Лекция 3. От античного прагматизма к средневековому провиденциализму
Нашествия варваров привели Римское государство к распаду и нанесли тяжелый ущерб античной цивилизации. Церковь заняла монопольное положение в области интеллектуальной жизни, и в том числе в области написания исторических произведений. Известный принцип «философия — служанка богословия» может быть распространен на историографию, которая также была подчинена церкви и служила богословию.Существенной особенностью насаждаемых церковью представлений об истории являлось противопоставление земной жизни, в которой царствует мирская суета, низменные людские страсти и пороки, ужасы и опасности, плач и рыдания, царству божию, в котором для праведных наступает вечное блаженство, установится полная гармония, и человек станет бессмертным. Недаром важнейший труд теоретика христианства отца церкви Аврелия Августина (354—430 гг.) назывался «О граде бо-жием», недаром блаженный Августин убеждал в этом труде, что жизнь есть царство смерти, а смерть ведет к вечной жизни. Идея эта настолько прочно утвердилась в богословии, что в 1198 г., почти через восемь веков после Августина, будущий папа Иннокентий III написал специальное сочинение «О презрении к миру».
Согласно уверениям средневековых церковных теоретиков, не только деньги и имущество, но и науки и искусства, отечество и государство и даже брак и семья являются лишь дьявольскими призраками.1 Это аскетическое учение становилось особенно необходимым в условиях превращения христианства в религию не только угнетенных, но и угнетателей, в официальную религию/эксплуататорского государства. Вера в загробную жизнь и аскетическое презрение к земным благам были призваны примирить угнетенных с тяготами эксплуатации и удерживать их от борьбы. Аскетические взгляды и отрицательное отношение
к мирской жизни отражались на подборе исторических событий, их трактовке, характеристиках и оценках исторических деятелей. История подразделялась на священную и светскую, причем первая занимала более почетное место в средневековой идеологии, культуре и пропаганде, чем вторая. Библейская священная история и жития святых излагаются возвышенным, а события светской жизни — будничным стилем. Преимущественный интерес к божественному сказывается в том, что при описаниях людей терялись их индивидуальные особенности и живые черты и сами описания подгонялись под назидательные штампы. При этом особо выделялись такие качества, как усердное почитание божественной службы, защита сирых, приверженность евангельскому учению, борьба с еретиками и «погаными» или справедливость, основанная на христианских нормах. При таких обстоятельствах портреты исторических деятелей, которые ярко были представлены в античной литературе, превращаются в подобие икон. Ветхозаветные мифы о сотворении мира в шесть дней, о потопе, о вавилонском столпотворении и новозаветные — о непорочном зачатии, воскресении распятого Христа корнями своими уходили в древнюю языческую мифологию. Средневековые историки повторяли и дополняли их новыми рассказами о чудесах и предзнаменованиях. Особенно в этом отношении характерны жития святых, получившие широкое распространение в православной и католической литературе.
Важнейшей особенностью средневековой историографии является провиденционализм, оттеснявший прагматизм античной исторической мысли. Через всю книгу Августина «О граде бо-жием» проходят уверения, что история развивается по божественному предначертанию, люди же являются слепыми исполнителями божественного замысла, а их разум и воля не способны изменить ход истории. Исторический процесс Августин пред7 ставлял как планомерную эволюцию божественного единства. «Как в семени невидимо заключается все, что должно с течением времени вырасти в дерево, так должно думать и относительно самого мира». Все его позднейшие превращения предвосхищены божественным замыслом, заложенном в мире уже во время его сотворения. Августин признает, что в мире совершается много зла. Как же это зло согласуется с божественным предопределением? Отвечая на этот трудный для всякого поборника провиденциализма вопрос, Августин утверждает, что зло допускается богом, чтобы добро «в большей степени нравилось и представлялось более достойным похвалы». От людей бывает скрыто, каким образом зло служит совершенству творения, но самому богу это «весьма известно».
Нашествия варваров привели Римское государство к распаду и нанесли тяжелый ущерб античной цивилизации. Церковь заняла монопольное положение в области интеллектуальной жизни, и в том числе в области написания исторических произведений. Известный принцип «философия — служанка богословия» может быть распространен на историографию, которая также была подчинена церкви и служила богословию.
Существенной особенностью насаждаемых церковью представлений об истории являлось противопоставление земной жизни, в которой царствует мирская суета, низменные людские страсти и пороки, ужасы и опасности, плач и рыдания, царству божию, в котором для праведных наступает вечное блаженство, установится полная гармония, и человек станет бессмертным. Недаром важнейший труд теоретика христианства отца церкви Аврелия Августина (354—430 гг.) назывался «О граде бо-жием», недаром блаженный Августин убеждал в этом труде, что жизнь есть царство смерти, а смерть ведет к вечной жизни. Идея эта настолько прочно утвердилась в богословии, что в 1198 г., почти через восемь веков после Августина, будущий папа Иннокентий III написал специальное сочинение «О презрении к миру».
Согласно уверениям средневековых церковных теоретиков, не только деньги и имущество, но и науки и искусства, отечество и государство и даже брак и семья являются лишь дьявольскими призраками.1 Это аскетическое учение становилось особенно необходимым в условиях превращения христианства в религию не только угнетенных, но и угнетателей, в официальную религию,эксплуататорского государства. Вера в загробную жизнь и аскетическое презрение к земным благам были призваны примирить угнетенных с тяготами эксплуатации и удерживать их от борьбы. Аскетические взгляды и отрицательное отношение
к мирской .жизни отражались на подборе исторических событий, их трактовке, характеристиках и оценках исторических деятелей.2 История подразделялась на священную и светскую, причем первая занимала более почетное место в средневековой идеологии, культуре и пропаганде, чем вторая. Библейская священная история и жития святых излагаются возвышенным, а события светской жизни — будничным стилем. Преимущественный интерес к божественному сказывается в том, что при описаниях людей терялись их индивидуальные особенности и живые черты и сами описания подгонялись под назидательные штампы. При этом особо выделялись такие качества, как усердное почитание божественной службы, защита сирых, приверженность евангельскому учению, борьба с еретиками и «погаными» или справедливость, основанная на христианских нормах. При таких обстоятельствах портреты исторических деятелей, которые ярко были представлены в античной литературе, превращаются в подобие икон. Ветхозаветные мифы о сотворении мира в шесть дней, о потопе, о вавилонском столпотворении и новозаветные — о непорочном зачатии, воскресении распятого Христа корнями своими уходили в древнюю языческую мифологию. Средневековые историки повторяли и дополняли их новыми рассказами о чудесах и предзнаменованиях. Особенно в этом отношении характерны жития святых, получившие широкое распространение в православной и католической литературе.
Важнейшей особенностью средневековой историографии является провиденцисналйзм, оттеснявший прагматизм античной исторической мысли. Через всю книгу Августина «О граде бо-жием» проходят уверения, что история развивается по божественному предначертанию, люди же являются слепыми исполнителями божественного замысла, а их разум и воля не способны изменить ход истории. Исторический процесс Августин пред’ ставлял как планомерную эволюцию божественного единства. «Как в семени невидимо заключается все, что должно с течением времени вырасти в дерево, так должно думать и относительно самого мира».3 Все его позднейшие превращения предвосхищены божественным замыслом, заложенном в мире уже во время его сотворения. Августин признает, что в мире совершается много зла. Как же это зло согласуется с божественным предопределением? Отвечая на этот трудный для всякого поборника провиденциализма вопрос, Августин утверждает, что зло допускается богом, чтобы добро «в большей степени нравилось и представлялось более достойным похвалы». От людей бывает скрыто, каким образом зло служит совершенству творения, но самому богу это «весьма известно».
Впрочем, иногда Августин раскрывает высший божественный смысл исторических событий, которые при первом взгляде кажутся злыми и греховными. Так, он объясняет скрытый смысл возвышения Рима и утверждения мирового господства, далекого от христианских идеалов Римского государства. Главной чертой древних римлян, говорит Августин, было честолюбие, жажда славы. Для своего прославления, во славу родины они совершали героические поступки и терпели страдания. Эти поступки и страдания весьма поучительны: если их можно было осуществлять во имя земных целей и земной родины, то никакие подвиги и жертвы ради небесной родины не должны казаться невозможными.4 Так, доблести римлян, служившие ложным целям, становились назиданием для христиан и помогали им продвигаться к полному торжеству царства божия. Так как люди не в состоянии сразу вместить все божие откровение, бог внушает его постепенно, порциями, подобно тому как ребенка учат читать по слогам. Именно в постепенном продвижении человечества к царству вечной жизни Августин вместе с другими средневековыми богословами видел содержание исторического процесса и исторический прогресс.
