Сравнительно историческая школа: Сравнительно-историческая школа. Всеобщая история государства и права. Том 1

Содержание

Сравнительно-историческая школа. Всеобщая история государства и права. Том 1

Читайте также

3.3. Археология в Афинах и Греции началась сравнительно недавно

3.3. Археология в Афинах и Греции началась сравнительно недавно Началом археологии в Афинах был 1447 год, то есть XV век! Да и то от этого «начала» практически никаких сведений до нас не дошло. В XV веке в городе появляется Кириак из Анконы. Сегодня его называют также именем —

5.3. Археология в Афинах и Греции началась сравнительно недавно

5.3. Археология в Афинах и Греции началась сравнительно недавно Началом археологии в Афинах был 1447 год, то есть XV век! Да и то, от этого «начала» практически никаких сведений до нас не дошло. В XV веке в городе появляется Кириак из Анконы. Сегодня его называют также именем —

4.

 Проблема регентства в сравнительно-исторической перспективе

4. Проблема регентства в сравнительно-исторической перспективе Приведенные в этой главе наблюдения позволяют сделать вывод о том, что широко распространенные в литературе представления о Елене Глинской как о «регентше» и полновластной правительнице страны нуждаются,

Историческая школа права

Историческая школа права Воззрения целой плеяды ученых Западной Европы, главным образом Германии, объединяемых названием исторической школы права, вернее было бы определить школой исторического права (в сопоставлении с внеисторическим правом как воплощением разума

Первая средняя образцовая показательная школа в Лесном — Фабрично-заводская школа № 173

Первая средняя образцовая показательная школа в Лесном — Фабрично-заводская школа № 173 Современный адрес — Политехническая ул. , 22, корп. 1. Фабрично-заводская школа № 173. Фото 1930-х годовЕще одна школа по проекту A.C. Никольского, Л.Ю. Гальперина, A.A. Заварзина и Н.Ф. Демкова

Школа им. КИМа (школа второй ступени в селе Смоленском)

Школа им. КИМа (школа второй ступени в селе Смоленском) Современный адрес — ул. Ткачей, 9.Построена в 1927–1929 годах по проекту Г.А. Симонова. Располагалась в черте жилмассива на улице Ткачей.Есть предположение, что в проектировании школы участвовал Л.М. Хидекель — один из

Житомирська юнацька школа (Спільна військова школа)

Житомирська юнацька школа (Спільна військова школа) Організація Житомирської юнацької школи почалася одразу після завершення боротьби зі Скоропадським як один із заходів Директорії з формування власного старшинського корпусу: поповнили його повстанці, що найбільше

§ 4.

Историческая школа права

§ 4. Историческая школа права С критикой рационализма теории естественного права и свойственной Просвещению веры во всесилие закона в начале XIX в. выступил ряд немецких юристов, создавших историческую школу права. Представители исторической школы доказывали, что нет

Часть II Компаративное источниковедение как метод сравнительно-исторического исследования

Часть II Компаративное источниковедение как метод сравнительно-исторического исследования Компаративное источниковедение – метод сравнительно-исторического исследования, базирующийся на теоретическом осмыслении положения, что основная классификационная единица

Глава 1 Сравнительно-историческое исследование: постановка проблемы

Глава 1 Сравнительно-историческое исследование: постановка проблемы 1. 1. Сравнение как способ познания Сравнение – один из универсальных и наиболее распространенных методов научного познания. Сравнение – это, по сути, способ не только исследования, но и восприятия

1.2 Сравнительно-историческое исследование

1.2 Сравнительно-историческое исследование Сравнительно-историческое исследование предполагает отрефлексированное отношение к объекту, методу и задачам сопоставления исторических феноменов, четкую экспликацию критериев их сопоставления.Проблематизация задач

2.2. Формационная модель как основание метода сравнительно-исторических исследований

2.2. Формационная модель как основание метода сравнительно-исторических исследований Теория общественно-экономических формаций К. Маркса (1818–1883) и Ф. Энгельса – по сути, классический образец стадиальной теории. В своем модельном виде она предполагает, что все народы

Компаративное источниковедение как метод сравнительно-исторического исследования

Компаративное источниковедение как метод сравнительно-исторического исследования Источниковедение и компаративный метод в гуманитарном знании: тез. докл. и сообщений науч. конф. / редкол.: В. А. Муравьев (отв. ред.) и др. – М.: РГГУ, 1996. – 448 с.Источниковедческая

Историческая школа права в формировании сравнительного правоведения

Постановка проблемы и анализ исследований. Раскрытие сущности общих и особенных характеристик различных ин­ститутов национальных правовых систем, их классификация, установление правовой природы и возможностей использова­ния в национальной правовой системе входит в сферу сравни­тельного правоведения.

Х.Н. Бехруз указывает, что «приоритетными направлени­ями развития сравнительного правоведения является проведе­ние научно-сравнительных исследований для получения пол­ной картины развития различных правовых систем различных государств, изучение исторических и культурных предпосы­лок появления правовых категорий, определение возможно­сти унификаций в сфере действия права».

Устанавливая границы влияния исторического и логиче­ского в сравнительном правоведении, следует заметить, что исторический подход основан на изучении государственно­правовых явлений в их возникновении и развитии.

Домини­рующим, но не единственным, является исторический метод, в основе которого лежит изучение реальной истории государ­ства и права в их многообразии. В рамках этого подхода осо­бое внимание уделяется выявлению исторических фактов и на этой основе осуществляется умственное воссоздания истори­ческого процесса, раскрываются через логику закономерности их развития (историческая школа права, исторические науки).

Цели статьи. Главной целью данной статьи является ис­следование влияния исторической школы права на формиро­вание и развитие сравнительного правоведения.

Адвокатской тайной являются любые сведения, связанные с оказанием адвокатом юридической помощи своему доверителю. Адвокаты Центра семейных споров — специалисты исключительно в сфере семейного права на сайте http://www.baf.kiev.ua/

Основной материал. Сравнительное правоведение заро­дилось сначала как сравнительно-исторические исследования отдельных и общих особенностей определенных институтов государства и права, прежде всего, в исторических исследо­ваниях.

Под термином «сравнительное правоведение» пони­мали общую сравнительную историю права. Основанием для этого служила позиция исторической школы права, которая действительно широко использовала сопоставление различ­ных правовых систем.

 

Такое сопоставление обосновывало идею спонтанного развития права и его возникновения с «народным духом». Та­кое сравнение способствовало выяснению некоторых истори­ческих взаимосвязей и взаимовлияний, — служило, в частности, определенной цели, указывая, что правовое развитие народов идет разными, непохожими друг на друга путями. Это была цель скорее противопоставления, чем сравнения: надо было доказать, что правовое развитие, порожденное французской революцией, вовсе необязательно для других стран.

Взгляды Савиньи, основоположника исторической шко­лы права, имели большое значение в развитии юридической науки. Он не только заложил основу исторического метода в юридической науке, но и попытался создать научную историю права. Обращаясь к конкретным путям исторического раз­вития права Германии, представители исторической школы сосредоточили свое внимание на рецепции римского права, германском праве и соотношении этих двух систем. В зависи­мости от того, как понималось это соотношение, позже выде­лились два течения: романистов и германистов. В частности, появление немецкого течения связывают с выходом в 1843 кни­ги Р. Безелера «Народное право, право юристов». С позиции исторической школы права, любое правовое заимствования обязательно сталкивается со своим «народным духом».

Сравнительное право позволяет найти как общность эво­люции правовых систем, относящихся к определенной циви­лизации, так и общность решения конкретных юридических проблем и сходства конкретных правовых институтов. Исто­рический подход в сравнительном правоведении, на основе анализа исторического развития права разных стран, позволя­ет определить общую модель и тип института, существующе­го во многих правовых системах.

По этому поводу Р. Салейль писал, «сравнительное право стремится путем сравнения различных систем законодатель­ства, его функционирования и достигнутых результатов выра­ботать идеальный, хотя и относительный тип определенного института с учетом экономических и социальных условий, ко­торым он должен отвечать».

 

Как отмечает Ю.Н. Оборотов, правовая жизнь современ­ного общества претерпевает ряд кардинальных изменений, что является следствием мощного влияния процессов глоба­лизации культур и цивилизаций, а также растущей индивиду­ализации (персонализации) общества. В этих условиях труд­но рассчитывать на стабильность законодательства и былую устойчивость правового регулирования. Стремительные жиз­ненные изменения предполагают нахождение правом новых аргументов для обеспечения его действенности. Важнейшим фактором при этом становится система правовых ценностей и такой ее носитель как профессиональная правовая культура. Сквозь призму изменений в содержании профессиональной правовой культуры рассматриваются возможности решения актуальных задач современной юриспруденции.

Современная юриспруденция, настаивая на верховенстве права как фундаментальной правовой ценности, позволяет в соответствии с каждой правовой культурой вывести социум к правовой гармонии, обеспечив не только иерархизацию правовых ценностей, но и выбор правовых решений на основе существующего правового менталитета, правовых традиций и правовых институтов.

Р. Давид, отмечая универсальный характер науки права, обращал внимание на то, что сравнительное право как раз один из элементов этого универсализма, особенно важно в наше время, потому компаративистике принадлежит перво­степенная роль в изучении прогресса в праве.

К. Цвейгерт и Х. Кетц выделяют четыре определяющих функции сравнительного правоведения: 1) законодательную, ког­да результаты сравнительно-правовых исследований использует­ся как материал для законодателя, 2) интерпретационные — срав­нительно-правовые исследования выступают как инструмент для толкования законодательства, 3) дидактическую — здесь проявля­ется значение сравнительного правоведения для юридического образования 4) унификационную — свидетельствует о роли соци­ально-правовых исследований для унификации права.

Д.В. Дождев различает два основных подхода в трактовке предмета сравнительного правоведения: «географический» и «теоретический». При географическом подходе предмет срав­нительного правоведения видится в изучении основных право­вых систем современности, тогда как при теоретическом под­ходе предмет сравнительного правоведения отождествляется с предметом общей теории права.

Главные цели сравнительного правоведения: познава­тельная; информационная; аналитическая; интегративная; критическая; пропагандистская. В целом же современная юридическая компаративистика призвана ответить на вопрос, что происходит на правовой карте мира, как развиваются ос­новные правовые системы современности, как отражаются из­меняются условия жизни в национальных правовых системах.

В связи с изложенным, выглядит предпочтительнее по­зиция А.Х. Саидова, который цель современной юридической компаративистики видит в поисках ответов на вопросы о том, что происходит на правовой карте мира, как развиваются су­ществующие правовые системы и как отражаются меняющие­ся условия жизни в национальных правовых системах.

Важнейшая черта существования правовой культуры в со­хранении правовой преемственности. Возникающие переры­вы правовой преемственности как качественного изменения законности в результате революционных изменений в госу­дарственном и общественном устройстве приводят к неправо­вым состояниям. Считается, что возможны три пути выхода из неправового состояния: а) возвращение к правовому положе­нию которое было раньше б) перерастание неправового состо­яния в новую систему законности в) узаконивание неправовых действий через определенную признанную процедуру.

Культурно-исторический процесс развивается как взаи­модействие разрозненных локальных культур и в то же вре­мя формируется культурное единство людей. Утверждение о единстве мировой культуры отражается на потере некоторых черт национальной культуры под влиянием аккультурации. Это не означает потерю различий между культурами вообще и правовыми культурами, в частности. Понятно, что совре­менный мир не может существовать в условиях замкнутости правовых культур. Происходят процессы правовой аккульту­рации, то есть разрушения, преодоления этой замкнутости.

Считается, что мы живем в эпоху, для которой харак­терно противостояние двух теорий. Одна рассматривает мир как соответствующий модерну (Новому Времени), проект ко­торого еще должен быть завершен. И вторая теория, которая рассматривает современность как новую эпоху (постмодерн), для которой характерно, во-первых, сохранение определенных черт предыдущего времени и, во-вторых, развитие их в новом синтезе субстанциональности и модернизации.

По этому поводу интересна позиция А. Кресина, кото­рый отмечает что «сравнительное правоведение было, осо­бенно на ранних этапах его развития, реципиентом идей, концепций, подходов философии права, истории права, а также неюридических наук (языкознания, биологии, религи­оведения, социологии), на основе которых компаративисты постепенно формировали общую часть своей науки. В те­чение своего развития, начиная с первых своих школ, юри­дическая компаративистика наработала не совокупность, а систему знаний и собственную терминологию. Они частич­но стали общим достоянием юридических наук, а частично остаются оригинальными и присущими только сравнитель­ному правоведению ».

Особыми предметами сравнительного правоведения являются: общее и особенное в развитии правовых систем в глобальном и региональном измерениях, формы, методы и результаты взаимодействия однопорядковых и разнопорядковых правовых систем; сравнительное познание национального права; сравнительно-правовая методология и др. .

Одновременно часть предметной области сравнительно­го правоведения накладывается на сферу других юридических наук. Но, как доказывал П. Мартыненко, определяющим для выявления «категориальной принадлежности науки в общей системе научно-правового знания» является методологиче­ский подход. Таким для сравнительного правоведения являет­ся сравнительно-типологический подход, так же как теорети­ческий подход — для теоретико-правовых наук, а генетический подход — для историко-правовых наук.

Формирование и последовательное использование опре­деленной методологии является результатом деятельности научных школ, групп единомышленников. В сравнительном правоведении одной из первых таких школ является истори­ческая школа права.

Анализ работ восточноевропейских, в частности украин­ских, представителей исторической школы права (ее ответвле­ния — школы славянского права), которые преимущественно неизвестные западным исследователям истории сравнитель­ного правоведения, дает основания говорить о транснацио­нальном характере этой школы и о ее положительном зна­чение для сравнительного правоведения — в одно время и в конкретных обстоятельствах — как первой научной школы, в рамках которой последовательно, определенным и принятым группой исследователей методологическим подходом, осу­ществлялось сравнение римского права, права германских и славянских стран и народов.

На основе своих исследований представители историче­ской школы права создавали новое сравнительно-правовое знание о сходствах и различиях в праве, формах и результатах взаимодействия правовых систем, формировали концепции родства правовых систем, правовых макрообщностей, пре­емственности в праве, миграции права и др.. И поэтому нет никаких оснований считать, что историческая школа права не является примером последовательного применения сравни­тельно-правовой методологии и содержательного наполнения феномена сравнительного правоведения.

Компаративизм возник не как заранее и кем-то задан­ная теоретическая схема. Его источники и различные формы проявления лежат в сфере многочисленных компаративных, междисциплинарных, кроснациональных и других исследо­ваниях философского, социологического, политологического, правового, лингвистического и т. д. характера, а также в про­странствах других форм познания — религиозного, мифоло­гического, обыденного, практического. Одной из причин его возникновения является беспрецедентное расширение эконо­мических, политических, культурных и других связей стран, регионов, государств и негосударственных субъектов, отдель­ных людей.

Методологическое осмысление значения исторического метода (кроме периода доминирования в нем описания) на­чалось именно в сравнительном аспекте, в его становлении как историко-сравнительного метода, получившего всеобщее признание в XIX в., благодаря О. Конту и Г. Спенсеру, которые отнесли его к основным методам социологии. Е. Дюркгейм отождествлял сущность социологии со сравнительной соци­ологией, а Л.А.Ж. Кетле пытался совместить сравнительно­исторический метод с другими социологическими методами, в частности статистическим, в дальнейшем этот метод связы­вался со структурно-функциональным анализом. Подобные процессы происходили и в языкознании (Ф. Соссюр), куль­турологии (В. Дильтей), а в сочетании со сравнительно-типо­логическим методом использовался в социологии Е. Трельча, М. Вебером, П. Сорокиным и А. Тойнби.

Сравнение в условиях многообразия проявлений предме­та исторической науки во времени стало на определенный пе­риод системообразующим фактором (аналогично географии, предмета которой свойственно многообразие в пространстве). В дальнейшем на его основе формировалась методология исторической науки, поэтому не было необходимости выде­лять в ее пределах автономную науку, основанную на сравни­тельном методе или многообразии проявлений предмета во времени и пространстве.

Выводы. Сравнительные исследования и становление компаративизма неразрывно связано с историческими и гео­графическими науками, которым не только свойственно ис­пользование сравнительного метода, но и то, что именно сравнительное правоведение ряд ученых-компаративистов рассматривали как сравнительную историю и географию пра­ва, отражающую сравнение правовых реальностей в единстве «общих», «универсальных» атрибутов их существования — во времени и пространстве.

Соответственно, становится возможным сделать вывод, что историческая школа права является ключевой частью фун­дамента формирования методологии сравнительного право­ведения.

Русская историческая школа и ее достижения

Зарождение и формирование русской исторической школы

Формирование русской исторической школы можно отнести к XI веку, когда монах Киево-Печерского монастыря Нестор начал писать свою летопись, отвечая на вопрос «Откуда есть пошла Русская земля?». Дальнейшие описания житий святых и событий, современниками которых были летописцы, создавали основу и накапливали материал для последующего исторического изучения. Уже во времена Петра I В.Н.Татищев в своем пятитомном труде «История России с самых древнейших времен» пробует применить научный подход к расположению и анализу имеющегося фактического материала. Традиционно события у Татищева расположены в хронологическом порядке. А его научный подход проявился в том, что он сравнивал одни и те же события по разным источникам, а также сопровождал публикуемые тексты собственными комментариями. М.В. Ломоносов изучил и существенно прояснил исторический вопрос о происхождении российской нации и государства. Он отверг норманнскую теорию несамостоятельного происхождения Руси, выдвинув теорию славяно-чудского происхождения, которая в дальнейшем получила многократное историческое подтверждение.

Знаменитые российские историки

Историческая наука со второй половины XVIII века постоянно испытывала и продолжает испытывать в настоящее время сильнейшее влияние существующего политического строя.

Создатель двенадцатитомной «Истории государства российского», учитель и воспитатель наследников царской семьи Н.М. Карамзин в своих исследованиях расширил количество источников, использовав византийские и европейские хроники. Кроме того, он фактически создал новый язык исторического повествования, отличающийся от тяжелого, изобилующего церковными словами языка предыдущих авторов. Особенно полезными считаются комментарии и исследования Карамзина в некоторых частных исторических вопросах (история появления денег, значения некоторых старинных слов). Главная историческая идея Карамзина состоит в необходимости мудрого самодержавия.

Ученик Карамзина С.М. Соловьев также написал свою многотомную историю Российского государства, в основе которой лежит теория развития человеческого общества, как единого организма. Соловьев не придавал первостепенного значения завоеваниям в истории развития русского государства, не выделял ни норманнский, ни татарский, ни византийский периоды, а считал главным внутренние процессы в обществе. Соловьев первым применил сравнительно-исторический метод, указав на схожести и различия в историческом пути России и европейских государств.

В середине XIX века в истории появляется новое либеральное направление, самым ярким представителем которого стал ученик Соловьева В.О. Ключевский. Он попытался объединить события экономической, политической и культурной жизни страны для объяснения исторических событий. В частности, он считал, что колонизация Россией окраинных земель вызвана ростом населения, а не государственной деятельностью самодержавия. Его основной исторический труд называется «Курс русской истории».

Современные достижения русской исторической школы

После 1917 года отмечается подавляющее влияние идей марксизма на развитие исторической науки. В это время история становится частью культуры общества. Интерес к своему прошлому, толкование различных исторических фактов и объяснение исторических связей между событиями приводят к появлению большого количества серьезных исторических исследований. Следует отметить работы Е.В.Тарле по развитию внешних связей российского государства, Б.Д.Грекова по истории южных и восточных славян, Н.М.Дружинина по истории общественного и революционного движения, историка и географа Л.Н.Гумилева, основателя учения об этносе как биосоциальной категории, Д.С.Лихачева, занимавшегося вопросами древнерусской литературы, С.О.Шмидта, работавшего в сфере историографии и архивного дела.

Главным достижением современной русской исторической школы все же следует считать популяризацию научных знаний, публикации профессорами исторических факультетов ведущих российских университетов курсов лекций, проведение семинаров и научных встреч, сотрудничество с историками других стран. В настоящее время доступны многочисленные публикации мемуаров известных исторических личностей, книги для чтения под редакциями известных ученых-историков.

Историческое прошлое России очень по-разному оценивается современными политическими силами. Многие придерживаются мнения об особом пути развития страны. Иные утверждают, что Россия исключила себя из мирового сообщества и вряд ли сможет туда вновь вернуться. Вдумчивое и тщательное изучение исторического прошлого исключительно важно для понимания будущего нашего государства.

