Экономика меняется вместе с жизнью аргументы: Экономика меняется вместе с жизнью. Эссе по обществознанию. Какие здесь можно аргументы привести? И с чего начать?

Спецпроекты — Анатолий Чубайс: «Я известный либеральный империалист»

Смотрите видео или читайте текстовую версию интервью.

— В одном из интервью вы говорите: «Я ненавижу советскую власть. Более того, я мало что в жизни ненавижу так, как советскую власть. И особенно ее позднюю стадию. В моей жизни ничего омерзительнее, чем поздняя советская власть, не случалось». Откуда и почему такая страсть? Оценка понятна, но вот страсть?

— У нас довольно часто, особенно в последнее время, возникает такая позиция у части интеллигенции, что мы скатились уже к советской власти, все то же самое. Это могут говорить только люди, которые не понимают, что такое советская власть. Так получилось, что период, когда я как-то становился самостоятельным человеком, пришелся на позднюю советскую власть. 18 лет брежневского застоя, потом «гонка на катафалках»…

Утром включаешь радио и слышишь радостный голос: «Здравствуйте, ребята. Пионерская зорька».

Не знаю, насколько я сейчас изобразил похоже. Но это вот омерзительная ложь с первого до последнего слова. 100% того, что ты видишь, слышишь, понимаешь, читаешь, является враньем. И все прекрасно понимают, что это вранье. Оно так устроено.

— Такая игра.

— Будь это новости по телевизору, или будь это собрание трудящихся, или будь это первомайская демонстрация. Или я даже не знаю, что еще привести в пример,— это все вранье. Вот так принято врать, всем нужно врать, и в этом вранье, пожалуйста, живи. Чем дальше, тем это вызывает более сильное отвращение.

— Скажите, пожалуйста, а вот как ваш папа относился к вашей такой революционной деятельности? Ваш папа прошел войну, дошел до Берлина, был политработником, преподавал марксизм-ленинизм и застал первые десятилетия новой России. У вас возникали с ним конфликты на этой почве?

— Ну, значительная часть моего… как бы это сказать… интеллектуального образования, извиняюсь за пафос, была получена в ходе тяжелых баталий, которые были между моим старшим братом и моим отцом.

Это такие ежедневные многочасовые дискуссии за советскую власть и против советской власти. Я вольно-невольно, хотя мне было очень интересно, следил за аргументами, позицией и так далее. Отец был искренним. То, что для меня было враньем, для него было нормальной жизнью. Это, может быть, трудно сегодня понять, но вот благодаря тому, что вы упомянули, что он прошел войну с 22 июня 1941-го до 9 мая 1945-го, именно это с другой точки дает возможность понимать то, что происходит в стране.

— Образование войной делало их другими.

— Ну, конечно! И в этом смысле у меня, с одной стороны, было, безусловно, уважение к отцу, а с другой стороны, я все больше и больше понимал, что я не согласен…

— А как он относился к тому, что вы стали частью власти?

— Мне кажется, что для него это скорее было если не предметом гордости, то по крайней мере такой точкой уважения.

— А вот ваш ленинградский кружок молодых экономистов, где вы обсуждали рыночные реформы. Интуитивно двигались к рынку. Когда я об этом читаю, у меня возникает вопрос совершенно боковой, а почему вас не перехватило КГБ? Ведь это для них была такая цель существенная.

— Это было вполне серьезной такой темой, вполне взрослой угрозой на всех этапах нашего существования. Мы это прекрасно понимали и поэтому предпринимали целую систему усилий. За безопасность отвечал я, это была моя работа. И за то, чтобы не сел никто из нас, отвечал я. И это целая система мер, которая нами осознанно предпринималась.

— А что это за система мер была?

— Ну, это…

— Проверка тех, кто участвует?

— Ну какие мы могли провести проверки? Откуда? У нас же нет своей спецслужбы. Проверка была на уровне интеллектуальном, мы выбирали просто людей. Сначала было четыре человека. Чтобы из четырех человек сделать восемь человек, потребовался год для перебора всего того, что существует на экономическом факультете Ленинградского университета, в Финансово-экономическом институте, в Политехническом институте на экономическом факультете. И где-то в богом забытом Ленинградском институте советской торговли мы обнаружили старшего преподавателя Игнатьева Сергея Михайловича, с которым мы на одном языке говорим совсем. Того самого Игнатьева…

— …который позже стал главой Центробанка.

— Да (случались.— “Ъ”), какие-то забавные истории, когда на одном из наших семинаров… У нас товарищ есть Миша Дмитриев, который был стенографом, он вел стенограмму. Семинар прошел. Все нормально.

— Тоже очень известный человек сейчас.

— Да. После чего Миша прибегает испуганный: «Вызывает КГБ.— Что случилось? — Хотят, чтобы я рассказал содержание того, что мы обсуждали.— У тебя стенограмма есть? — Есть».

Разбирались, разбирались, выясняем. Оказывается, стенографист, чего я не знал, пишет так, что расшифровать может это только он сам. Соответственно, мы с Мишей просидели несколько часов и вместе расшифровывали с ним, правильно расшифровывали о том, как Анатолий Борисович Чубайс обсудил итоги решений последнего 25-го съезда КПСС. В своих предложениях он предложил усилить работу по реализации решений. Ну и так далее.

— Вашей команде казалось, что СССР сохранится?

— Да. До конца августа 1991 года. А в марте 1991 года, на референдуме об СССР, там шесть республик не участвовали, тем не менее, насколько я помню, и я, и Гайдар голосовали за сохранение СССР. А дальше произошел путч, и с этого момента картинка развернулась. Ты можешь считать все что хочешь, ты можешь любить СССР или не любить СССР, только ты должен понимать, что ты делаешь, если ты профессионал. В этот момент стало совершенно ясно, что нет никаких шансов на сохранение Советского Союза. У нас специально по этому поводу был такой семинар, конференция в Альпбахе, в Австрии. Мы написали целую альпбахскую декларацию, смысл которой состоял в том, что с этого момента надо заниматься реформами России, а не СССР.

— Немножко о другом. Вот у коммунистов много-много лет есть один и тот же аргумент: посмотрите на Китай, там осталась коммунистическая партия, там растет уровень жизни, они же вооружаются до зубов. А недавно стало, по-моему, очевидно, что у них и уровень ВВП на душу населения уже скоро догонит или уже перегнал нас. Как бы вы ответили на эти аргументы?

— Ну на этот давно-давно-давно произносимый аргумент есть давно-давно-давно данный ответ. Дело не в том, нравится тебе коммунистическая партия или не нравится. Здесь совсем другой вопрос и профессионально очень простой. Отличие китайского пути от нашего состоит в том, что Китай проводил экономические реформы с имеющимся государством.

— То есть это форма перехода к рынку такая была?

— Ну, конечно. Как они при этом ухитряются, когда коммунистическая партия строит капитализм, это уже нужно спрашивать у китайцев, но они как-то умеют это делать. Но с точки зрения условий у тебя есть государство, которое начинает разворачивать рыночные реформы. «Мелкое», «небольшое» отличие России от Китая в конце 1991 года состояло в том, что (у нас.— “Ъ”) государства нет. Его не существует.

Ничего более чудовищного по степени сложности, как задача построения рыночной экономики в отсутствие государства, представить себе невозможно.

Наличие государства позволяет действовать плавно, постепенно, поэтапно, адаптируя экономику к очень непростым преобразованиям. Отсутствие государства заставляет действовать с плеча, со всего размаха, начиная с шоковой терапии и отпуска цен. Просто потому, что все остальные варианты хуже. В этом смысле, что такое суть 1990-х годов? Она очень простая. В 1990-е годы Россия решила всего две задачи. Задача №1 — восстановление российской государственности. Ее не существовало в конце 1991 года: ни Конституции, ни государственных границ, ни таможни — их просто не было! И государственных органов власти на самом деле тоже не было. А к концу 1990-х они были построены. И вторая задача — рыночная экономика. Не было ее в начале 1990-х, в конце 1990-х она появилась.

Это настолько фундаментальное отличие от китайцев, что этот аргумент надо вернуть обратно нашим коммунистическим друзьям и сказать: ребят, вы бы подумали бы об этом в 1968-м, 1969-м, когда сворачивали реформы Косыгина. Тогда еще это как-то могло иметь смысл. Ну мне кажется, что при раннем Горбачеве еще, может быть, можно было, в 1985–1986-м. Но с 1987–1988-го, когда все посыпалось… А в 1991-м, после путча, который разрушил Советский Союз,— нет, шансов не было.

— Ну, вы так легко отвечаете на их аргументы. А смотрите, какой устойчивый Зюганов. С чем связана его такая фантастическая устойчивость? С какой-то советской ментальностью населения? С чем?

— Это наше большое счастье, что он устойчивый. Мы все должны быть ему благодарны за то, что он устойчивый. Потому что количество сценариев или точек исторических, которые он мог развернуть на то, чтобы здесь собрать пару сотен тысяч людей и пойти на штурм Кремля, было несколько. В 1990-е годы были такие точки, до 1996-го года были такие точки. Просто забыли о том, как на демонстрации они собирали боевиков с ломами и железными прутьями.

— 1993 год.

— 1993 год. Замечательный пример, но он не единственный. И в этом смысле, да, 1996 год сломал ему хребет. Прекрасно, вот именно такой он очень полезен.

— Как вы считаете, мнение Запада важно для России?

— Конечно. Точно так же, как и мнение Востока.

— А вот, кстати, слова Владимира Владимировича Путина о том, что у вас в правительстве советниками были офицеры ЦРУ. Что он имеет в виду?

— Ну Владимир Владимирович знает, о чем он говорит. В этом смысле у меня очень простой ответ. У нас, как известно, есть соответствующие структуры, которые должны заниматься выявлением, обнаружением и принятием решений по поводу такого рода товарищей. Значит, я бы хотел спросить, а чем они занимались? Чем занимались наши спецслужбы в 1992 году, 1993 году? Их вопрос. Провалили? Я бы нашел виновных и жестоко наказал.

— Петр Авен, с которым я делал интервью в рамках этих бесед, называл вас и Гайдара «империалистами». Что он имел в виду, как вы считаете?

— Да, я прочел интервью Пети. Кстати, интервью очень хорошее, интересное. Но мне кажется, что насчет Гайдара Петя сильно неправ. Меня-то можно как раз в этом обвинять, я известный либеральный империалист. А по отношению к Егору это несправедливо.

— Ну, расскажите про себя. Что вы имеете в виду как «либеральный империалист»? То есть…

— Ну, видите ли, я считал и сейчас считаю, что значение России в Евразии, если уже не говорить о мире в целом, не может быть таким же, каким значением обладает… не хочется называть конкретное название. Некоторые… да большинство стран, непосредственно наши соседи. Так сложилось исторически, так сложилось в конце концов географически, так сложилось по объему экономики, по численности населения, по роли в мировой культуре, что российское значение больше, чем значение некоторых стран—наших соседей. Это факт для меня!

Я не соглашусь с тем, что будущее России должно быть в этом смысле таким же, как будущее уважаемой мной Литвы или уважаемой мной Польши, или уважаемой мной Молдовы. Я считаю это фундаментально неправильным. Другим должно быть будущее России во всех смыслах, в том числе и с точки зрения влияния не только на русскую культуру, но и влияния на культуру вообще, влияния на экономику вообще, влияния на те ценности, которые в мире принимаются или не принимаются.

Я, к сожалению, никак не могу сказать, что сейчас ровно это и происходит. Как мне кажется, мы в значительной степени растеряли возможности такого влияния.

И всяческие идеи славянского единства и русского мира на сегодняшний день, к сожалению, умерли, если не сказать жестче.

Но я не про сегодняшний момент, а про суть. По сути, я считаю, что роль России в мире должна быть больше, чем роль многих стран, находящихся рядом с нами.

— Я хотел бы еще одну вашу цитату напомнить. Вы в 1990 году писали о «неготовности массового сознания к непопулярным реформам, неизбежном в связи с этим всплеске популизма». Что вы вообще думаете о сроках, в которые массовое сознание поддается переменам? Это очень актуальный вопрос в связи с тем, что вы начали разговор о советском и несоветском подходах.

— Скажу откровенно, какая-то нецелостная позиция на этот счет у меня для самого себя. С одной стороны, я знаю примеры того, как массовое сознание в нашей стране разворачивается очень быстро и очень эффективно буквально за полгода, к некоторым из них я имел отношение. С другой стороны, нельзя не согласиться с тем, что сегодняшние приоритеты в массовом сознании в значительной степени воспроизводят то, что было 30–40 лет назад, и классическая формула о том, что в России за 10 лет меняется все, а за 100 лет не меняется ничего, она в общем тоже имеет место быть. Вот как соединить одно с другим, я сам не очень понимаю, у меня нет ясного ответа на этот вопрос.

— Когда вы с Гайдаром начинали реформу, какую модель мира вы имели в виду, к чему мы должны были прийти, к какой стране?

— Мы же, конечно же, были прежде всего экономистами и в меньшей степени политиками, и в меньшей степени философами. Нам, кстати говоря, не хватало, как мне кажется, такой гуманитарной составляющей, это удачный термин в данном случае. И из достаточного глубокого понимания экономики и процессов преобразования экономики мы как-то выходили на остальные сферы, но именно выходили, а это неправильно. Конечно же, нужно было понимать, как в целом российская культура, российская история предопределяет позиционирование России в мире, в том числе и в экономике. Нам, мне кажется, этого не хватало, и, кстати, именно поэтому мы долгое время вообще политикой заниматься не хотели.

Мы считали себя экономическими профессионалами, а не политиками.

— Вы тоже считаете, как Авен, что вам нужно было отклеиться и создавать свою партию?

— Авен очень хорош в выдаче этих советов, находясь в компании Альфа-банка, в отличие…

— В 2021 году.

— Тем более. В отличие от Авена я имел несчастье лет 15 создавать политические партии в России, руководить политическими партиями в России, участвовать в выборах в России и так далее. Я бы Пете очень хотел посоветовать заменить меня в этом качестве, и тогда я бы ему указывал, что здесь правильно, а вот здесь ты поздновато, не осознал, недооценил. Если говорить всерьез, то в 1993-м, в 1994 году, я считаю, абсолютно бессмысленным и невозможным было наше отделение от Бориса Николаевича. Даже создавая партию «Демократический выбор России» и «Выбор России», Егор Гайдар на отделение политическое от Бориса Николаевича не претендовал. С моей точки зрения, это поверхностно и неадекватно.

— Ваша встроенность по необходимости в политику в том, что вы проводили еженедельные совещания с телевизионными начальниками. И все говорят, что вот эти совещания с телевизионными начальниками, где им объясняют, как им нужно жить, начинали вы, а не те люди, которые потом пришли после вас.

— Мне очень нравится у части современной интеллигенции представление о том, что Чубайс совещаниями начал цензуру. Вообще говоря, выборы 1996 года…

— Речь не о цензуре, речь о запрограммированности.

— По сути дела, да. Выборы 1996 года, как сказал Михаил Зыгарь, сломали веру народа в демократию, а залоговые аукционы сломали веру в человека, вот там все корни, так все просто, понятно, естественно. Полная, абсолютная, стопроцентная чушь!

Но если вы задаете конкретный вопрос, я вам дам конкретный ответ. У меня есть хороший товарищ, он же оппонент, Алексей Венедиктов, которого вы хорошо знаете. Он давно об этом говорит, что Чубайс начал эти самые сборы регулярно, что правда. Я их точно начал. А я, Алексей Венедиктов, решительно и мужественно сказал, что не пойду на эти сборы. Вопрос следующий: что с тобой произошло, Леша? Тебя скрутили, надели наручники, сунули в каталажку, трубой по голове ударили или закрыли «Эхо Москвы», что произошло? Ответ: ничего, вообще ничего. Это собственно и есть ответ на вопрос.

Эти сборы я начинал, считаю их абсолютно правильными, очень хорошо помню, для чего и как я их проводил. Помню основные конструкции, они были очень простые, это был разговор off the record. Я не приглашал газету «Правда», извините, у меня тут есть некая маленькая слабость к коммунистам. Дорогие друзья, у нас в четверг Борис Николаевич собирается принять, не знаю там, президента такой-то страны, вот мы идем с таким-то набором запросов, они идут с таким-то набором запросов, мы хотели бы добиться вот этого. Не знаем, сможем добиться или нет, вот наша задача. А вот, что мы будем делать по линии шахтеров в экономике, вот что будем делать здесь, спасибо, до свидания.

— В перестройку в начале 1990-х десятки миллионов людей выходили в защиту свободы. Ходили, писали, читали, говорили, потом встал довольно остро вопрос — водораздел: родина или свобода? Вы как отвечаете на этот вопрос? И нужно ли ставить этот вопрос?

— Конечно, в жизни очень много неприятных вопросов, которые не хочется ставить,— из серии, кого ты больше любишь, папу или маму? В некотором смысле политик — это и есть человек, который отвечает на вопрос, кого ты больше любишь — папу или маму. И не просто отвечает на этот вопрос, а понимает, что из его ответа следуют драматические последствия для папы или для мамы. А ты выбирай, ты не можешь уйти от ответа на этот вопрос.

Это интеллигенция может уйти, сказать, что это неправильная постановка вопроса. А тот, кто принимает решения за 145 млн человек, обязан отвечать и ставить вопросы.

Родина или свобода — это абсолютно фундаментальный вопрос, в котором для меня ответ давно предопределен.

Он ужасен, чудовищен для значительной части нашей интеллигенции, но ответ мной давно дан, за что я получил весь набор претензий от демократической интеллигенции. Я бы с вашего разрешения не хотел бы повторяться.

— Может быть, поэтому Авен вас называет «империалистом»?

— Может быть, поэтому, да.

— С какими потерями в жизни вы не можете смириться?

— В жизни есть всегда драматические события, связанные с потерями близких, друзей. Особенно тяжело, если речь идет о потерях людей, которые не просто дороги. У меня так получилось в жизни, что вовлекал в работу людей, которых убили за то, что они делали по моему поручению. Например, Миша Маневич, мой ближайший друг, прекрасный, честнейший, порядочный человек, убитый на своем посту. И это та ответственность, которую мы должны нести до конца жизни.

— Надо уточнить, что он руководил комитетом по управлению городским имуществом в Санкт-Петербурге.

— Да.

— Вы как-то сказали, что удалось изменить экономику, но не удалось изменить жизнь. Вы и сейчас так думаете?

— Да. Даже не видим, как отличается повседневная жизнь обыкновенного человека в России сегодня от жизни до реформ, как отличается любой деревенский магазин сегодня от магазина тогда, или как магазин «Елисеевский», сейчас вроде закрывают, отличается от того, чем он был тогда. Но не только магазин, а сама возможность вызвать такси по телефону, отремонтировать все, куда хочешь поехать. Это все потому, что экономика выстроена так, что она работает на спрос, на человека. А на спрос она работает, потому что она рыночная, а не наоборот.

Советская экономика работала в обратную сторону, ничто из этого было бы невозможно в тех условиях, и это изменение очень радикальное. И в тоже время, если говорить не об экономике, а говорить о предпочтении значительной части населения, о предпочтениях политических, предпочтениях во взаимоотношениях с другими странами, предпочтениях во внешней политике, они неожиданно для многих, да и для меня собственно тоже, оказались повторяющими далеко не лучшие образцы советского времени.

— Ваша нынешняя должность — спецпредставитель президента по связям с международными организациями, правильно я называю?

— В области достижения целей устойчивого развития.

— По-моему, сейчас вообще любая связь с международными организациями — это непросто. У меня вопрос немножко другой, комментариями к этому вашему назначению было, что вы не являетесь госслужащим и не являетесь сотрудником администрации президента. Мне это не совсем понятно.

— Здесь нет никакого двойного сложного дна. Во-первых, содержание, во-вторых, форма. Содержание: устойчивое развитие — это более чем серьезная концепция в спектре от общих философских корней до совершенно практических экономических и политических, смысл которых простой. Это такое развитие, которое не забирает ресурса у следующего поколения. Так сложилось, что человечество сегодня в целом своими темпами развития вроде бы идет динамично, мудро и быстро, но мы в действительности не понимаем того, что у наших детей не то что не хватит колбасы или нефти, они просто…

— Грета Тунберг об этом рассказывала.

— Совершенно правильно. Да, Грета Тунберг рассказывает об этом в наиболее радикальной форме, но эта же радикальная форма не лишена содержания. А содержание того, о чем она нам говорит сегодня, вы можете увидеть в заявлениях десятка стран от Китая до Соединенных Штатов о том, что они собираются выйти на углеродную нейтральность, то есть отказ от чистой эмиссии СО2 к 2050-му, к 2055 году. Или заявления ключевых автомобилестроительных фирм о том, что они прекращают производство двигателей внутреннего сгорания вообще.

Если чуть шире посмотреть, мы находимся в точке, когда вот вся техносфера, созданная на земном шаре, она, с одной стороны, поехала в создание таких новых секторов, отраслей, продуктов, которых не существовало вообще, о которых мы не имели представления, а с другой стороны, многие существующие, принятые, банальные для нас куски экономики исчезают, их не будет. Масштаб этих преобразований, с моей точки зрения, просто тектонический совершенно. И в этом смысле, конечно же, нужно это понимать, и с этой точки зрения и российскую политику додумывать, доосмыслять.

А насчет того, штатный или нештатный. Я уже очень много лет был штатным сотрудником, госслужащим. Я не являюсь госслужащим с 1998 года, как это ни странно. Я хорошо знаю все требования, ограничения, начиная с разрешения на командировку или отсутствие на рабочем месте, кончая отпусками и так далее. Я их не хочу, я считаю, что могу выполнять обязанности без этого.

— Я думал, что это дает вам возможность уйти в бизнес.

— Нет, уйти в бизнес мне это не дает возможности, это все-таки важная обязанность. В тоже время, вы правы, это снимает запрет. Например, я являюсь там членом совета директоров в компании «Система». Если бы я был госслужащим, я бы не имел права быть там, это тоже немаловажный момент.

— Скажите, пока все-таки жизнь складывается нормально, вы не боитесь, что начнется война?

— Мне кажется, что вообще за последние 30 лет нашей истории эта угроза, которая долгое время казалась вообще за пределами какой-то реальности.

К сожалению, сегодня для меня война не является угрозой, находящейся за пределами реальности.

Но представить себе что-то более страшное, чем это, я просто не могу. Мы сами до конца не понимаем, насколько это переламывает все приоритеты, возможности экономического развития, улучшения жизни людей и так далее. Поэтому я все-таки надеюсь, что эта угроза реальностью не станет.

— Что делает вас счастливым?

— Достижение цели.

— Спасибо большое.

Интервью взял Виктор Лошак

Партнер проекта: ВКонтакте

Дефицит воды – одна из величайших проблем нашего времени

«Вода – это драгоценный ресурс, имеющий решающее значение для реализации целей в области устойчивого развития» — Пан Ги Мун

12 Apr 2017

Вода необходима для сельскохозяйственного производства и продовольственной безопасности.  Это кровь экосистем, в том числе таких, как леса, озера и водно-болотные угодья, от которых зависит продовольственная и пищевая безопасность нынешнего и будущих поколений. Однако наши ресурсы пресной воды сокращаются с угрожающей быстротой. Растущий дефицит воды является сейчас одной из главных проблем для устойчивого развития.  И эта проблема будет только нарастать, поскольку население планеты продолжает увеличиваться, уровень жизни людей повышается, рацион питания меняется, а последствия изменения климата становятся все более ощутимыми.  

Объем воды, которую мы ежедневно «съедаем» с потребляемой пищей, гораздо больше того, что мы выпиваем. Знаете ли вы, что для производства пищевых продуктов, потребляемых ежедневно одним человеком, необходимо, в зависимости от рациона, от двух до пяти тысяч литров воды? Согласно оценкам, к 2050 году численность населения Земли достигнет 10 миллиардов человек; это означает, что спрос на продовольствие должен возрасти более чем на 50 процентов. Есть основания полагать, что при сохранении нынешних моделей потребления к 2025 году две трети населения будет жить в странах, испытывающих дефицит воды. Для того чтобы к 2030 году избавить мир от голода, меры надо принимать уже сейчас.  Вот лишь три направления, где наши усилия помогут сохранить этот ценнейший ресурс:  

1. Сельское хозяйство

Сельское хозяйство является одновременно и одной из основных причин дефицита воды, и главным «пострадавшим» в связи с этим дефицитом. На долю земледелия приходится почти 70 процентов всех водозаборов, а в ряде развивающихся стран этот показатель доходит до 95 процентов. Но при производстве продовольствия мы можем использовать воду более рационально. Например, количество воды, необходимой для выращивания сельскохозяйственных культур, существенно зависит от того, какие это культуры. Знаете ли вы, что у зернобобовых «водный след» очень невелик? Ведь для производства 1 кг чечевицы нужно всего 1 250 литров воды; и сравните это с 13 000 литров воды, которая необходима для производства 1 кг говядины!