Мы уже говорили, что поборникам провиденциалистской концепции трудно было объяснить, как всеблагой и всемогущий бог допускает зло. Августин уверял, что если бы не было зла, люди не умели бы ценить добро, но этот тезис не представлялся достаточно убедительным даже ему самому. И он дополнял эти объяснения рассуждениями о человеческой природе и о свободе воли, которые были подавлены силой зла, с одной стороны, и о божественной благодати, которая являлась источником добрых поступков,— с другой. Однако и эти рассуждения были неубедительными, поскольку возбуждали вопрос: почему созданный по образцу и подобию бога человек от природы подавлен силой зла? Что же касается свободы воли, то, допуская ее, Августин фактически не оставлял на ее долю никакого простора, заявляя, что и она «была предвидена богом в числе необходимых причин». Оказывалось, что и причины зла на земле тоже были предопределены, запланированы самим создателем.
Противоречие между учением о божественном предопределении и свободе воли таило немалые опасности для церкви. В самом деле, если человек не способен изменить предначертанное богом и бог ведет его от колыбели до могилы, то становятся лишними и церковные проповеди, и религиозные запреты, и молитвы. Ведь они не меняют божественного замысла и божьей благодати. Да и в грехе человек становится неповинным, так как его поступки предопределены заранее. Церковь, конечно, не могла согласиться с такой трактовкой предопределения, свободы воли и зла.
Наиболее доходчивым и конкретным для масс объяснением зла было признание существования дьявола — носителя и возбудителя зла. И в средневековой идеологии дьявол действительно занимал заметное место. Он фигурировал в библейских мифах и перешел из них в средневековую литературу и догматику. Правда, мистические представления о добром начале, воплощаемом богом отцом и Христом, и о злом начале, воплощаемом дьяволом, сатаной, антихристом, проявлялись в сознании средневековых течений по-разному. Манихеи, например, видели в сатане как бы сотворца; дуализм по существу превращался у них в двоебожие, поэтому Августин боролся с ними, как с еретиками. Но, в той или иной мере дуалистическое представление о борьбе бога и дьявола за каждого человека и вообще о борьбе божественного и сатанинского начал было типичным для средневекового сознания и отчетливо проявлялось в средневековой историографии.
Боги и рок выступали в качестве действующих сил истории и у античных авторов; чудеса и предзнаменования также нередко попадали на страницы их произведений. Но для античной историографии было характерно критическое отношение к мифам и легендам. Она не была в такой степени начинена мистической колдовской чепухой как средневековая историография. Прови-денциалистская философско-историческая концепция знаменовала собой шаг назад от античного прагматизма и была ближе к мифологическим представлениям о решающей роли сверхъестественных сил в человеческой жизни, чем идеи древнегреческих и древнеримских историков, выдвигавших на авансцену человека с его земными стремлениями и целями, с присущим ему от природы естеством.
Отмечая, таким образом, что средневековый провиденциализм означал шаг или несколько шагов назад от античного прагматизма, мы в то же время должны учитывать, что движение историографии не может быть сведено только к этому отходу назад. Подобно развитию всей многовековой феодальной идеологии развитие средневековой историографии было сложным и противоречивым. Наряду с присущими ему реакционными чертами мы увидим, что сохранились некоторые завоевания античных историков и даже вырабатывались новые более прогрессивные трактовки исторического прошлого.
Далеко неоднозначным было отношение средневековых историков к античному наследству. Августин и другие отцы церкви IV V вв. еще часто пользовались творениями античных философов, поэтов и историков. Но затем христианская церковь часто выступала против обращения к античным мудрецам-язычникам. Можно даже отметить случаи, когда «эллинская мудрость» Платона или Аристотеля почиталась греховной. Так в ХІІ в. киевский митрополит Климент был обвинен смоленским священником Фомой в том, что он пишет «философией» языческих хитрецов Омира (Гомера), Аристотеля и Платона. И митрополит счел необходимым оправдываться, уверять, что он отнюдь не отклоняется от священного писания и не философствует в духе Платона и Аристотеля.5 Подобные обвинения и оправдания были заурядным явлением в истории православной и католической церкви средневековья. Лица, приемлющие «эллинские учения», сплошь да рядом предавались анафеме.
Но как на Западе, так и на Востоке периоды отрицания античного литературного наследия и его решительного осуждения чередовались с обращением к античным авторам и с их моралистическим истолкованием в духе христианства. При этом главная заслуга сохранения античного наследия принадлежала Византии.
Одним из выдающихся византийских историков, высоко ценившим античные историографические образцы, был Іігхжопий Кесартшскш!.. (между 490 и 507 — после 562 гг.). Он описал историю войн, которые император Юстиниан «вел как с восточными, так и с западными варварами». Следуя примеру Геродота, Прокопий не углублялся в легенды и мифы далекого прошлого, а описывал политические и военные события, хорошо ему известные. Следуя античным примерам, Прокопий обещает излагать события так, как они происходили, памятуя, что «риторике свойственно красноречие, поэзии — вымысел, а историку — истина». Для нас особенно важны реалистические описания Прокопием общественной жизни славян VI в., их отношения к рабам, их способов ведения войны.
Слабее повлияли античные образцы на византийские хроники, которыми пользовались древние русские летописцы. Среди них следует упомянуть монаха IX в. Георгия Амартола, который вел повествование от сотворения мира и начинил его множеством легенд. Но русские летописцы находили у «мниха Георгия» и его продолжателя отражавшие действительность известия об этнической карте мира, достоверные сведения о борьбе византийских императоров с соседними народами и факты, относящиеся к походам Руси на Царьград.
В XI — начале XII вв., когда византийская культура переживала пору своего расцвета, обращение к светской тематике и к человеческим стремлениям как причине исторических событий становится более заметным. Крупнейший историк Византии XI в. Михаил Пселл, признавая, что события истории он привык возводить к воле божественного провидения, в то же время признавал необходимым исследовать их земные причины и результаты. Подобно наиболее глубоким античным исследователям, он не ограничивал объяснение внешнеполитических поражений своей страны иноземными нашествиями и старался обнаружить признаки разложения Византии в периоды ее расцвета. «Дом рушится уже тогда,— писал он по этому поводу,— когда гниют крепящие его балки».8
Подобную светскую трактовку исторических событий не следует приписывать простому влиянию античной историографии, хотя труды древних ученых сравнительно лучше сохранились и больше изучались в Византии, чем в других регионах средневекового мира. Вопрос прежде всего заключается в том, почему античная историографическая традиция не была целиком задушена средневековым провиденциализмом и аскетизмом.
Дело заключается в том, что в средние века, как и в античный период, жизнь была исполнена мирских страстей, земных нужд и желаний. У самой церкви были земные интересы, проявлявшиеся в погоне за вотчинами и деньгами, в эксплуатации своих крестьян и прихожан, в притязании на светскую власть. Для осуществления своих целей господствующая верхушка требовала подчинения народа земным властям. В целях укрепления авторитета королей и князей объявлялось, что их прерогативы имеют божественное происхождение, а царства земные рассматривались как несовершенная имитация царства небесного. Понятно, что аскетизм и презрение к земным благам не могли приобрести всеобщего распространения. Самое умерщвление плоти рассматривалось прежде всего как удел монашества. Что же касается чрезмерной аскезы мирян и их стремления к подвигу на путях умерщвления плоти, то они расценивались официальной церковью как гордыня или даже как ересь.
Оставляя в теории нерешенным противоречие между божественным предопределением и свободой воли, средневековые богословы, философы и историки на практике требовали, чтобы, уповая на бога, люди в то же время не оставались в бездействии. В духе русской пословицы — «на бога надейся, а сам не плошай», они говорили, что богобоязненный воин должен сам заботиться о защите своего тела панцирем, а богобоязненный мореплаватель — о направлении своего судна кормилом. Ограничение аскезы и провиденциалистского подхода к событиям мирской жизни имело существенное значение для средневековой историографии и позволяло ей сохранять в известных пределах земную тематику и земные объяснения прошедших событий.
В летописях и анналах, выходивших из-под пера самых благочестивых монахов, мы постоянно встречаем описания политических событий и борьбы правителей за светские интересы.
Некоторые хронисты считали при этом необходимым искать оправдания тому, что они обращались к светским сюжетам и ссылались на наличие подобных сюжетов в Ветхом завете. Самые ярые приверженцы аскезы обвиняли хронистов, повествовавших о царях и полководцах, в суетности и греховности и называли их повествования «вздорной бабьей болтовней». Но именно благодаря «суетным и греховным» интересам средневековых историков их произведения представляют столь большое значение как исторический источник. Благодаря тому, что изгоняемая из исторической литературы земная жизнь все же проникла в нее, мы встречаем в средневековых хрониках и летописях не только многочисленные сведения о светских правителях и их внешнеполитической, а временами и внутриполитической деятельности, но и упоминания о положении народных масс, о народных бедствиях и народных волнениях. Характерное для всей средневековой историографии служение теологии не сделало исторические произведения совершенно монотонными и единообразными. Взгляды средневековых историков различались в зависимости от социальной среды, которую они отражали, и от изменений, которые претерпевала эта среда. Можно заметить отражение в летописях взглядов дружинников, а затем феодальных землевладельцев, в которых дружинники превращались, воздействие на хронистов тех или иных князей, церкви, иногда бюргерства.