Сакулин Павел Никитич (1868-1930) — Пушкинский Дом

Академик-литературовед, специалист по истории русской литературы и теории литературы. Родился в семье зажиточного крестьянина-старообрядца. Учился в Самарской гимназии, по окончании которой в 1886 поступил на историко-филологический факультет Московского университета, где работал под руководством профессора Н. С. Тихонравова. Окончил курс в 1891, после чего в течение ряда лет вел преподавательскую работу в средней школе в Москве. С 1902 стал преподавателем высшей школы. В 1903 был избран членом Общества любителей российской словесности. В этот период Сакулин окончательно вошел в сферу академической, университетской науки, в либеральные профессорские круги. Здесь всецело господствовали научные традиции историко-культурной школы A. H. Пыпина. Среди своих ученых современников Сакулин отличался широтой взглядов, эрудицией и ораторским талантом. Но за этим не таилось ни большой глубины методологического мышления, ни последовательности общественного мировоззрения. В эпоху революции 1905 Сакулин выпустил несколько статей по вопросам социализма, работал над проблемами раннего русского социализма, результатом чего впоследствии явился его большой труд «Русская литература и социализм» (1922). Во всех этих работах социализм для их автора был не столько научно оправданной теорией, сколько высокой гуманистической идеей, не программой социального действия, а орудием либеральной пропаганды.
Общественные выступления Сакулина заключали в себе элементы активного либерализма, однако протест против крайностей самодержавной реакции соединялся у него с умеренностью положительных требований. Его литературно-публицистическая статья («Как шла наша жизнь за последние сто лет», 1906), содержавшая прозрачные выпады против политики царизма, была конфискована полицией. В 1911 в ответ на реакционные реформы министра просвещения Кассо Сакулин вместе с рядом профессоров вышел из состава преподавателей Московского университета. В 1914 Сакулин стал профессором петербургского женского педагогического институтта, а в Московский университет возвратился лишь и 1917, после Февральской революции. В послеоктябрьскую эпоху ученая и педагогическая деятельность Сакулина непрерывно расширялась. Именно в это время Сакулин опубликовал pяд своих крупнейших работ. Не принадлежа к той части русской буржуазной интеллигенции, которая с испугом или ненавистью отшатнулась от революции, Сакулин по-своему понял и принял ее, продолжая педагогическую деятельность в обоих московских университетах до 1924. В этот же период Сакулин работал в Наркомпросе, возглавляя там комиссию по созданию программ для средней школы и состоял членом Государственного ученого совета. Особенно активной была научная деятельность Сакулина во вновь образованных ученых учреждениях Москвы: Государственной академии художественных наук и Научно-исследовательском институте литературы и языка РАНИОНа. С 1923 Сакулин состоял членом-корреспондентом Академии наук, действительным членом которой был избран в 1929. В течение последнего года своей жизни Сакулин возглавлял Пушкинский дом Академии наук СССР.
Первые печатные работы Сакулина относятся к началу 90-х гг.; это статьи («речи») о «Записках охотника» Тургенева (1893) и о деятельности Николая Новикова (1894). За ними помимо энциклопедических статей в словаре Граната и статей на грамматические темы следовали «Русская повесть о воеводе Евстратии» (1902), «Взгляд В. А. Жуковского на поэзию» (1902), «Творчество Некрасова» (1903), «Первобытная поэзия» (1905), статья о научных заслугах и общественных взглядах А. Н. Пыпина (1905) и др. В этих работах заметна и широта научных интересов и специфический подбор тем. В большинстве случаев исследователь интересовался крупными личностями и произведениями, сыгравшими в свое время большую общественную роль (Новиков, Некрасов, Пыпин, рассказы Тургенева) или отличавшимися высотой идеалистических взглядов (Жуковский, диссертация о Вл. Одоевском). Для всех этих и подобных работ Сакулина, написанных в дореволюционную эпоху, характерен исключительный интерес к культурно-просветительской деятельности писателя, к его социально-культурной среде, в чем и сказывались традиции историко-культурной школы. Вместе с этим мы находим в них очень высокую оценку творческой личности писателя, его индивидуальных способностей и проявлений, высокой общественной роли его таланта, данных в либерально-гуманистическом понимании. Таковы и последующие статьи о Михайлове (1906), Плещееве (1910), Гоголе (1909), Помяловском (1910). Рядом с этим в некоторых работах (о старой повести, первобытной поэзии, о литературных направлениях александровской эпохи и др.) заметны традиции сравнительно-исторической школы (Буслаев, Веселовский), придающей исключительное значение фактам литературного влияния и заимствования. С такими методологическими предпосылками, не сведенными в стройную и законченную систему, вступил Сакулин во второй, послеоктябрьский период своей деятельности и попытался соединить их с теорией марксизма. Основной теоретической работой, где эти попытки особенно отчетливо выражены, является книга «Социологический метод в литературоведении» (1925). Смысл этой книги заключается в том, что автор стремится отвести марксизму «законные границы», сохранив самостоятельность «культурных факторов», творческую индетерминированность писателя и определяющий характер литературной традиции. Таким образом ни деле Сакулин противодействовал марксизму. Он делит задачи исследования на три группы: имманентные, каузальные и конструктивные. Имманентные задачи, при выполнении которых исследователь обязан отвлечься от социальной обусловленности творчества, состоят в «художественном анализе формы и содержания», в изучении «творческой истории произведений» и эволюционного развития отдельного творчества и целого литературного направления, которое, по мнению Сакулина, происходит независимо от социальных воздействий, на основе свойств, присущих поэзии по ее собственной природе. Разъясняя дальше задачи каузальные, обрисовывая свою социологическую систему, Сакулин дает обильные ссылки на основоположников марксизма и их последователей, но в сущности, не понимая марксизма, борется с ним. Он говорит об «идеях-силах» как о непосредственных причинах, вызывающих к жизни произведение, и о том, что «многое, весьма существенное» в творчестве остается «за чертой досягаемости» социальных причин. Подчеркивая субъективное ощущение свободы в творческом процессе, автор делает вывод, что в идеологическом творчестве «разом проявляются два начала: необходимость и свобода». Говоря о личности писателя, он замечает, что «художник зреет не под влиянием только внешних, каузальных условий, а в силу его природы» и т. п. Вся книга, представляющая собой теоретический итог долголетней научной работы, обнаруживает непреодоленность старых методологических позиций. Практическим разрешением «конструктивных» задач, т. е. построения истории литературы на основе идеи «развития по природе», являются вышедшие две части «Русской литературы» (1928—1929), построенные на идеалистической концепции развития русской литературы.
Всю историю русской литературы, от XI в. до наших дней, Сакулин делит на 3 эпохи: первая до сер. XVII в., вторая—до 40-х гг. XIX в.и третья, еще не оконченная, — включая современность В каждой из этих трех эпох автор видит своеобразную диалектику литературного развития по всем правилам внешне применяемой гегелевской «триады» (например, в первой эпохе «языческая» культура представляет «тезис», византийская — «антитезис», синтезом их является «старорусская», московская культура XVI в., которая в дальнейшем служит тезисом новой эпохи, и т. д.). В подборе литературного материала, богатого и разнообразного, «Русская литература» является несомненным шагом вперед по сравнению с литературными курсами старого культурно-исторического типа. Сакулин ставит своей задачей написать историю собственно художественной литературы, историю развития и смены литературных форм. Каждая глава ею книги посвящена характеристике определенного стиля, жанра, направления. Рассматривая стилевые особенности литературы различных периодов, Сакулин не останавливается на изучении только крупнейших писателей и произведений, но привлекает к исследованию и «массовую продукцию». Сакулин подвергает изучению не только литературу господствующих классов, но и литературу «низовую», лубочную в частности. Во всем этом сложном историко-литературном построении историк литературы найдет много ценных интересных фактов и наблюдений. Но все здание в целом страдает большой теоретической рыхлостью, непоследовательностью, эклектичностью. Развитие «по природе» и развитие «каузальное», социологическое, которые автор тщетно старается примирить в своем «конструктивном» построении, явно противоречат друг другу, факты не всегда укладываются в схему. Работа доведена до 30-х гг. XIX в. и осталась незаконченной, так же как и большая теоретическая работа Сакулина («Наука о литературе, ее итоги и перспективы), оборвавшаяся на третьем очерке. Внезапная смерть прекратила деятельность этого «последнего из могикан» русской либерально-буржуазной науки.

Г. Поспелов
По изд.: Литературная энциклопедия.
Мünchen. 1991. Т. 10. Стб. 495-499.

Читать «Литература и методы ее изучения.

Системный и синергетический подход: учебное пособие» — Кирнозе Зоя Ивановна, Зусман Валерий Григорьевич, Зинченко Виктор Георгиевич — Страница 13

Именно в XVI веке сложилась народная легенда о Фаусте, заключавшая в себе революционный протест против косности средневекового мира и «прославление великих творческих сил человека».

Во фрагменте воссоздана историческая эпоха Ренессанса, особенности национальной немецкой истории и «момента» их встречи в культуре страны, переживавшей углубление кризиса феодальной империи и ощущавшей присутствие мощных народных сил, возрождение литературных жанров, возникших в демократической среде, и связь их не только с площадной буффонадой и скоморошеством, но и «народной книгой» и гравюрами на дереве. Эти многочисленные линии сплетены, сфокусированы при помощи академических методов, что делает текст чрезвычайно «емким».

Уже из приведенных примеров видно, что не только научиться писать подобным образом, но, даже читая, понять глубину изложения – дело отнюдь не простое, требующее методики, которую Д. С. Лихачев назвал методикой «пристального чтения».

Вопросы к теме

1. В чем сходство и отличие подхода Сент-Бёва и Тэна?

2. Какой смысл Тэн вкладывает в понятия «раса», «среда», «момент»?

3. Почему в культурно-историческом методе главное место отводится документу эпохи, а не художественному произведению?

Литература по теме

1. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. – М., 1967.

2. Пуришев Б.И. Литература эпохи Возрождения: курс лекций. – М., 1996.

3. Тэн И. История английской литературы. Введение // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX–XX веков. Трактаты. Статьи. Эссе / Сост. и общ. ред. Г.К. Косикова. – М., 1987.

Дополнительная литература

1. Лихачев Д. С. Эпохи и стили. – М., 1973.

2. Пуришев Б.И. Очерки немецкой литературы XV–XVII веков. – М., 1955.

3. Тэн И. Философия искусства. – М., 1933.

Тема 6 Сравнительно-исторический метод. Компаративистика

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: историческая поэтика, сравнительное литературоведение, сопоставление, сравнение, повторяемость, воздействие, ряды культуры, генетическая связь, психологический параллелизм, мотив, качество отношений между образами, сюжет, суггестивность, диалог, компаративистика, «свое и чужое», рецепция, аспекты рецепции, «встречное течение», самозарождение, типологические соответствия, воспринимающая среда, интертекстуальность

Сравнительно-исторический метод сложился в литературоведческих школах русских университетов в последней трети XIX века. Родоначальником его стал академик Александр Николаевич Веселовский. Выпускник Московского университета, оставленный в нем для подготовки к профессорскому званию, А.Н. Веселовский, мечтавший специализироваться в области западноевропейских литератур, поступает гувернером к детям русского вельможи князя Голицына, что дает ему возможность посетить Испанию, Италию, Францию и Англию. Расширение культурного кругозора А.Н. Веселовский считал необходимым условием формирования ученого-филолога.

Получив в дальнейшем казенную стипендию для поездки за границу, А.Н. Веселовский слушает лекции по германской и романской филологии в Берлинском университете, посещает Прагу и Сербию, чтобы углубить знания по славистике, живет в Италии, где занимается проблемами итальянского Возрождения.

Широта интересов и культурный кругозор определяют основное направление научной деятельности Веселовского – историка и теоретика литературы, лингвиста и издателя русских и западных средневековых текстов. Его литературное наследие, насчитывающее сотни работ, должно было составить 26 томов.

Веселовский Александр Николаевич (1838–1906) – выдающийся историк и теоретик литературы, академик Петербургской Академии наук, автор капитальных исследований по исторической поэтике и истории всемирной литературы. Научный горизонт исследователя охватывал большие и малые культуры, фольклорные традиции, сложившиеся на разных континентах.

А.Н. Веселовский – создатель сравнительно-исторического метода. Сопоставляя эпические формулы и мотивы, романы и повести разных эпох и народов, автор «Исторической поэтики» исследовал «повторяющиеся отношения» элементов в разных рядах (литературном, бытовом, социальном). Веселовский заложил основы генетического и типологического изучения словесности, показав, что «миграция» и «самозарождение» мотивов дополняют друг друга.

Научные идеи А.Н. Веселовского были восприняты представителями самых разных литературоведческих методов и школ. Среди его учеников и продолжателей следует назвать Ф.А. Брауна, Д. К. Петрова, В.Ф. Шишмарева, В. М. Жирмунского и многих других.

Литература:

Веселовский А.Н. Избранные статьи / Вступ. ст. В.М. Жирмунского. – Л., 1939.

Веселовский А.Н. Историческая поэтика / Вступ. ст. В.М. Жирмунского. – Л., 1940.

Веселовский А.Н. Историческая поэтика / Вступ. ст. И.К. Горского. – М., 1989.

Веселовский А. Избранные труды и письма / Отв. ред. П.Р. Заборов. – СПб., 1989.

Веселовский А.Н. Собрание сочинений. Т. 1–6, 8, 16. СПб.; М.; Л., 1908–1938.

Веселовский А.Н. Избранное: Историческая поэтика / Сост. И.О. Шайтанов. – М., 2006.

Веселовский А.Н. Собрание сочинений // http: //az.lib.ru/w/ weselowskij_a_n

Среди разрабатываемых Веселовским проблем наибольшее значение для формирования нового метода имела его историческая поэтика[46]. Основы метода изложены в программной лекции, прочитанной А.Н. Веселовским при вступлении в должность профессора Петербургского университета, «О методе и задачах истории литературы как науки» (1870). В лекции А.Н. Веселовский заявляет о своей приверженности к культурно-исторической школе. Историю литературы он видит «как историю общественной мысли в образно-поэтических формах». В дальнейшем во «Введении к исторической поэтике» и в серии университетских курсов и статей А.Н. Веселовский намечает теоретическое обобщение огромного материала, изученного им самим и этнографами, лингвистами и литературоведами с использованием достижений культурно-исторической школы. Рассмотрев генезис поэтических категорий, А.Н. Веселовский первым показал, что они «суть исторические категории»[47].

Признавая принцип историзма основой метода, он подмечает, что культурно-историческая школа проходит мимо повторяемости явлений, исключая тем самым рассмотрение дальнейших рядов культуры. Если рассматривать только ближайшие ряды культуры, то повторение может быть вариативным, содержать сдвиг, различие смежных членов. Более явственным может быть сходство «…на более отдаленных степенях рядов»[48].

Задолго до ОПОЯЗа А.Н. Веселовский привлекает внимание к синхронному изучению различных, притом не обязательно соседних, рядов культуры. От этого положения отталкиваются Ю.Н. Тынянов и P.O. Якобсон.

Придавая повторяемости признак закономерности, А.Н. Веселовский полемизирует с «европоцентристским» пониманием культуры. Каждая культурная область имеет свою специфику развития, а потому некорректно говорить об «отставании» или «застойности» неевропейских народов. В этом состоит преимущество созданной А.Н. Веселовским «всемирно-исторической школы» перед культурно-исторической[49]. Сопоставляя «параллельные ряды сходных фактов» на самом широком литературном материале, А.Н. Веселовский ищет типологические соответствия в культуре разных «рас» и эпох.

А.Н. Веселовский подчеркивает связь, существующую между «крупными явлениями» и «житейскими мелочами». Одним из первых он включает в контекст литературы бытовой фон с его лингвистическими и психологическими составляющими, дающими богатый «материал для сравнений». Наряду с «Традицией» «Реальность» – один из важнейших элементов системы «литература» в «Исторической поэтике» А.Н. Веселовского[50]. С начала 80-х годов оформляется тема «исторической поэтики». В названиях работ «Из истории романа и повести» (1886), «Эпические повторения как хронологический момент» (1897), «Психологический параллелизм и его формы в отражениях поэтического стиля» (1899) прослеживается и представление о художественном слове как об особой сфере духа, и мысль о необходимости найти в литературе закономерности, «параллели» не только исторические. Но сопоставить ряды сходных фактов можно лишь при наличии принципа повторяемости, общем основании для сравнения. Уже на материале греческой античности ученый замечает, что при всей исторической последовательности развития литературы «сходство мифических, эпических, наконец, сказочных схем не указывает необходимо на генетическую связь»[51]. И генетической связи в принципе не отрицая, А.Н. Веселовский находит в разных литературах сходство сюжетов.

Сравнительно-исторический метод в литературоведении — презентация онлайн

1. Сравнительно-исторический метод в литературоведении

2. Веселовский Александр Николаевич

Русский историк литературы,
профессор, заслуженный
профессор Петербургского
университета, академик.

3. Концепция истории литературы и исторической поэтики

Первая стадия становления научной концепции Веселовского была связана с
изучением вполне конкретного материала из истории итальянского Возрождения. Это
было творчество определенного круга хорошо известных деятелей итальянской
культуры с точно известной хронологией их жизни и творчества.
Культурно-исторический метод здесь мог быть относительно надежным инструментом
анализа и объяснения.

4. Концепция истории литературы и исторической поэтики

Веселовский изучает народную поэзию и
анонимную литературу Средневековья.
В фольклоре и в анонимной средневековой литературе авторство и время
создания памятников были неизвестны, и методы культурно-исторической школы,
связанные прежде всего с анализом факторов «среды», применить к этому
материалу было затруднительно.
Веселовский сталкивается напрямую с необходимостью применения и переоценки
методов мифологов разных направлений. Он обращает свое внимание на теорию
Бенфея, которая помогала восстанавливать конкретную историю распространения
словесных памятников, предоставляла способы доказательства фактов их
взаимодействия, взаимовлияния и связанного с этим видоизменения их форм.

5. Концепция истории литературы и исторической поэтики

Мифологическая концепция Гриммов – Буслаева – Афанасьева, все объяснявшая
доисторической мифологией, не могла прояснить очень многое в средневековой, а
тем более в новой и новейшей литературе, – она в этом смысле антиисторична,
потому что противоречит самой идее развития. Поэтому поворот к школе Бенфея, с
ее обращением к «историческому взгляду», А.Н.Веселовский оценивал как
«возвращение к реализму»: «Мы так долго витали в романтическом тумане
праарийских мифов и верований, что с удовольствием спускаемся к земле», – писал
он.

6. Концепция истории литературы и исторической поэтики

Однако и теория заимствований (т.е. миграционная теория Бенфея) имеет, на взгляд Веселовского, два очень существенных недостатка. Она, вопервых, формалистична, поскольку все объясняет исключительно внутри
литературными факторами, т.е. заимствованиями и влиянием одних литературных
памятников на другие. А во вторых, в своем принципиальном противостоянии
мифологической концепции Гриммов она игнорирует ее рациональное зерно,
связанное с реконструкцией прамифов, которые все же существовали и с которых
началась трансформация если не всех, то по крайней мере некоторых фольклорных, а
затем литературных мотивов и сюжетов.

7. Концепция истории литературы и исторической поэтики

Вывод Веселовского: эти направления не исключают, а предполагают друг друга,
должны сочетаться, идти рука об руку, причем научно-методическая
последовательность применения этих гипотез должна быть следующей: сначала нужно
объяснить историю памятников, опираясь на бенфеевскую теорию заимствований, а
потом показать (насколько это возможно) их происхождение, генезис, используя
теорию и методы мифологической концепции Гриммов и опирающихся на нее
исследований Буслаева и представителей «школы сравнительной мифологии»:
«Попытка мифологической экзегезы должна начинаться, когда уже кончены все счеты с
историей»

8.

«Поэтика сюжетов» • Веселовский разграничивает термины мотив и сюжет. Мотив –
«простейшая повествовательная единица», сюжет — это комбинация
мотивов.
• При сходстве или единстве бытовых и психологических условий жизни
разных народов происходит самозарождении сходных мотивов. Чем
сложнее комбинация мотивов, тем больше вероятность
заимствования сюжетов. Следовательно, «миграция»и
«самозарождение» мотивов дополняют друг друга.
• Напрмер, возниконовение сходств «Илиады» Гомера, киргизского
«Манаса» и армянского «Давида Сассунского» восходят к общей
идеологии эпического века, героическим воинским идеалам.

9. «О методе и задачах истории литературы как науки» (1870)

В синхроническом плане:
• «Вы изучаете, например, какую-нибудь эпоху; если вы желаете
выработать свой собственный самостоятельный взгляд на нее,
вам необходимо познакомиться не только с ее крупными
явлениями, но и с той житейской мелочью, которая обусловила
их».
• «Вы постараетесь проследить между ними связь причин и
следствий; для удобства работы вы станете подходить к
предмету по частям, с одной какой-нибудь стороны: всякий раз
вы придете к какому-нибудь выводу или к ряду частных
выводов».
• «Вы повторили эту операцию несколько раз в приложении к
разным группам фактов; у вас получилось уже несколько рядов
выводов, и вместе с тем явилась возможность их взаимной
проверки…Таким образом, восходя далее и далее, вы придете к
последнему, самому полному обобщению, которое в сущности
и выразит ваш конечный взгляд на изучаемую область».