2. Изменение климата

Ожидается, что в результате изменения климата дефицит воды будет усиливаться.  Согласно прогнозам, к 2050 году повышение глобальной температуры может составить от 1,6°С до целых 6°С. И с каждым градусом глобального потепления порядка 7 процентов населения планеты будет терять не менее 20 процентов возобновляемых водных ресурсов. Более частые и суровые засухи сказываются на сельскохозяйственном производстве, а из-за повышения температуры возрастает потребность в воде, необходимой для растениеводства. Помимо повышения эффективности водопользования и производительности труда в сельском хозяйстве мы должны принять меры для сбора и повторного использования ресурсов пресной воды и повысить безопасность использования сточных вод. Засухи этим не предотвратить, но благодаря этому можно предотвратить голод и социально-экономические потрясения, которые являются следствием засух. 

3. Продовольственные потери и пищевые отходы

Сокращение продовольственных потерь и пищевых отходов играет важную роль в повышении эффективности использования водных ресурсов.  Ежегодно треть производимых в мире продуктов питания пропадает или идет в отходы. Из-за этого объем воды, впустую затрачиваемой в сельском хозяйстве, примерно в три раза превышает объем Женевского озера. Необходимо помнить: выбрасывая еду, мы напрасно тратим и те ресурсы, которые нужны для ее производства. Каждый из нас может внести в свою повседневную жизнь небольшие изменения, позволяющие сократить пищевые отходы: использовать в готовке остатки еды, не покупать лишнего. 

4. Продовольственные системы

В продовольственной производственно-сбытовой цепи вода очень часто используется неэффективно. Кроме того, такие ключевые решения, как выбор участка, технологии производства и поставщиков зачастую принимаются без учета последствий хозяйственной деятельности для наличия и качества водных ресурсов, особенно если вода не является ограничивающим фактором ни в плане количества, ни по цене. Мы можем содействовать распространению передовой практики, принятой в частном секторе, призвав всех остальных явным образом учитывать эти последствия в своих бизнес-планах.

ФАО ведет работу со странами в целях обеспечения более эффективного, продуктивного, справедливого и экологически безопасного водопользования в сельском хозяйстве. Это включает производство большего количества продовольствия с использованием меньшего количества воды, создание устойчивости сельскохозяйственных общин к засухам и наводнениям и применение технологий очистки воды, обеспечивающих защиту окружающей среды. 

Решение проблемы дефицита воды составляет самую суть устойчивого развития. Чтобы сохранить этот драгоценный ресурс для будущих поколений, действовать надо незамедлительно.  

 

По итогам пресс-конференции Путина. Что на самом деле волнует её зрителя? — Левада-Центр

А.Соломин― Добрый день, в эфире радиостанция «Эхо Москвы», меня зовут Алексей Соломин, программа «Лукавая цифра». Сегодня мы таким необычным образом подведем итоги года. Совсем недавно состоялась пресс-конференция Владимира Путина, очередные четыре часа президент отвечал на вопросы журналистов. Журналистов было в этот раз меньше, около 500 в связи с ковидными ограничениями. И считается, что именно на этой пресс-конференции президент подводит итоги. И журналисты задают ему те вопросы, которые действительно на данный момент волнуют общество.

И первое, о чем я хотел спросить наших сегодняшних гостей – это генеральный директор ВЦИОМ Валерий Федоров, здравствуйте.

В.Федоров― Добрый вечер.

А.Соломин― И директор Левада-центра*, который российские власти считают иностранным агентом, здесь я должен это сказать, Денис Волков. Здравствуйте.

Д.Волков― Здравствуйте.

А.Соломин― И первый мой вопрос связан с тем, насколько в действительности эти темы сочетаются. То, что на самом деле волнует россиян, и то, о чем говорили на пресс-конференции. Денис, может быть, с вас начнем?

Д.Волков― Сочетаются, конечно. Хотя, наверное, «Прямая линия» — более народный формат, где все-таки происходит непосредственное общение. Там, видимо, больше идет речь о тех темах, которые волнуют. Цены, рост цен и так далее. Но в общественном сознании, конечно, эти два события всегда смешаны. Даже когда на группах спрашиваешь, люди все равно говорят, что «Прямая линия» будет… Поэтому ждут, чтобы затрагивались темы, прежде всего, экономические. Конечно, наверное, на пресс-конференции власть задает повестку, что она хочет сообщить не только российскому обществу, но и международному сообществу.

А.Соломин― А как это получается? Журналисты же задают вопросы.

Д.Волков― Я так понимаю, что сейчас отбор пошел журналистов. Они не всех пускают. Тем не менее журналисты будут задавать вопросы про текущую повестку. Непосредственно то, что происходит… Людей это интересует, но в меньшей степени. Про Украину все в основном устали от этой темы. Та тема есть на повестке дня, но заботят людей, прежде всего, свои проблемы. Проблемы своей семьи, экономические вопросы, они обостряются. Мы видим, что в последние месяцы, даже полтора года тема опять возрастает, связанная с ростом цен. Хотя, если сравнивать все, что было в конце 14-начале 15 года, не так остро все равно. Но рост, движение вверх серьезное.

А.Соломин― Владимир, а вы как думаете? Журналисты стали выразителем общественного запроса, общественного вопроса, общественного мнения?

В.Федоров― Это давний спор. Каждый раз, когда возникает какая-то идея создать новое шоу, новый формат, фильм какой-нибудь снять, значит, режиссеры, продюсеры, сценаристы идут к нам. И спрашивают, чего хотят люди. Чего они ждут, чего им не хватает. А потом, когда что-то действительно выходит, они фиксируют реакцию. Выясняется, что в некоторых случаях люди в принципе ничего не ждали, даже не думали об этом, но удалось творцам что-то такое сочинить, снять, представить, и это пошло. То есть, тут двусторонние связи, как между народом и журналистами. Что-то вы подбрасываете людям, они это пропускают мимо ушей, а что-то задерживается. И даже спустя несколько месяцев мы задаем открытые вопросы без подсказок, и они дают нам ответы, которые являются следствием вашей работы информационной. Поэтому тут все сложно.

Но я соглашусь с Денисом, что дельта довольно значительная была между запросами людей и тем контентом, который мы получили. Запросы очень понятные, они не изменились за этот год. На первом месте – все, что связано с здравоохранением, причем как по коронавирусной теме, так и не по коронавирусной. Чрезмерная нагрузка на врачей, на учреждения здравоохранения, масса проблем в этой связи с доступностью, качеством лечения, отношением, со скоростью приезда скорых, с лекарствами. Это вот первый пучок проблем. Там об этом говорилось, но не очень много.

Вторая проблема – это, конечно, цены. Инфляция в два раза в этом году, по скромным оценкам, выше чем в прошлом. Доходы тоже, как говорит статистика, подрастают, но темп недостаточный. Поэтому мы в «ножницах». Мы, люди. Это людей беспокоит. И третье – это все, что связано с экономическим положением в разных его аспектах. Кто -то говорит о безработице, кто-то говорит, что заводы стоят.

Эти три темы больше всего интересуют. Это, кстати, не новость. Это, скорее, константа последних нескольких лет.

Темы, связанные с внешней политикой, для людей уже года 4-5 на периферии находятся. Тут есть как раз новость. Это последние 1,5-2 месяца, с ноября пошла новая раскрутка темы. Военной темы, темы конфликта нашего с Западом, с Соединенными Штатами прежде всего. И я скажу так. Люди об этом слышать не хотят, но не могут не слышать об этом. Запрос как раз есть на все, что связано с нашими внутренними проблемами, прежде всего – социально-экономическими и пандемическими. А тут, увы, уже такого градуса достигла конфронтация, так много об этом говорят, что пахнуло такой холодной войной в очередной раз, и люди очень напрягаются.

А.Соломин― А если говорить как раз о теме войны. Насколько люди относятся к ней серьезно именно как к войне, к возможности войны?

В.Федоров― Если ко мне вопрос…

А.Соломин― И вам, и Денису.

В.Федоров― Не хочется верить в то, что это возможно. Но риторика, она вот такая сейчас зашкаливающая, серьезная, что действительно народ так присел, я фигурально выражусь, и очень внимательно слушает и наблюдает, потому что, конечно, война и тем более – большая война, совсем не то, чего люди сейчас ждут и чего они хотят.

А.Соломин― То есть, они смотрят, что происходит, но не высказываются?

В.Федоров― Ну как, не высказываются. Если их спрашивают – они высказываются. У них есть и свои инструменты. Сарафанное радио, кухонные разговоры. Тема обсуждается. И если мы спрашиваем, мы, например, в декабре каждого года спрашиваем, есть ли внешняя военная угроза для России со стороны других государств или нет. Вот в 19-20 годы срезы давали резкое снижение обеспокоенности внешней угрозой. Даже в прошлом году доля тех, кто считает, что нет такой угрозы, превысила долю тех, которые считают, что она есть. Это нечасто бывает. А последний срез показал, что опять все поменялось. Уже соотношение 2:1. 2 из каждых трех считают, что есть такая реальная внешняя военная угроза нашей стране. Один – нет.

То есть, еще раз, спроса на это нет, сейчас спрос на другие темы, но повестка повернулась так, что не обращать на это внимания, не думать об этом, не бояться этого уже не получается.

А.Соломин― Денис, что вы думаете по поводу того, как люди оценивают реальность военных действий?

Д.Волков― По нашим данным, практически половина на половину распределилось. Те, кто считают, что это неизбежно или с большой вероятностью и те, кто считает, что это маловероятно или невозможно. Я бы сказал, что тема в каком-то смысле навязанная, потому что она не интересует людей. Усталость как была, так и остается. И мы видим, что люди за какой-то специальной дополнительной информацией об этой теме не идут. То есть, доминирует то, что есть в основных СМИ, и никто не хочет проверять, перепроверять. Поскольку это не очень интересует. То есть, да, возможность войны люди допускают, эти опасения выше, чем обычно. И если смотреть по различным темам, как изменилось положение дел, то в этом году на первое место как раз вышла обеспокоенность положением дел, взаимоотношений между Россией и Западом, НАТО. То есть, это самое серьезное изменение. Но здесь есть и некоторые такие противоречия, что ли, поскольку вместе с обеспокоенностью мы видим, что в последнее время выросло и положительное отношение к Западу.

А.Соломин― Я видел в ваших вопросах. Это тоже вызвало…

Д.Волков― Здесь, я думаю, идет речь, поскольку есть какой-то диалог, какие-то переговоры, которых раньше вообще не было… Переговоры вообще люди воспринимают положительно. Есть запрос на какое-то урегулирование этого вопроса. Все устали от напряжения. Все устали от угроз, от разговоров о угрозах. Запрос на некоторое такое решение этой проблемы. Пока его не видно. Обеспокоенность есть, обеспокоенность растет. Но на первом месте все равно экономические.

А.Соломин― Мы сейчас подробнее будем об этом говорить. Но вот про войну. Разве здесь нет в таком случае противоречия? Если ярковыраженного интереса к этой теме нет, но в реальность войны люди вполне верят. Если бы они считали ее реальной на самом деле, наверное, они бы этого боялись. И, наверное, интересовались бы каждой новостью.

Д.Волков― Ну как, мнение какое, представление какое. Во-первых, это где-то далеко, на границе. Наверное, возможен конфликт, но тоже он будет, скорее всего, где-то не здесь, не в Москве, не в Екатеринбурге. Будет где-то еще. Наверное, все равно в большую войну люди верить отказываются.

А.Соломин― Именно отказываются?

Д.Волков― Ну, мы видим, что обеспокоенность растет. Но как бы то, что это будет полномасштабная война. . Скорее, нет.

В.Федоров― Можно я добавлю? В августе 14 и в июле 14 тоже в большую войну мало кто верил. И перед началом Второй мировой войны тоже. Понятно, политики, дипломаты, военные были в это все вовлечены, но широкие массы не особо этого ждали и хотели. И надеялись, что как-то все разрулится. Но произошло то, что произошло. Поэтому я согласен, запроса нет на войну.

А.Соломин― Про 14 год и предпосылок было не так много. Никто до конца не понимал, что в действительности с оружием будет это противостояние на Востоке. Сейчас об этом все говорят на самом высоком уровне, что вот-вот – и случится.

В.Федоров― Мне кажется, очень хорошо, что сейчас об этом заговорили. И мне кажется, это и было целью Путина во многом. Потому что если наши партнеры не очень верят в то, что Россия может действительно пойти на радикальные меры, то и отношение к ней, ее запросам, ее озабоченности соответствующее. То есть, ваше место десятое, у нас есть более важные проблемы, а вы вот довольствуйтесь тем, что вам дают. Соответственно, тут определенная игра на обострение, на повышение есть. Игра небезопасная, ставки высокие, но понятно, почему на это сейчас пошли, потому что только такой язык, как выяснилось, наши партнеры понимают. И действительно, реакция очень осторожная Запада пошла. Понятно, есть профессиональные болтуны из Европарламента, которые заявляют: «Нет, не будем мы это рассматривать, никакие российские озабоченности не могут восприниматься». Но все серьезные политики, президенты и премьеры, никто из них не позволил себе отметать с порога предложение. Все говорят: «Да, будем рассматривать». Уже назначили на 10 января переговоры. Потом – совет России и НАТО на 12. Пошел процесс. В этом плане такая игра на обострение приносит определенные результаты. Посмотрим, что будет дальше.

Конечно, есть дополнительные эффекты. Когда такого рода жесткие шаги предпринимаются, это не может быть секретом. Наоборот, мы видим, что Россия специально и проекты договора опубликовала… Придает максимальный резонанс этому. И как воспринимают это люди? Те самые, кто устал, как сказал Денис. Согласен, устали люди от внешней повестки. Кто понимает, что главное сейчас – это социально-экономические вопросы, здравоохранения и так далее. Конечно, кто-то воспринимает это с испугом. Кто-то воспринимает… Страусиная позиция: «не хочу об этом слышать, игнорирую, фильтр ставлю».

А.Соломин― А нет позиции разве «зачем мы этим сейчас занимаемся? Зачем Владимир Путин сейчас занимается историей с гарантиями безопасности, а не внутренней политикой?».

В.Федоров― Ну, у нас есть четкое понимание, что самой главной, самой сильной стороной Путина является его стратегический подход, стратегическое умение, дальновидность и мастерство во внешней политике. Когда мы спрашиваем: «Что вам в Путине нравится, за что вы его цените?». Все, что связано с внешней политикой, ему идет в зачет. Практически все. И его слово, даже не действие, а слово, мы уже неоднократно видели на протяжении последних двух десятилетий, способно даже менять мнение россиян довольно быстро. Кстати, Юрий Левада об этом статью написал в 2003 году еще, когда американцы в Ирак вторглись. И общественное мнение российское было очень против настроено. И тут Путин выступает и говорит: «Мы не желаем американцам поражения в Ираке».

 

И это создает эффект разорвавшейся бомбы. Эти супостаты в наш дорогой Ирак ворвались, а мы им поражения не желаем? И начался процесс переосмысления. И опрос через некоторое время показал, что уже изменились взгляды людей во многом. Не у всех, не на 180 градусов, но пошло смещение, потому что большое доверие Путину как мастеру внешнеполитической игры. И даже если люди не очень понимают, для чего это делается, они ему в этом плане доверяют и считают, что он работает не на себя или на чей-то карман олигархический, а работает на страну, на наши национальные интересы. Поэтому даже эта непростая игра сейчас не вызывает снижение рейтинга Путина, разочарование в нем и так далее. Никаких подобных эффектов мы не фиксируем.

А.Соломин― Денис, можно ли сейчас оценивать реакцию общества на такую достаточно радикальную риторику Владимира Путина и государственного аппарата последнего времени?

Д. Волков― Понимаете как бы я объяснил такое отношение к событиям. То есть, люди как это понимают. То, что они вину возлагают не на Путина. Мы говорим, что российская сторона обостряет… Людей смогли убедить в том, что это та сторона виновата. То есть, это мы не поднимаем ставки, это Запад, который спит и видит, как унизить и ослабить Россию. Этого мнения придерживаются 70-80% респондентов. Поэтому все понятно. Это не мы, это они, а мы только отвечаем в каком-то смысле. В оборонительной позиции находимся. Поскольку отношение к происходящему именно такое, то и вся ответственность перекладывается туда, за океан. Именно на США.

И поскольку этого мнения придерживается как старшее поколение, так и младшее, никакой разницы мы не видим. По многим вопросам мы видим разницу в отношении молодого и старшего поколения. А здесь разницы нет, и я делаю вывод, что в каком-то смысле альтернативные каналы распространения информации перестали работать на этой теме. Почему? Я думаю, потому что эта тема не так интересна, не так людей трогает, потому что это Украина, от Украины устали. И люди просто не идут, не проверяют, не перепроверяют. Я не говорю, кто прав, кто виноват. Но всегда, если тема трогает, люди ищут какие-то альтернативные оценки. Здесь мы этого не видим, здесь хлопнулось мнение тех, кто поддерживает власть и любые ее инициативы, и тех, кто, в том числе, с ней спорит, не поддерживает. Здесь мы разницы никакой не видим, наверное, это эффективная информационная политика.

 

А.Соломин― Подтверждает ли это известное правило о том, что внешняя угроза объединяет страну?

Д.Волков― Это хороший вопрос. Внешняя угроза всегда объединяет страну, но сейчас такого единения эмоционального пока нет. И я не уверен, что оно будет очень сильное. То есть, все любят сравнивать сегодняшнюю ситуацию с присоединением Крыма. Мне кажется, такой эмоциональной вовлеченности не будет. Хотя, наверное, какая-то будет, но вряд ли она будет долговечной. Как я понимаю, ведь здесь некоторую ошибку аналитики часто делают. Считается, что внешняя политика – исключительно для поддержания рейтинга. Мне кажется, это неверная посылка, и вешняя политика проводится, исходя из каких-то убеждений нашего руководства об угрозах, о том, что нужно делать. А рейтинги – это как бы побочный бонус, приятный для власти. Но в этом случае пока такого единения мы не видим, хотя мнение, представление действительно общее.

А.Соломин― Валерий, а вот это отношение к США, оно, по вашим данным, действительно меняется?

В.Федоров― По сравнению с временами Трампа действительно были большие надежды на разрядку. Надежды на Трампа не реализовались, он вроде был любил Путина, с ним встречался, только отношения шли вразнос. На Байдена были определенные надежды, хотя он достаточно жестко, как демократ, выражался в адрес Путина. Как ни странно, действительно пошло определенное движение. Есть встречи, совместные группы рабочие, которые прорабатывают вопросы разморозки отношений в очень чувствительных сферах. Кибербезопасность, например. Американцы нас всегда обвиняют, что русские хакеры по прямому приказу Путина у них секреты воруют…

А. Соломин― Мы сейчас только сделаем паузу небольшую. Я напомню, это программа «Лукавая цифра», Валерий Федоров, генеральный директор ВЦИОМ и Денис Волков, директор Левада-центра*, который российские власти считают иностранным агентом. Мы скоро вернемся.

А.Соломин― Добрый день, в эфире радиостанция «Эхо Москвы», продолжается эфир программы «Лукавая цифра». Мы сегодня подводим итоги года в общественном мнении, отталкиваясь от пресс-конференции Владимира Путина и последних событий в российской и международной политике. Меня зовут Алексей Соломин, наши гости сегодня – генеральный директор ВЦИОМ Валерий Федоров и Денис Волков, директор Левада-центра*, который российские власти считают иностранным агентом. Валерий, я вас перебил. По поводу США.

В.Федоров― ожидания разрядки были, они никуда не делись. Я бы сказал, это именно желание разрядки, потому что усталость от конфронтации долгой, затянувшейся, неплодотворной, конечно, есть. Угроза есть, и имидж НАТО отвратительный, уже настроения 90-х годов, что это не угроза для России, они давно забыты. Агрессивный пакт НАТО, как говорили в советское время, он таким и предстает, альтернативных суждений практически не осталось. Другое дело, что запроса на углубление НРЗБ и конфронтацию уже нет. Такое впечатление, что дошли до определенной черты. И хотят отойти от этой черты. Как минимум заморозить, как максимум – какие-то развязки найти. И любые действия обеих сторон, которые кажутся людям, идущим в этом направлении разрядки, разморозки, они воспринимаются позитивно. Мы тоже по нашим данным видим, что запрос на улучшение есть, он растет. Другое дело, что далеко не все зависит от желаний людей. Я согласен с Денисом, дипломатия, международные отношения, военно-политические отношения – это отдельная совершенно сфера деятельности, у которой есть своя логика, свои законы, свои последовательности. Очень часто люди оказываются ввергнуты в войну, совершенно этого не ожидая.

И чтобы закончить тему с объединением вокруг флага, так это называется, когда страна вступает в военный конфликт. И обычно, если в стране не какой-то совсем глубокий кризис и раскол, обычно рейтинг лидера растет, это правда.

 

А.Соломин― Шапкозакидательство это называется.

В.Федоров― Не называется это шапкозакидательством, это называется объединением вокруг флага. У политологов, по крайней мере. Яркий пример – 2001 год, когда вокруг Буша-младшего объединилась нация после 11 сентября. И рейтинг его феноменально вырос.

А.Соломин― Таких примеров очень много. Первая мировая война начиналась под общей…

В.Федоров― В Первую мировую войну еще не мерили…

А.Соломин― Многие отмечают в воспоминаниях такую реакцию.

В.Федоров― Конечно. В принципе, если общество достаточно здоровое, то эффект объединения вокруг лидера практически всегда проявляется. Но не всегда, смотрите. Чеченская война, конец 1994 года. Мы никакого объединения вокруг Ельцина не зафиксировали. Наоборот, раскол глубокий.

А.Соломин― Потому что сразу пошли поражения. Когда министр обороны говорит, что за одну ночь возьмут Грозный…

В.Федоров― Еще до поражений. Поражения, конечно, этот эффект усилили. Вот зачем нужна эта война? Мы зачем на своей земле, Чечне… Она официально была и остается часть Российской Федерации, зачем мы войну начинаем? А договориться нельзя? Почему отказались от переговоров? Это был глубокий раскол в демократическом движении, митинги начались. Поэтому, еще раз. Автоматически эффекта объединения вокруг флага не возникает. Очень важно, чтобы люди верили в то, что это не агрессия, не спровоцированное наступление и желание побряцать оружием, а что это именно оборона, что у нас не было другого выхода, что мы защищаем себя и свое. Вот если так, то действительно возникает эффект объединения вокруг флага. А дальше уже возникает вопрос к лидеру: он способен справиться с этой ответственностью или нет?

 

Кстати, не всякий лидер способен. У нас был в августе 99 года эпизод с нападением на Дагестан. Премьер-министр тогда был Сергей Степашин. И у него все вываливалось из рук. И ясно было, что такой лидер не способен организовать отражение агрессии. И вот как раз была ситуация, которая привела к выдвижению Владимира Путина.

Поэтому еще важен момент адекватности лидера тем обстоятельствам, суровым, военным, жестким, которые существуют.

А.Соломин― Денис, чтобы закрыть тему с большой войной. Вы тоже ощущаете, что сейчас нет этого подъема? И что это – сигнал к тому, что люди не воспримут позитивно любые военные действия?

Д.Волков― Сейчас подъема нет. Сейчас идет медленное снижение. Был подъем на выплатах, которые получили многие, многие порадовались, но эффект был недолгий. Но сейчас – нет. Потому что, во-первых, есть пока что нагнетание такого напряжения, а никаких действий нет. Но я бы сказал, что российская власть подготовилась к возможному конфликту. И общественное мнение разделяет практически полностью то описание событий, которое власть предлагает. То есть, здесь удивительно единогласно.

А.Соломин― Здесь я подойду к любимому вопросу журналистов социологам. Рейтинг Путина. Как сказывается на нем?

Д. Волков― Пока особо никак не сказывается. Мне кажется, на рейтинги сейчас давят другие факторы, прежде всего – экономические. Отсутствие экономического роста, отсутствие надежд на улучшение. У кого-то они есть, безусловно, но ситуация очень.. Носит затяжной характер. И фактически с 2018 года мы видим медленное снижение, которое прерывается некоторыми всплесками. Это не обрушение, как некоторые говорят. Это медленная стагнация. Уменьшается… Больше это заметно на рейтингах правительства, Думы, даже рейтингах губернаторов, которые все равно высоки, но тоже снижаются. То есть, здесь нужно какое-то качественное изменение ситуации. И прежде всего в экономике.

А.Соломин― То есть, рейтинг Владимира Путина, рейтинг президента снижается не относительно других чиновников, лидеров политических, а вместе с ними?

Д.Волков― Ну, если так ставить вопрос, я бы сказал, что по мере снижения рейтингов не растут никакие другие рейтинги. Нет альтернативы, люди не видят альтернативы, и система так не работает. То есть, рейтинг сегодня во многом держится именно на безальтернативности. Если пять лет назад люди говорили, что… Он смог, заставил с Россией считаться, Россию заметили. Может быть, не стали уважать, но стали бояться, это лучше, чем когда не замечают. Сейчас больше говорят – а кто другой? Никого нет.

А.Соломин― Лишь бы не было хуже.

Д.Волков― Ну да. И в каком-то смысле именно Путин воспринимается… Не всеми, прежде всего, своими сторонниками, как человек, который, как они говорят на группах, держит Россию. Не дает Россию обидеть, не даст, защитит перед Западом и так далее. Да, это никуда не ушло, это есть. Безальтернативность становится все более заметным основанием сохранения его относительно высоких рейтингов. И другие политики появляются, но сильно не подрастают.

А.Соломин― Валерий, а как по вашим данным меняется – если меняется – рейтинг Владимира Путина?