Значительным достижением христианской историографии средневековья было ее понимание исторического времени не как циклического вечно возвращающегося на свои исходные позиции развития, а как развития поступательного, линейного, необратимого. Для средневековой христианской идеологии «священная история» шла от сотворения мира к закону Моисея (Ветхому завету), а от закона Моисея к Новому завету. Книги Нового завета обещают «новое небо и новую землю». Раннее христианство объявляло войну циклическим концепциям древности. Оно говорило, что по кругу блуждают нечестивцы. История же движется вперед к намеченной богом цели — к вечному блаженству. Так на место идеи циклического развития приходила идея прогресса. Периодизацию истории средневековые историки заимствовали из священного писания. Августин делил историю человечества на шесть периодов, подобно тому как на шесть дней было разделено сотворение мира: 1) от Адама до потопа, 2) от потопа до Авраама, 3) от Авраама до царя Давида, 4) от царя Давида до вавилонского пленения, 5) от вавилонского пленения до Христа и б) от рождения Христа до его грядущего второго пришествия и полного торжества града божия.
Наряду с августиновым делением всемирной истории на шесть периодов в средние века была распространена уже упоминавшаяся периодизация по четырем монархиям, заимствованная из библейской книги пророчеств Даниила, а затем подвергшаяся толкованию современника Августина блаженного Иеронима. Эта / периодизация прочно вошла в исторические произведения западного и византийского среднезековья. У Иеронима за Вавилонским мировым царством следовало Персидское, за ним царство Александра Македонского, и наконец Римское. Германские и итальянские хронисты обращались в XI в. к теории четырех монархий, когда обосновывали вселенские притязания германских королей, с одной стороны, и римских пап — с другой. И те и другие объявляли себя наследниками Римской мировой державы. В конце XV — начале XVI вв. теория преемственности мировых монархий была взята на вооружение русской великокняжеской публицистикой и историографией.
Христианство, ставшее официальной религией эксплуататорского общества, далеко отошло от нравственных идеалов ранних христиан. Уже Августин, признавая, что перед богом нет господ и нет рабов, добавлял: «В наш злой век равенство людей перед богом не исключает различий в общественном положении, и брат во Христе может быть рабом во плоти». И все же христианская мораль не только призывала угнетенных к покорности и непротивлению, но и угнетателей к милости и благотворительности. Конечно, пропаганда христианской любви и добра использовалась средневековой церковью для прикрытия религиозных войн, пыток инквизиции и сожжения еретикэв. Но было бы наивно сводить роль христианской морали к такому прикрытию. Ее гуманные принципы во многом объясняют широкое распространение христианства и его устойчивость.
Религия единого бога способствовала расширению кругозора средневековых историков, побуждала их писать не только о своем народе, но и о «христианском народе» в целом. Развивались взаимосвязи и взаимопонимание исторических литератур христианского мира. Нельзя также забывать, что средневековье было эпохой зарождения современных европейских национальностей, национальных языков и национальных государств. А это обстоятельство имело значение для развития национальных историографии. Средневековые историки проявляли большой интерес к происхождению народов и государств. И чем сильнее народности осознают себя как единство, тем настойчивее пробиваются в историографию тема порицания междоусобиц и патриотические призывы к обороне родной земли от иноземных завоевателей.
Эта тема и эти призывы временами звучат не менее настойчиво и громко, чем мотивы чисто религиозные. А временами они сами облекаются в религиозные одежды. В этих случаях борьба с иноземными завоевателями трактуется как борьба с иноверцами, с «погаными». Эти особенности средневековой историографии мы подробнее рассмотрим на примере замечательного произведения Киевской Руси «Повести временных лет».
readbookz.net
Тема 3. Средневековая западноевропейская историография VI
Общая характеристика историографической ситуации западноевропейского средневековья.Этапы развития средневековой историографии. Преемственность античной и средневековой историографии. Предпосылки формирования христианской традиции историописания.
Историко-философские воззрения А. Августина и их значение для исторической мысли. Переход от античного прагматизма к средневековому провиденциализму. Складывание теологической концепции истории. Библейская модель истории как основа христианского понимания процесса развития человечества. Линейная модель времени. Попытка создания периодизации: учение Августина о шести периодах истории. Отражение историко-теологических схем в практике историописаний.
Основные историографические источники. Аналлы: историографическая значимость. Виды хроник. Королевские хроники. «Большие французские хроники». Хроники крестовых походов. Городские хроники. Ж. Фруассар и его «Хроника». Хроники позднего средневековья. Принципы и методы работы средневековых хронистов.
Первые истории народов Западной Европы: эволюция концепций и жанровых особенностей. Кассиодор. Иордан. «История франков» Григория Турского. «Церковная история народа англов» Беды Достопочтенного. «История лангобардов» Павла Диакона. Характер источниковой базы. Принцип «одного источника». Компилятивность средневековых сочинений. Жития святых. Развитие агиографии как формы воплощения исторического сознания.
Особенности развития византийской историографии. Прокопий Кесарийский. Феофан Исповедник. Фотий. Традиционализм византийской культуры.
Священная и светская история. Тенденция усиления рационалистических светских элементов. Историко-биографический жанр. «Жизнь Карла Великого» Эйнгарда. Мемуары. Принципиальные особенности средневекового исторического сознания и его влияние на историографический процесс.
Тема 4. Начальные этапы древнерусской историографии
Истоки российской историографии. Былины и их исторический смысл. Летописи – первые письменные исторические произведения. Периодизация летописания. Провиденциализм как основа мировоззрения летописцев. Принципы составления летописей, приемы отбора и истолкования свидетельств. «Повесть временных лет». Складывание исследовательской тематики. Проблема происхождения Руси и княжеской династии. Осознание места Руси в окружающем мире.
Процессы в русском летописании XIV-XVI вв. Обоснование идеологии великокняжеской (царской) власти и ее отражение в общественно-политической и исторической мысли. Составление общерусского летописного свода. «Лицевой свод» как итог общерусского летописания. Усиление роли государства в составлении и редактировании летописных сводов. Хронографы. Возрастание интереса к всеобщей истории. Концепция происхождения Российского государства (теория «Москва – третий Рим») и власти Московских князей («Сказание о князьях Владимирских»). «Степенная книга» и ее влияние на последующие исторические сочинения. «История о Казанском царстве» как новый тип исторического сочинения. Сочинения Ивана IV. «История о великом князе Московском» А. Курбского. Историческая публицистика. Особенности начального этапа развития российской исторической мысли.
Тема 5. Историография эпохи Возрождения.
Принципиальное значение рубежа XIV-XV вв. Гуманистическое направление в культуре: влияние на исторические работы. Античность в историческом сознании и историографии Ренессанса. Складывание нового комплекса гуманитарных дисциплин. Основные школы. «Политико-риторическая школа» (Л. Бруни). «Новая политическая школа» (Н. Макиавелли). Труды западноевропейских историков – гуманистов (Ж. Боден, М. Монтень, Т. Мор, Ф. Бэкон и др.). Секуляризация исторического сознания и приемы исторической критики. Отход от провиденциализма, возвращение принципа античного прагматизма. Идеи циклизма и прогресса в истории. Осознание принципов новой периодизации.Отношение к историческим фактам и источникам. Совершенствование литературного стиля исторических трудов. Научные успехи историков-гуманистов и их влияние на развитие исторического знания.
cyberpedia.su
Лекция 3. От античного прагматизма к средневековому провиденциализму
Шапиро А.Л. • Историография с древнейших времен по XVIII век. Курс лекций • 1982 (ru)
Нашествия варваров привели Римское государство к распаду и нанесли тяжелый ущерб античной цивилизации. Церковь заняла монопольное положение в области интеллектуальной жизни, и в том числе в области написания исторических произведений. Известный принцип «философия — служанка богословия» может быть распространен на историографию, которая также была подчинена церкви и служила богословию.Существенной особенностью насаждаемых церковью представлений об истории являлось противопоставление земной жизни, в которой царствует мирская суета, низменные людские страсти и пороки, ужасы и опасности, плач и рыдания, царству божию, в котором для праведных наступает вечное блаженство, установится полная гармония, и человек станет бессмертным. Недаром важнейший труд теоретика христианства отца церкви Аврелия Августина (354—430 гг.) назывался «О граде бо-жием», недаром блаженный Августин убеждал в этом труде, что жизнь есть царство смерти, а смерть ведет к вечной жизни. Идея эта настолько прочно утвердилась в богословии, что в 1198 г., почти через восемь веков после Августина, будущий папа Иннокентий III написал специальное сочинение «О презрении к миру».