10. «О методе и задачах истории литературы как науки» (1870)

В диахроническом плане:
• Индуктивный метод: «Изучая ряд фактов, мы замечаем их
последовательность, отношение между ними последующего и
предыдущего; если это отношение повторяется, мы начинаем
подозревать в нем известную законность; если оно повторяется часто,
мы перестаем говорить о предыдущем и последующем, заменяя их
выражением причины и следствия». Строится теоретическое
обобщение («модели») на основе анализа конкретного и многократно
проверенного фактического материала.
• Например, После Первой Мировой Войны меняется сознание
человека, он осознает свою никчемность, понимает, что превращается
в «оружие», которое не имеет право голоса.

11. «О методе и задачах истории литературы как науки» (1870)

В диахроническом плане:
• Исторический метод: С одной стороны, то, что повторяется (и
повторяется устойчиво) на фоне переменного в историческом
развитии на разных фазах, исследователь устанавливает и имеет
право квалифицировать как закономерное. А с другой стороны, на
фоне повторяющегося он имеет возможность надежно выделить и
описать и то, что изменяется.
• Например, «вечные темы» и «вечные герои», общие жанры, сходные
литературные направления и течения.

12. «О методе и задачах истории литературы как науки» (1870)

В диахроническом плане:
• Сравнительный метод: В процессе такого исследования сравниваются
факты, ряды фактов, параллельные ряды обобщений, полученных на
основе сравнения рядов фактов; кроме того, параллельные ряды
изучаются на материале разных литератур одной эпохи или
нескольких эпох. Сравнение получается многослойным и
многоуровневым, и сравнительный характер изучения существенно
повышает степень полноты и объективности получаемых выводов;
оно исключает случайные заключения, основанные на базе
ограниченного ряда фактов, тем более какой-либо одной литературы.
• Например, при сравнении шекспировского и античного театра,
«различия» между Софоклом и Шекспиром нужны для того, чтобы
указать на «шекспировский путь» литературы.

Ритуально-историческая школа, Библиологический словарь. Том 3

прот. Александр Мень

Ритуа́льно-истори́ческая шко́ла, общее название для тех на­правлений в библеистике, которые счи­тают культ главной средой, где формирова­лось и хранилось библейское *Предание.

Представители скандинавской ветви Ритуально-исторической школы (*Педерсен, *Мовинкель и др.) утверждали, что ведущую роль в фор­мировании библейской традиции играла уст­ная *передача Слова Божьего. Они связывали ее с новогодними и другими *праздниками, когда служители алта­ря и пророки повторяли перед народом священные заповеди и формулы. Экзегеты *«истории форм» школы (*Бультман и др.), изучая *«жизненный контекст» Евангелий, указывали на их богослу­жебное происхождение. Исследовате­ли Ветхого Завета не раз высказывали предполо­жение, что различные *источники *Пятикнижия обязаны своим происхо­ждением различным святилищам, во­круг которых группировались носители Предания.

Ритуально-историческая школа черпала свои аргументы из выводов *сравнительно-религиозного изучения Библии, которые показали ог­ромную роль неписаной традиции в религиях мира. Однако у Ритуально-исторической школы есть и слабые места. Ее сторонники, утвер­ждая первичность культа по отноше­нию к Библии, игнорировали подлин­ные истоки самого библейского богослуже­ния. Оно было источником сказаний Библии, ибо именно сами эти сказа­ния, отражавшие реальные события, лежали в основе культа. В частности, Еван­гелия могли быть созданы из текстов, которые повторялись на евхаристиче­ских трапезах, но, в свою очередь, Ев­харистия основывалась на событиях евангельской истории. Кроме того, Ритуально-историческая школа не­оправданно снижает роль письменных источников как таковых. «Богослуже­ние, – замечает *Райт, – передает, пре­ломляет и объединяет историческое предание для литургических целей в жизни Общины; но, несомненно, нель­зя допустить, будто предание даже во всех его письменных формах родилось из обрядов культа и было создано свя­щенниками, совершавшими богослу­жение».

● Свящ. Флоренский П., Из богослов­ского наследия, БХ 1977, c6.17; Вrinker R., The Influence of Sanctuariеs in Early Israel, Manchester, 1946; *Кraus H.J., Worship in Israel, Oxf. (Eng.), 1966; Robertsоn Е., The Old Testament Problem, Manchester, 1950; см. статью *Смит У.Р.

Сравнительно-историческая методология по JSTOR

Абстрактный

Последнее десятилетие ознаменовалось появлением значительного и растущего числа литературы, посвященной сравнительно-историческим методам. Эта литература предлагает методологические инструменты для причинно-следственных и описательных выводов, которые выходят за рамки методов, доступных в настоящее время в основном статистическом анализе. Что касается причинно-следственного вывода, существуют новые процедуры для проверки гипотез о необходимых и достаточных причинах, и эти процедуры устраняют скептицизм, который основные методологи могут придерживаться в отношении необходимой и достаточной причинной связи.Аналогичным образом доступны новые методы анализа гипотез, относящихся к сложным временным процессам, включая последовательности, зависящие от пути. В области описательного вывода сравнительно-историческая литература предлагает важные инструменты для анализа концепций и для достижения достоверности измерений. С учетом этих вкладов сравнительно-исторические методы заслуживают центральное место в общей области методологии социальных наук.

Информация о журнале

Ежегодный обзор социологии®, публикуемый с 1975 года, освещает важные события в области социологии. Темы, освещаемые в журнале, включают основные теоретические и методологические разработки, а также текущие исследования в основных подполях. Обзорные главы обычно охватывают социальные процессы, институты и культуру, организации, политическую и экономическую социологию, стратификацию, демографию, городскую социологию, социальную политику, историческую социологию и основные разработки в социологии в других регионах мира. Журнал предназначен для социологов и других социологов, а также специалистов в области городского и регионального планирования, социальной политики и социальной работы.Это также полезно для тех, кто находится в правительстве.

Информация об издателе

Annual Reviews была основана в 1932 году как некоммерческое научное издательство, чтобы помочь ученые справляются с постоянно растущим объемом научных исследований. Всесторонний, авторитетные и критические обзоры ведущих ученых мира в настоящее время публикуются по 26 дисциплинам в области биологии, физики и социальные науки. Согласно рейтингу института «Импакт-фактор». для индекса научного цитирования научной информации каждый годовой обзор оценивается в верхней части соответствующей тематической категории или рядом с ней.Доступный для поиска заголовок и базу данных авторов и коллекцию рефератов можно найти по адресу https://www.annualreviews.org//. Веб-сайт также предоставляет информацию и цены на все печатные тома, онлайн-публикации, и переиздание сборников.

Ньюфаундленд, Южный Онтарио и Новая Англия по JSTOR

Абстрактный

Существующие интерпретации изменения исторической школы не учитывают развитие периферийных обществ.Следовательно, необходима более общая модель. В данной статье предлагается такая модель, объединяющая понятия современной мировой экономики и культурных рынков школьного образования. Потенциальная полезность модели проиллюстрирована путем изучения происхождения школ и отношений между школами, церковью и государством в трех различных типах обществ. Статья завершается некоторыми общими гипотезами о взаимосвязях между положением региона в современной мировой экономике, работой и составом его культурного рынка школьного образования и моделью исторического школьного изменения./// Интерпретации исторических изменений школы, которые существуют в процессе развития общества. Nous avons besoin, alors, d’un modèle encore plus général. En associant les ideés de l’économie mondiale moderne avec les ideés des marchés culturels des écoles, cette recherche предлагают un tel modèle. L’utilité Potentielle de ce plan peut être illustreé en excinant les origin des écoles et leur relatiens avec d’autres écoles, l’Eglise, et l’Etat dans trois sortes de sociétés différentes.Заключение о cette recherche sagit des hypothèses générales des biens entre, la position d’une определенной области в l’economie mondiale moderne, les actions et la compositien du marché culturel des écoles, et le modèle moderne, les actions et la compositien du marché Culturel des écoles, et le modèle du change Historique de l’école.

Информация о журнале

Конкретная цель Канадского журнала социологии / Cahiers canadiens de sociologie (CJS) — распространение оригинальных и важных исследований и теорий, в основном, но не исключительно, канадских исследователей в области социологии и смежных дисциплин.Наша политика состоит в том, чтобы представить разнообразие теоретических и методологических направлений социологии. Мы также поощряем междисциплинарный подход со статьями и комментариями демографов, историков, политологов, экономистов, специалистов по коммуникациям и криминологов. Сила CJS, прежде всего, заключалась в его непоколебимой приверженности тому, чтобы быть исследовательским журналом, который продвигает знания в области социологии, к совершенству, к научному разнообразию, интеллектуальному обмену и интернациональности.CJS — это отличительное сочетание научных и теоретических современных статей, дискуссий по текущим вопросам исследования, социальных комментариев, размышлений о дисциплине, а также информативных и научных обзоров книг. Эта комбинация не предлагается ни в одном другом североамериканском журнале по социальным наукам и является уникальной для Канады.

Информация об издателе

Канадский журнал социологии публикует тщательно отрецензированные исследовательские статьи и новаторские теоретические эссе социологов со всего мира, дающие представление о проблемах, с которыми сталкивается канадское общество, а также социальные и культурные системы в других странах.В журнале также есть раздел оживленных дискуссий / комментариев, способствующий интенсивному обмену идеями, наряду с регулярными разделами, такими как «Заметки об обществе», в которых рассматриваются актуальные проблемы дня с точки зрения социальных наук, и «Заметки по дисциплине». для обсуждения множества вопросов, возникающих в ходе социологического анализа современного общества. В каждом выпуске журнала также есть обширный раздел рецензирования на книгу.

Школьные знания в сравнительно-исторической перспективе

‘) var cartStepActive = true var buybox = document. querySelector («[id-данных = id _» + отметка времени + «]»). parentNode ; []. slice.call (buybox.querySelectorAll («. покупка-опция»)). forEach (initCollapsibles) функция initCollapsibles (подписка, индекс) { var toggle = subscription.querySelector («. цена-опции-покупки») subscription.classList.remove («расширенный») var form = subscription.querySelector («. Purchase-option-form») if (form && cartStepActive) { var formAction = form.getAttribute («действие») form.setAttribute («действие», formAction.replace («/ checkout», «/ cart»)) document.querySelector («# сценариев электронной торговли»). addEventListener («загрузка», bindModal (форма, formAction, отметка времени, индекс), false) } var priceInfo = subscription. querySelector («. price-info») var buyOption = toggle.parentElement if (переключить && форму && priceInfo) { переключать.setAttribute («роль», «кнопка») toggle.setAttribute («tabindex», «0») toggle.addEventListener («клик», функция (событие) { var extended = toggle.getAttribute («aria-extended») === «true» || ложный toggle.setAttribute («расширенный ария»,! расширенный) form.hidden = расширенный если (! расширено) { покупка вариант.classList.add («расширенный») } еще { buyOption.classList.remove («расширенный») } priceInfo.hidden = расширенный }, ложный) } } function bindModal (form, formAction, timestamp, index) { var weHasBrowserSupport = window. fetch && Array.from return function () { var Buybox = EcommScripts? EcommScripts.Ящик для покупок: null var Modal = EcommScripts? EcommScripts.Modal: null if (weHasBrowserSupport && Buybox && Modal) { var modalID = «ecomm-modal_» + отметка времени + «_» + индекс var modal = новый модальный (modalID) modal.domEl.addEventListener («закрыть», закрыть) function close () { форма.querySelector («кнопка [тип = отправить]»). focus () } form.setAttribute ( «действие», formAction.replace («/ checkout», «/ cart? messageOnly = 1») ) form. addEventListener ( «Отправить», Buybox.interceptFormSubmit ( Buybox.fetchFormAction (window.fetch), Buybox.triggerModalAfterAddToCartSuccess (модальный), console.log, ), ложный ) document.body.appendChild (modal.domEl) } } } function initKeyControls () { документ.addEventListener («нажатие клавиши», функция (событие) { if (document.activeElement.classList.contains («покупка-опция-цена») && (event.code === «Space» || event.code === «Enter»)) { if (document.activeElement) { event. preventDefault () document.activeElement.click () } } }, ложный) } function initialStateOpen () { var buyboxWidth = buybox.offsetWidth ; []. slice.call (buybox.querySelectorAll («. покупка-опция»)). forEach (function (option, index) { var toggle = option.querySelector («. покупка-вариант-цена») var form = option.querySelector («. Purchase-option-form») var priceInfo = option.querySelector («. цена-информация») if (buyboxWidth> 480) { toggle.click () } еще { if (index === 0) { переключать.нажмите () } еще { toggle. setAttribute («расширенная ария», «ложь») form.hidden = «скрытый» priceInfo.hidden = «скрыто» } } }) } initialStateOpen () если (window.buyboxInitialised) вернуть window.buyboxInitialised = true initKeyControls () }) ()

Сравнительно-исторический анализ

Инструктор Био

Маркус Кройцер — профессор политологии Университета Вилланова.Он работал над истоками европейской и посткоммунистической партийной систем, качественной методологией и сравнительно-историческим анализом.

Он преподает модуль по сравнительно-историческому анализу в Ежегодном Институте качественных и многометодных исследований при Сиракузском университете. Маркус является автором различных статей и следующих книг:


Даты и время занятий

Понедельник 16 ꟷ Пятница 20 августа 2021 г.
Минимум 2 часа живого преподавания в день
14:00 — 17:00 CET
OR
18:00 — 21:00 CET

Необходимые знания

Формальных требований нет.Маловероятно, что вы проходили какое-либо формальное обучение в CHA, потому что его методологические инструменты обычно используются неявно.

Вы получите наибольшую пользу от этого курса, если у вас есть интерес к истории, социальным или политическим изменениям или широкое любопытство к силам, преобразующим наши общества. Или вы можете быть знакомы с одной или несколькими из следующих литературы: сравнительная политическая экономия, экономическая социология / история, демократизация, развитие государства, смена режима, истоки государства всеобщего благосостояния, социальное движение, историческая социология, постколониализм, глобальная миграция, гендерные / расовые исследования, международная политическая экономия, исследования безопасности, глобальная история.


Краткое описание

Этот курс в стиле семинара обеспечивает интерактивную среду преподавания и обучения с использованием современных педагогических инструментов. Он разработан для требовательной аудитории (исследователи, профессиональные аналитики, продвинутые студенты) и рассчитан максимум на 12 участников, чтобы инструктор мог удовлетворить конкретные потребности каждого человека.

Цель курса

Цель этого курса — дать вам углубленное понимание основных элементов сравнительно-исторического анализа (CHA).Он поможет вам изучить четыре методологических значения изучения макроисторических вопросов:

  • Как искать закономерности, помогающие определить соответствующие вопросы исследования
  • Как расширить свой временной словарный запас
  • Изучите различные нити CHA и конкретные инструменты, которые они используют для изучения закономерностей.
  • Изучите методы, используемые для создания обоснованных причинно-следственных выводов при объяснении причинно-следственных макроисторических явлений.
Кредиты ECTS

3 кредита Полностью участвовать в занятиях
4 кредита Завершить пост-классное задание


Краткое описание курса

Мы живем в непростые времена.Неудачное восстание в старейшей демократии в мире, пандемия, нарушающая глобальные цепочки поставок, восходящий Китай, изменяющий глобальную геополитическую динамику, и глобальное потепление, бросающее вызов всему.

Что делает наше настоящее таким сложным, так это его преобразующий и, следовательно, исторический характер. Независимо от того, какой исторический двигатель двигает мир вперед и назад, он также трансформирует исследовательские программы.

Следовательно, ученые игнорируют историю на свой страх и риск, а те, кто действительно добивается результатов, никогда не дают подлинных ответов.Этот курс представляет собой руководство для ученых, обращающихся в ЦДХ за методическими советами.

CHA — это обобщающий термин для широкого диапазона инструментов и методов, которые ученые давно использовали для исследования широкого спектра макроисторических явлений. Анализ таких явлений создает особый набор проблем для стандартных методологий, в большей степени основанных на отклонениях, которые предполагают статичный и неисторический мир. Эти предположения затрудняют анализ таких явлений, как революции, волны демократизации или откат от демократии, экономический кризис, войны, крах империй или, в последнее время, пандемии.

Анализ таких явлений требует помещения времени в центр анализа, чтобы правильно понять временную динамику таких изменений, а также качественные / исторические изменения, которые они производят. Следовательно, этот курс направлен на охват четырех различных элементов CHA:

  • Историческое мышление — Определяется онтологическим самосознанием, которое может разморозить как историю, так и географию, чтобы искать закономерности, которые упускают из виду статические теории и теории без места. Крайне важно исследовать мир таким, какой он существует, вне существующих теорий.
  • Временная грамотность — Использование утонченного словарного запаса необходимо для эффективного исторического мышления. Он различает контекстное, историческое время и контекстно-независимое физическое время.
  • Методологический Bricolage — Ставка вопросов перед методами и построение методологической основы является ключевой частью CHA. Для этого требуются ремесленные навыки бриколажа, которые, в свою очередь, основываются на инструментах трех различных направлений: событийного, longue durée и макро-причинного анализа.
  • Абдуктивные выводы — Объяснения макроисторических вопросов часто слишком сложны, чтобы соответствовать стандартным стратегиям причинного вывода, основанным на вариациях. ЧА предпочитает более абдуктивные способы причинных объяснений, которые идут вперед и назад между проверкой теоретических предположений и обновлением в свете новых индуктивных открытий. Он особенно опирается на исторические объяснения и отслеживание процессов, чтобы сделать обоснованные причинно-следственные выводы.

Как курс будет работать онлайн

В курсе используется метод перевернутой классной педагогики. Каждый из пяти ежедневных модулей будет включать от четырех до пяти 10-минутных предварительно записанных лекций (например, в общей сложности не более 60 минут в день), а также набор чтений. Лекции и чтения предоставят справочную информацию для двух ежедневных часовых дискуссионных синхронных семинаров.

Записанные лекции и семинары будут связаны между собой по:

  • Краткие диагностические тесты для каждой лекции, чтобы преподаватель мог оценить ваше усвоение материала
  • доска обсуждений, где вы можете задавать вопросы о лекциях и чтениях
  • индивидуальных или групповых упражнений, применяющих содержание лекции и чтения к актуальным исследовательским задачам.

Эти упражнения будут выполняться во время сессий семинара, когда мы также будем обсуждать чтения и лекционный материал.

Если вы уже проводите (по крайней мере) диссертационное исследование по макроисторическим вопросам, вы сможете использовать свои собственные проекты вместо классных упражнений.

День Тема Подробности
1 ЦДХ традиции и центральное место времени

Основываясь на неделе 1 Введение в исторические методы Курс мы начинаем с обзора выдающейся научной линии CHA и помещаем ее современный вклад в долгосрочный интеллектуальный контекст.

Эта линия проясняет три измерения CHA.

Первый , преемственность ключевых тем, таких как трансформация рынков, социальных структур, государств, политических режимов или международного порядка, которые имеют и продолжают изменять более широкий контекст, в котором разворачивается более приземленная, повседневная политика. .

Вторая линия передачи иллюстрирует центральную роль времени в CHA, потому что эти темы глубоко исторические, и их анализ требует пристального внимания к хронометражу, последовательности и другой временной динамике.

Третий , он подчеркивает различия между КНА и другими формами дисперсионного анализа, экзогенизирующими время.

2 Концептуализации времени и разновидностей ЦДХ

В то время как ЦДХ давно признал центральную роль времени, он неадекватно проводил различие между физическим и историческим временем.Поэтому мы концептуализируем эти два измерения времени, чтобы сформулировать более ясный темпоральный словарь и развить более ясное понимание, которое следует за более серьезным отношением к времени.

Физическое и историческое время также становятся строительными блоками трех различных направлений CHA: событийного, макропричинного и анализа longue durée . Каждое из этих направлений использует свой набор аналитических инструментов для ответа на макроисторические вопросы.

3 Событийный анализ

Событийный анализ фокусируется на событиях, имеющих определенные даты, и объединяет эти события в хронологии.Эти хронологии становятся отправной точкой для сравнения исторических контекстов, чтобы выяснить, чем прошлое отличается от настоящего и в какие конкретные моменты это прошлое претерпевало значительные качественные изменения.

Событийный анализ использует схемы периодизации, чтобы разбить прошлое на непрерывность и прерывность. Он также использует события для описания и выяснения того, что на самом деле произошло, формулирования новых исследовательских вопросов и оценки временной действительности концепций.

4 Макро-причинный анализ

Макро-причинный анализ использует как физическое, так и историческое время в качестве эвристики, чтобы удлинить временной горизонт того, что Пол Пирсон называл короткими / краткими объяснениями.

Он использует различные стратегии определения времени, чтобы исследовать факторы, влияющие на время, которые лежат в основе существующих кратких / кратких объяснений. Он использует эти искажающие факторы для обновления существующих теорий.