В.Федоров― Меняется, конечно, как-то, но не очень сильно. Вот я открыл как раз наш сайт, прошлая пятница, мы по пятницам публикуем данные. 19 декабря – 60,5% одобряли деятельность Путина на посту президента. 38,8% — одобряли деятельность Мишустина на посту премьер-министра, и деятельность правительства России одобряло почти 32%. Подвижки какие-то есть, но они незначительные в таком достаточно узком диапазоне. Какого-то глобального снижения нет. Понятно, с чем сравнивать. Зачем с 18 годом сравнивать? Выборы президентские еще на горизонте кажется все безоблачно, а потом – период тяжелый, связанный с пенсионной реформой, а потом – новый поворот. Много чего меняется. Имеет смысл брать период последних полутора лет, когда мы находимся в пандемии, и она определяет наши оценки во многом. Но знаете, что, на самом деле, интереснее всего. Журналисты, как вы говорите, любят спрашивать, как на рейтинги влияет.

 

Социологи любят размышлять, а что такое рейтинг? На эту тему целые книги написаны. Алексей Левинсон, коллега, интересную книгу издал про рейтинг Путина, не только Путина. И он там интересный подход отстаивает, что рейтинг – это не оценка деятельности Путина. Хорошо он поступил, плохо. Правильно что-то сказал, неудачно выразился… По его мнению, рейтинг – это некая самооценка. Насколько россияне сегодня себя чувствуют здоровыми, сильными, спокойными. Насколько они ощущают, что страна на правильном пути. Что она гармонична, что она достигает чего-то.

А.Соломин― А как это связано с рейтингом отдельного человека?

В.Федоров― Потому что Путин – это символ. Это не только конкретный человек, это еще и символ. Вот Денис сейчас сказал, что Путин – гарант целостности в каком-то смысле для них. Действительно, гарант очень нужен. Понятно, что один человек неспособен в такой большой и сложной системе. То есть, на самом деле люди воспринимают некоторую функцию и делегируют Путину некоторую очень важную функцию. И почему мне кажется, сейчас она опять актуализировалась. Казалось бы, пять лет назад все разговоры о возможном распаде России казались просто смешными, их никто и не вел, особенно после Крыма.

А.Соломин― В Конституцию при этом почему-то вставили пункт о невозможности отторжения российских территорий.

В.Федоров― Безусловно.

А.Соломин― Тема была, на самом деле, тема возникала.

В.Федоров― Слушайте, мы говорим о тех темах, которые не вбрасываются политической элитой, а тех, которые идут снизу. Вот с точки зрения массового сознания призрак распада России, который нас всех очень мучил в 90-е и 00-е годы, в 10-е он почти ушел. Не было ощущения, что завтра мы опять развалимся. А сейчас опять страхи вверх пошли. Сейчас опять ощущение неустойчивости, как сказать, встряска такая, перебалансировка. В общем, очень много чего меняется и в очень непонятных направлениях. Я думаю, это пандемия и все связанные с ней пертурбации задают такой очень тревожный фон, который отражается на всем, в том числе – на представлениях о том, удержится ли Россия, как ее надо удерживать. Но этот фон есть, он никуда не девается. Наоборот, чем больше пандемия затягивается, тем больше тревоги, тем больше таких эмоций негативных, ожиданий чего-то, каких-то ужасов, трагедий и так далее. И это, конечно, усиливает запрос на человека, на которого можно надеяться, можно положиться. Вот на гаранта в полном смысле этого слова.

 

А.Соломин― Это очень интересный момент, я к нему вернусь. Но сначала, если позволите, к рейтингу. Если понимать его как готовность человека, избирателя, голосовать за эту персону, за Владимира Путина в данном случае, в ближайшее воскресенье, его позиция меняется?

В.Федоров― Мы таких вопросов не задаем. Может быть, Денис задает. Мы почему не задаем – потому что до ближайших выборов еще 2,5 года, список кандидатов неизвестен. Рейтинг – это же не абсолютная величина, она относительная. И пока кандидатов нет, нам кажется, что рановато.

А.Соломин― Денис, если хотите добавить…

Д.Волков― Да, можно? Понимаете, это связано с тем, что я до этого говорил. Есть в нашей истории, в истории нашей работы есть… Вернемся в 2011 год. Рейтинг довольно низкий, больше половины не хотят голосовать за Путина. А следующий вопрос, список кандидатов – за кого будете голосовать? И Путин с большим отрывом. То есть, вот ситуация, когда одно дело – чего мы хотим, а другое дело – что есть. И выбираем из того, что есть, большинство говорит: «Они там наверху решат, а мы потом проголосуем».

А.Соломин― Валерий, я обещал прицепиться к вашему тезису, что угроза распада сейчас снова возникла. В каком-то смысле вы спорите тогда с Владимиром Путиным, который на известной встрече с СПЧ в разговоре с Александром Сокуровым сказал, что… Я вольно цитирую его. Что он, в общем-то, поднимает тему, которой нет. Тема территориальной целостности, территориальных претензий. Он говорит, что есть 2000 территориальных претензий, но она не является острой, не является проблемой людей.

В.Федоров― Я согласен, что она не является проблемой для людей. И когда мы спрашиваем: «Что вас беспокоит, чего вы боитесь?», то про распад говорят на порядок реже, чем раньше. Я говорю… Может быть, не донес мысль. Что я имел в виду? Что сейчас в целом ощущение зыбкости, неупорядоченности, изменчивости… Причем изменчивости не в позитивном направлении, а в негативном, является общераспространенным.

 

А.Соломин― То, что все рухнет просто?

В.Федоров― Все, причем речь не только о России, ее государственном устройстве. То есть, тут уже общемировые истории. Напоминаю, что пандемия – это глобальное явление. И резкие перемены в образе жизни, невозможность делать то и так, как это делалось всегда, непонятность – может быть, тебя опять закроют на локдаун без предупреждения особого, или введут куар-коды, или другие ограничения, вот это все постоянно проговаривается. И это людей очень сильно напрягает. И это задает общее ощущение неустойчивости. Тут, конечно, и запрос растет на что-то простое, понятное, твердое, на что можно опереться, как на каменную стену. И тут, конечно, возрастает ответственность самих властей, потому что как бы не было тяжело, может, они сами уже не понимают, что делать с пандемией. Я наблюдаю за политиками многих стран, такое ощущение, что видение потеряно.

Но они должны все равно убеждать своих сограждан, что они знают, куда. Потому что они понимают, что если вождь не знает, куда вести свой народ, начинается самое страшное. Начинается паника, все начинают разбегаться в разные стороны и возможны самые плохие последствия. И прекрасно понимая это, политики делают вид, что они все знают, знают, куда вести.

А.Соломин― Для россиян это все-таки вождь, а не наемный…

В.Федоров― Давайте не цепляться к терминологии…

А.Соломин― Это интересно в понимании людей, потому что в общем-то и Денис говорит о том же самом, что люди хотят довериться какому-то человеку, который поведет и решит все их проблемы.

В.Федоров― Я бы тоже хотел довериться такому человеку… Вы знаете, во Франции на каждых президентских выборах есть очень большой спрос на политика, который бы косплеил де Голля. И каждый раз кто-то появляется. То Саркози, то Макрон. И вот дальше, когда он побеждает, он пытается вести политику в жанре де Голля. Никого не слушать, навязывать свою точку зрения. Толкать и так далее. И примерно через год-полтора становится понятно, что это невозможно. То есть, вроде бы французы хотят такого стиля, но когда доходит до конкретных вопросов, они упираются просто лбом, и ничего невозможно. И рейтинг такого политика идет очень быстро в тартарары.

Поэтому, еще раз, это ощущение понятное периода такого перелома, перемен, каких-то острых неупорядоченных, труднопредсказуемых. Да, мы хотим, как говорится, чтобы все поезда приходили по расписанию. И есть запрос на такую фигуру. Но когда начинаются действия в жестком режиме, тут уже начинается сопротивление достаточно серьезное. Смотрите последние законопроекты о том, как нам победить коронавирус и внедрить массовую вакцинацию.

 

А.Соломин― У нас осталось буквально шесть минут и две темы большие. Это ковид и экономика. Раз мы заговорили о ковиде, то вопрос один очень простой. Денис, с вас начнём. Почему люди не верят властям, почему не идут вакцинироваться? Если есть объяснение, конечно.

Д. Волков― Недоверие есть, и довольно большое. Но должен сказать, что ситуация тоже меняется. С конца весны – начала лета все-таки впервые начало меняться отношение к прививкам, стало сокращаться количество тех, кто не готов делать прививки. Вот пошла информационная кампания, когда она пошла настоящая, людей стали убеждать. Они действительно прислушались. Где-то есть и принуждение, безусловно. Оно воспринимается негативно. Но в целом, когда в каком-то смысле государство взяло ответственность, чего люди ждали? Они ждали, что государство возьмет ответственность, покажет пример, чтобы лидеры привились, чтобы сказали, что это безопасно, чтобы не было противоречивой информации с телеканалов, которые остаются главным источником для большинства россиян. Хотя роль интернета растет, безусловно. И когда это начало происходить, и когда меры стали более последовательны, тогда люди начали прислушиваться.

Недоверие сохраняется. Отчасти – общее недоверие, которое есть. Треть у нас Путина не поддерживает. И вот те, кто не поддерживает, они ко всем инициативам власти относятся по умолчанию плохо.

А.Соломин― Это не значит, что они против вакцинации.

Д.Волков― Если мы берем массовое отношение, то большинство будет против. Будут те, для кого более важно мнение врачей и специалистов, которые и не доверяют Путину, и одновременно вакцинируются, но их меньшинство. Для большинства тех, кто не доверяет власти, среди них намного выше процент тех, кто не готов вакцинироваться. То есть, это такое общее недоверие. Плюс – непоследовательная политика. Непоследовательность мер. Вот что касается куар-кодов, нерабочих… Ввели-отменили, ввели-отменили. Люди говорят: «Ну что это такое? Либо вы считаете это правильным, введите и держите, либо тогда не вводите и не делайте профанацию из этих мер». То есть, вот эта непоследовательность и шараханья очень плохо влияют на отношение к тем мерам, которые предлагаются. Но в целом, опять же говорю, изменение отношения есть.

 

А. Соломин― Валерий, как вы считаете? Согласитесь, нет?

В.Федоров― Я добавлю просто. Есть еще значительная группа тех, кто вакцинировался. И эта группа растет. И за счет этого сокращается группа тех, кто собирается вакцинироваться – по понятным соображениям. Тут интереснее говорить про группу, кто вакцинироваться не собирается. Ее тоже можно декомпозировать на тех, кто в отказ идет вообще, кто отрицает существование ковида, таких тоже достаточно много. Есть группа или подгруппа, кто не отрицает существование болезни, но говорит, что вакцины не помогают. Наоборот, они часто ведут к худшему результату, что они непроверенные, неправильные. Нужно иностранные и так далее. Есть подгруппа тех, кто пока не собирается это делать, у них есть какие-то аргументы, но в принципе они готовы слушать и готовы обсуждать. Вот эта треть примерно еще на три части может быть разложена.

И понятно, что эти примерно 10-13%, кто сейчас не готов, но готов обсуждать, по крайней мере эту тему, она и является целевой аудиторией. Вот с ними и надо говорить. Кто-то считает, что надо их загонять. Куар-кодами и прочими, принудительный режим. Кто-то говорит, что это будет обратный эффект фальсификации будут. И вообще, негативные реакции людей. Поэтому я соглашусь, что политика такая не то чтобы железобетонно прямая. Как сказали полтора года назад, так и продолжают работать. Ну, нет, потому что это ситуация действительно непонятная и довольно динамично меняющаяся, и меняющаяся на уровне понимания, что делать для властей. Мы видим, что это метод такой проб и ошибок зачастую. И никто не пытается, мне кажется, со стороны российской власти сказать, что мы знаем этот философский камень, панацею, и всех спасем. Нет, до такого не доходит. И еще один момент очень важный, не знаю, с чем он связан. Может быть, личные убеждения Путина, но он все время подчеркивает, что вакцинация – это дело правильное, нужное, но абсолютно добровольное.

А.Соломин― Это плохо для убеждения.

В.Федоров― Вот Денис же сказал, что если бы сказали с самого начала всем пойти и кольнуться, то, наверное, многие бы пошли и кольнулись не потому, что хотели, а потому что так надо. Тут совершенно другая позиция, и Путин ее постоянно воспроизводит. На последней пресс-конференции – тоже. Это право, а не обязанность. И это, конечно, многих, кто при иных раскладах бы пошел и привился, дает санкцию этого не делать.

А.Соломин― Спасибо большое. Время наше, к сожалению, подошло к концу. Это была программа «Лукавая цифра», ее ведущий Алексей Соломин. И мы сегодня подводили итоги года с точки зрения общественного мнения, пользовались для этого пресс-конференцией Владимира Путина, темами, которые поднимались там. Наши гости сегодня – генеральный директор ВЦИОМ Валерий Федоров и Денис Волков, директор Левада-центра*, который российские власти считают иностранным агентом. Спасибо вам большое.

* «Левада-Центр» — НКО, признанное иностранным агентом.

Оригинал

Денис ВОЛКОВ

Вконтакте

Facebook

Twitter

Мнение | Нужно ли сокращать экономику, чтобы остановить изменение климата?

Эта статья является частью информационного бюллетеня Debatable. Вы можете зарегистрироваться здесь , чтобы получать его по вторникам и четвергам.

Если существует доминирующая парадигма того, как политики и экономисты сегодня думают о решении проблемы изменения климата, это называется зеленым ростом. Согласно ортодоксии зеленого роста, приверженцами которой являются европейские правительства, Организация экономического сотрудничества и развития, Всемирный банк и Белый дом, глобальная экономика может как продолжать расти, так и нейтрализовать угрозу потепления на планете за счет быстрых рыночных действий. возглавил экологические мероприятия и технологические инновации.

Но в последние годы набирает силу конкурирующая парадигма: сокращение. По мнению деграутеров, человечество просто не в состоянии постепенно отказаться от ископаемого топлива и для удовлетворения постоянно растущего спроса богатых экономик. В такой поздний час необходимо сократить само потребление.

Ухудшение роста все еще является относительно маргинальной тенденцией в климатической политике, но привлекает новообращенных. В 2019 году более 11000 ученых подписали открытое письмо с призывом «отойти от G.Д.П. рост »в сторону« поддержания экосистем и улучшения благосостояния людей ». А в мае в статье, опубликованной в журнале Nature, утверждалось, что уменьшение роста «следует рассматривать и обсуждать так же широко и тщательно, как и сравнительно рискованные пути, основанные на технологиях».

Рассмотрим дискуссию поближе.

Аргументы в пользу уменьшения роста

Возможно, самым выдающимся сторонником движения за уменьшение роста является Джейсон Хикель, экономический антрополог и автор книги «Меньше значит больше: как разрастание спасет мир.«Уменьшение роста, как он определяет это, — это запланированное сокращение использования энергии и ресурсов, направленное на то, чтобы вернуть экономику в равновесие с живым миром таким образом, чтобы уменьшить неравенство и улучшить благосостояние людей».

Его аргумент против концепции зеленого роста основан на двух ключевых предпосылках:

• Нет никаких исторических свидетельств того, что G. D.P. могут быть полностью отделены от использования материальных ресурсов. Другими словами, человеческая экономика не может расти бесконечно на планете с ограниченными ресурсами.

• G.D.P. можно отделить от выбросов парниковых газов , заменив ископаемое топливо возобновляемыми источниками энергии, но это отделение происходит недостаточно быстро.

Необходимым решением, по мнению Хикеля, является сокращение потребления ресурсов и энергии, что упростит быстрый переход на возобновляемые источники энергии за то короткое время, которое осталось человечеству для предотвращения глобального потепления на 1,5 градуса. Но этот императив не будет применяться в равной степени по всему миру:

• Изменение климата в основном обусловлено совокупным историческим потреблением на Глобальном Севере, поэтому он утверждает, что богатые страны должны сокращать свои экономики.(Непропорциональная ответственность стран с развитой экономикой за изменение климата также является причиной того, почему Хикель отвергает призывы к контролю над народонаселением в более бедных странах как «полностью отсталые»: «У нас действительно есть проблема народонаселения, это правда», — сказал он в 2018 году. Это связано с бедными странами. Настоящая проблема в том, что там слишком много богатых людей ». сделать, чтобы вывести свое население из нищеты.

Критики замедления роста сравнили этот проект с жесткой экономией или вынужденной рецессией, которые, как правило, вызывают всеобщие страдания и усугубляют неравенство. Но эти негативные эффекты, по словам Хикеля, представляют собой просто предсказуемую катастрофу, которая наступает, «когда экономика, зависящая от роста, перестает расти».

Рост, напротив, требует совершенно другого типа экономики, той, которая могла бы улучшить жизнь людей, несмотря на сокращение совокупной активности: она направлена ​​на сокращение «экологически разрушительного и социально менее необходимого производства» (например, С.У.В., оружие, говядина, частный транспорт, реклама и потребительские технологии, которые устаревают) при расширении «социально значимых секторов», таких как здравоохранение и образование.

Среди мер политики, предлагаемых Хикелем для создания такой экономики, — сокращение рабочей недели, введение гарантии занятости с прожиточным минимумом, увольнение работников из приходящих в упадок отраслей и декомодификация товаров, таких как жилье, которые необходимы людям для достойной жизни.

«Фантазия, которая отвлекает нас от реальных усилий по спасению планеты»

В недавнем информационном бюллетене экономист Ной Смит применил основные аргументы замедления роста к задаче в защиту зеленого роста:

• Во-первых, он говорит об экономическом росте фактически может быть отделено от использования ресурсов: «Мы можем продолжать повышать уровень жизни каждого, не истощая ресурсы планеты.Потому что рост — это не просто использование все большего и большего количества вещей; вместо этого это может означать поиск более эффективных способов использования того, что у нас есть ». (Хикель отклоняет это утверждение как гипотетическое.)

• Во-вторых, Смит говорит, что разделение G.D.P. от выбросов парниковых газов не просто возможно, как признают многие специалисты, но уже происходит: с 2005 года 32 странам, включая США, удалось это сделать, по данным Института прорыва.

Смит согласен с Хикелем в том, что разделение выбросов происходит недостаточно быстро. Тогда возникает вопрос, предложат ли деграутеры правильный рецепт для достижения углеродной нейтральности в более короткие сроки.

Мой коллега Эзра Кляйн так не думает. Он утверждал в недавнем подкасте, что неприемлемо медленные темпы перехода на возобновляемые источники энергии являются политической проблемой, а не технологической. А с точки зрения политики, сокращение роста — гораздо более сложная задача, чем зеленый рост.

Движение за сокращение «атакует недостатки нынешней стратегии как недостаточно быстрые, когда препятствия являются политическими, но затем не принимает препятствий на своем собственном политическом пути вперед», — сказал он. «Я думаю, что если политическим требованием движения станет то, что вы не должны есть говядину, вы отбросите климатическую политику так далеко, так быстро, что это будет катастрофой. То же самое и с S.U.V.s. Я не люблю S.U.V.s. Я не вожу ни одного. Но если вы говорите людям в богатых странах, что климатическое движение связано с тем, что у них нет машин, которые они хотели бы иметь, вы просто проиграете. ”

Мнение Разговор Климат и мир меняются. Какие вызовы принесет будущее и как мы должны на них реагировать?

Это аргумент, который Хикель принимает всерьез:

Эрик Левитц из журнала New York Magazine соглашается с тем, что «американцы вполне могут оказаться счастливее и безопаснее в коммунальной экономике со сверхнизким выбросом углерода, в которой личное владение автомобилем строго ограничено, а жилье — здоровьем. забота и бесчисленные виды досуга с низким уровнем выбросов углерода являются социальными правами.Но, добавляет он, «ничто иное, как абсолютная диктатура не может повлиять на такую ​​трансформацию с необходимой скоростью. И призрак экобольшевизма не преследует Глобальный Север. Человечество найдет способ устойчиво разбогатеть или умереть, пытаясь ».

Забыть о росте

На данный момент у разрастания нет массовой аудитории. Но некоторые из его вдохновляющих идей, тем не менее, оказывают влияние на политико-экономическую мысль — особенно критика G. D.P. рост как путеводная звезда человеческого прогресса.

«Даже в рамках основной экономической теории ортодоксальность роста подвергается сомнению, и не только из-за повышенного осознания экологических опасностей», — написал Джон Кэссиди в The New Yorker в прошлом году. «Спустя столетие, когда G.D.P. на человека выросла более чем в шесть раз в Соединенных Штатах, возникли ожесточенные дебаты о целесообразности и целесообразности создания и потребления все большего количества продуктов из года в год ».

Какая альтернатива? Кейт Раворт, английский экономист, определила один вариант: «экономика пончиков.По мнению Раворта, экономика 21-го века должна отказаться от роста ради роста и поставить своей целью достичь золотой середины — или бублика — между «социальной основой», где у каждого есть то, что ему нужно для хорошей жизни, и «экологический потолок».

«Модель пончика не запрещает любой экономический рост или развитие», — объясняет Сиара Ньюджент в Time. «Но этот экономический рост следует рассматривать как средство достижения социальных целей в экологических рамках, — говорит она, — а не как индикатор успеха сам по себе или цель для богатых стран.

Идеи Раворта оказали влияние на реальный мир: в прошлом году, во время первой волны пандемии, правительство Амстердама объявило, что будет стремиться выйти из кризиса, приняв принципы «экономики пончиков». За год до этого премьер-министр Новой Зеландии Джасинда Ардерн объявила, что ее страна будет уделять приоритетное внимание благополучию и счастью своих жителей, а не G.D.P. рост.

Даже в Соединенных Штатах, которые не придерживаются такой политики, G.D.P. рост замедлился за последние два десятилетия, в основном из-за падения рождаемости и изменения структуры расходов с товаров на услуги.

Это, конечно, не решило проблему зависимости Америки от ископаемого топлива. «Тем не менее, виды политики, предлагаемые сторонниками снижения роста — такие как универсальные базовые услуги и сокращение рабочего дня — могут помочь решить некоторые из давних болезней, от которых сейчас страдают самые разные экономики», — пишет Кейт Аронофф в The New Republic. «Вместо того, чтобы преследовать все более отдаленные цели, пытаясь привлечь неуловимые корпоративные инвестиции с помощью бесплатных раздач, правительства могли бы начать планирование того, как могло бы выглядеть будущее с более справедливым замедлением роста и снижением выбросов углерода.”

Не верьте мифу о том, что мы должны жертвовать жизнями, чтобы спасти экономику | Джонатан Портес

Неужели лекарство хуже болезни? The Times заявила сегодня: «Если изоляция от коронавируса приведет к падению ВВП более чем на 6,4%, из-за рецессии будет потеряно больше лет жизни, чем будет получено в результате победы над вирусом». Трудно понять, с чего начать эту ерунду. Он основан на статье, которая в настоящее время рецензируется в журнале «Восприятие нанотехнологий», в котором просто предполагается, что падение ВВП механически и напрямую приводит к снижению ожидаемой продолжительности жизни.

Именно такие рассуждения, по-видимому, побуждают президента Трампа призвать к скорейшему прекращению ограничений в США, утверждая, что гораздо больше людей погибнет от самоубийства из-за «ужасной экономики», чем от вируса.

Но посылка просто неверна. Рецессия — краткосрочное, временное падение ВВП — не обязательно приводит к сокращению продолжительности жизни и обычно не приводит к ее снижению. В самом деле, как это ни парадоксально, но веские доказательства заключаются в том, что рецессии на самом деле приводят к увеличению продолжительности жизни людей.Количество самоубийств действительно растет, но другие причины смерти, такие как дорожно-транспортные происшествия и болезни, связанные с алкоголем, падают.

Итак, на самом базовом уровне этот аргумент игнорирует то, что говорят свидетельства. Но, что, возможно, более важно, идея о том, что способ минимизировать экономический ущерб — это снять ограничения до того, как они сделают свою работу — окончательно подавить распространение вируса, — ужасна.

Кто-нибудь верит, что, что бы ни говорило правительство, мы можем вернуться к «нормальному» состоянию или чему-то близкому к нему в ближайшее время? Если бы нам всем разрешили вернуться к работе, многие или большинство из нас, вполне разумно, предпочли бы этого не делать, опасаясь заразиться вирусом. И если, как предсказывают ученые, результатом ослабления ограничений стало ускорение распространения инфекций, то довольно скоро многие фирмы просто перестанут функционировать, поскольку рабочие заболеют или будут вынуждены оставаться дома, чтобы ухаживать за членами семьи.

В более широком смысле, восстановление нормальной экономики требует, прежде всего, уверенности. В условиях продолжающейся неуверенности как в собственных финансах, так и в экономике в целом, домохозяйства не будут тратить, а предприятия не будут вкладывать средства. И этого просто не произойдет, пока распространение болезней не будет остановлено.

Так что здесь нет компромисса. В краткосрочной перспективе соображения здравоохранения и экономики указывают точно в одном направлении. Делайте все, что нужно — и чего бы это ни стоило — и делайте это сейчас, в интересах как нашего здоровья, так и нашего общего благосостояния.

Но что будет дальше? Совершенно разумно отметить, что серьезный ущерб экономике, если он сохранится в долгосрочной перспективе, приведет к снижению нашего благосостояния и, возможно, даже — как это сделали жесткая экономия и ее последствия — ожидаемой продолжительности жизни. За последние 10 дней количество требований о выдаче кредита выросло более чем в пять раз, до полумиллиона, в то время как данные YouGov показывают, что 2 миллиона человек, возможно, потеряли работу. Спад уже наступил.

