Нэнси линкольн: 1. Детство и юность на диком Западе. Линкольн

1. Детство и юность на диком Западе. Линкольн

1. Детство и юность на диком Западе

В 1776 году, когда тринадцать американских колоний приняли знаменитую Декларацию независимости, в графстве Рокингхэм жил капитан виргинского народного ополчения Авраам Линкольн. Он владел там 210 акрами земли, доставшимися ему от отца, Джона Линкольна, одного из многих переселенцев, приехавших из Англии, Шотландии, Ирландии, Германии, Голландии, которые захватывали зеленые холмы и склоны долины Шенандоа и взрезали своим плугом девственные земли, издавна принадлежавшие индейцам. Эти Линкольны были спокойными, мирными и упорными людьми.

У Авраама Линкольна было трое сыновей: Мордехай, Джошуа, Томас — и две дочери. Вот с этой семьей Авраам Линкольн в 1782 году переселился в Кентукки. Давно уже его друг Даниэл Бун, побывавший в Кентукки, рассказывал ему о богатых черноземом и травами долинах, где масса дичи и рыбы, где отличный лес и чистые быстрые реки. Его влекла эта сторона, о которой рассказывал Бун, где акр земли стоил 40 центов.

Авраам Линкольн продал свою ферму, упаковал пожитки и присоединился к группе переселенцев, направлявшихся по Дикой дороге через Камберлендский перевал на север и затем на запад, в Кентукки. Он обосновался на берегу Грин-ривер и занял там участок земли более чем в 2 тысячи акров.

Однажды — это было через два года, — когда Авраам Линкольн работал на поле со своими тремя сыновьями, мальчики услышали ружейный выстрел, свист пули… Отец с криком упал на землю. «Индейцы!» — крикнул кто-то из них; Мордехай бросился в хижину, Джошуа пустился через поле и лес за помощью, а шестилетний Том остался над истекающим кровью отцом, не зная, что делать. Он поднял голову и увидел рядом с собой индейца. В ту же минуту индеец взмахнул руками, со стоном согнулся пополам и рухнул наземь. Его настигла пуля Мордехая, который стрелял сквозь щель в стене хижины. Маленький Том стоял так близко, что слышал, как пуля ударила краснокожего.

Томас Линкольн вырос, живя у родных и знакомых; время от времени он нанимался работать к фермерам. Между делом он овладел плотничьим и столярным ремеслами. Иногда он бывал молчалив, а порой говорил без умолку, шутил и рассказывал всевозможные истории. Он умел немного читать и мог подписать свою фамилию.

В девятнадцать лет Томас Линкольн вступил в ополчение штата Кентукки и в двадцать четыре года был назначен констеблем в графство Камберленд. В 1803 году он купил за 118 фунтов наличными участок земли в 238 акров около Милл-крика, в семи милях от Элизабеттауна.

В 1806 году Томас Линкольн женился на двадцатидвухлетней Нэнси Хэнкс, которую иногда звали Нэнси Спарроу, потому что она выросла в доме Томаса и Элизабет Спарроу и фактически была их приемной дочерью. Сыграли свадьбу; молодой муж посадил новобрачную на лошадь и повез ее по красноватой глинистой дороге в Элизабеттаун. Там он купил полдюжины ножей, вилок и ложек, иголок и ниток, три куска шелка и три фунта табака — шелк для Нэнси, табак для себя. Они были счастливы. Том плотничал, мастерил комоды, шкафы, двери, окна, а когда приходилось — то и гробы.

В 1807 году Нэнси родила девочку, которую назвали Сарой.

Через год Томас Линкольн с Нэнси и ребенком переехали из Элизабеттауна на новое место — у ручья Нолин-крик. в двух с половиной милях от Ходжин-вилля, где он приобрел 348 с половиной акров нетронутой земли. Здесь Том построил хижину из бревен, которые сам срубил неподалеку. Полом служила утрамбованная земля, одна-единственная дверь висела на кожаных петлях. Сквозь крохотное окошко можно было выглянуть наружу и посмотреть, что за погода на дворе, увидеть солнце и деревья, уходящие вдаль холмистые прерии.

Однажды февральским утром 1809 года Том Линкольн вышел из своей хижины на дорогу, остановил соседа, попросил его зайти к бабке Пегги Уолтерс и передать ей. что Нэнси скоро потребуется ее помощь. Утром 12 февраля — это было воскресенье — бабка пришла в хижину Линкольнов, и вместе с Томом и стонущей Нэнси Хэнкс они приветствовали приход в этот мир жестокой борьбы и крови, мир мечтаний и разочарований нового ребенка, мальчика.

Несколько позже в то же утро Том Линкольн подбросил побольше дров в очаг, укрыл Нэнси лишним одеялом и зашагал по дороге, где в двух милях от его хижины жили Том и Бетси Спарроу. Деннис Хэнкс, девятилетний приемный сын Спарроу, встретил его на пороге. «Нэнси родила сына», — сказал Том, и на лице его появилась застенчивая улыбка.

Деннис со всех ног бросился к хижине Линкольнов. Влетев туда, он увидел Нэнси, лежащую на постели, устроенной в углу из жердей. Она оторвала свой взгляд от ребенка и слабо улыбнулась Деннису. А он стоял и смотрел, как спокойно и мерно дышит это маленькое существо. «Как ты решила назвать его, Нэнси?» — спросил он. «Авраамом, — ответила она, — в честь его деда».

Весной 1811 года Том Линкольн перевез свою Семью на новое место, в 10 милях северо-восточнее Нолин-крика. У ручья Ноб-крик он купил участок в 230 акров. Почва здесь была чуть получше, да и соседей было больше. Неподалеку от новой хижины Тома проходила знаменитая Камберлендская тропа, основная дорога, связывавшая Луисвилл с Нашвиллем. На этой дороге можно было видеть крытые фургоны с переселенцами, двигавшимися на юг, на запад, на север, коробейников, торговавших всевозможными скобяными изделиями и галантереей, партии рабов, бредущих во главе с надсмотрщиком или в сопровождении работорговца верхом на лошади; иногда можно было увидеть конгрессменов или членов законодательного собрания, проезжавших в роскошных экипажах на заседания в Луисвилл.

Здесь, на этой ферме, маленький Эйб вырастал из одной рубашонки в другую, здесь он научился ходить и говорить, а когда стал немного старше, привык к домашней работе — бегал со всякими поручениями, таскал воду, дрова, выносил золу из очага. Он узнал, как появляются на ладонях мозоли от мотыги, когда трудишься над грядками фасоли, лука, помидоров. Он научился ходить за жеребцом и двумя кобылами, которых купил его отец.

Эта ферма на Ноб-крике, в долине, окруженной высокими холмами и пересеченной глубокими оврагами, была первым домом, который запомнил Эйб Линкольн.

Школа находилась за четыре мили от их дома, и когда она была открыта, а Сара и Эйб не были заняты по хозяйству, они ежедневно проделывали этот путь. Там, в бревенчатой хижине с земляным полом и единственной дверью, сидя на грубо сбитых скамьях без спинок, они выучили азбуку и научились считать до десяти. В этой школе всегда было шумно: ученики громко повторяли свои уроки, чтобы показать учителю, какие они прилежные. Первым учителем Эйба и Сары был Захария Риней, католик, вслед за ним появился Калеб Хазед, до этого содержавший таверну. Впоследствии Эйб вспоминал, что «всюду, где только можно было нарисовать линии, он тренировался в письме». Он выцарапывал слова углем, выводил их в пыли, на песке, на снегу. Он находил особую прелесть в письме.

Том Линкольн трудился всегда изо всех сил, и у него была репутация человека, который платит свои долги. Однако в 1814 году из-за ошибки в документе на право владения землей ему пришлось продать свою ферму на Милл-крике, получив за нее на 18 фунтов меньше, чем он сам когда-то заплатил. Началась тяжба по поводу его участка на Нолин-крике, затем другой процесс, грозивший потерей фермы на Ноб-крике.

К тому же и здесь все больше и больше применялся труд негров-рабов. В 1815 году в графстве Хардин насчитывалось уже 1 238 рабов. На каждого налогоплательщика приходилось 58 негров-рабов — мужчин, женщин и детей, которые в описях оценивались наравне с лошадьми, коровами и другим домашним скотом. Поэтому, когда Том Линкольн в 1816 году решил перебраться в Индиану, это было, как писал впоследствии Эйб, «в известной степени из-за рабства, но главным образом из-за тяжб по поводу его прав на землю».

В декабре 1816 года Том Линкольн с Нэнси, Сарой, Эйбом, четырьмя лошадьми и самым необходимым домашним имуществом тронулись из Кентукки на север, пересекли реку Огайо и добрались до Индианы. Путь их пролегал через дикие, не тронутые рукой человека местности, по холмам, покрытым густым лесом, в котором росли мощные дубы и вязы, клены и березы. Туман и зимняя сырость мешали идти; мелкая поросль леса так густо сплеталась ветвями, что Тому, вероятно с помощью Эйба, приходилось иногда прокладывать дорогу топором.

«Это были глухие места, — писал впоследствии Эйб, — где в лесах еще водились медведи и другие дикие животные, где рев пантеры наполнял ночь ужасом». В этой пустынной местности на квадратную милю приходился один человек, а дом от дома находился в двухтрех милях.

Наконец в 16 милях от реки Огайо, у ручья Литл Пиджен-крик, они нашли более или менее открытый участок земли. Здесь всей семьей соорудили из жердей временную хижину, у которой было только три стены, а у входа день и ночь горел костер. В последующие недели Том с помощью соседей и маленького Эйба, которому еще не исполнилось восьми лет, срубил и поставил бревенчатую хижину 18 на 20 футов, с чердаком. Эйб вспоминал потом, что «хотя ему было совсем мало лет, выглядел он гораздо старше и тогда-то получил в руки топор — этот самый полезный инструмент, который он с тех пор не выпускал из рук».

Когда Том Линкольн строил свою хижину, он не владел землей, на которой собирался обосноваться. Он был скваттером. Только в октябре 1817 года, проделав путь в 90 миль до Винсенса, он оформил документы на землю, внеся четверть всей стоимости. Правительство продало ему землю по 2 доллара за акр, и он мог стать полным хозяином этой земли, как только выплатит остальные три четверти.

Это был тяжелый для них год, «время отчаянной нужды», как вспоминал потом Эйб. Им приходилось валить деревья, расчищать участок от кустарника, вспахивать неподатливый вековой дерн и на этих отвоеванных у природы клочках сеять. Питались они главным образом тем, что удавалось подстрелить в лесу — оленей, медведя, диких индюков, уток, гусей. Иногда небо закрывали стаи диких голубей. По ночам хижина освещалась горящими в очаге поленьями, сосновыми шишками или свиным салом. С ранней весны и до осенних морозов Сара и Эйб ходили босиком, разыскивая орехи и дикие фрукты. Иногда они с восторгом наблюдали, как отец выкуривал из дупла дерева пчел и доставал мед. Хуже всего обстояло дело с водой. Эйбу и Саре приходилось ходить по воду без малого милю. Отец выкопал несколько колодцев, но воды в них не оказалось.

Они были маленьким звеном в той линии цивилизации, которая именовалась американской границей, — огромное множество людей, подобно им, вспахивало никем и никогда не тронутую землю, обживая Средний Запад. тех, что шли сюда, жаждали земли, мечтали о земле. Немало среди них было и искателей счастья, авантюристов, преступников, беглецов от правосудия.

Однажды в конце 1817 года к участку Линкольнов подъехал крытый фургон, в котором оказались их старые кентуккийские друзья Том и Бетси Спарроу и весельчак Деннис Хэнкс, которому уже исполнилось семнадцать лет. В течение многих лет он будет ближайшим товарищем Эйба. Пока Спарроу не нашли себе участок и не устроились, они поселились в хижине Линкольнов. Однако не прошло и года, как Тома и Бетси Спарроу унесла «молочная болезнь», начинавшаяся с того, что на языке появлялось белое пятно. Предполагали, что болезнь эта происходит оттого, что коровы поедают белый змеиный корень или какие-то другие травы, от которых их молоко становится ядовитым. Том и Бетси Спарроу были похоронены неподалеку, на маленьком холме, расчищенном от леса.

А вскоре белое пятно на языке появилось и у Нэнси Линкольн. Внутри у нее все жгло, язык стал коричневым, руки и ноги холодели, пульс слабел. Она знала, что умирает, позвала детей и, задыхаясь, слабеющим голосом попрощалась с ними. Это случилось 5 октября 1818 года, когда осень покрыла своими багряными знаменами дубы и клены.

Миновал еще один тяжелый год. На плечи двенадцатилетней Сары легло все домашнее хозяйство, а отец с помощью Денниса и Эйба старался расчистить побольше земли, вскопать и засеять ее.

Пришел ноябрь, и Том Линкольн оставил дом и детей и отправился в далекий путь через леса, за реку Огайо, в Элизабеттаун, в Кентукки, в дом вдовы Сары-Буш Джонстон. Говорят, что он прямо заявил ей: «У меня нет жены, а у тебя нет мужа. Я пришел, чтобы жениться на тебе. Я знал тебя еще девочкой, и ты знаешь меня с давних пор. Я не могу тратить время попусту, и если ты согласна, давай сразу же решим это дело». Она ответила кратко: «У меля есть кое-какие долги». Том Линкольн заплатил ее долги, и 2 декабря 1819 года они обвенчались.

Однажды утром Эйб и Сара были приятно поражены, когда на их участке появился фургон, который везли четыре лошади; с козел соскочил их отец, за ним вылезла Сара-Буш Линкольн, а вслед высыпали трое ее детей от первого брака — тринадцатилетняя Сара, десятилетняя Матильда и девятилетний Джон. Затем из фургона появились матрас и подушки, шифоньер из черного ореха, ящик с одеждой, стол, стулья, горшки, ножи, вилки, ложки.

— Вот это твоя новая мама, — сказал отец, когда Эйб уставился на крепкую, большую, цветущую женщину с добрым лицом, добрыми глазами и тихим, спокойным голосом.

Она сразу же понравилась Эйбу. Кроме того, он с любопытством ощупывал пуховый матрас и пуховые подушки.

Теперь в их однокомнатной хижине ютились, спали и ели восемь человек.

В те годы Эйб носил штаны из оленьей кожи, мокасины, полотняную рубаху и шапку из шкуры енота. Для зимних морозов и слякоти у него были, как вспоминал Деннис Хэнкс, «стельки из древесной коры, которые подкладывались под вязаный носок».

Одиннадцати лет Эйб опять пошел в школу. Много лет спустя он вспоминал: «Была так называемая школа, но от учителей никакой квалификации не требовалось, лишь бы они умели читать, писать и считать. Если случалось забрести в эти края человеку, о котором говорили, что он разбирается в латыни, то его уже считали ученым». Школа в Пиджен-крике работала только тогда, когда там оказывался какой-нибудь учитель. Обычно это случалось зимой. А когда такой бродяга учитель уходил дальше, школа закрывалась. Родители оплачивали труд этих учителей олениной, окороками, зерном, звериными шкурами и другими подобными продуктами. Эйбу приходилось шагать четыре мили в школу и четыре обратно. Вообще все его учение в школе, как он сам впоследствии писал, продолжалось в общей сложности меньше года.

Как только Эйб научился читать, он проглотил все книги, какие только мог достать. Много лет спустя Деннис рассказывал о страсти к чтению своего племянника: «После того как Эйбу исполнилось двенадцать лет, не было случая, когда бы я его видел без книги в руках. Он засовывал книгу за пазуху, набивал карманы кукурузными лепешками и отправлялся пахать или пропалывать. В полдень он усаживался под деревом, читал и ел. По ночам в хижине он опрокидывал стул, заслонял им свет, усаживался на ребро и читал. К нему, бывало, кто-нибудь приходил, но Эйб никого не замечал и старался ускользнуть, словно кошка. Это было просто странно, чтобы парень мог столько читать. Тетя Сара никогда не разрешала детям докучать ему. Она всегда говорила, что из Эйба когда-нибудь выйдет большой человек».

Эйб не раз говорил: «Все то, что я хочу знать, написано в книгах. Мой лучший друг — человек, давший мне книгу, которую я еще не читал». Однажды вечером он отправился за 20 миль в Рок-порт к адвокату Джону Питчеру, чтобы попросить у него книгу, которая, как он слышал, имелась у того. Несколько дней спустя он вместе с отцом, Деннисом и Джоном Хэнксом с рассвета и до темна лущил кукурузу, после ужина до полуночи читал, а на следующий день вряд ли понимал, что он ест, так как перед ним опять лежала книга. Много часов провел он, читая библию — единственную книгу, которая была в их хижине. Прочитал он басни Эзопа, «Путь пилигрима», «Робинзона Крузо», «Историю Соединенных Штатов» Гримшоу, «Жизнь Джорджа Вашингтона», написанную Уймом. Книги освещали ему мрачные часы жизни.

Когда однажды «Жизнь Вашингтона», которую он одолжил у Джошуа Кроуфорда, вымокла под дождем, Эйб признал свою вину и три дня отрабатывал стоимость книги.

Шли годы. Эйб Линкольн рос. В семнадцать лет он уже был шести с лишним футов роста, у него были длинные руки и крепкие мускулы. В восемнадцать лет он мог взять топор за рукоятку и легко держать его на вытянутой горизонтально руке. Один из соседей говорил, что «никто не может вонзить топор так глубоко в дерево, как Эйб».

Ему приходилось выкорчевывать пни, вырубать и жечь кустарник, обтесывать бревна, пилить их, налегать на рукоятку плуга, боронить, копать землю, сеять, мотыжить, молоть зерно, доить коров, помогать соседям строить бревенчатые хижины, перетаскивать бревна, лущить кукурузу, колоть свиней. Он обнаружил, что он проворнее и сильнее других парней. Время от времени, работая на соседних фермах, он зарабатывал себе на харчи и одежду.

Образование свое молодой Линкольн получал многими путями, помимо школы и книг. Как он сам потом говорил, он «подбирал» образование. Он писал письма для всей семьи и для всех соседей. При этом Эйб обычно прочитывал вслух то, что написал, и спрашивал: «Что вы хотите выразить в этом письме? Вы уверены, что это правильно выражено? А может быть, это можно сказать лучше?» Таким образом он набивал себе руку в грамматике и стилистике.

Он ходил за 30 миль в суд, чтобы послушать адвокатов и посмотреть, как они ведут себя. Он ходил слушать политических ораторов и подражал их напыщенной декламации. Он слушал странствующих проповедников-евангелистов, которые размахивали руками и сотрясали воздух своими воплями, и подражал им. Он старался читать в сердцах людей так же внимательно, как он читал книги.

Он попробовал пить виски и понял, что вкус его ему не нравится и что это ничего не дает ни уму, ни здоровью. Он пробовал курить и понял, что его не тянет к табаку.

В его жизни мачеха заняла большое, хотя и неприметное место. Родные и соседи уважали ее за проницательность и практический ум; она штопала и обшивала всю семью, в доме у нее все блестело. Она лучше, чем кто бы то ни было другой, понимала мрачные раздумья, овладевавшие временами Эйбом, и он всегда говорил о том благотворном влиянии, которое она оказала на него.

Однажды Эйб отправился работать на ферму Джеймса Тейлора, жившего в устье Андерсон-крика и державшего перевоз через реку Огайо. Здесь Эйб увидел пароходы, караваны плоскодонок, груженные сельскохозяйственными продуктами, суда, привозящие товары из промышленных центров. Здесь Эйб сколотил свою первую лодку и стал подвозить пассажиров с берега на пароходы.

Джеймс Джентри, у которого были самые большие фермы на Пиджен-крике и пристань на Огайо, присмотрелся к Эйбу и решил, что ему можно доверить сплавить груз продуктов вниз по Миссисипи до Нового Орлеана. Эйб смастерил большую плоскодонную лодку, срубил дубовые бревна, которые пришиваются к бортам для большей устойчивости, построил на палубе хижину для жилья, сделал два длинных весла на нос и на корму, шест для управления. Командовать лодкой Джентри поручил своему сыну Аллену, а девятнадцатилетний Эйб был там, как он сам говорил, наемной силой. Они нагрузили лодку и пустились в тысячемильный путь по широкой и извилистой реке. По ночам они причаливали к берегу, а днем плыли вниз по течению мимо меняющихся берегов, караванов плоскодонок и гордых белых пароходов. На изгибах реки надо было внимательно управлять лодкой при помощи весел и шеста, иначе можно было налететь на берег. Сильные ветры угоняли лодку в сторону от курса, временами швыряя ее на берег; в таких случаях один должен был на челноке спешить к берегу, чтобы закрепить трос за дерево или за пень, а второй крепил его на кнехт на носу лодки. По ночам надо было зажигать фонарь или костер, чтобы сигнальный свет предупреждал команды других судов. Так плыли они вниз по течению Отца Вод со скоростью четырех-шести миль в час; парни сами поджаривали себе свинину и кукурузные лепешки, сами стирали рубашки.

В Новом Орлеане они продали груз и лодку и провели там несколько дней. Впервые молодой Эйб Линкольн увидел большой город, откуда морские суда увозили в Европу хлопок, сахар, табак и всевозможные продукты. На пристанях и причалах толпились плантаторы, клерки; грузились и разгружались суда. Моряки самых различных наций, из всех портов мира толклись здесь, бродили по улицам, разговаривали, шумели, бесчинствовали; чужая и непонятная речь, звучавшая со всех сторон, завораживала юношу из далекой Индианы. На улицах города можно было встретить англичан, янки, французов, испанцев, мексиканцев, креолов, изредка свободных негров, а большей частью рабов. Партии закованных рабов проходили по городу, направляясь на хлопковые плантации. Женщины здесь носили яркие туфли и пестрые платья. Креолы отличались глазами с поволокой, квартероны обращали на себя внимание мягким, едва уловимым акцентом. На каждом шагу попадались салуны и притоны, где мужчины пьянствовали, а женщины, потягивая французские вина или ямайский ром, строили глазки прохожим или просто жестами зазывали моряков, матросов речных судов; повсюду были игорные дома, где шла игра в карты или в кости.

Над этим старинным городом когда-то развевались французские, потом английские флаги, теперь он принадлежал американцам. Здесь были богатейшие дворцы, огромный и знаменитый собор, узкие улицы, длинные кварталы хижин и лачуг. В этом городе был еще жив дух старых времен и обычаев, отмиравших традиций, здесь все было не похоже на молодую, почти первобытную Индиану.

Обратно Эйб Линкольн и Аллен Джентри плыли вверх по Миссисипи на красивом речном пароходе. Все, что Эйб заработал за эти три месяца — по 8 долларов в месяц, — он по приезде согласно обычаю отдал отцу.

Вернувшись после столь длительного путешествия, Эйб в 1829 году работал некоторое время в лавке у Джеймса Джентри. Но его ожидала новая перемена в жизни. Том Линкольн решил перебраться со всей семьей в Иллинойс, куда еще раньше уехал Джон Хэнкс. Тома испугала новая эпидемия «молочной болезни», разразившаяся в окрестностях. Ферма приносила мало дохода, а Джон Хэнкс писал о плодородных землях и богатых урожаях. Купив в свое время 80 акров земли по 2 доллара за акр и в течение четырнадцати лет обрабатывая эту землю, Том Линкольн продал ее теперь всего за 125 долларов. За зиму они построили фургоны, в которых только ободы на колесах были из железа, а все остальное, даже втулки и шипы, соединявшие различные детали, были из дерева. Погрузили домашние вещи, печки, мебель, и рано утром 1 марта 1830 года они тронулись в путь. За несколько дней до этого Эйб стал совершеннолетним и получил право участвовать в выборах. Он уже не обязан был отдавать заработанные им деньги отцу, он мог уезжать куда хотел.

