Редукционизм в психологии – Персональный сайт — Каузальный тип объяснения и обобщение. Редукционизм в психологических объяснениях.

 «Осадки» одного общества, как правило, существенно отличаются от «осадков» другого. Они незначительно изменяются в пределах отдельно взятого общества в целом. Но их распределение среди различных слоев внутри каждого общества весьма изменчиво.

«Осадки» — это постоянный, устойчивый элемент в «теориях», «логизирующих» нелогические человеческие действия. Они ближе всего находятся к глубинному, подспудно существующему слою «чувств», будучи их непосредственным проявлением.

Парето утверждает, что выделенные им шесть классов «осадков» оставались постоянными на протяжении двух тысяч лет истории Запада. В то же время подклассы внутри каждого класса гораздо менее постоянны; усиление некоторых из них может компенсироваться ослаблением других.

 «Производные», или «деривации», согласно Парето, составляют изменчивый и поверхностный слой «теорий». Это понятие близко понятию мифа у Сореля. «Производные» базируются на «осадках» и через них — на «чувствах», в которых они черпают свою силу.

Парето подчеркивает, что «производные» не соответствуют строго «осадкам», от которых они происходят. Отсюда главные трудности в создании социальной науки, так как нам известны только «производные», которые зачастую скрывают породившую их основу.

«Производные» удовлетворяют потребность человека в логике или псевдологике. Будучи поверхностным и изменчивым слоем, «производные», тем не менее, играют очень важную роль в социальной системе. Они могут делать «осадки» более или менее интенсивными, усиливать или ослаблять их. Они способны эффективно воздействовать на социальное равновесие лишь при условии своего воздействия на «чувства» или превращения в них. Но, хотя «производные» и зависимы от «чувств» и «осадков», они обладают относительно автономным существованием и способны порождать друг друга, образовывать между собой различные комбинации и оказывать воздействие на определяющую их «чувственно-осадочную» основу.

Можно сделать вывод, что в целом «производные» в трактовке Парето выполняют две противоположные функции по отношению к определенным «осадкам» и соответствующим им «чувствам»: во-первых, они обнаруживают и выражают эти «осадки» и «чувства», во-вторых, они их скрывают, камуфлируют. В зависимости от ситуации на первый план может выступать либо одна, либо другая функция.

Парето отказывается разрешать дилемму социального реализма и социального номинализма: она для логико-экспериментальной социологии просто не существует. Он отвергает представление об обществе как об особого рода существе, но признает общество в качестве особого рода единства. Индивиды, «молекулы» социальной системы, «образуют соединение, которое, подобно химическим соединениям, может иметь свойства, не являющиеся суммой свойств составных частей».

Парето рассматривает общество как систему, состоящую из взаимозависимых частей. Системная ориентация составляет одну из важнейших особенностей и достижений его социологии. Эта ориентация в истории социологии сложилась главным образом под воздействием двух редукционистских моделей: организмической (общество как организм) и механистической (общество как механизм). Из этих двух моделей Парето, в отличие, например, от Дюркгейма, выбирает вторую, хотя иногда опирается и на первую.

Согласно Парето, состояние социальной системы в данное время и в данном месте определяется следующими факторами. Во-первых, это внешние природные условия: почва, климат, флора и фауна, геологические условия и т. п. Во-вторых, это условия, внешние по отношению к данному обществу в данное время неприродного характера. К ним относятся воздействия на общество других обществ (условия, внешние в пространственном отношении) и воздействия последствий предшествующих состояний этого же общества (т. е. условия, внешние во временном отношении). В-третьих, это внутренние элементы системы, среди которых основными являются раса, «осадки» или выражаемые ими «чувства», «производные», стремления, интересы, способность к рассуждению, к наблюдению, состояние знаний и т. д.

Парето неустанно подчеркивает взаимозависимость всех элементов социальной системы. Вследствие этой взаимозависимости изменения, происходящие.в одних элементах, неизбежно вызывают изменения в других. Парето отвергает попытки устанавливать между отдельными элементами социальной системы односторонние причинно-следственные связи: «Следует помнить, что действия и противодействия следуют друг за другом бесконечно, как в круге…». В противовес монистическим и редукционистским теориям Парето отстаивает идею многофакторности, которая составляет необходимую предпосылку системной ориентации в социологии. Каждый элемент социальной системы может быть понят только после рассмотрения того, какую роль он играет по отношению к другим элементам. Процессы действий и противодействий в обществе нейтрализуют друг друга, поэтому общество, как правило, находится в состоянии равновесия.

students-library.com

Психологический редукционизм — Мегаобучалка

Сделав эмоциональную сферу человеческой деятельности главным звеном своей социологической системы, Парето сделал оговорку, что не все чувства достойны внимания социолога, а только такие, которые проявляются в определенного рода действиях, что дает возможность строго их классифицировать. Они неизменны, постоянны и потому являются теми элементами социальной среды которые «детерминируют социальное равновесие» [10, vol. 2, р. 242] Итальянский социолог дал этим элементам необычное и трудно

4.. Психологический редукционизм__________________________ 241

переводимое название — «резидуи» (residui), что на языке химических наук означает «остатки» или «осадки», желая этим подчеркнуть их устойчивость, способность оставаться после того, как из социального действия вычтены все рациональные соображения.

«Остатки» как основа чувств, эмоций, страстей, инстинктов, психических состояний и предрасположений имеют, согласно Парето, врожденный, естественный, не поддающийся влиянию внешних условий характер. Они являются внутренними биологическими импульсами, детерминирующими социальное поведение человека. На основе шести главных классов «остатков», подразделенных на множество подгрупп, Парето попытался объяснить все многочисленные варианты человеческого поведения. Еще более схематизировав исторические действия, итальянский социолог подчеркнул главную роль двух первых классов остатков.

Первый класс включает «остатки», названные «инстинктом комбинаций» [Ibid., vol.1, p. 528], который якобы лежит в основе всех социальных изменений. Это внутренняя психологическая склонность человека собирать, по-разному переставлять, комбинировать вещи, отчасти ради получаемого от этого удовольствия, отчасти потому, что человеку трудно удержаться от собирания и комбинирования.

Второй класс — «остатки» «постоянства агрегатов» [Ibid., p. 600], выражающие тенденцию поддерживать и сохранять однажды сформировавшиеся связи. Это консервативное чувство лежит в основе неприятия всего нового, в основе враждебного отношения к любым переменам и изменениям.

В остальные классы «остатков» Парето включил стремление человека проявлять свои чувства в общественных действиях и поступках, чувства социальности, собственности и, наконец, половой инстинкт.