Но это не обязательно и не должно быть постоянным. Риск здесь заключается в том, что мы допускаем неизбежное падение ВВП в результате остановки экономики, которое приведет к прекращению деятельности фирм, а рабочих — к длительной безработице. И в этом нет ничего неизбежного.

В конце концов, во многих европейских странах, таких как Франция или Италия, вероятно, наблюдается падение ВВП на 10% или 20% или около того в абсолютном выражении каждый август, когда рабочие берут свой летний отпуск.Никто не замечает — цифры «сезонно скорректированы» с учетом праздников, что означает, что они не отображаются в опубликованных данных — и при этом не причиняют никакого вреда. Рабочим по-прежнему платят, и предприятия не разоряются только потому, что не зарабатывают никаких денег. В сентябре все вернутся к работе в обычном режиме.

Конечно, это совсем другое дело — это не произойдет автоматически с Covid-19. Воздействие более масштабное и продолжительное — и мы не знаем, как долго — чем вынужденный дополнительный отпуск.Но быстрые и адекватные действия правительства могут иметь большое значение. Сохранение рабочих мест и фирм в бизнесе должно быть приоритетом. В сложившихся обстоятельствах правительство сделало хороший старт, хотя многое еще предстоит сделать.

Итак, что нас должно беспокоить — как с экономической точки зрения, так и с точки зрения здравоохранения, — это не то, насколько упадет ВВП. Он будет сильно падать, и это хорошо. Если бы этого не произошло — если бы люди продолжали работать, несмотря на то, что им велят не работать, — тогда изоляция не сработала бы, и мы все равно увидели бы экономические последствия в будущем.Важно то, что происходит с ВВП через год или 18 месяцев.

А каковы же отдаленные последствия? Не резкое падение ВВП в 2008–2009 годах привело к сокращению в течение следующего десятилетия продолжительности жизни беднейших слоев нашего общества. Именно так правительство решило справиться с экономическими последствиями мирового финансового кризиса — путем недофинансирования и нехватки кадров для государственной службы здравоохранения и социальной помощи, а также путем подрыва базовой системы социальной защиты, от которой люди зависят в тяжелые времена. Как мы теперь обнаруживаем, это были ложные экономики, которые оставили нам меньше, а не больше, подготовленных к этому кризису.

Точно так же, если мы позволим Covid-19 нанести непоправимый ущерб нашей экономической и социальной ткани, это будет наша собственная вина, а не вина. На этот раз мы можем и должны добиться большего.

Джонатан Портес — профессор экономики и государственной политики Королевского колледжа Лондона и бывший высокопоставленный государственный служащий

Что могут сказать нам экономические исследования о влиянии доступа к абортам на жизнь женщин?

Введение

Доббс против Женской организации здравоохранения Джексона рассматривает конституционность закона Миссисипи 2018 года, который запрещает женщинам делать аборты после 15 недель беременности. Ожидается, что это дело определит судьбу дела Roe v. Wade , поскольку штат Миссисипи напрямую оспаривает прецедент, установленный решениями Верховного суда в деле Roe , который защищает доступ к аборту до достижения жизнеспособности плода (обычно между 24 и 28 неделями беременности). ). 1 декабря 2021 года Верховный суд заслушает устные доводы по делу Доббс против Джексона . Прося суд отменить Roe , штат Миссисипи заверяет, что «просто нет причинно-следственной связи между доступностью абортов и способностью женщин действовать в обществе» ¹ и, следовательно, нет оснований полагать, что аборт доступ сформировал «способность женщин на равных участвовать в экономической и социальной жизни нации» ² , как ранее постановил Суд.

Хотя дебаты по поводу абортов часто вращаются вокруг трудноразрешимых субъективных вопросов этики и морали, в данном случае Суду предлагается рассмотреть объективный вопрос о причинных последствиях доступа к абортам на жизнь женщин и их семей. Область экономики позволяет проникнуть в суть этих объективных вопросов посредством применения сложных методологических подходов, которые могут быть использованы для выделения и измерения причинно-следственных эффектов доступа к абортам на репродуктивные, социальные и экономические результаты для женщин и их семей.

Отделение корреляции от причинно-следственной связи: «Революция доверия» в экономике

Чтобы измерить причинно-следственный эффект аборта на жизнь женщин, нужно отличать его влияние от воздействия других факторов, таких как экономические возможности, социальные нравы, доступность противозачаточных средств. Мощные статистические методологии в наборе причинно-следственных выводов позволили экономистам делать именно это, выходя за рамки принципа «корреляция не обязательно является причинно-следственной связью» и применяя научный метод, чтобы выяснить, когда это так.

В этом году Комитет по присуждению премии в области экономических наук принял решение о признании вклада ³ экономистов Дэвида Карда, Джошуа Ангриста и Гвидо Имбенса, присудив им Нобелевскую премию за их новаторскую работу по разработке и применению инструментов причинного вывода в движении, получившем название « революция доверия »(Angrist, Pischke, 2010). Золотым стандартом для установления такого доверия является хорошо проведенное рандомизированное контролируемое испытание — эксперимент, проводимый в лаборатории или на местах, в котором лечение назначается случайным образом.Когда экономисты могут реально и этично проводить такие эксперименты, они это делают. Однако в социальном мире эта возможность часто недоступна. Например, невозможно реально или этически случайным образом назначать доступ к аборту одним людям, но не другим. Столкнувшись с этим препятствием, экономисты обращаются к «естественным» или «квази» экспериментальным методам, методам, с помощью которых они могут достоверно утверждать, что лечение так же хорошо, как и случайное назначение.

Новаторские применения этого подхода включают работу Ангриста и Крюгера (1991), в которой различия в законах об обязательном посещении школы используются для измерения влияния обучения на заработки и работу Карда и Крюгера (1994) с использованием вариаций минимальной заработной платы в разных штатах для измерения эффектов. минимальной заработной платы по результатам трудоустройства.Использование этих методов сейчас широко распространено не только в экономике, но и в других социальных науках. Опираясь на достижения компьютерных технологий и доступность данных, квазиэкспериментальные методологии стали настолько же повсеместными, насколько и мощными, применяемыми для ответов на самые разные вопросы: от воздействия экономических потрясений на гражданский конфликт (Miguel, Sayanath, and Sergenti, 2004), о влиянии Закона о чистой воде на уровни загрязнения воды (Keizer and Shapiro, 2019), а также о влиянии доступа к продовольственным талонам в детстве на дальнейшие жизненные результаты (Hoynes, Schanzenbach, Almond, 2016; Bailey et al., 2020).

Исследования показывают, что доступ к абортам действительно серьезно влияет на жизнь женщин, определяя, становятся ли они матерями, когда и при каких обстоятельствах.

Экономисты также применили эти инструменты для изучения причинных эффектов доступа к абортам. Исследования, основанные на методах «революции доверия», отделяют влияние политики абортов от других социальных и экономических сил. Это исследование демонстрирует, что доступ к абортам на самом деле глубоко влияет на жизнь женщин, определяя, становятся ли они матерями, когда и при каких обстоятельствах; результаты, которые затем отражаются на всей их жизни, влияя на структуру брака, уровень образования, участие в рабочей силе и заработки. .

Влияние доступа к аборту на репродуктивную, экономическую и социальную жизнь женщин

Доказательства последствий легализации абортов

История легализации абортов в Соединенных Штатах является каноническим и ярким примером естественного эксперимента. В то время как Роу против Уэйда легализовало аборты на большей части страны в 1973 году, пять штатов — Аляска, Калифорния, Гавайи, Нью-Йорк и Вашингтон — и округ Колумбия отменили свои запреты на аборты за несколько лет до Роу .Используя методологию, известную как «оценка разницы в различиях», исследователи сравнили изменения в результатах в этих «государствах отмены», когда они отменили запрет на аборты, с изменениями в результатах в остальной части страны. Они также сравнили изменения в результатах в остальной части страны в 1973 году, когда Роу легализовала аборт, с изменениями в результатах в штатах, отменивших аборт, где аборт уже был легальным. Эта методология различия в различиях позволяет штатам, в которых доступ к абортам не меняется, выступать в качестве контрфактической или «контрольной» группы, которая учитывает другие факторы, которые влияли на фертильность и жизнь женщин в эпоху Roe .

Одной из первых, кто применил этот подход, была группа экономистов (Levine, Staiger, Kane, and Zimmerman, 1999), которые подсчитали, что легализация абортов в штатах с отменой абортов привела к снижению рождаемости в этих штатах на 4-11%. в остальную часть страны. Левин и его соавторы обнаружили, что эти эффекты фертильности были особенно значительными для подростков и цветных женщин, которые испытали снижение рождаемости, которое было почти в три раза больше, чем у населения в целом, в результате легализации абортов.Несколько исследовательских групп повторили важный вывод о том, что легализация абортов существенно повлияла на фертильность в Америке, при этом расширив анализ, чтобы рассмотреть другие результаты. ⁴ Например, Майерс (2017) обнаружил, что легализация абортов сократила количество женщин, которые стали матерями-подростками, на 34% и количество женщин, ставших невестами-подростками, на 20%, и снова обнаружил эффекты, которые были еще более значительными для чернокожих подростков. Фарин, Хоэн-Веласко и Песко (2021) обнаружили, что легализация абортов снизила материнскую смертность среди чернокожих женщин на 30-40%, практически не сказавшись на белых женщинах. иметь доступ к безопасным абортам, путешествуя по другим штатам или странам или делая подпольный аборт у надежного поставщика медицинских услуг.

Волновое влияние доступа к абортам на жизнь женщин и их семей

Это исследование, которое четко демонстрирует причинно-следственную связь между доступом к абортам и первоочередными демографическими показателями и показателями здоровья, заложило основу для исследователей для измерения дальнейших волновых эффектов в жизни женщин и их семей. Несколько групп авторов расширили планы исследования разницы в различиях для изучения результатов образования и рынка труда, обнаружив, что легализация абортов повысила уровень образования женщин, их участие в рабочей силе, профессиональный престиж и заработки, и что все эти эффекты были особенно значительными для чернокожих женщин. (Angrist, Evans, 1996; Kalist, 2004; Lindo, Pineda-Torres, Pritchard, and Tajali, 2020; Jones, 2021).

Кроме того, исследования показывают, что доступ к абортам не только сильно повлиял на экономическую и социальную жизнь женщин, но также повлиял на обстоятельства, в которых рождаются дети. Исследователи, использующие схемы исследования «разница в различиях», обнаружили, что легализация абортов снизила количество нежелательных детей (Bitler and Zavodny, 2002a), снизила количество случаев безнадзорности и жестокого обращения с детьми (Bitler and Zavodny, 2002b; 2004), уменьшила количество детей. детей, которые жили в бедности (Gruber, Levine, and Staiger, 1999), и улучшили долгосрочные результаты для целого поколения детей за счет увеличения вероятности поступления в колледж и снижения вероятности жизни в бедности и получения государственной помощи (Ananat , Gruber, Levine, and Staiger, 2009).

Доступ к абортам по-прежнему важен для жизни женщин

Вышеупомянутое исследование основано на различиях в доступе к абортам с 1970-х годов, и многое изменилось как с точки зрения репродуктивных технологий, так и с точки зрения жизни женщин. Однако недавние исследования показывают, что даже с учетом социальных, экономических и правовых сдвигов, произошедших за последние несколько десятилетий, и даже при расширении доступа к противозачаточным средствам, доступ к абортам остается актуальным для репродуктивной жизни женщин.Сегодня почти половина беременностей бывает незапланированной (Finer, Zolna, 2016). Около 6% молодых женщин (в возрасте 15-34 лет) ежегодно переживают незапланированную беременность (Finer, Lindberg, and Desai, 2018), а около 1,4% женщин детородного возраста делают аборт каждый год (Jones, Witwer и Jerman , 2019). При таких показателях примерно каждая четвертая женщина будет делать аборт в репродуктивном периоде. Факт очевиден: женщины по-прежнему полагаются на возможность аборта для определения своей репродуктивной жизни.

Но как насчет их экономической и социальной жизни? Хотя женщины добились больших успехов в плане своего образования, карьерного роста и роли в обществе, матери сталкиваются с множеством проблем и наказаний, которые не находят адекватного решения в государственной политике. Документально подтверждено, что после рождения ребенка работающие матери сталкиваются с «штрафом в заработной плате материнства», что влечет за собой более низкую заработную плату, чем женщины, не имевшие ребенка (Waldfogel, 1998; Anderson, Binder, and Krause, 2002; Kelven et al. ., 2019). Отпуск по беременности и родам может бороться с этим наказанием, поскольку он позволяет женщинам вернуться на свою работу после рождения ребенка, поощряя их оставаться привязанными к рабочей силе (Rossin-Slater, 2017). Однако на момент написания этой статьи США предлагают только до 12 недель из неоплачиваемых отпусков через FMLA, что распространяется на менее 60% всех работников. ⁵ И даже если мать может вернуться к работе, уход за детьми в США обходится дорого и часто недоступен для многих. Ожидается, что семьи с младенцами будут платить около 11000 долларов в год за уход за детьми, а субсидии доступны только для каждого шестого ребенка, имеющего право на получение помощи в рамках федеральной программы. ⁶ Без федеральной политики оплачиваемых отпусков и доступа к недорогим услугам по уходу за детьми в США не хватает инфраструктуры для адекватной поддержки матерей, особенно работающих матерей, что делает перспективу материнства для некоторых финансово невыполнимой.

Это актуально, если учесть, что женщины, обращающиеся за абортом, как правило, являются малообеспеченными матерями, переживающими разрушительные жизненные события. По данным последнего опроса пациентов, совершивших аборты, проведенного Институтом Гутмахера, 97% составляют взрослые, 49% живут за чертой бедности, 59% уже имеют детей и 55% переживают разрушительное жизненное событие, такое как потеря работы, поломка с партнером или отстает по арендной плате (Jones and Jerman, 2017a и 2017b).Нетрудно представить, что доступ к аборту может иметь решающее значение для финансовой жизни этих женщин, и недавние данные «Turnaway Study» ⁷ подтверждают это предположение эмпирическим путем. В этом исследовании междисциплинарная группа исследователей наблюдает за двумя группами женщин, которые обычно пытались сделать аборт во втором триместре: одна группа, прибывшая в клиники по прерыванию беременности и узнавшая, что они только что достигли порога гестационного возраста для аборта, и была «отвергнута» и вторые, которые были чуть ниже порога, сделали аборт. Миллер, Уэрри и Фостер (2020) сравнивают людей в обеих группах с их кредитными отчетами Experian и отмечают, что в месяцы, предшествовавшие тому моменту, когда они обратились за абортом, финансовые результаты для обеих групп были одинаковыми. На данный момент одной группе отказано в желании сделать аборт, однако они начали испытывать серьезные финансовые затруднения, демонстрируя рост просроченной задолженности на 78% и увеличение на 81% публичных записей, связанных с банкротствами, выселениями и судебными решениями. .

Если бы Роу было отменено, число женщин, испытывающих серьезные препятствия на пути к прерыванию беременности, резко увеличилось бы.

Если бы Роу было отменено, количество женщин, испытывающих серьезные препятствия на пути к прерыванию беременности, резко увеличилось бы. Двенадцать штатов ввели «триггерные запреты», призванные объявить аборты вне закона сразу же после отмены Roe , в то время как еще 10 считаются весьма вероятными для быстрого введения новых запретов. ⁸ Эти запреты приведут к закрытию учреждений по прерыванию беременности на обширной территории американского юга и среднего запада, что резко увеличит расстояния проезда и логистические затраты на прерывание беременности. Экономические исследования предсказывают, что может произойти дальше. Несколько команд экономистов использовали естественные эксперименты, связанные с обязательными периодами ожидания (Joyce and Kaestner, 2001; Lindo and Pineda-Torres, 2021; Myers, 2021) и закрытием поставщиков (Quast, Gonzalez, and Ziemba, 2017; Fischer, Royer и Уайт, 2018; Линдо, Майерс, Шлоссер и Каннингем, 2020; Венатор и Флетчер, 2021; Майерс, 2021).Все выяснили, что увеличение расстояния перемещения не позволяет большому количеству женщин, желающих сделать аборт, добраться до врача, и что большинство из этих женщин в результате рожают. Например, Линдо и соавторы (2020) используют естественный эксперимент, возникший в результате внезапного закрытия половины клиник абортов в Техасе в 2013 году, и обнаруживают, что увеличение расстояния перемещения с 0 до 100 миль приводит к сокращению абортов на 25,8%. Майерс, Джонс и Упадхай (2019) используют эти результаты, чтобы представить себе, что после Roe Соединенные Штаты Америки, прогнозируя, что если Roe будет отменено и ожидаемые штаты начнут запрещать аборты, примерно 1/3 женщин, живущих в пострадавших регионах. не сможет связаться с провайдером аборта, что составляет примерно 100 000 женщин только за первый год.

Ограничение или полное прекращение доступа к абортам путем отмены Роу против Уэйда нанесло бы ущерб личной и экономической жизни женщин, а также жизни их семей.

Заключение

Независимо от того, руководствуется ли чья-либо позиция в отношении доступа к аборту глубоко укоренившимися взглядами на телесную автономию женщины или когда начинается жизнь, десятилетия исследований с использованием строгих методов очевидны: — это причинно-следственная связь между доступом к аборту и тем, когда и когда при каких обстоятельствах женщины становятся матерями, что влияет на всю их жизнь. Доступ влияет на их образование, заработки, карьеру и последующие результаты жизни их детей. В доводе штата Миссисипи отвергает причинную связь между доступом к абортам и социальными последствиями, установленную экономистами, и заявляет, что доступность абортов не имеет отношения к полному участию женщин в жизни общества. Экономисты предоставляют убедительные доказательства того, что отмена Roe предотвратит желаемый аборт для большого числа женщин, страдающих нежелательной беременностью, многие из которых являются малообеспеченными и финансово уязвимыми матерями.Ограничение или полная ликвидация этого доступа путем отмены Roe v. Wade нанесет ущерб личной и экономической жизни женщин, а также жизни их семей.

Кейтлин Ноулз Майерс не получала финансовой поддержки от какой-либо фирмы или лица при написании этой статьи. Она получила финансовую компенсацию от Федерации планирования семьи Америки и Центра репродуктивных прав за то, что выступала в качестве свидетеля-эксперта в судебном процессе, касающемся правил абортов. Она не получила и не получит финансовой компенсации за свою роль в описанном здесь брифинге amicus. Кроме вышеупомянутого, она не получала финансовой поддержки от какой-либо фирмы или лица, имеющего финансовую или политическую заинтересованность в этой статье. Кейтлин Ноулз Майерс в настоящее время не является должностным лицом, директором или членом правления какой-либо организации, имеющей финансовый или политический интерес к этой статье.

Источники

Аббуд, Али, 2019 г. «Влияние шока ранней фертильности на фертильность женщин и результаты рынка труда.”Доступен в SSRN: https://ssrn.com/abstract=3512913

Андерсон, Дебора Дж., Биндер, Мелисса и Кейт Краузе, 2002. «Штраф к материнской заработной плате: какие матери его платят и почему?» Американский экономический обзор 92 (2). Получено с https://www.aeaweb.org/articles?id=10.1257/000282802320191606

Ананат, Элизабет Олтманс, Грубер, Джонатан, Левин, Филип и Дуглас Стайгер, 2009. «Аборт и селекция». Обзор экономической статистики 91 (1). Получено с https: // direct.mit.edu/rest/article-abstract/91/1/124/57736/Abortion-and-Selection?redirectedFrom=fulltext.

Angrist, Джошуа Д. и Алан Б. Крюгер, 1999. «Влияет ли обязательное посещение школы на учебу и заработки?» Ежеквартальный журнал экономики 106 (4). Получено с https://doi.org/10.2307/2937954.

Angrist, Джошуа Д. и Уильям Н. Эванс, 1996. «Последствия государственных реформ в области абортов 1970 года, связанные с обучением и рынком труда». Рабочий документ 5406 Национального бюро экономических исследований. Получено с https://www.nber.org/papers/w5406.

Angrist, Джошуа Д. и Йорн-Штеффен Пишке, 2010. «Революция достоверности в эмпирической экономике: как лучший дизайн исследования устраняет обман из эконометрики». Журнал экономических перспектив 24 (2). Получено с https://www.aeaweb.org/articles?id=10.1257/jep.24.2.3

Бейли, Марта Дж. , Хойнс, Хилари В., Россин-Слейтер, Майя и Рид Уокер, 2020. «Является ли сеть социальной защиты долгосрочным вложением?» Крупномасштабные доказательства программы продовольственных талонов » Рабочий документ Национального бюро экономических исследований 26942 , взято с https: // www.nber.org/papers/w26942

Фарин, Шераджум Монира, Хоэн-Веласко, Лорен и Майкл Песко, 2021. «Влияние легальных абортов на здоровье матери: взгляд в прошлое, чтобы информировать настоящее». Доступно в SSRN: https://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=3913899

Финер, Лоуренс Б. и Миа Р. Зольна, 2016. «Снижение нежелательной беременности в США, 2008–2011 гг.» Медицинский журнал Новой Англии 374. Получено с https: //pubmed.ncbi.nlm. Национальные институты здравоохранения США.gov / 26962904/

Файнер, Лоуренс Б., Линдберг, Лаура Д. и Шейла Десаи. «Предполагаемый показатель нежелательной беременности в США». Контрацепция 98 (6). Получено с https://pubmed. ncbi.nlm.nih.gov/29879398/

Фишер, Стефани, Ройер, Хизер и Кори Уайт, 2017. «Влияние ограниченного доступа к услугам по аборту и планированию семьи на аборты, роды и приобретение противозачаточных средств». Рабочий документ Национального бюро экономических исследований 23634 .Получено с https://www.nber.org/papers/w23634

.

Грубер, Джонатан, Левин, Филлип и Дуглас Стайгер, 1999. «Легализация абортов и условия жизни детей: кто такой« маргинальный ребенок »?» Quarterly Journal of Economics 114. Получено с https://doi.org/10.1162/003355399556007

Гулди, Мелани, 2008. «Влияние аборта на фертильность и доступ несовершеннолетних к противозачаточным таблеткам». Демография 45 . Получено с https://doi.org/10.1353/dem.0.0026

Хойнс, Хилари, Шанценбах, Дайан Уитмор и Дуглас Алмонд, 2016. «Долгосрочные последствия доступа детей к сети безопасности». Американский экономический обзор 106 (4). Получено с https://www.aeaweb.org/articles?id=10. 1257/aer.20130375

.

Джонс, Келли, 2021. «На перепутье: влияние доступа к абортам на будущие экономические результаты». Рабочий документ Американского университета . Получено с https://doi.org/10.17606/0Q51-0R11.

Джонс, Рэйчел К., Витвер, Элизабет, Джерман, Дженна, 18 сентября 2018 г.«Частота абортов и доступность услуг в США, 2017 г.» Институт Гутмахера. Получено с https://www.guttmacher.org/sites/ default / files / report_pdf / abortion-inciden ce-service-availability-us-2017.

Джонс Рэйчел К. и Жанна Джерман, 2017a. «Коэффициенты абортов в группах населения и частота абортов в течение всей жизни: США, 2008–2014 гг.» Американский журнал общественного здравоохранения 107 (12). Получено из 10.2105 / AJPH.2017.304042.

Джонс, Рэйчел К.и Дженна Джерман, 2017b. «Характеристики и обстоятельства женщин в США, сделавших аборт в очень раннем и втором триместре». PLoS One . Получено с https://pubmed.ncbi.nlm. nih.gov/28121999/

.

Джойс, Тед и Роберт Кестнер, 2001. «Влияние обязательных периодов ожидания и законов о родительском согласии на время аборта и состояние аборта среди подростков в Миссисипи и Южной Каролине». Журнал анализа политики и управления 20 (2) .Получено с https://www.jstor.org/stable/3325799.

Калист, Дэвид Э., 2004. «Аборты и участие женщин в рабочей силе: доказательства до дела Роу против Уэйда». Журнал трудовых исследований 25 (3).

Кейзер, Дэвид и Джозеф Шапиро, 2019. «Последствия Закона о чистой воде и потребность в качестве воды». Ежеквартальный журнал экономики 134 (1).

Клевен, Хенрик, Ландаис, Камилла, Пош, Йоханна, Штайнхауэр, Андреас и Йозеф Цваймулелер, 2019 г.«Детские штрафы в разных странах: доказательства и объяснения». AEA Papers and Proceedings 109. Получено с https://www.aeaweb.org/articles?id=10.1257/pandp.201

/

Левин, Филип, Стайгер, Дуглас, Кейн, Томас и Дэвид Циммерман, 1999. «Роу против Уэйда и фертильности Америки». Американский журнал общественного здравоохранения 89 (2) . Получено с https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC1508542/

.