Опять они были в пути, останавливались там, где их заставала ночь, готовили ужин, спали, а на рассвете двигались дальше. По ночам земля подмерзала, а днем оттаивала, волы и лошади скользили и с трудом тащили фургоны, оси жалобно скрипели, деревянные втулки визжали. Это было, как вспоминал Линкольн, медленное и утомительное путешествие. Им приходилось перебираться через реки и ручьи, зачастую по льду.

Великие прерии открылись им огромным пространством, где не было ни оврагов, ни холмов; степь простиралась до горизонта. Густая трава поднималась на шесть-восемь футов в вышину. Встречавшиеся переселенцы рассказывали, что они сломали немало плугов, чтобы поднять эту целину, но в первый же год земля давала 50 бушелей кукурузы с акра, 25–30 бушелей пшеницы, 40–60 бушелей овса.

Проделав путь в 200 миль, они добрались до графства Мейкон в Иллинойсе, где нашли Джона Хэнкса. Он показал выбранный им участок на северном берегу реки Сэнгамон, в 10 милях от городка Декейтер. Прерии перемежались здесь с лесом. Джон Хэнкс заранее приготовил бревна для хижины Линкольнов. Вскоре дом был готов. Они построили коптильню и амбар, расчистили около 15 акров земли, обнесли их изгородью и посеяли кукурузу. После этого Эйб с Джоном Хэнксом заготовили еще 3 тысячи кольев для двух соседей и вскопали 30 акров прерии для брата Джона Хэнкса — Чарльза.

Эта однообразная жизнь, заполненная монотонным и тяжелым трудом, была нарушена одним событием — летом 1830 года Авраам Линкольн выступил со своей первой политической речью. До сих пор он тренировался, произнося речи перед деревьями, стеблями кукурузы или грядами картошки. И вот однажды, когда на избирательном митинге в Декейтере перед лавкой Реншоу выступали два кандидата в законодательное собрание штата, Авраам поднялся и произнес речь, в которой требовал провести работы по исправлению русла реки Сэнгамон, чтобы по ней могли ходить суда.

Осенью пошли несчастья одно за другим. На семью Линкольнов обрушились болезни — простуды, лихорадка, малярия. В декабре пронеслась снежная буря, и снег покрыл землю на два с половиной фута. Новый снежный ураган нанес сугробы высотой в четыре фута. Затем хлынули дожди, ударил мороз, и новый снег покрыл ледяную корку. Волки загрызали рогатый скот; животные проваливались сквозь ледяную корку и, беспомощные, становились жертвами хищников. Коровы, лошади и свиньи не могли добраться до подножного корма и гибли в поле. Связь между домами, поселками, мельницами прекратилась, люди были отрезаны друг от друга и питались только поджаренными зернами. Были случаи голодной смерти. Те, кто выжил, многие годы спустя все еще называли себя зимородками. Семьям вроде Линкольнов, у которых не было больших запасов мяса, зерна и дров, пришлось особенно тяжело. В феврале Авраам решил попытаться добраться до дома Уильяма Уорника; переходя через реку Сэнгамон, он провалился под лед и промочил ноги. С почти отмороженными ногами он прошел еще две мили до дома Уорника. Жена Уильяма оттирала ему отмороженные места снегом, а потом смазала их топленым салом.

Девять недель снег покрывал землю. Наконец пришла весна, началось таяние снегов, и вода на многие мили затопила прерии.

Как только подсохли дороги, семья Линкольнов переехала на сто миль юго-восточнее, в графство Коул. Однако Авраам не поехал с ними, у него были свои собственные планы.

Юность кончилась.

Авраам Линкольн – биография

Авраам Линкольн биография.
Авраам Линкольн является одной из самых значимых личностей в американской истории. 16-ый президент США, происходящий из рабочих социальных низов, продержавшийся за креслом правительства два раза. Главная заслуга перед американским народом – установления порядка в Гражданской войне и национализация общества. Смелые взгляды и изменение всей жизни американцев сделали его самым выдающимся президентом и национальной гордостью. Так же, он является первым президент умершим от рук недоброжелателей.
Линкольн родился в округе Гардин принадлежащем штату Кентукки 12 февраля 1809 года. Детство проходило на маленькой ферме, изначально когда-то богатой во всей округе, а позже обанкротившейся. Дед, в честь которого и был назван мальчик, перевёз всю семью из Вирджинии, но умер от нападения со стороны рейда краснокожих. В Кентукки Нэнси Линкольн познакомилась с молодым предпринимателем Томасом. Отец обучал своего сына правильному ведению сельского хозяйства, оформлению рабочих дел и другим мелочам, нужным в дальнейшей самостоятельной жизни. Сам отец был с детства слабо грамотен и желал, чтобы его единственный сын смог пробиться в люди с помощью со стороны.

Юный Авраам Линкольн легко приобщался к любому труду, но особенное удовольствие мальчик получал от охоты. Так же, им владело большое желание обучиться грамоте. Имея дома слабый запас литературы, мальчик по Библии и азбуке выучился всем основам грамматики и стал первым образованным Линкольном. Конечно, родители пытались отдавать сына в школу, но частые переезды и финансовые проблемы мешали осесть в одном учебном надолго.
В связи с тем, что на юге начинались массовые гонения на рабов, семья переезжает в Индиану, где по рассказам водились ещё свободные земли. В 1817 году у мальчика умирает мать, поэтому старшая сестра берёт на себя ответственность воспитывать будущего президента. Через два года отец снова женится на Саре-Буш Джонстон. Отношения с новыми членами семьи были нормальные, Линкольн через какое-то время стал называть мачеху «мамой».
Первой подработкой в жизни Авраама были полевые работы, но вскоре он их меняет на рассылку писем, вала леса и управление водными средствами. Став немного постарше, Линкольн стал избегать охоты и рыбалки, придерживаясь своих этических убеждений. Однако, будущий президент охотно отдавал своему родителю все денежные средства, которые мог заработать до 21 года.
Несмотря на то, что родители Линкольна имели большое количество собственных рабов, Авраам не мог адекватно воспринимать данные унизительные действия с человеческим трудом. В будущем у юноши появится непреодолимое желание освободить всех рабов и дать им право самостоятельно распоряжаться своими жизнями. Из-под пера выходили первые статьи, публикуемые в газетах, на тему человеческого рабства.

Следующий переезд произошёл в 1930 году, когда большая семья собралась переезжать на запад. В результате длительного переезда всего хозяйства, они обосновались в штате Иллинойс.
Сильнее всего чувство ненависти к рабству появилось у Линкольна тогда, когда молодой человек устроил сплав по Миссисипи до Нового Орлеана. Весь штат пестрил рабовладельческими рынками. Несмотря на подавленное настроение, Линкольн нашёл себе школьного учителя, занимавшийся с ним изучением образовательных программ.
Вскоре будущий президент поступает на государственную военную службу. Губернатор объявляет набор добровольцев против компании «Чёрных соколов», устроенной коренными жителями Америки. Испытывая долю ненависти к индейцам, будущий президент всё же решается начать недолгую службу. За время службы он получает звание капитана, помогающее ему попытаться вступить в палату представителей штата Иллинойс. Линкольн выдвигал предложения по расширению условий жителей граждан и улучшения образования.
Испытав неудачу в устройстве в законодательном собрании штата, решает начать больше заниматься самообразованием. Знакомство с мировым судьёй позволило ему расширять свои познания в области человеческих прав, установленных правительством.
В возрасте 26 лет получает возможность работать в законодательном собрании Иллинойса. Линкольн отчасти поддерживал политическое движение действующего президента – Эндрю Джексона. Однако не разделял его взглядов по ведению экономики, которая в то время находилась на самом дне.
В 1636 году Линкольн сдаёт все необходимые экзамены, чтобы получить статус официального адвоката. Так же, активная политическая деятельность позволила Линкольну перевести официальную столицу штата в город Спрингфилд, где и обоснуется на долгие годы.
После окончания срока службы в Законодательном собрании, начинает более активнее браться за адвокатскую деятельность, не забывая работать в политической партии вагов.

В 1840 году он знакомится со своей будущей супругой – Мэри Тодд. Через 2 года пара объявляет о женитьбе. За время их брака рождается 4 ребёнка, не доживающие даже до юного возраста.В 1846 году Линкольн избирается в Палату представителей Конгресса. Не имея практически никакого влияния в Вашингтоне, пытается противодействовать президенту, в его войне против Мексики. Со стороны Линкольна шла поддержка финансового обеспечения армии, жён погибших солдатов. Были выдвинуты идеи по предоставлению возможности голосования среди женщин.
В 1854 году примкнул к республиканцам, ведущим активные работы против рабовладения. Так же был написан текст на эту тему. Линкольн выдвигал тезис в силу того, что страна не может существовать, если в ней имеется, хоть какое-то понятие «полусвободы». Его речь разошлась среди народа, её активно издавали в периодических изданиях и газетах.
Из-за нестабильной популярности на юге страны, Республиканская партия распалась. Через два года образовывается снова. В состав входят бывшие виги, демократы и нативисты, выступающие против рабства. Главной задачей было не распространить это на те земли, считающимися ещё свободными.
В 1858 году известный демократ Стивен Дуглас попытался выдвинуться в сенаторы. Линкольн начал оказывать оппозиционное сопротивление, встав на кандидатуру представителя от республиканцев. На выборах победил Дуглас, однако, громкие речи республиканца обратили большое внимание среди народа, стремившимися увидеть активные дебаты кандидатов. В вопросе рабства Дуглас поддерживался умеренных взглядов. Он считал, что каждый штат и округ может вводить и отменять рабство на своё усмотрение.
В следующем году произошли большие волнения, вызванные террористическими актами, среди противников рабства.
В третьем туре выборов на пост президента США, Линкольн был выдвинут среди республиканцев. Главными идеями предвыборной компании было устранение слабой инфраструктуры и её полная реорганизация, а так же улучшение свободы гражданского права, отмена принятия рабства на свободных землях. Но компания не содержала в себе идеи по отмене рабства на южных землях.
Тем временем, демократическая партия выдвигала сразу двух кандидатов, предлагающих разные программы. Данное событие помогло Линкольну пробиться на пост президента США. В ходе выборов была поднята политическая активность людей до 80%. Южные штаты угрожали, что выйдут из состава Союза.
В 1861 году произошла инаугурация Авраама Линкольна. На церемонии принятия поста новый президент сказал фразу о невозможности разделения Союза. И все попытки будут обозначены как революционные акты насилия.
Большинство штатов стали склоняться к Южной стороне, грозясь устроить Гражданскую войну. Основная часть политических постов в этом же году перешла республиканцам.
В феврале 1861 года южные штаты создают Конфедеративные Штаты Америки, где избирают президента и утверждают новую столицу. Президентов становится Джефферсон Дэвис.
Первые военные действия, поступившие со стороны южан, заставили собрать Линкольном армию добровольцев и создать обязательную воинскую службу. Первые шаги в гражданской войне были очень неудачными для севера. Основная часть армейской артиллерии находилась на юге, как и сами военные. Главной идеей Юга было уничтожить Север как можно раньше, пока не были собраны силы врага.
Ничего не смыслящий в военном ремесле Линкольн начинает собирать достойную армию сопротивления.
Первыми были освобождены Теннеси и Кентукки, позже к северу присоединился штат Миссури. 29 августа была разгромлена основная часть армии Линкольна, после чего был создан запрос о призыве 500 тысяч человек в армию. Следующие сражения могли бы быть успешными, если только не позиция генерала Маклеллана, предпочитающего обороняться, нежели нападать на южан. В войне отказались участвовать армии Франции и островов Великобритании. Россия выразила желание помочь в военных действиях Сан-Франциско и Нью-Йорка.

В сенате права демократов были возвращены обратно, что позволяла не устраивать расколы уже на территории штатов Севера. В рабском вопросе Линкольн стал выступать в первую очередь за восстановление союза между враждующими сторонами.
В 1863 году вышел закон о получении в пользование земли теми гражданами, которые не переходили на Южную сторону. Когда был издан этот закон, за всю историю его деятельности, было продано в собственность около 12% территории США.
В 1862 году была написана декларация свободы, делающая всех рабов мятежных штатов свободными. Данный шаг поможет в будущем завершить кровопролитную войну. Было освобождено больше трёх миллионов рабов. Это позволило нанимать в Северную армию чернокожих людей. Несмотря на то, что декларация не имела никаких конституционных прав, он умело пользовался ей. В конце этого года произошла полная отмена рабства во всех штатах Америки. В честь этого были внесены поправки в конституцию.
В результате масштабных боевых действий Север получает право владения долиной реки Миссисипи.

Далее Линкольн пробует переизбираться на пост президента. Заручившись мощной политической поддержкой, Авраам становится первым президентом, занявшим пост два раза. Война завершилась после принятия амнистирования мятежной стороны, принявших отмену рабство и обратное возвращение Конфедерации в состав Соединенных Штатов Америки.
В 1865 году был арестован глава Конфедерации Джефферсон Дэвис. Следующей политической компании Линкольна было полное принятие прав и свобод тёмнокожего населения Америки, но это осложнялось расистскими взглядами обеих сторон.
14 апреля 1865 года происходит убийство президента-освободителя Авраама Линкольна. Убийцей стал актёр театра Джон Бут, принявший сторону Южан. Через сутки президент скончался. Через две недели был задержан убийца президента.
Панихида прощания длилась две недели, когда поезд с телом президента объезжал множество штатов его родины.
В ходе деятельности президента Линкольна была восстановлена экономика Америки, которая повлекла за собой множество эмигрантов из Европы. Законченная война смогла сплотить разношерстый народ и провести первые акции политической национализации.

Команда соперников

kiozk originalsИстория

Политический гений Авраама Линкольна

Автор: Дорис Кёрнс Гудвин – американская писательница-биограф, историк и политолог. Автор биографий многих президентов США, в том числе Линдона Джонсона, Джона Кеннеди, Авраама Линкольна, Теодора Рузвельта и Уильяма Говарда Тафта. В 1995 году книга Гудвин «Нет обычного времени: Франклин и Элеонора Рузвельт – Тыловой фронт во Второй мировой войне» получила Пулитцеровскую премию

Книга «Команда соперников» (2015 год) описывает бурные события, происходившие во время правления Авраама Линкольна. В книге рассказывается, как он смог положить конец рабству и Гражданской войне, сделав своих политических врагов своими ближайшими советниками.

Для кого эта книга?

«Команда соперников» будет интересна не только любителям истории США эпохи Гражданской войны. Эта книга об одном из величайших политиков и управленцев современной истории. Линкольн никогда не боялся усердной работы, чужого мнения и сложностей. Именно благодаря этим качествам он вошел в историю, как человек, отменивший рабство и объединивший Север и Юг Соединенных штатов. Из его биографии вы сможете вынести для себя множество уроков. И, в первую очередь, урок о том, насколько важно по-настоящему слышать окружающих и не делить мир на «своих» и «чужих».

Посмотрим, благодаря чему Авраам Линкольн стал величайшим президентом Америки.

Когда речь заходит об американских президентах, о которых можно снять фильм, на ум сразу приходит Авраам Линкольн. И даже сейчас, через 150 лет после его смерти, Линкольн продолжает оставаться одним из самых популярных героев американской массовой культуры. Давайте разберемся, как он сумел оставить после себя такое великое наследие?

Из этого обзора вы узнаете:

• как политический гений Линкольна, а также его способность вдохновлять людей навсегда изменили США;
• почему отец Линкольна сжигал его книги;
• как так получилось, что Линкольн появился буквально из ниоткуда и выиграл выборы 1860 года;
• и почему он медлил с Прокламацией об освобождении рабов.

Авраам Линкольн стал невероятно целеустремленным человеком благодаря тому, как прошло его детство.

Возможно, вы уже знакомы с биографией Авраама Линкольна и знаете, что он родился в бревенчатой хижине и учился читать при свете свечи. Однако в течение первых лет своей жизни ему пришлось столкнуться и с более значимыми трудностями.

Линкольн родился 12 февраля 1809 года, и как только он достаточно подрос, стал работать на ферме вместе со своим отцом — Томасом Линкольном. Юный Авраам помогал отцу рубить деревья и колоть дрова, выкапывать колодцы и вспахивать землю.

Его отец не был грамотным и не понимал желания Авраама учиться. Поговаривали даже, что Томас сжигал книги Авраама, чтобы не сын не отвлекался на посторонние дела, которые могли помешать его работе на ферме. Зато отец передал Аврааму любовь к историям и умение позабавить друзей, рассказывая им хорошие анекдоты.

Пусть Авраам и не очень хорошо ладил с отцом, зато у него были теплые отношения с матерью – Нэнси Хэнкс Линкольн. Несмотря на то, что известно о ней довольно мало, миссис Линкольн, судя по всему, была умной и волевой женщиной, которая помогла сыну научиться читать и писать.

К сожалению, когда Аврааму было девять лет, в семье Линкольнов случилась первая настоящая трагедия: Нэнси Линкольн, мать семейства, умерла от так называемой «молочной хвори», выпив зараженное молоко. После ее смерти отношения между Авраамом и его отцом стали еще более натянутыми.

За этим горем последовали и другие. Меньше чем через десять лет сестра Авраама умерла при родах. И в довершение всего, его первая любовь Энн Рутледж умерла в 1835 году. Вероятно, причиной ее смерти стал брюшной тиф.

Но эти несчастья не сломили дух юного Линкольна – наоборот, они укрепили его решимость в реализации честолюбивых замыслов.

Мачеха Авраама – Сара Буш Линкольн – помогла взрастить его уверенность в своих силах и поощряла юношу получать образование, несмотря на негативное отношение отца к его увлечению учебой. И мачеха, и друзья Линкольна прекрасно понимали, что в нем есть искра величия, которая поможет ему преодолеть бедность и несчастья, царившие в его окружении.

Так и случилось, Линкольн преодолел стоявшие перед ним препятствия и отправился в город Спрингфилд в штате Иллинойс, чтобы начать юридическую карьеру.

Республиканская партия была создана в результате беспокойной политической обстановки.

В 1834 году Линкольна избрали в Палату представителей Иллинойса. Следующие десятилетия (40-е и 50-е годы XIX века) оказались непростыми для США, и многие политики заработали себе репутацию, участвуя в дискуссиях по определенным вопросам.

В то время самой важной политической проблемой США было рабство.

Штаты продолжали расширять свои границы на Запад. Следовательно, между северными штатами, где жили свободные люди, и южными, где процветало рабство, образовались сильные национальные разногласия. Они касались того, должны ли новые территории – такие, как Калифорния или Нью-Мексико – допускать рабство.

Еще одним важным моментом, вызывавшим разногласия, оказался довольно спорный Закон о беглых рабах, который требовал, чтобы их возвращали хозяевам даже в том случае, когда люди искали убежища в свободных штатах.

Чтобы сгладить возрастающее напряжение, был принят Компромисс 1850 года. Он запретил рабство в Калифорнии, но в то же время ужесточил Закон о беглых рабах. Но его смягчающие последствия были временными, и в 1854 году на территории Канзаса и Небраски споры разгорелись с новой силой.

Закон Канзас–Небраска дал возможность этим штатам самостоятельно решать, стоит ли им разрешать рабство на своей территории. Это решение отменило предыдущий закон, который утверждал, что рабство будет запрещено на всей территории к северу от штата Миссури. 

Такой поворот событий сильно повлиял на политическую карьеру Авраама Линкольна: он стал более активно продвигать свою кампанию против распространения рабства.

Возобновление жарких дебатов о рабстве в конечном итоге и стало причиной, по которой в 1854 году была создана Республиканская партия. Значимые политические партии той поры – Виги и Демократы – настолько расходились во мнениях по этому вопросу, что все, кто выступал против рабства, решили объединяться в одну партию – Республиканскую.

Салмон Чейз был государственный деятелем из штата Огайо и активным членом новой партии. Он часто попадал в заголовки газет как один из самых рьяных сторонников отмены рабства, часто выступавших по этому вопросу на публике. В итоге он стал первым губернатором-республиканцем в стране.

После того как партия вигов, где состоял Линкольн, раскололась, он присоединился к республиканцам вместе с сенатором Нью-Йорка Уильямом Генри Сьюардом и выдающимся государственным деятелем из Сент-Луиса Эдвардом Бэйтсом.

Будучи лидерами Республиканской партии, они стали основными соперниками в соревновании за пост президента на выборах 1860 года.

Линкольн – аутсайдер.

Сейчас это может показаться удивительным, но Линкольн стал далеко не первым претендентом, которого Республиканская партия начала искать на роль кандидата для президентской гонки 1860 года. По сравнению с другими претендентами, у Линкольна на то время была довольно скромная и короткая карьера в политической сфере.

А еще в партии состоял Уильям Генри Сьюард, которого считали опытным политиком.

Яркая личность Сьюарда была будто создана для карьеры юриста. Его увлекательные речи в сенате, считавшиеся «объединяющим призывом» всего республиканского движения, попадали в заголовки газет по всей стране. К тому же, что его давним советником был Тарлоу Твид – классический партийный руководитель и опытный менеджер избирательных кампаний.

Был в партии и Салмон Чейз – пионер и, по сути, лицо борьбы республиканцев с рабством.

Чейз заявил о себе, участвуя во многих делах, которые получили широкую огласку. Он выступал против Закона о беглых рабах и защищал тех, кто сумел освободиться от хозяев. Несмотря на то, что Чейз проигрывал такие дела, он как никто красноречиво заявлял, что этот закон противоречит конституции, и этот постулат стал одной из основ Республиканской партии.

И наконец, в партии состоял Эдвард Бэйтс – один из наиболее уважаемых кандидатов.

У 66-летнего на тот момент Бэйтса, разумеется, было серьезное преимущество перед остальными претендентами. К 1860 году у него уже была длинная и успешная юридическая карьера в Сент-Луисе, он был ветераном войны 1812 года, а еще составил конституцию для штата Миссури и активно занимался налаживанием отношений между северными и южными штатами.

При этом всё, что в то время мог предложить со своей стороны Линкольн, – это скромная юридическая карьера и две неудачных попытки стать сенатором от штата Иллинойс в 1854 и 1858 годах. Так что неудивительно, что поначалу он не был главным кандидатом для выдвижения на выборы от Республиканской партии.

Президент Линкольн: охотник на вампиров» — читать онлайн бесплатно, автор Сет Грэм-Смит

Сет Грэм-Смит

«Президент Линкольн: охотник на вампиров»

Посвящается Эрин и Джошуа

На все готов ради ваших улыбок

Границы, между жизнью и смертью темны и очень приблизительны. Кто скажет, где кончается одна и начинается другая?^[1]

Эдгар Аллан По

Факты

1.  С 1607 по 1865 г., на протяжении более двухсот пятидесяти лет, в Америке обретались вампиры. Лишь немногие верили в них.

2. Авраам Линкольн был одним из лучших охотников на вампиров своей эпохи. Всю жизнь он вел дневник, повествующий о борьбе против этих созданий.

3. Историки и биографы давно обсуждают слухи о дневниках Линкольна. Большинство полагает существование записей мифом.

Вступление

Я не могу рассказать о том, что видел, или утолить свою боль. Если я это сделаю, страна погрузится в безумие еще глубже, чем теперь, а граждане решат, что президент лишился рассудка. Боюсь, правде суждено жить в чернилах на бумаге. Истина останется скрытой и преданной забвению, пока каждый из названных здесь людей не обратится в прах.