Согласно уверениям средневековых церковных теоретиков, не только деньги и имущество, но и науки и искусства, отечество и государство и даже брак и семья являются лишь дьявольскими призраками.1 Это аскетическое учение становилось особенно необходимым в условиях превращения христианства в религию не только угнетенных, но и угнетателей, в официальную религию/эксплуататорского государства. Вера в загробную жизнь и аскетическое презрение к земным благам были призваны примирить угнетенных с тяготами эксплуатации и удерживать их от борьбы. Аскетические взгляды и отрицательное отношение
к мирской жизни отражались на подборе исторических событий, их трактовке, характеристиках и оценках исторических деятелей. История подразделялась на священную и светскую, причем первая занимала более почетное место в средневековой идеологии, культуре и пропаганде, чем вторая. Библейская священная история и жития святых излагаются возвышенным, а события светской жизни — будничным стилем. Преимущественный интерес к божественному сказывается в том, что при описаниях людей терялись их индивидуальные особенности и живые черты и сами описания подгонялись под назидательные штампы. При этом особо выделялись такие качества, как усердное почитание божественной службы, защита сирых, приверженность евангельскому учению, борьба с еретиками и «погаными» или справедливость, основанная на христианских нормах. При таких обстоятельствах портреты исторических деятелей, которые ярко были представлены в античной литературе, превращаются в подобие икон. Ветхозаветные мифы о сотворении мира в шесть дней, о потопе, о вавилонском столпотворении и новозаветные — о непорочном зачатии, воскресении распятого Христа корнями своими уходили в древнюю языческую мифологию. Средневековые историки повторяли и дополняли их новыми рассказами о чудесах и предзнаменованиях. Особенно в этом отношении характерны жития святых, получившие широкое распространение в православной и католической литературе.
Важнейшей особенностью средневековой историографии является провиденционализм, оттеснявший прагматизм античной исторической мысли. Через всю книгу Августина «О граде бо-жием» проходят уверения, что история развивается по божественному предначертанию, люди же являются слепыми исполнителями божественного замысла, а их разум и воля не способны изменить ход истории. Исторический процесс Августин пред7 ставлял как планомерную эволюцию божественного единства. «Как в семени невидимо заключается все, что должно с течением времени вырасти в дерево, так должно думать и относительно самого мира». Все его позднейшие превращения предвосхищены божественным замыслом, заложенном в мире уже во время его сотворения. Августин признает, что в мире совершается много зла. Как же это зло согласуется с божественным предопределением? Отвечая на этот трудный для всякого поборника провиденциализма вопрос, Августин утверждает, что зло допускается богом, чтобы добро «в большей степени нравилось и представлялось более достойным похвалы». От людей бывает скрыто, каким образом зло служит совершенству творения, но самому богу это «весьма известно».
Нашествия варваров привели Римское государство к распаду и нанесли тяжелый ущерб античной цивилизации. Церковь заняла монопольное положение в области интеллектуальной жизни, и в том числе в области написания исторических произведений. Известный принцип «философия — служанка богословия» может быть распространен на историографию, которая также была подчинена церкви и служила богословию.
Существенной особенностью насаждаемых церковью представлений об истории являлось противопоставление земной жизни, в которой царствует мирская суета, низменные людские страсти и пороки, ужасы и опасности, плач и рыдания, царству божию, в котором для праведных наступает вечное блаженство, установится полная гармония, и человек станет бессмертным. Недаром важнейший труд теоретика христианства отца церкви Аврелия Августина (354—430 гг.) назывался «О граде бо-жием», недаром блаженный Августин убеждал в этом труде, что жизнь есть царство смерти, а смерть ведет к вечной жизни. Идея эта настолько прочно утвердилась в богословии, что в 1198 г., почти через восемь веков после Августина, будущий папа Иннокентий III написал специальное сочинение «О презрении к миру».
Согласно уверениям средневековых церковных теоретиков, не только деньги и имущество, но и науки и искусства, отечество и государство и даже брак и семья являются лишь дьявольскими призраками.1 Это аскетическое учение становилось особенно необходимым в условиях превращения христианства в религию не только угнетенных, но и угнетателей, в официальную религию,эксплуататорского государства. Вера в загробную жизнь и аскетическое презрение к земным благам были призваны примирить угнетенных с тяготами эксплуатации и удерживать их от борьбы. Аскетические взгляды и отрицательное отношение
к мирской .жизни отражались на подборе исторических событий, их трактовке, характеристиках и оценках исторических деятелей.2 История подразделялась на священную и светскую, причем первая занимала более почетное место в средневековой идеологии, культуре и пропаганде, чем вторая. Библейская священная история и жития святых излагаются возвышенным, а события светской жизни — будничным стилем. Преимущественный интерес к божественному сказывается в том, что при описаниях людей терялись их индивидуальные особенности и живые черты и сами описания подгонялись под назидательные штампы. При этом особо выделялись такие качества, как усердное почитание божественной службы, защита сирых, приверженность евангельскому учению, борьба с еретиками и «погаными» или справедливость, основанная на христианских нормах. При таких обстоятельствах портреты исторических деятелей, которые ярко были представлены в античной литературе, превращаются в подобие икон. Ветхозаветные мифы о сотворении мира в шесть дней, о потопе, о вавилонском столпотворении и новозаветные — о непорочном зачатии, воскресении распятого Христа корнями своими уходили в древнюю языческую мифологию. Средневековые историки повторяли и дополняли их новыми рассказами о чудесах и предзнаменованиях. Особенно в этом отношении характерны жития святых, получившие широкое распространение в православной и католической литературе.
Важнейшей особенностью средневековой историографии является провиденцисналйзм, оттеснявший прагматизм античной исторической мысли. Через всю книгу Августина «О граде бо-жием» проходят уверения, что история развивается по божественному предначертанию, люди же являются слепыми исполнителями божественного замысла, а их разум и воля не способны изменить ход истории. Исторический процесс Августин пред’ ставлял как планомерную эволюцию божественного единства. «Как в семени невидимо заключается все, что должно с течением времени вырасти в дерево, так должно думать и относительно самого мира».3 Все его позднейшие превращения предвосхищены божественным замыслом, заложенном в мире уже во время его сотворения. Августин признает, что в мире совершается много зла. Как же это зло согласуется с божественным предопределением? Отвечая на этот трудный для всякого поборника провиденциализма вопрос, Августин утверждает, что зло допускается богом, чтобы добро «в большей степени нравилось и представлялось более достойным похвалы». От людей бывает скрыто, каким образом зло служит совершенству творения, но самому богу это «весьма известно».
Впрочем, иногда Августин раскрывает высший божественный смысл исторических событий, которые при первом взгляде кажутся злыми и греховными. Так, он объясняет скрытый смысл возвышения Рима и утверждения мирового господства, далекого от христианских идеалов Римского государства. Главной чертой древних римлян, говорит Августин, было честолюбие, жажда славы. Для своего прославления, во славу родины они совершали героические поступки и терпели страдания. Эти поступки и страдания весьма поучительны: если их можно было осуществлять во имя земных целей и земной родины, то никакие подвиги и жертвы ради небесной родины не должны казаться невозможными.4 Так, доблести римлян, служившие ложным целям, становились назиданием для христиан и помогали им продвигаться к полному торжеству царства божия. Так как люди не в состоянии сразу вместить все божие откровение, бог внушает его постепенно, порциями, подобно тому как ребенка учат читать по слогам. Именно в постепенном продвижении человечества к царству вечной жизни Августин вместе с другими средневековыми богословами видел содержание исторического процесса и исторический прогресс.
Мы уже говорили, что поборникам провиденциалистской концепции трудно было объяснить, как всеблагой и всемогущий бог допускает зло. Августин уверял, что если бы не было зла, люди не умели бы ценить добро, но этот тезис не представлялся достаточно убедительным даже ему самому. И он дополнял эти объяснения рассуждениями о человеческой природе и о свободе воли, которые были подавлены силой зла, с одной стороны, и о божественной благодати, которая являлась источником добрых поступков,— с другой. Однако и эти рассуждения были неубедительными, поскольку возбуждали вопрос: почему созданный по образцу и подобию бога человек от природы подавлен силой зла? Что же касается свободы воли, то, допуская ее, Августин фактически не оставлял на ее долю никакого простора, заявляя, что и она «была предвидена богом в числе необходимых причин». Оказывалось, что и причины зла на земле тоже были предопределены, запланированы самим создателем.