Линдо, Джейсон М., Майерс, Кейтлин Ноулз, Шлоссер, Андреа и Скотт Каннингем, 2020 г.«Как далеко это слишком далеко? Новые данные о закрытии клиник для абортов, доступе к ним и абортах » Journal of Human Resources 55. Получено с http://jhr.uwpress.org/content/55/4/1137.refs

Линдо, Джейсон М., Пинеда-Торрес, Майра, Причард, Дэвид и Хедие Таджали, 2020. «Законный доступ к технологиям репродуктивного контроля, образование женщин и доход до выхода на пенсию». AEA Papers and Proceedings 110. Получено с https://www.aeaweb.org/articles?id=10.1257/pandp.20201108

Линдо, Джейсон М. и Майра Пинеда-Торрес, 2021. «Новые данные о влиянии обязательных периодов ожидания для аборта». J журнал Health Econ omics. Получено с https://pubmed. ncbi.nlm.nih.gov/34607119/

Мигель, Эдвард, Сатьянатх, Шанкер и Эрнест Сердженти, 2004. «Экономические потрясения и гражданские конфликты: подход с использованием инструментальных переменных». Журнал политической экономии 112 (4). Получено с https: // www.jstor.org/stable/10.1086/421174

Миллер, Сара, Уэрри, Лаура Р. и Дайана Грин Фостер, 2020. «Экономические последствия отказа в аборте». Национальное бюро экономических исследований, рабочий документ 26662 . Получено с https://www.nber.org/papers/w26662.

Майерс, Кейтлин Ноулз, 2017. «Сила политики в отношении абортов: переоценка влияния доступа молодых женщин к репродуктивному контролю» Журнал политической экономии 125 (6) . Получено с https: // doi.org / 10.1086 / 694293.

Майерс, Кейтлин Ноулз, Джонс, Рэйчел и Ушма Упадхьяй, 2019. «Прогнозируемые изменения в доступе к абортам и их распространенности в мире после Роу». Контрацепция 100 (5). Получено с https://pubmed. ncbi.nlm.nih.gov/31376381/

Майерс, Кейтлин Ноулз, 2021 г. «Остывает или обременен? Влияние обязательных периодов ожидания на аборты и роды ». Институт экономики труда IZA № 14434. Получено с https://www.iza.org/publications/dp/14434/cooling-off-or-burdened-the-effects-of-mandatory-waiting-periods-on абортов и родов

Кваст, Трой, Гонсалес, Фидель и Роберт Зиемба, 2017 г.«Закрытие учреждений по прерыванию беременности и количество абортов в Техасе». Справка: журнал организации, предоставления и финансирования медицинской помощи 54 . Получено с https://journals.sagepub.com/doi/full/10.1177/0046958017700944

.

Россин-Слейтер, Майя, 2017. «Политика в отношении отпуска по беременности и родам». Рабочий документ Национального бюро экономических исследований 23069. Получено с https://www.nber.org/papers/w23069

Венатор, Джоанна и Джейсон Флетчер, 2020. «Чрезмерное бремя за пределами Техаса: анализ закрытия клиник по абортам, родов и абортов в Висконсине. ” Журнал анализа политики и управления 40 (3). Получено с https://doi.org/10.1002/pam.22263

Вальдфогель, Джейн, 1998. «Разрыв в семье для молодых женщин в Соединенных Штатах и ​​Великобритании: может ли отпуск по беременности и родам иметь значение?» Журнал экономики труда 16 (3).

Объяснение движения «за сокращение роста» для борьбы с изменением климата

Большая часть мира очень бедна. Миллиарды людей голодают, не могут позволить себе врача, когда заболевают, не имеют надлежащего жилья и санитарии и из-за материальных лишений из-за материальных лишений изо всех сил пытаются пользоваться свободами, необходимыми для хорошей жизни.

Но несмотря на все обнищание вокруг нас, одно неоспоримо: за последние несколько столетий — и особенно за последние 70 лет, после окончания Второй мировой войны — мир стал намного богаче.

Этот экономический бум означает многое. Это означает лечение рака и отделения интенсивной терапии новорожденных, вакцины против оспы и инсулин.

Это означает, что во многих частях мира в домах есть водопровод, газовое отопление и электричество.

Это означает, что детская смертность снизилась, а продолжительность жизни увеличилась.

Но становление все более богатым в мире также означает, что мы едим больше мяса, в основном животного, выращенного на промышленных фермах. Это означает, что мы выбрасываем намного больше парниковых газов. Это означает, что потребители в развитых странах много покупают и много выбрасывают.

Другими словами, это означает много хороших вещей и, конечно, некоторые плохие вещи.

Основная политика в области климата и окружающей среды развивалась на протяжении многих лет с определенным предположением, что мы можем избавиться от плохого, сохраняя при этом хорошее.То есть его цель — выяснить, как сократить выбросы углерода, сохранить экосистемы и спасти исчезающие виды, продолжая улучшать материальные условия жизни для всех в мире.

Обугленные останки дома, разрушенного во время Бутлегского пожара к северу от Блая, штат Орегон, 24 июля. Марани Стааб / Bloomberg / Getty Images

Но некоторым активистам в области климата такой подход кажется все более обреченным.Движение за уменьшение роста, как его называют, утверждает, что человечество не может продолжать расти, не доведя человечество до климатической катастрофы. Утверждается, что единственное решение — это радикальная трансформация нашего образа жизни — переход от рассмотрения экономического роста в качестве приоритета политики к принятию сокращения ВВП в качестве предпосылки для спасения планеты.

В основе деградации лежит климатический кризис. Сторонники Дегроута утверждают, что для спасения Земли людям необходимо сократить глобальную экономическую активность, потому что при наших нынешних уровнях потребления мир не достигнет цели МГЭИК по стабилизации глобальной температуры на уровне не более 1.5 градусов утепления. Движение за уменьшение роста утверждает, что изменение климата должно побудить к радикальному переосмыслению экономического роста, и политики, серьезно относящиеся к изменению климата, должны попытаться построить пригодный для жизни мир, не подпитывая его экономическим ростом.

Смелое, даже романтическое видение. Но с этим связаны две проблемы: он не складывается — и его почти невозможно реализовать.

Решение проблемы изменения климата потребует поистине радикальных изменений в том, как работает наше общество. Однако, как это ни волнует некоторых, радикализм замедления роста не исправит климата.Ухудшение роста является наиболее убедительным как личный этос, как линза, отражающая ваши привычки потребления, образ жизни. Но это не серьезная политическая программа по решению проблемы изменения климата, особенно в мире, где миллиарды людей все еще живут в нищете.

Основы уменьшения роста

Определить, что означает уменьшение роста, может быть непросто, потому что они часто различаются по деталям. Но в их мыслях есть несколько общих черт.

В целом, специалисты считают, что в современном мире экономический рост не зависит от улучшения условий жизни людей.

Джейсон Хикель, антрополог Лондонской школы экономики и автор книги Меньше значит больше: как упадок спасет мир, стал одним из ведущих представителей движения. Для Хикеля аргументы в пользу уменьшения роста выглядят следующим образом: мир производит слишком много парниковых газов. Это также чрезмерный вылов рыбы, чрезмерное загрязнение, неустойчиво по дюжине причин, от вырубки лесов до накопления пластика в океанах.

Ученые добились впечатляющих успехов в технологиях, которых, по его мнению, должно было быть достаточно для преодоления климатического кризиса. — думаю, солнечные батареи, альтернативы мясу, экологически чистые дома. Но поскольку богатые общества так сосредоточены на росте экономики, эти достижения были немедленно вложены обратно в экономику, производя больше продуктов с тем же экологическим следом, да, но фактически не сокращая экологического следа.

Хикель утверждает, что эта проблема неразрешима в наших нынешних рамках.«В ориентированной на рост экономике, — пишет он в Less Is More , — повышение эффективности, которое могло бы помочь нам уменьшить наше влияние, вместо этого используется для достижения целей роста — чтобы вовлечь все большие участки природы в схемы добычи. и производство. Проблема не в наших технологиях. Это рост «.

Его решение? Отказаться от путеводной звезды экономической политики почти в каждой стране, которая должна стремиться к экономическому росту с течением времени, увеличению благосостояния на человека и расширению возможностей своих граждан приобретать то, что они хотят и в чем нуждаются.Вместо этого, утверждает Хикель, богатые страны должны сосредоточиться на сведении выбросов к нулю, даже если в результате экономика сильно упадет.

Если это звучит непривлекательно, он посвятил большую часть книги — и большую часть нашего интервью — утверждению, что это не так. Он указывает на то, что некоторые страны, такие как Соединенные Штаты, богаты, но получают очень мало за свои расходы с точки зрения национального благосостояния; В более бедных странах, таких как Испания, системы здравоохранения лучше. Он утверждает, что нынешний уровень благосостояния может поддерживаться на уровне одной десятой текущего ВВП Финляндии — при условии, что общество также приняло широкомасштабную политику перераспределения и социалистического труда.

В основе аргументации Хикеля лежит идея, разделяющая сторонников роста и их критиков: концепция «отделения» роста от воздействия на окружающую среду. Хикель и его соратники скептически относятся к тому, что экономический рост в том виде, в каком мы его знаем, действительно может быть достигнут без роста выбросов.

Но критики утверждают, что это не только возможно — это уже происходит. За последнее десятилетие, когда многие страны перешли на «зеленую» энергию, их выбросы сократились, а их ВВП вырос.

Движение за уменьшение роста утверждает, что человечество не может продолжать расти, не доведя человечество до климатической катастрофы.

«С 2005 года произошли действительно большие изменения», когда люди обсуждали, возможно ли вообще разделение, — сказал мне Зик Хаусфазер, климатолог из Института прорывов. «Зеленая энергия стала дешевой. Солнечная энергия — это самая дешевая энергия на марже в любой стране сегодня. Мировое использование угля достигло пика ». Его исследования находят доказательства «абсолютной развязки» — сокращения выбросов при росте ВВП — в 32 странах, включая США, Великобританию и Германию.

Degrowthers, с которыми я говорил, чтобы не оспаривать, что развязка возможна. Но они утверждают, что этого недостаточно, чтобы сократить выбросы так быстро, как им нужно. И есть неопровержимые доказательства этой точки зрения: даже несмотря на то, что некоторые страны разъединились, в других увеличились выбросы, а общий уровень углерода в атмосфере находится на самом высоком уровне, когда-либо зарегистрированном.

Там, где оптимист мог бы увидеть в разделении последних нескольких десятилетий признаки того, что рост и климатические решения могут сосуществовать, пессимист может счесть диагноз уменьшения роста более убедительным: что наше ориентированное на рост общество явно не справляется с задачей решение проблемы изменения климата.

Пессимисты в последнее время набирают обороты. В каком-то смысле это правда, что уменьшение роста — это несколько второстепенная идея: ни один политик не поддержал ее, и на ее основе не было выдвинуто никаких серьезных политических предложений. Но, тем не менее, сокращение роста вызвало симпатию в некоторых кругах, в том числе среди выдающихся мыслителей климата.

Стивен Чу, который занимал пост министра энергетики при президенте Обаме, поддержал его, заявив: «Вы должны спроектировать экономику, основанную на отсутствии роста или даже на замедлении роста.”

Более 11000 ученых подписали письмо Уильяма Риппла от 2019 года «Предупреждение мировых ученых о климатической чрезвычайной ситуации», в котором утверждается, что «наши цели необходимо сместить с роста ВВП и стремления к изобилию на поддержание экосистем и улучшение благосостояния людей путем определения основных потребностей». и сокращение неравенства ».

И недавняя статья в Nature исследовала, как «уменьшение роста» на 0,5 процента ВВП в год может взаимодействовать с целевыми показателями климата и выбросов, утверждая, что, хотя «существенные проблемы остаются в отношении политической осуществимости», такие подходы должны быть «тщательно рассмотрены». ”

Напряжение, лежащее в основе замедления роста: можем ли мы исправить глобальную бедность без экономического роста?

Одна большая проблема с уменьшением роста заключается в следующем простом факте: в ближайшие десятилетия большая часть выбросов углерода будет происходить не из богатых стран, таких как США, — они будут происходить в странах со средним уровнем дохода, таких как Индия, Китай или Индонезия. . Уже сейчас на развивающиеся страны приходится 63 процента выбросов, и ожидается, что они будут составлять еще больше по мере их дальнейшего развития и декарбонизации богатого мира.

Даже если выбросы в богатых странах очень скоро упадут до нуля, изменение климата будет ухудшаться, поскольку более бедные страны увеличивают свои собственные выбросы.

Это, конечно, будет иметь серьезные негативные последствия для климата. Но альтернатива — нестартерная — должен ли мир действительно уделять приоритетное внимание сдерживанию выбросов и экономическому росту, если это означает подавление роста этих стран?

Degrowthers не видят здесь дилеммы. Хикель предвидит глобальное движение в двух направлениях: бедные страны могут развиться до определенного уровня благосостояния, а затем остановиться; богатые страны могут развиться до этого уровня, а затем остановиться.Таким образом, климатическую катастрофу можно предотвратить, в то же время сделав бедных в мире более процветающими.

«Богатым странам срочно необходимо сократить избыточное использование энергии и ресурсов до устойчивого уровня, чтобы наши сестры и братья на глобальном Юге тоже могли жить хорошо», — сказал Хикель. «Мы живем на изобильной планете, и мы все можем процветать на ней вместе, но для этого мы должны более справедливо делиться ею и строить экономику, ориентированную на удовлетворение человеческих потребностей, а не на постоянный рост.”

Однако с точки зрения изменения климата есть проблема. Во-первых, это означает, что уменьшение роста не повлияет на большую часть выбросов, которые происходят в развивающихся странах.

Густой смог окутывает Мумбаи, Индия, 8 января. Аншуман Пойрекар / Hindustan Times / Getty Images

Во-вторых, мировая экономика более взаимосвязана, чем предполагает Хикель. Когда Covid-19 поразил бедные страны, они пострадали не только от вируса, но и от последствий вызванного вирусом замедления потребления в богатых странах.

Есть некоторая искренняя привлекательность идеи прекращения «потребительства», но пандемия дала представление о том, как внезапное падение потребления в богатых странах на самом деле повлияет на развивающиеся страны. Covid-19 на какое-то время резко сократил западный импорт и туризм. Последствия для бедных стран были разрушительными. Возрос голод, а за ним и детская смертность.

Covid-19, конечно, одновременно вызвал прямой экономический ущерб, причем блокировки оказали особенно негативное влияние на некоторые бедные страны; эффекты пандемии и международного шока спроса были объединены, и в некоторых случаях их трудно разделить.Но Организация Объединенных Наций, Всемирный банк и экспертные анализы указывают на снижение глобального потребления как на важную часть общей картины.

Degrowthers отвергают эту озабоченность по двум направлениям: во-первых, они утверждают, , что устойчивое, преднамеренное сокращение потребления не будет похоже на рецессию. Они согласны с тем, что рецессия — это действительно плохо, но это потому, что потребление падает в затронутых секторах, а не нацелено на то, что не улучшает благосостояние. Они говорят, что рост был бы другим.

Во-вторых, они утверждают, что есть некоторый путь к экономическому росту в бедных странах, который не зависит от торговли с богатыми — в конце концов, определенно некоторым странам удалось добиться экономического роста, когда весь мир был бедным.

Хикель считает, что большая часть торговли между богатыми и бедными странами носит добывающий, а не взаимовыгодный характер — и что, возможно, когда эта динамика прекратится, у бедных стран появится шанс догоняющего роста, которого они заслуживают. Это один дубль.Но это означает, что аргументы в пользу того, что экономический рост не сокрушает бедный мир, основаны на спекулятивном взгляде на то, как эти страны могут расти, — который в значительной степени не разделяют демократически избранные лидеры этих стран.

Что не учитывается ВВП — и что он может нам сказать

В каком-то смысле дебаты по поводу замедления роста — это дебаты о значении одного экономического показателя: валового внутреннего продукта (ВВП).

ВВП измеряет транзакции внутри экономики — во всех случаях, когда деньги переходят из рук в руки в обмен на товары и услуги.Это не богатство, но это один из основных способов измерения богатства.

Он определенно не отражает всего ценного. Когда родители проводят тихие выходные дома, обучая своих детей чтению, например, ничего не происходит, но ценность, безусловно, создается.

Статьи о Degrowth полны таких примеров. Они любят указывать на то, что ВВП включает в себя производство таких вещей, как нервно-паралитический газ, хотя это не имеет социальной ценности. И это не включает рассказывание историй, пение, садоводство и другие простых человеческих удовольствий.

«Если бы наши стиральные машины, холодильники и телефоны прослужили вдвое дольше, мы бы потребляли вдвое меньше (таким образом, объем производства в этих отраслях снизился бы), но с нулевым сокращением нашего доступа к этим товарам», — сказал мне Хикель. Если бы каждый работал половину того же рабочего дня, что и сейчас, и получал половину дохода, им было бы лучше, по крайней мере, при условии, что их основные потребности по-прежнему удовлетворяются.

«Мы предлагаем такие политики, как прожиточный минимум, максимальный коэффициент дохода, налоги на богатство и т. Д.для этого, — сказал мне Хикель. «Учитывая все это, язык бедности действительно ошибается: продукты с более длительным сроком службы, прожиточный минимум, более короткая рабочая неделя, лучший доступ к общественным услугам и доступному жилью — мы призываем к против бедности. Да, такие отрасли, как внедорожники и быстрая мода, придут в упадок, но это не означает бедность. Мы можем заменить их общественным транспортом и более прочной модой, чтобы удовлетворить потребности каждого ».

Здесь много спекуляций и много того, что критики degrowth назвали бы маханием руками.Degrowth в основном основывается на утверждении, что мы можем перестать сосредотачиваться на росте, улучшая, чем когда-либо, удовлетворяя потребности человека. Если это правда, то это, безусловно, будет отличной новостью.

Но во многих отношениях это видение является более оптимистичным — оторванным от фактических результатов политики — чем любая из более стандартных моделей «устойчивого развития», которые деграутеры критикуют за отсутствие связи.

Во-первых, в современном мире существует чрезвычайно сильная связь между ростом и результатами благосостояния любого рода.ВВП, хотя и несовершенный, является лучшим показателем благополучия страны, результатов для бедных граждан в этой стране и таких показателей благосостояния, как свободное время и ожидаемая продолжительность жизни, чем любой другой показатель.

«ВВП не учитывает некоммерческие виды деятельности, которые способствуют повышению благосостояния», — пишет экономист Бранко Миланович в опровержении экономического роста:

Он, как и всякая мера, несовершенный и одномерный. Но … он несовершенен по краям, но в целом довольно точен.Более богатые страны — это страны, которые в целом более обеспечены почти по всем показателям, от образования, ожидаемой продолжительности жизни, детской смертности до занятости женщин и т. Д. Не только это: более богатые люди также в среднем более здоровы, образованы и счастливее. Доход действительно приносит вам здоровье и счастье. (Это не гарантирует, что вы стали лучше; но это уже другая тема.) Показатель дохода или ВВП прочно связан с положительными результатами, независимо от того, сравниваем ли мы страны друг с другом или людей (внутри страны) друг с другом. .

Вещи, которые волнуют взрослых — свободное время, здравоохранение, продолжительность жизни — тесно связаны с благосостоянием общества. Щедрость государства всеобщего благосостояния и доступность трансфертов беднейшим слоям населения государства также сильно коррелируют с благосостоянием общества. Инновации, открытия, изобретения и усовершенствования медицинских технологий также сильно коррелируют с благосостоянием общества.

Наш мир в данных

Сильная корреляция между детской смертностью и ВВП на душу населения видна на приведенном выше графике. Есть некоторые отклонения — некоторые страны показывают более высокие или низкие показатели по ВВП с точки зрения предотвращения детской смертности, — но в целом богатство сильно предсказывает выживание детей. Никакое простое медицинское вмешательство не вызывает разницы. Более богатые общества в среднем добиваются лучших результатов в отношении здоровья по всем направлениям.

Наш мир в данных

На этом графике показана детская смертность не только путем сравнения богатых стран с бедными, но и путем сравнения стран с течением времени по мере того, как они становятся богаче: становление богаче улучшает результаты для детей.

Наш мир в данных

Свободное время тоже увеличилось — и количество рабочих часов сократилось — по мере того, как мир стал богаче.

В принципе, можно было бы поступить лучше — отделить, если хотите, здоровье и благополучие от доступа к материальным ресурсам, чтобы все были зажиты с гораздо меньшими ресурсами.

Но приведенные примеры указывают на то, что они остаются спекулятивными; Если мы должны скептически относиться к отделению богатства от воздействия на окружающую среду, как утверждают другие, мы должны относиться к перспективам отделения богатства от уровня жизни, по крайней мере, столь же скептически.

«В конце концов, экономический рост связан с производством вещей, которые нужны людям, а затем потреблением этих вещей людьми, которые в них нуждаются», — говорит Макс Розер из нашего исследовательского института «Наш мир в данных», занимающегося поиском, визуализацией и сообщая исторические экономические данные и данные о здоровье, сказал мне. Он добавил:

Денежный аспект и абстрактное понятие ВВП отвлекают нас и делают менее очевидным, о чем идет речь. Люди хотят иметь достаточно еды, им нужно идти к врачу, им нужен уход за детьми, им нужно хорошее образование.Людям нужно много вещей, и одна вещь, которая волнует людей, — это товары и услуги, и их нужно производить, а экономический рост связан с повышением качества и количества товаров и услуг, в которых нуждаются люди.

Существует также сложная проблема: кто решает, на какие товары и услуги люди предпочитают тратить свои деньги. Многие климатологи, с которыми я разговаривал, разделяли нетерпение Хикеля в отношении многих конкретных углеродоемких современных отраслей. «Я не собираюсь защищать биткойн», — сказал мне отец Хауса из Breakthrough Institute.(Криптовалюта вызвала резкую критику как поразительно углеродоемкая.)

Но между биткойном и базовыми потребностями есть много чего. И «достаточно для всех, кто в этом нуждается» по своей сути требует оценочных суждений о том, что людям действительно нужно, и что они ценят, что являются несерьезной роскошью. Вот почему так много программ по борьбе с бедностью отошли от предоставления людям «того, что им нужно», в пользу предоставления им денег , то есть предоставления им богатства, которое они могут тратить, как им заблагорассудится.

«Даже у бедных людей так много потребностей в товарах и услугах, что вы не можете включить их в список и сказать:« Теперь мы закончили », — сказал мне Розер. «Красота денег заключается в том, что вы можете просто пойти и получить то, что вам нужно, а не то, что какой-то исследователь определит как ваши потребности».

Разрастание нереально — и набирает обороты

Как политическая программа, сокращение роста является одновременно слишком радикальным и недостаточно радикальным.

Есть много общих рецептов политики в освещении уменьшения роста, но эти детали никогда не складываются.

Несмотря на то, что это не короткая книга, Меньше значит больше кажется на удивление скудным, когда дело доходит до представления о том, как можно осуществить рекомендуемые изменения. В главе, посвященной решениям, рекомендуется сократить рабочую неделю и изменить налоговую политику — два веских предложения — но затем округлить их, рекомендуя положить конец технологическому устареванию, рекламе, пищевым отходам и студенческим долгам.

Я не против такой политики. Но они кажутся до смешного неадекватными для масштабов поставленной задачи: противодействия климатическому кризису. Degrowth успешно убеждает, что вести человечество и нашу планету через 21 век будет действительно очень сложно, но не в том смысле, в каком именно Degrowth решает проблему .

Там, где литература об упадке беспощадно пессимистична в отношении перспективы решения наших проблем в рамках нашей нынешней экономической системы, она становится странно оптимистичной в отношении перспективы того, что они будут решены, если мы примем другой взгляд на богатство и прогресс. Если сокращение выбросов углерода настолько быстро, чтобы иметь значение, потребует сокращения мировой экономики на 0.5 процентов в год на неопределенный срок, начиная прямо сейчас, как оценивается в документе Nature , что приведет к принятию политических мер гораздо более масштабных и амбициозных, чем любые из предложенных в «Меньше значит больше».

«Если мы хотим предотвратить катастрофическое потепление, мы должны снизить выбросы углерода в два раза в течение следующих 10 лет. Я считаю крайне неправдоподобным, что мир откажется от капитализма / рыночной экономики в те сроки », — сказал мне климатолог Майкл Манн из Университета штата Пенсильвания. «Это означает, что мы должны бороться с климатическим кризисом в рамках существующей системы».

Военнослужащие осматривают здание, пострадавшее от наводнения в Лаахе, Германия, 23 июля. Christof Stache / AFP / Getty Images

В этом смысле есть что-то антирадикальное в любом плане борьбы с изменением климата, настолько радикальном, что он не может быть конкретно реализован в ближайшее десятилетие.

И все же, как бы это ни казалось неправдоподобным, сокращение роста все больше укрепляется в интеллектуальных и политических кругах.Что объясняет его кажущуюся растущую популярность? Это был вопрос, который меня озадачил, пока я не услышал один и тот же ответ от одного сторонника уменьшения роста и одного противника: что на самом деле дело не в климате.

«Это началось в 1990-х годах во Франции, а в 1970-х годах радикальная европейская политика подхватила», — сказал мне Гиоргос Каллис, исследователь из Автономного университета Барселоны. «Там было промежуточное политическое пространство — радикальные зеленые, делавшие гораздо больший акцент на локализованное производство, акцент на дружелюбие и автономию.Это исходящий от них дискурс. Речь шла не только о том, чтобы избежать конкретной экологической проблемы. Это было целостное предложение ».

Это был также диагноз Zion Lights, бывшего представителя Extinction Rebellion, который стал одним из внутренних критиков климатического движения, утверждая, что движение слишком много внимания уделяет экологическим предложениям, которые не имеют ничего общего с климатом.