Из дневника Линкольна

3 декабря 1863 г.

I

Кровь так и не остановилась… Руки дрожали. Я знал: он еще здесь. Наблюдает за мной. Где-то, далеко-далеко, работал телевизор. Какой-то человек говорил о единстве.

Мне было все равно.

Значение имели только лежавшие передо мной тетради. Десять тетрадей разного формата в кожаных переплетах разных оттенков черного и коричневого. Одни были просто старые и потрепанные, другие еле удерживались в потрескавшихся обложках, и казалось, что страницы могут рассыпаться от неосторожного вздоха. Рядом с ними — стопка писем, перехваченная красной резинкой. Некоторые листы — с обгоревшими углами. Остальные — пожелтевшие, как сигаретные фильтры у меня под ногами на полу подвала. Среди старья выделялся один-единственный белоснежный лист. На одной его стороне — одиннадцать незнакомых имен. Ни телефонов. Ни адресов электронной почты. Только адреса девяти мужчин и двух женщин да приписка в самом низу страницы: «Они ждут тебя».

Где-то вдалеке человек все говорил. О поселенцах…

О надежде… О Сельме.^[2]

Я держал в руках тетрадь, самую маленькую из всех десяти и самую хрупкую. Выцветший коричневый переплет исцарапан, покрыт пятнами, стерт от времени. Медная застежка, некогда надежно хранившая секреты, давным-давно сломалась. Каждый дюйм бумаги испещрен чернилами — где-то такими же темными, как и в день, когда была сделана запись, а где-то настолько бледными, что мне едва удавалось разобрать слова. Всего сто восемнадцать листов, исписанных с обеих сторон и скрепленных переплетом. Автор доверял страницам свои тайные надежды и планы, заполнял их грубыми набросками людей со странными лицами, чужими историями, подробными списками. Читая, я наблюдал, как чересчур аккуратные детские буквы сменяются убористым почерком молодого мужчины.

Дочитав последнюю страницу, я обернулся через плечо, чтобы убедиться, что по-прежнему один, а затем вернулся к самому началу. Сейчас, пока голос рассудка не заглушил шепот опасных новых убеждений.

Записная книжка начиналась с трех немыслимых, невероятных слов:

ДНЕВНИК АВРААМА ЛИНКОЛЬНА

* * *

Райнбек — забытый Богом городишко в северной части штата. Улицы наводняют семейные магазинчики и знакомые лица, а старейшая американская гостиница (где, как с гордостью поведает вам любой горожанин, сам генерал Вашингтон некогда снял парик и устроился на ночь) до сих пор предлагает свои удобства по разумной цене. Здесь жители по-прежнему шьют лоскутные одеяла и дарят их друг другу, в домах стоят печки, а кроме того, я неоднократно замечал остывающий на подоконнике яблочный пирог. Эдакому городку место в стеклянном шарике со снегом.

Как и весь Райнбек, «десятицентовый» магазинчик^[3] на Ист-Маркет-стрит — живое свидетельство умирающего прошлого. С 1946 года он обеспечивал местных жителей практически всем: от таймеров для варки яиц и корсажной ленты до рождественских игрушек. «Чего у нас нет, того вам не надо! — провозглашает выцветшая под солнцем вывеска в витрине. — А если все-таки надо, то мы закажем». Внутри, в окружении клетчатого линолеума и беспощадных ламп дневного света, в корзинах сложена всякая всячина, какая только есть на земле. Цены написаны восковым карандашом. Пластиковые карты к оплате принимаются неохотно. Это место было моим домом с половины девятого утра до половины шестого вечера. Шесть дней в неделю. Круглый год.

Я всегда знал, что после школы пойду работать в магазин — я и так там ошивался каждое лето с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать. Строго говоря, я не приходился родственником Джен и Элу, но они относились ко мне как к одному из собственных отпрысков: обеспечили меня работой, когда я в этом нуждался, подбрасывали денег на карманные расходы, пока я учился в школе. Я посчитал, что должен им без малого шесть месяцев — с июня до самого Рождества. Такой вот у меня был план. Я собирался полгода днем работать в магазине, а по вечерам и в выходные — творить. Вполне достаточно времени, чтобы написать черновик романа и как следует его вычитать. Манхэттен находился в полутора часах езды на поезде, именно туда я рассчитывал направиться по окончании работы — с четырьмя-пятью фунтами чистой, отредактированной, но пока не востребованной надежды под мышкой. Прощай, Гудзонская долина! Привет, литературные турне!

Девять лет спустя я все еще обретался в магазинчике.

Я женился, пережил автокатастрофу, завел ребенка, бросил роман, начал и бросил еще с пяток романов, завел второго ребенка и старался не погрязнуть в счетах. Где-то в процессе случилось нечто совершенно неожиданное и удручающе знакомое: я перестал думать про творчество, зато принялся думать обо всем остальном. О детях. О браке. О ссуде на дом. О магазине. Я закипал, глядя, как местные жители делают покупки в сетевом супермаркете «Си-ви-эс» по соседству. Приобрел компьютер, чтобы вести учет. В основном меня занимало, каким образом можно привлечь в магазин побольше покупателей. Когда закрылся букинистический магазинчик в Ред-Хук, я скупил часть ассортимента и устроил в глубине зала полку для книгообмена. Я организовывал лотереи. Распродажи. Wi-Fi. Что угодно, лишь бы народ повалил. Каждый год пробовал что-нибудь новенькое. И каждый год мы едва сводили концы с концами.

Генри^[4] ходил к нам почти год, прежде чем мы наконец разговорились. Мы с ним обменивались обычными вежливостями, не более того. «Удачного дня!» «До встречи!» Тайные осведомители на Маркет-стрит донесли мне, как его зовут. Рассказывали, что Генри купил один из самых больших домов на трассе 9-Джи и нанял целую армию местных рабочих, чтобы привести жилище в порядок. Он выглядел немного моложе меня — лет двадцать семь или около того. Взлохмаченные темные волосы, загар круглый год и каждый раз новые темные очки. Деньги у него водились, это точно, по одежде было видно: он носил винтажные футболки, шерстяные блейзеры и джинсы дороже моей машины. Но сам Генри отличался от других богачей, которые к нам приезжали. Туристы в выходные щебетали о «миленьком» городке и «восхитительном» магазинчике, а потом, держа в руках огромные стаканы кофе с ореховым сиропом, проходили мимо табличек «С едой и напитками вход запрещен». К тому же приезжие у нас не тратили ни цента. Генри был вежлив. И тих. А еще всегда спускал не меньше пятидесяти баксов — в основном на атавизмы прошлого, которые теперь не везде найдешь. Он покупал старое доброе мыло «Лайфбой», банки с кремом для обуви «Ангелус». Приходил, платил наличными и уезжал. Удачного дня! До встречи! А потом, как-то раз осенью 2007 года, я оторвался от блокнота и снова увидел его. Генри стоял по ту сторону конторки и смотрел на меня так, будто я ляпнул что-то возмутительное.

— Почему вы бросили?

— Что?

Генри указал на блокнот передо мной. Я всегда держал записную книжку поблизости, на случай, если осенит блестящая мысль (такого со мной, конечно, не приключалось, но, знаете ли, надо держать ухо востро!). За прошедшие четыре часа я набросал полстраницы однострочных идей для рассказов. Вторых строчек ничто не предвещало. Нижнюю часть страницы занимал нарисованный человечек, который хохотал на самом краю обрыва. Подпись гласила: «Над пропастью не ржи». К моему прискорбию, за последние несколько недель ничего остроумнее мне в голову не пришло.

— Книгу. Я спросил, почему вы бросили ее писать.

Я в недоумении воззрился на Генри. Мне почему-то представился мужчина с фонариком: он шарил по затянутым паутиной полкам на темном складе. Мысль не из приятных.

— Извините, я не…

— Не поняли, да. Извините, я вам помешал.

Господи… Ну вот, теперь меня тянет извиняться в ответ на извинение.

— Ничего страшного. Просто… С чего вы…

— Вы похожи на писателя.

Генри указал на полки в глубине магазинчика.

— Уважаете книги. Время от времени я замечал, как вы что-то пишете… Мне подумалось, что вами владеет страсть. Вот и поинтересовался, почему вы отреклись от нее.

Логично. Немного напыщенно (что, раз я работаю в городском магазинчике, так сразу отрекся от страсти?), но вполне логично: кажется, в комнате стало уже не так душно. Я ответил честно и угнетающе банально, что-то в стиле «жизнь — это то, что проходит, пока люди строят планы». Это привело к дискуссии о Джоне Ленноне, которая привела к дискуссии о «Битлз», которая привела к дискуссии о Иоко Оно, которая никуда не привела. Мы с Генри поговорили. Я спросил, нравится ли ему в наших краях. Как продвигается ремонт. Чем он занимается. На каждый мой вопрос Генри дал удовлетворительный ответ. Но на протяжении всей беседы, пока мы перекидывались вежливыми замечаниями — стоят себе два парня и болтают ни о чем, — меня не покидало ощущение, что одновременно течет еще один разговор. Разговор, в котором я не участвую. Вопросы Генри становились все более личными. Как и мои ответы. Он спрашивал меня о жене. О детях. О моей книге. Спрашивал про родителей. Про то, о чем я жалею. Я отвечал. Понимаю, странно. Но мне было все равно. Просто хотелось ему рассказать. Все рассказать этому молодому богатому парню с взъерошенными волосами, в дорогущих джинсах и темных очках. Я отвечал парню, чьих глаз ни разу не видел. Я едва его знал. И мне хотелось все ему выложить. Слова лились сплошным потоком, словно Генри вытащил каменный заслон, который много лет закрывал мне рот, заслон, который удерживал внутри мои тайны. Мамина смерть, когда я был маленьким. Проблемы с отцом. Уход из дома. Творческие потуги. Сомнения. Раздражающая уверенность, что в жизни бывает что-то еще. Попытки свести концы с концами. Депрессия. Мечты о побеге. Мысли о самоубийстве.

С трудом могу припомнить половину того, что наговорил. Может, другой половины и вовсе не было.

В какой-то момент я попросил Генри прочитать мой неоконченный роман. Мысль о том, что кто-то — он или любой другой — прочитает мою книгу, повергала меня в ужас. Я и сам не решался ее перечитать. Но все равно попросил.

— Не стоит, — ответил он.

Наш разговор был, пожалуй, самым странным в моей жизни (по крайней мере, на тот момент). К тому времени, как Генри распрощался и ушел, мне казалось, что я пробежал миль десять в спринтерском темпе.

Такого больше не повторялось. Когда Генри зашел к нам в следующий раз, мы обменялись дежурными любезностями, и только. «Удачного дня». «До встречи». Он приобрел мыло и крем для обуви. Заплатил наличными. Так и продолжалось. Генри появлялся все реже и реже.

В последний раз он объявился в январе 2008 года, с небольшим свертком в коричневой бумаге, перевязанным бечевкой. Не говоря ни слова, Генри присел у кассы. Снег припорошил его серый свитер и алый шарф, мелкие капельки воды поблескивали на темных стеклах. Очки он так и не снял. Я не удивился. Сверху на свертке виднелся белый конверт с моим именем. Чернила смешались со снегом и потекли.

Я потянулся под прилавок и выключил звук на небольшом телевизоре, который держал, чтобы смотреть матчи команды «Янки». Сегодня показывали новости. В Айове начались первичные выборы; Барак Обама с Хиллари Клинтон шли ноздря в ноздрю. Я мог смотреть что угодно, лишь бы время убить.

— Я бы хотел отдать вам вот это.

На какой-то миг я уставился на Генри так, будто он заговорил по-норвежски.

— Это что, мне? Что…

— Извините, меня ждет машина. Сначала прочитайте записку. Я с вами свяжусь.

И все. Я наблюдал, как Генри вышел на мороз, и думал: интересно, он кому-нибудь дает договорить или это только со мной такая история?

II

Весь оставшийся день сверток пролежал под прилавком. Я умирал от желания вскрыть чертову упаковку, но раз я понятия не имел, что за парень этот Генри, то не собирался рисковать: а вдруг там взрывчатка или килограмм черного как деготь героина… Я открою, а тут как раз придет какая-нибудь девчонка-скаут. Любопытство жгло меня. Наконец наступил вечер, и миссис Каллоп после полутора часов изнурительного обсуждения выбрала пряжу потемнее. Я закрыл магазинчик на несколько минут раньше обычного. Пусть сегодня опоздавшие идут к черту. Рождественские праздники уже закончились, но покупателей не прибавилось. В любом случае сейчас все разбежались по домам и наблюдали по телевизору айовскую драму с Обамой и Хиллари. Я решил тайком выкурить сигаретку в подвале, а уж потом идти домой узнавать результаты. Подхватил посылку Генри, погасил лампы дневного света и вывернул громкость телевизора на полную. Если появятся новости про выборы, услышу и внизу.

Подвальчик у нас был неказистый. В полупустой комнате на грязном бетонном полу стояло всего несколько коробок с инвентарем, а с потолка свисала одна-единственная лампочка на сорок ватт. У стены старый металлический стол, на нем компьютер, рядом — шкафчик с двумя ящиками: там мы храним кое-какие документы. Пара складных стульев. Водонагреватель. Панель с предохранителями. Два окошка выходят в переулок. В основном этим помещением я пользовался, чтобы курить зимой. Я поставил складной стул к столу, зажег сигарету и принялся развязывать аккуратный узел на бечевке…

Письмо.

Мысль пришла в голову неожиданно, как те гениальные озарения, ради которых я держал под рукой блокнот. Сначала надо прочитать письмо. Я нащупал в кармане швейцарский нож-брелок (семь двадцать плюс налоги, дешевле в округе Датчесс не найдете, это точно) и резким движением вскрыл конверт. Внутри обнаружился один-единственный ослепительно-белый листок, сложенный пополам. С одной стороны пестрели напечатанные имена и адреса. На обратной стороне я прочел сообщение, написанное от руки:

Есть несколько условий, о выполнении которых я хотел бы вас просить, прежде чем вы вскроете посылку. Во-первых, уясните: вы получаете данную вещь не в подарок, но во временное пользование. В любое время, по своему усмотрению, я могу потребовать ее возврата. В связи с этим я бы хотел, чтобы вы принесли торжественную клятву любой ценой защищать содержимое этой посылки, а также относиться к нему с достойными бесценного предмета заботой и уважением. Во-вторых, содержание того, что вам предстоит лицезреть, крайне деликатного свойства. Вам не следует обсуждать прочитанное ни с кем, кроме меня и одиннадцати лиц, перечисленных на обороте, пока я не сочту возможным дать другие указания. В-третьих, я предоставляю вам данные предметы в надежде, что вы используете их для создания рукописи, так скажем, достаточного объема, и предоставите свое произведение на мой суд. Не торопитесь. После того, как работа будет проделана удовлетворительным образом, вы получите справедливое вознаграждение.

Если по какой-либо причине вы не согласны выполнить любое из представленных требований, пожалуйста, не вскрывайте посылку и ожидайте моего визита. Если же согласны, можете приступать.

Полагаю, в этом ваше предназначение.

Г.

Черт… Теперь уж точно придется вскрыть этот сверток без промедления.

Я сорвал бумагу. Моим глазам предстала стопка писем, перетянутая красной резинкой, а еще — десять тетрадей разного формата в кожаных переплетах. Я открыл верхнюю. На стол выпал золотистый локон. Я взял его, внимательно рассмотрел, повертел в руках, а затем опустил глаза на разворот, в котором он хранился:

…желал бы исчезнуть с лица земли, ибо в жизни больше не осталось радости. Ее забрали у меня, а с ней исчезла вся надежда на…

Как завороженный, я листал тетрадь. Где-то наверху дикторша перечисляла названия округов. Страницы, страницы… Каждый дюйм бумаги исписан убористым почерком. Даты: 6 ноября 1835 г., 3 июня 1841 г. Рисунки, списки. Имена и названия: Спид, Берри, Салем. И слово, которое попадалось мне вновь и вновь:

…вампир…

Остальные тетради содержали примерно то же самое. Менялись лишь даты и почерк. Я пролистал все десять.

…там я впервые увидел, как мужчин, детей продавали словно… предосторожности, ведь мы знали, что в Балтиморе якшаются с… такого я простить не мог. Был вынужден разжаловать…

Очевидны были две вещи: во-первых, все дневники вел один и тот же человек, во-вторых, лет им очень и очень много. Кроме всего прочего, я понятия не имел, откуда они взялись и с чего вдруг Генри надумал передать их мне. И тут я наткнулся на первую страницу самой первой тетради и прочел три немыслимых слова: «Дневник Авраама Линкольна». Я громко рассмеялся.

Теперь понятно. Поразительно. Просто обалдеть. Но изумлялся я не тому, что держал в руках дневник «Великого освободителя», а тому, как неверно оценил Генри. Я-то решил, что он просто тихий отшельник. А со мной разговорился, потому что решил вылезти из раковины. Но нет, теперь-то все ясно. Парень попросту спятил. Или меня решил до психушки довести. Или нет, наверное, это шутка — богатеи, которым заняться нечем, любят иногда повалять дурака. Или все-таки не шутка? Зачем столько сил тратить? А может… Может, это роман, который написал сам Генри? Литературный проект в замысловатой обертке? Мне стало неловко. Ну да. Да, так и есть. Я еще раз перелистал дневники в поисках каких-нибудь отметин двадцать первого века. Высматривал скрытые проколы. Но ничего не обнаружил, по крайней мере с первого взгляда. Меня мучил еще один вопрос: если Генри дал мне свое произведение, зачем тогда приложил в записке одиннадцать имен с адресами? Почему просит создать произведение по мотивам дневников, а не переписать их? В голову снова полезли мысли о сумасшествии. Неужели? Вдруг он и правда верит, что дневники — действительно… Да нет, быть не может. Ведь не может?

Я сгорал от нетерпения поскорее рассказать все жене. Мне было необходимо поделиться с кем-то этой безумной историей. Среди городских сумасшедших парень урвал бы первый приз. Я поднялся, сложил тетради и письма, затушил сигарету каблуком, повернулся и…

Дюймах в шести от меня что-то стояло.

Я отшатнулся, споткнулся о складной стул, упал и стукнулся головой о край стола. Перед глазами все поплыло. Волосы намокли от крови. Нечто склонилось надо мной. Я увидел черное стекло глаз. Пульсирующие голубые вены под полупрозрачной кожей. И губы, едва скрывавшие влажные, блестящие клыки.

Надо мной стоял Генри.

— Я не причиню тебе вреда, — заверил он. — Просто хочу, чтобы ты понял.

Он ухватил меня за воротник и вздернул на ноги. Я чувствовал, как струйка крови стекает по шее.

Я потерял сознание.

Удачного дня. До встречи.

III

Мне было велено не вдаваться в подробности и не упоминать, куда Генри отвел меня той ночью и что он мне показал. Достаточно будет сказать, что после этого мне стало физически плохо. Не от ужасов, которым я был свидетелем, но от чувства вины: ведь я, пусть и невольно, являлся их участником.

Он провел со мной чуть меньше часа. За это время мое представление о мире коренным образом изменилось. Представление о смерти, о пространстве, о Боге… Все раз и навсегда перевернулось с ног на голову. За столь короткий срок я безоговорочно поверил в то, что еще часом раньше назвал бы абсолютным безумием.

Вампиры существуют.

Целую неделю я почти не спал. Сначала мне не давал покоя страх, затем — перевозбуждение. Я допоздна засиживался в магазине и читал, читал дневники Авраама Линкольна. Сверял невероятные утверждения с точными «фактами» его прославленных биографий. По стенам подвала я развесил распечатки старых фотографий. Временные шкалы. Генеалогические древа. По утрам я писал.

Через два месяца жена забеспокоилась. Еще через два — что-то заподозрила. Через полгода мы расстались. Я боялся за свою безопасность. За детей. За собственный рассудок. Меня мучили вопросы, но Генри не появлялся. В конце концов я набрался смелости и решил поговорить с одиннадцатью «лицами» из его списка. Некоторые беседовали со мной неохотно. Другие — неприязненно. Но все же с их помощью у меня в голове наконец сложилась картина: я писал о тайной истории американских вампиров. Об их роли в рождении и развитии нашей страны, а также о том, как они привели ее на край гибели. И о человеке, который освободил нацию от их тирании.

На семнадцать месяцев я отказался от всего ради десяти дневников в кожаных переплетах. Ради писем, перетянутых красной резинкой. В каком-то смысле это были лучшие месяцы моей жизни. Каждое утро, просыпаясь на надувном матрасе в подвале магазина, я вспоминал о своем предназначении. Я делал что-то поистине важное, пусть даже в полном, беспросветном одиночестве. Пусть даже не совсем в здравом уме.

Вампиры существуют. А Авраам Линкольн был одним из величайших охотников на вампиров своего времени. Дневники, которые он вел с одиннадцати лет и до самого дня гибели, — это потрясающий, сенсационный документ, хоть и сердце от него рвется. Дневники проливают свет на ключевые события американской истории и, кроме того, открывают нам новые грани в характере и без того невероятно многогранного человека.

О Линкольне написано более пятнадцати тысяч книг. О его детстве. О психическом здоровье. О сексуальности. О взглядах на расовые различия, религию и судебную систему. Многие произведения содержат изрядную долю правды. В некоторых даже упоминается о «тайном дневнике» и «одержимости оккультными науками». Но в них нет ни единого слова о главном деле его жизни. О той борьбе, которая позже вылилась в Гражданскую войну.

Миф о «честном Эйбе», которым нас пичкали в начальной школе, оборачивается ложью. Мозаикой полуправд и недомолвок.

Я представляю вам то, что разрушило мою жизнь. Представляю долгожданную правду.

Сет Грэм-Смит

Райнбек, штат Нью-Йорк

март 2010 г.

Часть I

Мальчик

Глава 1

Необычный ребенок

В нашем печальном мире каждого навещает скорбь; для юных она становится мучительным потрясением, ибо застигает их врасплох.

Авраам Линкольн, из письма к Фанни Маккуллох

23 декабря 1862 г.

I

Мальчик так долго сидел на корточках, что у него затекли ноги, но теперь он не решался пошевелиться. Ведь тут, в крохотной прогалине среди замерзшего леса, водились создания, которых он столько времени поджидал. Создания, которых он послан убить. Мальчик прикусил губу, чтобы не стучали зубы, и прицелился из отцовской кремниевой винтовки — в точности так, как учили. В туловище, припомнил он. «В туловище, не в шею». Тихо и аккуратно он взвел курок и навел дуло на цель — крупного самца, отставшего от своих. Спустя десятки лет мальчик не забудет, что случилось дальше:

Я колебался. Не из-за угрызений совести, но из страха, что винтовка промокла и не выстрелит. Страх мой оказался безосновательным, ибо когда я спустил курок, приклад ударил меня в плечо с такой силой, что я повалился на спину.

Индейки прыснули врассыпную, а Авраам Линкольн, семи лет от роду, поднялся с заснеженной земли. Он встал на ноги и ощупал неожиданно теплое пятно на подбородке. «Я прокусил губу, — писал он. — Но мне было плевать. Я спешил узнать, попал или нет».

Попал. Самец беспорядочно хлопал крыльями, описывая в снегу небольшие круги. Эйб наблюдал, стоя неподалеку, «боясь, что птица каким-то образом поднимется и разорвет» его «на куски». Взмахи крыльев; перья, бороздящие снег. В мире не осталось больше звуков. Только еще снег заскрипел под ногами мальчика, когда он собрался с духом и приблизился к добыче. Крылья слабели.