Противоречие между учением о божественном предопределении и свободе воли таило немалые опасности для церкви. В самом деле, если человек не способен изменить предначертанное богом и бог ведет его от колыбели до могилы, то становятся лишними и церковные проповеди, и религиозные запреты, и молитвы. Ведь они не меняют божественного замысла и божьей благодати. Да и в грехе человек становится неповинным, так как его поступки предопределены заранее. Церковь, конечно, не могла согласиться с такой трактовкой предопределения, свободы воли и зла.
Наиболее доходчивым и конкретным для масс объяснением зла было признание существования дьявола — носителя и возбудителя зла. И в средневековой идеологии дьявол действительно занимал заметное место. Он фигурировал в библейских мифах и перешел из них в средневековую литературу и догматику. Правда, мистические представления о добром начале, воплощаемом богом отцом и Христом, и о злом начале, воплощаемом дьяволом, сатаной, антихристом, проявлялись в сознании средневековых течений по-разному. Манихеи, например, видели в сатане как бы сотворца; дуализм по существу превращался у них в двоебожие, поэтому Августин боролся с ними, как с еретиками. Но, в той или иной мере дуалистическое представление о борьбе бога и дьявола за каждого человека и вообще о борьбе божественного и сатанинского начал было типичным для средневекового сознания и отчетливо проявлялось в средневековой историографии.
Боги и рок выступали в качестве действующих сил истории и у античных авторов; чудеса и предзнаменования также нередко попадали на страницы их произведений. Но для античной историографии было характерно критическое отношение к мифам и легендам. Она не была в такой степени начинена мистической колдовской чепухой как средневековая историография. Прови-денциалистская философско-историческая концепция знаменовала собой шаг назад от античного прагматизма и была ближе к мифологическим представлениям о решающей роли сверхъестественных сил в человеческой жизни, чем идеи древнегреческих и древнеримских историков, выдвигавших на авансцену человека с его земными стремлениями и целями, с присущим ему от природы естеством.
Отмечая, таким образом, что средневековый провиденциализм означал шаг или несколько шагов назад от античного прагматизма, мы в то же время должны учитывать, что движение историографии не может быть сведено только к этому отходу назад. Подобно развитию всей многовековой феодальной идеологии развитие средневековой историографии было сложным и противоречивым. Наряду с присущими ему реакционными чертами мы увидим, что сохранились некоторые завоевания античных историков и даже вырабатывались новые более прогрессивные трактовки исторического прошлого.
Далеко неоднозначным было отношение средневековых историков к античному наследству. Августин и другие отцы церкви IV V вв. еще часто пользовались творениями античных философов, поэтов и историков. Но затем христианская церковь часто выступала против обращения к античным мудрецам-язычникам. Можно даже отметить случаи, когда «эллинская мудрость» Платона или Аристотеля почиталась греховной. Так в ХІІ в. киевский митрополит Климент был обвинен смоленским священником Фомой в том, что он пишет «философией» языческих хитрецов Омира (Гомера), Аристотеля и Платона. И митрополит счел необходимым оправдываться, уверять, что он отнюдь не отклоняется от священного писания и не философствует в духе Платона и Аристотеля.5 Подобные обвинения и оправдания были заурядным явлением в истории православной и католической церкви средневековья. Лица, приемлющие «эллинские учения», сплошь да рядом предавались анафеме.
Но как на Западе, так и на Востоке периоды отрицания античного литературного наследия и его решительного осуждения чередовались с обращением к античным авторам и с их моралистическим истолкованием в духе христианства. При этом главная заслуга сохранения античного наследия принадлежала Византии.
Одним из выдающихся византийских историков, высоко ценившим античные историографические образцы, был Іігхжопий Кесартшскш!.. (между 490 и 507 — после 562 гг.). Он описал историю войн, которые император Юстиниан «вел как с восточными, так и с западными варварами». Следуя примеру Геродота, Прокопий не углублялся в легенды и мифы далекого прошлого, а описывал политические и военные события, хорошо ему известные. Следуя античным примерам, Прокопий обещает излагать события так, как они происходили, памятуя, что «риторике свойственно красноречие, поэзии — вымысел, а историку — истина». Для нас особенно важны реалистические описания Прокопием общественной жизни славян VI в., их отношения к рабам, их способов ведения войны.
Слабее повлияли античные образцы на византийские хроники, которыми пользовались древние русские летописцы. Среди них следует упомянуть монаха IX в. Георгия Амартола, который вел повествование от сотворения мира и начинил его множеством легенд. Но русские летописцы находили у «мниха Георгия» и его продолжателя отражавшие действительность известия об этнической карте мира, достоверные сведения о борьбе византийских императоров с соседними народами и факты, относящиеся к походам Руси на Царьград.
В XI — начале XII вв., когда византийская культура переживала пору своего расцвета, обращение к светской тематике и к человеческим стремлениям как причине исторических событий становится более заметным. Крупнейший историк Византии XI в. Михаил Пселл, признавая, что события истории он привык возводить к воле божественного провидения, в то же время признавал необходимым исследовать их земные причины и результаты. Подобно наиболее глубоким античным исследователям, он не ограничивал объяснение внешнеполитических поражений своей страны иноземными нашествиями и старался обнаружить признаки разложения Византии в периоды ее расцвета. «Дом рушится уже тогда,— писал он по этому поводу,— когда гниют крепящие его балки».8
Подобную светскую трактовку исторических событий не следует приписывать простому влиянию античной историографии, хотя труды древних ученых сравнительно лучше сохранились и больше изучались в Византии, чем в других регионах средневекового мира. Вопрос прежде всего заключается в том, почему античная историографическая традиция не была целиком задушена средневековым провиденциализмом и аскетизмом.
Дело заключается в том, что в средние века, как и в античный период, жизнь была исполнена мирских страстей, земных нужд и желаний. У самой церкви были земные интересы, проявлявшиеся в погоне за вотчинами и деньгами, в эксплуатации своих крестьян и прихожан, в притязании на светскую власть. Для осуществления своих целей господствующая верхушка требовала подчинения народа земным властям. В целях укрепления авторитета королей и князей объявлялось, что их прерогативы имеют божественное происхождение, а царства земные рассматривались как несовершенная имитация царства небесного. Понятно, что аскетизм и презрение к земным благам не могли приобрести всеобщего распространения. Самое умерщвление плоти рассматривалось прежде всего как удел монашества. Что же касается чрезмерной аскезы мирян и их стремления к подвигу на путях умерщвления плоти, то они расценивались официальной церковью как гордыня или даже как ересь.
Оставляя в теории нерешенным противоречие между божественным предопределением и свободой воли, средневековые богословы, философы и историки на практике требовали, чтобы, уповая на бога, люди в то же время не оставались в бездействии. В духе русской пословицы — «на бога надейся, а сам не плошай», они говорили, что богобоязненный воин должен сам заботиться о защите своего тела панцирем, а богобоязненный мореплаватель — о направлении своего судна кормилом. Ограничение аскезы и провиденциалистского подхода к событиям мирской жизни имело существенное значение для средневековой историографии и позволяло ей сохранять в известных пределах земную тематику и земные объяснения прошедших событий.
В летописях и анналах, выходивших из-под пера самых благочестивых монахов, мы постоянно встречаем описания политических событий и борьбы правителей за светские интересы.
Некоторые хронисты считали при этом необходимым искать оправдания тому, что они обращались к светским сюжетам и ссылались на наличие подобных сюжетов в Ветхом завете. Самые ярые приверженцы аскезы обвиняли хронистов, повествовавших о царях и полководцах, в суетности и греховности и называли их повествования «вздорной бабьей болтовней». Но именно благодаря «суетным и греховным» интересам средневековых историков их произведения представляют столь большое значение как исторический источник. Благодаря тому, что изгоняемая из исторической литературы земная жизнь все же проникла в нее, мы встречаем в средневековых хрониках и летописях не только многочисленные сведения о светских правителях и их внешнеполитической, а временами и внутриполитической деятельности, но и упоминания о положении народных масс, о народных бедствиях и народных волнениях. Характерное для всей средневековой историографии служение теологии не сделало исторические произведения совершенно монотонными и единообразными. Взгляды средневековых историков различались в зависимости от социальной среды, которую они отражали, и от изменений, которые претерпевала эта среда. Можно заметить отражение в летописях взглядов дружинников, а затем феодальных землевладельцев, в которых дружинники превращались, воздействие на хронистов тех или иных князей, церкви, иногда бюргерства.