«Стало трудно говорить о выработке энергетической политики для борьбы с изменением климата, например, не говоря, что такое мышление на самом деле неуместно, потому что оно не связано с изменением системы», — недавно заявила она.«Нам нужна дешевая, чистая энергия в больших масштабах, и она нужна нам сейчас».

В этом смысле хорошей аналогией разрастания может быть локаворизм — движение, которое сосредотачивается на употреблении в пищу продуктов местного производства. Он популярен среди защитников окружающей среды, как среди тех, кто убежден в изменении климата, так и среди тех, кто жаждет возвращения на землю. Его фактическое воздействие на климат ограничено или даже отрицательно — для некоторых продуктов лучше выращивать их в оптимальных условиях даже при углеродоемких перевозках — и это определенно меньше влияет на климат, чем, например, веганство.Но он сохраняет свою привлекательность.

Как бороться с изменением климата при построении хороших человеческих обществ

Радикализм Дегроута — это не то место, где я расстаюсь с ним: будущее почти наверняка потребует от нас есть гораздо меньше мяса, кардинально изменить землепользование и потенциально инвестировать значительную часть ресурсов общества в смягчение последствий на неопределенный срок.

Но я не склонен считать такие усилия по сути бесполезными. Дегроверы делают — даже когда добились значительных успехов.

Климатологи долгое время предупреждали мир об изменении климата, но, тем не менее, они, как правило, звучат более оптимистично, чем другие ученые, такие как Hickel. «Это, несомненно, грандиозная задача, — сказал мне Манн. «У нас есть технологии для решения этой проблемы — возобновляемые источники энергии, технологии интеллектуальных сетей и существующие накопители энергии. Нам просто нужна политическая воля, чтобы действовать ».

Возьмите солнечные батареи. Два десятилетия назад дешевые солнечные батареи были просто мечтой.Теперь они повсюду и стали решающим инструментом в борьбе с изменением климата.

Мало того, солнечные батареи сделали электричество более демократичным. Только один небольшой пример: в сельской местности Кении вы можете увидеть ослов, оседланных солнечными батареями, чтобы фермеры могли заряжать свои телефоны. И есть много таких примеров, которые считаются победой как для человеческого прогресса, так и для нашей борьбы с изменением климата.

Само собой разумеется, что, поскольку богатые правительства втянули нас в этот климатический беспорядок, они должны быть на передовой, чтобы вывести нас из него.Нам нужны огромные инвестиции в улавливание углерода, зеленую энергию, мясо на растительной основе, смягчение последствий и прямые денежные переводы бедным странам, которые непропорционально сильно пострадали от климатического кризиса.

Многие из исследователей, с которыми я разговаривал, были открыты к идее, что в долгосрочной перспективе человечеству придется переосмыслить многие из наших заветных предположений о том, как работает экономика, чтобы построить цивилизацию, которая может процветать в течение тысяч или миллионов лет. Они не отвергли вырождение как философский вклад в вопрос о том, о чем должны заботиться будущие человеческие цивилизации.

Но такое изложение различных философий человеческого процветания не следует путать с государственной политикой.

У нас осталось немного времени, и нам нужно быстро обезуглерожить. У нас есть технологии, которые уже имеют большое значение, и они должны быть доступны в беспрецедентном масштабе. У нас есть более умозрительные решения, технологические и социальные, и мы должны быть готовы попробовать и их. Масштаб проблемы таков, что нам нужно действовать прямо сейчас — и мы должны четко понимать, какие идеи действительно движут иглу.

Можем ли мы достичь процветания без роста?

Контент

Этот контент также можно просмотреть на сайте, с которого оно создано.

В 1930 году английский экономист Джон Мейнард Кейнс сделал перерыв в написании статей о проблемах межвоенной экономики и немного погрузился в футурологию. В эссе под названием «Экономические возможности для наших внуков» он предположил, что к 2030 году капитальные вложения и технический прогресс повысят уровень жизни в восемь раз, создав общество, настолько богатое, что люди будут работать всего по пятнадцать часов в неделю. , посвящая остальное время отдыху и другим «неэкономическим целям».По его предсказанию, по мере угасания стремления к большему достатку «любовь к деньгам как к собственности. . . будет признан за то, что это, в некоторой степени отвратительное заболевание ».

Эта трансформация еще не произошла, и большинство разработчиков экономической политики по-прежнему привержены максимальному увеличению темпов экономического роста. Но прогнозы Кейнса не были полностью ложными. Спустя столетие, когда G.D.P. на человека выросла более чем в шесть раз в Соединенных Штатах, возникли ожесточенные дебаты о целесообразности и целесообразности создания и потребления все большего количества продуктов из года в год. Слева, растущая тревога по поводу изменения климата и других экологических угроз породила движение за сокращение роста, которое призывает развитые страны принять нулевой или даже отрицательный показатель G.D.P. рост. «Чем быстрее мы производим и потребляем товары, тем больше мы наносим вред окружающей среде», — пишет в своем манифесте «Degrowth» Георгос Каллис, экономист-эколог из Автономного университета Барселоны. «Здесь невозможно одновременно съесть свой торт и съесть его. Если человечество не хочет разрушить системы жизнеобеспечения планеты, мировая экономика должна замедлиться.В статье «Рост: от микроорганизмов к мегаполисам» Вацлав Смил, чешско-канадский ученый-эколог, жалуется, что экономисты не осознают «синергетическое функционирование цивилизации и биосферы», но при этом «сохраняют монополию на поставку физически невозможных продуктов. рассказы о продолжающемся росте, которые определяют решения, принимаемые национальными правительствами и компаниями ».

Экологическая критика экономического роста, когда-то ограниченная рамками, привлекла к себе всеобщее внимание. На саммите Организации Объединенных Наций по изменению климата в сентябре шведская экологическая активистка-подросток Грета Тунберг заявила: «Мы находимся в начале массового вымирания, и все, о чем вы можете говорить, — это деньги и сказки о вечном экономическом росте.Как ты смеешь!» У движения за уменьшение роста есть свои собственные научные журналы и конференции. Некоторые из его сторонников выступают за демонтаж всего глобального капитализма, а не только отрасли ископаемого топлива. Другие предполагают «капитализм после роста», при котором производство с целью получения прибыли будет продолжаться, но экономика будет реорганизована по совершенно иным направлениям. Во влиятельной книге «Процветание без роста: основы экономики будущего» Тим Джексон, профессор устойчивого развития из Университета Суррея, Англия, призывает западные страны переключить свою экономику с массового производства на местные услуги. — например, уход за больными, обучение и рукоделие — это может быть менее ресурсоемким. Джексон не недооценивает масштабы изменений социальных ценностей, а также моделей производства, которые повлечет за собой такая трансформация, но он звучит оптимистично: «Люди могут процветать, не накапливая бесконечно новые вещи. Другой мир возможен ».

Даже в рамках основной экономической теории ортодоксальность роста подвергается сомнению, и не только из-за повышенного осознания экологических опасностей. В статье «Хорошая экономика в тяжелые времена» два лауреата Нобелевской премии по экономике 2019 года, Абхиджит Банерджи и Эстер Дуфло, отмечают, что более крупная модель G.Д.П. не обязательно означает рост благосостояния людей, особенно если оно не распределяется справедливо, и стремление к этому иногда может быть контрпродуктивным. «Ничто ни в нашей теории, ни в данных не доказывает самый высокий показатель G.D.P. на душу населения, как правило, желательно », — пишут Банерджи и Дафло, мужья и жена, преподающие в Массачусетском технологическом институте.

Эти двое заработали себе репутацию благодаря применению строгих экспериментальных методов для исследования того, какие меры политического вмешательства работают в бедных сообществах; они провели рандомизированные контролируемые испытания, в которых одна группа людей подвергалась определенному политическому вмешательству — например, платила родителям за то, чтобы их дети оставались в школе, — а контрольная группа — нет. Основываясь на своих выводах, Банерджи и Дафло утверждают, что вместо того, чтобы преследовать «мираж роста», правительства должны сосредоточиться на конкретных мерах с доказанной пользой, таких как помощь беднейшим членам общества в получении доступа к здравоохранению, образованию и социальному развитию.

Банерджи и Дюфло также утверждают, что в развитых странах, таких как Соединенные Штаты, ошибочное стремление к экономическому росту после революции Рейгана-Тэтчер способствовало росту неравенства, уровня смертности и политической поляризации.Они предупреждают, что когда выгоды от роста в основном достаются элите, это может привести к социальной катастрофе.

Нельзя сказать, что Банерджи и Дюфло выступают против экономического роста. В недавнем эссе для Foreign Affairs они отметили, что с 1990 года количество людей, живущих менее чем на 1,90 доллара в день — определение крайней бедности, данное Всемирным банком, — упало с почти двух миллиардов до примерно семисот миллионов. «Помимо увеличения доходов людей, постоянно расширяющаяся компания G.D.P.Они позволили правительствам (и другим) тратить больше на школы, больницы, лекарства и перевод доходов бедным », — написали они. Тем не менее, в частности, в развитых странах они считают, что политика, замедляющая G.D.P. рост может оказаться полезным, особенно если результатом станет более широкое распространение плодов роста. В этом смысле Банерджи и Дюфло можно назвать «медлительными» — этот ярлык, безусловно, относится к Дитриху Воллрату, экономисту из Хьюстонского университета и автору книги «Полностью выросла: почему застойная экономика — признак успеха».

Как следует из его подзаголовка, он считает, что более низкие темпы экономического роста в развитых странах не о чем беспокоиться. Между 1950 и 2000 годами G.D.P. на человека в США выросли более чем на три процента в год. С 2000 года темпы роста замедлились примерно до двух процентов. (Дональд Трамп, как он обещал, не увеличил общий рост ВВП до четырех или пяти процентов. ) Феномен медленного роста часто оплакивают как «светскую стагнацию» — термин, популяризированный Лоуренсом Саммерсом, экономистом из Гарварда и бывшим экономистом из Гарварда. Секретарь казначейства.Тем не менее Воллрат утверждает, что более медленный рост подходит для такого богатого и промышленно развитого общества, как наше. В отличие от других скептиков роста, он не основывает свои доводы на экологических проблемах, растущем неравенстве или недостатках G.D.P. как измерение. Скорее, он объясняет это явление результатом личного выбора — стержня экономической ортодоксии.

Vollrath предлагает детальную декомпозицию источников экономического роста с использованием математической техники, которую выдающийся М.ЭТО. экономист Роберт Солоу был пионером в 1950-х годах. Перемещение женщин на рабочие места привело к единовременному увеличению предложения рабочей силы; после этого другие тенденции повлекли за собой снижение кривой роста. По мере того, как такие страны, как Соединенные Штаты, становятся все богаче и богаче, отмечает Воллрат, их жители предпочитают проводить меньше времени на работе и иметь меньшие семьи — результат более высокой заработной платы и появления противозачаточных таблеток. G.D.P. рост замедляется, когда рост рабочей силы снижается.Но, по мнению Воллрат, это вовсе не провал: он отражает «продвижение прав женщин и экономический успех».

По оценке Воллрата, около двух третей недавнего замедления темпов роста G.D.P. рост можно объяснить снижением роста затрат труда. Он также ссылается на изменение структуры расходов с материальных товаров, таких как одежда, автомобили и мебель, на услуги, такие как уход за детьми, здравоохранение и спа-процедуры. В 1950 году расходы на услуги составляли сорок процентов от G.D.P .; сегодня эта доля составляет более семидесяти процентов. А отрасли услуг, которые, как правило, являются трудоемкими, демонстрируют более низкие темпы роста производительности, чем отрасли производства товаров, которые часто основаны на фабриках. (Человек, который стрижет вам волосы, не становится более эффективным; вероятно, растение, которое делает его или ее ножницы). Поскольку повышение продуктивности является ключевым компонентом G.D.P. рост, этот рост будет еще больше сдерживаться расширением сектора услуг. Но, опять же, это не обязательно неудача.«В конце концов, это перераспределение экономической активности с товаров на услуги сводится к нашему успеху», — пишет Воллрат. «Мы стали настолько продуктивными в производстве товаров, что это высвободило наши деньги, которые можно потратить на услуги».

В совокупности замедление роста рабочей силы и переход к сфере услуг, по словам Воллрата, могут объяснить почти все недавнее замедление темпов роста. Его не впечатляют многие другие предложенные объяснения, такие как низкие темпы капиталовложений, растущее торговое давление, резкое увеличение неравенства, сокращение технологических возможностей или усиление монопольной власти.По его мнению, все это вытекает из сделанного нами выбора: «Оказывается, медленный рост является оптимальной реакцией на массовый экономический успех».

Анализ Воллрата предполагает, что все крупные экономики, вероятно, будут видеть более медленные темпы роста по мере старения населения — модель, впервые установившаяся в Японии в девяностые годы прошлого века. Но двухпроцентный рост нельзя пренебречь. Если экономика США продолжит расширяться такими темпами, к 2055 году она увеличится вдвое, а через столетие она увеличится почти в восемь раз по сравнению с нынешними.Если вы думаете об усилении роста в других богатых странах и о развивающихся экономиках, которые растут несколько более высокими темпами, вы легко можете представить сценарии, в которых к концу следующего столетия глобальный ВВП будет расти. выросла в пятьдесят, а то и во сто раз.

Является ли такой сценарий экологически устойчивым? Сторонники «зеленого роста», в число которых теперь входят правительства многих европейских стран, Всемирный банк, Организация экономического сотрудничества и развития и все оставшиеся кандидаты в президенты США от демократов, настаивают на том, что это так.Они говорят, что при правильных политических мерах и постоянном техническом прогрессе мы можем наслаждаться постоянным ростом и процветанием, одновременно сокращая выбросы углерода и потребление природных ресурсов. В отчете Глобальной комиссии по экономике и климату, международной группе экономистов, правительственных чиновников и лидеров бизнеса за 2018 год, говорится: «Мы находимся на пороге новой экономической эры: той, в которой рост определяется взаимодействием между быстрыми темпами технологические инновации, инвестиции в устойчивую инфраструктуру и повышение производительности ресурсов.У нас может быть сильный, устойчивый, сбалансированный и инклюзивный рост ».

Рост без экономического роста — Европейское агентство по окружающей среде

Развитие и описание изменений

Мир стремительно меняется. Многочисленные движущие силы изменений взаимодействуют в очень сложной взаимосвязи человеческих потребностей, желаний, деятельности и технологий (EEA, 2020) и способствуют Великому ускорению потребления людьми и деградации окружающей среды. Человеческая цивилизация в настоящее время крайне неустойчива.

Эту динамику нужно изменить. Правительства, ученые и неправительственные организации (НПО) во всем мире объединяются, чтобы попытаться разработать новые идеи, политику, планы и нарративы. Этот рассказ является частью серии под названием «Рассказы о переменах», опубликованной ЕАОС. В нем представлены альтернативные взгляды на экономический рост и человеческий прогресс, а также исследуется разнообразие идей, необходимых для преобразования нашего общества в направлении достижения целей устойчивого развития и реализации амбиций Европейского зеленого курса.

Основываясь на выводах отчетов ЕАОС о движущих силах изменений и переходе к устойчивому развитию (EEA, 2017, 2019a, 2019b, 2020), этот брифинг исследует альтернативные идеи о росте и прогрессе с целью расширения дискуссии об устойчивости. Это происходит в критический момент для ЕС, который сталкивается с неотложными проблемами и возможностями, связанными с фундаментальными изменениями. ЕС достиг беспрецедентного уровня процветания и благополучия за последние десятилетия, а его социальные стандарты, стандарты здравоохранения и окружающей среды являются одними из самых высоких в мире (EEA, 2019c).

Сохранение этой позиции не обязательно зависит от экономического роста. Может ли Европейский зеленый курс, например, стать для граждан ЕС катализатором создания общества, которое потребляет меньше и развивается не только в материальных измерениях?

Поскольку глобального разделения экономического роста и потребления ресурсов не происходит, необходимо настоящее творчество: как может общество развиваться и расти в качестве (например, цель, солидарность, сочувствие), а не в количестве (например, материальный уровень жизни), в более справедливый способ? От чего мы готовы отказаться, чтобы удовлетворить наши амбиции в области устойчивого развития?

Долговременная абсолютная развязка в глобальном масштабе может быть невозможна

В глобальном масштабе рост не был отделен от потребления ресурсов и давления на окружающую среду и вряд ли станет таковым (Parrique et al., 2019; Хикель и Каллис, 2020; Wiedmann et al., 2020). Глобальный материальный след, валовой внутренний продукт (ВВП) и выбросы парниковых газов быстро увеличивались с течением времени и сильно коррелировали (Рисунок 1). В то время как рост населения был основной причиной увеличения потребления с 1970 по 2000 год, появление глобального богатого среднего класса стало более сильным фактором с начала века (Panel, 2019; Wiedmann et al., 2020). Более того, технологическое развитие до сих пор было связано с увеличением потребления, а не наоборот.

Европа потребляет больше и больше способствует деградации окружающей среды, чем другие регионы, и перспективы Европы в достижении целей экологической политики на 2020, 2030 и 2050 годы невелики (EEA, 2019c). Некоторые из экологических следов Европы выходят за пределы планет (Sala et al., 2020; EEA / FOEN, 2020).

Рисунок 1. Относительное изменение основных мировых экономических и экологических показателей с 1970 по 2018 год

Источники: Изменено Wiedmann et al. (2020). Воспроизводится в соответствии с условиями лицензии Creative Commons CC BY 4.0 (https://creativecommons.org/licenses/by/4.0/).
Данные Olivier and Peters (2020) по выбросам парниковых газов (ПГ); ЮНЕП и IRP (2018) для материального следа; и Всемирный банк (2020a) для ВВП.
Подробнее

Политика высокого уровня (например, Европейский зеленый курс и цели в области устойчивого развития Организации Объединенных Наций, ЦУР) в качестве решения предлагает разделение экономического роста и использования ресурсов.Однако научные дебаты о возможности разделения ведутся еще в 19 веке, и до сих пор нет единого мнения. Недавние исследования, такие как Hickel and Kallis (2020) и Parrique et al. (2019), не обнаружили никаких доказательств абсолютного разделения между ростом и ухудшением состояния окружающей среды в глобальном масштабе.

В то время как некоторые страны ЕС добились сокращения некоторых форм загрязнения в период с 1995 по середину 2010-х годов (например, подкисление, эвтрофикация, выбросы парниковых газов), разделение между ростом и воздействием на окружающую среду (e.г. вода, материалы, энергия и парниковые газы), связанные с моделями потребления ЕС, часто являются относительными и варьируются в зависимости от страны (Sanyé-Mengual et al. , 2019; NTNU, 2020).

Такие изменения связаны с рядом факторов (см. EEA, 2020). К ним относятся структурные экономические изменения, которые привели к передаче значительной части энергоемких видов деятельности странам, не входящим в ЕС, и финансированию экономики стран ЕС (Kovacic et al., 2018). Абсолютное снижение экологического давления и воздействия потребует фундаментальных преобразований в другой тип экономики и общества — вместо дополнительных повышения эффективности в рамках существующих систем производства и потребления.

100% округлость невозможна

Если экономический рост нельзя отделить от использования ресурсов, можно ли расширить использование существующих ресурсов в рамках экономики? Политика циркулярной экономики направлена ​​на улучшение управления отходами и формирование культуры ответственного производства и потребления. Однако замкнутая экономика может не обеспечить перехода к устойчивости, если меры замкнутости подпитывают стратегию роста, которая ведет к увеличению потребления материалов. Экономия, уменьшенная в размерах для соответствия количеству материалов, которые она может перерабатывать, будет очень медленной экономикой (Kovacic et al., 2019а).

Концепция «экономики замкнутого цикла» предполагает, что материальные ресурсы можно было бы все больше получать изнутри экономики, уменьшая воздействие на окружающую среду за счет увеличения повторного использования и рециркуляции материалов. Однако это социотехническое «воображаемое» имеет ограниченный потенциал устойчивости, как показывает биофизический анализ (Kovacic et al., 2019a). Фактически, в масштабах всей экономики только около 12% входящего материала было переработано в ЕС-27 в 2019 году (Eurostat, 2020).Учитывая нынешний дизайн продукции и технологии управления отходами, темпы рециркуляции таких материалов, как пластик, бумага, стекло и металлы, могут и должны быть значительно увеличены в соответствии с политическими амбициями ЕС. Однако в целом перерабатываемый материал остается скудной частью пропускной способности материала.

Низкий потенциал округлости объясняется тем, что очень большая часть потока первичного материала состоит из (1) энергоносителей, которые разлагаются в результате использования, как объясняется законами термодинамики и не могут быть переработаны, и (2) строительных материалов, которые добавляются к строительному фонду, который перерабатывается в течение гораздо более длительных периодов (рис. 2).Это можно интерпретировать в свете исследования коллапса сложных обществ, проведенного Тейнтером (Tainter, 1988): по мере увеличения сложности уменьшается предельная отдача от улучшений в решении проблем; следовательно, улучшения в местном масштабе имеют очень небольшое влияние на всю систему.

Более того, высокая производительность и низкие темпы рециркуляции, по-видимому, являются условиями высокой производительности (Hall and Klitgaard, 2012). Развитые общества требуют больших объемов энергии и материалов для поддержания своей организационной сложности (Tainter and Patzek, 2012). Эти идеи указывают на необходимость переосмысления и переосмысления социальных представлений о прогрессе в более широких терминах, чем потребление.

Рис. 2. Схематическое изображение пределов округлости в ЕС-27, 2019 г.

Примечание: Цифры в скобках (вверху) указывают долю данной категории материала в общем объеме обработанного материала и относятся к 2014 году. Цифры по рециркуляции (внизу) показывают долю рециркуляции в каждой категории и относятся к году 2019.Категория «Металлы» также включает сопутствующие отходы добычи.
Источник: Данные Mayer et al. (2019) для переработанных материалов и Евростат (2020) для показателей рециркуляции.

Пути переосмысления роста и прогресса

Исторически сложилось так, что современные государства придерживались экономической мысли, сосредоточенной на экономическом росте, и рассматривали социальные и экологические проблемы как внешние факторы. В результате рост укоренился в культуре, политике и институтах. Во всем мире легитимность правительств неотделима от их способности обеспечивать экономический рост и обеспечивать занятость.

Однако в последние десятилетия мы стали свидетелями множества инициатив по «переосмыслению экономики» (включая движение с таким названием, Rethinking Economics, 2020) и разработки теоретических перспектив, сочетающих внимание к законным потребностям нынешнего человеческого населения с необходимостью переход к устойчивому будущему. Экомодернистская мысль ^[2] продвигает «зеленый рост» через научно-технический прогресс.

Другие научные области и социальные движения вышли за рамки идеи зеленого роста (Wiedmann et al., 2020) и предложили такие концепции, как «экономика пончиков» (Raworth, 2017) и «уменьшение роста» (Demaria et al., 2013), которые являются приведено в Таблице 1.

Таблица 1. Альтернативные взгляды на рост

Перспектива роста	Определение
Углубление роста	Общий термин для более радикальных академических, политических и социальных движений, которые подчеркивают необходимость сокращения производства и потребления и определяют цели, отличные от экономического роста (Demaria et al. , 2013).
Пост-рост	Безотносительно к экономическому росту, эта школа мысли фокусируется на необходимости отделить благополучие от экономического роста (Wiedmann et al., 2020).
Зеленый рост	Основано на концепции экомодерна, которая возлагает свои надежды на научно-технический прогресс (например, экодизайн, зеленые инновации), направленный на обеспечение устойчивости. Другими словами, «зеленый рост означает содействие экономическому росту и развитию при одновременном обеспечении того, чтобы природные активы продолжали обеспечивать ресурсы и экологические услуги, от которых зависит наше благополучие» (OECD, 2011).
Пончик экономика	Сочетает внимание к законным потребностям нынешнего человеческого населения с необходимостью перехода к устойчивому будущему (Raworth, 2017).

Точно так же радикальные перспективы предлагают такие области, как исследования переходного периода, постнормальная наука, экологическая экономика и исследования устойчивости. EEA (2017) обобщил эту литературу и отметил:

Задача в ближайшие годы будет заключаться в том, чтобы внедрить эти идеи в основные политические процессы и рассмотреть, как их можно эффективно использовать для поддержки целей устойчивого развития Европы.

Социальные, политические и технологические инновации призваны воплотить альтернативные идеи роста в новый образ жизни. Вдохновение можно найти и в очень старых традициях. Лозунг Эрнста Шумахера (1973) «Маленькое — это прекрасно!» Имеет глубокие корни как в восточной, так и в западной мысли.

Существует целый ряд религиозных, духовных и светских сообществ, которые менее материалистичны, меньше потребляют и стремятся к образу жизни более простому, чем в обычном обществе.Так называемые «простые люди» (например, амиши и квакеры) ведут простой образ жизни как часть своей религиозной идентичности. В экопоселках более простой образ жизни связан с защитой окружающей среды (GEN Europe, 2020). Бесчисленные интернет-сообщества посвящены простой жизни, чтобы повысить качество жизни, уменьшить личный стресс и уменьшить давление на окружающую среду. Среди школ, придерживающихся взглядов на рост, движения по уменьшению роста особенно заинтересованы в простой жизни.

