worx! де Мео решил изменить методы работы своей группы. Заставить талантливых людей работать в команде далеко не просто, но Marketing Worx! послужил «положительным шоком», говорит он, сплотив людей.Напряженность, связанная с сотрудничеством, может не только замедлить прогресс, но даже угрожать расколом творческого сообщества. Правила участия могут помочь контролировать эти деструктивные силы, например, сосредоточивая конфликт на идеях, а не на личностях. В каждой организации, которую мы изучали, мы видели, как лидеры поощряли соблюдение правил и соблюдали их, даже становясь директивными, когда в этом возникала необходимость.

Правила участия могут помочь справиться с напряженностью, присущей сотрудничеству, которая иногда угрожает разлучить творческое сообщество.

Как правило, правила вступления в бой делятся на две категории. Во-первых, как люди взаимодействуют, и эти правила призывают к взаимному доверию, взаимному уважению и взаимному влиянию — вере в то, что каждый в сообществе имеет право голоса и что даже неопытные и менее опытные люди должны иметь возможность влиять на решения. Вторая категория — это то, как люди думают, и эти правила призывают всех подвергать сомнению все, ориентироваться на данные и видеть все в целом.

Рассмотрим, как маркетинговая группа VW пересмотрела свой подход к выпуску нового автомобиля.Были созданы кросс-функциональные стартовые команды, ответственные за разработку интегрированных маркетинговых стратегий на протяжении всего жизненного цикла каждой новой модели. Маркетинг больше не будет работать как бригада ведер с отдельными командами, отвечающими за каждый этап зрелости автомобиля.

Например, одна команда сосредоточилась на новой модели up! серия небольших автомобилей. Он подчинялся непосредственно де Мео, который возлагал большие надежды, но не давал конкретных указаний. Такой самостоятельности и ответственности команда еще не испытывала.Де Мео ясно дал понять, что участники должны рисковать и воплощать свои собственные идеи в соответствии с правилами «как мы думаем». Их отслеживание осуществлялось ключевыми показателями эффективности, которые маркетологи определили в лабораториях кодового дизайна.

Дополнительное чтение

Через некоторое время, когда команда не смогла прийти к выводам без формальных полномочий старшего менеджера, де Мео назначил молодого лидера извне, чтобы действовать как «первый среди равных» и способствовать процессу принятия решений.вверх! команда выполнила: по словам де Мео, его 130-страничный план был «вероятно, одной из наиболее интегрированных стратегий запуска, реализованных в Volkswagen за последнее время».

Как и все другие лидеры, которых мы изучали, де Мео использовал комплексный подход. Он преобразовал культуру и возможности отдела маркетинга VW, разработав межфункциональные команды, создав центры передового опыта, организовав ежеквартальные круглые столы для объединения маркетологов по всему миру. Эти шаги могут показаться не особенно революционными. Что было уникальным в подходе де Мео, так это то, что он использовал такие, казалось бы, обыденные изменения не как цели сами по себе, а как механизмы, с помощью которых можно построить сообщество.

Усилия Де Мео явно возымели действие. Маркетинг начал бросать вызов другим функциональным областям VW и теперь играет каталитическую роль во всей компании по всему миру. Think Blue стал руководящим принципом для всей организации, а сотрудники других подразделений более чем в 40 странах запускают свои собственные инновационные проекты Think Blue. К 2013 году в работе находилось около 600 таких проектов. Один из них, Think Blue Factory, реализованный производственным подразделением, был направлен на снижение воздействия на окружающую среду на 25% на каждом заводе VW к 2018 году.«Голубой маркетинг», как описывает его де Мео, действительно находится «в основе организации».

Развитие способности к инновациям

Готовность необходима, но недостаточна для процветания инноваций. Компаниям также нужна способность к инновациям. Это требует развития трех организационных способностей: для сотрудничества, творческого истирания, или способности генерировать идеи посредством дискурса и дебатов; для обучения, основанного на открытиях, творческая гибкость, или способность тестировать и экспериментировать посредством быстрого поиска, размышления и корректировки; и для комплексного принятия решений, 90 138 творческого решения, 90 139 или способности принимать решения, которые объединяют разрозненные, а иногда даже противоположные идеи.Чтобы увидеть, как это работает, давайте вернемся к Биллу Кофрэну из Google.