Значительным достижением христианской историографии средневековья было ее понимание исторического времени не как циклического вечно возвращающегося на свои исходные позиции развития, а как развития поступательного, линейного, необратимого. Для средневековой христианской идеологии «священная история» шла от сотворения мира к закону Моисея (Ветхому завету), а от закона Моисея к Новому завету. Книги Нового завета обещают «новое небо и новую землю». Раннее христианство объявляло войну циклическим концепциям древности. Оно говорило, что по кругу блуждают нечестивцы. История же движется вперед к намеченной богом цели — к вечному блаженству. Так на место идеи циклического развития приходила идея прогресса. Периодизацию истории средневековые историки заимствовали из священного писания. Августин делил историю человечества на шесть периодов, подобно тому как на шесть дней было разделено сотворение мира: 1) от Адама до потопа, 2) от потопа до Авраама, 3) от Авраама до царя Давида, 4) от царя Давида до вавилонского пленения, 5) от вавилонского пленения до Христа и б) от рождения Христа до его грядущего второго пришествия и полного торжества града божия.
Наряду с августиновым делением всемирной истории на шесть периодов в средние века была распространена уже упоминавшаяся периодизация по четырем монархиям, заимствованная из библейской книги пророчеств Даниила, а затем подвергшаяся толкованию современника Августина блаженного Иеронима. Эта / периодизация прочно вошла в исторические произведения западного и византийского среднезековья. У Иеронима за Вавилонским мировым царством следовало Персидское, за ним царство Александра Македонского, и наконец Римское. Германские и итальянские хронисты обращались в XI в. к теории четырех монархий, когда обосновывали вселенские притязания германских королей, с одной стороны, и римских пап — с другой. И те и другие объявляли себя наследниками Римской мировой державы. В конце XV — начале XVI вв. теория преемственности мировых монархий была взята на вооружение русской великокняжеской публицистикой и историографией.
Христианство, ставшее официальной религией эксплуататорского общества, далеко отошло от нравственных идеалов ранних христиан. Уже Августин, признавая, что перед богом нет господ и нет рабов, добавлял: «В наш злой век равенство людей перед богом не исключает различий в общественном положении, и брат во Христе может быть рабом во плоти». И все же христианская мораль не только призывала угнетенных к покорности и непротивлению, но и угнетателей к милости и благотворительности. Конечно, пропаганда христианской любви и добра использовалась средневековой церковью для прикрытия религиозных войн, пыток инквизиции и сожжения еретикэв. Но было бы наивно сводить роль христианской морали к такому прикрытию. Ее гуманные принципы во многом объясняют широкое распространение христианства и его устойчивость.
Религия единого бога способствовала расширению кругозора средневековых историков, побуждала их писать не только о своем народе, но и о «христианском народе» в целом. Развивались взаимосвязи и взаимопонимание исторических литератур христианского мира. Нельзя также забывать, что средневековье было эпохой зарождения современных европейских национальностей, национальных языков и национальных государств. А это обстоятельство имело значение для развития национальных историографии. Средневековые историки проявляли большой интерес к происхождению народов и государств. И чем сильнее народности осознают себя как единство, тем настойчивее пробиваются в историографию тема порицания междоусобиц и патриотические призывы к обороне родной земли от иноземных завоевателей.
Эта тема и эти призывы временами звучат не менее настойчиво и громко, чем мотивы чисто религиозные. А временами они сами облекаются в религиозные одежды. В этих случаях борьба с иноземными завоевателями трактуется как борьба с иноверцами, с «погаными». Эти особенности средневековой историографии мы подробнее рассмотрим на примере замечательного произведения Киевской Руси «Повести временных лет».
metodkabinet.in.ua
Развитие исторической мысли в ХVII в. РАЗДЕЛ I. ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИОГРАФИЮ
РАЗДЕЛ I. ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИОГРАФИЮ
Предмет познания историографии как истории исторической науки в нашей стране. Место историографии среди исторических дисциплин, ее значение для развития научных исследований. Историография в системе высшего исторического образования.
Задачи и структура курса историографии.
Основные термины и понятия историографии. Историографический факт и историографический источник.
Принципы и категории периодизации процесса исторического познания. Основные периоды и этапы развития исторических знаний и исторической науки в нашей стране.
Этапы становления и развития историографии как специальной дисциплины.
Основные труды по истории исторической науки в России. Виды историографических работ.
РАЗДЕЛ II. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ИСТОРИЧЕСКИХ ЗНАНИЙ И ИХ РАЗВИТИЕ ДО КОНЦА XVII ВЕКА
Зарождение исторических знаний
Архаическая мифология и архаический эпос – предшественники историографии.
Функция исторических знаний в ранних классовых обществах.
Становление исторической мысли. Античная историография
«История» Геродота: общая характеристика. Фукидид – основоположник прагматической истории. Аристотель и его вклад в развитие исторической науки. Исторические труды Полибия, Плутарха, Тита Ливия, Тацита: общая характеристика.
Переход от античного прагматизма к средневековому провиденциализму
Библия как исторический источник. Влияние Библии на становление средневековой историографии. Христианство и развитие исторической мысли средневековья. Аврелий Августин – основоположник провиденциализма в средневековой историографии. Теория четырех монархий и ее значение для развития средневековой историографии.
Исторические произведения Древней Руси
Первые письменные исторические произведения. Летопись и летописный свод. «Повесть временных лет». Провиденциализм как основа мировоззрения летописцев. Источники составления летописей, приемы отбора и истолкования материала. Формирование схемы происхождения Руси и княжеской династии в древнерусской историографии, осознание места Руси в окружающем мире.
Летописание в русских землях и княжествах в период политической раздробленности.
Начало объединения русских земель и возрождение общерусского летописания в XIV – первой половине XV вв.
Историография эпохи Возрождения
Отход от провиденциализма, возвращение к принципам античного прагматизма. Отказ от периодизации истории по четырем монархиям и идеи «вечного Рима».
Труды Н.Макиавелли, Ж.Бодена: общая характеристика. Влияние климата на историю народов. Идея циклического развития мира.
Образование Российского государства и развитие исторических знаний (вторая половина ХV – ХVI вв.)
Обоснование идеологии великокняжеской(царской) власти и отражение общественно-политической борьбы в исторических произведениях второй половины XV – XVI вв.
Летописание конца XV – XVI вв. Усиление роли государства в составлении и редактировании летописных сводов. Концепция происхождения Российского государства (теория «Москва – третий Рим») и власти московских князей (легенда о происхождении московских государей от императора Августа). Расширение круга источников летописей. Общерусские летописные своды.
Влияние идей эпохи Возрождения на русскую историческую мысль. Хронографы и их роль в распространении сведений о всемирной истории.
«Степенная книга» и ее влияние на последующие исторические сочинения. «История о Казанском царстве» как новый тип исторического сочинения. Сочинения Ивана IV и А.М.Курбского. Осмысление прошлого в публицистике XVI в.
Развитие исторической мысли в ХVII в.
Изменение в характере и форме исторического повествования, нарастание прагматизма в исторических сочинениях. Влияние идей гуманизма эпохи Возрождения на русскую историческую мысль XVII в.
Сказания и повести о событиях начала XVII в.
«Новый летописец», его последующие редакции. Записной приказ.
Теория «Мосох-Москва» и ее влияние на проблему изучения этногенеза славян.
«История» Ф.Грибоедова, «Временник» И.Тимофеева: общая характеристика. Ю.Крижанич и его труды по истории России. «Синопсис» – первая учебная печатная книга по русской истории.
studopedya.ru
II. Программа курса
Раздел I. Введение в историографию
Предмет познания историографии как истории исторической науки в нашей стране. Место историографии среди исторических дисциплин, ее значение для развития научных исследований. Историография в системе высшего исторического образования.
Задачи и структура курса историографии.
Основные термины и понятия историографии. Историографический факт и историографический источник.
Принципы и категории периодизации процесса исторического познания. Основные периоды и этапы развития исторических знаний и исторической науки в нашей стране.
Этапы становления и развития историографии как специальной дисциплины.
Основные труды по истории исторической науки в России. Виды историографических работ.
Раздел II. Возникновение исторических знаний и их развитие до конца XVII века
Зарождение исторических знаний
Архаическая мифология и архаический эпос – предшественники историографии.
Функция исторических знаний в ранних классовых обществах.
Становление исторической мысли. Античная историография
«История» Геродота: общая характеристика. Фукидид – основоположник прагматической истории. Аристотель и его вклад в развитие исторической науки. Исторические труды Полибия, Плутарха, Тита Ливия, Тацита: общая характеристика.
Переход от античного прагматизма к средневековому провиденциализму
Библия как исторический источник. Влияние Библии на становление средневековой историографии. Христианство и развитие исторической мысли средневековья. Аврелий Августин – основоположник провиденциализма в средневековой историографии. Теория четырех монархий и ее значение для развития средневековой историографии.
Исторические произведения Древней Руси
Первые письменные исторические произведения. Летопись и летописный свод. «Повесть временных лет». Провиденциализм как основа мировоззрения летописцев. Источники составления летописей, приемы отбора и истолкования материала. Формирование схемы происхождения Руси и княжеской династии в древнерусской историографии, осознание места Руси в окружающем мире.