Птица умирала.

Пуля попала прямо в шею. Голова свесилась под неестественным углом и волочилась по снегу, индейка все продолжала биться. «В туловище, не в шею». С каждым ударом сердца кровь выплескивалась из раны на снег, где смешивалась с темными капельками из прокушенной губы Эйба и со слезами, которые струились по его лицу.

Она пыталась дышать, но не могла; в ее глазах был страх, какого я прежде не видел. Я стоял над несчастной птицей так долго, что казалось, прошел целый год, и молил Господа остановить ее крылья. Просил у Него прощения за то, что причинил вред существу, не сделавшему мне ничего дурного, не угрожавшему мне самому или моему имуществу. Наконец птица затихла, и, набравшись смелости, я протащил ее целую милю через лес и положил к ногам матери. Голову я склонил пониже, чтобы скрыть слезы.

Авраам Линкольн больше никогда не отнимет жизни. И все же станет одним из величайших убийц девятнадцатого века.

Той ночью расстроенный мальчик не сомкнул глаз.

У меня не шла из головы несправедливость, которую я сотворил с живым существом. Я не мог забыть то, что увидел в глазах у птицы: ужас перед лицом ускользающей жизни.

Эйб отказался есть свою добычу и последующие две недели питался чуть ли не одним хлебом, пока его мать, отец и старшая сестра дочиста обгладывали косточки. Неизвестно, как именно родственники мальчика восприняли его голодовку, но, вероятно, поступок Эйба сочли эксцентричным. В конце концов, в те дни обходиться без еды из какого-то абстрактного принципа было странно для кого угодно, а особенно для мальчика, рожденного и воспитанного на американском фронтире.

Впрочем, Эйб Линкольн всегда отличался от остальных.

Америка была еще в пеленках, когда 12 февраля 1809 года родился ее будущий президент. Со дня подписания Декларации независимости прошло тридцать три года. Живы еще были гиганты американской революции — Роберт Трит Пэйн, Бенджамин Раш и Сэмюэль Чейз. Джону Адамсу с Томасом Джефферсоном оставалось три года до возобновления их беспокойной дружбы и семнадцать — до смерти, что примечательно, в один день. Четвертого июля.

Первые десятилетия американского государства были временем безграничных, казалось бы, возможностей. К тому моменту, как Авраам Линкольн появился на свет, Бостон и Филадельфия менее чем за десять лет увеличились вдвое. Население Нью-Йорка за тот же период возросло втрое. Города сделались оживленными и процветающими. «На каждого фермера найдется два галантерейщика; на каждого кузнеца — оперный театр», — шутил Вашингтон Ирвинг в своем нью-йоркском журнале «Салмагунди».

Но рост городского населения нес с собой опасность. Как и жители Лондона, Парижа и Рима, американские горожане столкнулись с растущим уровнем преступности. Список возглавляли кражи. Отпечатки пальцев еще не снимали, камер наблюдения не было, и воров ограничивала лишь собственная совесть и изобретательность. Сообщения о грабежах даже не попадали в газеты, разве что жертва оказывалась знаменитостью.

Сохранилась история о пожилой вдове по имени Агнес Пэндел Браун, проживавшей вдвоем с дворецким (своим ровесником, к тому же глухим как тетерев) в трехэтажном кирпичном особняке на Амстердам-авеню. 2 декабря 1799 года Агнес и дворецкий улеглись спать — хозяйка на третьем этаже, а слуга на первом. Проснувшись на следующее утро, они обнаружили, что исчезла вся мебель, картины, одежда, посуда и подсвечники (вместе со свечами). Легконогие грабители оставили в доме только кровати, в которых спали сама Агнес и старый дворецкий.

Случались и убийства. До Войны за независимость они были редкостью в американских городах (точное число жертв назвать невозможно, однако три бостонские газеты за период с 1775 по 1780 г. упоминают всего одиннадцать случаев, причем десять дел было тут же раскрыто). Большинство убийств диктовалось вопросами чести: дуэли, вендетты. Чаще всего даже обвинения не выдвигались. Законы в начале девятнадцатого века были довольно расплывчатыми и в отсутствие регулярной полиции практически не приводились в исполнение. Надо отметить, что убийство раба не считалось преступлением ни при каких обстоятельствах. Это называли «нанесением вреда имуществу».

Как только Америка отвоевала свою независимость, начали происходить странные вещи. Количество убийств в городах возросло буквально в одночасье. В отличие от старого доброго «кровопролития в защиту чести», новые преступления казались бессмысленными и беспричинными. С 1802 по 1807 г. в одном только Нью-Йорке зафиксировано рекордное количество нераскрытых убийств — двести четыре. Ни свидетелей, ни мотивов преступления, а зачастую и отсутствие видимой причины смерти. Сыщики (в большинстве своем необученные добровольцы) не вели записей, так что никаких материалов по этим делам не сохранилось, кроме пачки выцветших газетных статей. Одна, например, из «Нью-Йорк спектэйтор», описывает панику, охватившую город к июлю 1806 г.:

Некий мистер Строукс, проживающий в доме 210 по Десятой улице, совершая утренний моцион, обнаружил несчастную жертву, мулатку. Джентльмен отметил, что глаза женщины были широко раскрыты, а тело сделалось твердым, будто высохло на солнце. Констебль по фамилии Макли сообщил мне, что ни около бедняжки, ни на ее одежде не было найдено следов крови. Единственным повреждением оказалась небольшая царапинка на запястье. В этом году подобный конец встретила уже сорок вторая жертва. Почтенный Дьюитт Клинтон, наш мэр, обращается к добрым горожанам с просьбой не ослаблять бдительности, пока негодяя не схватят. Женщинам и детям советуем совершать прогулки в сопровождении джентльмена, а джентльменам не рекомендуется ходить в одиночку после наступления сумерек.

Описание зловеще напоминает дюжину других случаев, зафиксированных тем же летом. Ни повреждений. Ни крови. Открытые глаза, застывшее тело. Маска ужаса на лице. В отношении жертв прослеживалась закономерность: все они были вольными неграми, бродягами, проститутками, путешественниками или слабоумными — людьми без друзей в городе, без родни. Их гибель не вызывала бурного негодования общественности. И Нью-Йорк не был одинок в своем несчастье. Сходные статьи тем летом наводнили газеты в Бостоне и Филадельфии, а встревоженные горожане пересказывали одни и те же истории. Шептались о неуловимом маньяке. Об иноземных шпионах.

Поговаривали даже о вампирах.

II

Ферма Синкинг-Спрингз находилась от Нью-Йорка так далеко, насколько это вообще было возможно в Америке девятнадцатого века. Трехсотакровый фермерский надел был расположен в лесистой местности. Каменистая почва в восточной части Кентукки не располагала к небывалым урожаям. Томас Линкольн, тридцати одного года, приобрел землю за двести долларов по векселю всего за несколько месяцев до рождения Эйба. Затем, будучи по профессии плотником, выстроил на участке однокомнатную хибару — всего восемнадцать на двадцать футов, с твердым и круглый год холодным земляным полом. В дождь протекала крыша. Порывы ветра пробивались сквозь бесчисленные щели в стенах. В таком скромном жилище небывало теплым воскресным утром на свет появился шестнадцатый президент Соединенных Штатов. Говорят, родившись, он не заплакал, только недоуменно посмотрел на мать — а потом улыбнулся ей.

Синкинг-Спрингз не сохранилась в памяти Эйба. Когда ему исполнилось два года, вокруг договора на землю возник спор, и Томас переехал с семьей на десять миль к северу, на меньшую, но более плодородную ферму Ноб-Крик. Земля здесь была значительно лучше, и Томас мог бы вести безбедную жизнь, торгуя зерном и кукурузой с местными поселенцами, но он вспахал меньше акра.

Это был неграмотный, праздный человек, который не умел даже написать своего имени, пока его не научила моя мать. Он был совершенно лишен честолюбия… лишен желания улучшить обстоятельства своей жизни или стремления обеспечить семью чем-либо помимо вещей первой необходимости. Он не сажал ни на борозду больше, чем требовалось, чтобы у нас не подводило животы, не заработал ни цента сверх того, что позволяло нам прикрыть наготу.

Так неоправданно резко Эйб (которому тогда был сорок один год) охарактеризовал отца в день его похорон, на которые сам не пошел и, возможно, чувствовал угрызения совести.

Никто не назвал бы Томаса Линкольна усердным человеком, но его можно считать надежным, если и не щедрым добытчиком. В его пользу говорит то, что он не покинул семью во времена отчаянных трудностей и горестей, не уехал с фронтира ради удобств городской жизни, как многие из его современников. Томас не всегда понимал и одобрял устремления сына, но все же не препятствовал им (по крайней мере, впоследствии). Тем не менее Эйб так и не смог простить отцу трагедии, которая изменила их жизни.

Томасу Линкольну приходилось вести постоянную борьбу за выживание. Трагедии для того времени были не редкостью. Томас родился в 1778 году, позже, еще ребенком переехал из Вирджинии в Кентукки с отцом, Авраамом, и матерью, Батшебой. Когда Томасу было восемь, отца убили у него на глазах. Стояла весна, и Авраам-старший обрабатывал землю под посадки, «когда на него из засады набросились дикари племени шауни». Томас беспомощно наблюдал, как отца забили до смерти, перерезали ему горло и сняли скальп. Что послужило причиной нападения (если причина вообще была) и почему его самого пощадили, он не знал. Как бы там ни было, жизнь Томаса Линкольна изменилась навсегда. Оставшись без наследства, он был вынужден бродить по городам в поисках заработков. Он был подмастерьем у плотника, служил тюремным охранником, водил плоскодонку по Миссисипи и Сангамону. Валил деревья, пахал и, где мог, ходил в церковь. Школьный порог Линкольн-старший, по-видимому, не переступал никогда.

Совершенно непримечательная жизнь Томаса ускользнула бы от внимания историков, если бы в один прекрасный день, двадцати восьми лет от роду, он не явился в Элизабеттаун, где встретил юную дочь фермера из Кентукки. Их свадьба состоялась 12 июня 1806 года и изменила ход истории так, как молодожены и вообразить не могли.

Все источники единогласно утверждают: Нэнси Хэнкс была умной, доброй и красивой девушкой, которая «удивительно» говорила (впрочем, из-за природной скромности она редко раскрывала рот в присутствии незнакомцев). Нэнси умела читать и писать, она получила школьное образование, которое так и не выпало на долю ее сына. Она оказалась находчивой женщиной, и, несмотря на то, что книг в глуши Кентукки было не сыскать, Нэнси всегда ухитрялась одолжить или выпросить какой-нибудь томик, чтобы читать потом в редкие минуты, когда дневные труды подходили к концу. Когда Эйб был еще совсем малышом, мать читала ему все, что попадалось ей в руки: «Кандида» Вольтера, «Приключения Робинзона Крузо» Дефо, стихи Китса и Байрона. Но больше всего юному Аврааму полюбилась Библия. Любознательный малыш сидел у матери на коленях и внимал невероятным историям из Ветхого Завета: он слушал о Давиде и Голиафе, о Ноеве ковчеге, о казнях египетских. Больше всего ребенка потрясло жизнеописание Иова, праведника, который все потерял. Ему пришлось пережить проклятия, скорби и предательства, и все же он продолжал любить и восхвалять Господа. «Он мог бы стать священником, — напишет про Эйба друг детства много лет спустя, в предвыборной брошюре, — обойдись судьба с ним помягче».

Жизнь на ферме Ноб-Крик была суровой даже для начала XIX века. Весной ливни наводняли реку, и посевы на полях утопали в грязи. Зимой краски ледяного пейзажа выцветали, а ветви деревьев обращались в крючковатые пальцы и постукивали на ветру. Именно с этими местами связаны ранние воспоминания Эйба: вот он гоняется за старшей сестрой, Сарой, по пастбищам Блю-Эш и Шэгбарк-Хикори, мчится верхом на пони, прильнув к его спине, рубит топориком хворост рядом с отцом. Здесь же он перенес первую в своей жизни тяжелую потерю. (И, увы, далеко не последнюю.)

Когда Эйбу было три года, Нэнси Линкольн родила мальчика, нареченного Томасом, в честь отца. Сыновья считались благословением для семей на фронтире, и Томас-старший, без сомнения, мечтал о том дне, когда двое ловких мальчишек смогут помогать ему по хозяйству. Но мечтаниям не суждено было сбыться. Не прошло и месяца, как младенец скончался. Эйб напишет об этом двадцать лет спустя, еще до того, как похоронит двух собственных сыновей:

Не помню, чтобы я горевал. Наверное, я был слишком мал, чтобы осознать всю значимость или непоправимость произошедшего. И все же мне никогда не забыть мучения матери и отца. Описывать их — тщетное занятие. Подобное страдание не описать словами. Могу сказать только одно — от этой боли невозможно оправиться. Родители словно умерли вместе с сыном.

Неизвестно, что убило Томаса Линкольна-младшего. Наиболее частыми причинами смерти были обезвоживание, воспаление легких или недостаточный вес ребенка. Врожденные и хромосомные отклонения не научатся понимать и диагностировать еще больше столетия. В самом лучшем случае уровень младенческой смертности в начале девятнадцатого века составлял десять процентов.

Томас-старший сколотил гроб и похоронил сына возле хижины. Могила не сохранилась. Нэнси взяла себя в руки и окружила заботой оставшихся в живых детей, особенно Эйба. Она поощряла неутолимое любопытство малыша, его врожденную тягу заучивать истории, имена и факты, а затем снова и снова пересказывать их. Несмотря на возражения мужа, еще до того, как Эйбу исполнилось пять лет, мать начала учить его читать и писать. «Отцу книги были ни к чему, — вспоминал Авраам много лет спустя. — Разве что на растопку, если дрова отсыреют». О чувствах Нэнси Линкольн записей не осталось, но, вероятно, она понимала, что ее сын — незаурядный ребенок. Вполне естественно, что она была полна решимости подарить ему лучшую жизнь, чем выпала на долю им с мужем.

Старая камберлендская дорога лежала прямо через Ноб-Крик. Маршрут этот, без сомнения, можно было назвать оживленным: он соединял Луисвилль с Нэшвиллем, и каждый день по нему проезжали и проходили жители всех штатов. Пятилетний Эйб часами просиживал на ограде: он посмеивался над перевозчиком черной патоки, который виртуозно проклинал своих мулов, махал рукой почтарю. Иногда мальчик наблюдал, как рабов везут на аукцион.

Мне вспоминается запряженная повозка, набитая неграми. Там было множество женщин разного возраста. Их запястья сковывали кандалы, рабыни сидели прямо на полу повозки. Им не дали ни охапки сена, чтобы смягчить тряску, ни одеяла, чтобы укрыться от зимнего ветра. Возницы, разумеется, восседали на подушках спереди и кутались в теплую одежду. Я встретился взглядом с самой младшей девочкой, кажется, моей ровесницей. Ей было лет пять или шесть. Мы смотрели друг на друга всего мгновение, а потом я не выдержал и отвернулся, не в силах выносить выражение скорби на ее лице.

Томас Линкольн был баптистом и полагал рабство грехом. Это убеждение принадлежит к тем немногим вещам, которые унаследовал от него сын.

Усталые путники со Старой камберлендской дороги могли переночевать на ферме Ноб-Крик. Сара стелила гостям в одной из хозяйственных построек (ферма состояла из хозяйской хижины, сарая и амбара). На закате Нэнси подавала горячий ужин. Хозяева никогда не требовали с постояльцев платы, хотя многие гости так или иначе благодарили их за гостеприимство. Кто-то давал денег, но чаще Линкольнам перепадало зерно, сахар или табак. После ужина женщины уходили к себе, а мужчины коротали вечер за стаканчиком виски и трубками. Эйб лежал на чердаке и подолгу слушал, как отец развлекает путешественников бесконечными рассказами про первых поселенцев и Войну за независимость, забавными анекдотами, баснями и правдивыми (или отчасти правдивыми) историями о собственных скитаниях.

Отца можно много в чем упрекнуть, но тут он был мастером. Ночь за ночью я дивился его умению увлечь слушателей. Его рассказы звучали так красочно и правдоподобно, что впоследствии слушатель мог бы поклясться, что сам был всему свидетелем. Я долго боролся со сном, пытался запомнить каждое слово, надеясь потом пересказать ту же самую историю своим друзьям так, чтобы они все поняли.

Как и отец, Эйб был прирожденным оратором и на протяжении жизни непрестанно развивал свой дар. Он умел общаться с людьми и знал, как выразить сложную мысль через простые, но красочные сравнения. Позднее этот талант очень помог ему в политической карьере.

От путников ждали новостей из окружающего мира. Некоторые попросту пересказывали истории из газет Луисвилля и Нэшвилля или повторяли сплетни, услышанные по дороге от других путешественников. «Порой за одну неделю мы раза три выслушивали один и тот же рассказ о пьянчуге, который свалился в канаву». Но иногда появлялся гость, говоривший совсем о другом. Эйб вспоминает, как одним декабрьским вечером, когда он дрожал от холода под одеялом, француз-иммигрант описывал безумие, охватившее Париж в 1780-е годы:

«Люди стали звать город la ville des morts, — говорил он, — городом мертвых».

Каждую ночь раздавались крики, каждое утро на улицах находили побелевшие трупы с широко распахнутыми глазами, в сточных канавах, где вода окрашивалась красным, обнаруживали раздутые тела. По всему городу встречались останки мужчин, женщин и детей. Невинных жертв ничто не объединяло, разве что бедность, но все во Франции знали, кто их убийцы.

«Les vampires! — воскликнул он. — Мы видели их собственными глазами».

Он объяснил, что вампиры долгие века оставались «тихим проклятием» Парижа. Но теперь, когда на улицах властвовал голод и болезни, когда нищие ютились в трущобах, для вампиров наступило настоящее раздолье. Они все чаще утоляли свою жажду. «Вампиры пожирали голодающую бедноту, а Людовик вместе со своими aristocrates pompeux^[5] сидел сложа руки, пока наконец подданные не покончили с королем».

Разумеется, историю француза, как и все рассказы о вампирах, приняли за побасенку, которой можно путать детей. Но Эйба она совершенно поразила. Мальчик часами сочинял сказки про «крылатых бессмертных с белыми клыками, обагренными кровью». Вампиры «поджидали в темноте следующую жертву». Свои выдумки он опробовал на сестре, которая «пугалась легче полевки, но тем не менее сочла рассказы увлекательными».

Однако если Томасу случалось застать Эйба за «вампирскими фантазиями», он неизменно бранил сына. Мол, не место «детским выдумкам» в светских беседах.

III

В 1816 году новый земельный спор положил конец жизни Линкольнов на ферме Ноб-Крик. Право собственности на землю фронтира оставалось довольно расплывчатым понятием. Порой на один и тот же участок предъявляли документы несколько разных людей, а записи в книгах загадочным образом появлялись или исчезали (в зависимости от того, за что именно давалась взятка). Томас Линкольн не стал ввязываться в дорогостоящий судебный процесс и снялся с места со всей семьей (уже второй раз за семь лет жизни Эйба). На этот раз Линкольны отправились на запад: через реку Огайо, в Индиану. Там, по-видимому ничему не научившись на своих ошибках, Томас попросту занял надел в сто шестьдесят акров в лесистом поселении под названием Литл-Пиджин-Крик, неподалеку от нынешнего Джентривилля. Семья оставила Кентукки по практическим и моральным соображениям: после войны 1812 года, когда индейцам пришлось уйти с этой территории, после них осталось много дешевой земли; к тому же Томас был аболиционистом, а Индиана считалась свободным штатом.

По сравнению с Синкинг-Спрингз и Ноб-Крик новая вотчина Линкольнов представляла собой по-настоящему дикое место, окруженное «нетронутыми дебрями», где водились медведи и рыси. Звери совершенно не боялись людей. Первые месяцы семья провела в наспех построенном сарайчике, куда едва помещались четыре человека. С одной стороны стена отсутствовала, и единственная комнатка была открыта всем ветрам. В ту зиму они, должно быть, невыносимо страдали от холода.

Литл-Пиджин-Крик был далек от цивилизации, но не пустынен. В миле от дома Линкольнов проживало еще восемь или девять семей — большинство из них тоже выходцы из Кентукки.

Неподалеку можно было найти с десяток моих ровесников. Мы выступали единым фронтом и устраивали такие проказы, что в южной части Индианы до сих пор вспоминают о них.

Но растущая община не только служила местом детских игр. Как это часто бывало на фронтире, семьи объединили свои усилия, чтобы повысить шансы на выживание. Поселенцы вместе сажали и убирали урожай, обменивались товарами и услугами, а в дни болезни или несчастья спешили на помощь соседям. Томас слыл лучшим плотником во всей округе, так что работы ему хватало. Чуть ли не первым делом он выстроил маленькую однокомнатную школу, которую Эйб в последующие годы изредка посещал. Во время первой президентской кампании Линкольн напишет краткую автобиографию, в которой признается, что в общей сложности у него «едва ли наберется год, проведенный в школе». Несмотря на это, по меньшей мере один из его учителей того времени, Эйзел Уотерс Дорси, скажет, что Авраам Линкольн был «необычным ребенком».

После памятной встречи с индейкой Эйб объявил, что больше не станет охотиться на дичь. В наказание Томас заставил его колоть дрова, надеясь, что от тяжелого труда сын передумает. Хоть мальчик не мог поднять топор выше пояса, он час за часом неловко колол поленья и складывал их.

Я уже не чувствовал, где заканчивается топор и начинается моя рука. Наконец рукоять выскользнула у меня из пальцев, а руки бессильно повисли. Если отец заставал меня за отдыхом, он принимался страшно сквернословить, хватал топор и за минуту рубил с дюжину дров, чтобы я устыдился своей слабости. Я не сдавался и с каждым днем становился все сильнее.

Вскоре за минуту Эйб мог нарубить больше поленьев, чем его отец.

С тех первых месяцев, проведенных в односкатной хижине, минуло два года. Теперь семья жила в небольшом крепком домике с каменным очагом, крышей, покрытой дранкой, и деревянным полом, который оставался теплым и сухим даже зимой. Как и раньше, Томас зарабатывал ровно столько, сколько требовалось, чтобы его дети были сыты и одеты. Из Кентукки приехали двоюродные дедушка и бабушка Нэнси — Том и Элизабет Спэрроу. Они жили в одной из пристроек и помогали семье на ферме. Дела шли в гору. «С тех пор затишье неизменно меня настораживало, — напишет Эйб в 1852 году. — За ним всегда, всегда следует большое несчастье».

Как-то в сентябре 1818 года Эйб неожиданно проснулся среди ночи. Мальчик сел в постели и заслонил лицо руками. Ему показалось, будто кто-то встал над ним и собирается обрушить ему на голову дубинку. Ничего не происходило. Убедившись, что опасность ему привиделась, Эйб опустил руки, отдышался и поглядел по сторонам. Все вокруг спали. Судя по углям в очаге, было два или три часа ночи.

Ребенок в одной ночной рубашке вышел во двор, не обращая внимания на осенний холод. Он направился к туалету, едва различимому в ночной мгле, сонно прикрыл за собой дверь и присел. Когда глаза привыкли к темноте, Эйб обнаружил, что между досками пробивается лунный свет, достаточно яркий, чтобы при нем можно было читать. Но книги у мальчика не было, поэтому он подставил ладони под лунные лучи и принялся изучать узоры, которые свет выписывал у него на пальцах.

Снаружи кто-то разговаривал.