Когда Кафран начал обсуждать со своими сотрудниками необходимость в новой системе хранения, возникли две самоорганизующиеся группы инженеров, объединившиеся вокруг двух многообещающих альтернатив: одна хотела добавить системы поверх GFS, которые бы справились с новыми потребностями в хранении. Это была команда Большого стола. Другой считал, что новые требования Google к хранилищу настолько отличаются от требований только к поиску, что GFS нужно заменить, а не адаптировать.Это была команда Build from Scratch.

Кафран управлял двумя командами так, как он описывает, как «намеренно расхлябанный». Он предоставил своим инженерам как можно больше свободы, при этом «удерживая поводья достаточно, чтобы мы не выродились в хаос». Он и его технические директора — «мозговой трест» из технически подкованных менеджеров и ведущих инженеров, которых он собрал, чтобы помочь ему руководить группой, — проводили регулярные обзорные совещания, «чтобы заставить команды оценить свой прогресс относительно поставленных целей.Он избегал давать указания и вместо этого пытался задавать проницательные вопросы, чтобы «придать напряжение» и «интеллектуальную реальность» и спровоцировать дебаты.

Кафран установил определенные четкие ожидания: каждая команда будет продвигаться вперед путем тщательного тестирования своих идей и что ее члены будут реагировать на вызовы и несогласие с объективными данными. Ему редко приходилось говорить «Не делай этого» — слова, которые, по его мнению, разрушают талант и мотивацию. Он также не отвечал на вопросы прямо, несмотря на свой опыт.«Вы хотите, чтобы люди думали сами за себя», — говорит он.

Креативное истирание.

Coughran позаботился о том, чтобы встречи по обзору были форумами, на которых идеи проверялись. Честный дискурс и строгие дебаты были целями. Он призвал обе команды серьезно заняться очевидными ограничениями своих систем — масштабируемостью для команды «Сборка с нуля» и обслуживанием постоянно растущего числа приложений с различными системными требованиями для группы «Большой стол».Он хотел, чтобы обе команды подвергли сомнению свои предположения. Кофран поддержал, но он знал, что если должно произойти творческое истирание, он должен ввести некоторую конфронтацию в систему. Он объясняет: «Вам не нужна организация, которая просто приветствует и делает все, что вы говорите. Вам нужна организация, которая спорит с вами».

Два ингредиента, необходимые для творческого истирания, — это интеллектуальное разнообразие и интеллектуальный конфликт. Кафран поощрял разнообразие, позволяя командам с принципиально разными подходами двигаться вперед.Он гарантировал, что конфликт был продуктивным через его напряженные вопросы и вызовы. Он и другие лидеры решили оставаться «намеренно расплывчатыми». Он понял, что «на 90 % ценность того, что инженеры говорили со мной, заключалась в том, что они не знали, о чем я собирался спросить», — говорит он. «Если бы они знали, что я задам 12 конкретных вопросов, они вряд ли стали бы задавать себе общие вопросы: «Что мы делаем?»»

.

Кофран также был чувствителен к недостаткам слишком раннего или слишком частого объединения двух команд для дебатов.«Если одна команда строит идеальную левостороннюю вещь, — говорит он, — а другая — идеальную правостороннюю, и вы помещаете их в одну комнату, вы можете ничего не добиться, даже с уважаемым посредником. ».

Творческая ловкость.

Кофран ожидал, что члены обеих команд пройдут через три фазы творческой гибкости, которую поощряют практически все наши лидеры. Во-первых, он подтолкнул их к быстрому и активному поиску новых идей с помощью многочисленных экспериментов.Это требовало некоторого планирования, но гораздо больше внимания он уделял сбору данных о том, как на самом деле работают их идеи. Во-вторых, он ожидал, что они обдумают и извлекут уроки из результатов этих экспериментов. В-третьих, он ожидал, что они будут корректировать свои планы и действия на основе результатов и повторять цикл с включением этих новых знаний — до тех пор, пока в конечном итоге не появится решение или не станет ясно, что базовый подход не сработает.

Творческая гибкость предполагает быстрое проведение нескольких экспериментов, изучение результатов и последующую корректировку планов.

Креативное разрешение.

Через два года Кограну пришлось признать, что Build from Scratch недостаточно стабильна для нужд Google, а Big Table не справляется с растущим набором приложений Google, включая YouTube. Однако он считал, что подход «большого стола» более жизнеспособен в краткосрочной перспективе.

Его заключение было непростым. «Было легко принять решение, когда что-то полностью провалилось или полностью удалось», — говорит Кафран. «Сложнее всего было справиться с неоднозначными случаями, и именно здесь проявилась большая часть сложности наших систем.Мы постоянно рассматривали и пересматривали наши системы. Что-то, что хорошо работало в одном масштабе, скорее всего, потерпит неудачу в другом. Было мало уверенности, и, поскольку Google был довольно уникален с точки зрения вычислительных ресурсов, прецедентов не было».

Кафран заручился поддержкой Кэти Полицци, своего технического директора по хранению данных и члена его мозгового треста, чтобы она помогла ему убедить команду Build from Scratch в том, что ее система имеет серьезные ограничения. Эти двое призвали команду проверить свой подход и «натолкнуться» — как любит говорить Кафран — на реальность.Полицци настаивал на том, чтобы команда привела свою систему в полурабочее состояние и провела тесты производительности и масштабируемости. Она установила временные рамки, в течение которых компания должна устранить опасения по поводу способности своей системы справляться с огромными масштабами, в которых работает Google. Она также организовала совместные совещания членов команды с операционными командами, которые отвечали за поддержание работоспособности Google — с людьми, чьи пейджеры вызывали их посреди ночи, когда что-то пошло не так. Как говорит Полицци, эти люди «придают человеческое лицо» проблемам, проблемам и приоритетам, с которыми придется иметь дело любой новой системе хранения.Наконец, говорит она, «команда начала видеть ограничения системы, которую они создавали».

В конце концов, стек хранения данных, разработанный командой Big Table, был внедрен во всей компании. Но Кофран снова столкнулся со своей первоначальной проблемой: эта система сможет справиться с требованиями Google к хранению всего несколько лет. Поэтому он попросил двух самых старших инженеров из группы системной инфраструктуры поработать над системой следующего поколения, которая в конечном итоге заменит ее. Он пригласил команду Build from Scratch присоединиться к этой работе, и действительно, некоторые идеи, разработанные ее членами, сыграли ключевую роль в системе следующего поколения, например, позволив ей обрабатывать значительно больший набор объектов данных и файлов. чем когда-либо прежде, а также за счет защиты данных в случае сбоя диска или сервера.

Взяв курс, который он сделал, и избегая решения сверху вниз, Кофран помог компании найти лучшее решение ее краткосрочной проблемы. Он также добился прогресса в создании революционной новой системы хранения данных, которая понадобится Google в будущем. Но для него самой важной заботой было создание сообщества, способного снова и снова вносить новшества. «Я никогда не хотел снижать рейтинг и говорить команде, чтобы она прекратила работу над тем, чем они были увлечены», — говорит он. «Мы нанимаем новаторов, и если бы я запретил мотивированной команде что-то делать, это действительно означало бы злоупотребление их талантами.

Подумайте, как подход более традиционного лидера задушил бы инновации в этой ситуации. Сохранение гармонии путем приглушения творческих разногласий ограничило бы количество рассматриваемых хороших вариантов. Соблюдение дисциплины и контроля путем подведения группы к заранее определенному решению обескуражило бы попытки проб и ошибок, которые привели к лучшим краткосрочным и долгосрочным ответам. А ранний выбор часто приводил к преждевременному прекращению работы, которая привела к самым творческим и продуманным решениям.

Развитие лидеров, способных создать коллективный гений

Если цель состоит в том, чтобы поддерживать организации, которые хотят и способны внедрять инновации в долгосрочной перспективе, то завтрашние лидеры инноваций должны быть выявлены и подготовлены уже сегодня. Учтите: в Google Кафран считал, что проблема, с которой он столкнулся, связана скорее с людьми, чем с техническими проблемами. При всем богатстве Google страдала от нехватки лидеров инноваций. Для него люди, которые понимали, что лидерство — это создание коллективного гения, были абсолютно необходимы для расширения и поддержания инновационного потенциала его организации.