В заключительных частях «Трактата…» Парето попытался применить теорию «остатков» к объяснению европейской истории, изображая ее в виде конфликта «остатков» первого и второго классов — инстинкта изменений и консерватизма, новаторства и ретроградства. «Нелогические» действия, совершаемые на основе «остатков», рассматривались им как главная клеточка общественной жизни, определяющая собой ход циклических изменений и возвращений в истории.

Неясность понятия «остаток», его комплексность, множественность входящих в него терминов, например «чувства», «инстинкты», «проявления чувств в действии», двойственная субъект-объектная природа понятия (психологическая и социальная) в его толковании привели к тому, что оно не вошло в словарь западной социологической науки.

Иррационализм паретовской концепции имел глубокие гносеологические и социальные корни. Его реальной основой был кризис

Глава 9. Социологическая система Вильфредо Парето

позитивистской рационалистической модели человека. Вместе с тем подчеркивание решающей роли иррациональных психических сил было связано с глубоким общественным пессимизмом, утратой веры в человеческий разум, дискредитированный в эпоху социального кризиса. Вместо идеи разумности всего существующего выдвигается идея его неразумности, нелогичности; идея рациональности сменяется иррационализмом биопсихологического толка. Социологическая концепция Парето — яркое свидетельство невозможности создать научную теорию личности и социального действия без опоры на адекватное понимание общества.

Убеждение в решающей роли «остатков» питало паретовский политический неомакиавеллизм: «Искусство управления, — писал он, — сводится к умению извлекать выгоды из эмоций, не тратя энергии на тщетные попытки их разрушить. Единственным результатом подобных попыток часто является только их усиление» [Ibid., vol. 2. p. 391].

Утвердив основополагающую роль чувственных сфер человеческой психики, Парето выводил из них свои теории идеологии, социальной стратификации и смены правящих элит.

Концепция идеологии

Интерес Парето к теории идеологии, которая является интегральной частью его социологической теории, был не случаен. Разочарование в политике буржуазных либеральных партий, неспособных к эффективному действию, погрязших в интригах и борьбе за власть, вызывало сугубо негативное отношение социолога к демагогическим ухищрениям и уловкам господствующих социально-политических группировок, суть которых он справедливо усматривал в их стремлении замаскировать свои неблаговидные политические цели. Вместе с тем рост популярности марксизма в Италии, который, по словам Парето, стал служить «новым евангелием» [11, р. 11] для лучшей части итальянской молодежи, убеждая ее в силе и общественной значимости идеологии, стимулировал поиски зачастую скрытых причин ее распространения и влияния на социальную жизнь. Оставаясь на позициях защиты буржуазного порядка, Парето попытался объяснить природу, особенности и социальные функции идеологии в современном мире.

Псевдологические рассуждения, пустые разглагольствования, ложные аргументы, фальшивые оправдания являются продуктом «мыслительного голода, испытываемого человеческим существом» [10, vol. 2, р. 5]. Потребность в оправдывающих социальное поведение псевдологических теориях, в которых средства, предлагаемые для достижения целей, не связаны с целями объективной логикой, выражается в создании теологических учений, этических

5. Концепция идеологии

и политических доктрин, затушевывающих истинную сущность религии, морали, политики. Социальная наука должна поэтому раскрывать основу этих учений, т. е. обусловливающие их эмоции. Идеология, по Парето, — это чисто словесные покровы, ловкие демагогические ухищрения, которым придана теоретическая форма с целью маскировки нелогического характера действия. Идеологии создаются для того, чтобы скрыть истинные побудительные мотивы действий, корни которых — в иррациональных пластах человеческой психики. Идеологические концепции, верования, теории Парето обозначил термином «деривации» (derivazioni), что значит «производные», подчеркнув тем самым их вторичный, производный характер от чувств.

Итальянский социолог разработал классификацию дериваций, разделив их на четыре класса [Ibid., p. 15—16].

Первый класс образуют утверждения, преподносимые как абсолютные истины, аксиомы или догмы. Второй класс — это некомпетентные суждения, оправдываемые ссылкой на авторитет. Третий класс составляют апелляции к общепринятым принципам и чувствам; часто обоснование подобного рода покоится на чувствах действующего лица, обладателя определенного «остатка», но изображается как совпадение с чувствами «всех людей», «большинства», или «всех уважающих себя людей» [Ibid., p. 44]. Последний, четвертый класс дериваций образуют чисто словесные доводы, «вербальные доказательства», выражения, не имеющие никакого объективного эквивалента. Таковы известные из формальной логики софизмы. Этот род дериваций, употребляемый обычно ораторами, особенно действен, потому что при помощи ловко употребляемых оборотов пробуждает в слушателях нужные чувства, и притом так искусно, что они этого даже не замечают. Такие деривации высоко ценятся в политике и судопроизводстве. Сюда же относится простое жонглирование словами, употребление ходовых метких словечек и оборотов речи [4].

Парето считал, что фальшивые словесные образования, деривации идеологии, религии едва ли поддаются точному научному анализу. Однако он пытался найти пути объяснения идеологических явлений. Неверно считать, утверждал итальянский социолог, эти псевдологические построения просто абсурдом или патологией или же рассматривать их как плоды фантазии, созданные кастой священников для одурачивания масс. Противопоставляя деривации (идеологии) истине, Парето вместе с тем подчеркивал, что их логическая несостоятельность вовсе не уменьшает их социального значения, их ценности для общества в целом и для отдельных действующих лиц. «Факты ясно доказывают, — писал он, — что мифологии не соответствуют действительности и все же имеют большое социальное значение» [10, vol. 2, р. 299].

Следует отметить меткость некоторых наблюдений Парето. Так, он подчеркивал активную роль идеологий в обществе, их моби-

Глава 9. Социологическая система Вильфредо Парен

лизующую силу: «Обобщая, можно сказать, что деривации принимаются не столько потому, что кого-то убеждают, но потому, что ясно выражают идеи, которые люди уже имели в неосознанно виде. Этот последний факт всегда является главным моментом ситуации. Поскольку деривация была принята, она придала силу агрессивность соответствующим эмоциям, которые теперь нашли путь к проявлению» [Ibid., p. 312]. Раскрывая механизм манипулирования массовым сознанием, он писал: «Важно обладать просто деривацией, принимаемой с готовностью каждым, даже самым большим невеждой, а потом повторять ее снова и снова» [Ibid., p. 313]

Подчеркивая роль неосознанных элементов человеческой психики, Парето сформулировал некоторые идеи психологии подсознания, хотя не был знаком с трудами Фрейда.