5 Анализ долгого времени

Longue durée Анализ основан на экономической истории и демографии, двух дисциплинах, которые регулярно используют временные ряды для анализа долгосрочных, вековых тенденций.

Мы исследуем терминологию, используемую во временных рядах, и оцениваем, как они могут и не могут отслеживать исторические изменения.

День Чтений
2

Уильям Сьюэлл (2005)
Логика истории стр.1–18
Чикаго: University of Chicago Press

Йорген Мёллер (2017)
Государственное образование, изменение режима и экономическое развитие стр. 18–28
Нью-Йорк: Рутледж

Маркус Кройцер
Варианты времени в сравнительно-историческом анализе
В Клаус Х. Гетц (редактор) Оксфордский справочник времени и политики
(Oxford University Press, готовится к печати)

Скочпол, Теда и Маргарет Сомерс (1980)
Использование сравнительной истории в макросоциальных исследованиях
Сравнительные исследования в обществе и истории 22 (2): 174–197. 2,1

3

Иван Ермаков (2019)
Причинность и история: методы исследования причин в исторической социальной науке
Ежегодный обзор социологии (май): 1–12 [до раздела «Генетика»]

Capoccia, G., & Ziblatt, D. (2010)
Исторический поворот в исследованиях демократизации
Сравнительные политические исследования , 43 (8–9), 931–68

Джейсон Скотт Смит (1998)
Странная история десятилетия: современность, ностальгия и опасности периодизации
Journal of Social History vol.32/2 (Зима): 263–72 [беглые страницы 269–72]

Сосс, Джо (2018)
«Обоснование исследования по сравнению с изучением конкретного случая»
Качественное исследование с использованием нескольких методов 16 (1): 21–27

Ричард Бенсел (2004)
Американская урна для голосования в середине XIX века vii-xvii
Кембридж: Cambridge University Press

4

Перечитайте Skocpol and Sumers, особенно стр. 181–87

Jørgen Møller (2017)
Государственное образование, изменение режима и экономическое развитие pp.98–106 [Skocpol], pp.107–21 [State Formation]
New York: Routledge

Пирсон, П. (2003)
Большие, медленные и невидимые: макросоциальные процессы в исследовании сравнительной политики
В книге Дж. Махони и Д. Решемейера (ред.) Сравнительный исторический анализ в социальных науках стр. .177–80 [177–207 необязательно]
Кембридж: Cambridge University Press

Иван Ермаков (2019)
Причинность и история: методы исследования причин в исторической социальной науке
Ежегодный обзор социологии (май): 12–17 [Начните с раздела «Генетика» и прочтите до конца]

5

Себастьян Конрад (2016)
Что такое глобальная история? с. 141–61 [Время в глобальной истории]
Princeton: Princeton University Press

Йорген Мёллер (2017)
Государственное образование, изменение режима и экономическое развитие стр. 139–50
Нью-Йорк: Рутледж

Ян Моррис (2013)
The Measure of Civilization pp.1–24
Princeton: Princeton University Press

Маркус Кройцер и Велло Петтай
Время как возраст: индикаторы акций, индикаторы блокировки и изменение партийной системы (Рабочий документ)


Дополнительная информация

Заявление об ограничении ответственности

Это описание курса может быть изменено (например,г. с учетом новых разработок в этой области, требований участников, размера группы и т. д.). Зарегистрированные участники будут проинформированы во время изменения.

Регистрируясь на этот курс, вы подтверждаете, что обладаете знаниями, необходимыми для его прохождения. Инструктор не будет обучать этим обязательным предметам. В случае сомнений свяжитесь с нами перед регистрацией.

Сравнительно-исторический анализ

Инструктор Био

Маркус Кройцер — профессор политологии Университета Вилланова.Он работал над истоками европейской и посткоммунистической партийной систем, качественной методологией и сравнительно-историческим анализом.

Он преподает модуль по сравнительно-историческому анализу в Ежегодном Институте качественных и многометодных исследований при Сиракузском университете. Маркус является автором различных статей и следующих книг:


Даты и время занятий

Понедельник 25 февраля — пятница 1 марта, 14: 00–17: 30 (в пятницу заканчивается немного раньше)
15 часов более 5 дней

Необходимые знания

Вы должны быть знакомы с одной или несколькими исторически обоснованными литературами по социальным наукам, такими как демократизация, происхождение государства, историческая социология, дипломатическая история, глобализация, американское политическое развитие, исторический институционализм, разновидности капитализма.


Краткое описание

Сравнительно-исторический анализ (КИА) — это обобщающий термин, охватывающий работы широкого круга ученых, исследующих макроисторические вопросы и, таким образом, ставящих время в центр своих социальных исследований.

Этот курс научит вас использовать время в анализе. Он охватывает пять элементов.

Первый , он отличает CHA от других подходов в области социальных наук.

Второй , он различает два различных понятия времени в пределах CHA.Некоторые ученые ЧА больше сосредотачиваются на элементах естественного времени (длительность, темп, время, последовательности), в то время как другие сосредотачиваются на историческом времени (анализируя, как прошлое качественно отличается от настоящего).

Третий , он распаковывает естественное и историческое время в их аналитические строительные блоки и показывает, как CHA использует их для анализа временной динамики и исторических процессов.

В-четвертых, , он различает отдельные временные механизмы, которые три основных направления CHA используют для объяснения макроисторических результатов.

Пятый , студентам предлагается выполнить небольшой заключительный проект.

Задания на зачетные единицы ECTS

2 кредита (удовлетворительно / неуспешно). Посещайте не менее 90% учебных часов, полностью участвуйте в классных занятиях и выполняйте необходимое чтение и / или другую работу до и после урока.

3 кредита (оценивается) Как указано выше, плюс выполняйте короткие ежедневные задания для оценки усвоения материала, охваченного чтением или в классе.

4 кредита (оценивается) Как указано выше, плюс выполнить короткое письменное задание, требующее интеграции материала, пройденного на предыдущих занятиях. Задания будут обсуждаться на заключительном занятии.


Краткое описание курса

Почему ЦДХ является интересным и актуальным

Сравнительно-исторический анализ интересен не только потому, что он апеллирует к внутреннему увлечению некоторых людей историей, но и потому, что он проливает свет на важные современные политики и играет центральную роль в понимании важных теоретических дебатов в политической науке.

CHA ведет свое происхождение от гигантов девятнадцатого века, таких как Токвиль, Маркс, Дюркгейм, Вебер и Хинтце, которые стремились понять появление современных рынков, бюрократических государств, демократии и глобального порядка как четырех столпов современности. Эти темы остаются центральными и сегодня, и по ним продолжают производиться одни из самых интересных и широко цитируемых работ в политической науке. Эти работы интересны по четырем причинам.

Во-первых, они ориентированы на проблемы и помещают современные проблемы в исторический контекст, чтобы более полно прояснить межнациональные различия.

Во-вторых, они междисциплинарны и предполагают диалог между дисциплинами, методологиями и теоретическими перспективами.

В-третьих, они являются исследовательскими и стремятся обновить существующие объяснения. Следовательно, они поддерживают более равномерный баланс между теоретизированием и причинным выводом.

В-четвертых, они имеют дело со временем, которое является одним из наименее изученных измерений в политической науке и ставит некоторые из наиболее сложных онтологических проблем для устоявшихся методологий.

ЦДХ и центральность времени

Что отличает CHA от политической науки, так это то, что она помещает время в центр своего анализа. В нем оговаривается, что межнациональные различия часто являются результатом различий в исторических траекториях, последовательностях развития событий, а также продолжительности и темпах развития этих событий.

Пол Пирсон лукаво заметил, что игнорирование времени в социальных исследованиях дает такие же неудовлетворительные результаты, как приготовление еды без внимания к последовательности добавления ингредиентов и продолжительности их приготовления.Однако время — это сложно; это не единичный объект с хорошо установленными свойствами, который легко вписывается в более устоявшиеся частотные и экспериментальные методологии. Следовательно, ЧА меньше определяется конкретными, высоко формализованными методами, которые характеризуют более традиционные методологии, и в большей степени набором аналитических навыков.

Этот курс основан на пяти таких навыках, которые необходимы для эффективного анализа времени: определение времени, дифференциация времени, периодизация исторического времени, настройка естественного времени и временные причинные механизмы.

  1. Обнаружение времени Теории сильно различаются по своим онтологическим предпосылкам и, следовательно, по степени их фонового или переднего плана времени. Таким образом, способность различать эти онтологические предпосылки является важным первым шагом к определению времени и началу отражения того, как оно влияет на политические результаты.
  2. Дифференциация времени ЦДХ строится вокруг двух различных понятий времени: естественного и исторического времени. Естественное время фокусируется на более объективном, похожем на часы измерении времени, таком как продолжительность, темп или последовательность.Историческое время, в свою очередь, сравнивает исторические контексты, чтобы выявить качественные изменения во времени. Способность различать эти два понятия времени имеет решающее значение для понимания того, как разные ученые CHA конфигурируют их в своем анализе.
  3. Периодизация исторического времени Использование исторического времени требует, чтобы оно было переведено в четкие временные единицы анализа, используемые для сравнения исторических контекстов. Это достигается за счет периодизации исторического времени.
  4. Настройка естественного времени CHA использует элементы естественного времени для уточнения анализа исторического времени.Важно понимать различные схемы конфигурации, которые использовались в CHA для объединения этих двух представлений о времени.
  5. Объясняя время Использование исторического и естественного времени служит для правильного описания исторических процессов и поперечной временной динамики, которые, в конечном итоге, также необходимо объяснять. CHA использует широкий спектр временных причинных механизмов для объяснения макроисторических результатов.

Время применения Сама модульная природа CHA требует понимания того, как предыдущие пять аналитических навыков могут быть объединены и применены для получения аналитически ясных и причинно-следственных объяснений.

День Тема Подробности
1 «Исторический метод» (и): классические корни повторяющихся расщеплений

1-я сессия 9.00-10.30; 2-е заседание 11.00-12.30

2 Новая институциональная экономическая история

1-й сеанс 9. 00-10.30; 2-е заседание 11.00-12.30

3 Сравнительно-исторический анализ и исторический институционализм

1-я сессия 9.00-10.30; 2-е заседание 11.00-12.30

4 Отслеживание процессов и международная история

1-й сеанс 9.00-10.30; 2-е заседание 11.00-12.30

5 Интерпретативная историческая социология

1-я сессия 9. 00-10.30; 2-е заседание 11.00-12.30

День 2 2.1. Теория и время 2.2. Элементы времени

Определение времени и время дифференциации . Способность определять время и различать его естественные и исторические измерения — приобретенный навык.На протяжении веков люди верили, что история следует схеме повторяющихся циклов, установленных Богом. Аналогичным образом, большие сегменты социальных наук сводят историю к циклу равновесия и неравновесия. Такие ученые, как Пол Пирсон, Чарльз Тилли, Рональд Аминзаде, Уильям Сьюэлл, Эвиатар Зерувабель, Анна Грызмала-Буссе, Роберт Мертон, Джеймс Махони и многие другие, разработали концептуальный репертуар, который позволяет широко дифференцировать то, чем ЦДХ отличается от подходов без ЦДХ. Это также позволяет более детально дифференцировать то, как различные нити в CHA используют время.

1 день 1.1. Что делает ЦДХ увлекательным? 1.2. Размерность ЦДХ

Актуальность и габариты КНД . Мы начинаем с обзора выдающейся научной линии CHA и помещаем ее современный вклад в долгосрочный интеллектуальный контекст.Этот контекст проясняет два ключевых аспекта CHA. Во-первых, преемственность ключевых тем, таких как трансформация рынков, социальных структур, государств, политических режимов или международного порядка, которые имеют и продолжают изменять более широкий контекст, в котором разворачивается более приземленная, повседневная политика. Во-вторых, каждая из этих тем является глубоко исторической, потому что они связаны с процессами изменений, которые делают настоящее качественно отличным от прошлого, но также в значительной степени взаимозависимым с ним. Поэтому изучение этих тем с исторической точки зрения теоретически очень актуально.

3 день 3.1. Анализ исторического времени 3.2. Анализируя естественное время

Периодизация и естественное время . ЦДХ заимствует у историков основное понимание того, что прошлое не только предшествовало настоящему, но и отличалось от него.Поэтому он фокусируется на историческом времени для сравнения различных исторических контекстов и оценки степени преемственности и прерывности, которые они разделяют. Это сравнение исторических контекстов требует усечения прошлого на управляемые временные единицы времени, которые обычно называют периодами. Это требует четкого понимания критериев, которые CHA использует для определения периодичности. Кроме того, CHA также обращает пристальное внимание на длину таких периодов, темп, с которым они разворачиваются, и в какой последовательности они возникают во многих случаях.При этом они сосредотачиваются на концепции времени, отличной от исторического времени, потому что она включает в себя более похожее на часы, объективное измерение времени. Я называю это измерение естественным временем. Поэтому становится важным изучить, как CHA конфигурирует историческое и естественное время.

День 4 4.1. Объяснение ЧА 4.2. Объясняя естественное время

Объяснение макроисторических результатов . CHA отдает предпочтение более исследовательскому способу анализа, в котором уделяется одинаковое внимание обновлению теорий и их проверке. Он оценивает достоверность своих причинно-следственных выводов не только по надежности результатов испытаний, но и по конкретным теоретическим предсказаниям, а также по их правдоподобности в свете предшествующих исследований.Таким образом, CHA использует более механистический способ объяснения, который фокусируется на различных временных механизмах. Эти механизмы включают в себя увеличение отдачи, уменьшение отдачи, эффекты обучения, переломные моменты, последовательность, наслоение, дрейф или преобразование. В этом разделе рассматриваются эти временные механизмы и обсуждается, как ЧА использует их для уточнения существующих теорий и дифференциации от более строго повествовательных способов объяснения.

5 день 5.1. Объяснение исторического времени 5.2. Студенческие проекты

Время подачи заявки . CHA очень модульный и поэтому требует понимания того, как можно комбинировать его различные строительные блоки. Студентам будет предложено применить элементы CHA, выбрав один из трех вариантов. Во-первых, студенты могут взять свой существующий проект (например, исследовательскую работу, проспект диссертации) и преобразовать его в более явные термины CHA.Во-вторых, студенты могут предлагать или выбирать из списка статей CHA и объяснять, как ученые сконфигурировали элементы CHA. В-третьих, студенты могут предлагать или выбирать из списка статей, не относящихся к CHA, и объяснять, как они учитывают время и какое значение такое изучение имеет для достоверности своих выводов.

Программа полного курса

День Чтений
1

Огюст Конт, «Позитивная философия и изучение общества» в журнале « Теории истории», , изд. Патрик Гардинер (Гленко, Иллинойс: Free Press, 1959), 73-79. Дальнейшие выборы из Положительная философия Огюста Конта , пер. Харриет Мартино (Нью-Йорк: Calvin Blanchard, 1858), 465-85.

Джон Стюарт Милль, «Разъяснения исторической науки», в Теории истории , изд. Патрик Гардинер (Гленко, Иллинойс: Free Press, 1959), 82-105.

Fustel de Coulanges, Selections, in Разнообразие истории: от Вольтера до наших дней , изд.Фриц Стерн (Нью-Йорк: Vintage Books, 1973), 178-90.

Шарль-Виктор Ланглуа и Шарль Сеньобос, Введение в изучение истории , пер. Дж. Дж. Берри (Нью-Йорк: Холт, 1903), избранные.

Избранные из книги Эмиля Дюркгейма, Правила социологического метода и избранные тексты по социологии и ее методу , изд. Стивен Льюкс (Нью-Йорк: Free Press, 1982)

2

Йохан Мирман и Барри Р. Вайнгаст, «Вклад Дугласа С. Норта в экономику и экономическую историю», Scandinavian Journal of Economics 96, no. 2 (1994): 185-93.

Дуглас С. Норт и Барри Р. Вайнгаст, «Конституции и обязательства: эволюция институтов, регулирующих общественный выбор в Англии семнадцатого века», Журнал экономической истории 49, вып. 4 (1989): 803-32.

Дарон Аджемоглу, Саймон Джонсон и Джеймс А. Робинсон, «Изменение судьбы: география и институты в формировании распределения доходов в современном мире», The Quarterly Journal of Economics 117, no.4 (2002): 1231-94. Дарон Аджемоглу и Джеймс А. Робинсон, Почему нации терпят поражение: истоки власти, процветания и бедности (Нью-Йорк: Crown Business, 2012), гл. 1, гл. 3 (с. 70-87), гл. 4, гл. 15 (с. 428-46).

3

Теда Скочпол и Маргарет Сомерс, «Использование сравнительной истории в макросоциальном исследовании», 22, вып. 2 (1980): 174-97.

Джеймс Махони, «Номинальная, порядковая и нарративная оценка в макрокаузальном анализе», Американский журнал социологии 104, вып. 4 (1999): 1154-96.

Джеймс Махони и Дитрих Рюшемейер, «Сравнительный исторический анализ: достижения и повестки дня, в Сравнительный исторический анализ в социальных науках , ред. Махони и Рюшемейер (Кембридж: издательство Кембриджского университета, 2003), гл. 1.

Джеймс Махони, Колониализм и постколониальное развитие: Испанская Америка в сравнительной перспективе (Кембридж: издательство Кембриджского университета, 2010), xiii-xv, 1-34, 264-70.

Кэтлин Телен и Джеймс Махони, «Сравнительно-исторический анализ в современной политической науке», в журнале «Достижения сравнительно-исторического анализа », под ред. Джеймс Махони и Кэтлин Телен (Кембридж: издательство Кембриджского университета, 2015), гл. 1.

4

Эндрю Беннетт, «Отслеживание процессов: байесовская перспектива», в Оксфордский справочник по политической методологии , ред. Джанет М. Бокс-Штеффенсмайер, Генри Э. Брэди и Дэвид Коллиер (Oxford: Oxford University Press, 2008), 702-21.

Дерек Бич и Расмус Брун Педерсен, Методы отслеживания процессов: основы и руководящие принципы (Анн-Арбор: University of Michigan Press, 2013), гл. 6.

Ян С. Ластик, «История, историография и политология: многочисленные исторические записи и проблема предвзятости отбора», Обзор американской политической науки 90, вып. 3 (1996): 605-18.

Пакет курсов по кубинскому ракетному кризису

5

Джулия Адамс, Элизабет С. Клеменс и Энн Шола Орлофф, «Социальная теория, современность и три волны исторической социологии», в Переделка современности: политика, история и социология , ред. Адамс, Клеменс и Орлофф (Дарем, Северная Каролина: Duke UP, 2005), гл.1.

Уильям Х. Сьюэлл-младший, «Теория, история и социальные науки», в Логика истории: социальная теория и социальная трансформация (Чикаго: University of Chicago Press, 2005), гл. 1 (с. 1-18).

Уильям Х. Сьюэлл-младший, «Исторические события как преобразования структур: изобретение революции в Бастилии», Теория и общество 25, вып. 6 (1996): 841-81.

Симона Черутти и Изабель Гранго, «Источники и контекстуализация: сравнение североафриканских и западноевропейских институтов восемнадцатого века».» Сравнительные исследования в обществе и истории 59 (1): 5-33.

1 день

1.1. Йорген Мёллер. Государственное образование, изменение режима и экономическое развитие (Нью-Йорк: Рутледж, 2017): 12-28.
1.1. Махони, Джеймс и Кэтлин Телен, ред. 2015. Достижения в области сравнительного исторического анализа: устойчивость, разнообразие и изменения . Кембридж: Издательство Кембриджского университета: 3-36.
1,2. Уильям Сьюэлл. 2005. Логика истории (Чикаго: Издательство Чикагского университета): 1-18.
1,2. Пол Пирсон. 2004. Политика в времени (Princeton: Princeton University Press): 1-10. (Не читайте пока 10-17)

День 2

2.1. Пирсон, П. (2003). Большое, медленное и невидимое: макросоциальные процессы в изучении сравнительной политики. В J. Mahoney & D. Rueschemeyer (Eds.), Сравнительный исторический анализ в социальных науках . Кембридж: Издательство Кембриджского университета: 177-80. [177-207].
2.1. Аминзаде, Р. (1992). Историческая социология и время. Социологические методы и исследования , 20 (4), 456–480.
2.2. Бартолини, С. (1993). О времени и сравнительных исследованиях. Журнал теоретической политики , 5 (2), 131–167. [Скопировать 136–139, пропустить 154–67]
2.2. Сорокин Питирим А, Мертон Роберт К. (1937). Социальное время: методологический и функциональный анализ. Американский журнал социологии , 42 (5), 615–629

3 день

3.1. Бартолини, С. (1993). О времени и сравнительных исследованиях. Журнал теоретической политики , 5 (2), 147-53.
3.1. Экиерт, Г., и Хэнсон, С. Э. (2003). Время, пространство и институциональные изменения в Центральной и Восточной Европе. В G. Ekiert & S. Hanson (Eds.), Капитализм и демократия в Центральной и Восточной Европе Кембридж: Издательство Кембриджского университета: 1-30. [пропустить 31-48]
3.2. Фаллети, Т. Г., и Махони, Дж. (2015). Сравнительно-последовательный метод. В книге Дж. Э. Махони и К. Телен (ред.), «Достижения в сравнительном историческом анализе: устойчивость, разнообразие и изменения» Кембридж: Издательство Кембриджского университета : 211-25 (пропустить с 225 по 39)
3. 2. Дэн Слейтер и Эрик Симмонс. 2010. Информационный регресс. Антецедентные условия в сравнительной политике. Сравнительные политические исследования 43/7: 886-96. [Skip 897-917]

День 4

4.1. Скочпол, Теда и Маргарет Сомерс. 1980. «Использование сравнительной истории в макросоциальном исследовании.» Сравнительные исследования в обществе и истории 22 (2): 174–197.
4,2. Фаллети, Т. Г., и Махони, Дж. (2015). Сравнительно-последовательный метод. В Дж. Э. Махони и К. Телен (ред.), «Достижения в сравнительном историческом анализе: устойчивость, разнообразие и изменения» Кембридж: Издательство Кембриджского университета : 211-25 (пропустите 225–39)
4.2. Пирсон, П. (2003). Большое, медленное и невидимое: макросоциальные процессы в изучении сравнительной политики. В J.Махони и Д. Решемейер (ред.), Сравнительный исторический анализ в социальных науках . Кембридж: Издательство Кембриджского университета: 177-207.