Летописание в русских землях и княжествах в период политической раздробленности.
Начало объединения русских земель и возрождение общерусского летописания в XIV – первой половине XV вв.
Историография эпохи Возрождения
Отход от провиденциализма, возвращение к принципам античного прагматизма. Отказ от периодизации истории по четырем монархиям и идеи «вечного Рима».
Труды Н.Макиавелли, Ж.Бодена: общая характеристика. Влияние климата на историю народов. Идея циклического развития мира.
Образование Российского государства и развитие исторических знаний (вторая половина ХV – ХVI вв.)
Обоснование идеологии великокняжеской (царской) власти и отражение общественно-политической борьбы в исторических произведениях второй половиныXV–XVIвв.
Летописание конца XV – XVI вв. Усиление роли государства в составлении и редактировании летописных сводов. Концепция происхождения Российского государства (теория «Москва – третий Рим») и власти московских князей (легенда о происхождении московских государей от императора Августа). Расширение круга источников летописей. Общерусские летописные своды.
Влияние идей эпохи Возрождения на русскую историческую мысль. Хронографы и их роль в распространении сведений о всемирной истории.
«Степенная книга» и ее влияние на последующие исторические сочинения. «История о Казанском царстве» как новый тип исторического сочинения. Сочинения Ивана IV и А.М.Курбского. Осмысление прошлого в публицистике XVI в.
Развитие исторической мысли в ХVII в.
Изменение в характере и форме исторического повествования, нарастание прагматизма в исторических сочинениях. Влияние идей гуманизма эпохи Возрождения на русскую историческую мысль XVII в.
Сказания и повести о событиях начала XVII в.
«Новый летописец», его последующие редакции. Записной приказ.
Теория «Мосох-Москва» и ее влияние на проблему изучения этногенеза славян.
«История» Ф.Грибоедова, «Временник» И.Тимофеева: общая характеристика. Ю.Крижанич и его труды по истории России. «Синопсис» – первая учебная печатная книга по русской истории.
Новые явления в историографии России конца XVII в.
Первые исторические сочинения: по методологии истории («Учение историческое», «Первоначальное о вещах искусство»). Творчество С.Медведева. «Скифская история» А.Лызлова. Городские повести.
studfiles.net
Образование Российского государства и развитие исторических знаний (вторая половина ХV – ХVI вв.)
Стр 1 из 4Следующая ⇒РАЗДЕЛ I. ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИОГРАФИЮ
Предмет познания историографии как истории исторической науки в нашей стране. Место историографии среди исторических дисциплин, ее значение для развития научных исследований. Историография в системе высшего исторического образования.
Задачи и структура курса историографии.
Основные термины и понятия историографии. Историографический факт и историографический источник.
Принципы и категории периодизации процесса исторического познания. Основные периоды и этапы развития исторических знаний и исторической науки в нашей стране.
Этапы становления и развития историографии как специальной дисциплины.
Основные труды по истории исторической науки в России. Виды историографических работ.
РАЗДЕЛ II. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ИСТОРИЧЕСКИХ ЗНАНИЙ И ИХ РАЗВИТИЕ ДО КОНЦА XVII ВЕКА
Зарождение исторических знаний
Архаическая мифология и архаический эпос – предшественники историографии.
Функция исторических знаний в ранних классовых обществах.
Становление исторической мысли. Античная историография
«История» Геродота: общая характеристика. Фукидид – основоположник прагматической истории. Аристотель и его вклад в развитие исторической науки. Исторические труды Полибия, Плутарха, Тита Ливия, Тацита: общая характеристика.
Переход от античного прагматизма к средневековому провиденциализму
Библия как исторический источник. Влияние Библии на становление средневековой историографии. Христианство и развитие исторической мысли средневековья. Аврелий Августин – основоположник провиденциализма в средневековой историографии. Теория четырех монархий и ее значение для развития средневековой историографии.
Исторические произведения Древней Руси
Первые письменные исторические произведения. Летопись и летописный свод. «Повесть временных лет». Провиденциализм как основа мировоззрения летописцев. Источники составления летописей, приемы отбора и истолкования материала. Формирование схемы происхождения Руси и княжеской династии в древнерусской историографии, осознание места Руси в окружающем мире.
Летописание в русских землях и княжествах в период политической раздробленности.
Начало объединения русских земель и возрождение общерусского летописания в XIV – первой половине XV вв.
Историография эпохи Возрождения
Отход от провиденциализма, возвращение к принципам античного прагматизма. Отказ от периодизации истории по четырем монархиям и идеи «вечного Рима».
Труды Н.Макиавелли, Ж.Бодена: общая характеристика. Влияние климата на историю народов. Идея циклического развития мира.
Образование Российского государства и развитие исторических знаний (вторая половина ХV – ХVI вв.)
Обоснование идеологии великокняжеской(царской) власти и отражение общественно-политической борьбы в исторических произведениях второй половины XV – XVI вв.
Летописание конца XV – XVI вв. Усиление роли государства в составлении и редактировании летописных сводов. Концепция происхождения Российского государства (теория «Москва – третий Рим») и власти московских князей (легенда о происхождении московских государей от императора Августа). Расширение круга источников летописей. Общерусские летописные своды.
Влияние идей эпохи Возрождения на русскую историческую мысль. Хронографы и их роль в распространении сведений о всемирной истории.
«Степенная книга» и ее влияние на последующие исторические сочинения. «История о Казанском царстве» как новый тип исторического сочинения. Сочинения Ивана IV и А.М.Курбского. Осмысление прошлого в публицистике XVI в.
©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.
arhivinfo.ru
«История франков» Григория Турского (2 часа) — МегаЛекции
РАЗДЕЛ ВТОРОЙ. ИСТОРИЯ КУЛЬТУРЫ ЗАРУБЕЖНЫХ СТРАН В СРЕДНИЕ ВЕКА.
Календарно-тематический план
| № п/п | Наименование разделов и тем | Неделя семестра | Количество часов по учебному плану | Формы текущего контроля успеваемости (по неделям семестра) Форма промежуточной аттестации (по семестрам) | ||||||||
| Макс. нагрузка студентов (часов) | Аудиторная нагрузка | Контрольные работы | коллоквиумы | Курсовые работы | Самостоятельная работа | |||||||
| Всего (в том числе в интерактивной форме) | В том числе | |||||||||||
| Лекции | Практические занятия, семинары | Лабораторная работа | ||||||||||
| 3 семестр | зачет | |||||||||||
| Раздел 1 | КУЛЬТУРА ПЕРИОДА РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ (V-XI ВВ.) | - | Контр работа | |||||||||
| Тема 1 | Предмет. Периодизация. Влияние античного наследия на культуру Средних веков | Проверка усвоения ключевых понятий темы | ||||||||||
| Тема 2 | Культура в германском мире и в первых варварских королевствах | |||||||||||
| Тема 3 | Античная и варварская культура в королевстве Меровингов и империи Карла Великого | 3-4 | Презентации | |||||||||
| Тема 4 | Пространственные и временные структуры западно-европейской цивилизации в X – XIII веках | |||||||||||
| Тема 5 | Развитие средневековой литературы. Течения в общественной мысли | 6-7 | Доклады | |||||||||
| Раздел 2 | СРЕДНЕВЕКОВЫЙ БЫТ | |||||||||||
| Тема 1 | Хронология, география изучения средневекового быта. Быт крестьян и горожан | |||||||||||
| Тема 2 | Быт рыцарей, аристократии и духовенства. Рыцарская этика в XIV-XV веках | |||||||||||
| Раздел 3 | ИСКУССТВО СРЕДНИХ ВЕКОВ | |||||||||||
| Тема 1 | Предыстория средневекового искусства (искусство катакомбное, раннехристианское, варварское) | 10-11 | Презентация | |||||||||
| Тема 2 | Романский стиль в архитектуре и искусстве. | 12-13 | Презентация | |||||||||
| Тема 3 | Искусство эпохи готики. | 14-16 | Презентация | |||||||||
| Тема 4 | Культура в XVI веке. Роль и место средневековой культуры в мировом историческом процессе | 17-18 | ||||||||||
| Итого | 36 | 36 |
Темы, отмеченные*, являются факультативными и используются в зависимости от уровня подготовленности и интересов обучающихся, а также как возможные темы для проведения контрольной работы.
Тема 1*. Историческая концепция Аврелия Августина и ее влияние на развитие исторического знания европейского средневековья (2 часа)
1. Общая характеристика историографической ситуации.
2. Предпосылки формирования христианской традиции историописания.
3. Переход от античного прагматизма к средневековому провиденциализму
4. Биография Августина: типологические черты средневековых авторов исторических сочинений.
5. Историко-философские воззрения Августина.
6. Складывание теологической концепции, библейская модель истории
7. Рассуждения Августина об историческом времени.
8. Представления о развитии истории: проблема периодизации.
9. Отражение историко-теологических схем в практике средневековых историописаний.
Источники
Августин Аврелий. О Граде Божьем. Т. 1-4. – М.,1994.
Исповедь Блаженного Августина, епископа Гиппонского. – М.,1991.
Литература
Аверинцев С.С. Судьбы европейской культурной традиции в эпоху перехода от античности к средневековью (1976) — 143 К
Вайнштейн О.Л. Западноевропейская средневековая историография. – М.;Л., 1964.
Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры, М., 1972; 2-е изд. 1984.
Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. М,, 1981.
Ле Гофф Ж. Интеллектуалы в средние века. – СПб., 2003.
Репина Л.П., Зверева В.В., Парамонова М.Ю. История исторического знания. Пособие для вузов. Глава4. – М., 2004.
Шеуджен Э.А. Историография: История исторической науки. Курс лекций. Лекции 4-5. – Майкоп, 1999.
Тема 2. Влияние позднеримской традиции на формирование средневековой культуры на примере судьбы Боэция. (2 часа)
1. Историческая обстановка в Западной Европе конца V – начала VI вв.
2. Культура и наука в королевстве Теодориха Остготского.
3. Жизнь и судьба Боэция.
4. Трактат Боэция «Утешение Философией»
Темы для докладов:
1. Германская и римская культуры в государстве вестготов
2. Жизнь и творчество Кассиодора
3. Жизнь и творчество Исидора Севильского
4. «Брак Филологии и Меркурия» Марциана Капеллы и его влияние на развитие средневековой науки и образования.
5. Развитие позднеантичной языческой науки: судьба Ипатии
| Источники Боэций. «Утешение философией» и другие трактаты М.: Издательство: «Наука»,1990 . Зарубежная литература средних веков (латинская, кельтская, скандинавская, провансальская, французская литературы) / Сост. Б.И.Пуришев. 2-е. изд. М., 1974. Стасюлевич М. История средних веков в ее писателях и исследованиях новейших ученых. СПб. Разн. Изд. Т. 1-3. Хрестоматия по зарубежной литературе: Литература средних веков. Сост. Б.И. Пуришев, Р.О. Шор. М., 1953. Хрестоматия по истории зарубежной педагогики / Сост. А.И.Пискунов. 2-е. изд. М., 1981. Литература Аверинцев С.С. Судьбы европейской культурной традиции в эпоху перехода от античности к средневековью (1976) — 143 К Корсунский А.Р., Гюнтер Р. Упадок и гибель Западной Римской Империи и возникновение германских королевств (до сер. VI в.) М., 1984. Гл. 9, с.126–166. Дьячок М.Т. Типологические особенности культуры «темных веков» (2003) — 12 К Пиков Г.Г. «Остготское возрождение» и формирование идеи «нового Рима» (2002) — 129 К Уколова В.И. «Последние римляне» и категории средневековой культуры (1992) — 59 К |
Тема 3. Начало средневековой историографии: «История франков» Григория Турского (2 часа)
1. Историческая обстановка в государстве франков (к. V – вторая половина VI вв.)
2. Жизнь и творчество Григория Турского.
3. История начала династии Меровингов в изложении Григория Турского.
4. История государства франков середины VI века у Григория Турского.
Темы докладов:
1. Жизнь и творчество Иордана
2. Роль ирландских монахов-просветителей в формировании средневековой культуры.
Источники
Григорий Турский. История франков. Доступ в Интернете:
http://www.krotov.org/acts/06/turskiy/grig_00.html
http://euro-genetrix.narod.ru/Archiv/Grigory/Grigory.htm
Средневековье в свидетельствах современников. М., 1984.
Литература
Аверинцев С.С. Судьбы европейской культурной традиции в эпоху перехода от античности к средневековью (1976) — 143 К
Будаев Э.В. Сказка о справедливой войне в средневековом политическом дискурсе [Иордан] (2007) — 20 К
Гуревич А.Я. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М., 1970
Средневековая Европа глазами современников и историков /Под ред. Ястребиц-кой А.Л. М., 1995. Т.1.
Колесницкий Н.Ю. Феодальное государство. М., 1967
Мажуга В.И. Королевская власть и церковь во Франкском государстве // Политические структуры эпохи феодализма в Западной Европе (VI — XVII вв.). Л., 1990.
Данилова Г.М. Возникновение феодальных отношений у франков в VI — VIII вв. Петрозаводск, 1959.
Дьячок М.Т. Типологические особенности культуры «темных веков» (2003) — 12 К
Петрушевский Д.М. Очерки по истории средневекового общества и государства. Очерк 3. М., 1922
Лебек С. Происхождение франков. V – IX века. М., 1993, С. 45-64.
Николаева И.Ю. Проблема методологического синтеза и верификации в истории в свете современных концепций бессознательного // Глава 2. Харизма Меровингов в фокусе исследования бессознательного, Томск, 2005.
Ронин В.К. Франки, вестготы, лангобарды в 6–8 вв.: политические аспекты самосознания // Одиссей. Человек в истории. М., 1989.
Уоллес-Хедрилл Дж.-М. Варварский Запад. Раннее Средневековье. Глава IV. Франки. СПб, 2002.
Тема 4. «Беовульф» как источник по изучению менталитета общества военной демократии. Менталитет раннесредневекового общества. (2 часа)
Темы докладов.
1. Характеристика поэмы «Беовульф» как исторического источника.
2. Отношение вождя и дружины в поэме «Беовульф».
3. Пиры как составная часть быта древних германцев по поэме «Беовульф».
4. Христианское влияние в тексте поэмы «Беовульф».
5. Проявление язычества в поэме «Беовульф».
6. Война и военное дело в поэме «Беовульф».
7. Представления о богатстве, славе, счастье в поэме «Беовульф».
8. Род, племя и ценности комитата в поэме «Беовульф».
9. Окружающий мир и море в мировоззрении людей эпохи «Беовульфа».
10. Представления о личных качествах воина и вождя в поэме «Беовульф».
11. Мир человека и мир чудовищ в поэме «Беовульф».
12. Роль женщины в германском обществе по поэме «Беовульф».
Источники
Беовульф. // Песнь о Нибелунгах. Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. М.-Л., 1963. Доступ в Интернете: http://www.fbit.ru/free/myth/texty/
Исландские саги. Ирландский эпос. М., 1973. (Б-ка всемир. лит.)
Старшая Эдда. Древнеисландские песни о богах и героях. М.; Л., 1963. (Лит. памятники).
Зарубежная литература средних веков / Сост. Б.О. Пуришев. М., 1975.
Литература
Даркевич В.П. Народная культура средневековья. М., 1988.
Дьячок М.Т. Типологические особенности культуры «темных веков» (2003) — 12 К
Мельникова А.Е. Меч и лира, М., 1987.
Николаева И.Ю., Карначук Н.В. История западноевропейской средневековой культуры Часть 1. Культура варварского мира. Томск, 2001.
Толкин Дж.Р.Р. Профессор и чудовища, СПб, 2004, С. 60-77.
Мощанская О.Л. Англосаксонские элегии: жанровая специфика, проблемы поэтики (2013) — 29 К
Пенская Д.С. Ирландское «Плавание Брендана» и византийское » Сказание отца нашего Агапия»: возможные точки пересечения (2013) — 51 К
Пиотровский Д.Д. Информационная структура исландской родовой саги (2012) — 22 К
Самарин Р.М. Поэзия скальдов (1984) — 22 К
Смирницкая О.А. О поэзии скальдов в «Круге Земном» и ее переводе на русский язык (1980) — 50 К
Смирницкая О.А. Поэтическое искусство англосаксов (1980) — 116 К
Смирнов А.А. Древнеирландский эпос (1973) — 50 К
Стеблин-Каменский М.И. Валькирии и герои (1979) — 54 К
Стеблин-Каменский М.И. Исландские саги (1973) — 43 К
Стеблин-Каменский М.И. «Круг Земной» как литературный памятник (1980) — 55 К
Стеблин-Каменский М.И. Происхождение поэзии скальдов (1959) — 73 К
Темы докладов (факультативно):
1. Скандинавская мифология.
2. Снорри Стурлусон: Старшая и Младшая Эдды.
3. Исландские саги: саги о королях, саги о епископах, саги о древних временах, саги о исландцах, лживые саги.
4. Ирландский эпос.
5. Кельтский эпос.
6. Древнескандинавская литература.
7. Поэзия скальдов.
Рекомендуемые страницы:
Воспользуйтесь поиском по сайту:
megalektsii.ru