Но, оторвав проблему нелогического действия от общественной практики, Парето вставал на позиции релятивизма. По его мнению, нет принципиальной разницы между аргументацией, и| пользуемой язычниками, христианами, сторонниками прогресс гуманизма, общественной солидарности, демократии и т. п. Все эти теории в равной мере характеризуются преобладанием эмоций над фактами и с научной точки зрения не имеют никакой ценности. Итальянский социолог отрицал, что идеологии существенно отличаются друг от друга хотя бы тем, что рождаются на разных уровнях развития общества и в различной пропорции содержат различные стороны общественного бытия. Историческая конкретизация проблемы отсутствовала и тогда, когда речь шла о сопоставлении научной ценности идеологий, существующих одновременно. Согласно Парето, идеологии меняются только по форме, заменяя одну систему аргументации другой, одни словесные формулировки другими, более гибкими и изощренными. По сути дела, Парето замыкал проблему идеологии в узкие рамки (границы) индивидуальной психики, отрывая ее от реальной истории и борьбы классов, в которой собственно и происходит развитие идеологии.

Логическим следствием рассуждений Парето было положение о существовании отдельных индивидов, которые могут освободиться от эмоций, деформирующих образ действительности. «Опыт показывает, — писал социолог, — что индивид может как бы разделиться надвое и до некоторой степени освободиться от своих эмоций, предрассудков и верований, когда борется за научное исследование» [Ibid., p. 76]. Эти люди, по мнению Парето, гении. Отдаваться во власть эмоций и предрассудков — удел заурядных личностей с умеренным талантом. Гении же «именно благодаря своим качествам возвышаются над обыденностью и отделяются от человеческих масс… менее подвержены господствующим верованиям, идеям и чувствам» [Ibid., vol. 1, p. 329].

Приведенное высказывание свидетельствует о том, что, несмотря на иррационализм своей теории, Парето далеко не был

5. Концепция идеологии______ 245

свободен от иллюзий позитивистского рационализма. Согласно его концепции, гении, вожди, вообще выдающиеся личности — носители разума, тогда как массы способны руководствоваться только неосознанными эмоциями и страстями.

Характерно, что Парето попытался разграничить задачи логика и социолога. «Когда логик открывает ошибку в выводе, софизм разоблачается и работа логика закончена. Только тогда начинается работа социолога, который должен исследовать, почему вообще ложные аргументы принимаются многими людьми, почему эта софистика убеждает… Логика исследует, почему вывод является ошибочным, социология — почему он получает широкое распространение [Ibid., vol. 2, p. 10—11]. Однако ответ Парето на этот вопрос отнюдь не социологичен: «Утверждения принимаются и завоевывают престиж благодаря пробуждению в слушателях эмоций различного рода, которые получают статус доказательства. Они убеждают потому, что высказываются ученым сентенциозным тоном, с большой силой убедительности, изысканным литературным языком» [Ibid., p. 21].

В общем балансе социальных факторов деривации, согласно Парето, являются производными и зависимыми. В качестве общественного базиса он склонен рассматривать не социально-экономические отношения, а совокупность «остатков», интересов и связанной с ними социальной гетерогенности. Парето увлеченно разоблачает, демистифицирует различные деривации. Юридические теории, утверждает он, являются не обоснованием действительного применения законов, а всего лишь использованием ложных аргументов в соответствии с корыстными целями. Моральные деривации служат сокрытию аморальных целей, религиозные — прикрывают низменные чувства, общие якобы всем эпохам и народам.

Само социальное действие Парето истолковывал исключительно психологически, как иррациональное по своей природе. Если идеологии имеют псевдорациональный характер, а формулируемые ими мотивы лежат вне разума, то какие же факторы можно назвать действующими причинно? В какой сфере их нужно искать? К. Маркс и Ф. Энгельс их искали в условиях общественной жизни индивидов, показывая, «каким образом действие всякий раз возникало вследствие прямых материальных побудительных причин, а не из сопутствующих им фраз, каким образом, наоборот, политические и юридические фразы также являются результатом материальных побудительных причин, как и политическое действие и его результаты» [3, т. 13, с. 492]. Парето же искал истоки идеологических явлений в психике отдельного изолированного индивида, трактуя ее внеисторически и абстрактно. Реальные общественные силы, определяющие позицию индивида в массовых общественных движениях, и вообще действия масс его не интересовали. Из поля зрения итальянского социолога совершенно исчезала клас-

Глава 9. Социологическая система Вильфредо Парето

совая структура общества, интересы и стремления общественных сил, которые в силу своего общественного положения способны более или менее последовательно опираться в своих действиях на науку. Отказ от классово-исторического подхода к идеологическим явлениям придавал наблюдениям Парето печать односторонности и ограниченности. В конечном счете он сам оказался в путах «ложного сознания», в диагностике которого видел свою задачу. Ведь наряду с требованиями логико-гносеологического характера, о которых говорил Парето, научная теория и методология общественных наук обязательно включает социологический анализ социальной действительности с позиции определенных классовых интересов. Формалистическая односторонность методологии и психологический редукционизм обусловили неадекватность концепции идеологии Парето.

megaobuchalka.ru

4.4. Объяснение и редукция в психологии

Одна из сложнейших проблемных областей психологии — проблема объяснения. При чтении литературы по методологическим проблемам психологии возникает чувство, что в эту проблемную область многие авторы предпочитают не вторгаться и тихо обходить ее стороной. Публикации по этой теме немногочисленны, и некоторые работы (например, Пиаже, 1966) цитируются уже не один десяток лет. Причина в том, что в данной проблеме достаточно сложно развести гносеологические и психологические аспекты.

К гносеологическим (т. е. связанным с общими закономерностями познания) аспектам проблемы относится типологизация видов объяснения, логические аспекты научного объяснения, редукция в научном объяснении.

В философии и логике объяснением называют логический вывод, осуществляемый в терминах определенной предметной области, о существенньк признаках и связях объясняемого предмета. Нередко объяснение определяют как процесс, осуществляющийся через познание законов, которым подчиняется объясняемый объект (Роговин, 1979). Редукцией называют методоло-

124

гический прием сведения каких-либо данных к более простым исходным началам. Редукционизмом называют «методологический принцип, согласно которому высшие формы материи могут быть полностью объяснены на основе закономерностей, свойственных низшим формам» (ФЭС. С. 575). Редукционизм в науке, таким образом, всегда связан с выходом объяснения за рамки предметной области данной науки. В учебных пособиях по психологии нередко определяют редукционизм как упрощающее объяснение, низводящее объясняемую реальность к более элементарному уровню, а редукцией — привлечение объяснительных принципов, схем и моделей других наук, выполняющее конструктивную роль в объяснении психической реальности (например, Абдурахманов, 2002). Именно в психологии проблема объяснения и редукции стоит наиболее остро. В. П. Зинченко и М. К. Мамардашвили раскрывают причины такого положения: «Стремление к поиску объективных методов психологического исследования, равно как и потеря веры в их существование, порождают в психологии беспрецедентные для любой другой науки по своему разнообразию формы редукции психического. При этом расширяющиеся полезные междисциплинарные связи психологической науки приводят к потере предмета собственного исследования. Именно так возникли и ныне сосуществуют многочисленные варианты редукционизма: нейрофизиологический, логико-педагогический, информационно-кибернетический, социокультурный и пр.» (1977. С. 109).