5 день

5.1. Capoccia, G., & Ziblatt, D. (2010). Исторический поворот в исследованиях демократизации. Сравнительные политические исследования , 43 (8–9), 931–68.
5.2. Нет показаний. Срок сдачи финальных проектов

Требования к программному обеспечению

Нет

Требования к оборудованию

Нет

Литература

Дополнительных нет

Рекомендуемые курсы, которые нужно пройти перед этим

Зимняя школа

Работа с концепциями в социальных науках
Введение в методы качественной интерпретации
Введение в отслеживание процессов

Рекомендуемые курсы, которые нужно пройти после этого

Зимняя школа

Расширенные методы отслеживания процессов
Расширенные исследования с использованием нескольких методов
Анализ временных рядов


Дополнительная информация

Заявление об ограничении ответственности

Это описание курса может быть изменено (например,г. с учетом новых разработок в этой области, требований участников, размера группы и т. д.). Зарегистрированные участники будут проинформированы во время изменения.

Регистрируясь на этот курс, вы подтверждаете, что обладаете знаниями, необходимыми для его прохождения. Инструктор не будет обучать этим обязательным предметам. В случае сомнений свяжитесь с нами перед регистрацией.

Сравнительно-историческая социология как профессиональная практика

Аннотация: Некогда доминирующий сравнительно-исторический подход в социологии был заменен методами, которые извлекают, сопоставляют и изменяют маркировку данных из непосредственного настоящего.Чем объясняется этот современный мусорный бак исторической социологии? В этой статье предлагается: постепенное сокращение инвестиций в профессиональную полезность и профессиональную практику. История взаимосвязи между юриспруденцией и социальными науками как в Германии, так и в Соединенных Штатах показывает, что социологи возникли как дополнения к более доминирующей профессии юристов, которые использовали сравнительную историю для согласования коллизий законов. Американские ученые воспользовались своей подготовкой на немецких юридических факультетах для создания академических факультетов социальных наук.Последующие академические усилия по превращению этих дисциплин в чистую «науку» в профессионализм означали отказ от изначальных практических проблем.

Ключевые слова: профессии; Университеты; Закон; Сравнительно-историческая социология; Макс Вебер

Введение

Некогда доминирующий сравнительный и исторический подход в социологии был заменен методами, которые извлекают, сопоставляют и изменяют маркировку данных из непосредственного настоящего (Inglis 2014). Это в равной мере относится как к позитивистским количественным методам, так и ко все более популярным качественным этнографическим подходам.Не сравнивая эти данные с другими цивилизационными моделями, другими регионами или другими периодами, социология все больше отражает современные ценности и проблемы без достаточного отражения. Как утверждает Калхун (1996), недавний расцвет исторической социологии в американской социологии был «приручен» утонченным «миллианским» методом различия и согласия. В Великобритании обещание, которое Абрамс (1982) выявило во время поворота к структурированию, испарилось в потоке самолетов, направлявшихся в Калифорнию.Чем объясняется этот современный мусорный бак исторической социологии? В данной статье предлагается: постепенное сокращение инвестиций в дисциплину в сфере профессиональной полезности и профессиональной практики, по крайней мере, с 1970-х годов, с тенденцией, однако, зародившейся в межвоенный период.

История взаимосвязи между юридической наукой, то есть юриспруденцией и социальными науками как в Германии, так и в Соединенных Штатах в девятнадцатом веке, предполагает, что академические социологи возникли как вспомогательные исследователи, работающие на более доминирующую профессию юристов.Сравнительная история была методом, который юристы использовали для согласования коллизий законов, особенно во время национального объединения и на недавно колонизированных или аннексированных территориях, таких как Эльзас-Лотарингия после 1871 года. Первое поколение социологов в Америке опиралось на свое обучение на немецких юридических факультетах. , открывая факультеты политологии, экономики и социологии через Атлантику. Последующие академические усилия по превращению этих дисциплин в чистую науку означали отказ от их первоначальных практических интересов.Эта история упадка сравнительно-исторической социологии предполагает, что социологи будут иметь большую полезность и больший вклад в политику и общественные дела, если мы продемонстрируем нашу профессиональную способность объяснять широкий спектр явлений, недоступных для более « вовлеченных » участников, погрязших в разрыве. течение современников — если использовать терминологию Норберта Элиаса «вовлечение и непривязанность» (Elias 1987). Фактически, историческое сравнение — идеальный метод, с помощью которого социологи могут обоснованно заявить о своей компетентности, еще не охваченной смежными дисциплинами.

Чтобы оправдать это утверждение — что сравнительно-исторические исследования необходимы для профессиональной социологической полезности — я кратко сформулирую здесь три подтезиса:

  • Во-первых, это сравнительно-историческое исследование сыграло центральную роль в появлении дисциплинарной социологии в Германии и Америке, но привело к необычной дисциплинарной конфигурации в Новом Свете на рубеже двадцатого века. Социология была фактически «оставшейся дисциплиной» для всего, что не подходило к экономике или политологии.
  • Во-вторых, американские социологи продолжали использовать сравнительно-исторические методы наряду с другими формами анализа данных до 1970-х годов и, следовательно, оставались эффективными в продвижении социологии публично до тех пор, пока после этого сравнительно-историческая социология не пришла в упадок.
  • В-третьих, этот упадок следует контекстуализировать в связи со следующими тенденциями: во-первых, что наиболее парадоксально, подъемом «сравнительно-исторической социологии» как субдисциплинарной специализации; во-вторых, ассимиляция новых левых ученых в сфере высшего образования; и, наконец, рост неолиберализма.

Антиавторитаризм бородатых ученых в сочетании с антимонополизмом неолиберального менеджмента, направленного на подрыв профессионального авторитета в целом. Институциональное наследие дисциплинарных конфигураций начала двадцатого века привело к тому, что академическая социология приняла на себя основную тяжесть приспособления университетов к одной стороне этого антипрофессионального движения в клещи: критической стороне новых левых. Это создало ложное впечатление, будто критические социологи каким-то образом сопротивлялись профессиональному обществу, критикуя идею неолиберализма: проводя конференции, писая книги и рассказывая студентам о неолиберализме.Между тем, как учителя, немногие из этих критически настроенных социологов привили глубокие исторические и сравнительные знания, благодаря которым студенты могли либо по-настоящему понять настоящее, либо общаться с реальными людьми, работающими за пределами своего угла башни из слоновой кости. Результатом стало отступление в настоящее, как в обществе в целом, так и в рамках дисциплины, якобы призванной понимать общество.

Немецкая юриспруденция: альтернативное происхождение академической социальной науки

Чтобы понять, насколько далек современный презентизм от социальных наук, как они изначально задумывались, мы должны вернуться к началу — нет, до начала.Слишком часто мифы о происхождении социологии предполагают, что организованное изучение общества началось, когда естествоиспытатели — в частности, французские инженеры из политехнических вузов — начали экспериментировать с формой «социальной физики», чтобы объяснить статику и динамику социальной организации. Проблема с этой историей в том, что она отдает приоритет «науке», особенно естествознанию, и предполагает, что социальные науки, таким образом, являются «более мягким» подражателем или второстепенным.

На самом деле академические социальные науки присутствовали при основании современного университета в Берлине в 1810 году, когда естественные науки в немецких университетах еще только зарождались.Причина, по которой это редко признается сегодня, заключается в том, что ранние социальные науки не развивались на философских факультетах — факультете, благодаря которому мы, социологи, получаем статус «доктора» после присвоения степени доктора философии. Скорее, в рамках профессионального юридического факультета историческая школа юриспруденции, возглавляемая Савиньи, Эйххорном, Нибуром, Якобом Гриммом и другими, консолидировала дискурс и метод понимания « системы законов » по отношению к « духу » или Geist. людей (Lybeck 2015; Reimann 1989).Основные философские корни этого лежат в трудах Гердера о Volksgeist (Iggers, 1983; Köpke, 1996). Романтический консерватизм в стиле Эдмунда Берка дал политический и культурный импульс; как предположил Мангейм (1986 [1925]): посредством исторической юриспруденции консерватизм был методологизирован. И это был сравнительно-исторический метод, основанный, в частности, на сравнении германской и римской цивилизаций.

В начале девятнадцатого века успешная институционализация исторической юриспруденции в недавно созданном Берлинском университете означала, что исследования истории, филологии, экономики, антропологии и т. Д. Были привязаны к гораздо большему проекту построения нации (Ziolkowski 2004). .Первоначально националистические цели этой работы держались в секрете, чтобы избежать цензуры. Однако таинственные дискуссии этих ученых — сравнение Римской республики с Римской империей или ганзейского Gemeinwesen с прусской государственной службой — были виртуальными сравнениями между современной Австрией, Пруссией и «Третьей Германией», состоящей из более чем тридцати других немецкоязычных государств. (Кросби 2008). Сравнительно-исторический метод был отнюдь не оторван от политических проблем того времени, а вместо этого был средством создания политических аргументов, не подвергаясь воздействию властей.

На протяжении всего девятнадцатого века академическое право сохраняло свою сторожевую функцию, поскольку для поступления на государственную службу требовалось обучение юриспруденции. Студент юридического факультета изучил греческое, римское, немецкое, английское право и т. Д. Как исторически, так и сравнительно. После значительных реформ Савиньи и исторической школы базовая юридическая подготовка оставалась более или менее одинаковой на протяжении всего столетия (Fischer 1893). Он состоял из следующего: студент будет читать римское право в течение двух полных лет, сначала изучая, как подходить к первичным архивным источникам, а затем переходя к экзегетическим исследованиям Corpus Juris Civilis и Pandects.Начиная со второго семестра, студент начал параллельное изучение немецкого права, начиная с конституционного и административного права, за которым часто следовали уголовное право и процедуры; затем два семестра для изучения правовой методологии — сначала сравнительный метод, а затем «систематический» метод анализа. Тогда ограниченная специализация означала лекции, например, профессоров канонического права, международного права или гражданского процесса. Или, в других случаях, студент будет специализироваться в территориальной сфере — например, осваивать прусское гражданское право или рейнское деликтное право.К третьему или четвертому году обучения повышение специализации часто означало поездки в другие университетские города. Поскольку не в каждом университете есть кафедра по каждому специализированному предмету — на самом деле, области были разбросаны по всем немецкоязычным территориям — студенту приходилось переезжать, чтобы завершить учебу.

Этот транснационализм, особенно когда студенты сами становились государственными служащими, юристами или профессорами, хорошо позиционировал ученых в период политического объединения.Многие заняли государственные и политические посты, особенно в более либерализованных государствах юго-запада Германии, включая Баден. По словам одного историка,

г.

Руководство профессоров и студентов в стремлении к более тесному национальному объединению, более надежным политическим и гражданским правам и другим общественным вопросам помогло немецким университетам приблизиться к реалиям немецкого общества, чем они были […] корпоративный иммунитет между академической и политической сферами был ослаблен и понижен реформами и политическим вмешательством государств (McClelland 1980: 230).

Профессора все больше воплощали фихтеанскую этику как интеллектуальная и политическая элита, но это не означало, что университеты полностью входили в состав государства. Профессора были наемными государственными служащими, экзамены контролировались министерством юстиции, а специализированные семинары и лаборатории финансировались из королевского и княжеского бюджетов. Тем не менее, особенно в период после 1849 года, в течение которого консультации с профессорами привели к принятию конституционных подзаконных актов, защищающих Ordinarien (хотя и не Extraordinarien и Dozenten), академикам было гарантировано право назначать новых преподавателей и автономное усмотрение в отношении кадрового и академического персонала. справедливость.Но сам факт консультации отражал резкую разницу до и после 1848 года в немецкоязычной Европе.

Когда в 1848 году Франкфуртская ассамблея собралась для установления новой правовой и политической основы в Центральной Европе, именно юристы возглавили так называемый «парламент профессоров» (Hamerow 1958). Многие критики тогда и с тех пор полагали, что неспособность Франкфуртской ассамблеи сделать свою либеральную революцию постоянной была историческим «поворотным моментом, в котором Германия не смогла повернуть» (Taylor 1961; cf.Блэкборн и Элей 1984). Однако это было неизбежным результатом пограничных проблем; Парламенту юристов, по сути, удалось быстро принять закон благодаря своим более ранним научным конференциям, в том числе Germanistentag, проведенному в реформатской церкви Любека в 1846–1847 годах (Crosby 2008: 132). Что еще более важно, когда Франкфуртская ассамблея распалась, большая часть предложенного законодательства была медленно и почти молчаливо принята юристами, возвращавшимися в свои государства. К тому времени, когда Бисмарк объединил Германскую империю под знаменем Пруссии в 1871 году, Центральная Европа уже находилась на пути к правовой гармонизации.

Сравнительно-исторические исследования как профессиональная практика: пример Фридриха Альтхоффа

Каким образом сравнительные и исторические исследования повлияли на процесс национального объединения? Случай с обучением и работой Фридриха Альтхоффа в Страсбургском университете [1] в недавно аннексированном Эльзасе-Лотарингии послужит полезным практическим примером. Многое известно о дальнейшей карьере Фридриха Альтхоффа в качестве администратора — так называемого «университетского Бисмарка» (Backhaus 1993; Brocke 1991; Brocke and Backhaus 1991; Bruch and Kaderas 2002; Geuna 1995; Sachse 1928; Vereeck 1993). и несколько историков-специалистов, особенно Джон Крейг, подробно и глубоко изучили Страсбургский университет (Craig 1984; ср.Гриммер-Солем 2003; Schlüter 2004). Но, за одним лишь коротким исключением, касающимся политики Альтхоффа в отношении средней школы (Nebelin 1991), ни один историк или социолог не связал полностью «систему управления университетом Альтхоффа» конца века, как назвал ее Вебер, с более ранним двойным назначением Альтхоффа в качестве члена. юридического факультета и секретаря Страсбургского университета, основанного в 1872 году как средство культурного империализма. В частности, в этот период мало внимания уделялось работе Альтхоффа как юриста, что отражало историческую юридическую научную подготовку, характерную для его времени.Кроме того, задача, которую ему поручили, — кодификация эльзасского права — имела очевидную важность для имперских властей в Рейхсланде и Берлине. Его успешное руководство проектом кодификации, которое дало Германии доступ к правовой структуре недавно аннексированной территории, привело к его назначению в министерство культуры в Берлине. Он применил бы аналогичные методы кодификации для развития беспрецедентной централизации и модернизации университетской администрации без суверенной юрисдикции или прямого контроля.Возможно, больше, чем кто-либо другой, Альтхофф воплощал ценностно-нейтральный, вневременной бюрократический консерватизм государственного служащего, описанный Мангеймом (1986: 47).

Много было сказано о предполагаемом отсутствии у Альтхоффа докторской квалификации, так как он был удостоен звания профессора без получения докторской степени, хабилитации или аттестата продвинутого уровня. Это обстоятельство, возможно, уникальное во всей истории немецких университетов (Brocke 1991: 277), способствовало ложному восприятию среди его критиков, что он был неквалифицирован или каким-то образом назначен с уважением.Поэтому стоит подробнее остановиться на его образовании: после типичного гимназического образования, в ходе которого он овладел греческим, латынью и почерком, семнадцатилетний Альтхофф поступил в Бонн, чтобы изучать право. В своем первом семестре 1856 года он посетил лекции профессора Селла об учреждениях и архивных источниках римского права, а также курсы логики и политологии. В следующем году он изучал историю права Германии, историю права Рима, в том числе Corpus Juris Civilis и Pandects.По мере того, как его учеба прогрессировала, он начал специализацию у любимого лектора, Георга Фредриха Дальмана, героя революции 1848 года, который преподавал финансы и государственную науку в дополнение к курсам русской и английской истории до своей смерти в 1860 году. Альтхофф присоединился к студенческому братству Corps Saxonia, где проводил большую часть своего времени. Юридически он начал специализацию в области частного права, валютного права (Wechselrecht), Völksrecht и, в частности, гражданского права. К концу своего первоначального обучения в Бонне в 1860 году он стал экспертом по рейнскому гражданскому процессу.[2]

Как способный, хотя и не обязательно одаренный ученый, сын Доманенрата (губернатора провинции), Альтхофф вскоре получил низкую работу в местном министерстве государственной службы. Он женился на Мари Ингеноль в 1864 году. К 1867 году он сдал экзамен на аттестат зрелости на отлично. В 1870 году он почти завершил свою докторскую диссертацию, одобренную Рудольфом Гнейстом еще в 1863 году, когда 17 июля Наполеон III объявил войну Пруссии, вовлекая народы в франко-прусскую войну. К 16 августа он был призван на военную службу, где служил санитаром до мая 1872 года, когда его срочно выгнали с фронта для службы в особом качестве в Императорском офисе в Страсбурге.Тем временем было обнаружено, что особый юридический опыт Альтхоффа крайне необходим: его докторская диссертация по истории французского гражданского права должна была быть немедленно использована во вновь присоединенном регионе Эльзас-Лотарингия.

Первоначально работая в Рейхсландском (Имперском) министерстве, Альтхофф вскоре был дважды назначен секретарем барона Франца фон Роггенбаха, которому было поручено организовать модельный немецкий университет в Страсбурге в рамках культурной имперской миссии.[3] Альтхофф также будет повышен до должности экстраординарного профессора в обновленном университете. Таким образом, не представив ни диссертации, ни защиты, Альтхофф стал профессором французского гражданского права в Императорском университете Страсбурга. Его двойное назначение основывалось на его практическом опыте в качестве государственного служащего, с которым он помогал Роггенбаху в решении оставшихся административных вопросов и организационных вопросов, связанных с университетом. Как профессор права, он начал свой первый курс лекций зимой 1872 года, обучая 17 студентов французскому гражданскому праву, курс, который он будет вести каждый год до 1882 года.[4] В общем, Альтхофф был экспертом по французскому праву, и именно в этом качестве в 1879 году рейхслендский премьер (оберпресидент) Эдуард фон Мёллер попросил его подготовить полную и полную кодификацию эльзасского права [5]. В контракте говорилось, что Альтхофф и его группа исследователей, всего пять человек, получили задание собрать полный сборник законов Эльзаса-Лотарингии, который затем будет переведен на немецкий язык. Все исследователи будут получать полную пенсию за работу над задачей.

Команде было прямо поручено провести юридическое сравнение с самыми высокими техническими стандартами и, насколько это возможно, представить данные для «объективного тестирования», но не за счет полноты, до тех пор, пока не будет составлена ​​вся карта законов территории. было задержано, собрано и систематизировано.[6] Оглавление было спроектировано следующим образом:

  • Том I — Конституция и правовые документы
    1. [Священная Римская империя] Имперская конституция
    2. Конституция суда
    3. Гражданский кодекс
    4. Гражданский процессуальный кодекс
    5. Торговый кодекс
    6. Закон о банкротстве
    7. Уголовный кодекс
    8. Уголовный кодекс
    9. Лесной кодекс
  • Том II — Закон французского периода
    1. До 4 августа (искл. ) 1870
    2. С 4 августа (включительно) 1870 г. по 24 марта 1871 г.
  • Том III — Немецкое право.
    1. Со времен Временного правительства
    2. Со времени объединения Эльзаса и Лотарингии с Германской империей

Альтхофф и его исследователи немедленно приступили к работе. Располагая огромным бюджетом, они заказывали все юридические тексты, которые могли достать, добавляя к уже растущей библиотеке Альтхоффа. Ведь еще в ноябре 1872 года Мёллер обсуждал возможность проекта кодификации, и его министерство регулярно обращалось за советом к Альтхоффу, когда сталкивались со сложными правовыми ситуациями, связанными с «коллизией законов» между французским, немецким и обычным эльзасским правом.[7]

Когда весь материал был собран, сравнительно-историческая правовая методология оказалась невероятно эффективной. В давно управляемых бухгалтерских книгах юристы перечисляли три столбца на вертикальной временной шкале — одну имперскую, одну французскую, одну немецкую — затем они перечисляли каждый юридический акт, случай или прецедент, которые они обнаружили, с распределением их по временной шкале. Рукописи выглядят как бухгалтерские книги с двойной записью, поскольку между имперским и французским законодательством остаются пробелы и пробелы, указывающие, когда применялись определенные законы, а когда действовали альтернативные суверенитеты.Благодаря этой кропотливой документации исследователи развили четкое представление не только о существенных различиях между французским, немецким и Священным римским имперским правом, но и об общем историческом развитии или эволюции права в том виде, в каком оно конкретно возникло в Эльзасе. Лоррейн. Взаимосвязанные и меняющиеся суверенитеты создали особую смесь юридических юрисдикций, которая была уникальной для провинции Рейн. Мало того, что Альтхофф и его исследователи признали это, их метод был разработан именно для определения этих особенностей.