Эйб задержал дыхание. Двое подошли чуть ближе, затем остановились: шаги смолкли. Они же прямо перед домом. Один из собеседников говорил зло и шепотом. Мальчик не мог разобрать слова, но понял, что этот человек не из Литл-Пиджин-Крик. «У него был высокий голос и британский акцент». Незнакомец некоторое время что-то с напором втолковывал собеседнику, потом замолчал. Он ждал ответа. И дождался. На этот раз Эйб услышал знакомый голос. Голос Томаса Линкольна.

Я посмотрел в щелку между двумя досками. Действительно, говорил отец, а рядом с ним стоял человек, которого я раньше никогда не видел. Незнакомец, коренастый и очень богато одетый. Одна рука до локтя у него отсутствовала, а рукав он аккуратно подколол к плечу. Отец, который был гораздо выше и крупнее гостя, словно съежился.

Мальчик прислушался, но мужчины отошли слишком далеко. Эйб наблюдал, пытаясь что-то разобрать по жестам и губам, и вот…

Отец, боясь нас разбудить, отвел гостя подальше от дома. Они приблизились, и я затаил дыхание. Я не сомневался, что меня выдаст бешеный стук сердца. Они остановились всего в четырех ярдах от меня. Так и вышло, что я расслышал последнюю фразу.

«Не смогу», — сказал отец.

Незнакомец молчал. Он явно был разочарован.

«В таком случае я возьму свое другим способом», — ответил он наконец.

IV

Том и Элизабет Спэрроу умирали. Три дня и три ночи напролет Нэнси сидела с двоюродными бабушкой и дедушкой. Она не оставляла их в обжигающем огне лихорадки, бреду и судорогах, столь сильных, что Том, шести футов роста, плакал как ребенок. Эйб с Сарой не отходили от матери, помогали ей менять компрессы, перестилать постель и молились с ней о чудесном выздоровлении, которому, как все они знали в глубине души, не суждено было наступить. Старики видали такое и раньше. Они звали это «молочной лихорадкой». От испорченного молока наступало медленное отравление. Неизлечимое. Смертельное. Эйб раньше не видел смерти и надеялся, что Бог простит его любопытство.

Он не осмелился говорить с отцом о том, чему стал свидетелем неделей раньше. С той самой ночи Томас отдалился от семьи. По большей части он вообще не появлялся дома и, кажется, не желал вместе со всеми нести вахту у постелей Тома и Элизабет.

Они умерли почти одновременно — сначала Том, затем, спустя несколько часов, и его жена. В глубине души Эйб испытал разочарование. Он ожидал стать свидетелем последнего вздоха или трогательного монолога — как в книгах, что он читал по ночам. Но Том с Элизабет попросту впали в беспамятство, пролежали так несколько часов и скончались. Томас Линкольн, не одарив жену ни словом соболезнования, принялся на следующее утро сооружать два дощатых гроба. К ужину супруги Спэрроу были преданы земле.

Отец никогда особенно не любил дядю и тетю. К тому же они были не первыми родственниками, которых ему довелось похоронить. И все же я никогда не видел, чтобы отец был таким молчаливым. Казалось, он погрузился в свои мысли. Очень нехорошие мысли.

Четыре дня спустя заболела Нэнси Линкольн. Поначалу она уверяла, что у нее всего-навсего болит голова — без сомнения, из-за переживаний, вызванных смертью Тома и Элизабет. Тем не менее Томас послал за ближайшим доктором, который жил в тридцати милях. К прибытию врача, на рассвете следующего дня, Нэнси уже бредила.

Мы с сестрой сидели подле матери и дрожали от страха. Глаза у нас уже слипались. Отец сидел на стуле, а доктор осматривал больную. Я знал, что она умирает. Знал, что Господь наказывает меня. Наказывает за любопытство, которое я испытал перед смертью дяди и тети. Наказывает за убийство создания, которое не желало мне зла. Виноват был я один. Закончив осмотр, врач попросил переговорить с отцом наедине. Когда отец вернулся в комнату, он не мог сдержать слез. Мы все плакали.

Той ночью Эйб не отходил от ложа матери. Сара уснула у очага, а Томас задремал на своем стуле. Нэнси впала в беспамятство. Уже несколько часов она кричала — вначале от кошмаров, а затем от боли. В какой-то момент Томасу и доктору пришлось держать ее, а она все выкрикивала, что «заглянула в лицо дьяволу».

Эйб снял компресс с головы больной и обмакнул его в миску с водой в изножье кровати. Скоро придется зажечь новую свечу. Та, что светила у постели, уже почти потухла. Он вынул компресс из воды, отжал его, и тут кто-то взял его за запястье.

— Сынок… — прошептала Нэнси.

Перемена казалась разительной. Мамино лицо было спокойным, голос ласковым, и даже в глазах снова зажегся свет. У меня перехватило дыхание. Что это, если не чудо, о котором я молился? Мама посмотрела на меня и улыбнулась.

«Сынок… — повторила она шепотом. — Живи».

По моим щекам заструились слезы. Вдруг это какое-то жестокое наваждение?

«Мама?» — позвал я.

«Живи», — снова проговорила она.

Я разрыдался. Господь простил меня. Господь вернул мне мать. Она улыбнулась. Я почувствовал, как рука соскальзывает с моего запястья, и пристально заглянул ей в глаза.

«Мама?»

И снова, на этот раз едва различимым шепотом, она повторила: «Живи».

Больше ей не суждено было открыть глаза.

Нэнси Хэнкс Линкольн умерла 5 октября 1818 года в возрасте тридцати четырех лет. Томас похоронил ее на склоне возле дома.

Эйб остался один-одинешенек.

Мать была его сердечным другом. Она дарила ему любовь и поддержку с самого первого дня его жизни. Читала сыну по ночам, держа книгу левой рукой, а правой гладила его темные волосы, пока мальчик не засыпал у нее на руках. Нэнси первой встретила его, когда он вошел в этот мир. Ребенок не плакал. Он посмотрел на мать и улыбнулся. Она воплощала любовь и свет. А теперь она умерла. Сын оплакивал ее.

Нэнси еще не успели предать земле, как Эйб задумал бежать. Ему было невыносимо оставаться в Литл-Пиджин-Крик с одиннадцатилетней сестрой и убитым горем отцом. Не прошло и двух дней, как девятилетний Эйб Линкольн уже шагал по просторам Индианы, завернув свои скудные пожитки в шерстяное одеяло. Он составил замечательный в своей простоте план. Мальчик собирался дойти пешком до реки Огайо, попроситься к кому-нибудь в плоскодонку и доплыть до Нижней Миссисипи, а там добраться до Нового Орлеана, где можно будет проникнуть зайцем на какой-нибудь корабль. Быть может, удастся доплыть до Нью-Йорка или Бостона. А может, он двинется в Европу и увидит бессмертные соборы и замки, которые так часто воображал.

Но в плане был один изъян: Эйб решил выйти из дому зимним днем, и к тому моменту, как он прошагал четыре мили, уже начало смеркаться. Мальчик оказался посреди неизведанной пустоши, с собой у него было только одеяло да немного еды. Он остановился, сел под деревом и заплакал. Эйб был совсем один в темноте, он хотел домой, но дома больше не существовало. Он скучал по матери. Ему хотелось зарыться лицом в волосы сестры и разрыдаться у нее на плече. Он с удивлением обнаружил, что жаждет очутиться в отцовских объятиях.

В ночи раздался слабый вой — долгий, животный, он эхом разносился вокруг. Я решил, что это медведи, которых наш сосед Ройбен Григсби заприметил у кряжа двумя днями ранее. Какой же я дурак, подумалось мне, что не взял даже ножа. Вой раздавался снова и снова. Звук, казалось, двигался вокруг меня, и чем дольше я вслушивался, тем яснее становилось, что так стенать не может ни медведь, ни пантера, ни какой-либо иной зверь. Нет, это был совершенно другой звук. Его издавал человек. И тут я понял, что слышал все это время. Не потрудившись собрать свои пожитки, я подскочил и со всех ног бросился домой.

Эйб слышал крики.

Глава 2

Две истории

Итак, выбрав путь, без обмана, с чистыми намерениями, давайте же обновим нашу веру в Господа и двинемся дальше без страха, сильные духом.

Из обращения Линкольна к Конгрессу

4 июля 1861 г.

I

Если Томас Линкольн и пытался утешить детей после смерти матери, интересовался их чувствами или делился своими, никаких сведений об этом в источниках не сохранилось. Судя по всему, несколько месяцев после гибели жены он провел, отгородившись от них каменной стеной молчания. Томас просыпался до рассвета. Варил себе кофе. Завтракал без аппетита. Работал до заката и чуть ли не каждый вечер напивался до беспамятства. Зачастую голос отца Эйб и Сара слышали только во время краткого благословения перед ужином:

Господь, щедра твоя рука,

Хвала тебе во все века!

Ты любишь нас и пищу шлешь,

Благослови же, что даешь!^[6]

Но, невзирая на все недостатки, Томас Линкольн обладал тем, что старики называли «звериным чутьем». Он видел, что ситуация выходит из-под контроля, и понимал, что не сможет в одиночку прокормить семью.

Зимой 1819 года, спустя чуть более года после кончины Нэнси, Томас неожиданно объявил, что собирается уехать «недели на две-три», а когда вернется, то привезет детям новую мать.

Известие застало нас врасплох, ведь в течение года отец не проронил почти ни слова, и мы понятия не имели, что у него на уме. Отец не сказал, есть ли у него на примете какая-то женщина. Я гадал, что именно он собирался делать: дать объявление в «Газетт» или попросту блуждать по Луисвиллю, предлагая руку и сердце одиноким дамам, которые встретятся на пути. Честно говоря, ни то ни другое меня бы особенно не удивило.

Саре с Эйбом было невдомек, что Томас имеет виды на недавно овдовевшую знакомую из Элизабеттауна (того самого городка, где он впервые повстречал Нэнси тринадцать лет назад). Отец Авраама решил объявиться без предупреждения, сделать предложение и увезти новую жену в Литл-Пиджин-Крик. Вот и весь план.

Путешествие ознаменовало для Томаса окончание молчаливого траура. А девятилетний Эйб и одиннадцатилетняя Сара впервые остались одни.

По вечерам мы ставили зажженную свечу в центре комнаты, прятались под одеяла и подпирали дверь отцовской кроватью. Не знаю, от чего мы пытались защититься, но так нам было спокойнее. Мы сидели так почти всю ночь, прислушиваясь к звукам, которые раздавались на улице. Там бродили животные. Ветер приносил отдаленные голоса. Вокруг хижины от чьих-то шагов трещали ветки. Мы дрожали в кроватях, пока свеча не догорала, а потом шепотом спорили, кому выбираться из-под спасительных одеял и идти зажигать новую. Отец, вернувшись, задал нам трепку за то, что в столь короткий срок спалили так много свечей.

Томас оказался верен своему слову. Он вернулся с повозкой. А в ней приехали все земные богатства (или по крайней мере те, что влезли) новоявленной Сары Буш Линкольн и троих ее детей: Элизабет (13 лет), Матильды (10) и Джона (9). Эйбу с сестрой повозка, нагруженная мебелью, часами и кухонной утварью, показалась сундуком с «сокровищами магараджи». Молодую миссис Линкольн поверг в ужас вид босых грязных детей с фронтира. В тот же вечер она раздела их и хорошенько отмыла.

Двух мнений быть не может: Сара Буш Линкольн красотой не блистала. Из-за глубоко посаженных глаз и узкого лица всегда казалось, будто она голодает. Высокий лоб выглядел еще выше из-за того, что она укладывала жесткие каштановые волосы в плотный пучок. Миссис Линкольн была тощей и вялой женщиной, к тому же у нее недоставало двух нижних зубов. Но вдовцу без перспектив и без доллара в кармане привередничать не приходилось. То же можно сказать о женщине с тремя детьми и уймой долгов. Их союз был основан на старом добром здравом смысле.

Эйб заранее приготовился возненавидеть мачеху. С того самого момента, как Томас объявил, что намерен жениться, мальчик начал строить коварные планы и придумывать, к чему бы придраться.

Неудобство заключалось в том, что она выказывала доброту, участие и бесконечное сочувствие. С пониманием она относилась и к тому, что мама всегда будет занимать особое место в наших с сестрой сердцах.

Как и Нэнси прежде, новая миссис Линкольн распознала тягу Эйба к книгам и неизменно поощряла ее. Среди привезенного из Кентукки добра нашелся орфографический словарь Уэбстера — настоящий клад для мальчика, лишенного возможности ходить в школу. Сара (неграмотная, как и ее нынешний муж) часто просила Эйба почитать после ужина из Библии. Мальчик с радостью потчевал семью отрывками из посланий к коринфянам и Книги Царств. Он читал о мудрости Соломона и неосмотрительности Навала. После смерти матери вера его окрепла. Ему нравилось представлять, как мама глядит с небес и перебирает ангельскими перстами мягкие каштановые волосы сына, пока он читает. Мама защищает его от зла. Утешает во времена нужды.

Эйб также привязался к сводным сестрам и брату — особенно к брату, которого он прозвал Генералом за любовь к военным играм.

Меня было не оторвать от книг, а Джона — от игр. Он вечно сочинял какую-нибудь воображаемую битву и собирал достаточно мальчишек, чтобы можно было ее разыграть. Он звал меня оторваться от книг и присоединиться к веселью. Я отказывался, но Джон не отставал и обещал назначить меня капитаном или полковником. Говорил, что будет делать за меня работу по дому, если я соглашусь. Он все упрашивал и упрашивал, и мне не оставалось ничего иного, кроме как оставить тихое пристанище под деревом и присоединиться к игре. В то время я считал Джона простаком. Теперь же я понимаю, насколько он был мудр. Мальчику в детстве нужны не только книги.

На одиннадцатый день рождения Сара подарила Эйбу небольшой дневник в кожаном переплете (вопреки желанию Томаса). Она купила его на деньги, заработанные стиркой и починкой белья для мистера Грегсона, пожилого соседа, чья жена скончалась несколькими годами ранее. Книги на фронтире были редкостью, но дневники — настоящей роскошью, в особенности для маленьких мальчиков из бедных семей. Можно представить, как радовался Эйб, получив такой подарок. Он не стал терять время и в тот же день сделал первую запись, которую старательно внес в дневник неуверенным почерком.

Дневник Авраама Линкольна

9 февраля 1820 г. Этот дневник я получил в подарок в одинадцатый [sic] день рождения от отца и мачехи, которую зовут миссис Сара Буш Линкольн. Я постораюсь [sic] использовать его каждый день, чтобы научиться лучше писать.

Авраам Линкольн

II

Ранним весенним вечером, вскоре после того, как были написаны эти строки, Томас отозвал сына посидеть у костра. Отец был пьян. Эйб понял это еще до того, как тот пригласил его присесть на пенек и согреться. Отец разводил костер снаружи, только когда собирался как следует надраться.

— Ты уже слышал историю про дедушку?

Он любил рассказывать ее, когда был пьян. В детстве Томас стал свидетелем жестокого убийства собственного отца — и это глубоко его травмировало. К сожалению, успокоительная кушетка Зигмунда Фрейда появится только через несколько десятилетий. В ее отсутствие Томас справлялся со своими печалями так же, как это делал любой уважающий себя мужчина с фронтира: напивался до бесчувствия и выкладывал все как на духу. Утешением Эйбу могло служить то, что его отец был одаренным рассказчиком — в его устах любая история оживала. Томас подражал говору, в лицах изображал события. Он менял тембр голоса и ритм повествования. Иначе говоря, был прирожденным актером. Увы, именно это представление Эйб видел уже не один раз. Он мог слово в слово пересказать сюжет: его дед (тоже Авраам) вспахивал поле неподалеку от своего дома в Кентукки. Восьмилетний Томас с братьями смотрел, как отец трудится в жаркий майский полдень, переворачивая землю. Вдруг послышались крики шауни — индейцы выскочили из засады и набросились на Авраама. Маленький Томас укрылся за деревом и смотрел, как дикари месят отцовский мозг каменным молотом. Перерезают ему горло томагавком. Он все мог описать — даже выражение бабушкиного лица, когда он выложил новости, вернувшись домой.

Но в тот день Томас поведал сыну другую историю.

Началась она как обычно — в жаркий майский день 1786 года. Томасу было восемь лет. С двумя старшими братьями, Иосией и Мордехаем, он проводил отца на четырехакровую вырубку в лесу неподалеку от фермы, которую они помогали строить несколькими годами ранее. Мальчик наблюдал, как отец направляет небольшой плуг вслед за Беном — старой рабочей лошадкой, которая была у них еще с довоенных времен. Палящее солнце наконец скрылось за горизонтом, и долина реки Огайо утонула в мягком голубом свете. Все же «было жарче, чем в адовой печке» и к тому же влажно. Авраам-старший снял рубашку, чтобы воздух остужал его мощный торс. Молодой Томас ехал верхом на Бене и правил, а братья шли следом и сеяли. Все они надеялись вот-вот услышать долгожданный звон, возвещавший ужин.

До сих пор Эйбу было знакомо каждое слово. Дальше обычно следовала часть, когда раздавался боевой клич шауни. Старый конь пятился и сбрасывал Томаса на землю. Мальчик бежал в лес и смотрел, как отца забивают до смерти. Но на сей раз шауни так и не появились. Томас выдал совсем иную концовку. Эйб пересказал ее в письме к Джону Т. Стюарту более двадцати лет спустя.

«Правда в том, — прошептал отец, — что твоего дедушку убили не люди».

Полуобнаженный Авраам работал на краю вырубки, возле деревьев, когда в лесу раздался «громкий хруст и треск ветвей» — ярдах в двадцати от того места, где находился фермер с сыновьями.

«Папа велел мне прибрать поводья, а сам прислушался. Наверное, это просто олени шли через чащу, но нам и черные медведи порой попадались».

А еще ходили слухи. Рассказывали об отрядах шауни, нападавших на ничего не подозревающих поселенцев. Индейцы без зазрения совести убивали белых женщин и детей. Жгли дома. Заживо снимали с мужчин скальпы. Война за землю еще не окончилась. Индейцы были повсюду. Лишняя осторожность никогда не мешала.

«Теперь треск раздавался с другой стороны. Что бы это ни было, точно не олень. Отец обругал себя за то, что оставил дома кремниевое ружье, и принялся распрягать Бена. Он не собирался бросать лошадь на поживу индейцам. Моих братьев он отослал — Мордехая за ружьем, а Иосию за подмогой на станцию Хьюз».^[7]

Треск зазвучал иначе. Начали гнуться верхушки деревьев — будто кто-то перепрыгивал по ним с одной на другую.

«Отец принялся быстрее распутывать постромки. „Шауни!“ — прошептал он. От этого слова сердце у меня ушло в пятки. Я следил за верхушками деревьев и ждал, что вот-вот толпа дикарей выбежит из леса, крича, улюлюкая и размахивая топорами. Я представлял, как увижу прямо перед собой красные лица. Чувствовал, как волосы натягивают… и снимают мой скальп».

Авраам все еще боролся с упряжью, когда Томас заметил, как что-то белое спрыгнуло с верхушки дерева «футов в пятьдесят высотой». Что-то, напоминающее размером и формой человека.

«Это был призрак. Он парил над землей. Белое тело словно расплывалось, когда он несся к нам. Дух шауни пришел, чтобы забрать наши души за то, что мы ступили на его землю».

Томас смотрел, как призрак летит к ним, но был слишком напуган, чтобы кричать или предупредить отца об опасности, о том, что нависло над ним. Прямо сейчас.

«Сверкнуло что-то белое, и раздался крик, способный поднять мертвых на милю вокруг. Старина Бен взбрыкнул, скинул меня прямо в грязь и помчался как бешеный — плуг все еще волочился за ним на одной постромке. Я вскинул голову и посмотрел туда, где только что стоял отец. Его не было».

Томас поднялся на ноги. У него кружилась голова и — хоть он не почувствует этого еще несколько часов — было сломано запястье. Призрак стоял в пятнадцати или двадцати футах, повернувшись к мальчику спиной. Словно какое-то божество, он возвышался над отцом, недвижимо и спокойно. И наслаждался беспомощностью жертвы.

«Это оказался не призрак. И не шауни. Даже со спины было видно, что незнакомец всего-навсего мальчишка, не старше моих братьев. Его рубашку будто шили на кого-то размером вдвое больше. Она была белее снега и выбивалась из полосатых серых штанов. Его кожа была такой же белоснежной, а на шее перекрещивались тонкие голубые линии. Он стоял, не двигаясь и не дыша, точно изваяние».

Аврааму-старшему едва минуло сорок два года. Благодаря хорошей наследственности он был высок и широкоплеч. Честный труд сделал его стройным и мускулистым. Он никогда не проигрывал в драке — и теперь не собирался. Авраам поднялся («медленно, словно у него были переломаны ребра»), выпрямился и сжал кулаки. Он ушибся, но это подождет. Для начала он выбьет из маленького сукина…

«Отец поглядел мальчику в лицо, и челюсть у него отвисла. Что бы он ни увидел, это напугало его до полусмерти».

— Ох ты госпо…

Мальчишка метил Аврааму в голову. Он промахнулся. Авраам отступил на шаг и вскинул кулаки, но замер, не нанося удара. Промахнулся. Слева щеку покалывало. Промахнулся ведь? Пощипывало под глазом. Отец Томаса провел кончиком указательного пальца по лицу… легко-легко. Полилась кровь — хлынула потоком из тонкого, как от бритвы, разреза, протянувшегося от рта до уха.

Не промахнулся.

Это последние мгновения моей жизни.

Авраам почувствовал, как его голова рванулась назад. Глазницы треснули. Повсюду свет. Он чувствовал, как из ноздрей струится кровь. Еще удар. И еще. Где-то кричит его сын. Почему он не убегает? Челюсть сломана. Выбиты зубы. Руки, сжатые в кулаки, кажутся такими далекими, крик тоже уходит вдаль. Заснуть… и не просыпаться.

Существо держало Авраама за волосы — и наносило удар за ударом, пока череп наконец «не проломился, как яичная скорлупа».

«Чудовище обхватило отца за шею и вздернуло его в воздух. Я снова вскрикнул — сейчас оно его задушит. Вместо этого оно погрузило длинные, подобные ножам, ногти больших пальцев в Адамово яблоко жертвы и — раз! — разорвало горло прямо посередине. Существо подставило рот под образовавшееся отверстие и с жадностью присосалось к нему, будто пьяница к бутылке виски. Оно глотало и глотало кровь. Если поток начинал иссякать, чудовище приобнимало отца за грудь и надавливало. Оно выжало сердце до последней капли, а потом бросило тело на землю и огляделось. Оно смотрело прямо на меня. Теперь я понял, чего так испугался отец. У него были черные как уголь глаза. Клыки, длинные и острые как у волка. Белое лицо демона. Порази меня Господь, если я лгу. Сердце у меня ушло в пятки. Дыхание замерло. Существо просто стояло, с лицом, покрытым кровью моего отца и… Клянусь тебе, оно прижало руки к груди и запело».

У существа оказался безупречно чистый юный голос. Да еще узнаваемый британский акцент.

Коль изнывает грудь от муки

И душу думы грустные мрачат,

То музыки серебряные звуки

Мне быстро горе облегчат.^[8]

Неужели этот звук мог исходить от воплощенного ужаса? Неужто белое лицо озаряла теплая улыбка? Это какая-то жестокая шутка. Демон завершил песню, низко и медленно поклонился, затем убежал в лес. «Он бежал, пока я не перестал различать в просветах между деревьями белые отблески». Восьмилетний Томас склонился над изуродованным и опустошенным трупом отца. Он дрожал всем телом.