К психологическим аспектам проблемы относятся особенности познавательной сферы и личности, оказывающие влияние на познание реальности в ходе научного исследования. Как отмечают А. Г. Аллахвердян, Г. Ю. Мошкова, А. В. Юревич и М. Г. Ярошевский, «практически все основные свойства человеческого ума находят выражение в научном мышлении,

125

отливаясь в его качества, которые признано считать онтологически обусловленными» (Психология науки, 1998. С. 37—38). Мы очень кратко рассмотрим психологические аспекты проблемы, прежде чем перейти к гносеологическим.

К психологическим особенностям человеческого мышления, влияющим на объяснение, относится стремление воспринимать мир упорядоченным, «уложенным в систему причинно-следственных связей» (Там же. С. 36). Стремление к причинно-следственным объяснениям рассматривается как универсальное свойство человеческого ума, которое выражено у ученых более ярко. Многие ученые, интервьюированные специалистами по психологии науки, воспринимают страсть к причинно-следственным объяснениям как параноидальную. Так, специалист по психологии научной деятельности Б. Эйдюсон говорит о науке как институционализированном параноидальном мышлении. В результате занятия наукой ученые интериоризуют требования, существующие вначале в качестве внешней необходимости, и принципы вроде «бритвы Оккама», «минимизации числа независимых переменных», становятся естественными для мыслительного процесса в науке (Там же. 1998). Правда, ученые способны отрефлексировать особенности собственного ума и отделить их от требований познавательной задачи. М. Махони обнаружил поучительную связь между мерой осознания «человеческого» происхождения основных свойств научного мышления и его продуктивностью: «Чем крупнее ученый, тем лучше он осознает, что… открываемые им факты, описания и дефиниции являются продуктом его собственного ума» (Там же. С. 38). Таким образом, способность к рефлексии обеспечивает ученому больший успех в его деятельности. Другая психологическая особенность ученого, влияющая на его объяснение изучаемой реальности, — особенность

126

обобщенного Другого, которому дается объяснение (например, при написании текста). Немногие авторы, которые пишут о проблеме объяснения в психологии (Психология науки, 1998; Роговин, 1979) подчеркивают, что с психологической точки зрения объяснение — коммуникативный акт, развернутый в виде диалога, даже если объяснение дается самому себе.

Среди гносеологических аспектов проблемы мы остановимся на типологии видов объяснения в науке и проблеме редукции в научном объяснении. Одни из немногих публикаций, где освещена данная тема, — работы М. С. Роговина (1979, 1988). Прежде всего, М. С. Роговин разделяет понимание и объяснение как различные познавательные действия. Понимание индивидуально и монологично, объяснение коммуникативно и диалогично. Объяснение с гносеологической точки зрения — определение того, действию каких законов подчиняется объясняемый объект. М. С. Роговин отмечает, что некоторые авторы тяготеют к минимальному числу видов объяснений, и приводит типологию, предложенную американским исследователем поведения Д. Дейчем, который выделяет всего два типа объяснений. Первый он обозначает как «описательный», или «обобщающий», второй — «структурный», т. е. «нейрофизиологический» или «механический». Фактически же, по мнению автора, это — две фазы или стадии объяснения. Первая фаза связана с объяснением непосредственно наблюдаемого поведения, вторая с идентификацией элементов этого поведения в нейрофизиологических терминах.

Обобщающее объяснение заключается, по Д. Дейчу, в том, что, наблюдая определенные формы поведения, мы можем прийти к заключению, что в определенных условиях, скажем в ситуации научения, такие формы поведения отмечаются всегда. Это значит,

127

мы констатируем, что данный факт есть частный случай или по меньшей мере чрезвычайно близкое явление к тому, что мы определяем как некоторую общую закономерность. В структурном объяснении изучаемое явление или факт рассматриваются как свойство материальной структуры, системы, механизма, а не как член класса. Формулировка (пусть гипотетическая) «структуры», «системы» или «механизма» не включает в себя данное наблюдение и связей по аналогии. Оно независимо от наблюдаемого потому, что производится на ином уровне реальности.

Проблема объяснения и редукции в психологии была проанализирована Ж. Пиаже (1966). Прежде всего, Пиаже исходит из идеи множественности видов объяснения в психологии и выделяет два основных вида объяснительных моделей, в зависимости от того, направлены они: а) на сведение сложного к более простому или психологического к внепсихологическому или б) на конструктивизм, в большей или меньшей степени остающийся внутри границ поведения (см.: Пиаже, 1966. С. 167). Объяснения путем сведения (редукционизм), в свою очередь, делятся на две группы, в зависимости от того, к чему они сводятся: либо остаются в рамках собственно психологических, либо выходят за рамки психологии. В соответствии с этим Пиаже выделяет еще три типа редукционизма: социологический, физикалистский и физиологический.

Примером редукционистского объяснения в рамках психологии Пиаже считает психоанализ как истолкование поведения по одному и тому же причинному принципу. Объяснения путем социологического или психосоциологического сведения, по Пиаже, не являются редукционистскими, поскольку это «схема взаимодействия одного уровня». Сюда попадают очень разнородные течения: это и неопсихоанализ Э. Фромма и К. Хорни, и исследование познавательных реакций (от работ Дж. М. Болдуина и П. Жане) вплоть до ра-

128

бот самого Пиаже и его школы; сюда Пиаже включает также взгляды Л. С. Выготского и А. Р. Лурии (главным образом в плане анализа речи), социометрию Я. Морено и т. д. Следующий намечаемый Ж. Пиаже тип «сведения» — физикалистское сведение. В качестве примера Пиаже приводит интерпретацию В. Келером и Т. Валлахом так называемого эффекта последействия, заключающегося в изменении оценки величины или формы воспринимаемой фигуры, когда это восприятие имеет место вслед за восприятием другой фигуры в той же области зрительного поля. Келер и Баллах стремились выразить проявляющиеся здесь различные виды насыщения и их динамику с возрастом в чисто физических (биоэлектрических) терминах различий потенциалов и электросопротивления, исключая при этом всякую познавательную активность субъекта как высшей регулирующей инстанции.