Здесь очевидна сила и полезность историко-юридического научного метода как формы профессиональной практики. В рамках имперской миссии юристы не сидели в креслах и не разрабатывали схему того, как лучше всего управлять колонизированной территорией. Они вышли в общество и собрали все юридические прецеденты и учебники, которые когда-либо выпускались в регионе. Результаты предоставили эвристическое окно на территории, поскольку она действительно существовала во всей своей сложности. После разделения имперское министерство могло выделить, какие законы были французскими, какие — обычными, а какие — немецкими имперскими законами, чуждыми территории.В таком случае новые законы можно было бы исправить и переупаковать как наследие прежних исторических традиций. Прогрессивные изменения были оправданы историческими ссылками. Благодаря исследованиям Альтхоффа, Германская империя получила рефлексивный контроль над правопорядком Эльзаса и Лотарингии, а местные жители даже не подозревали об этом.

К 1881 году были напечатаны и переплетены справочники по эльзасскому праву. 1600 экземпляров были разосланы по Рейху. За то, что его работа считалась одним из величайших достижений юридической науки, Альтхофф был повышен до ординарного профессора, что снова беспрецедентно, поскольку формально он так и не получил докторскую степень. Поздравительные письма направили ученые-юристы и государственные служащие. В следующем году Альтхофф получил заказ на реформирование эльзасской экзаменационной комиссии, которая обеспечивала квалификацию государственных служащих и юристов. Это была возможность модернизировать и обновить ожидания юристов, обучающихся в Страсбурге. Комиссионные работы начались, но не были завершены под непосредственным руководством Альтхоффа. В сентябре 1882 года Берлин вызвал его на должность начальника отдела министерства духовных, образовательных и медицинских дел Пруссии (Ministerium der geistlichen, Unterrichts- und Medizinalangelegenheiten).В последующие годы он незаметно взял на себя ответственность за университетскую и образовательную политику, библиотечную политику, строительство памятников и ряд сопутствующих культурных услуг.

К тому времени, когда Альтхофф занял пост заместителя министра по делам университета, университетская система Германии претерпела значительные изменения. Поскольку быстрая индустриализация была связана с «четвертым фактором» научно-технического роста, университеты получали все больше и больше государственных инвестиций. Обязанности Альтхоффа отражали новые вызовы и противоречивые приоритеты, возникающие по мере того, как государство, университет и общество менялись на глазах всего мира.Управляя этими изменениями для максимального достижения целей нескольких заинтересованных групп, Альтхофф превратил университетскую систему в эффективную бюрократическую машину. Он лоббировал массовое увеличение финансирования университетов, поскольку прусский бюджет на образование увеличился с 9,6 миллиона марок в 1882 году до 26 миллионов в 1907 году.

Среди первых обязанностей Альтхоффа было устранение опасений Бисмарка по поводу стремительно расширяющегося «академического пролетариата» (gelehrtes Proletariat) — результата «перепроизводства» университетских дипломов.[8] Канцлер написала: сегодня «производство учителей для школы уже превысило потребность». Общественные интересы требовали, чтобы министерство Альтхоффа приняло немедленные меры по противодействию этому перепроизводству:

Я неоднократно выражал свое мнение, что оппозиция социал-демократов и коммунистов против обычного современного человека явно относится к этим образованным кругам. Это результат их воспитания, которое приводит к неудовлетворенности, побуждая их сочувствовать элементам, борющимся с правовым и социальным порядком, в надежде на изменение своей собственной ситуации ».[9]

Средства, с помощью которых Альтхофф и министерство решили проблемы Бисмарка, показательны, поскольку они, несомненно, представляют собой те же методы, которые использовались при кодификации эльзасского права. Во-первых, старший заместитель госсекретаря Альтхофа Густав фон Госслер согласился с наблюдениями Бисмарка, но предположил, что проблема расширения приема в университеты заключается в том, что слишком много студентов состоят в братствах или просто получают удовлетворительные оценки на экзаменах. Одаренным ученым, посвятившим себя исследованиям ради самих себя, уделялось недостаточно внимания.Решение должно было бы включать надлежащую компенсацию этим отличникам, предоставляя им не благотворительность, а прожиточный минимум.

Затем министерство культуры запросило консультации с аналогичными министерствами в других землях Германии. Даже в пределах Германской империи юрисдикция Альтхоффа распространялась только на Пруссию, но не на Баден, Баварию, Мекленбург и так далее. Единственным средством, с помощью которого прусская политика стала политикой Германии, были консультации и гармонизация сопоставимых стандартов и передовой практики, формализованная динамика центра и периферии (см.Бен-Давид 1977 г.). Поскольку политика высшего образования требует свободного передвижения студентов, необходимо поддерживать такие межтерриториальные стандарты качества.

Эти краткие примеры того, как обучение Альтхоффа в качестве юриста — в частности, его применение сравнительного метода — разыгралось, аналогичны сегодняшней административной практике: рассмотрим, например, Болонский процесс, начатый в 1999 году. Университеты и страны, подписавшие договор, взяли на себя обязательство стремление к «совершенству» в различных национальных университетских системах.Посредством «гармонизации» дипломов министры и администраторы университетов обеспечивают передачу академических данных через границы. Результатом является транснациональная мобильность и эквивалентность степеней для профессиональных классов в Европейском пространстве высшего образования (EHEA) — регионе, который значительно превышает границы даже ЕС. В этом смысле университетская политика функционирует как форма государственного строительства, гарантируя, что авангард государственных служащих, юристов, ученых и бюрократов может работать друг с другом через границы, точно так же, как историко-сравнительные юристы установили предварительные условия объединения Германии в 1848 году. и 1871 г.

Перенос немецкой юридической науки в Америку как социологии

Значение Страсбургского университета не ограничивалось ранней карьерой Альтхоффа. Действительно, университет был основан как идеальный «немецкий» университет, чтобы «снова» превратить эльзасцев в немцев (Craig 1984). Как первый университет, основанный в Германии за 54 года, имперская миссия поощряла ученых, государственных чиновников и общественность заявить о своей идее об «истинном» немецком университете. Среди нововведений были разделение философского факультета искусств и наук и официальное учреждение социальных наук на семинаре Густава Шмоллера (Grimmer-Solem 2003). Фактически, Страсбургская семинарская система была первой узнаваемой ведомственной структурой в мире. Как новая модель университет оказался чрезвычайно эффективным. К концу века все университеты Германии, кроме Мюнхена и Тюбингена, приняли систему семинаров.

Именно в этот период иностранные посетители, особенно президенты и профессора американских университетов, в том числе Дэниел Койт Гилман, Эндрю Уайт, Дж.Стэнли Холл и Джон В. Берджесс посетили Германию, чтобы узнать секрет своего успеха в высшем образовании. Выбор времени для этого имеет ключевое значение для дальнейшего развития всей глобальной системы высшего образования. Гилман посетил Страсбургский университет летом 1875 года. Всего за несколько месяцев до этого он был убежден, что университет, в котором нуждается он и американская общественность, является французским элитарным учебным заведением, подобным grandes écoles. Увидев университет, построенный теперь на вершине бывших французских устоев в Страсбурге, Гилман не мог не быть впечатлен.Он отметил впечатляющую библиотеку и хорошо оборудованные лабораторные помещения, «которые изобилуют удобным оборудованием для хорошей научной работы» (Franklin 1910: 240). По возвращении в Америку Гилман создаст первый университет — аспирантуру — в Соединенных Штатах, используя пожертвования, предоставленные недавно умершим филантропом Джоном Хопкинсом.

Таким образом, идеализированная модель Страсбургского университета была перенесена через океан. Гилман не только разделил философский факультет между искусствами и науками, но и учредил Семинарную систему факультетов, укомплектованную аспирантами.Наконец, он основал первое в стране отделение социальных наук: историко-политический факультет (Small 1916). Что характерно, преподаватели Хопкинса собирались в здании под названием «Семинария». Над аркой у входа красовались слова: «История — это политика в прошлом, а политика — это история настоящего».

Примерно в то же время, в 1876 году, попечители Колумбийского колледжа наняли политолога Джона У. Берджесса для создания отделения политологии в немецком стиле.Хотя традиции и инерция требовали времени, чтобы преодолеть их, к 1880 году попечитель Сэмюэл Рагглс попросил Берджесса поехать в Европу, чтобы собрать современные модели для такого учреждения. В письме к У. Ф. Уилкоксу Берджесс описал свой более ранний план в Амхерсте:

Учреждениями, которые в качестве моделей повлияли на меня, были Императорский университет в Страсбурге с отдельным факультетом политических наук и Высшая школа политических наук в Париже. Ни один американский институт не имел никакого влияния в этом вопросе, так как тогда в нашей стране не было школы или факультета политологии ».[10]

Берджесс и попечители Колумбийского университета представили новую профессиональную элиту, сопоставимую с немецкой государственной службой. В соответствии с их северным элитарным видением реформ, профессионализма и национализма, аспирантура политологии будет обучать будущих лидеров американской нации. Для достижения этой цели Берджесс и его коллеги преобразовали колледж в университет.

Теперь, с основанием факультета политологии в Колумбийском колледже, в это мирное и довольное учреждение была внедрена новая теория познания, прогресса и образования […] Первым принципом системы образования, которому факультет политических наук следовал во всей своей работе, было свободное и неограниченное индивидуальное исследование и полная свобода обучения при распространении результатов такого исследования (Burgess 1934: 203)

Политология Берджесса была почерпнута непосредственно из десятилетий исследований немецких ученых-историков-юристов, подчеркивающих роль институтов, географии и права. Добавив гегельянское измерение, заимствованное у Иоганна Блунчли, Берджесс определил лидеров цивилизации как тевтонские расы, готские племена, организованные в пределах их естественного географического дома, окружающего Альпы в центральной Европе после «разрушения Римской империи»: англосаксов, датчан. , Франки и бургунды, лангобарды, вестготы, готы и вандалы, скандинавы, варяги и немцы.

Я обозначил тевтонские народы, образовавшиеся в результате слияния этих рас, в различных географических единицах, друг с другом и с расами, которым они наложили свое правление в них, как носителей современной политической цивилизации и попытался объяснить мировую цель колониальные системы, которые были установлены некоторыми из них на континентах, населенных дикарями, полузащитниками или политически некомпетентными расами (Burgess 1934: 248).

Согласно Берджессу (1934: 248), тевтонской расе было суждено установить современную организацию Европы:

[] конечной целью всех таких комбинаций было развитие и совершенствование национального государства, а всех таких колониальных договоренностей — приведение подчиненных народов в отношения с цивилизованным миром и подготовка их к самоуправлению.

Оправдывая колониализм, возглавляемый германскими народами, видение Берджесса вдохновило некоторых попечителей Колумбийского университета, которые наняли его для преобразования Колумбийского колледжа в университет в немецком стиле.

Перенос модели Страсбурга в американские аспирантуры одновременно способствовал переводу немецкой исторической экономики через Атлантику (Rodgers 2009). Как отмечает Хербст (1972: 139),

По большому счету, американские представители новой экономики согласились с мнением Найса и Шмоллера о том, что поиск причинно-следственных связей в истории, основанных на средних числовых показателях и обобщениях, означал допустить, что люди представляют собой всего лишь так много атомов, каждый из которых может быть заменен другим ». .

Даже десятилетия спустя немецкий профессор Отто Хётч, посетивший Америку, заметил ряд различий между немецкими университетами и американскими колледжами. [11] Но одно исключительное сходство поразило Хётча: факультет политических наук, на котором преподавали историю, политологию, социологию и публичное право. Он писал: «Здесь немецкая модель была узнаваема повсюду. Семинары, справочные библиотеки, рабочие станции и та же процедура, что и у нас! »Эти ученые свободно говорили по-немецки, и многие, даже более молодые исследователи, посещали семинары в Германии, в том числе семинар Шмоллера и лекции Тричке.Он также заявил

Что меня больше всего порадовало в этой поездке, так это то, что повсюду подтверждалось сильное впечатление, что через поток этих людей и по мере того, как методы немецких наук проникают в американскую жизнь, растет уважение и интерес к немецкому языку и культуре. Это должно сближать два народа.

Полная программа политологии, введенная Берджессом в Колумбии, фактически была почти идентична традиционному «классическому» юридическому образованию, полученному Альтхоффом в Бонне:

  1. История и политическая философия
    1. Политическая и конституционная история
    2. История права
    3. Политическая философия
  2. Государственное право и сравнительное правоведение
    1. Конституционное и международное право
    2. Административное право
    3. Римское право и сравнительное правоведение
  3. Политическая экономия и социальные науки
    1. Политическая экономия
    2. Наука о финансах
    3. Статистика и социальные науки (Small 1916: 739–46)

Студенты будут прогрессировать каждый год, начиная свое обучение с исторических исследований в области истории права. включая римское право, а также методологии сравнительного правоведения.Социология возникла из раздела IIIc, преподаваемого Гиддингсом. Однако полный учебный план и общая программа были намного шире и включали германскую историю, философию и, особенно, традиции сравнительного правоведения, почерпнутые из собственного обучения Берджесса в Берлине, Геттингене и Лейпциге.

Традиционная история социальных наук, напротив, игнорирует этот центральный институциональный плацдарм из-за его удаленности от более поздних нарративов о прогрессивной социальной реформе и академической автономизации.Эти истории подчеркивают роль позитивистских методов в социальных науках, в частности в количественных исследованиях (Furner 1975; Platt 1999; Porter 2011). Camic и Xie (1994) описывают сдвиг в межвоенный период в Колумбии к количественным методам. «Новые социологи идей» (Camic and Gross 2004) отмечают междисциплинарность этого перехода, очевидную в антропологических, политологических, экономических и социологических исследованиях. Они интерпретируют это как отход от традиционных сравнительно-исторических методов, сохраненных в Чикаго.Приписывая этот сдвиг в социологии Гиддингсу, Камик и Се предполагают, что Берджесс сам руководил этим междисциплинарным морским изменением. Полностью просмотрев документы Берджесса, я не обнаружил никаких свидетельств подобного рода.

Скорее Берджесс продолжал использовать сравнение и историю в своей собственной работе (что не означает, что он не позволял другим применять новейшие статистические методы, исходящие от немецкой исторической школы экономики), указывая на то, что движение к цифрам не было инициировано Берджесс.Скорее, возможный сдвиг в сторону позитивизма был показателем постепенного уменьшения германизма среди второго поколения историков и экономистов Колумбии в десятилетия, предшествовавшие Первой мировой войне.

Тем не менее, сравнительно-исторический метод продолжал применяться в институциональной экономике, политологии и смежных областях. Социология, однако, была институционализирована на периферии центральных тенденций к профессионализации в правительстве и бизнесе во время Нового курса и после него (Camic 2007).Фактически, там, где социальные исследования использовались в практических и профессиональных целях, сравнительные и исторические исследования оставались центральным методом, по крайней мере, до 1970-х годов. Это будет кратко продемонстрировано на примере Комиссии Карнеги по высшему образованию (CCHE), возглавляемой промышленным экономистом Кларком Керром.

Кларк Керр и Комиссия Карнеги по высшему образованию

Керр был промышленным экономистом, работавшим в послевоенный период, но стал известен, когда применил свои функционалистские принципы трудовых отношений и индустриализации к системе Калифорнийского университета (Schrum 2011) .Результатом стал «генеральный план Калифорнии», в котором многоуровневая система высшего образования штата превратилась в своего рода «машину социальной мобильности» — студент мог войти в любую точку системы, которая затем отсортировывала их в зависимости от их возможностей и функций. К середине 1960-х, однако, Керр стал восприниматься мятежными студенческими радикалами как слишком консервативный, а консервативный губернатор Рональд Рейган — слишком снисходительным. Он был уволен Попечительским советом в 1967 году, что было удачным моментом для Фонда Карнеги по развитию преподавания (CFAT).Фонду недавно стало известно об изменениях в налоговом кодексе благотворительных корпораций. CFAT был основан в 1905 году для выплаты пенсий учителям, но теперь имел увеличивающийся излишек капитальных резервов из-за положительных актуарных обстоятельств: учителя и вдовы, получившие пенсию, умирали. Однако измененный налоговый кодекс означал, что эти деньги нужно было потратить как можно скорее; это привело к найму Керра на пост председателя недавно созданного CCHE.

В период с 1969 по 1974 год CCHE выпустил более 160 томов и отчетов, включая формализацию статистических показателей академических исследований, которые до сих пор применяются в рейтингах университетов.Комиссия также рекомендовала «Второй законопроект о высшем образовании» для включения исключенных групп населения в систему высшего образования с использованием субсидируемых государством студенческих ссуд и предложила создать Национальный департамент высшего образования. Керр обратился к ведущим специалистам в области политики высшего образования, включая Джозефа Бен-Дэвида, Дэвида Райсмана, Липсета и Лэдда и Талкотта Парсонса. В этот период социологи прочно стояли у руля федеральной политики в области высшего образования, в немалой степени благодаря их участию в «культурной холодной войне», противопоставляющей коммунистическую «идеологию» западной «науке» (Saunders 2001).Однако выполнение этой государственной функции — политики высшего образования — часто не признается учеными из-за разграничения «негосударственной» благотворительности и бюрократической государственной гражданской службы.

И все же CCHE отреагировал на сопоставимое внутреннее и внешнее давление, с которым столкнулся Альтхофф в конце девятнадцатого века, включая культурный империализм, перепроизводство выпускников и необходимость открытого доступа для исключенных групп. Кроме того, и Альтхофф, и Керр управляли университетской политикой с помощью схожего набора практик, включая выпуск справочников, которые служили черным законом, подталкивание к грантовому финансированию и согласование полномочий с помощью сравнительных и статистических показателей качества. .Керр выразил видение безграничной работы для социологов:

Высшее образование с более чем 9 миллионами студентов и ежегодными расходами в 30 миллиардов фунтов стерлингов является настолько масштабным предприятием, что требует непрерывного обучения. Сейчас требуется не прерывистая работа комиссий и исследовательских групп, а создание постоянных органов для сотрудничества с правительством и другими частными организациями, помогая нации разрабатывать политику, которая потребуется в этой критически важной области национальных усилий.[12]

Но в начале 1970-х идеал национального департамента высшего образования умер вместе с политической карьерой его величайшего защитника Ричарда Никсона.

Пока он существовал, CCHE эффективно определял национальную университетскую политику посредством выпуска отчетов и книг, многие из которых носили сравнительный характер. Среди наиболее продаваемых текстов были институциональные сравнения и тематические исследования, например, местных колледжей в разных штатах (Clark 1970). Другие тексты включали международные сравнения, как современные (Burn, 1971), так и исторические (Ben-David 1977).Керр также перечислил «сторонние» взгляды на американские университеты, в том числе взгляды Алена Турена (1974) и Эрика Эшби (1971). Действительно, историческая интерпретация Эшби позволила предсказать, из чего будет состоять академическая жизнь в 2000 году. Он прогнозировал резкое увеличение числа студентов и преподавателей — на самом деле, более или менее точно — поддерживаемое финансированием в размере около 3 процентов от ВНП ( также точны, хотя теперь они финансируются в основном за счет индивидуальных студенческих ссуд). Отмечая положительный результат всеобщего доступа к высшему образованию, Эшби также предупредил, что это приведет к «бронтозаврической громоздкости и избытку посредственности», если университет не будет сопротивляться дальнейшему расширению.

Действительно, поскольку у CCHE была профессиональная цель — выработка университетской политики, — можно увидеть в доказательствах ряд сравнительных и исторических практик и методологий на протяжении всей работы комиссии: форма профессиональной практики, которая становилась все более редкой в ​​других академических социальных науках. Например, формальное сравнение применялось при оценке программы самой работы CCHE, как в документе, сравнивающем рекомендации CCHE с «Отчетом Ривлина», подготовленным U.S. Министерство здравоохранения, образования и социального обеспечения (1969).