Основные ценности Европы не материалистичны

В либеральных обществах ценится множественность ценностей.Европейское наследие намного богаче материального потребления. Основными ценностями ЕС являются человеческое достоинство, свобода, демократия, равенство и верховенство закона, и они не могут быть сведены или заменены увеличением ВВП. Если существуют ограничения для экономического роста и текущей траектории (например, «план А»), план Б для достижения устойчивости заключается в обновлении образа жизни, сообществ и обществ, которые потребляют меньше, но при этом привлекательны для всех, а не только для людей с окружающей средой, духовный или идеологический интерес.

Plan B чрезвычайно сложен. Экономический рост тесно связан с показателями здоровья и благополучия, такими как продолжительность жизни и образование. Благодаря экономическому росту доля населения мира, живущего в крайней бедности, определяемая чертой бедности в 1,90 доллара США в день, упала с 36% в 1990 году до 10% в 2015 году (World Bank, 2020b). С точки зрения экономики пончиков, возможно, что грань между основными потребностями человека и планетарными границами очень тонкая (O’Neill et al., 2018). Однако экономический рост не способствовал снижению неравенства ни между странами, ни внутри них (Piketty, 2013).

Хотя Европа остается домом для наиболее равноправных обществ в мире (EC, 2017), неравенство тем не менее растет, хотя и более медленными темпами, чем в других регионах. Более того, существует риск того, что молодые люди в Европе сегодня могут быть менее обеспечены, чем их родители, из-за высокого уровня безработицы среди молодежи (EC, 2017). Возможно, план Б также следует рассмотреть, чтобы никого не оставить без внимания, особенно наиболее уязвимых слоев населения.

Старые и новые представления о необходимости всеобщего базового дохода — идея, которую поддерживают почти две трети европейцев (Lam, 2016) и призывают к сокращению рабочего времени, — в настоящее время выдвигаются на первый план. Эти меры предлагаются в качестве возможных способов устранения гендерных предрассудков и неравномерного распределения рабочего времени в обществе (De Spiegelaere and Piasna, 2017), а также ограничения воздействия роста нестандартной и небезопасной занятости в Европе.

Хотя планета конечна в своем биофизическом смысле, возможен бесконечный рост человеческих экзистенциальных ценностей, таких как красота, любовь и доброта, а также этических норм.Общество в настоящее время испытывает ограничения на рост, потому что оно ограничено в определении роста с точки зрения экономической деятельности и потребления материалов. Императив экономического роста укоренился в культуре, политике и институтах. Однако, как подчеркнул вице-президент Комиссии Франс Тиммерманс (EC, 2019), необходимость преобразовательных изменений, усиленная и усиленная пандемией COVID-19, требует глубокого переосмысления нашей деятельности в свете устойчивости.

Чего можно было бы достичь с точки зрения человеческого прогресса, если бы Европейский зеленый курс был реализован с конкретной целью вдохновить европейских граждан, сообщества и предприятия на создание инновационных социальных практик, которые практически не влияют на окружающую среду, но все же направлены на социальный и личностный рост?

Сноски

[1] Период после 1950-х годов знаменует собой уникальный период в истории человечества беспрецедентных и ускоряющихся глобальных социально-экономических и экологических изменений, вызванных деятельностью человека, которые стали известны как «Великое ускорение» (Steffen et al., 2015).

[2] См., Например, манифест экомодернистов

Благодарности

Авторы:

Strand, R., Kovacic, Z., Funtowicz, S. (Европейский центр управления в сложности)

Бенини, Л., Хесус, А. (ЕЭЗ)

Входы, отзывы и обзор:

Анита Пирц ‑ Велкаврх (ЕАОС), Джок Мартин (ЕАОС), Зузана Верчинска (ЕАОС), Кес Шоттен (PBL), Игорь Струйф (MIRA), Вольф-Отт Флориан (Umweltbundesamt, Австрия), NFP Eionet и NRC-FLIS, а также Сообщество экологических знаний ЕС

Список литературы

De Spiegelaere, S.и Пясна, А., 2017, Причины и способы сокращения рабочего времени, Европейский институт профсоюзов.

Демария, Ф. и др., 2013, «Что такое Degrowth? От лозунга активиста к общественному движению »,« Экологические ценности »22, стр. 191–215 (DOI: 10.2307 / 23460978).

EC, 2017, Белая книга о будущем Европы и пути вперед — размышления и сценарии для ЕС-27 к 2025 г., Европейская комиссия, Брюссель, по состоянию на 18 января 2019 г.

EC, 2019, Франс Тиммерманс, Европейская комиссия., по состоянию на 3 сентября 2020 г.

ЕАОС, 2017, Перспективы перехода к устойчивости, Отчет ЕАОС № 25/2017, Европейское агентство по окружающей среде, по состоянию на 8 июня 2019 г.

ЕАОС, 2019a, Переход к устойчивому развитию: политика и практика, Отчет ЕАОС № 9/2019, Европейское агентство по окружающей среде, по состоянию на 7 февраля 2020 г.

EEA, 2019b, Устойчивые переходные процессы в Европе в эпоху демографических и технологических изменений, Европейское агентство по окружающей среде.

EEA, 2019c, Окружающая среда Европы — состояние и перспективы 2020: знания для перехода к устойчивой Европе, по состоянию на 6 июня 2020 г.

EEA, 2020, Факторы изменения значимости для окружающей среды и устойчивости Европы, № 25, Европейское агентство по окружающей среде.

EEA / FOEN, 2020, Европа живет в пределах нашей планеты? Оценка экологического следа Европы по отношению к планетным границам, Публикация № 1, EEA / FOEN, по состоянию на 3 сентября 2020 г.

Евростат, 2020, «Материальные потоки в экономике замкнутого цикла — коэффициент замкнутости», Eurostat Statistic Explained, по состоянию на 9 ноября 2020 года.

GEN Europe, 2020, «European Ecovillages», Global Ecovillage Network — Europe, по состоянию на 3 сентября 2020 г.

Haas, W., et al., 2015, «Насколько круговой является глобальная экономика?: Оценка материальных потоков, производства и переработки отходов в Европейском союзе и мире в 2005 году», Journal of Industrial Ecology19 (5) , стр. 765-777 (DOI: 10.1111 / jiec.12244).

Холл, К. А. С. и Клитгаард, К. А., 2012, Энергия и богатство народов. Понимание биофизической экономики, Springer New York, New York, NY.

Хикель, Дж. И Каллис, Г., 2020, «Возможен ли зеленый рост?», Новая политическая экономия25 (4), стр. 469–486 (DOI: 10.1080 / 13563467.2019.1598964).

Ковачич, З. и др., 2018, «Финансы, энергия и разделение: эмпирическое исследование», Journal of Evolutionary Economics28 (3), стр. 565-590 (DOI: 10.1007 / s00191-017-0514-8 ).

Ковачич, З. и др., 2019a, Циркулярная экономика в Европе: критические перспективы политики и воображения, Routledge.

Kovacic, Z., et al., 2019b, Циркулярная экономика в Европе: критические перспективы политики и воображения, Routledge.

Лам, А., 2016, «Две трети европейцев за базовый доход — генеральный директор Далии представляет удивительные результаты в Цюрихе», Dalia Research, по состоянию на 15 августа 2018 г.

Mayer, A., et al., 2019, «Измерение прогресса на пути к экономике замкнутого цикла: структура мониторинга замыкания материального цикла в масштабах всей экономики в ЕС28», Journal of Industrial Ecology23 (1), стр. 62-76.

NTNU, 2020, «Environmental Footprints Data Explorer», по состоянию на 19 октября 2020 г.

ОЭСР, 2011 г., Содействие инновациям для зеленого роста, ОЭСР, по состоянию на 26 ноября 2020 г.

Оливье, Дж. Дж. Дж. И Петерс, Дж. А. Х. У., 2020, Тенденции глобальных выбросов CO2 и общих выбросов парниковых газов: отчет за 2019 г., Нет отчета № 4068, PBL, Нидерландское агентство по оценке окружающей среды, Гаага, по состоянию на 20 февраля 2020 г.

О’Нил, Д. У. и др., 2018, «Хорошая жизнь для всех в пределах планет», Nat Sustain1 (2), стр. 88–95 (DOI: 10.1038 / s41893-018-0021-4).

Панель, И.R., 2019, Global Resources Outlook 2019: Natural Resources for the Future We Want, No ISBN: 978-92-807-3741-7, Программа ООН по окружающей среде, по состоянию на 3 сентября 2020 г.

Parrique, T., et al., 2019, Decoupling Debunked: Доказательства и аргументы против зеленого роста как единственной стратегии устойчивого развития, Европейское бюро по окружающей среде, по состоянию на 3 сентября 2020 г.

Пикетти, Т., 2013, Капитал в двадцать первом веке, Belknap Press: отпечаток издательства Harvard University Press.

Раворт, К., 2017, Экономика пончиков: семь способов думать, как экономист 21-го века, Chelsea Green Publishing.

Rethinking Economics, 2020, «Why Rethink Economics?», Rethinking Economics, по состоянию на 3 сентября 2020 г.

Сала, С. и др., 2020, «Экологическая устойчивость европейского производства и потребления, оцененная в сравнении с планетарными границами», Журнал экологического менеджмента 269, стр. 110686 (DOI: 10.1016 / j.jenvman.2020.110686).

Санье-Менгуаль, Э.и др., 2019, «Оценка отделения экономического роста от воздействия на окружающую среду в Европейском союзе: подход, основанный на потреблении», Journal of Cleaner Production236, стр. 117535 (DOI: 10.1016 / j.jclepro.2019.07.010).

Шумахер, Э. Ф., 1973, Маленькое прекрасно: исследование экономики, как если бы люди имели значение, Blond & Briggs, Лондон.

Steffen, W., et al., 2015, «Траектория антропоцена: великое ускорение», The Anthropocene Review2 (1), стр. 81-98 (DOI: 10.1177/2053019614564785).

Тейнтер, Дж., 1988, Коллапс сложных обществ, Издательство Кембриджского университета.

Тейнтер, Дж. А. и Пацек, Т. В., 2012, Бурение вниз: разрушение нефти в Персидском заливе и наша энергетическая дилемма, Copernicus.

ЮНЕП и IRP, 2018, «Глобальная база данных о потоках материалов», по состоянию на 9 января 2020 г.

Wiedmann, T., et al., 2020, «Предупреждение ученых о достатке», Nature Communications11 (1), стр. 3107 (DOI: 10.1038 / s41467-020-16941-у).

Всемирный банк, 2020a, «ВВП (в постоянных долларах США 2010 г.)», Данные Всемирного банка, по состоянию на 19 ноября 2020 г.

Всемирный банк, 2020b, Бедность — Обзор, Всемирный банк., По состоянию на 3 сентября 2020 г.

Идентификаторы

Информационный бюллетень 28/2020
Название: Рост без экономического роста
HTML — TH-AM-20-028-EN-Q — ISBN 978-92-9480-321-4 — ISSN 2467-3196 — DOI: 10.2800 / 781165
PDF — TH-AM-20-028-EN-N — ISBN 978-92-9480-320-7 — ISSN 2467-3196 — DOI: 10.2800 / 492717

границ | Воздействие вспышки пандемии на экономику: данные из контекста истории бизнеса

Введение

Инфекционные болезни — одна из основных причин смерти, на долю которых приходится от четверти до одной трети смертности во всем мире.Несмотря на серьезные изменения в фармацевтической промышленности, распространение инфекционных заболеваний растет из-за глобализации, увеличения количества поездок и торговли, урбанизации, населенных городов, изменений в поведении людей, возрождения патогенов и неправильного использования антибиотиков (1). Недавняя вспышка вируса Covid-19 показывает, что инфекционные заболевания легко распространяются из-за открытой экономики и легко угрожают экономической стабильности страны. Предыдущие инфекции, такие как черная смерть, атипичная пневмония, грипп h2N1 и свиной грипп, вызвали аналогичные экономические последствия во всем мире.Covid-19 более заразен, и его способность удерживаться на поверхности затрудняет обуздание. Он считается более заразным, чем грипп и свиной грипп, поскольку легко передается от человека к человеку. Вторая особенность — это задержка с разработкой лечебных препаратов и их утверждением, поскольку первоначальное инфицирование приводит к значительной смертности и ущербу для экономики. Еще одна особенность Covid-19 — постоянная эволюция и устойчивость микробов к антибактериальным агентам, что делает их постоянной и повторяющейся угрозой.Большинство вспышек повторяются, и текущая вспышка Covid-19 может развиваться и повторяться, поскольку она считается вторым штаммом тяжелого острого респираторного синдрома (SARS-CoV-2), первый штамм которого произошел в 2002–2020 гг. 03 (SARS-CoV-1) (2).

Пандемия коронавируса высветила капиталистическую дисфункцию, которая, как считается, частично основана на приоритете прибыли, а не потребностей людей. Фармацевтические компании давно бы начали разработку вакцины от коронавируса, если бы общество не было капиталистическим.Новый коронавирус, быстро распространяющийся по миру, принадлежит к семейству коронавирусов (SARS и MERS), которые нам уже давно знакомы. Можно было бы давно начать поиск вакцины и средств лечения от коронавируса, чтобы в какой-то степени предотвратить самую недавнюю вспышку коронавируса. Но фармацевтические компании не начали это исследование, потому что лечение не казалось достаточно прибыльным (3). На разработку вакцины для борьбы с Covid-19 у исследователей уходит 12–18 месяцев.По данным эпидемиологов, коронавирус может убить до 50 миллионов человек во всем мире (4). Многих из этих смертей можно было бы избежать, если бы вакцина была введена. А вакцина так и не была разработана, потому что это было невыгодно фармацевтическим компаниям.

Остальная часть статьи организована следующим образом. В разделе «Подход общего равновесия» обсуждается подход общего равновесия к воздействиям вспышки пандемии и дается краткий обзор литературы. Раздел «Методология и эмпирическая модель» объясняет методологию и эмпирическую модель.В разделе «Эмпирические результаты» обсуждаются эмпирические данные. Раздел Заключение завершается.

Подход общего равновесия

Характеристики пандемии коронавируса можно проанализировать с помощью согласованных характеристик исторических вспышек пандемии. Экономические последствия пандемий проанализированы в существующих исследованиях. Подход частичного равновесия ориентирован только на сектор здравоохранения и упущенные доходы из-за смертности от болезни. Он игнорирует его влияние на другие сектора и другие части страны.Поэтому он воспринимается как неполный подход. Мы применили подход общего равновесия к экономическому воздействию вспышек пандемий и болезней здоровья, поскольку подход равновесия является подходящим методом всестороннего изучения последствий. В рамках подхода общего равновесия можно проанализировать последствия пандемии для здоровья, экономики и общества.

Воздействие на здоровье

Последствия пандемии для здоровья катастрофические. Во время пандемии «черной смерти» погибло около 30–50% населения Европы.В 1980-х годах 35 миллионов человек умерли из-за ВИЧ, СПИДа и Эболы в 2014 году, что стало причиной 10 600 смертей в Гвинее, Сьерра-Леоне и Либерии в Западной Африке (5). Пандемия непропорционально сильно поражает молодое и экономически активное население. Уровни заболеваемости и смертности выше среди молодых людей, поскольку они, как правило, имеют более низкий иммунитет, чем старшее поколение. Таким образом, основное воздействие пандемии состоит в том, что она вызывает значительное увеличение количества потерянных лет жизни.

Более того, многие инфекционные заболевания имеют пожизненные последствия и могут усугубиться во время пандемий.Например, лекарство от вируса Зика оказывает хроническое воздействие на здоровье пациента на протяжении всей жизни. Косвенное воздействие пандемии на здоровье включает истощение ресурсов для повседневной медицинской помощи и снижение показателей иммунизации детей, а также сокращение доступа к медицинской помощи из-за невозможности путешествовать. Во время пандемии гриппа в 2009 году резкое увеличение количества госпитализаций из-за гриппа и пневмонии привело к увеличению смертности от инсульта и сердечного приступа. Таким образом, трудно отличить смерти, вызванные пандемией, от других неассоциированных болезней, которые являются просто случайными.Способность медицинских работников оказывать помощь также снижается, поскольку они сами заболевают, от них требуется заботиться о членах семьи или детях, или даже страх заразиться болезнью также делает их восприимчивыми.

Экономическое воздействие

Пандемии оказывают краткосрочное влияние на бюджет и долгосрочное экономическое воздействие на страны по всему миру. Усилия по сдерживанию пандемии включают введение карантина, подготовку медицинских учреждений, изоляцию инфекционных больных и отслеживание контактов с привлечением ресурсов общественного здравоохранения, человеческих ресурсов и затрат на реализацию.Это также связано с расходами системы здравоохранения на обеспечение медицинских учреждений для инфекционных больных и организацию расходных материалов, таких как антибиотики, медицинские принадлежности и средства индивидуальной защиты.

Пандемии также могут привести к снижению налоговых поступлений и увеличению расходов, что вызывает финансовый стресс, особенно в странах с уровнем дохода ниже среднего (СНСД), где бюджетные ограничения более высоки, а налоговые системы все еще нуждаются в улучшении. Эта серьезность экономического воздействия наблюдалась во время вируса Эбола в Либерии из-за роста государственных расходов на здравоохранение, экономического спада и снижения доходов из-за неспособности правительства увеличить доходы из-за карантина и комендантского часа.Экономические потрясения являются обычным явлением во время пандемий из-за нехватки рабочей силы из-за болезней, роста смертности и поведения, вызванного страхом. Помимо нехватки рабочей силы, перебои в транспортировке, закрытие рабочих мест, ограничение торговли и поездок и закрытая сухопутная граница являются причинами замедления экономического роста пандемии.

Социальные и политические воздействия

Пандемии имеют значительные социальные и политические последствия, такие как столкновения между странами, перемещение населения, а также усиление социальной напряженности и дискриминации.Многие досовременные пандемии вызвали серьезные демографические сдвиги, моральные потрясения и социальные и политические потрясения. Эмпирические данные показывают, что пандемии могут создавать политическую напряженность и беспорядки, особенно в странах со слабыми институтами. Вирус Эбола 2014 года привел к политическим и социальным беспорядкам в штате, поскольку правительство ввело карантин и комендантский час для смягчения распространения болезни с помощью сил безопасности, которые широкая общественность восприняла как заговор и противодействие правительству.Эта проблема вызвала беспорядки и насилие в стране, включая угрозы медицинскому персоналу и повреждение медицинских учреждений и медицинских принадлежностей. Современные пандемии имеют незаметные социальные потрясения, такие как беспокойство, социальная изоляция, вызывающее страх поведение и экономические трудности.

Разновидности капитализма и история бизнеса

Концепция «Разновидностей капитализма», разработанная Питером Холлом и Дэвидом Соскисами, стала эталоном в политической литературе по странам с развитой индустриальной экономикой.В рамках (6) обсуждаются два капиталистических механизма: скоординированная рыночная экономика (CME) и либеральная рыночная экономика (LME). Эта концепция также предполагает, что давление рынка, такое как глобализация и давление промышленности, в конечном итоге приведет к конвергенции наиболее эффективных форм капитализма. Идея концепции «Разновидностей капитализма» заключается в том, что, хотя обе модели представляют разные механизмы капитализма, обе они устойчивы и логичны даже в сложных промышленных условиях.Многие люди, поддерживающие эгалитарный капитализм, считают, что скоординированные рыночные экономики (CME) находятся на грани краха. Эта теория «разновидностей капитализма» оказывает влияние и дает уверенность людям, обеспокоенным разрушением характеристик институтов.

Модель капитализма разновидностей также подвергалась критике со стороны ученых за чрезмерный упор на гибкость моделей капитализма по той причине, что многие страны определяют свое институциональное устройство, особенно когда скоординированные рыночные экономики находятся под давлением и нуждаются в реформах.Критики концепции полагают, что экономики сдвигаются в сторону либерализации, и этот повсеместный сдвиг отрицает основное объяснение этой модели. Подрывая дифференциацию, он показывает между скоординированной рыночной экономикой и либеральной рыночной экономикой (7). Сторонники концепции разновидностей обычно отвечают, защищая дифференциацию либеральной и скоординированной рыночной экономики. Таким образом, концепция разновидностей — безрезультатный спор среди сторонников и критиков.Для того чтобы компании преуспели в этой глобализированной экономике, необходима прямая или косвенная государственная поддержка. Страны с рыночной экономикой, такие как Япония и Южная Корея, пережили капиталистическую зрелость, то есть предприятия имеют опыт инвестирования, технологических и управленческих решений, а поддержка правительства помогла им занять место на зарубежных рынках и добиться успеха (8). Таким образом, координация играет важную роль, но очень важно участие ассоциации.

В данном исследовании мы рассматриваем Великобританию, Австралию, Канаду и Новую Зеландию, представляющие страны с либеральной рыночной экономикой (LME), а также Японию, Германию и Швецию, представляющие страны с координированной рыночной экономикой (CME).

Covid-19 и мировое развитие

Covid-19 подчеркивает необходимость понимания современных глобальных проблем, а не сосредоточения внимания на более узком подходе к международному развитию. Парадигма международного развития фокусируется на двусторонних отношениях, основанных на помощи, предоставляемой друг другу, в то время как подход глобального развития раскрывает процессы и проблемы, связанные со странами. Глобальное международное развитие сосредоточено на общих проблемах и общих вопросах, таких как глобальное потепление, терроризм, пандемии и т. Д.Глобальное развитие связано с признанием того, что равноправный мир формируется на основе сотрудничества и общих ценностей, а не просто преобразования развивающейся экономики в развитую. Парадигма глобального развития основана на трех важных аспектах. Во-первых, взаимоотношения современных капиталистических стран выходят за рамки национальных границ (9). Во-вторых, есть несколько проблем, с которыми вместе сталкиваются страны всего мира. В-третьих, глобальное развитие — это помощь друг другу в решении общих проблем и сокращении глобального неравенства.Эти цели признаны и являются частью глобальных целей в области устойчивого развития (ЦУР) и других соглашений и договоров. Covid-19 заставляет срочно использовать глобальный подход к развитию для решения общих проблем и задач. Взаимосвязанный мир за очень короткое время привел к распространению COVID-19. Действительно, это хороший пример общих проблем стран и провала глобального общественного блага. Пандемия вызвала тяжелые экономические, медицинские и социальные последствия во всем мире (10).Влияние COVID-19 нельзя оценивать только с экономической точки зрения. У него были ужасающие показатели смертности и смертности в Соединенных Штатах и ​​европейских странах на Севере. Китай, Бразилия, Мексика, Африка и другие южные страны также имели высокие показатели инфицирования.

Помимо воздействия на здоровье, пандемия оказала наихудшее социальное и экономическое воздействие на жизнь людей (11). Произошла потеря работы и средств к существованию, люди страдают от беспокойства из-за утраты социальных контактов.Важность парадигмы глобального развития можно изучить, оценив влияние пандемии Covid-19 на глобальные производственно-сбытовые цепочки, задолженность и цифровизацию.

Глобальные цепочки создания стоимости

Covid-19 серьезно повлиял на глобальные производственно-сбытовые цепочки по всему миру, особенно на сельскохозяйственные и промышленные формы, за последние 30 лет (12). Пандемия вызвала серьезную нехватку товаров, производимых в Китае, особенно нехватка медицинских принадлежностей повлияла на сценарий здравоохранения многих стран.Из-за растущего национализма и протекционизма в отношении промышленного суверенитета многие страны ввели запрет на экспорт, что привело к нехватке медицинских товаров, таких как фармацевтические препараты, средства индивидуальной защиты (комплекты СИЗ) и другие медицинские товары. В результате давление на внутренние производственно-сбытовые цепочки усилилось, и снова возникла деглобализация. После пандемии необходимо будет реструктурировать производственно-сбытовые цепочки, чтобы улучшить качество и количество рабочих мест и обеспечить устойчивый переход.

Долг

Пандемия Covid-19 отрицательно сказалась на государственных финансах. Закрытие экономики и сокращение возможностей кредитования снизили стоимость местных валют, что затруднило выплату долларового долга (13). Правительства также сталкиваются с бюджетным дефицитом из-за увеличения расходов на социальную защиту безработных и бедных и сокращения налоговых поступлений. Долг от Covid-19 отличается от долга финансового кризиса 1980-х или 2007–2008 годов и не может быть объяснен с помощью парадигмы международного развития (14).

Оцифровка

Положительным влиянием COVID-19 на экономику стран третьего мира стало усиление цифровизации. С ростом угрозы передачи инфекции при физическом контакте виртуальное пространство транзакций стало популярным (15). Возможность его распространения через социальные контакты ускорила рабочие онлайн-платформы и логистику, организованную в цифровом формате. С онлайн-транзакциями и цифровыми платформами для работы есть возможность разработать централизованную базу данных, которая может служить экономическим активом.Стало важным стать частью глобального цифрового движения за улучшение социально-экономического положения и смягчение воздействия пандемии Covid-19 за счет цифровизации.

Таким образом, Covid-19 требует глобальной перспективы развития, а не международной парадигмы развития, поскольку парадигма глобального развития может эффективно противостоять вызовам. Он отдает приоритет сотрудничеству на глобальном уровне, а не сосредотачивается на национальных и государственных проблемах, поскольку проблемы стран требуют дальновидного подхода.

Методология и эмпирическая модель

В исследовании исследуются тенденции в капиталистической экономике во время пандемии с точки зрения истории бизнеса. Как качественный, так и количественный анализ будет проводиться для оценки экономических последствий для стран с координированной рыночной экономикой (CME) и либеральной рыночной экономикой (LME).

Количественный анализ

В исследовании используется вычислимое общее равновесие (CGE) для моделирования экономических последствий вспышки пандемии для капиталистических стран.Модель CGE включает использование фактических экономических данных для оценки изменений в экономике как реакции на изменение внешних факторов, таких как технологические изменения, изменение политики и т. Д. Она работает на предположении, что у стран нет барьеров и они постоянно участвуют в торговле с идеальными странами. конкурентные рынки и однородные технологии. Модель рассматривает экономическую активность во всех странах как функцию мирового экономического производства. Экономический результат предполагает использование пяти основных ресурсов: капитала, квалифицированной и неквалифицированной рабочей силы, природных ресурсов и земли.

Наше исследование рассматривает труд и капитал как основные функции выпуска на основе их мобильности между странами. Земля и природные ресурсы закреплены в природе. Более того, заработная плата и стоимость использования капитала одинаковы для разных стран, в то время как арендная плата за землю и природные ресурсы варьируется в разных отраслях. Таким образом, накопление капитала, инвестиции и рынок труда будут изучены, чтобы понять экономические изменения капиталистической экономики. Таким образом, все исследование основано на идее о том, что по мере того, как экономический сбой вызван такими событиями, как эпидемии и, в данном случае, пандемия, динамика рынка инвестиций и капитала, рынка труда и общих уровней заработной платы, а также а также уровень инфляции, которые вызывают кумулятивное изменение темпов экономического роста в экономике.Этот вопрос можно лучше понять с помощью функционального представления воздействия экономических и экологических потрясений на экономику.

1) Накопление капитала и инвестиции

В условиях идеально конкурентных рынков основной капитал нации в определенный период может быть обозначен как:

Крт + 1 = Крт + Ирт-Дрт (1)

Где Krt + 1 представляет собой запас капитала, накопленного в экономике r за данный год. Krt — доступный капитал в регионе r в году t, Irt — это инвестиции в новый капитал в регионе r и году t, а Drt — это амортизация капитала региона r в году t.Эта функциональная взаимосвязь позволяет нам понять, как в экономике достигается накопление капитала. Далее мы переходим к рынкам труда.

2) Предложение рабочей силы

Начнем с изучения предложения рабочей силы на рынке труда в экономике, которое обозначается следующим уравнением:

LSrtPoprt = (RWrt) βArt (2)

Где LSrt можно описать как предложение рабочей силы в экономике в период t и в регионе r. Poprt Обозначает долю населения в году t и регионе r.В правой части находится переменная (RWrt) βArt, которая обозначает реальную заработную плату после уплаты налогов для типа труда l в году t и в регионе r, где Art и β являются положительными константами, определяющими предложение труда в экономике (1).

По мере того, как пандемии и эпидемии поражают мировую экономику, уровень смертности возрастает, а население и объем имеющихся трудовых ресурсов сокращаются в экономике. В свою очередь, это вызывает ухудшение заработной платы после уплаты налогов в экономике, что является дальнейшим снижением спроса на рабочую силу по мере того, как экономика замедляется.Мы рассматриваем характер и степень воздействия пандемий и эпидемий на использование экономического капитала и предложение рабочей силы. Экономические последствия будут оцениваться с использованием переменных роста, таких как ВВП, инвестиции, структура потребления и ставки заработной платы, будут изучены в экономике, изучая изменения, возникающие на протяжении распространения заболевания SARS, которое простиралось с первого квартала 2006 года. С 2002 г. по последний квартал 2004 г., свиной грипп h2N1, который простирался с первого квартала 2009 г. до последнего квартала 2010 г., и, наконец, нынешняя пандемия.Ежеквартальные экономические данные за последние 2 года будут оцениваться для экономик CME и LME, чтобы изучить разницу в времени экономического роста до и после пандемии, а также CME (Япония, Швеция, Германия) и LME (Великобритания, Австралия, Канада и Новая Зеландия) наций. Источники сбора данных переменных исследования включают базу данных МВФ, Всемирного банка и ОЭСР, а также ILOStats. Период анализа был разбит на периоды, которые отметили самую суть вспышки заболевания, и был проведен в виде панельных данных, охватывающих нарушенные временные рамки и две группы стран.В рамках целей исследования проведенный качественный анализ включает изучение вторичных данных для понимания истории бизнеса капиталистических стран во время пандемии. Влияние различных пандемических состояний, таких как SARS (Cov-1 и Cov-2), грипп h2N1 или свиной грипп, и нынешний случай Covid-19 на экономический рост капиталистических стран (сравнительный анализ стран CME и LME) были изучены, и даны рекомендации по финансовому оздоровлению.

Эмпирические результаты

Мы начинаем процесс анализа с объяснения точного воздействия, которое последняя вспышка болезни, связанная с вирусом атипичной пневмонии и вирусом h2N1, оказала на экономику рассматриваемых стран.Затем анализ отклоняется, чтобы оценить влияние вспышки вируса COVID 19 на мировую экономику на данный момент. Ключевые переменные, взятые в качестве косвенного показателя воздействия вспышек заболевания, включают отработанное время в неделю, уровень безработицы, уровень инфляции, государственные инвестиции и переменную экономического роста.

Последствия вспышки атипичной пневмонии

В следующем разделе делается попытка различить влияние изменений в различных секторах и аспектах экономики, вызванных вспышкой заболевания, на экономический рост в странах со скоординированной рыночной экономикой и в странах с либеральной рыночной экономикой.На рисунке 1 показано, что тяжелый острый респираторный синдром (SARS) — это респираторное вирусное заболевание, заразное среди людей. Заболевание возникло из провинции Гуандун в Китае в 2002 году и было заразным как вирус простуды, как показано на Рисунке 2. Оно было передано в такие страны, как Южная Африка, Гонконг, Канада, Австралия, Бразилия, Испания и США, и было к июлю 2003 года. Около 10 000 человек были инфицированы, из которых 10% умерли, а воздействие атипичной пневмонии было разрушительным для здоровья инфицированных (16).SARS также оказал влияние на экономику, которая стала глобальной проблемой, поскольку основные отрасли промышленности включают скопление людей в общественных местах, таких как рестораны, путешествия и туризм, развлечения и магазины.

Рисунок 1 . SARS ударил по розничным продажам в Китае [Источник (23)].

Рисунок 2 . Экономический рост Китая во время атипичной пневмонии [Источник (23)].

Различные оценки и модели прогнозировали влияние атипичной пневмонии, и анализ показал, что влияние атипичной пневмонии на экономику было катастрофическим, особенно в странах Восточной Азии и Канады.SARS оказал серьезное влияние на инвестиционную, розничную и туристическую отрасли Китая и Гонконга, что сделало их наиболее пострадавшими районами. Китай и Гонконг понесли значительное число погибших, а также понесли большие краткосрочные экономические потери.

Эти убытки соответствовали короткому времени, после которого доверие потребителей было восстановлено, и многие складские запасы были пополнены. Экономические последствия атипичной пневмонии с точки зрения расходов на здравоохранение и демографических последствий невелики по сравнению с такими экономическими последствиями эпидемий, как ВИЧ / СПИД или малярия.Эпидемия атипичной пневмонии была объявлена ​​законченной в течение года (17). Как показано на Рисунке 3, экономические последствия SARS наносят больший косвенный ущерб, чем прямой ущерб в пораженных районах и секторах. Это свидетельство того, что болезнь быстро распространилась по странам, оказывая влияние на здоровье жителей, а экономика также была разрушена. из-за торговых и финансовых связей между странами. Экономические затраты включают в себя частные и государственные медицинские расходы, связанные с заболеванием, на диагностику и лечение заболевания, стоимость стерильной среды, профилактические меры и инвестиции в фундаментальные исследования.В связи с потерей нерабочих дней из-за болезни или смертности / заболеваемости упущенный доход также считается затратами на эпидемию. Упущенный доход — это капитализированная стоимость будущих доходов, которые теряются из-за смертей и болезней, вызванных болезнью. Помимо снижения потребительского спроса, это также сказалось на инвестициях во многие отрасли. Стоимость профилактики болезней — это еще одна экономическая цена. Глобальное экономическое воздействие огромно из-за передачи болезни.

Рисунок 3 . График случаев, спроектированных в соответствии с моделью влияния [Источник (24)].

Сначала мы исследуем влияние вспышки атипичной пневмонии на экономику Великобритании, Австралии, Канады и Новой Зеландии, что можно увидеть на первой панели таблицы 1. Здесь, как видно, регрессионная модель имела коэффициент r-квадрат, равный 0,6364, что означает, что ~ 63,64% изменений зависимой переменной, экономического роста, объясняются изменениями других рассматриваемых макроэкономических переменных.Кроме того, можно отметить, что в случае с LME уровень безработицы и уровень инфляции отрицательно повлияли на экономический рост. Напротив, средняя продолжительность рабочего дня и государственные инвестиции положительно повлияли на уровень экономического роста. Однако это изменится, если мы перейдем от модели с фиксированными эффектами к модели экономического роста со случайными эффектами, в которой среднее количество отработанных часов в неделю может иметь отрицательную связь с уровнем экономического роста. На основании результатов теста Хаусмана, который выполняется для нулевой гипотезы о том, что результаты модели со случайными эффектами более подходят, можно расшифровать, что, поскольку результат теста является статистически значимым, мы выбрали модель фиксированных эффектов с доверительной вероятностью 95%.

Таблица 1 . SARS (1 квартал 2002 г. — 4 квартал 2004 г.): Лондонская биржа металлов в сравнении с странами CME.

Аналогичным образом, вторая панель отражает ту же модель, созданную в CME, Японии, Германии и Швеции для измерения воздействия вспышки атипичной пневмонии. Он начинается с коэффициента r-квадрат 0,2718, отражающего, что 27,18% изменений зависимой переменной, экономического роста, объясняются изменениями других рассматриваемых макроэкономических переменных. Кроме того, можно отметить, что в случае CME уровень безработицы и уровень инфляции отрицательно повлияли на экономический рост.Напротив, средняя продолжительность рабочего дня и государственные инвестиции положительно повлияли на уровень экономического роста. Однако изменилась модель случайных эффектов для CME, в которой только уровень инфляции отрицательно повлиял на экономический рост. Основываясь на результатах теста Хаусмана, тестовая оценка является статистически незначимой, что делает модель случайных эффектов более подходящей для CME.

Воздействие вспышки свиного гриппа h2N1

В своей книге «Против империи» Майкл Паренти говорит, что «сущность капитализма состоит в том, чтобы превратить природу в товар, а товары в капитал.Живая зеленая земля превращается в мертвые золотые кирпичи, с предметами роскоши для немногих и ядовитыми отвалами шлака для многих ». Как мы теперь знаем, мир эволюционировал с каждой пандемией или изобретением, с которым ему приходилось сталкиваться, хорошим или плохим, как показано на Рисунке 4. С незапамятных времен бедствия, такие как Великий пожар в Лондоне в 1666 году, ураган Галвестон, затопление Титаник в 1912 году и такие болезни, как бубонная чума и совсем недавно пандемия коронавируса, — все они оказали справедливое влияние на капиталистическую экономику (18).

Рисунок 4 . График, показывающий влияние пандемии h2N1 во всем мире.

Это не жаргон, когда кто-то говорит, что пандемия может оставить страну в крайне затруднительном положении и лишиться ее, особенно при оценке отрасли и анализе справедливости. Говоря конкретно о свином гриппе h2N1, который был вызван штаммом вируса гриппа, который обычно встречается у свиней и имеет симптомы, отражающие грипп, болезнь вызвала огромный экономический спад после своего распространения, что повлекло за собой серьезный обвал на фондовом рынке. ценности отраслей, нарушение установленной политики, и это лишь некоторые из них.Затем была протестирована идея умных инвестиций, подобных той, что есть в золоте. Несмотря на то, что мыслящие центры постоянно разрабатывают математические модели, которые предсказывают, и теории, учитывающие почти все варианты и комбинации возможных наихудших сценариев, некоторые экономические потрясения всплыли на поверхность. Ниже приводится влияние h2N1 на капиталистическую экономику.

— Произошел всплеск спроса на больничные и другие медицинские услуги.

— Произошло временное увеличение количества отпусков по болезни и закрытия школ, что потребовало ухода родителей из рабочего класса.

— Произошли беспрецедентные смертельные случаи с соответствующим постоянным сокращением рабочей силы.

— Был установлен запрет на международный туризм и деловые поездки.

— Бедность в развивающихся странах и качество систем здравоохранения в этих странах затрудняют восстановление после больших потерь (19).

Можно ли на основании этого сделать вывод, что подобные вспышки безвозвратно разрушают систему, и с этим ничего нельзя поделать? Нет. Быстрое наблюдение не оставит нас причастными к тому факту, что эти пандемии укрепили глобальную систему здравоохранения, поскольку они побудили власти многих стран разработать планы ответных мер на пандемию, каждый из которых был бы более гибким и гибким, чем предыдущий, идея, которая была успешно поддержана ВОЗ.Хотя эти пандемии поначалу вызывают сильный шок и являются чрезвычайно значительными, все страны должны понимать, что они относительно быстро пройдут, если в игру вступят все вышеперечисленные силы.

В данном разделе представлены различия между воздействием изменений в различных секторах и аспектах экономики, вызванных вспышкой болезни, на экономический рост в странах со скоординированной рыночной экономикой и в странах с либеральной рыночной экономикой. Сначала мы исследуем влияние вспышки h2N1 на экономику Великобритании, Австралии, Канады и Новой Зеландии, что можно увидеть на первой панели таблицы 2.Здесь степень согласия регрессионной модели можно интерпретировать через ее коэффициент r-квадрат, равный 0,6485, что означает, что ~ 64,85% изменений зависимой переменной, экономического роста, объясняются изменениями других макроэкономических переменных, вызванными распространение вируса h2N1. Кроме того, можно отметить, что в случае с LME уровень безработицы отрицательно повлиял на экономический рост. Напротив, средняя продолжительность рабочего дня и государственные инвестиции положительно повлияли на уровень экономического роста — характер взаимосвязи модели со случайными эффектами.Основываясь на результатах теста Хаусмана, можно сделать вывод, что, поскольку результат теста статистически значим, мы выбрали модель фиксированных эффектов с достоверностью 95%.

Таблица 2 . h2N1 Свиной грипп (I квартал 2009 г. — IV квартал 2010 г.): Лондонская биржа металлов в сравнении с странами CME.

Аналогичным образом, вторая панель отражает ту же модель, созданную в контексте CME, Японии, Германии и Швеции для оценки воздействия вспышки h2N1. В случае CME независимые переменные, включая уровень безработицы, отработанные часы в неделю, уровень инфляции и инвестиции, сделанные правительством, положительно повлияли на экономический рост во время вспышки вируса h2N1.Это свидетельство не изменилось в модели случайных эффектов для CME, которая поддерживала аналогичные отношения. Основываясь на результатах теста Хаусмана, тестовая оценка является статистически незначимой, что делает модель случайных эффектов более подходящей для CME.

Теперь мы переходим к изучению характера проблем, с которыми сталкивается кризис COVID 19.

Воздействие вспышки COVID 19

Covid-19 повлиял на общество гораздо больше, чем на здоровье пострадавших.Это влияет как на общества, так и на экономику в их основе. Воздействие пандемии серьезное и варьируется от страны к стране. Это может привести к увеличению экономических издержек между странами и увеличению неравенства на глобальном уровне (20). Пандемия нарушила жизнь людей и повлияла на мировую торговлю и перемещения, как показано в Таблице 3. На данном этапе пандемии отрицательно сказываются на производственном секторе. Из-за болезни замедлились различные отрасли и секторы, такие как туризм, фармацевтическая промышленность, солнечная энергетика, информационная и электронная промышленность.Возникли краткосрочные проблемы, такие как остановка туризма и развлечений, и долгосрочные последствия, такие как сбои в торговле и инвестициях (21). Заболевание имеет обширные последствия для здравоохранения, экономики и социальной сферы.

Таблица 3 . COVID 19 (1 квартал 2019–2 квартал 2020 г.): Лондонская биржа металлов в сравнении с странами CME.

Воздействие на здравоохранение

Сектор здравоохранения сталкивается с проблемами в связи с пандемией, касающимися диагностики, лечения и профилактики заболеваний. Функционирование медицинской системы стало обузой, и пациенты с другими медицинскими проблемами остаются без внимания.Жизнь врачей и других медицинских работников подвергается очень высокому риску. Фармацевтические магазины перегружены, а цепочка поставок медицинских товаров нарушена.

Экономическое влияние

Из-за изоляции и риска распространения болезни производство товаров первой необходимости замедлилось. Цепочка поставок продуктов была нарушена, и национальные и международные предприятия несут убытки (22). Денежный поток на рынке слабый, что замедляет рост доходов в экономике.Миллионы рабочих потеряли работу из-за закрытия промышленных предприятий. На ВВП многих стран также повлияли нарушения производства в отраслях.

Социальное влияние

На общество повлияло множество способов. Сфера услуг не может обслуживать людей из-за отсутствия товаров. Крупномасштабные мероприятия и спортивные турниры были отложены или отменены, чтобы избежать массовых собраний. Поездки по стране и за границу были запрещены, а культурные и религиозные мероприятия также были сорваны.Люди стали свидетелями чрезмерного стресса, поскольку им приходится дистанцироваться от сверстников, семьи и друзей. Закрытие отелей, ресторанов и кинотеатров также нарушило жизнь людей. Сфера образования также пострадала по-разному, например, отсрочка экзаменов и отмена занятий.

Как видно из рисунка 5, частота смертей от COVID-19 значительно увеличилась с начала второго квартала 2020 года, что заставило правительства отважиться на идею общенациональных блокировок.

Рисунок 5 . Количество смертей, вызванных COVID-19 (Источник: собственный).

Мы исследуем характер взаимосвязи между макроэкономическими переменными и экономическим ростом, вызванным вспышкой коронавируса. Здесь можно отметить, что в случае с LME уровень безработицы отрицательно повлиял на экономический рост. Напротив, средняя продолжительность рабочего дня, уровень инфляции и государственные инвестиции положительно повлияли на экономический рост.Однако, если мы перейдем от модели с фиксированными эффектами к модели экономического роста со случайными эффектами, в которой среднее количество отработанных часов в неделю может отрицательно повлиять на экономический рост и уровень безработицы. Основываясь на результатах теста Хаусмана, можно сделать вывод, что, поскольку результат теста статистически значим, мы выбрали модель фиксированных эффектов с достоверностью 95%. В случае распространения коронавируса в странах CME каждая макроэкономическая переменная, включая безработицу, среднее количество отработанных часов, уровень инфляции и государственные инвестиции, оказала положительное влияние на экономический рост.Это свидетельство изменено в модели случайных эффектов для CME, в которой только уровень инфляции отрицательно повлиял на экономический рост. Основываясь на результатах теста Хаусмана, тестовая оценка является статистически незначимой, что делает модель случайных эффектов более подходящей для CME.

Таким образом, можно понять, что существуют значительные различия в том, как на экономику влияют вспышки болезней. Страны LME, включая выборку из Великобритании, Канады и Австралии, отразили, что уровень безработицы и уровень инфляции отрицательно повлияли на экономический рост.Напротив, государственные инвестиции, как и ожидалось, положительно повлияли на экономический рост. С другой стороны, в странах CME все переменные положительно связаны с экономическим ростом экономики. Это свидетельство может быть объяснено внутренней природой скоординированной рыночной экономики, в которой проблемы, с которыми сталкиваются предприятия, решаются государственными учреждениями (25). Таким образом, поскольку правительства контролируют макропеременные, потрясения, вызываемые такими событиями, как вспышки заболеваний, не влияют на экономический рост страны.Этот вывод объясняет положительную взаимосвязь между макроэкономическими переменными и экономическим ростом. Этот вопрос отличается в случае либеральной рыночной экономики, где рыночные силы действуют вместе, чтобы определить поток макропеременных.

Заключение

По мере того, как возникают вспышки болезней, они могут затронуть различные аспекты экономики, включая рынки капитала, рынки труда, внешнюю торговлю, а также секторы потребления и производства. Настоящее исследование было направлено на изучение воздействия вспышек заболеваний, таких как нынешняя пандемия коронавируса, на экономику, дифференцированную в зависимости от разновидностей капиталистических структур.Анализ данных включал оценку воздействия вируса SARS, вируса h2N1 и вируса COVID19, рассчитанную в контексте скоординированной рыночной экономики Германии, Швеции и Японии и либеральной рыночной экономики Австралии, Новой Зеландии, Соединенного Королевства. и Австралия. Анализ показал, что экономики LME были более восприимчивы к воздействию вспышек болезни, чем экономики CME, в которых участие правительства смягчало воздействие болезни. Эти данные позволяют нам сделать вывод, что более активное участие государственных органов может смягчить воздействие вспышек заболеваний.

Заявление о доступности данных

Оригинальные материалы, представленные в исследовании, включены в статью / дополнительный материал, дальнейшие запросы можно направить автору-корреспонденту.

Авторские взносы

YS: концептуализация, методология, формальный анализ, написание — подготовка первоначального проекта, управление проектом и получение финансирования. HL: концептуализация, методология, написание — подготовка первоначального проекта и привлечение финансирования.RZ: методология, написание — рецензирование и редактирование. Все авторы прочитали и согласились с опубликованной версией рукописи.

Финансирование

Авторы выражают признательность за финансовую поддержку Фонду философии и социальных наук города Тяньцзинь, Китай (TJYYQN19-004).

Конфликт интересов

Авторы заявляют, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могут быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.

Рецензент XW объявил о совместной принадлежности, но не о каком-либо другом сотрудничестве, с одним из авторов HL редактору обработки.

Список литературы

1. Верикиос Г. Динамические эффекты вспышек инфекционных заболеваний: случай пандемии гриппа и коронавируса человека. Socio Econ Plann Sci. (2020) 71: 100898. DOI: 10.1016 / j.seps.2020.100898

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

2. Всемирная организация здравоохранения.Доклад о состоянии здравоохранения в мире, 2004 г .: изменяющаяся история. J Interprof Care. (2004) 21: 1-2.

Google Scholar

5. Перри Дж., Сайнди Т. Д.. Социальная мобилизация и болезнь, вызванная вирусом Эбола, в Либерии . Роуман и Литтлфилд (2016).

Google Scholar

7. Хубер Э, Петрова Б, Стивенс Дж. Д. Финансирование и неравенство в странах с координированной и либеральной рыночной экономикой . Рабочие документы LIS (2018).

Google Scholar

8.Маклафлин C, Райт CF. Роль идей в понимании изменений политики производственных отношений в странах с либеральной рыночной экономикой. Indus Relat J Econ Soc. (2018) 57: 568–610. DOI: 10.1111 / irel.12218

CrossRef Полный текст | Google Scholar

9. Хорнер Р. К новой парадигме глобального развития? За пределами международного развития. Прогресс Хум Геогр. (2020) 44: 415–36. DOI: 10.1177 / 0309132519836158

CrossRef Полный текст | Google Scholar

11.Аннер М. Брошенный? Влияние Covid-19 на рабочих и предприятия, занимающие нижнюю позицию в глобальных цепочках поставок одежды . (2020).

Google Scholar

12. Барриентос С. Гендер и работа в глобальных цепочках создания ценности: получение прибыли? Кембридж: Издательство Кембриджского университета (2019).

Google Scholar

14. Кентикеленис А., Габор Д., Ортис И., Стаббс Т., Макки М., Стаклер Д. Смягчение удара пандемии: усугубят ли положение Международный валютный фонд и Всемирный банк? Lancet Global Health. (2020) 8: e758–9. DOI: 10.1016 / S2214-109X (20) 30135-2

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

17. Ли Дж. У., Маккиббин У. Дж. Оценка глобальных экономических издержек атипичной пневмонии. В: Уроки атипичной пневмонии: подготовка к следующей вспышке заболевания: итоги семинара . Вашингтон, округ Колумбия: National Academies Press (2004). п. 92–109.

Google Scholar

18. Верикиос Г., Салливан М., Стояновски П., Гизеке Дж., Ву Г. Глобальные экономические последствия пандемического гриппа .(2011).

Google Scholar

20. Самнер А., Хой С., Ортис-Хуарес Э. Оценки воздействия COVID-19 на глобальную бедность . Серия рабочих документов WIDER (2020).

Google Scholar

21. Уокер П., Уиттакер С., Уотсон О., Багуелин М., Винскилл П., Гамлет А. и др. Воздействие COVID-19 и стратегии смягчения и подавления в странах с низким и средним уровнем доходов. Наука. (2020) 369: eabc0035. DOI: 10.1126 / science.abc0035

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

22.Бартик А.В., Бертран М., Каллен З., Глезер Э.Л., Лука М., Стэнтон С. Влияние COVID-19 на результаты и ожидания малого бизнеса. Proc Natl Acad Sci USA. (2020) 117: 17656–66. DOI: 10.1073 / pnas.20069

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

25. Эбнер А. Разновидности капитализма и пределы политики предпринимательства: институциональная реформа в скоординированной рыночной экономике Германии. J Indus Competition Торговля. (2010) 10: 319–41.DOI: 10.1007 / s10842-010-0086-x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

.