Следующий вид редукции, пожалуй, наиболее распространенный из описанных Пиаже — органическое сведение. Сюда относятся различные варианты нейрофизиологического редукционизма. Пиаже говорит о необходимости дополнения такого сведения конструктивистскими объяснениями, например, на основе абстрактного конструирования-построения связей интрапозиционной логики (конъюнкции, дизъюнкции, импликации, исключения и т. д.). В работе В. П. Зинченко и М. К. Мамардашвили (1977) показано, что причины наибольшей распространенности именно нейрофизиологического редукционизма — в нерешенной проблеме пространственной отнесенности психических процессов, которая коренится в особенностях классической научной рациональности: «Нам напомнят, что о пространственности психического в соответствии с Декартовым противопоставлением души и тела говорить вовсе не принято. Итак, мы получаем

129

следующую картину. Психическое обладает предметно-смысловой реальностью, которая, существуя во времени… не существует в пространстве. Отсюда обычно и возникает банальная идея поместить эту странную реальность, т. е. психическое, в пространстве мозга» (Зинченко, 1977. С. 110).

Группа «конструктивистских» объяснений состоит из таких, которые хотя и включают в себя сведения (как считает Пиаже — необходимый элемент любого объяснения), но все же основной упор делается при этом на процессах конструирования. Здесь Пиаже выделяет следующие три группы объяснения: 1) те, которые стремятся координировать в системы различные законы обучения как прижизненного приобретения новых адаптивных форм поведения; 2) те, которые стремятся объяснить эти новые формы поведения, не прибегая к понятию научения; 3) те, которые апеллируют к абстрактным «моделям» как к наиболее полному и общему выражению психологических механизмов, стоящих за внешне разнообразными формами поведения.

К первому виду подобных объяснений Пиаже относит теорию К. Халла. Во-первых, Халл и его последователи, выделяя отдельные законы — ассоциаций, градиентов цели, навыков, проявления и устранения потребностей и т. д., устанавливали определенную иерархию в отношении дедукции одного закона из другого. На низшем уровне, который они называли «наивной дедукцией», согласование законов производилось с помощью обычного языка и здравого смысла. Второй уровень дедукции — с помощью понятия вероятности и методов анализа вероятности. Третий уровень дедукции, которого стремился достичь сам Халл, привлекая для этой цели логиков, специалистов в области аксиоматики, — это система логических постулатов и установления правил связи и вывода друг из друга всех входящих в нее звеньев.

130

Во-вторых, разработка такого рода объяснений может быть связана с выделением «новых структур, рассматриваемых на высшем уровне. Например, одно из центральных понятий теории научения Халла — понятие «иерархические семейства навыков» — соответствует глобальной структуре, объяснительная сила которой относительно независима от возможного сведения к органическому, не обязательно предполагаемого этой объяснительной схемой.

Следующий, по Пиаже, тип «объяснения через поведение» — это, в его терминологии, «объяснение посредством генетической конструкции». Пиаже не дает сколько-нибудь развернутой общей характеристики этого вида объяснения, указывая только, что «некоторые теоретики развития считают созревание и научение, происходящее под влиянием среды, лишь двумя из ряда действующих факторов, никак не исчерпывающими всех возможных конструкций» (Пиаже, 1966. С. 180). К числу таких объяснений, по мысли Пиаже, относятся взгляды его учителя П. Жане, работы этологов (К. Лоренц, Н. Тинберген), наконец, генетическая теория интеллекта самого Пиаже.

Последний вид объяснения, по Пиаже, — это объяснение, «основанное на абстрактных моделях». Это может быть понято в двух различных смыслах. В первом случае обычное объяснение с помощью выраженных в языке понятий («наивная дедукция») подменяется схемами, техническими моделями, вероятностными или логическими «моделями», и тогда, по мысли Пиаже, все это дополняет различные варианты редукции, а применение специальных языков гарантирует (или создает иллюзию гарантии) точность и придает всей конструкции респектабельный вид. В этом случае модель Прямо не касается реальной основы.

131

Во втором смысле «объяснение с помощью абстрактной модели имеет своей основной целью выявить то общее, что имеется у различных возможных реальных моделей. Даже в тех случаях, когда абстрактная модель не достигает этой высокой степени обобщения, она в ряде случаев помогает выявить определенное число достаточных условий для того, чтобы применить такого рода объяснения, а это уже многое» (Пиаже, 1966. С. 182).

По Пиаже, применение абстрактных моделей выполняет три полезные функции в общей теории психологического объяснения. Во-первых, они делают дедукцию более точной, во-вторых — позволяют обнаружить новые связи между явлениями, в-третьих, позволяют устанавливать новые причинные связи, до этого не поддававшиеся анализу. Излагая данную типологию видов объяснения в психологии, М. С. Роговин (1979) критикует ее за некоторую нечеткость деления между редукцией и конструированием, а также отсутствие функциональных объяснений. Однако, несмотря на эти особенности, приведенная типология и до сих пор остается значительнейшим достижением в данной области.

Таким образом, анализ проблемы позволил выделить важнейшие ее аспекты. Объяснение в психологии подчинено нескольким методологическим требованиям. Прежде всего, психологическое объяснение должно оставаться в рамках предметной области психологии. Во-вторых, психологическое объяснение не должно низводить закономерности объясняемой реальности к закономерностям более элементарной, хотя тоже психологической реальности. В этом смысле редукционистским было бы утверждение о том, что ребенок не готов к школе потому, что у него не сформированы некоторые интеллектуальные операции. В-третьих, объяснение в психологии должно по возможности полно отражать все многообразие

132

Причинно-следственных связей в изучаемой психической реальности. Методологически ошибочной является подмена причины следствием или указание на лишь одну из зависимостей в более сложном цикле причинно-следственных связей («подростку не интересно учиться, потому что его тянет к общению со сверстниками»). Формулируя объяснение, необходимо помнить о сложном, нелинейном характере причинно-следственных связей в реальности, которую изучает психология.

studfiles.net

4.4. Объяснение и редукция в психологии

Одна из сложнейших проблемных областей пси­хологии — проблема объяснения. При чтении лите­ратуры по методологическим проблемам психологии возникает чувство, что в эту проблемную область многие авторы предпочитают не вторгаться и тихо обходить ее стороной. Публикации по этой теме не­многочисленны, и некоторые работы (например, Пиаже, 1966) цитируются уже не один десяток лет. Причина в том, что в данной проблеме достаточно сложно развести гносеологические и психологиче­ские аспекты.

К гносеологическим (т. е. связанным с общими за­кономерностями познания) аспектам проблемы от­носится типологизация видов объяснения, логиче­ские аспекты научного объяснения, редукция в науч­ном объяснении.