Рисунок 1.

Сравнение предложения Комиссии Карнеги и предложений целевой группы Ривлина Источник: внутренние файлы, Меморандумы Керра, Нью-Йорк, Колумбийский университет, Библиотека редких книг и рукописей, Фонд Карнеги по развитию преподавания, 1905–1979 (CFAT), VI .HE, VI.B, Box 106, 2

Точно так же, как Альтхофф подготовил кодификацию эльзасского законодательства или применил те же процедуры для создания «Системы Альтхофф» университетского управления, CCHE выстроил два сопоставимых набора предложений по политике рядом друг с другом, чтобы точно определить, в чем заключаются сходства и различия.Этот метод был наиболее эффективным как средство определения контекста, в котором можно было принимать, уточнять или формулировать профессиональные решения.

Сравнительно-исторический метод с тех пор пришел в упадок, и это не случайно, в то же время, когда социологи (кроме экономистов) отошли от профессиональной ответственности в течение последних четырех десятилетий. В институциональном комплексе, где принятие решений удалено из рук социологов, таких как Керр, сравнительно-исторический метод уменьшился, несмотря на — или, возможно, из-за — растущую специализацию сравнительно-исторического метода в рамках элитных американских социологических факультетов.

Эпилог: Социология без профессиональной цели

В своем известном обращении к Американской социологической ассоциации (ASA) Майкл Буравой (2005) продвигал манифест «публичной социологии», который дополнял бы существующие дисциплинарные приоритеты в том, что он назвал «профессиональным». социология, ориентированная на «критику» и «политику». Из четырех, возможно, «публичная социология» является наиболее четкой — по сути, это внешний выход для «критической» социологической работы. Можно представить себе ралли «Оккупай Окленд», организованное аспирантами Беркли, и сразу получить картину.Аргумент Буравого вызывает много споров из-за кажущейся политизации социологического предприятия (Brady 2004; Deflem 2005; Holmwood 2007; Lybeck 2011). Однако менее регулярно комментируется относительная расплывчатость его различия между «профессиональной» и «политической» социологией. В обращении под «политической социологией» понимается любое социологическое исследование, направленное на аудиторию политиков, как правило, на государство. Однако что бы сказал Буравой о работе CCHE? Конечно, большая часть корреспонденции CCHE была направлена ​​сенаторам и Канцелярии президента, но комиссия в равной степени вырабатывала и определяла политику непосредственно через их отчеты — по сути, кодифицируя университетскую политику, — которая затем была воспроизведена и согласована во всем секторе высшего образования. администраторы.

«Профессиональная социология», с другой стороны, определяется Буравым как то, что «предоставляет истинные и проверенные методы, накопленные знания, ориентирующие вопросы и концептуальные рамки» (Буравой 2005: 10). Кажется, это еще один способ сказать «социологическое исследование», как бы это ни определяло подполе. Справедливо. Но что поразительно в этом различии, так это то, что Буравой фактически подразумевает, что «профессиональный социолог» является «профессиональным академиком», другими словами: социология — это ТОЛЬКО академическая социология.Это особенно проблематично в свете упомянутого выше наследия исторической институционализации социологии в американском высшем образовании. Социология была создана как «остаточная дисциплина», охватывающая оставшиеся социальные научные исследования, которые еще не востребованы экономикой или политологией (каждая из которых имеет определенные и ограниченные объекты в обществе: экономику и государство). В частности, в последние десятилетия в сфере экономики был проведен впечатляющий (хотя и не всегда желанный) процесс интеграции и профессионализации (Fourcade 2009).Это, несомненно, одна из основных причин «неолиберализма», поскольку логика рынков проникла в целый ряд неэкономических секторов. Социологи, тем временем, отступили внутрь себя, предпочитая либо ждать, пока политики (время от времени) обратятся к ним; или, как в случае с «публичной социологией» Буравого, они извлекают «критические» уроки, извлеченные из радикальных праздников, обратно на улицы, через «Захвати Уолл-стрит» или связанные с ними формы активистов. В каждом случае внутренне ориентированные социологические дискурсы обращены вовне.Но каждый из них зависит от предшествующего существования толпы, к которой они обращаются со своими мыслями — другими словами, они обречены проповедовать хору.

Но где историческая и сравнительная социология в этом хоровом движении? С одной стороны, с момента возникновения исторической социологии в 1970-х годах благодаря работам Теды Скочпол, Чарльза Тилли, Чарльза Рэйгина и других (Skocpol 1984) американская историческая социология стала относительно усовершенствованным методом (Mahoney and Rueschemeyer 2003).Однако академическая аудитория и практическая база этой формы стипендии по-прежнему ограничена несколькими элитными центрами: Йельским, Гарвардским, Калифорнийским университетом в Лос-Анджелесе, Северо-Западным университетом, Мичиганом, Беркли, Висконсином и некоторыми другими. Большая часть этого исследования может быть замечательной по глубине и широте, как видно из протоколов ежегодных собраний в этой подполе, будь то в ASA или в Ассоциации истории социальных наук (SSHA). Однако не существует «профессионального» или «политического» выхода для такого накапливающегося объема исследований. Таким образом, это подполе является одной из наиболее «внутренне ориентированных» форм социологического исследования, позволяющей продолжать дискуссии друг с другом — как монахи, репетирующие вечерню.

Эта замкнутость, которую Буравой счел бы «наиболее профессиональной», вероятно, является результатом двух проблем, которых не было на заре социологического развития. Во-первых, уровень исторических знаний, необходимый для участия в дебатах, в значительной степени отсутствует у подавляющего большинства социологов, как и в обществе в целом. В отличие от времен Берджесса или Альтхоффа, студенты и ученые не получали базовых исторических знаний, особенно в том, что касается классической истории.Современные исторические социологи не могут поймать неисторических социологов на исторических данных, необходимых для обоснованной оценки представленного материала. Историки обходят эту проблему, рассказывая истории, к чему социологи также плохо подготовлены — возможно, из-за того, что дисциплина предпочитает «плохое письмо» (Billig 2013).

Во-вторых, из-за методологизма последних десятилетий соответствующие «случаи», охватываемые подполем, стали сильно овеществленными и концептуально неразрешимыми.«Испания» определяется как «авторитарное» государство, которое стало «демократическим» в 1978 году. Как если бы это чрезмерное упрощение могло захватить сложную и особую историю этой или любой другой страны? Эти случаи затем помещаются в «таблицу истинности» для сравнения, и различные квазиестественные эксперименты проводятся с использованием методов Милля для различения или сходства, несмотря на то, что сам Милль (1884) настаивает, что эти методы неприменимы к человеческим обществам. Следовательно, эти сравнения редко приводят к новому теоретическому развитию или пониманию, выходящему за рамки номиналистического развития сухих концепций — так называемых «причинных механизмов», как это принято в данной области (Hedström and Swedberg 1996; Mahoney 2003; Stinchcombe 1978).Опять же, эти исследования могут быть интересны в большей или меньшей степени, но они не подходят для того, что можно было бы назвать «популяризацией» или расширением даже внутри самой социологии. Им требуется определенная форма коллективного неверия, чтобы проводить то, что по сути является мысленными экспериментами, часто лишенными полезности, тонкости, случайности или действия.

Это ставит сравнительно-историческую социологию в трудное положение по сравнению с большинством четырех разделов труда, определенных Буравым. С профессиональной точки зрения и с точки зрения политики эта подполя не может обеспечить прямое понимание без привлечения политиков и коллег к загадочным историческим материалам.Критически и «публично» эта область редко сталкивается с альтернативами, помимо тех, которые уже существуют. Это означает, что даже марксистский активист, хорошо знакомый с историческим материализмом, будет изо всех сил стараться понять смысл дискуссии о причинах латиноамериканской демократии с историческим социологом, который придерживается другой теории долгосрочных социальных изменений и оставляет мало места для случайностей и непредвиденных обстоятельств. Итак, агентство. Они могли «согласиться не соглашаться» в конце долгой дискуссии, но для активиста, заинтересованного в реальном изменении мира, такие дебаты по праву принадлежат академическому конференц-залу.По этим и другим причинам — возможно, прежде всего — неолиберализму — мы наблюдаем все более и более отступление в настоящее (Inglis 2014). И все же, возвращаясь к случаям Альтхоффа и Керра, мы можем предложить путь вперед, преследуя новый круг целей, выходящих за рамки нынешних ограничений сравнительно-исторических исследований на практике. В каждом случае социологи использовали сравнительный анализ с целью принятия профессиональных решений и самостоятельной политики. Каждый из них принимал активное участие в процессе разработки политики, и их сравнительно-историческое образование обеспечило уверенность, опыт и возможности для выполнения таких задач более эффективно, чем их коллеги.В частности, в случае немецкой юридической науки профессиональные обязанности были первичными, а методы — вторичными; это означало, что сравнения не были подготовлены для определения какой-либо «окончательной» или «окончательной» причины или причинного механизма; скорее, сравнение установило контексты, в которых политика могла быть оценена, сформулирована и реализована. Только в контексте, в котором социология не имеет такого отношения к фактическому принятию социальных решений, социологи могут отступить к специализации сравнительно-исторической социологии, как это практикуется в настоящее время.

Возможно, есть причина для более оптимистичного взгляда, однако, в свете недавней попытки Моники Прасад побудить отдел сравнительно-исторического анализа ASA переориентироваться на вопросы политики и решение проблем (Prasad 2016). С одной стороны, это смелое заявление и последовавшее за ним обсуждение породили полезный набор вопросов относительно потенциальных выгод и потерь, которые может понести подобласть, если она будет более активно добиваться результатов в области политики. Дебаты основывались на более знакомом Бурдьезе понятии «автономных» и «гетерономных» полей (Steinmetz 2017), подразумевая, что чем больше автономия, тем лучше.Несомненно — например, в рамках стратегического соревнования ученых с администраторами и против них — «автономия» может служить другим словом для «академической свободы» и права преподавать и исследовать все, что интересует специалиста-эксперта, а не причуды, вызванные внешней властью.

Однако, как показывают случаи Альтхоффа и Керра, возможно, более полезный способ размышления о связи между профессиональной практикой и академическим опытом может быть извлечен из концепции Элиаса «баланса вовлеченности и непривязанности» (Elias 1987).В одном направлении государственные служащие и сотрудники-благотворители, несомненно, были «вовлечены» в мощные процессы, которые они интерпретировали. Мало того, что цели исследования были определены имперским или федеральным политическим контекстом, но и результаты исследования были ограничены в основном описательными целями. И все же сравнительно-исторический метод предоставил средство, благодаря которому социологи стали более «отстраненными» или «объектно-ориентированными» (Elias 1971). Эта способность к отстранению даже в крайне гетерономных условиях позволила Альтхоффу, например, сместить просьбу Бисмарка по борьбе с избыточностью от первоначальных антикоммунистических целей к собственным планам государственного служащего по предоставлению постоянных стипендий для докторантов.В самом деле, история, изложенная выше, демонстрирует способ, которым сам процесс создания справочников консолидировал политику в себе — факт, хорошо понимаемый основателями исторической школы юриспруденции (Savigny 2002 [1817]).

Таким образом, можно заключить, что сравнительно-исторический метод обеспечил именно эту способность оставаться обособленным в гетерономных средах. И, возможно, именно эта способность была потеряна при нашем отступлении в настоящее, порождая состояние пассивности или страха перед лицом все более гетерономной академической среды.Мы требуем большей автономии, поскольку у нас отнимают академическую свободу, невзирая на наши протесты. Между тем, мы все больше «вовлекаемся» в горячую идеологическую борьбу, которая проецирует наши наблюдения за враждебным миром на наших коллег по коридору, а не на действительно могущественных акторов и институтов, которые фактически воспроизводят большие системы, такие как капитализм или биовласть.

Вместо этого, возможно, мы могли бы подумать о том, будет ли усиление гетерономии — но с нашей точки зрения, а не с точки зрения тех программ, навязанных внешними акторами, особенно государством, — положительным шагом на пути к созданию более совершенных и эффективных форм знания.Например, мы могли бы адаптировать такие явления, как «Программа воздействия» Великобритании, которая заставляет ученых оказывать большее социальное влияние за пределами классной комнаты и конференц-зала, фактически создавая формы социального воздействия, которые не являются простым выражением неолиберального капитализма. Такая работа потребует большей рефлексивности и способности к непривязанности — не обязательно для получения лучших результатов исследования, хотя это, вероятно, тоже приведет, — но, скорее, для поощрения более эффективных и ответственных форм профессиональной практики.

Благодарности

Автор хотел бы поблагодарить Фонд Маргерит и Сидни Коди, Гиртон-колледж, Кембридж и Германскую службу академических обменов (DAAD) за финансирование архивных исследований в Берлине, Нью-Йорке и Чикаго. В этих городах огромная благодарность выражается библиотекарям и архивариусам из Государственного архива государственного управления культурной культуры и государственного архива в Берлине; Библиотека редких книг и рукописей, Колумбийский университет, Нью-Йорк; Центр специальных коллекций, Чикагский университет, Чикаго.В настоящее время автора поддерживает программа Early Career Fellowship, финансируемая Leverhulme Trust.

Примечания

  1. Современный город Страсбург, Франция, был аннексирован Германией в 1872 году и оставался в составе Империи до 1917 года. В этот период используется немецкое название «Страсбург», особенно в отношении университета, получившего такое название. : Страсбургский университет.

  2. Стенограммы из Бонна, Государственный архив государственных культур (GStAPK) VI.HA, Nl. Althoff, F. (статьи Альтхоффа), Nr. 1, 117-126 Переводы автора.

  3. Дельбрюк — Альтхофф, документы Альтхоффа, GStAPK, № 3, 3

  4. Документы Альтхофф, GStAPK, № 4, 19. Иногда он дополнял свои лекции практическими материалами по гражданскому праву или, в 1878 году, читал их. лекция «Гражданское законодательство в Германской империи».

  5. Фон Мёллер — Альтхофф, документы Althoff, GStAPK, Nr. 30, 5

  6. Соглашение о составлении законодательного собрания Эльзас-Лотарингия, документы Альтхоффа, GStAPK, Nr.30, 11

  7. Письмо фон Мёллера Альтхоффу, Брассерту Альтхоффу, документы Альтхоффа, GStAPK, Nr. 31, 7

  8. Бисмарк Альтхоффу, 7 марта 1889 г., GStAPK, Althoff Papers, 147, 1

  9. Bismarck to Althoff, 7 марта 1889 г., GStAPK, Althoff Papers, 147, 4

  10. Письмо от Берджесса

    в Уилкокс, июль 1916 г., Чикаго, библиотека Чикагского университета, небольшие документы, вставка 1, 15. Действительно, автобиография Берджесса предполагает, что даже визит в «Сайенс по» был вызван сотрудником Рагглза, который недавно встречался с консервативным Ипполитом Тэном, директором институт (Берджесс 1934: 189).

  11. Hoetzsch to Althoff, май 1907 г., документы Althoff, GStAPK, VI.HA. 419, 72 Перевод автора.

  12. Internal Files, Kerr Memoranda, New York, Columbia University, Rare Books and Manuscript Library, Carnegie Foundation for the Advancement of Teaching, 1905–1979 (CFAT), VI.HE, VI.B,

Ссылки

  • Абрамс, Филип (1982) Историческая социология. Нью-Йорк: Издательство Корнельского университета.
  • Эшби, Эрик (1971) Любой человек, любое исследование: эссе о высшем образовании в Соединенных Штатах.Нью-Йорк: Макгроу-Хилл.
  • Backhaus, Юрген Г. (1993) «Университет как экономический институт: политическая экономия системы Альтхофф». Журнал экономических исследований 20: 4/5.
  • Бен-Давид, Джозеф (1977) Центры обучения: Великобритания, Франция, Германия, США. Нью-Йорк: Макгроу-Хилл.
  • Биллиг, Майкл (2013) Учись писать плохо: как добиться успеха в социальных науках. Кембридж: Издательство Кембриджского университета.
  • Блэкборн, Дэвид и Джефф Элей (1984), Особенности немецкой истории: буржуазное общество и политика в Германии девятнадцатого века.Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.
  • Брэди, Дэвид. (2004) «Почему публичная социология может потерпеть неудачу». Социальные силы 82 4, стр. 1629–38.
  • Brocke, Bernhard vom. (1991) «Фридрих Альтхофф: выдающаяся фигура в политике высшего образования в Германии». Минерва 29: 3, стр. 269–93.
  • Брокке, Бернхард фон и Юрген Г. Бакхаус. 1991. Wissenschaftsgeschichte und Wissenschaftspolitik im Industriezeitalter: das «System Althoff» в исторической перспективе. Хильдесхайм: Издание Bildung und Wissenschaft, Verlag A.Слабый.
  • Брух, Рюдигер Вом и Бриджит Кадерас. 2002. Wissenschaften und Wissenschaftspolitik: Bestandsaufnahmen zu Formationen, Brüchen und Kontinuitäten im Deutschland des 20. Jahrhunderts. Франц Штайнер Верлаг.
  • Буравой, Михаил. 2005. «Послание президента ASA 2004: для публичной социологии». Американский социологический обзор 70 (1): 4–28.
  • Берджесс, Джон В. 1934. Воспоминания американского ученого: Начало Колумбийского университета. Издательство Колумбийского университета.
  • Берн, Барбара.1971. Высшее образование в девяти странах: сравнительное исследование колледжей и университетов за рубежом. Макгроу-Хилл.
  • Калхун, Крейг. 1996. «Возникновение и приручение исторической социологии». Стр. 305–38 в Исторический поворот в гуманитарных науках под редакцией Т. Макдональда. Анн-Арбор: Мичиганский университет Press.
  • Камик, Чарльз. 2007. «На грани: социология во время Великой депрессии и нового курса». Стр. 225–80 в Социологии в Америке: история, под редакцией К. Калхуна. Чикаго: Издательство Чикагского университета.
  • Камик, Чарльз и Нил Гросс. 2004. «Новая социология идей». Стр. 236–49 в «Спутнике Блэквелла по социологии» под редакцией Дж. Р. Блау. Blackwell Publishing Ltd.
  • Кларк, Бертон Р. 1970. Колледжи открытых дверей: политика для общественных колледжей. Макгроу-Хилл.
  • Крейг, Джон Э. 1984. Стипендия и национальное строительство: Страсбургские университеты и эльзасское общество, 1870-1939 гг. Издательство Чикагского университета.
  • Кросби, Маргарет Барбер. 2008. Создание немецкой конституции: медленная революция.Берг.
  • Дефлем, Матье. 2005. «Комментарий [Матье Дефлем]». Современная социология 34 (1): 92–93.
  • Элиас, Норберт. 1971. «Социология знания: новые перспективы, часть первая». Социология 5 (2): 149–68.
  • Элиас, Норберт. 1987. Причастность и непривязанность. Оксфорд, Великобритания; Нью-Йорк, Нью-Йорк, США: Блэквелл.
  • Фуркад, Марион. 2009. Экономисты и общества: дисциплина и профессия в США, Великобритании и Франции, 1890–90-е годы. Издательство Принстонского университета.
  • Франклин, Фабиан. 1910. Жизнь Дэниела Койта Гилмана. Додд, Мид и компания.
  • Геуна, Альдо. 1995. «Экономика научной политики: анализ системы Альтхоффа». Европейский журнал права и экономики 2 (3): 247–49.
  • Гриммер-Солем, Эрик. 2003. Подъем исторической экономики и социальных реформ в Германии, 1864–1894. Издательство Оксфордского университета.
  • Хамеров, Теодор С. 1958. Реставрация, революция, реакция; Экономика и политика в Германии, 1815–1871.Принстон: Издательство Принстонского университета.
  • Хедстрём, Питер и Ричард Сведберг. 1996. «Социальные механизмы». Acta Sociologica 39 (3): 281–308.
  • Хербст, Юрген. 1972. Немецкая историческая школа в американской науке: исследование передачи культуры. Kennikat Press.
  • Холмвуд, Джон. 2007. «Социология как публичный дискурс и профессиональная практика: критика Майкла Буравого *». Социологическая теория 25 (1): 46–66.
  • Иггерс, Георг Г. 1983. Немецкая концепция истории — национальная традиция исторической мысли от Гердера до наших дней.Мидлтаун, штат Коннектикут; Скрэнтон, Пенсильвания: издательство Уэслианского университета; Распространяется Harper & Row.
  • Инглис, Дэвид. 2014. «Что стоит защищать в социологии сегодня?» Презентизм, историческое видение и использование социологии ». Культурная социология 8 (1): 99–118.
  • Köpke, Wulf, ed. 1996. Иоганн Готфрид Гердер: академические дисциплины и стремление к знаниям. Колумбия, Южная Каролина: Камден Хаус.
  • Любек, Эрик Роял. 2011. «Для прагматической публичной социологии: теория и практика после прагматического поворота».Современные перспективы социальной теории 29: 169–85.
  • Любек, Эрик Роял. 2015. «История концепции« Geist / Spirit »». Международная энциклопедия социальных и поведенческих наук.
  • Махони, Джеймс. 2003. «Предварительные ответы на вопросы о причинных механизмах». Филадельфия, Пенсильвания: доклад представлен на ежегодном собрании Американской ассоциации политических наук.
  • Махони, Джеймс и Дитрих Рюшемейер. 2003. Сравнительно-исторический анализ в социальных науках.Кембридж, Великобритания; Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета.
  • Мангейм, Карл. 1986. Консерватизм: вклад в социологию знания. Routledge, Chapman & Hall, Incorporated.
  • Милл, Джон Стюарт. 1884. Система логики, рационального и индуктивного: будучи взаимосвязанным взглядом на принципы доказательства и методы научного исследования. Харпер.
  • Небелин, Манфред. 1991. «Die Reichsuniversität Straßburg Als Modell Und Ausgangspunkt Der Deutschen Hochschulreform».Стр. 61–68 в Wissenschaftsgeschichte und Wissenschaftspolitik im Industriezeitalter: das «System Althoff» в Historischer Perspektive, под редакцией Б. фон Брокке и Дж. Г. Бакхауса. Хильдесхайм: издание Bildung und Wissenschaft, Verlag A. Lax.
  • Прасад, Моника. 2016. «Может ли спасти мир спасти сравнительную историческую социологию?» Траектории: Информационный бюллетень Секции 27 сравнительной и исторической социологии ASA (4).
  • Рейманн, Матиас. 1989. «Немецкая юридическая наука девятнадцатого века».Обзор права Бостонского колледжа 31: 837.
  • Роджерс, Дэниел Т. 2009. Атлантические переходы: социальная политика в прогрессивную эпоху. Издательство Гарвардского университета.
  • Sachse, Арнольд. 1928. Friedrich Althoff und sein Werk. E.S. Миттлер.
  • Савиньи, Фридрих Карл Фон. 2002. О призвании нашего века в области законодательства и юриспруденции [1831]. The Lawbook Exchange, Ltd.
  • Schlüter, Bernd. 2004. Reichswissenschaft: Staatsrechtslehre, Staatstheorie und Wissenschaftspolitik im Deutschen Kaiserreich am Beispiel der Reichsuniversität Strassburg.Витторио Клостерманн.
  • Шрам, Итан. 2011. «Ранняя карьера Кларка Керра, социальные науки и Американский университет». Перспективы истории высшего образования 28.
  • Skocpol, Theda. 1984. Видение и метод исторической социологии. Кембридж Кембриджшир; Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета.
  • Small, Albion W. 1916. «Пятьдесят лет социологии в Соединенных Штатах (1865-1915)». Американский журнал социологии 21 (6): 721–864.
  • Штайнмец, Джордж. 2017 г.«Теория поля и междисциплинарность: история и социология в Германии и Франции в двадцатом веке». Сравнительные исследования в обществе и истории 59 (2).
  • Стинчкомб, Артур Л. 1978. Теоретические методы в социальной истории. Академическая пресса.
  • Тейлор, А. Дж. П. 1961. Курс истории Германии. Лондон: Х. Гамильтон.
  • Турень, Ален. 1974. Академическая система в американском обществе. Макгроу-Хилл.
  • Министерство здравоохранения, образования и социального обеспечения США.1969. К долгосрочному плану федеральной финансовой поддержки высшего образования: доклад президенту. Вашингтон, округ Колумбия: Министерство здравоохранения, образования и социального обеспечения США.
  • Верик, Лоде. 1993. «Администрирование академической системы Альтхоффа: экономический подход». Журнал экономических исследований 20 (4/5).
  • Циолковский, Теодор. 2004. Клио Романтическая муза: историзация факультетов в Германии. Издательство Корнельского университета.