«Я понимал, что придется солгать. В жизни не смог бы рассказать ни одной живой душе о том, что видел, — любой счел бы меня идиотом, вруном или кем похуже. Да и чему я был свидетелем? Может быть, мне все привиделось. Когда Мордехай прибежал с ружьем и стал спрашивать, что случилось, я разрыдался и поведал единственную возможную историю. Ту самую, в которую он бы поверил: тут побывал отряд шауни, индейцы убили отца. Я не мог открыть правды. Не мог сказать, что его убил вампир».

Эйб онемел. Он тихо сидел напротив пьяного отца. Редкие искры от костра заполняли пустоту между ними.

Я слыхал много его историй: некоторые повествовали о жизни других людей, некоторые — о его собственной. Но он ни разу ничего не выдумывал, даже в таком состоянии, как сейчас. Честно говоря, не думаю, что у него хватило бы воображения. К тому же мне в голову не шла разумная причина, по которой отец стал бы врать о подобных вещах. А следовательно, как ни прискорбно…

— Ты думаешь, что я спятил, — сказал Томас.

Именно так я и думал, но промолчал. Я научился в такие минуты держать рот на замке: самое невинное замечание могло быть истолковано превратно и вызвать бурю гнева. Я научился сидеть молча, пока отец не отошлет меня прочь или не уснет.

— Черт, я тебя понимаю.

Отец отхлебнул от заработка минувшей недели^[9] и посмотрел на меня с нежностью, которой я прежде в нем не замечал. На мгновение мир отступил, и я увидел нас — не такими, как на самом деле, а какими мы могли бы быть в другой, лучшей жизни. Отец и сын. Его глаза наполнились слезами. Я удивился и испугался. Он словно умолял меня поверить. Но не мог же я верить в столь безумный рассказ. Пьяница наплел с три короба. Вот и все.

— Я рассказал тебе, потому что ты должен знать. Ты… заслужил эту правду. Говорю тебе: в жизни я видел двух вампиров. Первого — там, на поле. А второго… — Томас отвел взгляд, снова пытаясь сдержать слезы. — Второго звали Джек Бартс. И его я увидел незадолго до смерти твоей матери.

Летом 1817 года отца одолел грех зависти. Он устал смотреть, как соседи собирают щедрые урожаи со своей земли, засеянной рожью и пшеницей. Устал рвать жилы на постройке амбаров, которые они использовали, чтобы наживать богатство, и самому не получать доли трофеев. Впервые в жизни отец казался не чужд амбиций. Ему не хватало только денег.

Джек Бартс был коренастым и одноруким. Он дорого одевался и владел развивающимся экспедиторским делом в Луисвилле. К тому же он был одним из редких в Кентукки людей, которые промышляли частными займами. В юности Томас как-то на него работал — грузил и разгружал плоскодонные баржи на Огайо за двадцать центов в день. Бартс всегда хорошо к нему относился и не задерживал оплату. Когда Томас увольнялся, Джек проводил его рукопожатием и приглашением возвращаться на работу. Более двадцати лет спустя, весной 1818 года, Томас Линкольн напомнил Бартсу о его обещании. Теребя шляпу в руках и низко опустив голову, Томас сидел в конторе Джека Бартса и просил о займе в семьдесят пять долларов — ровно столько, чтобы хватило на покупку плуга, рабочей лошади, семян и «всего остального, что необходимо для выращивания пшеницы, кроме солнечного света и дождя».

Бартс, «все такой же крепкий и жизнерадостный, в фиолетовом сюртуке с одним рукавом», немедленно согласился. Условие он поставил простое: Томас должен вернуть девяносто долларов (сумму займа плюс двадцать процентов сверху) не позднее первого сентября. Любая прибыль сверх оговоренного оставалась Томасу. Процент был вдвое выше, чем взял бы любой уважаемый банк. Но Томас, строго говоря, не владел никакой собственностью (участок в Литл-Пиджин-Крик он занял самовольно) и не имел финансовых гарантий — значит, ему было не к кому больше идти.

Отец согласился на предложенные условия и принялся валить деревья, корчевать пни, пахать и сеять. Это был изнуряющий труд. Он в одиночку засеял семь акров пшеницы. Если бы с каждого акра удалось собрать тридцать бушелей урожая, этого хватило бы, чтобы вернуть долг Бартсу, и еще немного осталось бы нам на зиму. В следующем году отец посеял бы больше. Еще через год нанял бы работника себе в помощь. Через пять лет у нас была бы самая большая ферма в округе. А через десять лет — в целом штате. Посеяв последние зерна, отец наконец мог вздохнуть свободно. Он ждал, когда будущее поднимется из земли.

Но лето 1818 года выдалось самым жарким и засушливым на памяти старожилов. С наступлением июля во всей Индиане не осталось ни единого зеленого побега.

Томас был разорен.

Ему осталось только продать плуг и лошадь, чтобы выручить хоть немного денег. Собирать урожай никому не требовалось, так что спроса на его товар не было. Не осмеливаясь показаться Бартсу на глаза, Томас отослал ему двадцать восемь долларов вместе с письмом от первого сентября (письмо под диктовку писала Нэнси), в котором обещал прислать остаток долга, как только получится. Больше он сделать ничего не мог. Но Джека Бартса это не удовлетворило.

Через две недели Томас Линкольн шепотом произносил мольбы, которые словно обретали форму в колючем ночном воздухе. Он пробудился ото сна всего несколько минут назад. Его разбудило прикосновение к щеке. Прикосновение шелкового голубого рукава. И пачки банкнот — двадцати восьми долларов. Над постелью Томаса стоял Джек Бартс.

Бартс не собирался спорить, он пришел предупредить. Отец ему нравился. Нравился всегда. Поэтому он даст должнику еще три дня, чтобы собрать недостающие деньги. Понимаешь ли, дело есть дело. Если пройдет слух, что Джек Бартс идет на поводу у своих должников, другие еще дважды подумают, стоит ли платить ему вовремя. И куда ему после этого деваться? В богадельню? Нет, нет. Ничего личного. Исключительно вопрос платежеспособности.

Они стояли возле деревянного туалета, чтобы шепот не разбудил обитателей хижины. Бартс повторил свой вопрос:

— Сможешь отдать деньги через три дня?

Томас опять понурился:

— Не смогу.

Бартс улыбнулся и отвел глаза.

— В таком случае…

Он повернулся к Томасу — лицо кредитора исчезло, и на его месте возникло лицо демона. Окно в ад. Черные глаза, белая кожа и — клыки, длиннющие, острые как у волка, порази меня Господь, если я лгу!

— Я возьму свое другим способом.

Эйб смотрел на отца сквозь огонь.

Ужас. Меня обуял ужас. Сковал по рукам и ногам. Я ослабел. Мне стало дурно. Я больше не желал это слушать. Не сегодня. И никогда. Но отец не мог остановиться. Не теперь, когда он был столь близок к окончанию своего рассказа — к окончанию, о котором я догадывался, но в которое не решался поверить.

— Вампир отнял у меня отца…

— Замолчи…

— Отнял Спэрроу…

— Не надо!

— И вампир отнял у нас твою…

— Иди к черту!

Томас разрыдался.

Один вид его пробуждал во мне неведомую доселе ненависть. Ненависть к отцу. Ко всему на

Джордж Клуни и президент Авраам Линкольн оказались родственниками

https://ria.ru/20121101/908649497.html

Джордж Клуни и президент Авраам Линкольн оказались родственниками

Джордж Клуни и президент Авраам Линкольн оказались родственниками — РИА Новости, 01.11.2012

Джордж Клуни и президент Авраам Линкольн оказались родственниками

Согласно исследованию сайта Ancestry. com, посвященного генеалогии, мать Линкольна Нэнси Хэнкс приходится сестрой по матери пра-пра-пра-пра-прабабушки Клуни – Мэри Энн Спэрроу. У них были разные отцы, но одна мать – Люси Хэнкс. Таким образом, актера и активного сторонника президента от демократической партии Барака Обамы отделяет пять поколений от республиканца Линкольна.

2012-11-01T18:41

2012-11-01T18:41

2012-11-01T18:41

/html/head/meta[@name=’og:title’]/@content

/html/head/meta[@name=’og:description’]/@content

https://cdnn21.img.ria.ru/images/36369/26/363692646_0:170:1523:1027_1920x0_80_0_0_56b74efcd1baaa9e911eebf040f65101.jpg

сша

америка

весь мир

северная америка

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

2012

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og. xn--p1ai/awards/

Новости

ru-RU

https://ria.ru/docs/about/copyright.html

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

https://cdnn21.img.ria.ru/images/36369/26/363692646_0:28:1523:1170_1920x0_80_0_0_4445b16156b9a6024b8f28f828f42ecb.jpg

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

сша, авраам линкольн

Согласно исследованию сайта Ancestry.com, посвященного генеалогии, мать Линкольна Нэнси Хэнкс приходится сестрой по матери пра-пра-пра-пра-прабабушки Клуни – Мэри Энн Спэрроу. У них были разные отцы, но одна мать – Люси Хэнкс. Таким образом, актера и активного сторонника президента от демократической партии Барака Обамы отделяет пять поколений от республиканца Линкольна.

Голливудский актер Джордж Клуни оказался дальним родственником 16-го президента США Авраама Линкольна, сообщает агентство Рейтер.

Согласно исследованию сайта Ancestry.com, посвященного генеалогии, мать Линкольна Нэнси Хэнкс приходится сестрой по матери пра-пра-пра-пра-прабабушки Клуни – Мэри Энн Спэрроу. У них были разные отцы, но одна мать – Люси Хэнкс. Таким образом, актера и активного сторонника президента от демократической партии Барака Обамы отделяет пять поколений от республиканца Линкольна.

Это не единственный известный родственник Джорджа Клуни. В 2002 году скончалась его тетя Розмари Клуни, знаменитая эстрадная певица и актриса.

Карл Сэндберг — Линкольн читать онлайн

Карл Сэндберг

Линкольн

1. Детство и юность на диком Западе

В 1776 году, когда тринадцать американских колоний приняли знаменитую Декларацию независимости, в графстве Рокингхэм жил капитан виргинского народного ополчения Авраам Линкольн. Он владел там 210 акрами земли, доставшимися ему от отца, Джона Линкольна, одного из многих переселенцев, приехавших из Англии, Шотландии, Ирландии, Германии, Голландии, которые захватывали зеленые холмы и склоны долины Шенандоа и взрезали своим плугом девственные земли, издавна принадлежавшие индейцам. Эти Линкольны были спокойными, мирными и упорными людьми.

У Авраама Линкольна было трое сыновей: Мордехай, Джошуа, Томас — и две дочери. Вот с этой семьей Авраам Линкольн в 1782 году переселился в Кентукки. Давно уже его друг Даниэл Бун, побывавший в Кентукки, рассказывал ему о богатых черноземом и травами долинах, где масса дичи и рыбы, где отличный лес и чистые быстрые реки. Его влекла эта сторона, о которой рассказывал Бун, где акр земли стоил 40 центов. Авраам Линкольн продал свою ферму, упаковал пожитки и присоединился к группе переселенцев, направлявшихся по Дикой дороге через Камберлендский перевал на север и затем на запад, в Кентукки. Он обосновался на берегу Грин-ривер и занял там участок земли более чем в 2 тысячи акров.

Однажды — это было через два года, — когда Авраам Линкольн работал на поле со своими тремя сыновьями, мальчики услышали ружейный выстрел, свист пули… Отец с криком упал на землю. «Индейцы!» — крикнул кто-то из них; Мордехай бросился в хижину, Джошуа пустился через поле и лес за помощью, а шестилетний Том остался над истекающим кровью отцом, не зная, что делать. Он поднял голову и увидел рядом с собой индейца. В ту же минуту индеец взмахнул руками, со стоном согнулся пополам и рухнул наземь. Его настигла пуля Мордехая, который стрелял сквозь щель в стене хижины. Маленький Том стоял так близко, что слышал, как пуля ударила краснокожего.

Томас Линкольн вырос, живя у родных и знакомых; время от времени он нанимался работать к фермерам. Между делом он овладел плотничьим и столярным ремеслами. Иногда он бывал молчалив, а порой говорил без умолку, шутил и рассказывал всевозможные истории. Он умел немного читать и мог подписать свою фамилию.

В девятнадцать лет Томас Линкольн вступил в ополчение штата Кентукки и в двадцать четыре года был назначен констеблем в графство Камберленд. В 1803 году он купил за 118 фунтов наличными участок земли в 238 акров около Милл-крика, в семи милях от Элизабеттауна.

В 1806 году Томас Линкольн женился на двадцатидвухлетней Нэнси Хэнкс, которую иногда звали Нэнси Спарроу, потому что она выросла в доме Томаса и Элизабет Спарроу и фактически была их приемной дочерью. Сыграли свадьбу; молодой муж посадил новобрачную на лошадь и повез ее по красноватой глинистой дороге в Элизабеттаун. Там он купил полдюжины ножей, вилок и ложек, иголок и ниток, три куска шелка и три фунта табака — шелк для Нэнси, табак для себя. Они были счастливы. Том плотничал, мастерил комоды, шкафы, двери, окна, а когда приходилось — то и гробы.

В 1807 году Нэнси родила девочку, которую назвали Сарой.

Через год Томас Линкольн с Нэнси и ребенком переехали из Элизабеттауна на новое место — у ручья Нолин-крик. в двух с половиной милях от Ходжин-вилля, где он приобрел 348 с половиной акров нетронутой земли. Здесь Том построил хижину из бревен, которые сам срубил неподалеку. Полом служила утрамбованная земля, одна-единственная дверь висела на кожаных петлях. Сквозь крохотное окошко можно было выглянуть наружу и посмотреть, что за погода на дворе, увидеть солнце и деревья, уходящие вдаль холмистые прерии.

Однажды февральским утром 1809 года Том Линкольн вышел из своей хижины на дорогу, остановил соседа, попросил его зайти к бабке Пегги Уолтерс и передать ей. что Нэнси скоро потребуется ее помощь. Утром 12 февраля — это было воскресенье — бабка пришла в хижину Линкольнов, и вместе с Томом и стонущей Нэнси Хэнкс они приветствовали приход в этот мир жестокой борьбы и крови, мир мечтаний и разочарований нового ребенка, мальчика.

Несколько позже в то же утро Том Линкольн подбросил побольше дров в очаг, укрыл Нэнси лишним одеялом и зашагал по дороге, где в двух милях от его хижины жили Том и Бетси Спарроу. Деннис Хэнкс, девятилетний приемный сын Спарроу, встретил его на пороге. «Нэнси родила сына», — сказал Том, и на лице его появилась застенчивая улыбка.

Деннис со всех ног бросился к хижине Линкольнов. Влетев туда, он увидел Нэнси, лежащую на постели, устроенной в углу из жердей. Она оторвала свой взгляд от ребенка и слабо улыбнулась Деннису. А он стоял и смотрел, как спокойно и мерно дышит это маленькое существо. «Как ты решила назвать его, Нэнси?» — спросил он. «Авраамом, — ответила она, — в честь его деда».

Весной 1811 года Том Линкольн перевез свою Семью на новое место, в 10 милях северо-восточнее Нолин-крика. У ручья Ноб-крик он купил участок в 230 акров. Почва здесь была чуть получше, да и соседей было больше. Неподалеку от новой хижины Тома проходила знаменитая Камберлендская тропа, основная дорога, связывавшая Луисвилл с Нашвиллем. На этой дороге можно было видеть крытые фургоны с переселенцами, двигавшимися на юг, на запад, на север, коробейников, торговавших всевозможными скобяными изделиями и галантереей, партии рабов, бредущих во главе с надсмотрщиком или в сопровождении работорговца верхом на лошади; иногда можно было увидеть конгрессменов или членов законодательного собрания, проезжавших в роскошных экипажах на заседания в Луисвилл.

Здесь, на этой ферме, маленький Эйб вырастал из одной рубашонки в другую, здесь он научился ходить и говорить, а когда стал немного старше, привык к домашней работе — бегал со всякими поручениями, таскал воду, дрова, выносил золу из очага. Он узнал, как появляются на ладонях мозоли от мотыги, когда трудишься над грядками фасоли, лука, помидоров. Он научился ходить за жеребцом и двумя кобылами, которых купил его отец.

Эта ферма на Ноб-крике, в долине, окруженной высокими холмами и пересеченной глубокими оврагами, была первым домом, который запомнил Эйб Линкольн.

Школа находилась за четыре мили от их дома, и когда она была открыта, а Сара и Эйб не были заняты по хозяйству, они ежедневно проделывали этот путь. Там, в бревенчатой хижине с земляным полом и единственной дверью, сидя на грубо сбитых скамьях без спинок, они выучили азбуку и научились считать до десяти. В этой школе всегда было шумно: ученики громко повторяли свои уроки, чтобы показать учителю, какие они прилежные. Первым учителем Эйба и Сары был Захария Риней, католик, вслед за ним появился Калеб Хазед, до этого содержавший таверну. Впоследствии Эйб вспоминал, что «всюду, где только можно было нарисовать линии, он тренировался в письме». Он выцарапывал слова углем, выводил их в пыли, на песке, на снегу. Он находил особую прелесть в письме.

Читать дальше

Детство — Линкольн, Авраам

Линкольн родился 12 февраля 1809 года в семье необразованных фермеров — Томаса Линкольна и Нэнси Хэнкс, живших в маленькой бревенчатой хижине на ферме Синкинг-Спринг (англ.)русск. в округе Гардин, штат Кентукки. Его дед по отцовской линии Авраам, в честь которого и был позже назван мальчик, перевез свою семью из Вирджинии вКентукки^[10][11], где он попал в засаду и погиб во время рейда против индейцев в 1786 году. Мать Линкольна, Нэнси, родилась в западной Вирджинии. Вместе со своей матерью она перебралась в Кентукки, где и познакомилась с Томасом Линкольном, уважаемым и состоятельным гражданином штата Кентукки. К тому времени, когда у них родился Авраам, Томас владел двумя фермами общей площадью около 500 гектар, несколькими зданиями в городе, большим количеством домашнего скота и лошадей. Он был одним из самых богатых людей в округе. Однако в 1816 году Томас теряет все свои земли в судебных делах из-за юридической ошибки в правах на собственность.

Семья перебирается на север, в Индиану, осваивать новые свободные земли. Линкольн позже отметил, что в основном этот шаг был вызван юридическими проблемами с землёй, но частично из-за ситуации с рабством на юге. В девять лет Авраам потерял мать, тогда его старшая сестра, Сара, взяла на себя ответственность по уходу за ним до тех пор, пока их отец не женился повторно в 1819 году на вдове Саре-Буш Джонстон.

Изба, в которой родился Линкольн

Мачеха, имевшая троих детей от первого брака, быстро сблизилась с юным Линкольном, в итоге он даже стал называть ее «мама»^[17]. До десяти лет Авраам не любил домашнюю работу, сопутствующую пограничному образу жизни. Некоторые в его семье, а также среди соседей, какое-то время даже считали его ленивым^[18][19]. Позже он стал охотно выполнять всё, что от него требовалось. Юный Линкольн участвовал в полевых работах, а, став постарше, подрабатывал разнообразными способами — на почте, лесорубом, землемером и лодочником. Особенно ему хорошо давалась рубка дров. Охоты же и ловли рыбы Линкольн избегал из-за своих моральных убеждений^[19]. Линкольн также согласился с обычным обязательством сына отдавать отцу все доходы от работы вне дома до 21 года^[15].

В это же время Линкольн всё сильнее отдалялся от своего отца, в частности, из-за отсутствия у последнего образования. Авраам стал первым в семье, кто научился писать и считать, хотя, по его же признаниям, он посещал школу не более года из-за необходимости помогать семье. С детства он пристрастился к книгам, пронёс любовь к ним через всю свою жизнь.^[20]. Деннис, друг его детства, впоследствии писал:

«После того, как Эйбу исполнилось 12 лет, не было случая, когда бы я его видел без книги в руках… По ночам в хижине он опрокидывал стул, заслонял им свет, усаживался на ребро и читал. Это было просто странно, чтобы парень мог столько читать».

В детстве Линкольном были прочитаны Библия, «Робинзон Крузо», «История Джорджа Вашингтона», басни Эзопа. Кроме того, он помогал соседям писать письма, оттачивая, таким образом, грамматику и стилистику. Иногда он даже ходил за 30 миль в суд для того, чтобы послушать выступления адвокатов.

Нэнси Хэнкс Линкольн — Национальный исторический парк места рождения Авраама Линкольна (Служба национальных парков США)

Художественное исполнение Нэнси Хэнкс Линкольн.

Ллойд Остендорф

Нэнси Хэнкс родилась 5 февраля 1784 года в округе Хэмпшир, штат Вирджиния, ныне округ Минерал, Западная Вирджиния. Подробности ее ранней жизни отрывочны. К 9 годам она осиротела и жила со своими дядей и тетей Ричардом и Рэйчел Берри в Бич-Форк в современном округе Вашингтон, штат Кентукки.Выросшая в семье Берри, Нэнси приобрела навыки, необходимые для управления пограничным домом, и стала широко известна как опытная прядильщик и швея. Живя с Берри, Нэнси познакомилась с Томасом Линкольном, который жил на соседней ферме. Нэнси Хэнкс и Томас Линкольн поженились 12 июня 1806 года в доме Берри.

Нэнси Хэнкс Линкольн и ее муж Томас Линкольн поселились на принадлежащей Томасу ферме вдоль Милл-Крик, примерно в восьми милях к северу от Элизабеттауна, штат Кентукки.Вскоре Линкольны переехали в хижину в Элизабеттауне, где 10 февраля 1807 года родился их первый ребенок, дочь, которую они назвали Сарой.

В декабре 1808 года Нэнси Хэнкс Линкольн и ее растущая семья переехали на ферму Синкинг-Спринг в тогдашнем округе Хардин (сегодня округ ЛаРю), штат Кентукки. В течение двух месяцев 12 февраля 1809 года родился второй ребенок, сын, которого они назвали Авраамом. В 1811 году семья Линкольнов переехала на ферму Ноб-Крик, всего в десяти милях от них, где семья оставалась в течение пяти лет.В 1812 или 1813 году, живя в Ноб-Крик, Нэнси Хэнкс Линкольн родила третьего ребенка, сына, которого они назвали Томасом-младшим, который умер в младенчестве.

В декабре 1816 года семья Линкольнов переехала в поселение Литтл-Пиджен-Крик в округе Перри (позже часть округа Спенсер), штат Индиана, где Томас Линкольн купил землю непосредственно у федерального правительства. Нэнси Хэнкс Линкольн помогала в работе по расчистке земли и уходе за посевами, а также в ведении домашнего хозяйства Линкольна.Осенью 1818 года вспышка «молочной болезни» распространилась по общине Литтл-Пиджен-Крик, унеся жизни многих. Будучи хорошей соседкой, Нэнси Хэнкс Линкольн пошла заботиться о своих соседях, которые заразились болезнью, и пока она ухаживала за своими соседями, она пила молоко их коровы и заразилась болезнью. 5 октября 1818 года, через две недели после появления первых симптомов, умерла Нэнси Хэнкс Линкольн.

Нэнси Хэнкс Тело Линкольна было подготовлено для захоронения в бревенчатой ​​хижине Линкольна, в то время как Томас Линкольн и его сын Авраам распиливали бревна на доски, чтобы построить гроб для Нэнси.В возрасте девяти лет Авраам вырезал колышки для гроба своей матери. Нэнси Хэнкс Линкольн была похоронена на холме в четверти мили к югу от семейной фермы.

Две матери, которые сформировали Линкольна

Зимним утром 31 января 1861 года Авраам Линкольн вошел в уединенный фермерский дом, который, казалось бы, дрейфовал в бескрайних прериях Иллинойса. Избранный президент покидал свой родной город Спрингфилд только один раз за восемь месяцев, прошедших с момента выдвижения кандидатом в президенты от Республиканской партии, чтобы, наконец, лично встретиться со своим напарником Ганнибалом Хэмлином, но у него было одно особенное прощание, которое он должен был произнести в человек перед отъездом из Иллинойса на инаугурацию.Внутри этого уютного фермерского дома, спрятанного под снежным покрывалом, Линкольн склонился над своим долговязым телом и обнял иссохшую женщину, которую он называл «Матерью», но не женщину, которая его родила, а мачеху, которая помогла ему встать на путь. в Белый дом.

Нэнси Хэнкс Линкольн, родившая Великого Освободителя 12 февраля 1809 года, привила своему сыну добродетели честности и сострадания и посеяла семена его интеллектуальной любознательности. Несмотря на отсутствие собственного формального образования, Нэнси Линкольн убедила своего маленького мальчика в важности обучения и чтения, когда они путешествовали по границе Кентукки и Индианы.Когда его мать внезапно умерла в 1818 году после того, как выпила молоко, зараженное ядовитым белым змеиным корнем, 9-летний Авраам был опустошен.

ПОДРОБНЕЕ: 10 вещей, которые вы могли не знать об Аврааме Линкольне

Прибытие мачехи Сары Буш-Джонстон и позвонил Саре Буш-Джонстон. Пара была знакома друг с другом с тех пор, как Линкольны жили в Элизабеттауне, и как только вдова Джонстон, потерявшая мужа во время эпидемии холеры 1816 года, ответила на стук в дверь, Томас сделал предложение.Как только он согласился выплатить непогашенные долги ее покойного мужа, Сара приняла предложение руки и сердца. Вдова и вдовец поженились 2 декабря 1819 года.

Томас Линкольн привез Сару и троих ее детей в свою маленькую хижину в Индиане, чтобы они жили со своими двумя выжившими детьми, Авраамом и сестрой Сарой. Новая жена Томаса Линкольна нашла Индиану «дикой и безлюдной», и то же самое можно было сказать о диком молодом Аврааме. Сара Линкольн нарядила его так, чтобы он «выглядел более человечным», и привнесла женское прикосновение в их скромную каюту.«Она очень быстро все изменила», — говорит Джефф Оппенгеймер, автор исторического романа «Эта нация может жить», основанного на его обширном исследовании прочной связи между Линкольном и его мачехой. «Они жили на земляных полах. Сара велела Томасу положить деревянный пол, починить крышу и побелить дом. Через несколько недель это было совершенно новое домашнее хозяйство. Они снова стали людьми».

В качестве свидетельства воспитания Нэнси Линкольн, которую ее сын стал называть своей «матерью-ангелом», Сара Линкольн нашла своего нового пасынка образцовым ребенком.«Эйб был лучшим мальчиком, которого я когда-либо видела», — сказала она спустя годы после его смерти. «Я могу сказать то, что едва ли одна женщина — мать — может сказать из тысячи, и вот что: Эйб никогда не ругал меня и не смотрел на меня и никогда фактически или даже внешне не отказывался делать все, что я просила». Сара также поручилась за давнюю репутацию честного Эйба. «Он никогда в жизни не лгал мне — никогда не уклонялся, никогда не уклонялся, никогда не уклонялся».

ПОДРОБНЕЕ: На своей второй инаугурации Линкольн пытался объединить нацию

Поддерживая его образование, заслуживая его любовь

Сара заполнила огромную пустоту в жизни Линкольна после потери его биологической матери.Хотя сама она, вероятно, была неграмотной, она способствовала работе Нэнси по развитию у Эйба понимания прочитанного и интеллекта. Сара утолила жажду знаний своего пасынка, дав ему книги для чтения. «Сара понимала ценность образования, — говорит Оппенгеймер. «Она рано поняла, что в этом мальчике есть что-то особенное, и защитила его право на дальнейшее интеллектуальное развитие».

Мачеха и пасынок быстро подружились. «Его разум и мой, то немногое, что было у меня, казалось, шли вместе, двигались в одном направлении», — сказала Сара.Она относилась к Линкольну так, как если бы он был ее плотью и кровью, предлагая любовь, доброту и поддержку. Он ответил взаимностью, назвав ее «матерью». В 1861 году Линкольн признался родственнику, что его мачеха «была его лучшим другом в этом мире и что ни один сын не может любить мать больше, чем он любит ее».

Когда в 1851 году умер Томас Линкольн, Сара снова овдовела. Линкольн помогал поддерживать свою мачеху и содержал для нее участок площадью 40 акров на равнинах Иллинойса. Когда Линкольн отлучался от мачехи во время своего визита в 1861 году, слезы навернулись на ее серо-голубые глаза.Сара никогда не хотела, чтобы он баллотировался в президенты, опасаясь, что с ним что-то случится. Когда четыре года спустя ее предчувствие сбылось и пришли новости из театра Форда, Сара натянула фартук на лицо, зарыдала и закричала: «Они убили его. Я знал, что они будут. Я знал, что они будут».

Когда Сара умерла в 1869 году, она была похоронена в черном шерстяном платье, подаренном ей пасынком во время их последней встречи, в знак признательности за все, что она для него сделала. «Она узнала мальчика с огромным талантом и увидела бриллиант, когда практически все вокруг этого долговязого, неуклюжего мальчика увидели грубость», — говорит Оппенгеймер. «Так делают мамы».

Хэнкс — Новости | Семейное деревоДНК

РЕЗУЛЬТАТЫ ЕСТЬ! ~ НЭНСИ ХЭНКС ЛИНКОЛЬН ИССЛЕДОВАНИЕ мтДНК 30 августа 2018 г.:   ВНИМАНИЕ О НОВОМ ВЕБ-САЙТЕ! Посетите https://geneticlincoln.com, чтобы получить дополнительную информацию об исследовании мтДНК Нэнси Хэнкс и Линкольна и многое другое.

21 октября 2015 г .: Новое исследование матрилинейных родственников матери Авраама Линкольна Нэнси Хэнкс продемонстрировало, что митохондриальная ДНК Линкольна принадлежала к очень редкой гаплогруппе X1c, и представило доказательства материнского происхождения Нэнси Хэнкс Линкольн.

В ознаменование 150-летия (1865–2015 гг.) убийства Авраама Линкольна авторы нового независимого исследования рады объявить о результатах исследования мтДНК Нэнси Хэнкс Линкольн.

     Исследование мтДНК Линкольна Нэнси Хэнкс ~ Раскрывая секреты происхождения Авраама Линкольна по материнской линии Haslam, PhD, AG, FUGA 

Авраам Линкольн – монументальная фигура в истории нашей страны, однако вопрос о происхождении его матери по материнской линии обсуждается уже более ста лет. Большинство историков сходятся во мнении, что Нэнси Хэнкс была незаконнорожденной дочерью Люси Хэнкс, у которой была вторая внебрачная дочь, Сара «Салли» Хэнкс, до того, как она вышла замуж за Генри Воробья и родила еще восемь детей. Таким образом, возникает вопрос: «Кем были родители Люси Хэнкс (Воробей)?»

В то время как большинство считало, что Люси Хэнкс (Воробей) была дочерью Джозефа Хэнкса и Энн «Нэнси» Ли из Richmond Co., VA и Nelson Co., KY, другие утверждали, что Люси Хэнкс (Воробей) родилась Люси Шипли, которая ранее до своего брака с Генри Воробьем была замужем за Джеймсом Хэнксом, предполагаемым сыном Джозефа и Энн Ли Хэнкс, что сделало ее их невесткой, а не дочерью.Они также утверждали, что она была одной из пяти сестер Шипли, двумя из которых были Наоми Шипли (Митчелл) и Рэйчел Шипли (Берри). Это исследование посвящено этому давнему противоречию и направлено на предоставление авторитетного эталонного образца митохондриальной ДНК (мтДНК) Авраама Линкольна.

Нэнси Хэнкс Линкольн не имеет живых потомков, поэтому образцы мтДНК были получены от потомков по материнской линии двух известных дочерей Джозефа Хэнкса и Энн «Нэнси» Ли (Нэнси Хэнкс Холл и Мэри Хэнкс Френд), потомков по материнской линии двух дочерей Сары «Салли» Хэнкс (София Хэнкс Линч Легран и Маргарет Хэнкс Легран) и потомки по материнской линии двух дочерей Люси Хэнкс от ее брака с Генри Воробьем (Маргарет Воробей Ингрэм и Люсинда Воробей Ричардсон). Эта группа должна быть обозначена как Группа-А. Полное митохондриальное секвенирование показало, что Группа-А принадлежит к редкой гаплогруппе X1c. В дополнение к мутациям, используемым для определения гаплогруппы X1c, они имеют общий основной набор из {трех} более конкретных мутаций. Эти результаты показывают, что участники группы А происходят от одной материнской линии. Редкость гаплогруппы X1c делает эти совпадающие образцы более определенными.

Образцы мтДНК были также собраны у матрилинейных потомков двух сестер Шипли — Наоми Шипли, вышедшей замуж за Роберта Митчелла, и Рэйчел Шипли, вышедшей замуж за Ричарда Берри-старшего.Эта группа должна быть обозначена как Группа-В. Совпадающие результаты HVR1 и HVR2 для этих двух образцов представляют собой гаплогруппу H, что указывает на то, что потомки группы B не происходят от той же материнской линии, что и группа A.

Таким образом, эти результаты можно с уверенностью использовать в качестве справочного материала для анализа ДНК артефактов Авраама Линкольна и для проведения различия между двумя версиями происхождения Нэнси Хэнкс. Включив участников из нескольких линий происхождения от Энн Ли Хэнкс, результаты пришли к выводу, что Люси Хэнкс Воробей не была сестрой Рэйчел Шипли и Наоми Шипли, и результаты предоставляют доказательства, подтверждающие вывод о том, что Люси Хэнкс была дочерью Энн Ли Хэнкс.Все матрилинейные линии были исследованы авторами исследования, Сюзанной В. Холлстрем, Нэнси С. Ройс, Стефаном А. Уитлоком, Ричардом Г. Хайлманом, Массачусетсом, доктором медицины, Джеральдом М. Хасламом, доктором философии, АГ, FUGA. ДНК дерева в Исследовательском центре геномики компании Gene by Gene, Ltd в Хьюстоне, штат Техас.

Благодарность: Беннетт Гринспен, президент, генеалогическое древо ДНК, лабораторная помощь и доктор Энн Тернер, анализ ДНК и консультацияRoyce, Stephan A. Whitlock, Richard G. Hileman, MA, JD, Gerald M. Haslam, PhD, AG, FUGA

За дополнительной информацией обращайтесь к Suzanne Hallstrom, администратору: [email protected]

Для просмотра Group- Результаты теста мтДНК A и группы B, пожалуйста, выберите вкладку РЕЗУЛЬТАТЫ мтДНК.

ПРИМЕЧАНИЕ. Работа над этим ведется. Пожалуйста, заходите почаще!

24 февраля 2016 г .: Новые результаты теста для потомка другой дочери Люси Хэнкс и Генри Воробья, Элизабет Воробей, вышедшей замуж за Клэйборн Франклин, также идентичны X1c для группы A…. Сюзанна Холлстром, администратор

© 2015 Все права защищены, Сюзанна В. Холлстром, Нэнси К. Ройс, Стефан А. Уитлок, Ричард Г. Хайлман, MA, JD, Джеральд М. Хаслам, доктор философии, AG , FUGA 

Краткая справка

Семнадцатилетний партнер Линкольна, Уильям Херндон, утверждал, что Линкольн сказал ему, что мать Линкольна, Нэнси Хэнкс, была незаконнорожденной, а это означает, что ее мать была Хэнксом по рождению. Этому отчету следовали практически все биографы Линкольна до 1900 года.

В 1920-х годах биограф Линкольна Уильям Бартон пришел к выводу, что Нэнси Хэнкс Линкольн была дочерью Люси Хэнкс Воробей, родившейся до того, как Люси Хэнкс вышла замуж за Генри Воробья. Он также утверждал, что Люси Хэнкс была дочерью Джозефа Хэнкса и Энн «Няня» Ли из Richmond Co. , VA и Nelson Co., KY. Таким образом, по словам Бартона, Люси была сестрой двух других дочерей Джозефа и Энн Ли Хэнкс по имени Нэнси Хэнкс, которая вышла замуж за Леви Холла, и Мэри Хэнкс, которая вышла замуж за Джесси Френда.

Точке зрения Бартона противостоял Луи Уоррен, который согласился с тем, что Люси Хэнкс Воробей была матерью Нэнси Хэнкс, но утверждал, что Люси Хэнкс Воробей не была Хэнксом по рождению.Вместо этого он утверждал, что она была одной из нескольких сестер по имени Шипли. Одной из этих сестер была Наоми Шипли, вышедшая замуж за Роберта Митчелла, а другой была Рэйчел Шипли, вышедшая замуж за Ричарда Берри-старшего. Уоррен утверждал, что Люси была замужем за Джеймсом Хэнксом, который, как утверждал Уоррен, был сыном Джозефа и Энн Ли Хэнкс. , прежде чем она вышла замуж за Генри Воробья.

В 1998 году Пол Вердуин представил генеалогию семьи Хэнкс для книги «Информаторы Херндона», изданной историками Линкольна Дугласом Л.Уилсон и Родни О. Дэвис. В этой генеалогии Вердуэн согласился с Херндоном и Бартоном в том, что Люси Хэнкс Воробей, мать Нэнси Хэнкс Линкольн, была дочерью Джозефа и Энн Ли Хэнкс, и что, следовательно, Нэнси была незаконнорожденной. Он также пришел к выводу, что у Люси Хэнкс была вторая внебрачная дочь, Сара «Салли» Хэнкс, до того, как она вышла замуж за Генри Воробья. Затем у Люси было еще восемь детей от Генри Воробья, четыре девочки и четыре мальчика. Вердуин также пришел к выводу, что у Сары «Салли» Хэнкс было шестеро собственных внебрачных детей, в том числе София Хэнкс Линч Легран и Маргарет Хэнкс Легран.

Бартон и Вердуэн сошлись во мнении, что у Люси и Генри Воробьев было четыре дочери по имени Мэри, Элизабет, Маргарет и Люсинда. Существуют записи, свидетельствующие о том, что Мэри Воробей вышла замуж за Бенджамина Уайтхауса, Элизабет Воробей вышла замуж за Клэйборна Франклина, Маргарет Воробей вышла замуж за Уильяма Ингрэма, а Люсинда Воробей вышла замуж за Сэнди Ричардсон.

© 2015 Все права защищены, Сюзанна В. Холлстром, Нэнси К. Ройс, Стефан А. Уитлок, Ричард Г. Хайлман, Массачусетс, доктор юридических наук, Джеральд М. Хаслам, доктор философии, АГ, FUGA

Люси Хэнкс (1767–1833) )

• Люси Хэнкс Воробей Мемориал «Найди могилу» № 138468591 Захоронение: неизвестно
• Люси Воробей (Хэнкс) была бабушкой президента Авраама Линкольна через свою дочь Нэнси Линкольн (Хэнкс). Сестра Люси, Нэнси Холл (Хэнкс), похоронена рядом с Нэнси Линкольн (Хэнкс) в Индиане, где они оба умерли от молочной болезни.

Люси подписала своим именем документ в 1790 году, который был интерпретирован как Люси Хэнкс; однако во всех других документах, в том числе написанных ее собственным почерком, используется Люси.

Люси была дочерью Джозефа и Энн Ли Хэнкс; Джозеф был сыном Джона и Кэтрин Хэнкс, а Энн была дочерью Уильяма Ли.

Примечания:

Люси Хэнкс была , а не дочерью Шипли: Примером такой неподтвержденной гипотезы (некоторые могут сказать «выдумка») является эта страница.

Для получения дополнительной информации о семье Люси Хэнкс см. также это обсуждение, начинающееся здесь.

---

• стр. 57-59 журнала American Ancestors Magazine, Vol. 17, номер 3, осень 2016 г. Генетика и генеалогия — Исследование ДНК Хэнкса: я ошибался! Кристофер С. Чайлд

  ---

 --------------------------------------------------------- Джозеф Хэнкс (1725 – 1793) был прадедом Авраама Линкольна. Принято считать, что Джозеф был отцом Люси Хэнкс, матери Нэнси Хэнкс Линкольн.Существует также теория, что у Джозефа и его жены Энн («Нэнни») был сын по имени Джеймс, который женился на Люси Шипли, породил Нэнси Хэнкс, но умер до того, как Люси и Нэнси приехали в Кентукки. 

Джозеф Хэнкс родился вторым сыном Кэтрин Хэнкс (умерла в 1779 г.) и мистера Хэнкса (ум. 1740 г.) 20 декабря 1725 года в округе Норт-Фарнхем, графство Ричмонд, штат Вирджиния. Он был арендатором и руководил плантацией. Джозеф и его семья жили в графстве Ричмонд до 1782 года, когда они переехали в то место, которое тогда называлось графством Хэмпшир, штат Вирджиния.

Джозеф женился на Энн, также известной как Нэнси и Нэнни. Она родилась около 1742 года и умерла около 1794 года.

Дети Джозефа и Энн Хэнк:

Томас родился в 1759 году, служил в милиции в графстве Хэмпшир[1]. Когда семья переехала в Кентуси, он оставался в округе Хэмпшир до 1800 года, когда он поселился в округе Роуз, штат Огайо. Он умер около 1835 года

.

Джошуа родился около 1762 года и умер около 1835 года.

Уильям родился около 1765 года и умер около 1851 или 1852 года.Он был отцом «железнодорожного сплиттера» Авраама Линкольна Джона Хэнкса. Он был женат на Элизабет Холл, сестре Леви Холла. Он переехал в Иллинойс в 1826–1827 годах и в 1830 году жил по соседству с Авраамом Линкольном в округе Мейкон, штат Иллинойс.

Чарльз

Джозеф переехал с семьей в юности, переехал с матерью в Вирджинию после смерти отца. Его воспитывал старший брат, Джошуа или Томас, после смерти его матери в 1794 году. В 1798 году он переехал в Кентукки и работал в столярной мастерской Элизабеттауна, где также работал Томас Линкольн.Он женился на Мэри Янг в 1810 году. Он переехал в округ Кроуфорд, штат Индиана, в 1815 году, а через 10 лет переехал в округ Сангамон, штат Иллинойс.

Люси, родившаяся около 1767 года, была незамужней матерью Нэнси Хэнкс. Она родила Нэнси в 1784 году, Сару Хэнкс родила около 1787 года и вышла замуж за Генри Воробья в 1791 году. Сара Хэнкс родила 6 внебрачных детей, старшая, София Хэнкс родилась в 1809 году, жила со своей тетей Элизабет и дядей Томасом Воробьем. , а после их смерти в 1818 году жил с семьей Томаса Линкольна.У Люси было восемь детей от Генри Воробья.

Нэнси, незамужняя мать Денниса Хэнкса, вышла замуж за Леви Холла.

Элизабет по прозвищу Бетси крестилась 4 мая 1771 года. Она вышла замуж за Томаса Воробья и воспитала Денниса и Нэнси Хэнкс. Родственники Хэнкса звали Нэнси Нэнси Воробей.

Полли вышла замуж за Джесси Френда.

Джозеф Хэнкс жил на 108 акрах (44 га) на развилке Майкс-Ран, рядом с Паттерсон-Крик, округ Хэмпшир, штат Вирджиния (ныне округ Минерал, Западная Вирджиния).Джозеф Хэнкс фигурирует в переписи 1782 года в графстве Хэмпшир, штат Вирджиния. Перепись показала, что в доме проживало 11 белых людей. Сюда должны были входить Джозеф, Энн и его 9 детей, в том числе Люси Хэнкс

.

Обычно считается, что прадедушкой и бабушкой Авраама Линкольна являются Энн («Нэнни») и Джозеф Хэнкс из округа Норт-Фарнхем, округ Ричмонд, Вирджиния

.

Томас Линкольн (1778 — 1851)

Нажмите здесь, чтобы просмотреть веб-страницу Томаса Х.Линкольн на findagrave.com

См. также статью в Википедии о Томасе Линкольне.

Чтобы увидеть больше изображений, перейдите в раздел «Медиа».

Томас Линкольн (6 января 1778 — 17 января 1851) был американским фермером и отцом президента Авраама Линкольна.

Томас Линкольн родился в округе Рокингем, штат Вирджиния, и был четвертым ребенком Авраама Линкольна (1744–1786) и Вирсавии Херринг (ок. 1742–1836). Он переехал в штат Кентукки в 1780-х годах со своей семьей.В мае 1786 года Томас стал свидетелем убийства своего отца коренными американцами, «…когда он пытался открыть ферму в лесу». Той осенью его мать перевезла семью в округ Вашингтон, штат Кентукки (недалеко от Спрингфилда), где Томас жил до восемнадцати лет. С 1795 по 1802 год Томас работал на разных должностях в нескольких местах.

Брак и семья

Кентукки

В 1802 году он переехал в графство Хардин, штат Кентукки, где через год купил участок площадью 238 акров (1.0 км2) ферма. Четыре года спустя, 12 июня 1806 года, он женился на Нэнси Хэнкс. Запись об их брачных узах находится в здании суда округа Вашингтон, штат Кентукки.

Их первый ребенок, дочь по имени Сара Линкольн, родилась в 1807 году. Томас купил ферму площадью 300 акров (1,2 км²) в Нолин-Крик, штат Кентукки. Там 12 февраля 1809 года у него родился сын Авраам. Третий ребенок, Томас-младший, умер в младенчестве. Все трое их детей родились в Hardin Co., Кентукки.

Соседи сообщили, что Нэнси Хэнкс Линкольн была намного умнее своего мужа, сильной личностью, которая научила молодого Авраама его буквам, а также необычайной мягкости и снисходительности, которые он знал на протяжении всей своей жизни.Линкольн сказал, что его отец Томас так и не научился читать и едва мог расписаться. Ранняя смерть отца Томаса и бедность его матери вынудили его вести тяжелую жизнь, полную случайных заработков и скитаний. Линкольн, вероятно, намекая на раннее образование и поддержку, которые он получил от своей матери, позже сказал, что всем, чем он был, он был обязан ей.

Томас принимал активное участие в общественных и церковных делах округа Хардин. Он служил членом присяжных, просителем дороги и охранником уездных заключенных.Он был грубым плотником и наемным рабочим, когда ему приходилось сводить концы с концами. Как и многие молодые люди его поколения, он думал, что добьется успеха на западе, где можно было брать землю; но, как и десятки других, Томас стал жертвой земельных законов, широко описанных как хаотичные. В трех отдельных случаях дефектные титулы привели к тому, что он потерял свою ферму. Обескураженный этими неудачами, он решил перевезти свою семью в Индиану, где постановление о земле 1785 года гарантировало, что земля, однажды купленная и оплаченная, будет сохранена.Авраам Линкольн много лет спустя утверждал, что переезд его отца из Кентукки в Индиану был «частично из-за рабства, но в основном из-за сложности прав на землю в Кентукки».

Индиана

В декабре 1816 года Линкольны поселились недалеко от Литтл-Пиджен-Крик на юге Индианы, где Томас и Авраам приступили к работе по созданию дома из дикой природы Индианы. Отец и сын работали бок о бок, чтобы расчистить землю, посадить урожай и построить дом. Томас также обнаружил, что его навыки плотника пользуются спросом по мере роста сообщества.

В октябре 1818 года Нэнси Хэнкс Линкольн заразилась молочной болезнью, выпив молоко коровы, которая съела белый змеиный корень. Лекарства от болезни не было, и 5 октября 1818 года Нэнси умерла. Больше года Томас и его дети жили одни, до 2 декабря 1819 года, когда он женился на Саре Буш, вдове из Элизабеттауна, штат Кентукки. Сара и трое ее детей, Элизабет, Матильда и Джон, присоединились к Аврааму, Саре и Деннису Хэнксам (двоюродному брату Нэнси, который жил с семьей Воробьев, прежде чем они также умерли от молочной болезни), чтобы создать новую семью из восьми человек.

Джон К. Во в своей книге « Линкольн и Макклеллан » обсуждает, как возник союз Томаса Линкольна и Сары Буш. Томас мог терпеть страдания только так долго после смерти своей первой жены без компаньона для себя и матери для своих детей. В конце 1819 года он вернулся в Кентукки, чтобы попытать счастья. Он вспомнил Сару Джонстон, женщину, которую он знал раньше, теперь вдову с тремя собственными детьми. Не теряя ни времени, ни слов, он сказал ей: «Ну, мисс Джонсон, у меня нет жены, а у вас нет мужа.Я пришел с целью жениться на тебе. Я знал тебя по девочке, а ты меня по мальчику. У меня нет времени терять, и если вы хотите, пусть это будет сделано немедленно». Говорят, что Сара сказала: «Томми, я хорошо тебя знаю и не возражаю против того, чтобы выйти за тебя замуж, но я не могу сделать это сразу, как У меня есть некоторые долги, которые должны быть выплачены в первую очередь». В тот же день Том покрыл ее долги, а на следующий день, 2 декабря 1819 года, они поженились. в фургоне с четырьмя лошадьми и уехал в Индиану.там Сара мгновенно стала любимой матерью двух своих новых пасынков.

Иллинойс

У Томаса был беспокойный характер, и когда Джон Хэнкс, двоюродный брат, который когда-то жил с Линкольнами, переехал в Иллинойс и прислал восторженные отчеты о плодородных прериях, которые не требовали изнурительной работы по расчистке леса перед посадкой, он продал свою землю в Индиане и в 1830 году переехал сначала в округ Мейкон, штат Иллинойс, а затем в округ Коулз в 1831 году. Усадьба в Гусенест-Прери, примерно в 10 милях (16 км) к югу от Чарльстона, штат Иллинойс, сохранилась как журнал Линкольна. Cabin State Historic Site , хотя его оригинальная бревенчатая хижина с седельной сумкой была утеряна после того, как ее разобрали и отправили в Чикаго для демонстрации на Всемирной Колумбийской выставке 1893 года .Томас Линкольн, которому уже за пятьдесят, оставался жителем округа до конца своей жизни и похоронен на соседнем кладбище Шайло.

Отношения с сыном Авраамом Линкольном

Отношения Фомы со своим сыном Авраамом, вероятно, были типичными для того времени и места. Первые двести лет в колониях, а затем и в Соединенных Штатах отношения между родителями и детьми были отмечены чувством долга и послушания; привязанность не считалась нормальной или даже желательной.Привязанность появилась между родителями и детьми, когда родители стали жить за пятьдесят, и после того, что Фишер назвал революцией в отношениях возраста. Дети перестали уважать своих родителей просто потому, что они стали старше. Это началось примерно в 1780 году, но последствия этого не спешили ощущаться в труднодоступном мире, в котором жил Томас, где его собственный отец был убит, когда Томасу было всего шесть лет, и он, вероятно, никогда не получал ни капельки любви в своей жизни. Его собственная мать была отчаянно бедна, и Томасу пришлось быстро повзрослеть.Как он, должно быть, видел это, как отец Авраама, он был возвышенным старейшиной, работа Авраама состояла в том, чтобы слушаться его. На грязных фермах дети были физическими активами, и родители их эксплуатировали. Высокий и сильный для своего возраста, и все, что Томас имел в своем труде, чтобы помочь ему, Авраам был поставлен на работу рано.

Но сообщения о том, что Томас поощрял образование своего сына, не подтверждаются. Напротив, современники рассказывают, что он время от времени сжигал книги Авраама, потому что считал чтение праздным времяпрепровождением, мешающим настоящей работе.Такое отношение сохранялось и в 20 веке в сельских общинах. Фома иногда бил Авраама, если тот думал, что пренебрегает своей работой, слишком много читая, или если он вмешивался во взрослые разговоры. По словам его мачехи, Авраам был милым, покладистым ребенком, никогда не сердился и не дерзил, поэтому трудно объяснить резкость Томаса иначе, чем тем, как с ним обращались в детстве. В контексте его собственной культуры, а не нашей современной, когда он отдал своего сына напрокат, чтобы выплатить долг, у него дела обстояли не хуже, чем у тысяч других отцов, нуждавшихся в деньгах.Но это означало конец шансов Авраама пойти в школу.

Угодничество отцу, который не проявлял привязанности, который не ценил своих даров и который, как не мог не заметить его сын, не был ему равен по интеллекту, должно было быть травмирующим. Более поздние намеки Авраама на неграмотность и отсутствие амбиций его отца намекают на вид выстрела, сделанного в бога, ноги которого, как выяснилось, сделаны из глины. Там была боль и чувство несправедливости.

Что заставило Авраама судить о своем отце, так это то, что Фишер назвал революцией в отношении возраста.Идея о том, что все люди созданы равными, захватила американское воображение. Это логически распространялось на сыновей и отцов. Тирания Фомы означала не только то, что у Авраама не было свободы воли работать на ферме или нет. Это также лишило его интеллектуального роста. Авраам читал книги; поговорить о них было не с кем.

Еще одним новым явлением было то, что поколение Авраама было честолюбивым. В течение нескольких поколений последний сын продолжал работать на ферме своего стареющего отца, пока тот не умер, а затем унаследовал имущество.Авраам не хотел жизни своего отца. Покупка Луизианы открыла возможности для новой карьеры, о которой их отцы и не мечтали. Вы можете зайти настолько далеко, насколько хватит вашего таланта и амбиций. Иностранные посетители отмечали «стремление подняться», которым заразились молодые американцы.

Авраам сделал перерыв как раз в то время, когда его отец перевез семью (еще раз) в округ Коулс, штат Иллинойс, в 1831 году. После того, как будущий президент расстался со своим отцом, у него все же были какие-то контакты.К 1841 году Томас владел 120 акрами земли, но в конце концов продал треть своей земли Аврааму (теперь успешному юристу), чтобы выйти из финансовых затруднений. Эйб Линкольн удержал эту землю с целью обеспечить жильем свою преданную мачеху в случае смерти отца. В 1848 году Томас снова получил от сына деньги, чтобы спасти остальные земли от принудительной продажи.

Из рассказа Авраама мы знаем только то, что он взвалил на плечо небольшой узелок с вещами и ушел пешком.За всю свою общественную жизнь Авраам ни разу не принял важного решения без длительных и одиноких размышлений. Даже после того, как он принял решение, он будет ждать, пока не наступит подходящий момент, когда оппоненты решат, что это хорошая идея сама по себе. Возможно, здесь так и было, потому что двадцать два кажутся немного запоздалыми. И как со всеми его решениями, однажды приняв решение, он никогда его не менял. Авраам отправлял деньги домой и принимал исполнительные решения после смерти отца, но больше никогда не брался за пахоту.

Их отношения называют «натянутыми». Это намного интереснее. Томас и его сын попали в период социального перехода. Если молодое поколение насмело, то именно старшее понесло шокирующую потерю того, на что, как они ожидали, с самого детства они имели право. Когда возраст больше не считался доказательством Божьего благоволения и заслуживающим почитания, должно быть, было величайшей трагедией быть молодым, когда возраст был превознесен, а затем быть старым, когда он не был.

Хотя Авраам поспешил навестить своего отца во время болезни в 1849 году, он не увидел его на смертном одре следующей зимой, сославшись на работу и недавние роды его жены, Мэри Тодд Линкольн. «Скажи ему, — писал он своему сводному брату Джону Д. Джонстону (к которому Томас Линкольн был гораздо ближе), — что если бы мы могли встретиться сейчас, вряд ли это было бы более болезненно, чем приятно; но что если это будет его теперь ему многое предстоит, скоро он встретится со многими близкими, которых уже не было, и где остальные из нас, с помощью Божией, надеются вскоре присоединиться к ним.Это противоречило его мнению на момент смерти Энн Ратледж о том, что будущей жизни не существует. Но, возможно, он имел в виду утешение. Авраам не присутствовал на похоронах своего отца. «Он не был бессердечным», — писал историк Дэвид Герберт Дональд, «Но Томас Линкольн представлял собой мир, который его сын давно оставил позади». Авраам действительно посетил могилу своего отца во время визита к мачехе, с которой он поддерживал близкие отношения до самой смерти.

На протяжении всех сочинений Авраама Линкольна и воспоминаний о его выступлении «он не сказал ни одного положительного слова о своем отце.Однако он назвал своего четвертого сына Томасом, что «предполагало, что воспоминания Авраама Линкольна о его отце не были неприятными». Это могло быть причиной, но назвать сына в честь его деда было достаточно условно, и под номером четыре, У Линкольнов заканчивались имена.Поколением ранее, когда превознесение бабушек и дедушек было правилом, Авраам должен был назвать своего первого сына Томасом (Авраам был назван в честь отца Томаса).

Но при всем умалчивании Авраама о своем отце одно говорит само за себя.Томас был популярным рассказчиком с замечательной памятью и даром мимики. Авраам провел свои ранние годы в углу комнаты, слушая взрослых, учась подражать своему отцу и позже увлекать своих друзей безграничным запасом историй. Это было одним из его больших политических навыков.

Следующая выдержка из Службы национальных парков, полученная 31 октября 2007 г. с http://www.nps.gov/archive/liho/family/thomas.htm:

«Томас родился в Вирджинии, и его семья вскоре перевезла его на запад, в Кентукки.Индейцы убили его отца по имени Авраам Линкольн, когда он расчищал сельскохозяйственные угодья, оставив молодого Томаса и его семью без отца. Он переехал в округ Хардин, штат Кентукки, в 1802 году, а год спустя купил свою первую ферму. Томас женился на Нэнси Хэнкс 12 июня 1806 года. У них было трое детей: Сара (10 февраля 1807 года), Авраам Линкольн (12 февраля 1809 года) и Томас (1812 год), умершие в младенчестве.

«Исторические документы показывают, что Томас был ответственным гражданином и общественным деятелем, но он неоднократно становился жертвой хаотичного земельного законодательства Кентукки и постоянно раздражался из-за присутствия рабства.В 1816 году Томас и его семья пересекли реку Огайо и купили ферму непосредственно у федерального правительства на территории нынешнего округа Спенсер, штат Индиана.

«Двумя годами позже его жена умерла из-за молочной болезни, и Томас женился на вдове, Саре Буш-Джонстон.

«Хотя у Линкольна сложились близкие отношения с мачехой, его отношения с отцом были натянутыми. В 1830 году он в последний раз переехал с отцом, когда они отправились в Иллинойс. Через год он отправился в путь самостоятельно.Его отец продолжал заниматься сельским хозяйством в округе Коулз, штат Иллинойс, до своей смерти в 1851 году. Он был похоронен на кладбище Шайло, недалеко от своей фермы в Иллинойсе.

«Источники: Энциклопедия Линкольна, (1982) Марка Нили и «Молодежь Линкольна» (1959) Луи А. Уоррена».

---

Томас Линкольн родился в округе Рокингем, штат Вирджиния. Он переехал в штат Кентукки в 1780-х годах со своей семьей. В мае 1786 года Томас стал свидетелем убийства своего отца индейцами, «…когда он трудился, чтобы открыть ферму в лесу.Той осенью его мать перевезла семью в округ Вашингтон, штат Кентукки (недалеко от Спрингфилда), где Томас жил до восемнадцати лет. С 1795 по 1802 год Томас работал на разных работах в нескольких местах. помог прокормить семью Линкольнов.

Брак и семья

В 1802 году он переехал в графство Хардин, штат Кентукки, где через год купил ферму площадью 238 акров. Четыре года спустя, 12 июня 1806 года, он женился на Нэнси Хэнкс. Их первый ребенок, дочь по имени Сара Линкольн, родился через год.В 1808 году Томас купил ферму площадью 300 акров в Нолин-Крик, штат Кентукки. Там 12 февраля 1809 года у него родился сын Авраам. Третий ребенок, Томас-младший, умер в младенчестве.

Томас принимал активное участие в общественных и церковных делах округа Хардин. Он служил членом присяжных, просителем дороги и охранником уездных заключенных. Он немного умел читать, был искусным плотником и владельцем недвижимости. Однако, как и десятки других, Томас стал жертвой земельных законов, широко описанных как хаотичные.В трех отдельных случаях дефектные титулы привели к тому, что он потерял свою ферму. Обескураженный этими неудачами, он решил перевезти свою семью в Индиану, где постановление о земле 1785 года гарантировало, что земля, однажды купленная и оплаченная, будет сохранена. Авраам Линкольн много лет спустя утверждал, что переезд его отца из Кентукки в Индиану был «частично из-за рабства, но в основном из-за сложности прав на землю в Кентукки».

В декабре 1816 года Линкольны поселились недалеко от Литтл-Пиджен-Крик, где Томас и Авраам приступили к работе, вырезая дом из дикой природы Индианы.Отец и сын работали бок о бок, чтобы расчистить землю, посадить урожай и построить дом. Томас также обнаружил, что его навыки плотника пользуются спросом по мере роста сообщества.

В октябре 1818 года Нэнси Хэнкс Линкольн заразилась страшной молочной болезнью, выпив отравленное молоко коровы, которая съела растение «Белый змеиный корень». Лекарства от болезни не было, и 5 октября 1818 года Нэнси умерла. Больше года Томас и его дети жили одни, до 2 декабря 1819 года, когда он женился на Саре Буш, вдове из Элизабеттауна, штат Кентукки.Сара и трое ее детей — Элизабет, Матильда и Джон — присоединились к Аврааму, Саре и Деннису Хэнксам (двоюродному брату Нэнси, который жил с Воробьями до их смерти от той же вспышки молочной болезни, которая убила Нэнси), чтобы создать новый план. семья из восьми человек.

В дополнение к работе плотником, управлению фермой и заботе о своей семье, Томас также помогал строить баптистскую церковь Little Pigeon, членом которой он был и служил попечителем церкви. К 1827 году он заработал достаточно денег, чтобы выплатить долг за 100 акров земли.

Несмотря на свой успех в Индиане, Томас решил перевезти свою семью в Иллинойс в 1830 году. Джон Джонстон, его пасынок, который к тому времени уже был взрослым, переехал туда и прислал восторженные отчеты о доступных плодородных землях. Кроме того, поскольку это были прерии, не было необходимости в непосильной работе по расчистке земли. Томас продал свою землю в Индиане и переехал сначала в округ Мейкон, штат Иллинойс, а затем в округ Коулз в 1821 году. Усадьба в Гусенест-Прери, примерно в 10 милях к югу от Чарльстона, штат Иллинойс, сохранилась как Государственное историческое место бревенчатой ​​хижины Линкольна, хотя его Оригинальная бревенчатая хижина с седельной сумкой была утеряна после того, как ее разобрали и отправили в Чикаго для демонстрации на Всемирной Колумбийской выставке 1893 года.Его сын Авраам уехал, чтобы основать собственную усадьбу в Нью-Салеме, штат Иллинойс, во время переезда семьи в округ Коулз. Томас Линкольн оставался жителем округа до конца своей жизни и похоронен на соседнем кладбище Шайло. [1]

У Линкольна были непростые отношения со своим сыном, которые становились все более отдаленными по мере взросления. Он не был «суровым отцом или жестоким сторонником дисциплины» и поощрял чтение и образование своего сына. Однако Томас иногда бил Авраама, если тот думал, что пренебрегает своей работой, слишком много читая, или если он вмешивался во взрослые разговоры.[1] Авраам, который мало знал о ранней борьбе своего отца, смотрел на него свысока и думал, что он был ленивым и нечестолюбивым. Младший Линкольн приписывал все свои дары своей матери, Нэнси Хэнкс Линкольн, — не столько за ее личные качества, сколько за свою веру в то, что его дары исходят от его неизвестного дедушки, который стал отцом ее вне брака. Хотя Авраам поспешил навестить своего отца во время болезни в 1849 году, он не видел его на смертном одре следующей зимой, обвиняя в этом работу и недавние роды Линкольна Мэри Тодд (хотя ни то, ни другое не было очень серьезным препятствием).«Скажи ему, — писал он своему сводному брату Джону Д. Джонстону (к которому Томас Линкольн был гораздо ближе), — что если бы мы могли встретиться сейчас, вряд ли это было бы скорее болезненно, чем приятно; но что если это будет его теперь много идти, он скоро встретит радостную встречу со многими близкими, которые ушли раньше, и где остальные из нас, с помощью Бога, надеются вскоре присоединиться к ним.»[3] Авраам не посещал своего отца. похороны, он умер в округе Коулз, штат Иллинойс. «Он не был бессердечным, — писал историк Дэвид Герберт Дональд, — но Томас Линкольн представлял собой мир, который его сын давно оставил позади.Дональд, 154

Источники:

• Эта статья включает текст из [2], работы Службы национальных парков и, таким образом, является общественным достоянием.

Мемориал «Найди могилу» № 8255.

---

Примечание куратора: «Связь Шипли» с этой родословной оказалась ложной. Жена Томаса Ли, а не Шипли.

---

Прадед Эйба Линкольна

Каталожные номера

• Коулман, Чарльз Х. «Бабушка Линкольна Линкольна.Журнал Исторического общества штата Иллинойс (1908–1984) 52, вып. 1 (1959): 59–90. http://www.jstor.org/stable/40189910.

 

Авраам Линкольн родился 12 февраля 1809 года в округе Хардин, штат Кентукки, в семье Томаса и Нэнси Линкольн в их однокомнатной бревенчатой ​​хижине на их ферме, известной как Тонущий источник (недалеко от современного Ходженвилля, штат Кентукки). Хотя у Томаса не было формального образования, он был отличным фермером и плотником и часто был членом жюри.Томас и Нэнси присоединились к небольшой баптистской церкви в районе, который откололся от более крупной церкви из-за проблемы рабства.

Когда Эйбу было два года, семья переехала на соседнюю ферму Ноб-Крик, где сформировались первые детские воспоминания Эйба. Из-за трудностей, с которыми столкнулся его отец с правом собственности на ферму, Томас Линкольн перевез свою семью в Пиджен-Крик, штат Индиана, в 1816 году, где семилетний Авраам помог ему построить бревенчатый домик в лесу. Два года спустя Нэнси умерла от «молочной болезни».Молочная болезнь — это редкое заболевание, вызванное употреблением молока или мяса коровы, которая питалась ядовитыми корнями. Однако в 1819 году Томас женился на Саре Буш-Джонстон, которую Авраам называл «матерью». Сара была доброй и теплой женщиной, которая привела своих троих детей, Матильду, Элизабет и Джона, в усадьбу Линкольна, чтобы они жили с Авраамом и его сестрой.

С раннего возраста Сара признавала сообразительность и интеллект Авраама и поощряла его к чтению. Авраам стал заядлым читателем, поглощая любую книгу, которая попадалась ему в руки от соседей, священнослужителей и странствующих учителей.Авраам посещал школу на непостоянной основе. Время от времени странствующие учителя могли преподавать в близлежащем элементарном здании школы, а в другое время Авраам прошел несколько миль до ближайшей школы. Сам Линкольн признал, что общий объем обучения, который он получил в детстве, не превышал двенадцати месяцев; тем не менее, он стал отличным читателем, научился писать, измерять и производить вычисления с делением и умножением. Авраам очень серьезно относился к учебе. Не имея в доме бумаги, чтобы практиковаться в письме и математике, он часто занимался арифметикой на обратной стороне деревянной ложки, используя уголь в качестве импровизированного карандаша.Линкольн описал место, где он вырос, и возможности для получения образования в следующей цитате:

«Это был, — писал он однажды, — дикий край, где в лесах все еще было много медведей и других диких животных. Там я вырос. существовало несколько так называемых школ, но от учителя никогда не требовалось никакой квалификации, кроме «чтения, письма и шифровки» в соответствии с Правилом трех. считался волшебником».

Растущее желание Эйба ходить в школу противоречило требованиям отца к нему, из-за чего он часто казался ленивым в глазах соседей.Его отец часто сдавал его в аренду для выполнения ручного труда, такого как уборка кукурузы, рыхление, сбор и вспашка. В начале 1800-х годов отец Абэ имел право на все деньги, заработанные в результате труда его сына. Значительная сила Эйба была очевидна в его необычных навыках и силе обращения с топором. Говорят, что Абэ мог наколоть больше дров и расколоть больше рельсов, чем кто-либо другой. Эйб был гораздо крупнее и сильнее, чем другие мальчики в этом районе, и мог обогнать и перебороть их всех. Однако, в отличие от большинства мальчиков своего времени, Эйб избегал охоты, потому что не получал удовольствия от убийства животных.

Хотя Эйб заработал репутацию шутника и за свои способности рассказывать истории, он также заслужил репутацию честного человека. Когда ему было девятнадцать, его наняли, чтобы он вместе управлял лодкой по реке Миссисипи, чтобы разгружать продукты для продажи на плантациях на юге и возвращаться с заработанными деньгами. За эти услуги Абэ платили восемь долларов в месяц. Что еще более важно, эти набеги на Юг открыли Эйбу глаза на мир за пределами границы с Индианой и, вероятно, начали формировать его взгляды на ужасы рабства, поскольку он воочию стал свидетелем аукционов и обращения с рабами.

Проживание в округе ЛаРю, Кентукки

Nancy Lincoln Inn 96 Nancy Lincoln Lane PO Box 116 Hodgenville, KY 42748 В 1928 году уроженец округа ЛаРю Джеймс Р.«Джим» Хауэлл спроектировал и построил здание на принадлежащей ему земле, расположенной рядом с фермой «Место рождения Авраама Линкольна». Он построил его из больших каштановых бревен и сосны и дал ему название Nancy Lincoln Inn в честь матери Линкольна. В 1929 году он построил четыре однокомнатных сруба для ночлега. Хауэлл снабдил гостиницу информативными историческими артефактами, фотографиями и документами, предназначенными для того, чтобы привить посетителям признательность и понимание жизни 16-го президента нашей страны. С 1928 года три поколения Хоуэллов управляли отелем Nancy Lincoln Inn, включая сына Джимса, Карла Хауэлла, а в настоящее время его внука, Карла Хауэлла-младшего. В качестве сувенирного и сувенирного магазина гостиница также предлагает посетителям возможность приобрести предметы коллекционирования Линкольна. , книги и памятные вещи, недоступные в других местах, а также посмотреть специально отобранные экспонаты, призванные увековечить наследие Линкольна. Четыре каюты обставлены старинной мебелью и аксессуарами и позволяют посетителям провести ночь в бревенчатой ​​хижине, сравнимой по размеру и конструкции с той, в которой родился Линкольн. Author: alexxlab Добавить комментарий Отменить ответ Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены * Комментарий * Имя * Email * Сайт 2019 © Все права защищены. Карта сайта