В философии и логике объяснением называют ло­гический вывод, осуществляемый в терминах опреде­ленной предметной области, о существенных призна­ках и связях объясняемого предмета. Нередко объясне­ние определяют как процесс, осуществляющийся через познание законов, которым подчиняется объясняемый объект (Роговин, 1979). Редукцией называют методологический прием сведения каких-либо данных к более простым исходным началам. Редукционизмом называ­ют «методологический принцип, согласно которому высшие формы материи могут быть полностью объ­яснены на основе закономерностей, свойственных низшим формам» (ФЭС. С. 575). Редукционизм в нау­ке, таким образом, всегда связан с выходом объясне­ния за рамки предметной области данной науки. В учебных пособиях по психологии нередко опреде­ляют редукционизм как упрощающее объяснение, низводящее объясняемую реальность к более эле­ментарному уровню, а редукцией — привлечение объяснительных принципов, схем и моделей других наук, выполняющее конструктивную роль в объясне­нии психической реальности (например, Абдурахманов, 2002). Именно в психологии проблема объясне­ния и редукции стоит наиболее остро. В. П. Зинченко и М. К. Мамардашвили раскрывают причины такого положения: «Стремление к поиску объективных ме­тодов психологического исследования, равно как и потеря веры в их существование, порождают в психо­логии беспрецедентные для любой другой науки по своему разнообразию формы редукции психическо­го. При этом расширяющиеся полезные междисцип­линарные связи психологической науки приводят к потере предмета собственного исследования. Именно так возникли и ныне сосуществуют многочисленные варианты редукционизма: нейрофизиологический, ло­гико-педагогический, информационно-кибернетиче­ский, социокультурный и пр.» (1977. С. 109).

К психологическим аспектам проблемы относят­ся особенности познавательной сферы и личности, оказывающие влияние на познание реальности в ходе научного исследования. Как отмечают А. Г. Аллахвердян, Г. Ю. Мошкова, А. В. Юревич и М. Г. Ярошевский, «практически все основные свойства человече­ского ума находят выражение в научном мышлении, отливаясь в его качества, которые признано считать онтологически обусловленными» (Психология науки, 1998. С. 37—38). Мы очень кратко рассмотрим психологические аспекты проблемы, прежде чем пе­рейти к гносеологическим.

К психологическим особенностям человеческого мышления, влияющим на объяснение, относится стремление воспринимать мир упорядоченным, «уло­женным в систему причинно-следственных связей» (Там же. С. 36). Стремление к причинно-следствен­ным объяснениям рассматривается как универсаль­ное свойство человеческого ума, которое выражено у ученых более ярко. Многие ученые, интервьюиро­ванные специалистами по психологии науки, вос­принимают страсть к причинно-следственным объяснениям как параноидальную. Так, специалист по психологии научной деятельности Б. Эйдюсон говорит о науке как институционализированном параноидальном мышлении. В результате занятия наукой ученые интериоризуют требования, существующие вначале в качестве внешней необходимости, и прин­ципы вроде «бритвы Оккама», «минимизации числа независимых переменных», становятся естественными для мыслительного процесса в науке (Там же.1998). Правда, ученые способны отрефлексировать особенности собственного ума и отделить их от требований познавательной задачи. М. Махони обнару­жил поучительную связь между мерой осознания «человеческого» происхождения основных свойств на­учного мышления и его продуктивностью: «Чем крупнее ученый, тем лучше он осознает, что… откры­ваемые им факты, описания и дефиниции являются продуктом его собственного ума» (Там же. С. 38). Та­ким образом, способность к рефлексии обеспечивает ученому больший успех в его деятельности. Другая психологическая особенность ученого, влияющая на его объяснение изучаемой реальности, — особенностьобобщенного Другого, которому дается объяснение (например, при написании текста). Немногие авто­ры, которые пишут о проблеме объяснения в психо­логии (Психология науки, 1998; Роговин, 1979) под­черкивают, что с психологической точки зрения объ­яснение — коммуникативный акт, развернутый в виде диалога, даже если объяснение дается самому себе.

Среди гносеологических аспектов проблемы мы остановимся на типологии видов объяснения в науке и проблеме редукции в научном объяснении. Одни из немногих публикаций, где освещена данная тема, — работы М. С. Роговина (1979, 1988). Прежде всего, М. С. Роговин разделяет понимание и объяснение как различные познавательные действия. Понима­ние индивидуально и монологично, объяснение коммуникативно и диалогично. Объяснение с гно­сеологической точки зрения — определение того, действию каких законов подчиняется объясняемый объект. М. С. Роговин отмечает, что некоторые ав­торы тяготеют к минимальному числу видов объяс­нений, и приводит типологию, предложенную аме­риканским исследователем поведения Д. Дейчем, который выделяет всего два типа объяснений. Пер­вый он обозначает как «описательный», или «обоб­щающий», второй — «структурный», т. е. «нейро­физиологический» или «механический». Фактиче­ски же, по мнению автора, это — две фазы или стадии объяснения. Первая фаза связана с объяснением не­посредственно наблюдаемого поведения, вторая с идентификацией элементов этого поведения в ней­рофизиологических терминах.

Обобщающее объяснение заключается, по Д. Дей­чу, в том, что, наблюдая определенные форма пове­дения, мы можем прийти к заключению, что в опре­деленных условиях, скажем в ситуации научения, та­кие формы поведения отмечаются всегда. Это значит, мы констатируем, что данный факт есть частный слу­чай или по меньшей мере чрезвычайно близкое явле­ние к тому, что мы определяем как некоторую общую закономерность. В структурном объяснении изучае­мое явление или факт рассматриваются как свойст­во материальной структуры, системы, механизма, а не как член класса. Формулировка (пусть гипотетиче­ская) «структуры», «системы» или «механизма» не включает в себя данное наблюдение и связей по ана­логии. Оно независимо от наблюдаемого потому, что производится на ином уровне реальности.

Проблема объяснения и редукции в психологии была проанализирована Ж. Пиаже (1966). Прежде всего, Пиаже исходит из идеи множественности ви­дов объяснения в психологии и выделяет два основ­ных вида объяснительных моделей, в зависимости от того, направлены они: а) на сведение сложного к бо­лее простому или психологического к внепсихологическому или б) на конструктивизм, в большей или меньшей степени остающийся внутри границ пове­дения (см.: Пиаже, 1966. С. 167). Объяснения путем сведения (редукционизм), в свою очередь, делятся на две группы, в зависимости от того, к чему они сводятся: либо остаются в рамках собственно психологических, либо выходят за рамки психологии. В соответствии с этим Пиаже выделяет еще три типа редукционизма: со­циологический, физикалистский и физиологический.

Примером редукционистского объяснения в рамках психологии Пиаже считает психоанализ как истолко­вание поведения по одному и тому же причинному принципу. Объяснения путем социологического или психосоциологического сведения, по Пиаже, не явля­ются редукционистскими, поскольку это «схема взаи­модействия одного уровня». Сюда попадают очень разнородные течения: это и неопсихоанализ Э. Фром­ма и К. Хорни, и исследование познавательных реакций (от работ Дж. М. Болдуина и П. Жане) вплоть до работ самого Пиаже и его школы; сюда Пиаже вклю­чает также взгляды Л. С. Выготского и А. Р. Лурии (главным образом в плане анализа речи), социомет­рию Я. Морено и т. д. Следующий намечаемый Ж. Пиаже тип «сведения» — физикалистское сведе­ние. В качестве примера Пиаже приводит интерпре­тацию В. Келером и Т. Валлахом так называемого эффекта последействия, заключающегося в изме­нении оценки величины или формы воспринимае­мой фигуры, когда это восприятие имеет место вслед за восприятием другой фигуры в той же обла­сти зрительного поля. Келер и Баллах стремились выразить проявляющиеся здесь различные виды насыщения и их динамику с возрастом в чисто фи­зических (биоэлектрических) терминах различий потенциалов и электросопротивления, исключая при этом всякую познавательную активность субъ­екта как высшей регулирующей инстанции.

Следующий вид редукции, пожалуй, наиболее распространенный из описанных Пиаже — органи­ческое сведение. Сюда относятся различные вари­анты нейрофизиологического редукционизма. Пи­аже говорит о необходимости дополнения такого сведения конструктивистскими объяснениями, на­пример, на основе абстрактного конструирова­ния-построения связей интрапозиционной логики (конъюнкции, дизъюнкции, импликации, исклю­чения и т. д.). В работе В. П. Зинченко и М. К. Мамардашвили (1977) показано, что причины наиболь­шей распространенности именно нейрофизиологи­ческого редукционизма — в нерешенной проблеме пространственной отнесенности психических про­цессов, которая коренится в особенностях класси­ческой научной рациональности: «Нам напомнят, что о пространственности психического в соответ­ствии с Декартовым противопоставлением души и тела говорить вовсе не принято. Итак, мы получаем следующую картину. Психическое обладает пред­метно-смысловой реальностью, которая, существуя во времени… не существует в пространстве. Отсюда обычно и возникает банальная идея поместить эту странную реальность, т. е. психическое, в пространст­ве мозга» (Зинченко, 1977. С. 110).

Группа «конструктивистских» объяснений состо­ит из таких, которые хотя и включают в себя сведения (как считает Пиаже — необходимый элемент любого объяснения), но все же основной упор делается при этом на процессах конструирования. Здесь Пиаже выделяет следующие три группы объяснения: 1) те, которые стремятся координировать в системы раз­личные законы обучения как прижизненного приоб­ретения новых адаптивных форм поведения; 2) те, которые стремятся объяснить эти новые формы по­ведения, не прибегая к понятию научения; 3) те, ко­торые апеллируют к абстрактным «моделям» как к наиболее полному и общему выражению психологи­ческих механизмов, стоящих за внешне разнообраз­ными формами поведения.

К первому виду подобных объяснений Пиаже отно­сит теорию К. Халла. Во-первых, Халл и его последо­ватели, выделяя отдельные законы — ассоциаций, градиентов цели, навыков, проявления и устране­ния потребностей и т. д., устанавливали определен­ную иерархию в отношении дедукции одного закона из другого. На низшем уровне, который они называ­ли «наивной дедукцией», согласование законов про­изводилось с помощью обычного языка и здравого смысла. Второй уровень дедукции — с помощью по­нятия вероятности и методов анализа вероятности. Третий уровень дедукции, которого стремился до­стичь сам Халл, привлекая для этой цели логиков, специалистов в области аксиоматики, — это система логических постулатов и установления правил связи и вывода друг из друга всех входящих в нее звеньев.

Во-вторых, разработка такого рода объяснений мо­жет быть связана с выделением «новых структур, рас­сматриваемых на высшем уровне. Например, одно из центральных понятий теории научения Халла — по­нятие «иерархические семейства навыков» — соот­ветствует глобальной структуре, объяснительная сила которой относительно независима от возможно­го сведения к органическому, не обязательно предпо­лагаемого этой объяснительной схемой.

Следующий, по Пиаже, тип «объяснения через поведение» — это, в его терминологии, «объясне­ние посредством генетической конструкции». Пиа­же не дает сколько-нибудь развернутой общей ха­рактеристики этого вида объяснения, указывая только, что «некоторые теоретики развития счита­ют созревание и научение, происходящее под влия­нием среды, лишь двумя из ряда действующих фак­торов, никак не исчерпывающими всех возможных конструкций» (Пиаже, 1966. С. 180). К числу таких объяснений, по мысли Пиаже, относятся взгляды его учителя П. Жане, работы этологов (К. Лоренц, Н. Тинберген), наконец, генетическая теория ин­теллекта самого Пиаже.

Последний вид объяснения, по Пиаже, — это объяснение, «основанное на абстрактных моде­лях». Это может быть понято в двух различных смыслах. В первом случае обычное объяснение с помощью выраженных в языке понятий («наивная дедукция») подменяется схемами, техническими моделями, вероятностными или логическими «мо­делями», и тогда, по мысли Пиаже, все это допол­няет различные варианты редукции, а применение специальных языков гарантирует (или создает ил­люзию гарантии) точность и придает всей конст­рукции респектабельный вид. В этом случае модель прямо не касается реальной основы.

Во втором смысле «объяснение с помощью абст­рактной модели имеет своей основной целью выя­вить то общее, что имеется у различных возможных реальных моделей. Даже в тех случаях, когда абстракт­ная модель не достигает этой высокой степени обобще­ния, она в ряде случаев помогает выявить определенное число достаточных условий для того, чтобы приме­нить такого рода объяснения, а это уже многое» (Пи­аже, 1966. С. 182).

По Пиаже, применение абстрактных моделей выполняет три полезные функции в общей теории пси­хологического объяснения. Во-первых, они делают дедукцию более точной, во-вторых — позволяют об­наружить новые связи между явлениями, в-третьих, позволяют устанавливать новые причинные связи, до этого не поддававшиеся анализу. Излагая данную ти­пологию видов объяснения в психологии, М. С. Рого­вин (1979) критикует ее за некоторую нечеткость де­ления между редукцией и конструированием, а также отсутствие функциональных объяснений. Однако, несмотря на эти особенности, приведенная типоло­гия и до сих пор остается значительнейшим достиже­нием в данной области.

Таким образом, анализ проблемы позволил выде­лить важнейшие ее аспекты. Объяснение в психоло­гии подчинено нескольким методологическим тре­бованиям. Прежде всего, психологическое объясне­ние должно оставаться в рамках предметной области психологии. Во-вторых, психологическое объясне­ние не должно низводить закономерности объясняе­мой реальности к закономерностям более элементар­ной, хотя тоже психологической реальности. В этом смысле редукционистским было бы утверждение о том, что ребенок не готов к школе потому, что у него не сформированы некоторые интеллектуальные опе­рации. В-третьих, объяснение в психологии должно по возможности полно отражать все многообразиепричинно-следственных связей в изучаемой психи­ческой реальности. Методологически ошибочной яв­ляется подмена причины следствием или указание на лишь одну из зависимостей в более сложном цикле причинно-следственных связей («подростку не инте­ресно учиться, потому что его тянет к общению со сверстниками»). Формулируя объяснение, необходи­мо помнить о сложном, нелинейном характере при­чинно-следственных связей в реальности, которую изучает психология.

studfiles.net

Психологическая энциклопедия — редукционизм

Согласно иерархии наук, предложенной О. Контом, самое высокое положение отводится математике, далее следуют астрономия, физика, биология, этика и социология. Хотя совр. стандарты делают ранжирование Конта сомнительным, его логика вполне очевидна: чем проще объекты измерения, тем фундаментальнее наука. Сегодня более точной порядковой репрезентацией представления Конта была бы иная последовательность: физика, химия, биология, психология, социология и, возможно, экономика. Р. можно рассматривать как филос. позицию, заключающуюся в сведении сложных явлений к более простым и предположительно более «базовым» по своей природе элементам. Для логических позитивистов Р. приобретает дополнительное, узкоспециальное значение требования, чтобы непосредственно наблюдаемые чувственные данные использовались в качестве базисных пунктов для фактуальных утверждений.

Р. привлекает тех, кто стремится достичь согласованности между науками на пути концептуализации всех объектов наблюдения как опирающихся на меньшие по величине, более фундаментальные сущности, к-рые в конечном итоге можно свести к мельчайшим строительным блокам физики. Если аналогия бильярдного шара иллюстрирует механистическое представление о причинности, то иерархическую взаимозависимость между науками можно, наверное, представить как последовательные соединения строительных материалов (напр., песок, кирпичи, стены, дома).

Как правило, редукционисты не настаивали на возврате к физике для удовлетворения требований науки, а довольствовались обращением к непосредственно предшествующему ей уровню интерпретации. Так, биолог-редукционист скорее мог бы обратиться за объяснением не к физике, а к биохимии. Дело, однако, в том, что теоретически все явления, какими бы они ни были, зависят от активности мельчайших физ. частиц во вселенной.

Редукционистская философия в психологии в полной мере представлена бихевиористами, к-рые верили в превосходство физ. наук. Так, Уотсон и Мак-Дугалл утверждали, что для объяснения поведения им не нужно ничего, «кроме известных законов физики и химии». Как и логические позитивисты, отдававшие предпочтение определениям, выведенным на основе операций, осуществляемых при проведении релевантных наблюдений, нек-рые эксперим. психологи тоже, став «операционалистами», определяют ощущения на основе способности организма к различению (т. е. делают все выводы на основании фактического поведения). Иными словами, бихевиорист, разделяя редукционистский взгляд на поведение как на рез-т действия физиолог. и биохимических законов, как правило, отвергает понятие разума.

Хотя бихевиористы обычно признавали, что при модификации поведения имеют место неврологические изменения, в большинстве случаев они наблюдали поведение как таковое, оставляя специалистам по физиолог. психологии выявление причинных связей между физиолог. изменениями и поддающейся наблюдению активностью. Кроме того, нек-рые эксперим. психологи дистанцировались от редукционистских допущений и попытались вернуть «разум» в психологию. Э. Толмен говорил об образовании когнитивных карт у проходящих лабиринт крыс и различал «молекулярные факты физики и физиологии» и «молярные свойства поведенческих актов».

Позиция Толмена пробила брешь в редукционистском мировоззрении, отстаивая принципиальную возможность проведения анализа явлений на их собственных уровнях описания и столь же принципиальную недопустимость возвращения в объяснениях к более простым элементам. Можно выделить 4 возможных отношения к редукционистской позиции: а) все научные объяснения сводимы к уровню базовых элементов физики; б) все научные объяснения сводимы, в принципе, к уровню базовых элементов физики, но это неосуществимо на практике; в) по крайней мере, нек-рые научные объяснения даже в принципе несводимы к уровню базовых элементов физики; г) каждая научная дисциплина должна придерживаться собственного уровня анализа и прогнозирования, и только физ. явления объяснимы на уровне базовых элементов физики. Следовательно, отношение к Р. влияет не только на характер искомых объяснений, но и на представление о взаимосвязанности наук.

Нек-рые психологи, в частности Э. Р. Газри и Дж. Б. Уотсон, безоговорочно поддерживали идеи Р. и оставались верны им на протяжении всей научной карьеры. Др. же, напр. З. Фрейд, начали свою деятельность как редукционисты, однако, попытавшись понять и изменить поведение людей, рассматривая его как молярное явление, столкнулись с такими трудностями, что вынуждены были скорректировать свои представления. Будучи неврологом, Фрейд пытался установить соответствие между мозгом и психич. явлениями. Однако, как отметил Паризи, «за годы своей научной деятельности Фрейд преуспел в том, что касалось отказа от идеи первичности биологии». Действительно, несмотря на то, что во время своего непродолжительного пребывания в Салпетрире он познакомился с авторитетной т. зр. Шарко на симптомы истерии как следствие повреждений мозговой ткани, он все же вынужден был заметить, что «повреждение, наблюдаемое при истерическом параличе, может совершенно не зависеть от анатомии НС». По-видимому, еще в начале карьеры врачебная практика Фрейда привела его к отказу от редукционистской позиции. Он сталкивался с такими проявлениями психопатологии, к-рые непросто было объяснить дисфункцией мозга, а потому был вынужден отказаться от редукционистских объяснений.

Трудности, с к-рыми столкнулся Фрейд, испытывает любой психолог, если ему приходится отвечать на типичные вопросы обывателя: «Как можно «вылечить» реакцию тревоги? Как можно повысить заинтересованность рабочего, стоящего у конвейера, в рез-тах его труда? Как можно помочь детям из группы риска?» Поэтому не приходится удивляться, что Р. принес психологам больше пользы как некий теорет. ориентир, чем как руководство к действию. Когда дело касается практики, психологи проявляют большую склонность к прагматизму, чем к Р.

См. также Бихевиоризм, Логический позитивизм, Механистическая теория, Молярные/молекулярные конструкты

Э. Вагнер

www.xn--80aacc4bir7b.xn--p1ai