сравнительное правоведение | Britannica

Историческое развитие сравнительного права

Выражение «сравнительное право» — современное выражение, впервые использованное в 19 веке, когда стало ясно, что сравнение правовых институтов заслуживает систематического подхода, чтобы улучшить понимание иностранных культур и способствовать прогрессу в правовой сфере.Однако с давних времен некоторые ученые и исследователи использовали сравнительную технику, осознавая преимущества, которые должны быть получены.

Подробнее по этой теме

Юридическая этика: двойная ответственность профессионального юриста

Принципы правовой этики, письменные или неписаные, не только регулируют ведение юридической практики, но и отражают основные положения…

Древние корни закона

Согласно легенде, в VI веке до нашей эры греческий законодатель Солон, столкнувшись с задачей составления законов Афин, собрал воедино законы различных городов-государств. Точно так же в V веке до нашей эры римская комиссия, как сообщалось, консультировалась со статутами греческих общин на Сицилии, прежде чем дать Риму знаменитые законы из Двенадцати таблиц . Говорят, что в 4 веке Аристотель сопоставил конституции не менее чем 158 городов-государств, пытаясь разработать модель конституции.Таким образом, с древних времен кажется, что желающие создать справедливую систему черпали вдохновение и пример из-за границы. Однако истинному распространению сравнительного права препятствовал ряд препятствий, таких как ограниченность социальных групп, презрение к иностранцам или «варварам», а также вера в святость или вечную нерушимость унаследованных правовых норм.

Хотя определенные практики и институты, проникшие в римское право, несомненно, возникли в имперских провинциях, римская юридическая наука не занималась сравнительным правом.Нельзя также сказать, что средневековые университеты Европы проявляли большой интерес к сравнительному праву. На протяжении веков их интерес ограничивался римским правом, дополненным в определенных областях или измененным до некоторой степени каноническим правом. В то время как члены первой школы мысли (называемые глоссаторами) ограничивались задачей разъяснения значения римских кодексов права, их преемники (постглоссаторы) взяли на себя систематическое оформление и адаптацию этого закона к преобладающим социальным условиям.Никогда не было попытки сравнить законы. Обычные законы, которые можно найти здесь и там, вряд ли могут заинтересовать ученых, работающих над тем, чтобы дать обществу модель идеальной справедливости и открыть или прояснить более высокий закон, который выше человеческого. Действительно, по их мнению, местные законы были не более чем вздором и явно обречены на распад. Сравнивать эти местные методы было бы пустой тратой времени; сравнивать их с римскими законами было бы почти неприлично.

Такое неуважение не было характерным для отношения судей и адвокатов, в обязанности которых входило отправление правосудия, главным образом путем применения норм обычного права.Их материал содержал области неопределенности и требовал адаптации к социальным потребностям. В работе по установлению содержания обычаев и в задаче восполнения пробелов в обычаях судья или адвокат должны были решить, каким обычаям разрешить преобладать. При этом он должен был решить, является ли один обычай более справедливым, чем другой, и насколько далеко он должен зайти в представлении концепций идеальной справедливости (основанных на римском праве), продвигаемых университетами. Таким образом, работали два процесса: устранение противоречивых местных обычаев и принятие и отклонение элементов римского права.Что касается первого процесса, то сравнительные аспекты работы происходили за кулисами, и, следовательно, результаты объединения различных местных или муниципальных законов известны, но причины, приведшие к результату, неизвестны. Что касается второго процесса, то, напротив, в некоторых публикациях акт сравнения рассматривается как нельзя лучше. Это было особенно заметно в Англии, где некоторые писатели, такие как сэр Джон Фортескью в 15 веке и Сен-Жермен в 16 веке, взяли на себя сравнение общего права и римского права, а в 1623 году сэр Фрэнсис Бэкон предложил Якову I. подготовить работу, сравнивающую английское и шотландское право, в качестве предварительного шага к объединению двух систем.

Начало XIX века

Несмотря на то что сравнительное правоведение время от времени использовалось, оно не признавалось как отдельная отрасль или фундаментальный метод юридической науки до XIX века. В частности, он не играл роли в юридическом образовании. Было совершенно немыслимо, чтобы стремление к справедливости преподавалось со ссылкой на множество обычных правил, которые были неполными, иногда архаичными и обычно считались варварскими. Основание этических и политических принципов, а не социологических соображений, обращение к разуму, а не изучение человеческого поведения или судебного прецедента — все это считалось истинными критериями прогресса.

С наступлением 19 века кодификация права положила конец существовавшему во многих странах дуализму между идеальной системой, преподаваемой в университетах, и законами, которые применялись в повседневной практике. Кодификация этих повседневных законов дала им статус национального закона, полностью очищенного от анахронизмов и систематизированного. Этот кодифицированный закон стал краеугольным камнем юридического образования. Это продвижение местных обычаев, отныне рассматриваемых как полностью согласующиеся с естественной справедливостью, можно рассматривать как основную причину появления и подъема сравнительного права.

Короче говоря, отношение к сравнительному праву имеет тенденцию меняться, когда страна делает свое национальное право объектом изучения права, а студенты-юристы начинают противопоставлять его зарубежным аналогам. В Европе это зарождающееся изменение стало очевидным в начале XIX века. Юридические периодические издания были основаны в Германии в 1829 году и во Франции в 1834 году для дальнейшего систематического изучения иностранного права. Во Франции гражданские и торговые законы современных государств были переведены с использованием «согласований», относящихся к соответствующим положениям французских кодексов; а в Англии в 1850–1852 годах Леоне Леви опубликовал работу под названием « Торговое право, его принципы и управление»; Торговое право Великобритании в сравнении с римским правом и кодексами или законами 59 других стран .

Кафедра сравнительного правоведения была открыта в 1831 году в Коллеж де Франс; а затем в 1846 г. была открыта кафедра сравнительного уголовного права в Парижском университете. В 1869 г. во Франции было основано Société de Législation Comparée, а в 1873 г. — Институт международного права и Ассоциация международного права. В Англии Общество сравнительного правоведения было основано в 1895 году, а в Лондонском университете в 1894 году была создана кафедра сравнительного права Quain.Аналогичным образом были созданы кафедры сравнительного правоведения, а проекты в области иностранного права осуществлялись по всему европейскому континенту, но с особой энергией во Франции.

Международные усилия

XIX век завершился важным событием — встречей Первого Международного конгресса сравнительного правоведения в Париже в 1900 году. Эксперты со всех уголков Европы выступили с докладами и обсудили природу, цели и общий интерес сравнительного правоведения. Особый акцент был сделан на его роли в подготовке «общего права для цивилизованного мира», содержание которого будет определяться международным законодательством.Однако упор был сделан на сравнительное законодательство и кодификацию, потому что (за исключением одного английского юриста) конгресс привлек только юристов из стран континентальной Европы, все из которых имели кодовое право в отличие от английского обычного или общего права. Следовательно, идея принятого мирового права явилась естественным результатом его работы.

Потрясения, вызванные Первой мировой войной (1914–1918 гг.), Вызвали изменение направления. С тех пор европейские интересы начали выходить за рамки самих континентальных систем, сначала на интересы стран с общим правом (в основном, Англии и США), затем еще дальше на социалистические системы и, наконец, после 1945 года, на законы новых независимых государств Азии и Африки.Таким образом, открывшаяся новая территория для юридических исследований привела к ссылкам на сравнительное право, а не на сравнительное законодательство.

Методологические соображения в современном сравнительном праве

В мире существует огромное количество национальных правовых систем. Организация Объединенных Наций объединяет представителей более 190 штатов, но количество этих штатов значительно превосходит количество юридических сетей, поскольку не все штаты, особенно федеральные, достигли объединения в пределах своих границ.Таким образом, это огромная задача — попытаться сравнить законы всех различных юрисдикций. Однако эту проблему не следует преувеличивать. Различия между различными системами не всегда одного и того же порядка; некоторые острые; другие настолько похожи друг на друга, что специалист в одной ветви юридической «семьи» часто может легко расширить свое обучение на другую ветвь этой семьи. По этой причине в сравнительном праве можно выделить два типа исследований. Показатель «микросравнения» анализирует законы, принадлежащие к одной правовой семье.Наблюдая за их различиями, он решит, оправданы ли они и будет ли нововведение, сделанное в одной стране, иметь ценность, если будет внедрено в другом месте. С другой стороны, исследователь, обязавшийся проводить «макросравнение», исследует те системы, которые наиболее сильно отличаются друг от друга, чтобы получить представление об институтах и ​​мыслительных процессах, которые ему чужды. Для «чистого юриста», озабоченного, главным образом, юридическими техническими вопросами, сравнение более привлекательно; тогда как макросравнение — это область деятельности политолога или философа-юриста, который рассматривает право как социальную науку и интересуется его ролью в управлении и организации сообщества.

Микросравнение

Микросравнение не требует особой подготовки. Специалист одной национальной системы обычно имеет квалификацию для изучения специалистов из других стран, входящих в одну и ту же общую семью. Его главная потребность — доступ к библиографическим материалам. В Соединенных Штатах каждый штат имеет свои собственные статуты и, для некоторых целей, свое собственное общее право. Таким образом, американский юрист должен быть микрокомпаратистом, поскольку он ежедневно принимает во внимание систему 50 штатов и федеральный закон в своей юридической практике.То же самое в значительной степени верно в отношении австралийского, индийского или кенийского юриста, который должен учитывать не только свою национальную систему, но также законы Англии и других юрисдикций общего права в Содружестве. Все, что можно сказать о системах общего права, в основном справедливо для римско-правовых и социалистических семей. Французские студенты, изучающие сравнительное право, не сталкиваются с трудностями при сопоставлении законов некоторых стран, если они ограничивают свое изучение французским, немецким, итальянским и голландским правом, которые связаны по традициям и структуре и служат обществу схожего типа.

Макросравнение

Ситуация сильно отличается при рассмотрении макросравнения. Здесь невозможно сравнение без предварительного определения и тщательного изучения основ правовых систем, поскольку они различаются от места к месту. Юрист должен как бы забыть о своей подготовке и начать рассуждать по новым критериям. Если он француз, англичанин или американец, он должен признать, что в некоторых народных обществах Восточной Азии честный гражданин никогда не переступает порог зала суда и не признает никаких субъективных прав; вместо этого поведение гражданина регулируется обрядами, переданными от его предков, что обеспечивает ему одобрение общества.Точно так же, если западный юрист должен понимать исламский закон или индуистский закон, он должен понимать, что закон содержится в правилах поведения, установленных религией для ее последователей, и только для ее последователей. Эти правила, устанавливающие обязательства, а не права, ставятся выше всех мирских вопросов, и, в частности, их не следует путать с постановлениями, которые национальное правительство может в определенный момент принять и ратифицировать. Кроме того, сравнивая свою систему права с системой права коммунистической страны, западный гражданин должен помнить, что гражданин марксистско-ленинского государства ни в коем случае не считает верховенство закона идеалом для общества.Это совсем не так, потому что его мечта — увидеть, как закон — который для него является синонимом несправедливости и принуждения — исчезнет в процветающем обществе, основанном на человеческой солидарности и товариществе. Прежде чем французский или немецкий юрист сможет осознать жизненно важное значение, которое английский или американский юрист традиционно придает концепции надлежащей правовой процедуры и правилам доказывания, необходимо значительно изменить юридические механизмы; в глазах европейцев процессуальные нормы уступают место материальному праву.

Специалист по макросравнению также выявляет структурные различия, существующие между некоторыми системами.Соответственно, англо-американский юрист должен осознавать важность различия между публичным и частным правом — между правом, касающимся государства, и правом, касающимся только физических лиц. Юрист в стране с римским правом должен, наоборот, осознавать значение концепций общего права (неписаное обычное право различных видов) и справедливости (использование судебных запретов и других средств правовой защиты), ни один из которых не имеет аналогов в своем собственном праве. система. Юрист из централизованной страны должен ознакомиться с различием между федеральным законом и законами вторичных юрисдикций (штатов, провинций, кантонов и т. Д.) — различие, которое имеет фундаментальное значение во многих странах.Если он из такой страны, как Англия или Франция, которая признает суверенитет национального парламента, он должен уделять должное внимание важности конституционного права в странах, которые позволяют судам проверять конституционную силу законодательных актов, особенно в таких странах, как США и Германия. Юрист в «буржуазной» стране должен ценить политику коллективной собственности на средства производства в социалистических государствах.

Классификация семей закона

Термины «микросравнение» и «макросравнение», отражающие язык экономики, соответствуют идее о том, что правовые системы могут быть сгруппированы в семьи, такие как общеправовые, римские и социалистические.Но следует признать, что количество идентифицируемых семейств и соответствующая классификация данной системы — вопросы, всегда открытые для споров. Например, правовая система данной страны может обладать некоторыми чертами, которые связывают ее с определенной семьей, и другими, которые могут не подпадать под эту классификацию. Такое стирание различий особенно верно в отношении права в странах Африки и Ближнего Востока, где определенные отрасли права были преобразованы западными идеями (например, уголовное и торговое право и процедуры), оставив другие сектора (такие как личный статус, семья право и земельное право), верные традиционным принципам региона.Однако это явление характерно не для этих стран.

Также могут быть обнаружены большие различия между правовыми системами, которые обычно считаются принадлежащими к одной семье. Американское право, например, без колебаний причислено к семье гражданского права; тем не менее, бесчисленные различия отделяют его от английского права, во многом потому, что в Соединенных Штатах существует федеральная, а в Англии — унитарная система правления.

Цели сравнительного правоведения

Исторические и культурные сравнения

Прежде всего, существовала тенденция рассматривать сравнительное право с точки зрения его ценности для исторического исследования принятия юридических решений — соображение, которое послужило причиной создания первых кафедр сравнительного права в Европе 19 века.Идеи относительно места права в обществе и природы самого права — будь то божественное или светское, будь то материальные или процессуальные нормы — очевидно, становятся заметно более ясными, когда сравнительное право объединяется с историческими исследованиями. Действительно, до некоторой степени исторический фон может помочь в прогнозировании будущего некоторых национальных систем

Тесно связанное с этим соображение побуждает многих западных юристов, политологов и социологов познакомиться с незападными методами рассуждения.Сравнительные исследования показывают, что гражданин некоторых стран Азии и Африки смотрит на концепцию справедливого общественного строя, имея мысли и чувства, далекие от представлений жителей Запада. Понятия верховенства закона и прав личности — фундаментальные для западной цивилизации — не полностью признаются теми обществами, которые, верные принципу примирения и озабоченные прежде всего гармонией внутри группы, не одобряют чрезмерный западный стиль. индивидуализм или современный западный идеал правового превосходства.Таким образом, сравнительное правоведение может позволить государственным деятелям, дипломатам и юристам понимать иностранные точки зрения и часто может способствовать лучшему международному взаимопониманию.

Коммерческое использование

Сравнительное правоведение может использоваться практически в практических целях. Например, руководителю предприятия необходимо знать, какие выгоды он может ожидать, с какими рисками он может столкнуться и в целом, как ему следует действовать, если он намеревается инвестировать капитал или заключать контракты за рубежом. Именно с этой целью в 1920 году в Лионе был основан первый французский институт сравнительного правоведения; его миссия заключалась в обучении французских юрисконсультов по вопросам внешней торговли.Именно этот практический аспект также способствовал развитию сравнительного правоведения в Соединенных Штатах, где основной целью юридической школы обычно было готовить практикующих специалистов; и вряд ли нужно упоминать о прочной связи в Германии между крупной промышленностью и различными институтами сравнительного правоведения. Иногда говорят, что исследования с такой направленностью не следует рассматривать как часть сравнительного правоведения, но практические соображения, безусловно, помогли финансировать и способствовать развитию сравнительно-правовых исследований в целом.

Помощь в соответствии с национальным законодательством

Улучшение национального законодательства было первоочередной задачей в 19 веке в странах, которые кодифицировали или перекодифицировали свои правовые системы. Многочисленные более поздние дополнения к Кодексу Наполеона, составленные, например, в 1804 году, были иностранного происхождения. Многие другие страны, конечно, последовали примеру Франции и внедрили в свои собственные системы элементы французских наполеоновских кодексов и институты французского публичного права. Стоит отметить, что Отто Майер опубликовал книгу по французскому административному праву на немецком языке до того, как Майер почувствовал себя способным написать учебник по немецкому административному праву.

Иностранное вдохновение для ряда правовых норм или институтов — хорошо известный феномен, иногда настолько всеобъемлющий, что говорят о «рецепции» — восприятии, например, английского общего права в Соединенных Штатах, Канаде, Австралии. , Индия и Нигерия; получение французского права во франкоязычных странах Африки, Мадагаскаре, Египте и Юго-Восточной Азии; прием швейцарского права в Турции; и восприятие как немецкого, так и французского права в Японии, наряду с некоторым приемом американского общего права.Изучение сравнительного правоведения нашло особое место в странах, где произошел такой прием.

В наше время дух национализма часто препятствует развитию международного права, которое преодолевает индивидуальные национальные различия. Одна из задач, стоящих перед государственными деятелями и юристами, — вдохнуть новую жизнь в эти усилия, адаптируя их к требованиям современного мира.

Author: alexxlab

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *